«Иду на красный свет!»

ПИСАТЕЛЬ И ВРЕМЯ

Название книги, предлагаемой советскому читателю, — «Иду на красный свет!», — на первый взгляд может показаться несколько парадоксальным, заостренным. Во всяком случае, в нем есть что-то сразу привлекающее внимание, дающее толчок мысли, которая, улавливая в нем некую необычность, будет стремиться «перевести» его на язык привычных понятий. Ведь красный свет в качестве дорожного знака означает предостережение, равнозначен короткому, строгому и повелительному слову «стой!». А может быть, его можно воспринять, истолковать по-другому, как символ преодоления, как свет, указывающий путь в будущее? Или в этом названии есть известная доля экстравагантности, направленной на то, чтобы привлечь, возможно, увлечь читателя броской, своеобразной фразой?

«Иду на красный свет» — так озаглавил один из своих поэтических сборников Йозеф Рыбак. Однако совсем не случайно это название выносится на обложку и настоящей книги, в которую включены документально-художественная проза, публицистика этого большого современного писателя Чехословакии. Тем самым как бы подчеркивается цельность творческой личности Йозефа Рыбака, чешского поэта и прозаика, эссеиста, критика, искусствоведа.

«Я шел на красный свет вместе с миллионами товарищей во всем мире, даже если это было опасно. Я не покинул их ряды. И смысл моих требований к литературе и искусству заключается в том, чтобы они шагали вместе с нами в этом историческом движении вперед и служили великому делу», — расшифровывает Рыбак название своего поэтического сборника «Иду на красный свет».

В этих словах раскрываются корневые, национальные и интернациональные истоки творчества писателя как активного борца за социалистическое завтра, за настоящее своего народа. Они открывают нам путь к миру чувств и мыслей художника, глубоко правдивого и гуманного, верящего в добро, справедливость, чуткого к нравственной жизни человека, сильного сутью своих социально-философских воззрений, убежденностью коммуниста и интернационалиста.

Красный свет… Он сродни цвету гвоздик, которые так любил пролетарский чешский поэт Иржи Волькер, автор страстных стихотворений — призывов к борьбе, стихотворений-баллад, проникнутых ненавистью к буржуазному строю. Для Рыбака, как и другого пролетарского чешского поэта начала XX столетия, Станислава Костки Неймана, создателя «Красных песен», красный цвет навсегда останется «цветом отношения, интеллектуального и эмоционального, к миру». Это цвет знамен Парижской коммуны, цвет кремлевских звезд. Вот почему творчество Йозефа Рыбака воспринимается в нерасторжимой связи времен, прошлого и настоящего: оно пропитано идеями Октябрьской революции, вобрало в себя революционные традиции чешского и словацкого народов, их искусства и литературы и вместе с тем является частью яркой, красочной, многообразной и многоликой жизни и культуры нынешней Чехословакии. Вот почему все без исключения произведения Рыбака — это сплав глубоко личностного, автобиографического и идейно-политического и философского начал, сплав художественности и публицистики, лирики и эпики.

Валентин Распутин в одном из своих интервью подчеркивал: «Родину, как и родителей, не выбирают, она дается нам вместе с рождением и впитывается с детством. Для каждого из нас это центр Земли независимо от того, большой ли это город или маленький поселок… С годами, становясь взрослее и обживая свою судьбу, мы присоединяем к этому центру все новые и новые края… но центр по-прежнему там, на нашей „малой родине“».

Такой «малой родиной» для Йозефа Рыбака является его родной город Писек. В писецком крае «завязывался» его человеческий и писательский характер. С Писеком связаны первые представления Рыбака о добре и зле, поначалу вынесенные из поэтического мира сказок, вобравших в себя народную мудрость, жажду волшебства, чуда, мысли об обязательной победе правды над ложью, разума над эгоизмом и изворотливостью. Здесь он учился понимать природу, прислушиваться к ее дыханию, любить ее красоту, здесь получил первые жизненные уроки, пристрастился к чтению книг. Книги, проникнутая духовностью атмосфера дома, в котором провел детские годы Рыбак и который принадлежал одному из видных писецких общественных деятелей и патриотов, помогали ему соотносить прочитанное с жизнью, улавливать какие-то связующие звенья между настоящим и прошлым, историей. Так, пускай по большей части бессознательно, уже тогда начал формироваться внутренний мир будущего писателя, в который вплетались полученные в пору детства и юности ощущения, краски, звуки, впечатления от встреч с людьми самых разных характеров и социальной принадлежности. А также чувство горечи от первых столкновений с бесправием одних и грубой силой других, с безработицей, нищетой, что было обычным явлением в Австро-Венгерской империи, куда до 1918 года входили Чехия и Словакия, и самым непосредственным образом касалось многодетной семьи Рыбаков, жившей на скудный заработок отца-ремесленника, погибшего во время первой мировой войны… Все это даст свои обильные всходы, найдет так или иначе свое место в прозе и поэзии Рыбака, станет той нивой, на которой будет набирать силы, зреть его социально-философское мировосприятие. К взрастившей его земле писатель будет потом прикасаться всякий раз в поисках необходимых решений, тревожась за здоровье народа, судьбу всей планеты.

Рыбак как писатель, посвятивший всего себя делу борьбы за идеалы коммунизма, усматривал свой особый смысл, считал очень символичной дату своего рождения — 1 мая 1904 года. «Первое мая, праздник трудящихся… Город изменился до неузнаваемости. В воздухе словно нависло грозное ожидание. В этот день господа отсиживались по домам, а торговцы готовы были закрыть свои лавки, если б дело дошло до беспорядков» — так описывается в автобиографическом романе «Волшебный прутик» день, когда его отец побежал за повивальной бабкой: она должна была принять третьего в их семье ребенка. Этот день словно бы определил всю дальнейшую судьбу Рыбака, постоянную, заветную и любимую тему всего его творчества — тему суровой поры детства, поры первых десятилетий XX века, озаренных сполохами русской революции 1905 года, огнем битв на фронтах первой мировой войны и победным пламенем Октября, открывшего новую эру в истории человечества. Это было время не только трудной жизни, но и накопления сил для громадного скачка, сделанного чешским и словацким народами после второй мировой войны, когда они вступили на путь социализма.

Йозеф Рыбак печатно впервые заявил о себе в 1924 году, опубликовав ряд стихотворений. Но скоро он переключается на прозу. Воспоминаниями о детстве, родном крае навеян сборник его новелл «Поля и леса» (1928).

Формирование Рыбака проходило в совместной работе с видными общественными деятелями, словацкими писателями, марксистскими критиками и зачинателями нового пролетарского искусства — П. Илемницким, Э. Урксом, В. Клементисом, Л. Новомеским, Ф. Кралем, с которыми он познакомился в 20-е годы в Братиславе, где работал в Управлении помощи пострадавшим во время первой мировой войны. Уже тогда Рыбак входил в круг радикально настроенной молодежи, которая пристально следила за событиями, происходившими в революционной России, жадно ловила каждое слово о советской действительности, организовывала выступления тех, кому посчастливилось воочию увидеть завоевания Октября. Еще шире становится круг его знакомств с передовыми представителями чехословацкого общества, культуры, писателями-коммунистами в Праге, куда Рыбак переезжает в конце 20-х годов в поисках лучшей работы. Прага сближает его с Ю. Фучиком, В. Незвалом, К. Конрадом, Б. Вацлавеком, Л. Штоллом.

В Праге раскрывается, оттачивается в огне политической и литературной борьбы талант Рыбака-репортера, литературного критика, к тому же владеющего еще и искусством карикатуры. Йозеф Рыбак становится одним из активнейших участников коммунистической печати, почти всех прогрессивных изданий Чехословакии 20—30-х годов, а с 1933 года — почти бессменным сотрудником редакции органа КПЧ «Руде право», фучиковских журналов «Творба» и «Гало-новины».

Именно тогда он пишет множество статей, полемических рецензий, рефератов об отечественной литературе, о поэзии П. Безруча и С. К. Неймана, И. Волькера и В. Незвала, Й. Тайовского и Л. Новомеского, о зарубежных писателях, актерах, художниках — Ж. Верне, Р. Роллане, Б. Шоу, Ч. Чаплине и др. В своих публикациях он не раз будет возвращаться к творчеству русского реалиста Л. Толстого, к зачинателю социалистической литературы М. Горькому, произведения которого оценит впоследствии как «неисчерпаемый источник зажигающей творческой смелости, мужества и силы, вдохновляющей новые и новые поколения писателей». Статьями об искусстве, литературе Рыбак не только помогал формированию марксистской эстетики. В них содержится протест против попыток буржуазной прессы исказить смысл советского искусства, творчества таких советских писателей, как Маяковский, Шолохов, Корнейчук. Здесь важно отметить и то, что именно в 30-е годы человеческий и творческий облик Йозефа Рыбака дополняется еще одной существенной чертой — умением откликаться на самые актуальные проблемы эпохи. С той поры в его творческой деятельности всегда проглядывает само время, «которое должно быть выражено сегодня, потому что завтра было бы уже поздно» (И. Тауфер).

Пульс эпохи четко прослушивается в романе Рыбака «Столетие начинается» (1932), действие которого относится к 1900—1918 годам, когда окончательно распадается Австро-Венгерская империя. В жизнь изображаемого художником провинциального городка начинают проникать идеи о социальном переустройстве. Рыбак воссоздает долгий и трудный процесс рождения революционного сознания в народных массах.

Часть тиража романа «Столетие начинается» была уничтожена нацистами в оккупированной Чехословакии. Писатель вновь вернулся к нему в 1956 году, значительно переработав и издав под названием «Солнце и хлеб». Третью редакцию романа Рыбак осуществляет в 1976 году, сверяя его с жизнью литературы, с более глубоким исследованием природы человека, его психологии, выявлением новых выразительных средств.

Голос Рыбака продолжал неустанно звучать и в черную годину гитлеровского засилья, сливаясь с голосами тех, кто под руководством коммунистической партии продолжал борьбу в тяжелых условиях подполья. Большой, искренний друг Советского Союза, Йозеф Рыбак после Победы 1945 года не раз с волнением рассказывал о своем участии в майском Пражском восстании, о вступлении в Прагу частей Советской Армии, спешивших на помощь восставшим против немецких оккупантов пражанам.

После освобождения Чехословакии Советской Армией ее народы приступили к строительству нового общества. Прямым отзвуком происходящих в стране перемен являются слова умудренного долгим опытом писателя: «…Смысл жизни состоит еще и в том, чтобы созидать и для других, чтобы и они могли хотя бы на шаг продвинуться к своему счастью… Для новых, свежих сил жизни нет более ответственного долга, чем преобразовывать все, что есть человеческого в мире, который растет у нас на глазах… в новое творение и в новую звезду свободы…»

В этих словах — ключ ко всему послевоенному творчеству писателя. К его роману «Крыши над головой» (1945), к рассказам для юношества, собранным в книге «Уроки для босоногих», к серии портретов выдающихся деятелей литературы, искусства, науки. К постоянным публикациям на страницах газет «Руде право» и «Недельни новины», журнала «Новы живот», газеты «Литерарни новины». Наконец, ключ к его поэзии.

Рыбак вновь возвращается к поэзии как-то неожиданно, в довольно зрелом возрасте (пятидесяти четырех лет), будучи известным прозаиком и публицистом, и издает один за другим шесть стихотворных сборников: «К солнцу и тучам» (1958), «Несколько дней из моей непослушной памяти» (1962), «Откровения» (1966), «Долгие ночи» (1971), «Иду на красный свет» (1975), «Летающая тарелка на зимнем небосводе» (1980).

Писатель словно бы услышал зов самой литературы, которая в период кризисных явлений в чехословацком обществе и культуре конца 60-х годов нуждалась в опоре на исторически присущую ей революционность, правдивость и широту духовного и творческого интеллекта. Рыбак был с теми, кто бескомпромиссно и последовательно защищал завоевания социализма, подтверждал правоту избранного Чехословакией пути и плодотворность происшедших в стране социалистических преобразований. В острой полемике с ревизионистами в области культуры он отстаивал позиции марксистской эстетики, искусства социалистического реализма, подчеркивал необходимость углубления историзма художественной мысли, раскрывал преемственный характер современного творческого процесса, продолжающего лучшие традиции чехословацкой революционной литературы. Поэтому-то Рыбак-прозаик обращается к поэтическому слову, стиху как наиболее прямой и мобильной форме служения жизни. Наряду с автобиографической прозой «Волшебный прутик» (1968), о которой будет еще сказано, рождаются его поэтические строки, складывающиеся в воспоминания о детстве и юности, о прожитых годах войны и мира, о созидании свободной, справедливой жизни. Рождается его поэзия, суммирующая итоги пройденного художником и его страной пути. Рыбак обращается к поэтическому слову, чтобы напомнить о смысле человеческого существования, о тех духовно-созидательных целях и задачах, которые ставит и решает социализм.

В его стихах встает образ художника, для которого творить означает быть верным идеалам социалистической революции, направлять весь свой талант на раскрытие диалектики человеческого бытия, взятого в его узловых моментах и конфликтах. Только такой творец, художник способен в потоке текущих дел и событий разглядеть те из них, что содействуют историческому прогрессу.

В этом отношении поэзия Рыбака, восходя к поэтической традиции Яна Неруды, писателя-классика прошлого века, автора очерка «1 мая 1890 года» о революционном выступлении чешского пролетариата, к традиции С. К. Неймана и И. Волькера, одновременно сливается с творчеством современных поэтов Чехословакии — В. Завады, И. Тауфера, И. Скалы и других.

Поэзия Рыбака глубоко лирична. В ней есть чувство радости, боли, сострадания, есть духовные взлеты и надежды, прославление любви, природы. И нет места отчаянию, пассивности, скепсису. Потому что поэт — убежденный противник капитализма человек, твердо знающий, что единственно социалистическое общество может избавить человека от бесправия, жестокости. Лирические мотивы срастаются с эпическими, когда поэт обращается к теме народа и революции, к теме единения всех людей доброй воли. Для Рыбака в поэзии важно не выражение субъективного «я» поэта, а объективированное поэтическое «я», неотделимое от творческих усилий народа, благодаря чему с его стихотворениями в чешскую литературу вливалась новая, оздоровляющая струя.

Поэтическое слово «должно первым встречать зарю», «превращать беспросветные, долгие ночи в трудовой, лучезарный день», «выметать каждый темный угол», «воспевать красоту простых человеческих сердец». Дело поэта — подвиг. Удел его труден. Рыбак говорит о себе:

Убедительно звучат стихи Рыбака, всецело проникнутые оптимизмом, чувством солидарности с миллионами тех, «кто идет на красный свет». Это особенно хорошо передается формой свободного стиха, в котором строки связаны не столько размером и рифмой, сколько ритмом пульсирующей мысли поэта.

Борясь за четкую социалистическую ориентацию чехословацкой культуры, литературы в 70-е годы, Йозеф Рыбак принимает активное участие в создании нового Союза чешских писателей, председателем которого был с 1977 по 1982 год. В течение нескольких лет он руководит основанным в 1972 году литературно-критическим журналом «Литерарни месичник» («Литературный ежемесячник»), является председателем редакционного совета вновь созданного при еженедельнике «Творба» приложения «Кмен», которое унаследовало свое название от фучиковского журнала «Кмен» 30-х годов.

Одно из лучших произведений Йозефа Рыбака — книга «Волшебный прутик», с которой чешская литература входила в седьмое десятилетие. Вместе с мемуарной, автобиографической прозой И. Тауфера, В. Завады, А. Плавки, Ш. Жары, И. Гаека, а также прозой Я. Коларовой, З. Плугаржа, Б. Ржиги, М. В. Кратохвила, Й. Томана и других эта книга ложилась в русло творчества, тяготеющего к философичности, расширению и углублению концепции человека, стремящегося видеть злободневные вопросы и проблемы в сопряжении с «вечными» запросами личности и человеческого общества. «Волшебный прутик» — это произведение, в котором особенно зримо раскрывается «возвышенная связь времен» как фундамент дня сегодняшнего и дня грядущего.

Наверное, нет писателя, как и человека вообще, который бы не пришел к такому рубежу, когда он испытывает потребность оглянуться назад. С тем чтобы реально осознать, что было им сделано и что он не успел еще сделать, в чем он заблуждался, был, возможно, не прав, что должен спасти от забвения, как свидетель. Как правило, подобная потребность назревает в годы, когда художник обогащен уже знаниями прожитых лет, когда в силу более зрелой социальной, философской мысли, более глубокого историзма мышления для него открывается возможность воссоздать не только свою биографию, но и биографию своего поколения, биографию своей эпохи в самых различных ее выражениях, частью которой является и жизненный опыт отдельной личности. Так возникла автобиографическая книга, книга-воспоминание «Волшебный прутик».

«Волшебный прутик» Рыбака — произведение, которое сильно показом живой действительности XX столетия, «не опосредствованной фабульным вымыслом», сильно силой мысли и интеллекта, «открытым и настойчивым присутствием автора», разматывающего нить своей памяти.

«Волшебный прутик» — это рассказ о юности, избирающей для себя нелегкую, но честную дорогу в жизни, умное, живое и увлекательное повествование мастера о том, что означает для человека труд, призвание, выполнение своего человеческого и гражданского долга.

Родной писецкий край, куда Йозеф Рыбак возвращается снова и снова, чтобы надышаться воздухом своего далекого детства… Первые самостоятельные шаги по жизни, вхождение в литературу… Первая мировая война и невосполнимая утрата — гибель отца… Великая Октябрьская революция и вызванные ею в стране классовые бои, широкий ее отклик в чехословацком искусстве… Бурная, кипучая атмосфера межвоенного периода, когда в острых спорах, борении закладывались и мужали новая поэзия, проза, театр, кино… Мюнхен… Мрачное время оккупации и незабываемая весна 1945 года…

И все это пронизано ощущением движущейся, неиссякаемой, национальной и интернациональной, духовно-эстетической традиции. В ее, так сказать, эпическом и эмоциональном срезах, в сложении многих индивидуальных творческих биографий и характеров и стремлении служить делу социального переустройства мира; с пониманием творческого труда не как элитарной привилегии, а как труда для всех, окрыленного романтической устремленностью, труда созидательного, претворяющего.

Современный чешский писатель и критик И. Гаек в своей автобиографической книге «Я иду по улице» (1976) обращается к современникам: «Мы не столь стары, чтобы писать мемуары. Но мы уже достаточно зрелы и начинаем размышлять над смыслом жизни, которую прожили, над ее результатами. Мы думаем о тех, кто продолжает приходить на смену нам, кто призван продолжать начатое нами дело… В интересах будущего человечества необходимо, настоятельно необходимо, чтобы то, что мы начали, опираясь на героическую борьбу наших дедов и отцов, было продолжено и завершено. Это отнюдь не тщеславие старших, которые навязывают сыновьям собственные представления о жизни: это неизбежность взаимопонимания между поколением второй мировой войны и поколением начала XXI столетия, которое будет нести ответственность за самые кардинальные вопросы существования».

Йозеф Рыбак старше Гаека. Возможно, он еще острее ощущает внутреннюю потребность поделиться «уроками жизни», воссоздать для молодых поколений картину закономерного приобщения нации к коммунистическим идеалам, непрерывность этого процесса приобщения, неразрывную связь литературы с жизнью, революционными традициями. К этому подводила, этого требовала действительность Чехословакии 70-х годов, а также импульсы, исходящие из недр искусства, развивающегося в обществе, которое вступило в стадию более зрелого своего развития, искусства, литературы, обобщающих итоги совместного с ним пути.

Когда-то, совсем маленьким, Йозеф Рыбак услышал от отца, с утра до вечера занятого плетением корзин, сказку о волшебном прутике, в которой бесхитростная мечта народа о счастливой жизни сливалась с его любовью к своему труду: тот обретет счастье, кто найдет заветный прутик. В житейском море тревог, потерь и обретений, в напряженных творческих исканиях и размышлениях, в горниле классовой борьбы рождалось собственное восприятие писателем сказки о волшебном прутике. Для него она становится воплощением большого, главного понятия — судьбы народной, ее корней, законов ее развития. Но чтобы говорить о своем понимании судьбы народной, о высших принципах человеческой нравственности, да еще с такой простотой и ясностью, какой отличается книга «Волшебный прутик», писатель должен был выстрадать его.

Без такой выстраданной, «личной оптики» (Ю. Фучик) трудно было бы себе представить это произведение. С личностным углом зрения следует связывать известную размытость его жанровых границ, его поэтику, в которой наряду с повествованием писателя о собственной жизни и об эпохе присутствует еще и его творческое «я», прямо определяющее степень насыщения произведения документальным, художественным материалом, степень заострения и страстности авторской мысли, поднимающейся до открытых публицистических выводов. А. Плавка назвал книги своих воспоминаний «Полная чаша» и «Влюбленный в жизнь» «почти романом». Таким «почти романом» является «Волшебный прутик» Рыбака, в котором раскованность формы более всего соответствует свободе авторского самовыражения. Для писателя, говоря словами О. Берггольц, важно не то, «в какой форме» воплотится его книга, а «чем она будет по главной сути своей». Он твердо знает, «что стержнем ее будет он сам, его жизнь, и в первую очередь жизнь его души, путь его совести, становление его сознания, — и все это неотделимое от жизни народа». (Рыбак цитирует эти слова О. Берггольц в одном из своих эссе.)

Рассказ Йозефа Рыбака о себе — это не что иное, как «сообщение человека человеку» (В. Незвал), откровенное, искреннее, в высшей степени человечное.

Сборник публицистических произведений Й. Рыбака дает возможность советскому читателю участвовать в беседе с автором об искусстве. Здесь нет оговорки. Именно участвовать, собеседовать.

В книгах «Пальцы в чернилах» (1977) и «С пятого на десятое» (1982), фрагменты из которых вошли в настоящий сборник, Йозеф Рыбак выступает как представитель большой литературы социалистической Чехословакии, как один из тех, теперь уже немногих, кто стоял у ее колыбели, чьими усилиями она взрослела и шла вперед, чей опыт продолжает питать и поддерживать ее сегодня.

В его суждениях об искусстве, литературе нет и следа менторского тона, снисходительного отношения, обращается ли он к широкой аудитории или к своим коллегам-писателям. Это прежде всего диалог — доверительный, душевный, исповедальный, в котором слышится юмор, шутка, иногда ирония, — об очень конкретных, простых и вместе с тем сложных и противоречивых вещах, раздумье над большими и серьезными проблемами искусства, творческого процесса, которые не перестают волновать не только соотечественников Йозефа Рыбака. Это собеседование, в котором ощущается какая-то особая интеллигентность и отзывчивость писателя, его стремление быть предельно объективным в своих оценках, предельно строгим и взыскательным по отношению к себе, что и помогло ему, вместе с другими, поднимать чешскую и словацкую литературу на уровень, обеспечивающий ей передовые, социалистические позиции. Эссе, публицистика, многочисленные публикации о литературе, живописи, музыке, созданные им портреты поэтов, прозаиков являются той же школой, теми же уроками мастерства, в которых раскрывается сущность жизненного, научного и эстетического опыта XX века, давшего его родине, всему человечеству многие новые духовные богатства, но и породившего силы, способные уничтожить их, уже приведшие однажды мир к жестокому кровопролитию. Это школа, в которой приобретаются знания об искусстве острого социального содержания, глубокой философской насыщенности и высокой нравственной требовательности.

Рыбак кровно заинтересован в том, чтобы его собеседник, читатель понял, что́ он отстаивает и против чего борется, во имя чего добивается высокого мастерства формы и совершенной простоты языка. Ему хочется по-своему, по-рыбаковски, сказать, ради чего вообще существуют искусство, литература, творчество, в каких случаях они превращаются в чуткий барометр, способный уловить самые тонкие колебания времени, переживаемого им, его Родиной.

Собственно, разговор о природе социалистического искусства был начат Йозефом Рыбаком еще в довоенные годы. Его выступления в печати 1925—1938 годов о литературе, изобразительном искусстве, кино, театре, по вопросам культурной политики были собраны уже после войны в книге «Эпоха и искусство» (1961). В них отразился весь темперамент Рыбака-публициста, критика, который в повседневных дискуссиях, столкновениях с буржуазной литературой и эстетикой, продажной бульварной журналистикой отстаивал партийный характер социалистического творчества, его реалистическую направленность, связь с социальным содержанием жизни. Сборник «Эпоха и искусство» воспринимается как своего рода летопись бурных 20—30-х годов, как дневник. Он создавался человеком, который, по собственному признанию писателя, «в течение долгого времени следил за тем, что происходило в культурной жизни Чехословакии с ее позитивными и негативными тенденциями». Его вел человек, «который в борьбе за социалистическое искусство не стоял на обочине, не взирал равнодушно на эту борьбу».

Этот дневник находит свое логическое и историческое продолжение в книгах «Пальцы в чернилах» и «С пятого на десятое».

Подсчитано, что за шестьдесят лет участия в левой и коммунистической печати Йозеф Рыбак опубликовал около двух тысяч статей, эссе, фельетонов, полемических откликов, рецензий и очерков. В отличие от сборника «Эпоха и искусство» в книгах «Пальцы в чернилах» и «С пятого на десятое» преобладают эссе, литературный портрет. Но это совсем не мешает воспринимать все эти три книги как единый цикл, как триптих, созданный писателем, биография которого неотделима от процесса становления и развития чехословацкой коммунистической печати, является неотъемлемой частью чешского и словацкого искусства социалистического реализма, чехословацкой марксистской эстетики.

«Проза Леонова — это всегда ручная работа и в буквальном, и в более широком смысле этого слова», — отмечал в одном из своих выступлений В. Солоухин. «Я переписываю страницу до тех пор, пока на ней не останется ни одной помарки», — признавался сам Леонид Леонов. Не в этом ли заключается смысл названия книги Рыбака «Пальцы в чернилах»? Его произведения не отстукивались на машинке, писатель никогда не прибегал к помощи диктофона. Пишущая машинка, по его мнению, «мешает ему размышлять». Писать от руки гораздо труднее, но зато рука, считает Рыбак, чутко прислушивается к движениям мысли автора, его фантазии, его раздумьям и возвышенным приемам, его изобретательности и творческим находкам.

Возможно, Рыбак не совсем прав, когда утверждает, что в век стремительного развития техники она, однако, является помехой в процессе творчества. У каждого творца свои «писательские» инструменты. Но у чешского писателя есть и много единомышленников. Мы можем сослаться также на Мариэтту Шагинян, которая до конца дней своих писала тоненькой ручкой со школьным перышком. Процитированные слова Рыбака почти дословно перекликаются с тем, что говорил о своем методе работы Чингиз Айтматов: «Пишу от руки. На машинке у меня не получается. С ручкой как-то привычнее, лучше думается, слово ближе к тебе и ложится на бумагу плавнее, естественнее… Машинный стук меня отвлекает, нарушает абсолютную тишину, в коей и рождается ничем не испуганное слово».

Профессия писателя — это тоже ремесло. И рассказывая в книге «Пальцы в чернилах» о тайнах писательского ремесла, Рыбак прежде всего говорит о повышенной требовательности творческой личности к своему труду. Понимая писательский труд как «счастливую обреченность», как «источник неизбывного беспокойства», Рыбак указывает на его высокое гражданское назначение, на его обязанность служить народу. «Наша литература, — объясняет он, — в лице лучших ее представителей всегда шла в ногу с народом и от него переняла наиболее ценные качества: глубокий демократизм, любовь к родине, мечты и стремление к справедливости и свободе, ненависть к господам, иезуитству, корыстолюбию, которое не брезгует даже изменой. Таковы национальные традиции нашей литературы, идущие от Тыла и Божены Немцовой к Гавличку и Неруде, от них — к Безручу, а от него до тех наших писателей, которые связали свою судьбу с миром социализма».

Йозеф Рыбак убежденно верит в преобразующую силу слова, в облагораживающее, нравственное и эстетическое воздействие творчества, особенно творчества эпохи социализма. Никакая другая литература, кроме как социалистическая, «крепкими узами связанная с жизнью народа», как он пишет, не могла оказать «такого сильного воздействия и влияния на его воспитание… она стала его опорой и защитой при утверждении и упрочении подлинных ценностей нашей жизни. Она явилась той силой, которая помогала избавляться от пережитков прошлого, от предрассудков и иллюзий, той силой, которая помогала нравственно и идейно вооружать народ».

Литература — это понятие не только эстетического ряда. Это фактор, воспитывающий, формирующий мировоззрение, активную жизненную позицию строителя нового общества. Поэтому Йозеф Рыбак так остро ставит вопрос о верности писателя социально-классовым критериям, не устает развенчивать аполитичность, отвергает поиски истинной духовности и прогресса вне борьбы народных масс за лучшую жизнь.

«Поэт и общество! Поэт и политика! — объединяет Рыбак смысл этих понятий. — …Попытки сделать из поэта только комментатора личных настроений и мелких чувств, пусть и выраженных в самой рафинированной форме, и оградить его от грозного натиска жизни, оградить от бурных событий века означают начало упадка литературы». Короче, плодотворных результатов своего труда художник может добиться только в том случае, если его творчество, его нравственные достоинства и совесть выверены прогрессивными идеалами общества.

Писатель, который пишет для народа, во имя народа, не может избегать политики. Майерова, С. К. Нейман, Киш, Гашек, Незвал, Ванчура, как не раз подчеркивает Рыбак, всегда были страстными и убежденными пропагандистами и воспитателями в духе социализма, страстными агитаторами за социализм. На примере их деятельности и, добавим от себя, своей собственной творческой биографией Рыбак показывает, что значит быть коммунистическим писателем, репортером, журналистом: «Если мы хотели сохранить чистую совесть и гордость, не дать себя морально подкупить, если мы хотели сохранить честь знамени, остаться верными его кумачовому цвету, то мы не могли идти никаким другим путем».

С годами, а особенно сейчас взаимосвязь литературы и политики становится все более обнаженной, ибо все более обостряется борьба между силами войны и мира. Вот еще отчего так дорога чешскому писателю мысль об интернациональном братстве социалистических литератур, мысль о «мостах поэзии».

Под последним Йозеф Рыбак понимает не только непосредственные творческие контакты с писателями социалистических стран, но и с прогрессивными писателями всего мира. Это еще и «мосты, перекинутые от человека к человеку», то есть не что иное, как выражение человечности, взаимопонимания, уважения к национальным культурам других народов, выражение той степени ответственности за происходящие в мире события, которая требует от творца в первую очередь правды о современной эпохе и современном человеке, во всем комплексе их исторических, социально-этических и моральных доминант.

Ответственностью проникнуто каждое слово писателя, пронизаны все стадии творческого процесса. Уже тысячу раз говорилось, замечает Рыбак, что «настоящее искусство… не желает довольствоваться прошлыми приобретениями, заимствовать уже устоявшиеся формы, окаменелые приемы, использовать бездушный эксперимент. Искусственность, пускай сколь угодно «модерная», «современная», убивает искусство. …Смысл искусства в том и состоит, что… оно является частью борьбы за новые социальные идеалы…» Иначе говоря, инерция, застой мешают искусству, литературе нести людям правду о жизни, ощущать «горячие точки» в ее развитии, выражать становящееся все более философским отношение человека к земле, природе.

Писателю бесконечно дорог жизнеутверждающий пафос литературы социалистического реализма. Она является активной защитницей гуманистических ценностей, несет людям уверенность в завтрашнем дне, наполняет их энергией, вдохновляет на труд. И Рыбак, обращаясь в особенности к молодым поколениям художников, беспокоясь за их творческое благополучие, призывает их развивать в себе способность вслушиваться в ритмы времени, ощущать его в себе, накапливать знания истории, духовной культуры, постигать разноликие взаимосвязи человека, народа, других народов в самых разных плоскостях человеческой жизни. Недаром так запоминается то место из эссе писателя «Когда начинается поэт», где он акцентирует: «Поэт всегда рождается вовремя и словно по зову времени, и все, чем он станет в будущем, в этот момент уже заложено в нем… Каждое стихотворение настоящего поэта и каждая его книга — это часть добытого мира, выражение чего-то нового. Поэт не повторяется и не повторяет ничего из того, что было написано им или его предшественниками. Он никогда не бывает настолько профессионально зрелым, чтобы перестать учиться снова и снова…»

Настоящий поэт всегда самобытен, его творчество не укладывается в рамки рецептурного подхода к жизни, натуралистического ее воспроизведения, всегда отличается узнаваемым, только ему присущим образным строем, манерой, жестами, интонациями. Однако решающими являются вовсе не формальные достижения, во многом подверженные влиянию моды, а живая художническая мысль, открытая партийность и идейность художника.

Этим не перечеркивается жизнеспособность предшествующего искусства, не исключается право на существование разных стилевых направлений, изобразительных средств. Просто подлинное вдохновение, озарение, новаторство всегда связаны с поисками самостоятельного пути, чему художник учится всю свою жизнь. Только на этом пути он может создать свою Главную книгу, в том смысле, как об этом писала Ольга Берггольц в «Дневных звездах».

Надо сказать, что Йозеф Рыбак вообще очень хорошо знает не только русскую классическую литературу, но и литературу советскую, в ее истоках и развитии, что тоже нашло отражение в его публицистике. Первые его встречи с советскими поэтами и прозаиками относятся еще к довоенному времени, когда в буржуазной Чехословакии побывали Маяковский и Есенин, Корнейчук и Фадеев, Эренбург и А. Толстой. Но особенно интенсивными становятся связи между чехословацкой и советской литературой, писателями наших стран после 1945 года. Во многом этому способствовала и деятельность Йозефа Рыбака.

О мастерстве Рыбака, автора очерков-портретов, литературных портретов, можно судить по книге «С пятого на десятое». В них тоже четко обозначены качественные признаки творчества этого писателя, его открытость навстречу собеседнику, жажда передать ему по наследству то святое, что принадлежит его памяти.

Еще раньше им была написана «книга о поэтах и творческих личностях», символический смысл которой вынесен в ее название — «С орлиными крыльями» (1954). В 1973 году Рыбак создает очерк-портрет национального героя Чехословакии Ю. Фучика — «Сказание о Юлиусе Фучике». И снова писатель обращается к своей памяти в книге «С пятого на десятое», чтобы, выполняя свой человеческий и патриотический долг, еще и еще раз соединить своих современников с теми, кто умел «возвыситься мыслью над буднями», постичь грандиозность вызванных Октябрьской революцией исторических процессов, умел заглянуть в будущее, созидать себя и других.

Книгу «С пятого на десятое» действительно можно читать, начиная с любых ее глав-портретов (в настоящий сборник включены литературные портреты чешских и словацких поэтов и прозаиков), чем и оправдывается ее заглавие. Однако это не означает, что она распадается на эти отдельные главы, части. Они объединены все той же, проходящей через все творчество Рыбака мыслью о необходимости исторического взгляда на прошлое и настоящее, его стремлением включить в современный литературный процесс традиции, сильные высшим проявлением человеческого духа. В портретах выражаются представления писателя о национальном характере, о человеке в горьковском его понимании. Их содержание направлено против всего, что несет на себе печать духовной индифферентности, разрушения личности, печать антиисторизма.

Те, о ком пишет Рыбак-портретист, увидены зорким, добрым, чутким глазом художника и предстают в их человеческом и творческом своеобразии. Но здесь хотелось бы отметить и другой момент, указывающий на особенности архитектоники рыбаковских литературных портретов. В них остается чувство восхищения людьми, с которыми он жил, боролся, творил. Но теперь писателем владеет еще и радость творческого воссоздания их образов. Эти люди стали частью его духовного мира, их образы овеяны глубоко личным его отношением. Однако Йозеф Рыбак не случайно обращается к форме литературного портрета, разрастающегося до размеров целых глав, даже целой книги («Сказание о Юлиусе Фучике»). Он хочет еще резче, острее прочертить идею о необходимости бескомпромиссной борьбы против девальвации социальной, политической, гражданской, творческой активности художника, искусства, культуры в целом. В литературных портретах Рыбака заложен необычайной силы заряд: они призваны не только поддерживать, укреплять национально-историческую память, но и показать, «каким может, каким должен быть человек».

Нельзя не сказать хотя бы несколько слов о Йозефе Рыбаке как талантливом художнике-графике, блестящем иллюстраторе собственных книг.

На первый взгляд его рисунки могут показаться предельно простыми, чересчур скупыми и лаконичными. И все-таки посредством вот таких простых, незамысловатых линий он создает в «Волшебном прутике» портрет своей матери, в котором столько теплоты, добра, света, нежности, спокойного и одновременно горделивого сознания своего материнства. Или дружеские шаржи, портреты С. К. Неймана, В. Незвала, Л. Новомеского, К. Чапека, Э. Э. Киша: в них не только схвачены чисто внешние индивидуальные приметы, а присутствует всегда и еще что-то человечески живое, связанное с интеллектуальным миром портретируемого.

Лиричны, проникнуты настроением рыбаковские пейзажи, как правило, полные воздуха, свежести, движения. Эмоциональный настрой и объемность отличают и зарисовки Рыбака, изображающие городской пейзаж, городские улицы, кварталы, архитектурные ансамбли. Остры, шутливы его карикатуры.

И все это характеризуется выразительностью найденного образа.

Остается только добавить, что Рыбак был одним из зачинателей художественного оформления книг в довоенной Чехословакии, одним из авторов нового оформительского приема — фотомонтажа. Он, в частности, был использован при изготовлении обложки для всемирно известной книги Д. Рида «Десять дней, которые потрясли мир», изданной в Словакии в 1926 году.

Поэт Иван Скала в письме по случаю восьмидесятилетия Рыбака, опубликованном в «Руде право» (27 апреля 1984 года), писал: «Дорогой Йозеф Рыбак, товарищ и друг, я вспоминаю нашу совместную поездку по Советскому Союзу в 1957 году. С группой писателей мы посетили Одессу, Ленинград, Сталинград и Москву. Одесса — город первого революционного сигнала на броненосце «Потемкин» в 1905 году. Ленинград — место действия величайшей в истории человечества революции. Сталинград — с именем этого города связан перелом во второй мировой войне, а значит, и в судьбах всех людей земного шара. И Москва, которая на протяжении десятилетий остается символом и гарантом мира на земле, мира социализма.

Я вспоминаю об этих поездках в день Твоего восьмидесятилетия, ибо по этим вехам проходят и пути Твоей жизни. Ими обозначено направление Твоих жизненных усилий и их основополагающий, высокий смысл. Люди могут жить и трудиться ради больших и малых целей: тем самым в итоге определяется значимость их жизней. И точно так же ценность и значимость Твоей жизни определяется целью, на которой Ты сосредоточил все свое внимание, которой подчинил всю свою деятельность — общими усилиями преобразовывать мир в счастливый очаг мирных и деятельных тружеников».

Поистине время является главным героем творчества Йозефа Рыбака, благодаря чему во всех его книгах обнаруживается теснейшая связь между прошлым, настоящим и будущим, предельно обнажается авторская позиция, авторские мысли и чувства, одновременно глубоко личные, сокровенные, но и общечеловеческие, выраженные в художественной и публицистической ипостасях.

Р. Филипчикова