Кейт развязала ленты шляпки и сняла ее с головы. Она надеялась, что это убедит врача, который преградил ей путь, в том, что она не собирается уходить отсюда. Она выяснила, что маркиз находится в Доуэр Хаузе, и никакой напыщенный старый гусь не мог помешать ей встретиться с ним.
— Вы могли бы сказать мне, где он находится, — сказала она. Она положила шляпку на столик и бросила туда же свои перчатки. — Я все равно разыщу его, даже если мне придется для этого заглянуть в каждую комнату.
— Мисс Грей, маркиз сейчас сидит у больного, который может не дожить до завтрашнего дня.
— О!
Сочтя, что своим замечанием он удержал ее от проникновения в госпиталь, врач оставил ее в холле и исчез, поднявшись по главной лестнице. Кейт все еще стояла в нерешительности, когда мимо нее прошли два врача-ассистента, а затем сверху спуcтилась горничная и принялась натирать перила лестницы. Она пришла, чтобы обрушить свой гнев на Алексиса де Гранвиля за то, что он бросил ее на произвол судьбы перед разгневанными женщинами, планы которых оказались расстроенными. В замке не осталось ни одной женщины, если не считать мамы и леди Джулианы, которая не ненавидела бы ее после того, как Алексис объявил прошлым вечером об их помолвке. Миссис Бичуит не выходила из своей комнаты целый день, а одна из мисс Динкль попыталась пнуть ее ногой. Этот пинок и был той последней каплей, которая заставила ее броситься на розыски де Гранвиля.
Но он был рядом с умирающим солдатом. Непонятно, откуда у нее еще раньше возникло представление о том, что маркиз управляет Доуэр Хаузом издалека. Ей никогда не приходило в голову, что он может быть заинтересован в отдельных людях, находившихся под крышей этого дома. Кейт бросила быстрый взгляд на горничную. Девушка склонилась над перилами, тщательно натирая их. Вокруг больше никого не было.
Кейт на цыпочках прошла мимо лестницы и распахнула первые же увиденные в коридоре двери. Перед ней была комната с целым рядом окон, полностью заставленная кроватями. На каждой кровати, которые были очень близко придвинуты друг к другу, лежал пациент. Несколько женщин, одетых в черные платья и белые передники, ходили между рядами. Кейт проскользнула в комнату, закрыла за собой двери и тут же столкнулась с женщиной, которая несла целую кипу белья.
— Простите, — тихо сказала Кейт. — Маркиз? Женщина вытянула шею, чтобы посмотреть на нее из-за стопки, которую она держала в руках.
— О, мисс Грей. Его светлость вон в том алькове.
Проследив взглядом в направлении кивка женщины, Кейт увидела в глубине комнаты небольшую нишу. Она поблагодарила женщину и медленно пошла к алькову. Большинство мужчин, мимо которых она проходила, спали. Некоторые из них метались во сне; те, кто не спали, с любопытством смотрели на нее. Она улыбалась им и медленно приближалась в кровати, которая стояла в нише.
Занимавший ее раненый был очень молодым, почти мальчишкой. Его лицо землистого цвета было покрыто потом. Там, где должны были быть ею ноги, была только гладко расправленная простыня. Он неподвижно лежал с закрытыми глазами, но при этом что-то шептал маркизу. Алексис сидел на кровати рядом с молодым солдатом с противоположной стороны от Кейт. Его голова была повернута к ней в профиль, и она видела, что ему приходится наклоняться, чтобы услышать то, что ему говорил раненый.
Она втиснулась позади одной из колонн, поддерживающих арку, отделявшую альков от остальной части комнаты. Голос солдата был тихим, а его дыхание прерывистым.
— Моя жена и ребенок.
— Тебе не нужно было отсылать их, — сказал Алексис.
— Не хотел, чтобы она видела меня такого. Полчеловека. Даже меньше, чем половина, — глаза солдата открылись. Он со свистом втянул воздух и тут же закашлялся. Алексис помог ему отпить воды из стакана. — Не хотел, чтобы она видела, как я ухожу, милорд. Не хотел, чтобы она знала, как мне страшно.
— Ты никуда не уходишь, — сказал Алексис. Его слова были прерваны приступом кашля, от которого солдат наверняка согнулся бы пополам, если бы у него были силы, чтобы двигаться. Алексис помог ему приподняться и прижал салфетку к его рту. Когда он отнял ее, на белом полотне было кровавое пятно. Алексис отбросил салфетку в сторону и позвал солдата по имени, когда тот снова упал на кровать.
Худая рука ухватилась за полу жакета Алексиса и попыталась притянуть маркиза ближе. Алексис наклонился, чтобы услышать шепот умирающего. Рука, вцепившаяся в жакет, внезапно стала тяжелой. Шепчущие губы замерли.
Кейт чуть было не подошла к ним, но она не могла заставить себя сделать ни шагу. Алексис продолжал сидеть, наклонившись над умершим, удерживаемый его рукой.
Притянутая звуками его прерывающегося голоса, Кейт вышла из того угла, где она пряталась. Алексис, казалось, не видел, что она приближается к нему. Когда она мягко разжала мертвые пальцы, вцепившиеся в полу его жакета, он ничего не сказал. Она положила руки ему на плечи. Никакой реакции. Кейт позвала сестру. Попросив женщину позаботиться об умершем, она схватила Алексиса за руку и потрясла ее. Он поднял на нее взгляд, в котором не было ни малейшего удивления. Кожа вокруг его рта побелела, а глаза блестели от сдерживаемых слез.
Он улыбнулся ей:
— Я не думаю, что наши союзники, эти турецкие сыны Аллаха, стоят того. А ты?
— Проклятье, — сказала Кейт. Она потянула его за руку, и он поднялся. Полагаясь на его инстинкт джентльмена, она положила ладонь ему на руку. Он тут же согнул руку в локте, чтобы поддержать ее, прикрыл ее ладонь своей и сделал несколько шагов. Они уже вышли из дома и пересекали лужайку перед госпиталем, когда он остановился.
— Что ты здесь делаешь? Он уже пришел в себя.
— Я… э-э… скоро приедут декораторы по поводу отделки Мэйтленд Хауза. Я думала, что, раз уж в доме будут жить твои люди, ты, может быть, захочешь что-нибудь заказать сам?
— Я не могу. Я еду на прогулку.
— На прогулку?
— Да. Прямо сейчас. Я собираюсь прокатиться верхом.
Она внимательно оглядела его напряженное тело и лицо, на котором не было никакого выражения.
— Ты имеешь в виду одну из своих безумных верховых прогулок?
— Я имею в виду прогулку верхом, Кейт.
— Почему ты…
— Где твои шляпка и перчатки? — Он погрозил ей пальцем. — Мы с тобой помолвлены, и я не хочу, чтобы ты расхаживала вокруг в неподобающем виде.
— Действительно?
— Действительно. И еще одно. Тебе придется прекратить намеренно шокировать мою семью и друзей своими мужскими манерами и мнениями. Вы обременены женским телом, мисс Грей. Предоставьте быть мужчинами тем, кто создан для этого.
Она уже была готова достойно ответить, когда заметила, каким несгибающимся и напряженным кажется его тело и как краска отхлынула от его лица. И все же ее раздражение взяло верх.
— Я знаю, что ты расстроен смертью этого мальчика, но не стоит пытаться улучшить свое настроение, оскорбляя меня.
— Черт!
Он вырвал свою руку и отвернулся от нее. Она не могла понять, о чем он думает, так как он стоял к ней спиной. Затем он резко повернулся и схватил ее, прежде чем она смогла отреагировать. Он поцеловал ее. Это был яростный, жестокий поцелуй, он даже оторвал ее от земли. Затем так же резко он опустил ее на место и снова выругался.
— Если ты не хочешь подвергнуться риску, что я затащу тебя обратно в Часовую башню, тебе лучше бы оставить меня в покое с моей верховой прогулкой.
Повернувшись на каблуках, Алексис удалился быстрыми шагами. Кейт посмотрела ему вслед, а затем вернулась в Доуэр Хауз, чтобы забрать свою шляпку и перчатки. Ее губы все еще покалывало от поцелуя. Проклятье! Он заставил ее испытывать желание, почти не приложив для этого никаких усилий, и она уже знала, что происходит, если он даст себе труд хоть немного постараться очаровать кого-либо.
Ей следовало бы отправиться с ним в Часовую % башню. Она хотела этого, но не могла. Она только что поняла, что ей нравится этот мужчина. Она не привыкла к этому. Она привыкла считать его наполовину змеем, наполовину сатиром. А еще хуже было то, что она боялась, что она испытывает слишком много чувств к Алексису де Гранвилю. И некоторые из этих чувств весьма ее беспокоили, например желание. Она хотела раздеть его, гладить и сжимать его мышцы, пробегать пальцами по его гладкой коже.
Это желание было вполне переносимо, пока он ей не нравился. Но он сбрасывал свою змеиную кожу дюйм за дюймом. Он был любящим другом Вэлу. Ему были небезразличны страдания других. Он был умным, храбрым, прекрасным, добрым. Может быть, «добрым» было не совсем верное слово. Сострадательным.
И он не был с Офелией в ту ночь, когда случился пожар. Алексис де Гранвиль мог быть раздражающе высокомерным, но она была уверена в том, что он не был лжецом. И кроме того, она уже узнала о том, что в ту ночь, когда погибла ее кузина, маркиз до поздней ночи разговаривал с Фальком. В общем и целом было очень неприятно узнать, что у твоего врага есть определенные достоинства и добродетели.
Он был богатым человеком. Он мог бы финансировать солдатский госпиталь и руководить им через подчиненных, оставаясь лично в стороне от этого. Он мог бы избавить себя от постоянной душевной боли, но вместо этого он отдавал свои собственные силы, и после того как она увидела его у постели умирающего солдата, она была уверена в том, что он отдавал им слишком много.
— Я схожу с ума, — пробормотала она. — Один поцелуй— и я потеряла рассудок, как упившийся старатель.
Она завязала ленты своей шляпки, натянула перчатки и направилась к замку. Он будет разъярен, если она пошлет за ним грума. Да к тому же никто из работающих на конюшне не отважится на это. Почему он этого желает, зачем скачет верхом так отчаянно и безрассудно? Его что-то преследует, беспокоит. Самые странные события могут заставить его нестись сломя голову по полям и перепрыгивать через изгороди. Стычка с Фальком была явным предвестником одной из скачек Алексиса. Раздумывая, Кейт прислушивалась к стуку своих каблучков на подъемном мосту. И чем больше она раздумывала, тем меньше она понимала Алексиса де Гранвиля. Любить таким образом было гораздо труднее, чем переводить с латыни.
Она оступилась и чуть было не упала, а затем остановилась, подняв взгляд на зубья опускающейся решетки ворот. Любить?
Влюбилась. Проклятье! Что он себе думает?
Влюбилась. В этого обаятельного, вызывающего раздражение аристократа.
В любви не существовало учебников. Никакой учитель не мог дать ей набор математических теорем, которые подтвердили бы, влюбилась она или нет. Кейт, взбегая по ступенькам замка, вспоминала книги о любви, которые она прочла.
«Ромео и Джульетта» мало чем могли помочь. О любви с первого взгляда здесь не могло быть и речи, как она сама прекрасно знала. Кстати, слишком многие знаменитые влюбленные погибли. Антоний и Клеопатра, Гамлет и Офелия. Лучше об этом не думать.
Она стояла, снова снимая свою шляпку и размышляя о любви, когда мужской голос отвлек ее.
— Прошу прощения, мисс Грей.
Это был ричфилдский дворецкий Хэзлтон. Он всегда как-то смущал ее. Может быть, потому, что был больше похож на министра, чем на слугу. Она улыбнулась и кивнула ему.
— Пришли два джентльмена, — сказал он. — Мистер Манго Феттиплейс и мистер Осберт Снид.
— Это декораторы. Где они?
— В малой гостиной, мисс.
Беседа с Феттиплейсом и Снидом продолжалась почти до самого чая. Большая часть времени была потрачена на то, чтобы пресечь желание обоих декораторов набить Мэйтленд Хауз ненужными безделушками. Наконец она проводила обоих из гостиной, глядя, как они сгибаются под весом образцов и альбомов с эскизами.
— И запомните, — сказала она, стоя в дверях, — ни одного оленьего рога на стенах. Никаких чучел птиц под стеклянными колпаками. Никаких салфеточек. Никаких юбочек на ножках столов. Мне нужно много света, несколько картин, которые я выберу сама, и несколько зеркал, — она повысила голос, когда они стали заворачивать за угол. — И никаких пылесборников.
Феттиплейс обернулся, чтобы спросить у нее:
— Пылесборников, мисс?
— Перьев, искусственных цветов, восковых фруктов, картин из водорослей, мистер Феттиплейс.
— Как пожелаете, мисс Грей. Феттиплейс исчез за углом, и Кейт смогла наконец рассмеяться, что ей уже давно хотелось сделать.
— У тебя вкус, Кейт. Простоту и элегантность нельзя не оценить.
Кейт прижала руку к губам, чтобы подавить смех.
— Я не видела вас, леди Джулиана.
Мать Алексиса подошла к ней, окруженная своим кошачье-собачьим двором. Из-за угла выскочила обезьянка и бросилась в гостиную.
— Я должна поговорить с вами, моя дорогая. Джулиана заперла за Кейт дверь в гостиную и села рядом с ней на диван.
— Ваша помолвка, моя дорогая.
— Я знаю, что вы удивлены. Я не англичанка, и я не родилась в благородной семье. Джулиана похлопала Кейт по плечу:
— Тише, детка. Я очень к тебе привязалась. И я думала, что мы с тобой одного мнения о моем сыне. Именно поэтому я и не могу понять этой помолвки.
— Я думаю, я просто изменила свое мнение.
— Напрасно, — Джулиана отвела глаза от Кейт и, разговаривая, перебегала взглядом от одного предмета в комнате к другому. — Твое первоначальное мнение было верным, но я понимаю, что ты слишком долго подвергалась разлагающему воздействию Алексиса. Именно поэтому я должна сказать тебе правду.
— Да?
Джулиана уставилась взглядом на свои плотно сжатые руки, лежащие у нее на коленях, и начала раскачиваться взад-вперед.
— Мой сын хуже, чем Каин. Кейт покачала головой, но Джулиана не смотрела на нее.
— Ты знаешь, почему мой сын скачет верхом так, будто все демоны ада преследуют его? Потому что так оно и есть. Они гонятся за ним с тех пор, как в возрасте двенадцати лет он убил моих мужа и дочь.
— Нет.
Джулиана стала раскачиваться быстрее.
— Это правда, хотя это никогда не было доказано. Он поссорился с ними обоими, а затем пошел и натянул рыболовную леску между двумя деревьями, где они должны были скакать на лошадях. Голова Талии была отрезана от тела, а лошадь моего мужа, упав, раздавила его. Единственным человеком, который это видел, был Алексис, потому что это именно он устроил ловушку, — Джулиана перестала раскачиваться и подняла на Кейт взгляд, полный муки. — Он говорит, что не помнит, что было до того, как они погибли, и после того. Ничего нельзя было доказать, а власти вовсе не собирались арестовывать мальчишку, который внезапно унаследовал титул и одно из крупнейших в Англии состояний.
«Это невозможно, — подумала Кейт. — Сострадательный Алексис— убийца?» Она попыталась представить мужчину, которого она знала, ребенком-монстром, который мог спланировать подобный ужас. Смешно. Подобный поступок шел вразрез с его характером.
— Но ведь ничего не было доказано, — сказала она. — Кто-то мог натянуть там леску совсем по другой причине, или кто-то другой мог хотеть смерти вашего мужа.
Слова замерли на губах у Кейт под немигающим взглядом женщины, сидевшей рядом с ней. Джулиана продолжала, как будто Кейт вообще ничего не сказала.
— Мой муж был единственным, что привязывало меня к этой жизни, ради чего я жила. Когда он умер, я превратилась в живую тень. Алексис, может быть, и не помнит, что тогда произошло, но он все же верит, что это он совершил эти убийства. Я думаю, что он пошел в кавалерию в надежде умереть. А еще женщины.
— Леди Джулиана, я не думаю, что вам следует рассказывать мне все это.
— У него была любовница. Когда он был еще совсем юным. Она исчезла, и никто не знает куда. Еще одна погибла при аварии экипажа, которая вовсе не была несчастным случаем. Жена генерала в конной гвардии стала его любовницей два года назад. Было широко известно, что она любила молодых, красивых офицеров-кавалеристов. Особенно она любила их в своей конюшне ночью, на полу в стойле, моя дорогая. Однажды утром ее нашли в стойле, а ее голова была разбита копытом жеребца.
— Достаточно, — Кейт вскочила на ноги и стала лицом к матери Алексиса. — Это невозможно. Алексис не мог сделать всего этого.
— Он— воплощение зла, моя дорогая. И он умен. Никто мне не верит. Я не могу убедить даже Фалька, но я должна заставить тебя понять это. Тебе грозит опасность, если ты окажешься в его руках.
— Вы сказали, что лорд Фальк верит в невиновность маркиза, — ответила Кейт. — Лорд Фальк — один из самых религиозных людей, которых я когда-либо встречала. Если он уверен, что Алексис невиновен, то я тоже верю в это.
Джулиана поднялась и взяла на руки свою обезьянку. Две кошки и три пуделя заторопились к дверям.
— Ты шокирована. Я дам тебе время, чтобы обдумать это и привыкнуть к этой мысли, дитя мое. Милосердный наш Господь знает, что у меня было достаточно времени, чтобы привыкнуть к этой мысли.
Леди Джулиана оставила ее в одиночестве, и Кейт пнула ногой коврик, который лежал возле дивана.
Абсурд. Невозможно. Если бы ему нравилось убивать, он бы любил войну. Никто не может таить в душе так много зла без того, чтобы это как-то не проявилось в его поведении.
Не удовлетворившись ударами по коврику, Кейт нацелилась на диван и ударила носком ботинка по подушке. Должно быть, у Джулианы эта ужасная идея родилась много лет назад и за это время она просто разъела ее сознание. В конце концов, эту женщину нельзя не признать странной. Все эти звери. Никто не знает, сколько их у нее. А то, что она иногда забывает, кто мертв, а кто нет. И ее бессонница. Мама узнала, что леди Джулиана почти целыми ночами лежит на кушетке, а горничная ей читает. А иногда она бродит из комнаты в комнату, а горничная ходит за ней и все так же читает, пока не наступит время одеваться утром.
Нет, на мнение Джулианы полагаться нельзя. Этой женщине нужен был кто-то, кого можно было бы обвинить в своем несчастье, и, казалось, она хотела обвинить в этом своего собственного сына. Неудивительно, что Алексис скакал по полям, как сумасшедший.
Чай был просто катастрофой. Алексиса не было, и Кейт была благодарна ему за отсутствие. Джулиана беспрерывно бросала на нее печальные взгляды. Фальк был раздражителен, как взъерошенный кот; он тоже не одобрял ее помолвки с его благородным кузеном голубых кровей. Динкли сбились в кучку, подпитывая разговорами общую ненависть к ней, а миссис Бичуит все время всхлипывала в свой платочек.
Вэл бросал гневные взгляды на графа Кардигана из разных углов комнаты. Кардиган рассматривал Кейт с таким видом, как будто бы он был бакланом, а она рыбой, которую ему хотелось поймать в свои когти. Он был в ярости из-за нее и жаждал мести. Мысли об этом заставили ее почувствовать еще большую неловкость, чем она испытывала до сих пор.
Она воспользовалась присутствием проходившей мимо нее мадемуазель Сен-Жермен и в надежде, что та отвлечет графа, выскользнула из гостиной. К сожалению, он последовал за ней. Она быстро пошла вперед и попыталась спрятаться в большом зале, но, к ее огорчению, Кардиган открыл двери зала не больше чем через минуту после того, как она закрыла их за собой. Он медленно, угрожающе приблизился к ней.
— Дикая ведьма, — сказал он.
— Перестаньте, граф, — она принялась медленно отступать назад, стараясь не улыбаться, глядя на распухший нос Кардигана.
— Мне пришлось сказать, что я упал со ступенек.
Кейт стала так, что между нею и графом оказался длинный стол.
— Лучше прослыть неловким, чем рассказать всем, что я ударила вас?
— Тебе нужна твердая рука, и я собираюсь заняться тобой.
Он перепрыгнул через стол, приземлился рядом с ней и схватил ее за руку.
— Отпусти меня, ты, подонок.
— А также дикая речь, — он притянул ее поближе к себе. — Ты сбежала от меня и приняла ухаживания де Гранвиля. Он уже приручил тебя? Думаю, что нет, судя по тому, как ты извиваешься. Я сделаю ему одолжение и научу тебя подчиняться до того, как вы поженитесь.
Когда Кейт удалось овладеть собой и подавить гнев, она перестала вырываться из рук графа. Он был слишком силен, чтобы она могла прямо бороться с ним. Расслабившись, она позволила ему притянуть ее поближе. Она прочла удивление на его лице, которое очень быстро сменилось похотью. Кардиган поднес свои губы к ее шее и прижал ладонь к ее ягодице. Пока он покусывал ее нежную кожу, Кейт подняла юбки и нащупала нож, который она решила носить с собой после их первой ссоры.
Кардиган шарил рукой у нее на груди, когда она вытащила нож из ножен, которые были привязаны к ее ноге ниже колена. Она отпрыгнула от него и, прежде чем он смог прийти в себя, сунула нож прямо ему под нос. Он изумленно посмотрел на лезвие, а затем перевел взгляд на нее.
— Оставьте меня в покое, граф, или у вас появится возможность выяснить, насколько дикой я могу быть.
— Бог мой, ты действительно собираешься сделать это, — сказал он. — Проклятье!
Это несправедливо, подумала она, глядя на него. Он не был рассержен; он был заинтригован. Она удивленно опустила нож, когда граф начал улыбаться. Он взял ее руку и склонился над ней.
— Я отступаю сейчас, — сказал он, а затем выпрямился и приподнял пальцами ее подбородок. — Я так люблю охоту. Любой скажет тебе, что я — лучший охотник в Англии. Ты уже заставила меня сделать несколько неверных шагов, но я загоню тебя в угол и сделаю это с удовольствием.
Прежде чем она поняла, что он собирается сделать, Кардиган легко поцеловал ее в губы и исчез. Кейт посмотрела ему вслед, думая про себя, действительно ли у этого человека воспаление мозга, или он только делает вид. В конце концов она отнесла его к тому же классу непонятных людей, к которому она уже отнесла изголодавшихся по женщинам старателей, пьяных игроков и Алексиса де Гранвиля.
Все еще стоя посреди зала, она услыхала голоса Кардигана, Джулианы и своей матери. Она вложила нож обратно в ножны и, не желая снова встретиться с графом, на цыпочках пересекла зал, стараясь идти так, чтобы звук ее шагов не отдавался эхом в огромном пространстве, как это случилось в тот день, когда ее обнаружила здесь леди Джулиана. Ей пришлось идти вдоль длинного зала довольно долго, и казалось, что огромное помещение было обитаемым из-за огромного количества доспехов, которые стояли вдоль стен. В самом конце зала стояли парадные доспехи Алексиса Филипа де Гранвиля, который жил в шестнадцатом веке. Они были украшены насечкой из золота и серебра, рельефами и чеканкой, и, рассматривая их, Кейт совсем забыла о графе.
Она прикоснулась пальцами к рельефной фигуре мифического зверя, выполненной из золота и серебра, а затем принялась примеривать свою ладонь к одной из металлических перчаток, когда она услышала звук захлопывающейся двери. Обернувшись, она увидела, как к ней приближается Фальк, у которого был такой вид, как будто бы он застал кого-то в церкви за игрой в карты. Расположившись между ней и ближайшим выходом из зала, Фальк начал высказывать все, что думал о Кейт, без всяких предварительных замечаний.
— Мисс Грей, я не думал, что вы похожи на всех остальных жадных охотниц за титулами. Я настаиваю на том, что бы вы разорвали эту помолвку. Это не что иное, как грабеж и воровство.
— Но я…
— Меня ввели в заблуждение ваши американские манеры, я полагаю. Мне следовало бы помнить о том, насколько распущенными могут быть американские женщины. Именно ваши манеры женщины легкого поведения заставили Алексиса забить копытами, ваше хождение в юбке-брюках и неподобающей одежде.
Он поднял руку и с обличающим видом указал пальцем на Кейт. Он был таким высоким и кипел таким праведным гневом, что Кейт действительно почувствовала себя виноватой, сама не зная в чем.
— Вся греховность мира ничто перед греховностью женщины, — продолжал он. — Вы соблазнили Алексиса неприличным выставлением себя напоказ и своим блудливым языком.
Кейт непонимающе посмотрела на Фалька.
— Блудливым языком?
— Я повторяю: выпустите этого юношу из своих когтей.
В этот момент послышался быстрый звук шагов. Кто-то оттащил Фалька от Кейт, и она увидела мускулистое тело маркиза прежде, чем Валентин Бофорт бросился между Алексисом и его кузеном. Они обстреливали друг друга взглядами на расстоянии.
— Вы забылись, сэр, — сказал Алексис. — И вы позволяете себе слишком много, когда отваживаетесь говорить подобные вещи моей невесте.
— Мой долг— защитить тебя от греха, — сказал Фальк.
— Если вы еще раз рядом с именем Кейт упомянете слово «грех», я затолкаю вас в эти разукрашенные доспехи.
Фальк провел ладонью по своему седеющему затылку.
— Я не понимаю, Алексис. Ты никогда раньше не позволял своим желаниям увлекать за собой твою способность к рассуждению.
— Клянусь Богом, сэр, я научу вас уважать чувства моей дамы, даже если мне придется для этого взять в руки кнут.
Фальк, ничуть не обеспокоенный, покачал головой:
— Ты огорчен. Мы поговорим об этом позже, когда ты успокоишься.
— Фальк, вернись, — Алексис бросился было вслед своему кузену, но Вэл удержал его от погони.
— Пусть идет. Он никогда не мог ничего понять там, где дело касалось женщин. Damnant quod non intelligunt, друг мой.
Кейт рассмеялась и перевела:
— То, чего не понимают, проклинают. Суровое выражение на лице Алексиса сменилось улыбкой, и он взял Кейт за руку.
— Я и сам иногда с трудом понимаю эту маленькую дикарку. Кстати, о дикарях, я видел Кардигана. Такое впечатление, что он кого-то разыскивает. Не тебя ли?
— Да, но не беспокойся. Я приняла меры предосторожности.
— Я не могу удержаться от любопытства и не спросить, что это за меры, — сказал Вэл.
— Ничего особенного, — ответила Кейт. — Всего лишь небольшой нож.
Оба мужчины посмотрели на ее платье.
— Вы не сможете его увидеть. Вэл прокашлялся и поклонился:
— Я вынужден просить позволения удалиться, прежде чем я скажу что-нибудь такое, в результате чего я окажусь втиснутым в эти разукрашенные доспехи.