Выйдя на улицу, сразу стягиваю с себя перчатки и выкидываю их в помойную яму. Всё равно на руках остаётся ощущение его потных рук. Я не очень брезгливый человек, но сомневаюсь, что он хоть когда-то в жизни их мыл.
Ускоряю шаги, чтобы побыстрее дойти до дома. По пути заглядываю на рынок. Покупаю свой любимый козий сыр с травами и мясо, что отложил мне Эрл, молоко и разную зелень.
Также не забываю забежать на сладкую часть рынка, где всегда продаётся вкусная выпечка, и купить там сладких кремовых ватрушек.
Дойдя до дома с покупками, я понимаю, что силы на сегодня уже на исходе. Тихонечко сползаю по стене около двери, чтобы просто посидеть и отдохнуть. Денёк сегодня выдался насыщенным, а скоро утро и опять нужно будет идти на работу.
Закрыв глаза, расслабляюсь. Вот так бы просидеть парочку дней в тишине и блаженстве. Но ничто не вечно на земле и мою нирвану прерывают самым грубым образом.
Всего пару минут блаженства и дверь открывается. На пороге появляется Агнес. Как она меня чувствует? Откуда у неё это? Мы ведь даже не родные, чтобы списать это на зов крови. Она опускает глаза вниз и смотрит на меня с укором.
— Развалилась тут около порога — бубня себе под нос, проговорила она и протянула мне руку, чтобы я за неё схватилась и поднялась — Вставай давай, блаженная.
Я могла бы встать сама, но забота по отношению ко мне трогала даже моё ледяное сердце. Она постоянно ворчала, но глаза всегда выдавали её. В них я видела беспокойство обо мне, а порой мне казалось, что так выглядит любовь. Материнская любовь.
Доверие не было главной чертой моего характера. Однако тётушка Агнес и покойный дядя Фред окружили нас своим теплом и любовью. Они каким-то чудесным образом оказаться в моём сердце. Скорее всего, это произошло потому, что они приняли нас и обогрели, не задавая вопросов и не влезая в душу. С их помощью я окончила военную академию, а Кэт получила диплом об общем образованее мага. Всё это дало нам возможность жить значительно лучше, чем многие в четвёртом кольце. А может их любовь к нам, которую мы чувствовали каждый день, растопила наши сердца?
Той самой любви, которой так не хватает нам по жизни. С шести лет меня начали учить обращаться с магией. Мой отец мог позволить себе нанять для меня лучших магов Северных земель. Они каждый день наперебой учили меня основным навыкам управления и концентрации направлений потоков стихии. Тренировки были каждый день по 3–4 часа. Это было достаточно сложно для ребёнка, но очень продуктивно для будущего воина.
Я не знаю с кем меня готовили сражаться. В то время мне больше всего хотелось найти минутку и сбежать в комнату старшего брата. Призрачные враги моего отца были для меня в параллельной вселенной.
Отец меня не любил, он вообще был не способен на какие-то чувства, кроме ненависти и злобы. И как бы это ни звучало, но когда он умер, я почувствовала облегчение.
Настоящим отцом стал для меня только Фред, а Агнес — второй мамой.
Они не отвернулись от нас в те страшные времена, когда большинство людей только плевали в нашу сторону. Для всех мы были жалкими отродьями — предателями. Детьми с дурной кровью Севера, из-за которых погибали их родные на войне.
Наверное, у них было право ненавидеть нас, вот только мы были просто детьми, которые никому не сделали ничего плохого.
Когда нас забрала к себе в дом семья Претлей, дядя Фред посадил меня, замкнутую и злую на весь мир, к себе на колени и сказал: — «Слушай меня, Ариэлла. Неважно с какой кровью ты родился. Человека определяет не заложенные в нём гены, а лишь его принципы и выбор».
Он воспитывал нас с Кэт, как своих любимых девочек. Бог не дал им с Агнес родных детей, но дал нас. Не самый лучший выбор, конечно, но и за нас они были благодарны.
Каждый вечер он приходил к нам в комнату, садился к кому — то из нас на кровать и рассказывал перед сном очередную историю. Как он умудрялся рассказывать детям истории так, что после каждой всегда был какой-нибудь поучительный вывод? Загадка.
Вот эти рассказы и помогли нам уже тогда начать учиться делать правильный выбор. Да, правильный выбор в жизни — наука, которую приходится постигать всю жизнь.
Порой даже сейчас я не знаю, правильно ли поступаю…
В первый день у них дома, когда ночью перед сном мы ложились в чистую и тёплую кровать, мне казалось, что тут что — то не так. Ведь не бывает таких добрых людей, которые могут просто так нас пожалеть и взять к себе. Это просто не может быть правдой. Долгие месяцы мы были вынуждены прятаться от людей и каждый вечер искать заброшенные чердак или подвал для сна.
Ребёнок, привыкший к людской злобе и призрению, не может сразу начать верить людям, а тем более осознать, что нужен хоть кому-то просто так.
В тот вечер дядя Фред пришёл к нам первый раз рассказывать историю на ночь. Именно эта его история запомнилась мне на многие годы:
— Слушайте меня внимательно, девочки. В каждом человеке идёт борьба, очень похожая на борьбу двух волков. Один волк страшный и грозный, он представляет зло: зависть, гнев, сожаление, эгоизм, уныние и ложь.
— Другой волк миролюбивый и красивый, он представляет собой добро: мир, любовь, надежду, истину и верность.
— Кэтти тут же взвизгнула — Чур я красивый и добрый волк. Ну а ты Ари, ты будешь злым волком!
— А с чего это я злой волк? — Обиженно посмотрев на неё и пригрозив кулаком, сказала я. — Может, я тоже добрая и красивая. А вот ты как раз плаксивая и противная.
— Ты не можешь быть сейчас красивой Ари, пойми это. Ты б-е-з в-о-л-о-с!
Мне тогда стало очень обидно. Ведь я побрила голову ради нас с Кэтти, чтобы меня взяли чистить овощи на кухне и у нас были бы хоть какие-то деньги на пропитание. Белый цвет волос сразу выдавал во мне чистокровную Северянку, поэтому от них пришлось избавиться.
Хоть мне и было уже 10 лет, и я была старшей, не выдержав, начала щипать её. Между нами началась потасовка. Кто первый заплачет, тот и злой волк. Никто из нас не хотел быть злым и страшным, поэтому щипаться мы стали до синяков. К глазам уже начинали подступать слёзы, но каждая сдерживала их из последних сил.
— Не ссорьтесь девочки! Каждая из вас может выбрать любого волка — разнимая нас и укрывая одеялами, проговорил дядюшка.
— А какой волк в конце победит? Хороший или плохой? — хныкая спросила Кэт.
Дядюшка усмехнулся и ответил:
— Всегда побеждает тот волк, которого вы будете кормить.
В вас всегда будет жить два волка и вести борьбу между собой, но только вам решать, кому из них предавать силы своими поступками.
Я часто вспоминаю его слова. Эти слова смогли дать ростки доброты и сострадания к ближнем в двух маленьких девочках, которые чаще видели в людях лишь злого волка, которого все себе выбирали.
Наверное, нам было это необходимо — иметь пример хорошего человека и любящей семьи. Живя на севере, мы видели много страшных вещей, которые не должны видеть детские неокрепшие сердца и умы, а сбежав в столицу — мы окунулись в тяжёлую жизнь улиц.
Приезжих с Севера, после отделения его от Империи, не любили. И это ещё мягко сказано. А всё это из-за Северного герцога, который решил, что хочет создать свою Северную Империю. И он не побоялся бросить вызов самому Файстрону.
Началась кровопролитная война. Война, которая длилась долгих четыре года. В основном солдат для Империи набирали из бедных районов городов и деревень, что принадлежали разным графствам. Магов тоже призывали на службу, но их было намного меньше, чем у Северных земель, объединившихся с Тёмной Империей. Для обеих сторон обычные люди были лишь кусками ходячего мяса и то, не очень-то долгий срок они им отпускали для этого.
Когда мы почти проиграли Северу, и Император понял, что ему может прийти конец, он наконец-то отправил лучших магов на границы, где продолжались ужасные бои вплоть до мирного договора. Но все жертвы народа были напрасны. Трусость и жажда власти заставили нашего Императора подписать соглашения, где он отдавал полную власть на земли Севера семье Айстрон.
После войны количество воришек увеличивалось с каждым днём. Люди стали объединяться в небольшие группы и разворовывать у более зажиточного населения все их нехитрое богатство. В деревнях и небольших городах начался хаос. Война не прошла для них бесследно. Разруха и бедность были повсюду. Не хватало семян для посева. Скотина, что осталась жива, была быстро съедена голодными семьями, оставшимися без кормильца, а порой и без крова, производства закрывались из-за недостаточного количества сырья и мужской рабочей силы. Люди умирали от голода и холода.
Так появилась ещё одна новая Империя и тысячи новых захоронений.
Дом встретил меня приятным запахом приготовленной еды. Когда же Агнес успевает всё наготовить? Я, конечно, знала, что у неё был жёсткий принцип, что завтрак это одни блюда, обед другие, а ужин — третьи. Ставить на ужин утреннюю кашу было запрещено. Однажды нам с Кэт не хотелось готовить, и мы решили съесть оставшеюся кашу с завтрака, так нам влетело по самое не балуй.
Коридор был слабо освящён. Свечи, что поддерживали свет в ночное время, почти все оплавились, только несколько фитилей горело ярко. Нужно было уже давно заменить их. А ещё пора залатать небольшую дырку на потолке, от которой спасает железное ведро, что всегда стоит под ней в дождливую погоду. Агнес откладывает эти расходы на потом, пытаясь на всем экономить, хотя временна, когда нам было тяжко уже давно позади. В её душе ещё живёт страх, что после потери мужа одна она не справится. Только вот она не одна. Мы её никогда не оставим и память о дяде, что ушёл от нас так рано.
Всё случилось слишком внезапно. Никто из нас не был готов хоронить единственного любимого мужчину в нашей жизни.
В тот день мы с Кэтти бежали домой после вступительных экзаменов. Казалось, что сегодня ничего не сможет испортить нам настроение. Солнце светило ярко. Витрины дорогих бутиков блестели, отражая наши восторженные лица. Вкусные пирожные, что мы купили на карманные деньги Кэт, которые она долго откладывала на какое-нибудь новое платье из такого бутика, доставляли нам вкусовое блаженство. Так, удачно сложилось, что её накоплений хватило ровно на два сладких пирожных из дорогой кондитерской, где один деликатес стоил целых 15 медяков. Но мы решили себе это позволить. Ведь теперь мы ученицы. Кэти — Столичной, а я Военной Академии. В Академиях нам выдадут несколько комплектов новой формы, а платье для Кэтти мы сможем купить и потом.
— Слушай, Ари. Кажется, удача улыбается нам — облизывая пальцы от крема и жмурясь от солнца, проговорила эта сладкоежка. — Мы с тобой такие же фартовые, как те шулера, что недавно обыграли стражников в карты.
Непонимающе взглянув на неё, я продолжала поедать самое вкусное в своей жизни пирожное.
— Ну те, которых сейчас все ищут — пояснила она мне, видя, что я не понимаю о каких шулерах идёт речь.
— Ну не знаю, может ты и права. Но пошли уже домой, а то сейчас слюнями заплюёшь всю витрину, — смеясь над нею, я поправила платок, который стала носить, когда волосы уже стали отрастать, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание посторонних. — Сейчас одна «удача» даст нам пару подзатыльников за опоздание. У нас сегодня праздничный обед, если ты не забыла.
Продолжая громко смеяться, мы шли дальше по престижной улице второго кольца столицы. Как же тут красиво и спокойно. Тёплый ветерок обдувал нам лица, последние тёплые летние денёчки обещали начало новой жизни, новых знакомств и приключений.
Но в тот день у нас не было праздничного обеда. Не было той радости, что ещё пару мгновений назад грела наши сердца. Была лишь душераздирающая боль, которая поглотила наши сердца на долгое время.
В одночасье Агнес потеряла любимого мужа и свою главную опору в жизни, а мы Кэтти сразу троих — друга, отца и дядю. Как передать чувство боли человеку, который никогда её не испытывал? Как рассказать словами свои чувства, которые не дают тебе спать, есть, а если ещё точнее — то даже дышать! Когда каждый день превращается в сплошной кошмар, а близкие люди не в состоянии даже вымолвить несколько слов….
Да, в те времена нам пришлось совсем несладко. Мне тогда исполнилось только четырнадцать, и я поступила на первый курс Военной Академии.
Академии в нашей Империи были созданы для богатых детишек Аристократов, родители которых готовы в год отсыпать пару сотен золотых за учёбу. Да что уж тут скромничать, многие из них даже не знали точно сколько у них всего денег. Зачем их считать, если их так много, что можно спустить за выходные целое состояние, купив себе для забавы дорогую лошадь или просадить их на игрищах. Их всё равно меньше не становилось.
Моя Академия была разделена на военные факультеты и на факультеты общих познаний стихий. Обучение на этих факультетах длилось 4 года. Понятно, что Академии, созданные для детей аристократов, не имеет бюджетных мест. Им это просто незачем. Круговорот денег в Империи происходил только от богатых к богатым. Как говорится — деньги к деньгам!
В нашей семье не было денег даже на первый год обучения. Поэтому для всех нас осталось загадкой, где же дядя Фред нашёл золотые монеты на первый взнос за наше обучение с Кэтти. Мы думали, что он заложил старинные золотые часы, которые переходили в его семье из поколения в поколения. Он не пожалел такую дорогую ему реликвию ради нас. Ему очень хотелось дать нам образование — тот заветный билет в лучшую жизнь, которого у них с Агнес не было.
В день его похорон в наш дом пришли четыре бугая от мистера Окса. Он был человеком, который давал людям взаймы под бешеные проценты. Окс умел наживаться на горе людей, одалживая в трудную минуту им деньги, а потом прося с них в три раза больше. Так постепенно он выстраивал свою процентную Империю. Нанял вышибал, прикупил небольшое помещение и открыл свой микробанк, с помощью которого он стал дальше обворовывать бедных людей. О нём ходила дурная слава. Никто из моей семьи никогда бы не обратился за помощью к такому человеку. Но его вышибалы считали по-другому.
Бросая на стол липовую бумагу, они сказали, что на мистере Фреде Претли весит долг в 1000 золотых. Это не могло быть правдой! На такую сумму можно было купить себе квартиру в третьем кольце или открыть десять лавок в нашем. Это слишком большие деньги, чтобы хоть кто-то из нас смог поверить в такое. Жили мы достаточно хорошо. Наш дом хоть и был старым, пережившим не одно поколение, но достаточно крепким. Всегда чистый и уютный. Дорогих ковров, мебели из редких пород дерева, коллекционной фарфоровой посуды и картин известных художников у нас не было, но тепло, уют и еда у нас были всегда. Мы жили скромно, не позволяя себе излишеств, но очень счастливо. Счастливо, но до этого дня.
Агнес была разбита свалившимся на неё горем, поэтому растерялась и подписала новые бумаги, в которых было сказано, что теперь она будет выплачивать этот долг с процентами. Воспользовавшись горем вдовы, ещё одна гнида стала богаче на целую тысячу золотых. Но не только один мистер Окс в тот день явился к нам. Падальщики всегда кружат над смертью. Вечером этого же дня к нам в дверь постучали законники, держа в руках закладную на наш дом. Как она к ним попала, мы не знаем. Нам пришлось отсыпать им последние золотые, чтобы они отдали закладную и спокойно ушли.
Вот тогда-то мне и пришлось начать воровать на заказ. Агнес никогда не работала в лавках, а денег, что она выручала за свои целебные мази, едва хватало на неделю пропитания нашей семье.
Добытчиком в доме всегда был дядюшка. У него была небольшая мастерская, которая могла прокормить всех нас. Пришло время становиться кормильцем мне.
Самое главное, что мы смогли пройти эти сложные времена, оставшись одной целой семьёй, которая каждый день собиралась на ужин за столом нашего дорого и любимого дома.
Я подошла ближе к кухне. Там уже около печи суетилась тётушка. Успевая разговаривать с маленькой Милли, что стояла на перевёрнутом ведре и пыталась порезать на столе овощи тонкой соломкой, она готовила ужин на всю семью. У Милли пока получалось не очень. Её рыжая непослушная кудрявая прядь так и падала предательски на лоб, закрывая ей глаза и мешая работать. Как бы малышка ни поправляла её своим кулачком, кудрявый завиток жил своей жизнью. У неё и не могло получиться резать так быстро, как это делала Агнес, но она делала это очень старательно и аккуратно. За такое старание, на которое была способна только девочка шести лет, она получила похвалу от хозяйки нашего дома.
Рон раскладывал столовые приборы и тарелки, кося свои глаза на нового жителя нашего дома. Ему было очень интересно узнать про него всё. Кто он? Чем занимался? Как оказался у нас дома? Но заговорить первым боялся, а старый Мартин сидел за столом молча с задумчивым взглядом, смотря прямо перед собой.
Время уже позднее, а за столом не хватает одного человека.
— Агнес, а где Кэтрин? — проходя к столу задаю вопрос суетившейся Агнес.
От стола разносился чудесный запах наваристого рагу из крольчатины, свежеиспечённого хлеба и сыра.
— Она скоро будет. Пошла в книжную лавку помочь мистеру Орану с разбором новой поставки книг.
— На улицах опять не спокойно. Семейство Файстрон решило почтить нас своим присутствием. — строя из себя высокородную даму, оттопырив мизинец, продолжила я. — Сие Сиятельство снизошло к нам, простым холопам, и пообещало, что наша жизнь заиграет новыми красками.
Детский смех разлетелся волнами по комнате, заражая всех вокруг.
— Неужто сам Император? — взволнованного спросила меня тётушка.
Она считала, что новый император будет в разы лучше, чем старый пень, что сидел у власти тридцать лет, и наконец-то для нас настанут благодатные времена.
— Ага, если бы он приехал, его тут же бы растерзали на улице. Была его мать — Элеонора Файстрон. Продемонстрировав свою красоту и ухоженность, она быстро испарилась в толпе.
— В нее случайно не прилетел тяжёлый камень? — хохоча спросила тетушка. — Что-то они все как-то быстро уезжают.
— Не знаю. Мы с Мартином быстро ретировались оттуда, пока это еще было возможно. Не стали дожидаться кульминации праздника — пожимая плечами ответила ей.
— Всем мыть руки и за стол! — раздался грозный приказ нашей кормилицы.
Есть со всеми мне не очень удобно. Нижняя часть маски выполнена точно под моё лицо, чтобы можно было говорить и есть, но это всё равно не очень практично и удобно. Открывать своё лицо я не могу. Это будет слишком опасно для всех.
Если мой дорогой родственник вдруг найдёт меня, он убьёт всех, кто мне дорог. Я такого допустить не могу. Я их всех слишком люблю, чтобы рисковать ими. Поэтому пусть лучше никто не видит моего лица и моих глаз, которые выдают меня из тысячи.
Теперь мне приходится нарушать закон регулярно. Я покупаю на чёрном рынке зелье, меняющие цвет глаз. Это очень рискованно. Ведь если об этом узнают, то темница мне обеспечена лет так на восемь.
Послышался звук открывающейся входной двери и шуршание пакетов. Я посмотрела на дверной проём, где вскорости показалось счастливое лицо Кэтти.
— Я купила всем сладких пирожных! Мистер Оран дал мне пару серебряных за помощь с его книгами — быстро щебетала Кэт, вытаскивая из пакетов и разворачивая от бумаги свежие пирожные.
Пирожные были любимыми сладостями наших маленьких членов семьи. Да что уж говорить — и взрослые от них ещё ни разу не отказались. Я не была сладкоежкой, но отказаться от вкусного свежего кремового пирожного было выше моих сил. Подойдя к столу, взяла себе одну штучку сладкого деликатеса, тарелку с рагу и взвар.
— Я на вверх. Всем спокойной ночи. Рон и Милли сказку переносим на завтра, у вас уже глаза слипаются — выходя из кухни, сказала я, но на самом деле глаза слипались у меня.
Наконец-то этот день закончился. Сейчас хочется набить пузо до отвала, принять ванну и уснуть. Уснуть желательно на неделю.
Жаль, но всё это лишь мечты. Спать до обеда — привилегия аристократов, а не бедных трудяг, как я.
Ну я, конечно, не очень-то и бедная, но очень уставшая.
Зайдя в свою комнату, быстро достаю из шкафа чистую ночную сорочку, которая скорее подойдёт ночной фее из борделя «Голая Пэтти», чем мне. Откуда она у меня?
Опять задаю вопросы на которые нет ответа. Есть рубашка и супер — будет в чём спать.
Осматриваю её кружевной вверх, просвечивающий грудь, еле закрывающую ягодицы длину, бусинки на лямках.
Надеюсь, меня в ней не увидит Рон, а то подумает бедолага, что он опять в борделе.
Напевая песню, спускаюсь в ванную комнату. Как же хорошо, что человечество придумало трубопровод. Людям больше не нужно кипятить воду в больших кастрюлях и таскать её на пузе в ванную комнату. Хотя многие и сейчас ещё так делают, ведь оплатить горячую воду позволить могут не все.
Стягиваю с себя пыльные ботинки и удобный эластичный костюм, который выдали нам на работе. Он был очень комфортный — при минусовой температуре активировались чары тепла, и он согревал, а в сильную жару был прохладным. Правда, при этом он был чересчур облегающий. Не покидало ощущение, что ты голая.
Стянув костюм, убираю с лица маску и вынимаю ленту из волос. Длинные белые волосы водопадом подают на мои плечи и спину. Нужно бы их отрезать, но Агнес и Кэтрин отказываются это делать, они считают, что волосы — главное достоинство для девушки.
Смотрю на отражение в зеркале. С него на меня смотрит молодая девушка.
Алые пухлые губы, аккуратный аристократический нос, немного вздёрнутый вверх, густые брови и длинные ресницы тёмного цвета, которые сильно контрастируют с волосами. Всё как у всех. Необычные только глаза. Такое в природе встречается редко. Один глаз серо-голубого цвета, а второй светло-зелёного.
Так произошло из-за того, что во мне две стихии. Такого в природе не должно было быть, как и меня, в принципе. Когда целитель сказал отцу, что будет девочка, он избил мать до такой степени, что она провела в беспамятстве три дня. Он очень надеялся, что я умру, но судьба решила иначе.
Наверное, я назвала бы себя красивой, но что эта красота даёт в жизни? Грязные шутки, сальные взгляды и попытки влезть тебе под юбку. Красота не сделала мою мать счастливой, а только заставила страдать. Она всю жизнь была рядом с нелюбимым человеком, который хотел её себе лишь как трофей.
Влюбиться можно в красоту, а полюбить на всю жизнь можно только за душу. А моя душа полна льда для мужчин и растопить его я не тороплюсь. Слишком редко я вижу мужчин, готовых отдавать свою любовь вопреки, а не за что-то.
Когда-то мне была нужна любовь отца и дяди, а вместо неё я получала боль и кровавые синяки, не только на своём теле, но и на телах самых близких людей. Людей, которых уже больше нет в живых.
В живых из близких людей, остались лишь единицы.
Ванна уже набралась, и вода заполнила ее почти до предела. Недолго думая залезла в неё. Мне нужно расслабиться и перестать думать о прошлом. Я не могу его изменить, но и принять его я тоже не могу.
Погрузилась под воду с головой, пытаясь не о чем не думать, но в голове возникли образы мамы и брата. Мама гладила меня по волосам, рассказывая сказку, а когда я стала засыпать, она нашёптывала мне слова любви. Старший брат, который протягивал руку с улыбкой, когда мы бегали на кухню воровать пирожки нашей кухарки. Он был единственным мужчиной в моей жизни, который был причиной моей радости, а не моих слёз. — «Запомни Ариэлла, когда я буду рядом никто не обидит тебя! Даже отец! Как только он начинает ругаться беги ко мне, пусть лучше мне достанется, я мужчина» — сказал он мне однажды. И ему доставалось, даже без меня. Отец ненавидел его больше всех, а всё потому что он был его не родным сыном.
Воздуха стало не хватать. Вынырнув из воды жадно хватаю воздух, схватившись за бортик ванной так, что пальцы начинают белеть, но душа болит сильнее.
Дыхание постепенно стало восстанавливаться, но чувство страха и тревоги никуда не делись.
— Тут кто-то есть?
Шуршание платьица и тоненький голосок Милли послышались за дверью.
Я молчала, уставившись пустым взглядом на дверь. Сейчас мне не хотелось разговаривать.
Милли напоминала мне младшего брата, который также в силу своего возраста верил в победу добра над злом.
Коил родился слабым младенцем — целители разводили руками, не зная, выживет ли он в первые годы своей жизни. Слабость приковала его на долгие четыре года к постели, не давая ему толком познать настоящий мир.
«Не жалей умерших Ари, а жалей живых, особенно тех — кто живёт без любви» — вспомнились слова Дяди Фреда.
Только вот мёртвых мне и жалко, ведь у них нет больше выбора, который есть у живых.
Вода успела остыть, а кожа покрыться мурашками, но теперь уже из-за холода, а не страха. За окном стали слышны пьяные гульбища и собачий вой. Ночь вступала в свои права.
Я посмотрела в небольшое окно, которое находилось около чугунной ванны и выходило на сторону улицы. Луна поднялась уже высоко и ярко освещала улицу, по которой бежала стая бездомных собак, издавая протяжный вой.
Пора уже ложиться. Завтра ещё один сложный день, который предстоит пережить.
Быстро намыливаю голову и своё тело. Иногда, мне кажется, что водой я могу смыть с себя всю ту грязь и боль, что была в моей жизни. Мочалка больно впивалась в кожу, оставляя после себя красные следы — следы, что смывали с меня пыль и усталость этого дня.
Закончив с мыльными процедурами, надела на себя новую сорочку. Я была права, она еле прикрыла мою попу.
Выгляжу я достаточно вызывающе, но привередничать сейчас нет никаких сил, тем более, меня в таком виде никто не увидит.
С этими размышлениями выхожу спокойно в коридор. Все обитатели этого дома должны уже спать, поэтому путь до комнаты проходит без происшествий.
Ближе к комнате начинаю чувствовать там чужое присутствие. Инстинктивно магия начинает скапливаться на кончиках пальцев, готовая сорваться и уничтожить врага.
Только вот врага в комнате не оказалось. На кровати, вольготно устроившись, лежала Кэтти, читая очередной роман.
— Ты так долго Ари. Я думала, что уже усну. Кстати, вся еда уже остыла и, кажется, успела протухнуть, пока ты купалась — оглядывая мою сорочку, усмехнувшись проговорила она.
— Знаешь, когда я сегодня помогала мистеру Орану в книжном, к нам зашёл один господин, — вздохнув мечтательно проговорила она. — Он был такой красивый и обходительный, наверное, будь я более наивной, смогла бы в него влюбиться.
Да уж, если начать вспоминать в кого влюблялась Кэтти, то можно было подумать, что это любой мужчина, который умеет ходить и внешне хорош собой, а всё остальное неважно.
— Ты и так очень наивная. Так что можешь влюбляться. — Подняв указательный палец вверх, продолжила я. — Но только если он достойный мужчина.
Еда и вправду успела остыть за моё отсутствие. На кружке взвара образовалась небольшая плёнка, а в тарелке с рагу не хватало только дохлой мухи, для полноты картины.
Живот издал победный вой, призывая меня съесть хоть что-нибудь, и я поддалась этому зову.
— Если бы у меня был цвет твоих волос и твоя красота, то у него не было бы шанса пройти мимо, не влюбившись, — продолжила Кэтти.
Началось…
— Кэтрин, ты очень красивая! Хватит себя недооценивать! Многие сплетницы этого района не могут промолчать, когда ты проходишь мимо. — Тут я не лукавила. Она и вправду была очень красива — чёрные волосы объёмными кудрями спускались по спине, фарфоровая кожа, аккуратный нос с веснушками, красивые, полные губы и глаза шоколадного цвета с янтарными крапинками.
Мужчины всегда обращали внимание на неё, когда она проходила мимо. По ней и не скажешь, что она дочь служанки. В ней ощущалась такая стать и порода, которая была далеко не у всех светских дам. Мать не рассказывала ей кто её отец. Может кто-то из высших аристократов? Они любят поразвлечься со служанками — этого мы никогда не узнаем.
— Да знаю, но мне так нравятся твои волосы! Да и ты сама, — улыбаясь говорит Кэтти. — Будь я мужчиной, ради тебя пошла бы как мистер Вон, срывать цветы в оранжерею миссис Кэмбер, а это, между прочим, опасно для жизни. Он, бедняга, потом недели две ходил со сломанным носом.
Мы обе залились смехом. Рагу попало не в то горло, и мой хриплый смех со слезами на глазах эхом прошёлся по комнате.
Ходить в оранжерею нашей соседки — самоубийство. Всё это знали, но мистер Вон забыл купить цветы для своей жены на годовщину, и ему пришла идея сорвать их в теплице миссис Кэмбер. За это он и поплатился.
— Ариэлла, может уже пора показать всем сплетницам нашего района самую завидную невесту? Мир должен увидеть такую красоту! И мне, в свою очередь, очень хочется понянчить племянников, — беря расчёску и идя в мою сторону, сказала она.
Такие разговоры у нас всплывали часто. Она считала, что мне уже стоит перестать бояться каждого шороха и дуновения ветра.
Если бы только мои страхи были бы надуманы…
Кэтти знает, что я не могу снять маску. Это наша с ней безопасность от людей моего дяди. Я не боюсь его. Я даже могу дать им отпор, но сражаться честно в моей семье не принято. Он убьёт всех, кто мне дорог, а потом, насладившись моими страданиями, убьёт и меня.
Видимо, поймав мой взгляд в отражение маленького зеркала на столе, ее рука дрогнула и больно зацепила мою мокрую прядь.
— Прости меня. Я знаю, ты делаешь это для нас, для меня, — испуганно прижала руки к груди и продолжили быстро говорить. — Но я тебя так сильно люблю. Мне хочется, чтобы ты была счастлива, а не жила только ради нас.
Повернув меня к себе лицом, аккуратно убрала влажную прядь мне за ухо. — А наконец-то начала жить для себя. Жизнь слишком коротка, чтобы жить лишь счастьем других.
В её глазах была видна печаль и сожаление. Она хотела для меня иной жизни. Да и я, наверное, тоже. Но никто не выбирает в какой семье ему родиться. В той, где царит любовь или в той, где все друг друга ненавидят.
Она обняла меня и наклонившись чмокнула в макушку, прям как старшая сестра. Правда, это я была старшая в наших сестринских отношениях, и по возрасту и по уму.
Мне было шесть, когда маленькая девочка, с вороньим гнездом на голове, пришла со служанкой в мою комнату. Такая одинокая и беззащитная. Она смотрела голодными глазами на тарелку с фруктами, протирая мою тумбочку и мечтая съесть хоть маленький кусочек деликатеса. Четырёхлетняя малышка уже была вынуждена работать, чтобы жить. Её мамаша не особо интересовалась ею, отправив к дальней тётке, сразу же после родов. Так она и росла с нею, не зная живы ли её родители. А после смерти родственницы, соседи пожалели малышку и отправили на повозке в наш дом, предварительно дав записку, в которой обращались к её кукушке маме, прося позаботиться о ребёнке. Молодой маме она была не нужна. Воспитывать и заботиться о своей дочке ей было некогда. Чтобы сильно не морочиться она пристроила её работать служанкой рядом с собой.
В то время мы и стали неразлучны, дополняя друг друга во всём.
Кэт очень общительна и любвеобильна. Каждая бездомная собака всегда ею накормлена и обласкана. В этом мы с ней очень похожи. Не понаслышке зная, что такое голод и как расти самим по себе, имея живых родителей — мы стали заботиться друг о друге.
Мы самые близкие люди друг другу. Мне неважно, простолюдинка она или из знати. Мы с ней ровня. Человек не может стать хуже только потому, что его мать или отец не были обучены светским манерам или не одеваются по последнему писку моды.
Все эти классовые разделения меня раздражают. Нет в людях различия из-за крови. Если человек дерьмо, значит это его выбор, либо его воспитание, а не кровь его предков.
— Ложись спать, Агнес сказала, что завтра тебе в штаб. Надо выспаться! — закончив расчёсывать волосы, проговорила она.
Да, Кэтти права, нужно уже укладываться баиньки.
— Хочешь, ложись сегодня со мной? — я знала, что последнее время по ночам её преследуют кошмары, которые напоминают ей что-то, что она не может вспомнить. Да и мне сейчас хотелось чувствовать рядом близкого человека, который поможет отвлечься от мрачных мыслей о семье.
— Правда, ты не против? — её глаза излучали такое счастье, прям как в детстве, когда я отдавала ей вкусное печенье, что тихонько воровала из кухни.
Этот взгляд заставил меня невольно улыбнуться.
— Пошли спать, егоза. Ты-то можешь скакать всю ночь.
— Эй, неправда, я валюсь с ног от усталости. Мистер Оран загонял меня сегодня со своими книгами. Кстати, тебе очень идёт это сорочка. Интересно, а с нею больше шансов, что скоро я смогу стать тётей? — смеясь Кэт прыгнула на кровать, накрывшись одеялом с головой.
— Ну держись. Я так и знала, что только ты могла купить такое! — затушив свечи прыгнула следом за ней и начала её щекотать.
Громкий смех и хрюканье заполнило комнату. Свет луны ярко светил, освещая меня и Кэтрин, которая тоже стала щекотать меня в ответ.
В такие моменты ты забываешь обо всех своих проблемах. На душе становится спокойно. Вокруг лишь счастье и радость.
— Спокойной ночи, люблю тебя — чмокаю её в лоб и удобно укладываюсь на кровати.
— И я тебя люблю, сладких снов — зевая, проговорила она мне в ответ.
Спустя пару минут мы уже были в объятиях Морфея и видели чудные миры, что рисовало нам наше воображение.