«Если», 2009 № 02

Вл. Гаков Тревожные сны поэта

Эдгар Аллан По был одним из первых писателей, кому титул «научный фантаст» принадлежит по праву. Из великой триады, заложившей в позапрошлом веке основания этой литературы, именно американцу достались лавры первопроходца. И этапы его собственного пути в литературе хронологически располагались совсем не в той последовательности, которая сложилась в памяти и восприятии потомков.

19 января 2009 года мир отметил 200-летие со дня рождения Эдгара Аллана По. Его считают родоначальником и классиком сразу несколько жанров и направлений литературы. «Звездным мигом» американской поэзии, по мнению большинства критиков, стал день публикации самого знаменитого стихотворения По — «Ворон». Вся мировая детективная проза вышла из рассказов По о сыщике-любителе Огюсте Дюпене — «Убийство на улице Морг», «Тайна Мари Роже» и «Украденное письмо». И где была бы нынешняя американская новеллистика без его блестящих коротких рассказов, а литература ужасов — без его знаменитых «страшилок», большей частью экранизированных, от которых и спустя два века у впечатлительного читателя и зрителя мороз по коже! А без двух десятков его рассказов и одной повести-розыгрыша не было бы и современной научной фантастики.

Биография классика американской поэзии сама напоминает поэму — завораживающую, романтическую, трагическую до надрыва. Не случайно об Эдгаре По написаны десятки книг — но вряд ли среди всех интерпритаций его творчества сыщешь две одинаковые. Если же в один абзац, то биография прозвучит примерно так. Родился в Бостоне, после смерти матери воспитывался в доме ричмондского коммерсанта Джона Аллана (в честь которого взял второе имя), вместе с его семьей пять лет прожил в Англии.

Учебу в университете бросил, записавшись добровольцем в армию; пытался закончить элитную военную академию в Вест-Пойнте, но был отчислен. А дальше — работа редактора в нескольких журналах, поэзия, проза, богемная жизнь, личные и семейные драмы, фантастическая слава в одночасье — и горькое, долгое забвение. Неизбежным следствием всего перечисленного явились нервное перенапряжение, болезни, запои… Точкой в этой яркой и короткой, как сгоревший метеор, жизни стала смерть в 40 лет — в унизительной бедности и горячечном бреду.

В восемнадцать, когда большинство слагает вирши исключительно «для себя», Эдгар выпустил первый сборник стихов. За ним последовали второй, третий — и ни один не был замечен. Слава найдет поэта гораздо позже — хотя что значит «гораздо позже» применительно к этой вспыхнувшей и погасшей жизни?! Пока же, не добившись признания у любителей поэзии, молодой автор пробует силы в коротком рассказе. И не в детективном — этот жанр По откроет тоже «гораздо позже», — а в фантастическом.

С выходом в свет в 1833 году рассказа «Рукопись, найденная в бутылке» критики связывают начало литературной известности писателя. И уже спустя два года появилась маленькая повесть под громоздким названием «Удивительное приключение с неким Гансом Пфаалем». И это произведение было по всем внешним параметрам научно-фантастическое!

Вот как все обстояло в действительности: именно фантастика, и никакой иной вид литературы, проложила дорогу к признанию. И наука, оказывается, волновала будущего поэта-романтика ничуть не меньше, чем его собственные лирические переживания. Наука отталкивала поэта-мистика и одновременно манила.

В строках из знаменитого «Сонета к науке» Эдгара По слышна не только жалоба поэта, но и объяснение в любви.

Можно сказать, что он понимал Науку — в век, когда она еще не стала модной. Точнее, даже не столько понимал, сколько чувствовал — как чувствуют все поэты, романтики и фантазеры. Поэтическое воображение в сочетании с увлеченностью наукой — странно было бы, если бы обладатель этой редкой комбинации качеств не стал писателем-фантастом!

«Ганса Пфааля» никто, конечно же, не отнесет к лучшим произведениям Эдгара По. Но в истории фантастической литературы лунная одиссея писателя оставила заметный след.

Выходу рассказа предшествовали два примечательных события в жизни автора. Во-первых, в 1824 году недалеко от города Ричмонда, где обитал будущий автор «Ворона» и «Золотого жука», открылся Университет штата Вирджиния, основанный Томасом Джефферсоном. Через год среди студентов значился некий Эдгар Аллан По. Правда, учение длилось недолго — и года не прошло, как юноша бросил учебу и подался в Бостон в поисках счастья.

Какая же, спрашивается, тут связь с «Гансом Пфаалем»? Оказывается, все-таки была, почти незримая, о которой По в те времена вряд ли подозревал. Потому что математику и астрономию в университете преподавал профессор Джордж Такер. Ничем особенным в науке он себя не прославил, зато неожиданно вошел в историю американской science fiction. 1827-м годом датируется вторая по счету книга о межпланетных путешествиях, созданная автором-американцем. Так вот, написал роман «Полет на Луну», скрывшись за псевдонимом Джозеф Эттерли, не кто иной, как профессор Такер! Никакими литературными талантами он, прямо скажем, не блистал, но свой фантастический проект космического полета изложил вполне убедительно — на уровне тогдашних научных представлений.

Остается лишь гадать, общался ли молодой студент Эдгар По с профессором и читал ли впоследствии его книгу — биографы писателя хранят на сей счет молчание. Но вполне вероятно, так оно и было. Солидная научная подкованность автора «Пфааля» — явное свидетельство того, что склонный более к поэзии и гуманитарным дисциплинам молодой По многое почерпнул на лекциях Такера.

Вторым, более прозаическим обстоятельством (на сей раз точно зафиксированным в биографии писателя) было то, что к июню 1835 года, когда вышел «Ганс Пфааль», Эдгар По занимал редакторское кресло в журнале «The Sauthern Literary Messanger» («Южный литературный вестник»). На страницах этого издания, выходившего в Ричмонде, как раз и увидело свет произведение, написанное самим редактором всего за две недели. Подобное сочинение, более смахивающее на откровенную мистификацию[3], и не могло быть напечатано Эдгаром По нигде, кроме как в собственном журнале.

При всем обилии «уток» и псевдонаучной чепухи, которой были полны страницы американской периодики той поры (впрочем, тенденция вполне вневременная и интернациональная), по отношению к материалам шутливым и ироничным те же издания сохраняли, как могли, показную серьезность. И даже чванливость.

А повесть Эдгара По с первых страниц настраивала читателя на явно несерьезный лад. Ее сюжет составляет содержание письма, посланного с Луны неким Гансом Пфаалем. Удирая от кредиторов, герой не нашел лучшего места спрятаться, чем Луна! Но как только дело доходит до описания перипетий межпланетного путешествия, автора словно подменяют. На смену язвительному балагуру приходит серьезный писатель-фантаст, широко эрудированный, изучивший всю доступную литературу о космических полетах.

Через несколько лет, готовя переиздание рассказа в сборнике «Гротески и арабески», По дописал специальное примечание, содержавшее подробный обзор лунных фантазий предшественников. Не забыл помянуть и английского епископа Фрэнсиса Годвина, и остроумного француза Сирано де Бержерака, а закончил обзор примечательными словами, в которых суть того, что написал он сам, Эдгар Аллан По: «Все упомянутые брошюры преследуют сатирическую цель; тема — сравнение наших обычаев с обычаями жителей Луны. Ни в одной из них не сделано попытки придать с помощью научных подробностей правдоподобный характер самому путешествию. Авторы делают вид, что они люди вполне осведомленные в области астрономии. Своеобразие «Ганса Пфааля» заключается в попытке достигнуть этого правдоподобия, пользуясь научными принципами в той мере, в какой это допускает фантастический характер самой темы».

Даже сегодняшнему школьнику, не сильно отягощенному знаниями в естественных науках (для бойкого управления разнообразными гаджетами они излишни), и то яснее ясного, что воздушный шар менее всего пригоден для космического путешествия. Но без малого два века назад теория о том, что воздух, пусть и крайне разреженный, будет сопровождать путешественника на всем пути следования от Земли до Луны, еще не казалась ученым — современникам По — совсем уж безнадежной ересью. Так что писатель не сильно погрешил против научных взглядов своего века.

Впрочем, и всем модным заблуждениям По тоже отдал дань. К примеру, той же популярной некогда теории «полой Земли». С бредовой брошюркой своего соотечественника «капитана Саймса» — родоначальника этого заблуждения, Эдгар По несомненно был знаком. Иначе чего ради Гансу Пфаалю специально отмечать в своем дневнике заметную «сдавленность» земного шара в районе Северного полюса, постепенно переходящую в воронкообразное углубление…

Но зато уж, выбрав исходную гипотезу, пусть и неверную, во всем остальном Эдгар По действовал как заправский научный фантаст. А именно — до деталей продумал и попытался представить себе, что за этой гипотезой воспоследует. В повести можно прочитать и о некоем вымышленном газе «с плотностью в 37,4 раза меньше плотности азота»: ясное дело, все известные к тому времени науке газы для целей космического путешествия не годились. И об аппарате «для сгущения воздуха» — им герой воспользовался, когда разреженность атмосферы стала нестерпимой. Не забыты даже голуби и кошки, с которыми Ганс Пфааль проводил биологические эксперименты на борту «космического корабля»!

Честно говоря, повесть перенасыщена научной информацией — настолько, что это делает ее местами абсолютно нечитаемой. Во всяком случае сегодня. Но уж больно автор стремился все обосновать, убедить читателя в подлинности описываемых событий. Все эти отсылки к великим физикам и астрономам, подробные расчеты времени полета к Луне, удивительные по точности даже на сегодняшний день описания Земли из космоса, наконец, походя оброненная путешественником весть о действующих вулканах на Луне… Как ни порочна, с научной точки зрения, идея добраться до нашей небесной соседки на воздушном шаре, все следствия ее выписаны с редкой для поэта дотошностью.

В сущности так и работают — должны работать — современные писатели-фантасты. Эдгар По оказался первым, кто этот принцип открыл и пустил в дело. За что и получил неожиданный комплимент от собрата по перу, причем от того, кого менее всего можно было заподозрить в приверженности идее межпланетных сообщений. «В Поэ, — писал Достоевский, — если и есть фантастичность, то какая-то материальная, если б можно было так выразиться. Видно, что он вполне американец, даже в самых фантастических своих произведениях».

Потом будут написаны «Падение дома Ашеров», «Золотой жук» и «Убийство на улице Морг». И большая повесть «Путешествие Артура Гордона Пима». И лучшие из стихотворений, а среди них — «Ворон», буквально перевернувший мир американской поэзии.

Будут опубликованы и фантастические рассказы, из которых можно составить солидных размеров том. Причем, в отличие от того же «Ганса Пфааля», многие не устарели и сегодня.

«Месмерическое откровение», «Правда о том, что случилось с мистером Вальдемаром», «Повесть Скалистых гор», «Вильям Вильсон» — все эти «спиритуальные» путешествия в иную реальность и в прошлое, загадочный мир месмеризма и гипноза, анабиоза и раздвоения личности также «тревожили сны» поэта-романтика. Который — вот что удивительно — стремился дать всем этим феноменам сугубо научное объяснение!

Или рассказы на тему путешествий во времени — «Тысяча вторая сказка Шехерезады», «Разговор с мумией». Не говоря уж об утопической новелле «Mellonta Tauta», повествующей об Америке XXIX века, где демократия — «власть толпы» — заменена монархией, а Нью-Йорк превращен в «императорский остров развлечений»!

Еще более смелыми сегодня предстают космогонические фантазии По, например, поэма в прозе «Эврика» и стихотворение «Аль-Аарааф». А рядом с ними — каноническая science fiction в рассказах «Разговор Эйрос и Хармионы», «Маска Красной смерти», «Фон Кемпелен и его открытие» и «Человек, которого изрубили в куски». В двух последних, кстати, описаны ранние «робот» и «киборг». А еще «Тень», «Низвержение в Мальстрем», «Беседа Моноса и Уны», «Четыре зверя в одном». И уже не один, а несколько томов фантастики «страшной» и «сверхъестественной»…

Все это будет — и появится в печатном виде еще до середины позапрошлого века. Будет слава — и сплетни, и несчастья, и забвение… А потом — посмертное всемирное признание. В первую очередь — поэта Эдгара Аллана По. Но во вторую или в третью — фантаста Эдгара Аллана По.