В НАШЕЙ КОФЕЙНЕ



«Самое редкостное и достопримечательное»

Граф Клейнмихель перед самым пуском железной дороги Петербург-Москва ухитрился сдать ее на откуп американцам. Заокеанские ловкачи соблазнили графа в буквальном смысле копеечным расчетом, выпросив себе полторы копейки серебром за каждый пуд груза, перевезенного на одну версту. Но, казалось бы, столь ничтожная сумма обернулась для русской казны такими убытками, что общество возроптало…

В это время в Петербург прибыла персидская делегация, которой Николай I приказал показать все самое редкостное и достопримечательное, включая и тогдашнюю новинку — железную дорогу.

— Все ли замечательное было показано персам на дороге? — после их визита спросил император ответственных за прием.

— Все, ваше величество.

— Все — да не все, — заметил случившийся при этом разговоре Меншиков. — Самого-то редкостного и самого достопримечательного вы персам так и не показали.

— Чего же это? — заинтересовался император.

— А контракта, заключенного графом Клейнмихелем с американцами…


Отец и дети

В XIX веке на западе Америки была создана сеть начальных миссионерских школ, куда ежегодно командировались епископы евангелической церкви для проведения ревизий. В 1901 году один из таких епископов был приглашен не вечерний чай директором ревизуемой школы и его коллегами. Насытившись, гость откинулся в кресле и важно изрек:

— Мне кажется, господа, что вам следует уделять больше внимания преподавания учения церкви и меньше нажимать на науку, ибо, насколько я могу судить, люди еще не открыли ни одного более-менее порядочного закона природы.

— Не могу согласиться с вами, — осмелился возразить директор. — Конечно, наши научные знания еще невелики, но настанет день, когда человек, скажем, сможет летать по воздуху, как птица.

— Да за такие мысли вам прямая дорога в ад! — побагровев, сердито воскликнул епископ Райт, отец… Уилбера и Орвилла Райтов, которые через два года совершили свой исторический полет на отмели Китти Хоук.


Кто счастливее?

В конце XIX века в Брюсселе собрался международный железнодорожный конгресс, на котором в числе прочих обсуждался и вопрос о преимуществах европейской и американской систем тяги. По первой системе машинист как бы закреплялся за паровозом, и тот находился в движении ровно столько, сколько в состоянии вынести организм человека. И когда машинист спал, локомотив тоже «отдыхал». По второй же системе паровоз работал непрерывно, менялись на нем только машинисты. Таким образом, в Европе локомотивы действовали в сутки не более 10 ч, а в Америке — до 20 ч.

Европейскую систему на конгрессе отстаивал бельгийский инженер Бельпер. Воодушевившись присутствием своего короля Леопольда II, он произнес патетическую речь в которой сравнивал паровоз и машиниста с женой и мужем и доказывал, что нельзя разлучать супругов, что жена может быть счастлива и благополучна, если всегда находится при муже.

Ему возражал защитник американской системы инженер Сортио:

— Господин Бельпер живет рядом с Парижем, а не знает того, что там давно известно всем. А именно, что женщина, у которой не один, а несколько мужей, гораздо счастливее и содержится гораздо лучше, нежели женщина, живущая с одним мужем…

Под общий хохот аудитории и короля, склонного к «супружеской легкости», конгресс рекомендовал американскую систему…



«Самое веское обоснование…»

Осенью 1941 года, года немцы оккупировали никопольские месторождения марганца, в СССР возник острейший дефицит этого металла, необходимого для производства вооружений. В связи с этим крупнейший знаток геологии Сибири академик В.А. Обручев (1863–1956) экстренно разработал план посылки геологических разведок в ряд районов Урала, где, по его соображениям, должны быть залежи марганца. Однако руководство встретило план с недоверием.

— Для развертывания изыскательских работ, — сказали Обручеву, — нужны серьезные обоснования.

— Самое веское обоснование моего плана, — отрезал Владимир Афанасьевич, — мнение специалиста такого уровня, как я…



«И ты, скотина?»

Едва ли не во все учебники по истории Древнего Рима вошел эпизод, связанный с гибелью Гая Юлия Цезаря (102-44 до н. э.). Увидев среди убийц сенатора Марка Юния Брута, он сказал ему:

— И ты Брут?!

Эта странная фраза, ставшая последней в жизни Цезаря, породила массу кривотолков. Одни утверждали, будто диктатор был потрясен предательством Брута, которому всегда благоволил. Другие договаривались до того, что Брут являлся незаконнорожденным сыном Цезаря и что смысл слов сводился к отцовско-укоризненному: «И ты, мой мальчик?»)

Но самую оригинальную трактовку этого эпизода дал почетный член АН СССР НА. Морозов (1854–1946). Николай Александрович попенял историкам на то, что они не удосужились перевести собственные имена римских героев на русский язык. Если бы они сделали это, то всякая нелепость была бы устранена. Ведь в этом варианте Цезарь сказал: — И ты, скотина?



Сейчас мы их только хороним…

Князь Александр Сергеевич Меншиков — правнук знаменитого петровского сподвижника отличался едким, ироничным складом ума. Служил он в высших морского ведомства, где продвижение по службе шло весьма туго и адмиралами становились в очень преклонном возрасте. А потому смертность этих чинов была чрезвычайно высокой.

Как-то раз на очередных похоронах Николай I по-свойски спросил Меншикова:

— И отчего это у тебя так часто умирают члены Адмиралтейства?

— Ваше величество, — возразил Меншиков, — ведь умерли они давно, а сейчас мы их только хороним…

Загрузка...