«Сварщик» с Юноны 2 или Медведь просыпается

Глава 16: Ликбез

в которой Савелий готовит кадры, а Кончита с подружкой царицей приобщают сирот к ремеслам

"Позавчера, 21 октября сего 1807 года от Рождества Христова, вернулся из командировки по заданию редакции в поместье Богучарово Смоленской губернии Прокоп Анфилатов, наш светокорреспондент. Как вы, многоуважаемый читатель, помните, 4 апреля сего года он был там же, в селе Спасское, вотчине князя Андрея Николаевича Болконского. Который в числе, к сожалению немногочисленных дальновидных помещиков, дал своим крестьянам в этой деревне волю, опираясь на "Указ о вольных хлебопашцах" от 20 февраля 1803 года и заключил с ними договор на аренду земель на 99 лет. Напомним тем из вас, кто успел подзабыть, что Андрей Николаевич договорился с крестьянами, что это практически их земля. За исключением если только полностью вымирает семья и земля остаётся бесхозной. И запретом использовать эту землю по другим назначениям, кроме сельскохозяйственного: нельзя на ней ничего строить, а только, как оно сейчас есть - сельхозугодия. Пожелания скромные. И обе стороны тогда остались довольны. А что же сейчас?

На снимках нашего корреспондента вы слева видите весенние светописи, которые тогда не имелось технической возможности опубликовать. Но сейчас это к лучшему, Наша газета наверстывает упущенное. Вы можете сравнить с осенними снимками справа светописи тех же крестьян. Да, разительно мало что поменялось. Разве что из тесной прежде деревни теперь одиннадцать хозяйств отделилось на свои участки, что-то вроде Лифляндских хуторов образовалось. Однако за себя скажут цифры.

Князь Болконский в этой деревне получил оброка в полтора раза больше предыдущих лет. И это, Несмотря на то, что год выдался засушливый. Андрей Николаевич дальновидно решил ближайшие 3 года не брать с вольных землепашцев арендную плату за землю. Справедливо полагая, что встанут трудности перехода от старого землепользования к новому. И, несмотря на это, вполовину выше получил прибыли.

Князь Андрей Болконский один из 249 помещиков, решившихся на столь отважный для России шаг после Указа Императора Александра I "О вольных хлебопашцах". И не прогадал!

(Полный список смелых русских помещиков с указанием расположения их вотчин смотрите в приложении к сей газете).

На снимке справа внизу вы видите Спасского крестьянина Елизара Дронова с приобретенным немецким першероном для вспашки. Как видите, конь почти в два раза больше наших лошадок, а работы, как уверяет Дронов, выполняет вчетверо больше. И это едва ли не самый зримый показатель преимуществ вольного землепашества над барщиной. Наши русские хлебопашцы наглядно показывают на этом примере, что предприимчивы не менее американских переселенцев. И даже на наших веками возделываемых пашнях, урожай способны собирать ничуть не худший.

Редакция горячо надеется, что подобные передовые помещики и дворяне станут "першеронами" новой общественной жизни Российской Империи. Мы и впредь станем освещать пополнение рядов столь достойных сограждан нашей Державы. Подписывайтесь, чтобы первыми узнавать новости!"

листок Вестник рак, 23 октября 1807 года.

"Божиею поспешествующею милостию, Мы, Александр Первый, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Царь Херсониса Таврического, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский и Подольский, Князь Эстляндский. Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский. Рязанский, Полоцкий. Ростовский. Ярославский, Белоозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея Северныя страны Повелитель и Государь Иверския, Карталинския, Грузинская и Кабардинския земли, Черкасских и Горских Князей и иных наследный Государь и Обладатель, Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голстинский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и Государь Еверский и прочая, и прочая, и прочая.

ныне, 25 октября 1807 года от Рождества Христова повелеваем вернуть Юрьев день, в коий наши верные подданные могут выйти из крепости одного владетеля и перейти в крепость иного, либо переселиться на земли Государственные".

Манифест Александра I

С приездом Кончиты дом Резанова на Малой Морской гудел рабочим ульем.

Молодая женщина незаметно выдавила меня из радиорубки, где проводила всякую свободную минутку. Каждый раз я давал себе зарок выдворить непрошенную гостью, мол, "Я тут не в игрушки играю, а работаю", но вновь и вновь лёд моих доводов растапливала её девичья непосредственность. Конечно, неотразимо действовала эта бесхитростная женская уловка на Резанова, но я-то, чёрт побери, с ним в одном теле. Впрочем, я хотя и вроде бы сердился, но беззлобно, с горькой теплотой.

Порою подобные ощущения охватывали меня в самых неожиданных местах и тогда подчинялся постоянному стремлению со-владельца тела находиться рядом с любимыми людьми и ноги несли к Кончите и Мигелю. Забавляясь с ним, в отличие от остальных ребятишек командора, я сам забывал о времени.

Когда я в этот раз зашел в детскую спаленку, чтобы мимоходом ещё взглянуть на карапуза, малыш протягивал ручонки к Кончите. При виде меня маленькие бровки недовольно насупились и губки поджались - ревнует к маме!

Счастливая мать мило смутилась, расстегивая халатик: - Никак не отучу его от груди.

- Прекрасно понимаю парня, - улыбнулся я, уступая место со-владельцу тела.

И пока Резанов ворковал (сюсюкал) с милой, я огляделся. У окна сидит молоденькая няня с потерянным видом. Её взяли из деревни Резанова, но Кончита практически ничего не дает ей делать и девушка изнемогает от вынужденного безделья. Мне её искренне жаль, отпустить бы обратно, но без няни в это время тут благородной даме не принято. Что ж, не одному мне приходится терпеть здешние нравы.

Следом мой взгляд упал на аккуратно разложенные на столе бумаги с записями. Стараясь отстраниться от любезничания со-владельца тела, чтобы отгородиться от собственных размягчающих воспоминаний, невольно вчитался в старательный ровненький почерк благоверной Резанова. И глазам своим не поверил.

- Катя, - бестактно прервал я бестолковую болтовню, - ты кого-то учишь радио? - кивнул я на листки.

- А? Да, - вновь смутилась молодая мама и мило покраснела: - Это я Эстеллу и Родриго по эфиру учу русскому языку. Русская грамматика для испанцев. Чтобы они сами читали приложения к журналу "Вестник РАК" по радиоделу. Ну и сама вместе с ними подтягиваюсь. А записи делаю, чтоб знания закрепить да разложить по полочкам.

- Умница ты моя! - искренне восхитился я, - ведь это же готовая программа занятий по радиоделу. Можно, мы её напечатаем? Ведь твои наработки подсобят стольким мальчишкам и девчонкам. Да и малограмотным взрослым тоже. - Я прищурился от пришедшей мысли, которую ещё не знал, как воплотить.

- Конечно-конечно, Коля! - лицо юной мамы-радиолюбительницы озарилось лучезарной улыбкой, и она часто-часто закивала прелестной головкой.

Выходил от близких я в приподнятом настроении и с радужными задумками, но в углу сознания свербила заноза. Что-то я всё-таки упустил...

После выхода в свет Манифеста и сопутствующих ему разъяснительных актов, в которых первое, осеннее, "окно" "Юрьева дня" было назначено с 25 октября по 8 ноября 1807 года, началось столпотворение...

- Мы это, Твоя Светлость, Николай Петрович, от обчества, - крепкий мужик в опрятной поддёвке покосился на двоих сопровождавших, стоящих чуть позади по бокам, такого же вида основательных мужиков. Ноги крепко стоят на паркете, надегтяренные сапоги источают запах железной дороги, сразу "выудил" из памяти, где я его видел - десятник с постройки Царскосельской ветки. Борода расчёсана аккуратно, Волосы, чёрные как креозот на шпалах, уложены и умаслены, гладко зачесаны на прямой пробор на две ровнёхонькие половинки: - Тут это, такое дело, - его волнение выдавал картуз, который он мял в руках и видно, что на голову-то не надевал, - я не мастер говорить, Барин, но взял бы ты нас к собе. - И мужик с выразительной надеждой чуть исподлобья поглядел на меня. Его молчаливые попутчики выжидательно уперли в меня взгляды.

- Да куда ж к себе-то, Харитон Спиридонович? - растерялся я от такого оборота событий.

- А как же, - мужик приободрился, - Вот ты подишь нам сам рассказывал, что как тока энту чугунку достроим, за следушую возьмёмся. А где народец-то брать будешь? Опять новых сберешь, которые тачку от носилок не отличат? А мы, как-никак и артель, - он повёл головой на пришедших с ним, мужики согласно закивали, мол: "Да-да, артель". А старшой рассудительно продолжил: - И знаешь ты нас. Никогда же мы тебя не подводили.

Мне пришлось кивнуть головой в подтверждение того, что: "Нет, не подводили". Работники действительно ответственные. И всегда исправно порученное дело справляли. А делегат меж тем продолжил:

- Конечно, баб. Да детишек нам девать некуда, - он сокрушенно взглянул на меня, - Ну, да Ежели ты нас примешь, то мы и потяснимся, своих примем в артель, потеснея жили!

- Ну что ж, Харитон Спиридонович, ты меня застал врасплох. Скажу честно, сейчас я тебе ответить не готов. Но Слова твои верные. Давай. Приходите завтра, вам ответ будет готов. И, скорее всего, ответ положительный.

После ухода довольно переговаривающихся артельщиков, я задумался. А ведь и правда, когда я обсуждал с Александром I то, что дала государству постройка и первые месяцы эксплуатации Царскосельской ветки железной дороги и самодержец под напором моих доводов согласился на грандиозную прокладку новой транспортной артерии по всей державе, когда позже совместно склонили на руководство сим беспрецедентным делом Алексея Андреевича Аракчеева и мы договорились, что Землю выкупим по обе стороны от железнодорожной колеи, полоса отчуждения в километр по обе стороны. То есть два километра шириной. А ведь надо эту полосу в порядок приводить да содержать. Да ведь можно на ней, как и в моём времени, построить и жилые дома. Вдоль железной дороги обязательно придётся насадить лесопосадки для защиты зимой от снега, летом от ветров. А кое-где можно распахать землю и устроить поля и огороды для людей. Так, или иначе, обслуживать железную дорогу кому-то придётся. Да и строить тоже. Прав десятник Харитон. Ну, по крайней мере, нужны хотя бы бригады, чтобы постоянно подправлять и ремонтировать полотно, как в моём мире "Путевая часть" - ПЧ. Такой ответ я на другой день и озвучил пришедшим артельщикам. Но не удержался от вопроса:

- Мужики, вы ж крестьяне, чего срываетесь?

- Да вишь ли, Николай Петрович, - смурно отвёл глаза десятник, - худой Барин у нас, понимаешь ли... Да, мы бы лучше конечно на своих дворах, землица нам сподручнее. Но теперь мы знаем, ты Барин справный, народец не обижаешь. Потому мы лучше к табе прибъёмся, коли царь-батюшка нам таку волю дал.

На второй день я при встрече с Карташевым поинтересовался:

- Артемий Николаевич, а Вы совместно с железнодорожной магистралью можете спроектировать и придорожные посёлки, строения? Ну, чтобы разместить обслуживающий персонал, обслугу.

- Даа! - оживился молодой мужчина, да юноша практически ещё, что там - университет закончил только что, - я уже думал об этом, Николай Петрович. Хотел Вам предложить, но... Опасался, что...

- Чего же опасались? - усмехнулся я.

- Та, мол "удорожание строительства"... Вы же акционер, - потупился смущённо инженер.

- Ааа! - рассмеялся я: - Ну, удорожание оно конечно удорожание, Да только куда же без обслуживания. Ну, построим, так она ж без пригляда рассыплется, надо за нею смотреть, а откуда людей брать.

- Хорошо, Николай Петрович, - он подошёл к карте железной дороги: - Вот, пожалуй вот на таком расстоянии чтобы были посёлки. И деревни близлежащие неподалёку. И чтобы могли друг другу навстречу пешим ходом достаточно быстро добраться, участки ремонтировать, зимой снежные заносы расчищать.

- Воот! Вы всё прекрасно поняли, Артемий Николаевич. - Я пожал руку довольному инженеру.

В результате получилось примерно то же самое, что и в моё время. Ну да тогда всё было выстрадано практикой, а порой и кровью омыто. А Карташев интуитивно уловил. А я ещё исходил из того, что живущие вдоль железной дороги станут служить в железнодорожных войсках. Роты путейцев, роты Телеграфистов, отдельно кочегары, машинисты деповские. Дело как раз "по плечу" Алексею Андреевичу Аракчееву.

В школьной истории, помню, военные поселения ему ставили в вину. Даже термин такой прижился "Аракчеевщина", как синоним казённого дуболомства. Но позже, из более взвешенных источников, с изумлением узнал, что Алексей Андреевич славился непреклонной исполнительностью. Всё, что ему поручал царь, выполнял точно и в срок. А такое без того, чтобы многим "отдавить мозоли", не обошлось, вот и очернили ответственного мужика.

Надо подумать и о тех, кто будет обслуживать и жильё: строители, печники те же. Торговлю надо сразу организовывать. "Эх! - я почесал затылок, - придётся опять Степана дёргать. Так мужик весь в мыле. Ну, пусть готовит себе помощников".

А народ попёр валом! Никаких специальных объявлений мы не делали, но видно слухами Земля полнится, то и дело в прихожей у меня топтались ходоки "от обчества". И на оружейных заводах, и на железной дороге ко мне шли и шли просители.

Плохо было только то, что в основном, в массе своей приходили неграмотные. В лучшем случае крестьяне с двумя-тремя классами церковно-приходского образования. Но это бы полбеды: чтобы их научить, недолго создать группы, приставить к ним специалистов. Но и это, в конце концов, проблема решаемая. Самая большая беда заключалась в том, что эти люди не знали метрических мер и весов, и не могли учиться по учебникам. Что-то наставник расскажет, но многие данные в справочниках, например надо посмотреть, не будешь, же каждый раз за мастером бегать! Всего не запомнишь. Безграмотность нахлынувших работников не давало мне покоя.

И однажды во сне - Вот ей-ей, не совру! - Да, во сне, который, впрочем, был как будто наяву, на ходу: ночь я не спал, а днем, то и дело "клевал носом". И вот в такой полуяви-полусне в голову пришло видение: во-первых, те самые комиксы, которые придумала Кончита. А, во-вторых, та упрощённая грамматика, русская для испанцев. И вот по её подобию и на основе алфавита из моего мира упрощённая грамматика для новых учеников, чтобы быстро натаскать их хотя бы читать. Ну, а уж тем, кто захочет, то и писать.

Благоверную Резанова я обнаружил собирающейся, как она сказала

: "С Лизонькой (так Она называла царицу между нами) в сиротский приют". И, застёгивая многочисленные крючочки, затягивая корсет, выслушивала, прикусив губку, мои сбивчивые объяснения чего я от неё хочу, кивала головкой. Когда до неё дошел смысл моей речи, лицо её прояснилось. До того она не могла понять и морщилась, а тут глаза просияли: "Всё, Коль, поняла! Я с помощью Лизы привлеку. Я ещё по-русски сама не очень хорошо... Нужных девушек сыщем. Есть которые хотят преподавать. Вот мы молодых учительниц...

- Ага, буркнул я, замуж твои учительницы хотят! - это была наша обычная перепалка и мы не сговариваясь, рассмеялись.

А когда расстались и я поехал дальше, в голову пришла мысль, что ведь сирот, над которыми они шефствуют, тоже можно уже сразу готовить по каким-то рабочим специальностям. Как в моё время фабрично-заводское обучение. Надо только продумать тесты по профпригодности. Чтоб выяснять, что Кому нравится, к какому ремеслу лучше человек приспособлен. И надо разрабатывать подходящие под это учебники.

Министерство образования мою инициативу поддержало, деньги выделили.

А Кончите я за завтраком присоветовал для того, чтобы привлечь в приюты ремесленников, даром выделить им помещения под мастерские и за наставничество сиротам платить поголовно: сколько учеников обучил, столько и подзаработал. Жена Резанова просияла, порывисто отложила надкусанный калач, что говорило о чрезвычайном волнении, ибо сию выпечку почитала за лакомство и, отодвинув недопитый чай, подскочила ко мне, чмокнула в щеку и упорхнула делиться с царственной подружкой замечательной придумкой.

Гаврилу-землекопа я увидел в вагон-школе, на возведении Санкт-Петербургского вокзала в месте, где в моем мире стоял Московский вокзал, чего мудрить. И о сем молодом крепостном мужике стоит, пожалуй, рассказать особо.

Впервые моё внимание на него обратил Карташев: "Николай Петрович, гляньте на вооон того землекопа. Втрое против среднего норму выдаёт!" - я прищурился, глядя против солнца, ничего особенного, обычный крестьянин лет двадцати пяти, под метр семьдесят, русоволосый, в кости средний. Разве что, как и я, левша, вон как среди других хватом выделяется. Но из-под его лопаты грунт вылетает как из землечерпалки моего мира! Подошел ближе: ба! - Да у него и лопата непривычная, особенная. Как раз в этот момент телега заполнилась и, пока другой возница подгонял следующую, инженер по моей просьбе окликнул "стахановца":

- Гавриил, здравствуй.

Мужик в рубахе навыпуск тряпицей отирал потеки пота, стоя к нам спиной, обернулся белозубо скалясь: - Здрав будь и ты, Артемий Николаевич. И Ты, Твоя Светлость.

Я протянул парню руку, представляясь: - Николай Петрович. А справная у тебя лопата.

- Гавриил, - степенно отвечал землекоп, крепко пожимая мою руку заскорузлой, гладкой, словно полированной, как черенок его лопаты, ладонью, - и с гордостью ласково погладил снаряд: - Нищево струмент, барин.

- Позволь глянуть, - я протянул руку.

- Изволь, Твоя Светлость Николай Петрович.

Как будто лопата как лопата, ан не совсем. Штык формы средней между штыковой и совковой, да и размером малость крупнее. Материал не простое железо, как у остальных работяг, а неплохая сталь, отчего и заточку держит: полдня минуло, а затупилась лишь чуток. И черенок формы замысловатой. Видно сук подходящий подобрал. Вершина раздвоена, мы такие в детстве на рогатки пускали, и рогульки соединены перекладинкой, очень ухватисто. А где-то посредине, ближе к штыку, изгиб как раз под хватку второй рукой, что-то наподобие пистолетной рукоятки на добром ружейном ложе. А ведь и в рукопашном бою весьма прикладистой должна оказаться! Я побалансировал "оружием" землекопа, лопата словно сама в дело просилась и я не стал противиться, спрыгнул в выемку и с удовольствием вонзил острие в плотную глину, легко выбросил с десяток мер грунта в подошедшую телегу. Выпрыгнул, протянул инструмент опешившему хозяину: - Хорррошша! Но, гляжу, не казённая.

- Неее, Николай Петрович, не казённая. Черенок сам сробил, а за штык кузнецу покланился.

- И во сколько ж встал?

- Полтора целковых, - вздохнул парень, - дюже жалеза накладная вышла.

- Ого! - неподдельно изумился я. Наши-то, казённые, лопаты стоили полкопейки. А тут целое состояние для крестьянина.

- А ловко ты, Твоя Светлость, с струментом управляешься, - уважительно качнул головой новый знакомец.

- Ну, до тебя, Гавриил, мне далековато, - похлопал я его по плечу, - А вот скажи-ка, сможешь своих товарищей так обучить? Если подобные лопаты и им справим.

- А чего ж, коли лениться не станут, в два счёта навострятся, - пожал собеседник плечами, - тут главное кураж поймать, а там дело пустяшное.

В тот же день я заказал стальные лопаты и особые черенки, ибо экономия на инструменте слишком дорого обходится. А вот теперь, 14 декабря, встретил Гаврилу-землекопа в школе.

Снега подвалило изрядно, да и морозец подпирает, а тут печка-буржуйка, заходишь словно в натопленную хату, артельщики опекают свою учительницу как дочку. Пахнет хорошо выделанной овчиной от развешанных полушубков великовозрастных учеников, над которым неуловимо витает аромат фиалок духов барышни.

Высунув язык от усердия первокласник-переросток Гавриил неуклюже зажав в щепоть грифель, с напряженной аккуратностью выводил черточки и крючечки на доске-планшете. Первый месяц недешевую бумагу таким не давали.

- Здравствуй, брат Гавриил, - протянул я руку, - Подучиться решил? Доброе дело.

- Здравствуй, Твоя Светлость Николай Петрович, - ответил на мое рукопожатие молодой мужик, с видимым облегчением распрямляя затекшую спину: - Да вот, вишь ли, обчество выбрало десятником, а я только крестиком расписываться могу. - Он поднял, показывая, грифель и сокрушенно добавил: - Лопатой махать куда сподручнее.

- Ничего, брат Гавриил, - ободряюще кивнул я, - тут ведь тоже как кураж поймаешь, так и попрёт.

- Эх, Твоя Светлость Николай Петрович, Твои бы слова да Богу в уши, - с веселой искринкой в глазах откликнулся парень, - Да вот и Алла Николаевна грозится подучить.

Молоденькая миловидная блондинка, выпускница Смольного, карими глазками поедала землекопа влюблённым взглядом.