Как он и пригрозил Фальку и Вэлу, в то утро Алексис ожидал Офелию Мэйтленд с намерением сделать ей предложение. Гостиная в Мэйтленд Хаузе сверкала от яркого солнечного света и от проявлений образованности Офелии. Образованность была просто необходима молодым женщинам. Она была эполетами и знаками отличия, по которым джентльмен мог узнать леди.
Он поднял с дивана замысловатую вышивку и отбросил ее в сторону. Он подошел к пианино и принялся листать лежавшие там ноты Шопена и Моцарта. Да, Офелия действительно была образованной девушкой, но Алексиса привлекало в ней то, что у нее не было ни соответствующего происхождения, ни соответствующего ума, чтобы рассматривать его прошлое как препятствие для заключения между ними брачного союза.
Но он признавал, что не только это привлекало его в ней. Хотя он не говорил об этом ни Фальку, ни кому-либо другому, Офелия ему действительно нравилась. Как только он осознал это, у него в груди тут же сформировался жгучий комок, состоящий из раздражения и страха. А что, если он влюблен и не знает об этом? Как бы то ни было, Офелия, несмотря на свои претензии, отличалась беспечностью и чувством юмора, и это вселяло в него надежду.
Ему нужна была надежда, и мысль о том, что он может потерять ее, пугала его больше всего.
И тем не менее он мог бы признаться в подлинной причине, которая заставила его приехать сюда, хотя бы себе, в глубине души. Несмотря на то что он относился к женщинам с недоверием, потому что они хотели заполучить его ради его титула или внешности, великодушие Офелии притягивало его к ней. Если Офелия была хорошей и если она его любила, то тогда разве он тоже не хорош? Если она захочет его ради него самого, то он, возможно, сумеет справиться с демонами, построить новую жизнь с Офелией и обрести покой. И даже, может быть, он снова сможет дарить свою любовь.
Кто бы мог подумать, что он найдет свое спасение в Мэйтленде? Мэйтленды были социальными акробатами. Они возникли из безвестности несколько поколений назад и с тех пор взбирались по социальной лестнице с цепкостью горных козлов и ловкостью обезьян. Они хватались за каждую ступеньку, за каждую нишу и выступ респектабельности руками и ногами.
Стремления Мэйтлендов были хорошо знакомы де Гранвилям. На протяжении двух столетий участок Мэйтлендов находился среди ричфилдских владений, как брешь в зубчатой стене прочного замка. Мэйтленды уговорили одного из предков Алексиса продать им землю. На этих землях была выстроена ричфилдская башня, первоначальная крепость первого барона Ричфилда. Его утрата стала гноящейся язвой на груди семьи, а де Гранвиля, продавшего эту землю, с тех пор проклинали все наследники.
Год за годом де Гранвили наблюдали, как Мэйтленды выкарабкивались из грязи плебейского происхождения, медленно вливаясь в аристократические круги, вступая в браки со знатью. Алексис не был против того, чтобы рядом с ним жили бывшие ткачи или дубильщики, но он был против наличия такой бреши в своих владениях. На протяжении пяти веков де Гранвили жили и сражались в Ричфилде, и он считал своей честью и обязанностью беречь семейное наследство.
Его семья сражалась на стороне Йорка против Ланкастера во время войны Алой и Белой розы. Приложив огромные усилия, они завоевали расположение Генриха VIII и Елизаветы, пережили Кромвеля и потребовали свои титулы и земли обратно в период Реставрации. Место, где началась вся эта борьба за величие, сейчас находилось в распоряжении людей, которые могли стереть его с лица земли и на его месте построить свой собственный, фальшивый замок, неустанно прыгая с одной социальной скалы на другую, более высокую.
Офелия, однако, не посвятила себя семейному занятию. В ней он не обнаружил ничего общего с горной козой. Именно Алексис первым ее заметил и начал преследовать девушку. Ему нравилось то, как она легко заводит дружбу с людьми, которые кажутся не на своем месте. Он видел однажды, как она взяла под свою опеку совсем некрасивую девушку и та добилась успеха и всеобщего внимания в течение всего лишь одного званого обеда. И он должен также признать, что если бы она ему не нравилась, то никакие надежды на искупление греха, на попытки возвратить башню Ричфилда не заставили бы его появиться здесь. Да, у него всего же была надежда, потому что за последний год девушка ясно дала ему понять, что любит его.
Он представлял себе, как разгневаются его мать и жена Фалька, услышав о его предложении, когда мать Офелии ввела дочь в комнату. Обе выглядели так, будто бы сгорали от усилий спрятать свое волнение, и ему почти не потребовалось прикладывать усилия, чтобы заставить мать выйти из комнаты. Беспредметный разговор продлился всего несколько минут, и все это время Алексис старался не выдавать своего нетерпения
— Так благородно с вашей стороны нанести визит маме, милорд, — сказала Офелия.
— Это честь для меня, — ответил Алексис.
— И мы также с нетерпением будем ждать вас сегодня на балу.
С него было достаточно. Соскользнув со стула, он пересек комнату и сел на диван рядом с Офелией. Он не обратил никакого внимания на шокированное выражение ее лица. Несколько раз она позволяла ему подходить гораздо ближе. Офелия не была ханжой, и он в последние несколько недель чувствовал себя с ней все более и более свободно. Он взял ее руку и поцеловал ладонь, затем отвернул манжет ее платья и провел губами по внутренней стороне запястья.
Он провел языком по ее белой коже и прошептал:
— Знаешь, чего я хочу?
Он молча проклинал себя за этот идиотский вопрос. Он не мог поверить, что в последний момент храбрость покинет его. Ему хотелось быть поэтичным.
— Конечно, знаю. — Офелия учащенно дышала, ее шея и щеки пылали.
Польщенный ее очевидным восхищением, он приготовился произнести речь, но она его перебила.
— О, милорд, это мое самое величайшее желание и… подумать только!
— M-м. То, что я хотел сказать…— Он сделал паузу, заметив, что ее взгляд был устремлен куда-то вверх, выше его плеча.
— Всего-навсего Офелия Мэйтленд и маркиз Ричфилд, — сказала она. — Да ведь маркиз— это самый высокий титул, если не считать герцога.
Алексис посмотрел вниз на свои скрещенные руки, потом поднял глаза и увидел, что девушка, закусив губу, наблюдает за ним. Он закрыл глаза, чтобы не видеть жадного ожидания, написанного на ее лице. Маленький воробышек надежды, трепетавший крыльями у него внутри, упал в огонь и сгорел дотла. Чувствуя, что внутри у него нет ничего, кроме этого пепла, он открыл глаза.
— Цепкие руки и ловкие ноги, — тихо пробормотал он.
— Что?
Пытаясь спрятать поглубже свою боль, Алексис встал и закрыл дверь гостиной. Они оба знали, что ни ее мать, ни кто-либо другой не осмелятся побеспокоить —маркиза до тех пор, пока он сам этого не пожелает. Он задернул шторы, подошел к Офелии и сел рядом с ней.
Не в силах сдержать возбуждение, которое все еще кипело в нем, он дал ему выплеснуться в своем взгляде. До тех пор пока она не допустила своей грубой оплошности, он не рассматривал свои физические устремления серьезно. Сейчас он провел кончиками пальцев по ее губам и привлек ее внимание к своим собственным, тихо шепча ее имя.
Это была вступительная тактика кампании, в которой он никогда не проигрывал. Он не пользовался никакими другими словами. Они бы заставили ее думать. Он использовал свое тело — как использовал бы саблю, — и девушка ответила ему. Прижавшись к ней плотнее, он почувствовал, как поднимается и опускается ее грудь. Положив руки ей на бедра, он, держась на расстоянии от нее, оторвался от ее губ и провел языком по шее и дальше вниз, к ее груди. Он раз, другой и третий поцеловал ложбинку между ее грудями. Он ласкал языком те места, которые целовал, и снова прошептал ее имя.
От его дыхания ее влажная кожа покрылась мурашками. Офелия что-то пробормотала. К его величайшему изумлению, она уперлась руками в его плечи и перевернула так, что он оказался под ней. Он безразлично лежал, в то время как она целовала его в губы.
Еще более неожиданными явились те слова, которые она произнесла, переводя дыхание:
— Было так тяжело тебя ждать.
Его глаза расширились от удивления, и он попытался спросить, как долго она к нему подкрадывалась, но не смог этого сделать, потому что она проникла своим языком в его рот. Он подчинялся ей до тех пор, пока ее рука не заскользила вниз по его груди. Она справилась с пуговицами на его брюках, а потом двинулась к его пенису. В этот момент он стиснул зубы так, что заболела челюсть, собрался с силами, оттолкнул ее и поднялся. Она упала на бок, а ее кринолин подскочил вверх и ударил ее по носу. Улыбнувшись, Алексис принялся поправлять свою одежду. Это была злобная улыбка, и она была такой, скорее всего, потому, что ему было больно. Не пролившиеся слезы жгли ему глаза. Он разозлился на себя за свою доверчивость и, как всегда, усилием воли отогнал слезы прочь. Почему она не могла оказаться другой? Он ошибся, решив рискнуть. Он отыскал взглядом китайскую вазу. Ему не следует забывать о том, что он не такой, — ему суждено питать свою изголодавшуюся душу несвежей водой и заплесневелым хлебом чувственности. Он с юных лет усвоил, что между знатными мужчинами и женщиной не может существовать брак, основанный на истинных чувствах.
Алексис затряс головой. Утренняя звезда, должно быть, лишила его способности ясно соображать. Единственное, чего он по-настоящему хотел— это плыть по поверхности, а не нырять вглубь и не попадать в подводное течение. Желание отомстить Офелии оставило его, и теперь он ненавидел себя, но, казалось, не мог остановиться. Ему нужно было заглушить боль, и гнев сжигал ее.
— Алексис..
Что-то в ее голосе — перемена в тембре, нерешительность— заставило его оторваться от застегивания пуговиц на брюках и посмотреть на нее. Она уже привела в порядок свою одежду. Она подняла руку и прикоснулась к его щеке.
— Что случилось, Алексис? Ты такой красивый.
— Спасибо. — Он отвернулся, не желая слушать, но она продолжала:
— Как это благородно с твоей стороны, что ты подождал меня.
Он поднял свой плащ и раздвинул шторы. Офелия поспешно заканчивала застегивать пуговички
на воротнике.„Она подошла к нему, когда он надевал плащ.
— Сколько нам еще ждать?
— Ждать чего? — Он откинул назад волосы, упавшие ему на глаза.
— Объявления о нашей помолвке. Он поднял на нее взгляд, и его брови удивленно взлетели вверх.
— Офелия, дорогая, ты сказала, что знаешь, чего я хочу, и потом дала мне это. Частично, если быть точным.
Из легких девушки вырвался воздух. Она отступила назад и открыла рот, чтобы закричать. Он обнял ее за шею и притянул к себе.
— Если ты их на меня напустишь, я вызову врача, чтобы он проверил твою девственность.
— Ох!
Он отпустил ее, улыбаясь при виде ее благородного гнева.
— Я бы тебя убила.
— Если я умру, ты не сможешь выйти замуж за мой титул.
К его удивлению, гнев Офелии тут же испарился. И если лицо может стать бухгалтерской книгой, ее лицо было именно этим в течение тех нескольких секунд, которые понадобились ей, чтобы вернуть себе самообладание.
Горная коза до мозга костей. Алексис ссутулился. Так ему и надо, больше не будет таким дураком.
Офелия дала волю слезам. Ему хотелось надавать ей пощечин, но даже сейчас он не смог бы причинить боль женщине. Поэтому он прижался губами к ее шее, и она перестала плакать. Печаль всегда уходила на какое-то время, если он утешал себя физически, поэтому он принялся целовать ее в ямочку между ключицами, а большим пальцем поглаживать материал, прикрывавший ее соски. По мере того как нарастало желание, боль утихала, и он почти ее не замечал. Он шептал, слегка касаясь губами ее кожи:
— Мы неправильно поняли друг друга. Это вовсе не значит, что мы не можем извлечь самое лучшее из того, что между нами произошло.
— Но ты должен на мне жениться.
— Ш-ш. — Он ущипнул ее за нижнюю губу. — Ты научишься не стараться заставить меня сделать что-либо, и тогда у нас все пойдет гораздо лучше.
Он еще раз поцеловал ее. Он направился к двери, а она так и осталась стоять посреди комнаты, самодовольно улыбаясь. Алексис знал, что эта улыбка говорила о том, что Офелия не сдалась. Он оставил ее в раздумьях о том, каким образом подчинить его себе. Он знал, что многие женщины, находясь вдали от него, только этим и занимались. Нет ничего страшного в том, что к их числу прибавилась еще одна.
Кейт пора было одеваться на бал. Усилия Офелии по улучшению внешности и манер ставили своей целью превратить Кейт Грей в красавицу, поэтому именно по вине Офелии одевание Кейт стало для нее кошмаром, который длился несколько часов. По случаю этого ужасного бала Кейт поручили заботам двух горничных, а Офелия сидела на стуле в своем халате и лично руководила перевоплощением Кейт.
Белье. Это было нормально. Затем последовал корсет. Перепалка по поводу того, как туго его следует шнуровать. Кейт победила. Затем лифчик и ненавистная жесткая нижняя юбка. Потом еще одна нижняя юбка. И третья, и четвертая, и пятая, и шестая. Наконец, платье. Его подняли над ее головой с помощью длинных палок и набросили на нее, как сеть на насекомое. Когда оно оказалось на месте, началось застегивание пуговиц.
Наконец Кейт смогла повернуться и посмотреть на себя в зеркало. Белое платье было расшито кружевами и жемчугом. Если бы ее не сдавили так сильно и не втиснули в кучу юбок, она бы открыла рот от изумления. Даже со спутанными волосами она выглядела по-другому, была совсем не похожа на себя. Кейт опустила глаза и посмотрела на свою грудь. Если эти платья с глубоким декольте были модными и предназначались для бала, то ей повезло, что у нее такая узкая талия. По крайней мере, она была уверена, что платье не спадет с нее.
Офелия подплыла к зеркалу, пока Кейт таращила глаза на свое отражение.
— Разве я тебе не говорила, что это платье
совершит чудо?
— Не знаю, — сказала Кейт. — А что ты думаешь? — Она повернулась.
— О, замечательно, замечательно. Только…
— Что-то не так?
— M-м… да. Видишь ли, все дело в твоих волосах. — Офелия, поджав губы, смотрела на голову Кейт. — Я давно хотела тебе сказать. Конечно, в твоих интересах. Я имею в виду, ну, цвет волос, его можно назвать кричащим.
Кейт коснулась рукой волос и вспыхнула. Офелия подбежала к ней и крепко обняла.
— Вот. Я сказала это, и я рада. Сейчас скажу тебе, что с ними сделать. Шиньон. — Офелия обратилась к одной из горничных: — Минни, шиньон. И, Джейн, принеси веточку белых цветов для мисс
Кейт.
Понадобилось совсем немного времени, чтобы уложить несчастные локоны в узел на макушке Кейт. Принесли цветы и закрепили их вокруг узла. Кейт рассматривала результаты и старалась не огорчаться. Она совсем забыла о своих волосах. Они были похожи на огненный шар на голове. Очень мило со стороны Офелии, что она о них позаботилась, хотя комок и подкатил к горлу Кейт, “ когда кузина описывала их с легкой гримасой на лице.
Офелия прижалась щекой к щеке Кейт и снова крепко ее обняла. Они смотрели на отражения друг друга в зеркале, и Офелия прошептала:
— Ну, теперь нам нужно постараться скрыть как можно больше этих маленьких пятнышек.
Кейт почувствовала, как ее лицо заливается краской.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, мы замажем веснушки пудрой.
Кейт старалась не краснеть, но это было бесполезно. Она старалась придать своему лицу отсутствующее выражение, чтобы никто не мог заметить, как она отгоняет прочь слезы. Она не знала, что ее веснушки вызывают у других отвращение, а Офелия была слишком воспитанной леди, чтобы сказать об этом напрямик. Кейт проглотила комок в горле и позволила Офелии пудрить себя до тех пор, пока ее лицо не стало почти таким же белым, как и платье. Занимаясь делом, Офелия постоянно болтала.
— Ты ни за что не догадаешься, кто приезжал, ни за что. — Она не стала ждать, пока Кейт выскажет догадки. — Маркиз Ричфилд. — Подавляя в себе желание подпрыгнуть от радости, Офелия сделала паузу и посмотрела на Кейт так, будто ожидала, что ее кузина упадет в обморок, услышав эту новость.
Кейт вежливо кивнула. Она спрятала руки за спину, чтобы не было видно, как они дрожат.
— Официально он приехал с визитом к моей матери, но все это делалось ради меня. — Офелия взмахнула листком с пудрой и прижала его к лицу Кейт. — Я думаю его заполучить. О, ты должна его увидеть. Его глаза — самые прекрасные зеленые глаза, а его руки… Кейт, он такой высокий… и все остальное!
— Это прекрасно.
— Прекрасно? Он действительно прекрасен. Ты что, не слышала, о чем я говорила? Он заезжал к матери, он — маркиз Ричфилд. Земли Ричфилдов занимают большую часть этого графства. Кейт, я рассказываю об Алексисе Филипе Майкле Карлайле де Гранвиле.
— О всех них одновременно? Офелия шлепнула Кейт по лбу листком с пудрой.
— Нет, глупышка. Это один человек. Это его
так зовут. И еще есть три или четыре титула, но я их всех забыла. Ты должна запомнить одну важную вещь: он видится с королевой и владеет половиной Англии.
Кейт улыбнулась Офелии, и та продолжила свое щебетание. Взгляд Кейт остановился на книге с рисунками, которая лежала рядом с кроватью на столике. Она должна выбросить ее из головы вместе с мыслями о маркизе Ричфилде. Иметь и то, и другое ей просто не пристало. Кейт понимала, что она не может предъявлять никаких прав на Алексиса де Гранвиля, так как Офелия недвусмысленно давала понять, что эта добыча принадлежит ей.
Офелия в последний раз напудрила Кейт нос, отступила назад, оценивающе посмотрела на свою работу и улыбнулась.
— Большую часть мы спрятали. Я должна идти, я вернусь за тобой, когда будем спускаться. Не помни своего платья.
С этими словами Офелия удалилась. Кейт повернулась спиной к зеркалу. С помощью двух горничных она вступила в бальные туфли, а потом девушки тоже ушли. Кейт неподвижно стояла посреди комнаты, чувствуя, что вся дрожит. Она не могла сесть, так как боялась помять платье. Она пересекла комнату и прислонилась лбом к оконному стеклу так, как делала это днем. Стекло было холодное, но она не обращала на это ни малейшего внимания.
Никаких слез. Ветеран пограничного американского города не станет плакать из-за кричащего цвета волос и веснушек. И кроме того, слезы могут испортить пудру.
Потом Кейт стояла возле кресла, в котором дремала тетушка Эмелайн. Перед ней красовался начищенный до блеска пол в бальном зале, и по нему проносились очертания юбок и брюк. Рядом с ней стоял молодой человек, которого Офелия представила ей как мистера Арбатнота. Кейт стиснула свои руки в перчатках и перебирала в уме, что же еще можно сказать. Каждый раз, когда она пыталась завести разговор, что-то было не так.
Вероятно, англичан не интересовали споры по вопросам рабства между Северными и Южными штатами Они также оставались равнодушными к описанию красоты сан-францискской гавани. Конечно, она должна разговаривать об Англии. Изобразив на губах улыбку, она попыталась снова завести разговор.
— Я прочла несколько рассказов мистера Чарльза Диккенса.
Мистер Арбатнот наблюдал за группой кавалерийских офицеров. Кейт посмотрела на свои руки, а затем подняла глаза и снова улыбнулась.
— Вы интересуетесь историей, мистер Арбатнот?
Молодой человек оторвал взгляд от своих друзей и посмотрел на нее сверху вниз.
— Историей? Я ее терпеть не могу. А, вот и миссис Мэйтленд. Я оставляю вас вдвоем, дамы, отдохните немного после танцев, хорошо?
И, не дождавшись ответа, мистер Арбатнот унесся прочь. Кейт увидела, как он снова присоединился к группе офицеров, с которыми он разговаривал до того, как Офелия вытащила его оттуда, чтобы он поговорил с Кейт. Она видела, как мистер Арбатнот что-то сказал, и несколько пар мужских глаз устремились в ее сторону. По лицам офицеров пробежали самодовольные улыбки. Кейт повернулась к ним спиной.
— Послушай, Кейт, что ты сказала Уйди, что он от тебя так сбежал? — Офелия поднесла к губам носовой платок и улыбнулась джентльмену, который проходил мимо.
— Не знаю. Я спросила у него…
— Ш-ш. — Офелия схватила Кейт за руку — Не оборачивайся. Продолжай смотреть на меня и улыбаться. Он здесь. Он пришел так поздно, что я уже думала, что он вообще не придет.
— Кто?
— Маркиз. Можешь повернуться, но не показывай, что ты на него смотришь. Он разговаривает сейчас с лордом Уонтоном и мамой. — Офелия хихикнула. — Он настолько высок, что ему приходится наклоняться, чтобы расслышать, что говорит старик Уонти. Нет, возле дверей. Видишь, вон тот, с черными волосами?
Кейт увидела его, и у нее снова возникло ощущение чуда. Мир вокруг сделался фантастическим. Цвета стали яркими, и у нее поднялось настроение, как будто она обнаружила собственное месторождение золота.
Кейт пристально смотрела на Алексиса де Гранвиля, пока Офелия не толкнула ее легонько локтем. Маркиз не смотрел в их сторону, и стоило ему только начать двигаться по залу, как его тут же останавливали друзья. Он сделал шаг, но к нему подошли двое мужчин. Он обменялся с ними несколькими словами и сделал несколько шагов, но в этот момент его окружила группа офицеров. Она не слышала, что он им сказал, но в тот же миг они замолчали и стали внимательно слушать. Алексис положил руку на плечо одного из них, ласково посмотрел на него и произнес всего три слова. Кейт вздрогнула, когда вся группа разразилась смехом, включая и того молодого человека, который стал главной мишенью замечания маркиза.
Он оставил их еще до того, как они пришли в себя от смеха, и был тут же окружен стеной юбок. Кейт услыхала, как заворчала Офелия, когда какая-то мамаша и две ее дочки принялись ворковать. Однако в этот момент мать Офелии решила спасти маркиза, и блокада тут же распалась под натиском такого мощного боевого судна. Он был схвачен и отбуксирован в порт на глазах у Кейт и Офелии. Когда он приблизился, Кейт почувствовала на себе влияние его магии. Теперь она была уверена в том, что он действительно обладает ею, потому что она видела ее действие на людях, находящихся в зале. Она ничего не придумывала. Люди буквально боролись за его внимание, они претендовали на него, как будто это был приз. И все же она чувствовала нерешительность во всех, искавших его общества. Казалось, что они приближались к какому-то непредсказуемому божеству, которое по своей прихоти могло либо благословить, либо убить их. А в некоторых взглядах она заметила настороженность.
Он стоял прямо перед ней. Она знала, что Офелия и ее мать разговаривают, и была уверена, что его ей представили, потому что он брал ее за руку. Тепло его руки пронизало ее насквозь, и Кейт не могла отвести от него своего взгляда. Однако он на нее не смотрел. Он смотрел на Офелию, которая положила ладонь на его руку, как будто он был капризным ребенком, нуждающимся в руководстве. Мать Офелии изливала свои чувства. Офелия мурлыкала.
Потом он заговорил. Кейт позволила глубоким звукам его голоса протекать через нее, но, к сожалению, Офелия его перебила:
— Мама и я как раз рассказывали Кейт, что де Гранвили когда-то владели старой башней, милорд. — Офелия раскрыла веер и начала им обмахиваться, задевая при этом локон, который спадал ей на грудь. — Кейт не знала, что Мэйтленды приобрели часть земли у де Гранвилей, и мы как раз говорили о том, как было бы хорошо, если бы древние владения снова соединились.
Услышав такую беспардонную ложь, Кейт только и могла, что переводить взгляд с Офелии и ее раскачивающегося веера на маркиза. Мать Офелии кивнула в знак согласия.
— И конечно, лорд Алексис настолько умен — как и красив, — что мы уверены, что он сможет найти способ решить эту небольшую проблему. Как ты думаешь, Кейт?
Вспыхнув, Кейт кивнула. Такое беззастенчивое заискивание явно раздражало маркиза, и Кейт стало стыдно за Офелию и за себя. Не замечая своей ошибки, Офелия продолжала:
— Кейт— иностранка, и я взяла ее под свое крылышко. — Офелия придвинулась поближе к маркизу. — Я уверена, она всем понравится, если вы примете ее под свое покровительство, милорд.
Кейт почувствовала, что ее щеки покраснели еще больше. Интересно, как они выглядят под слоем пудры. Наверное, не очень ужасно, потому что маркиз только мельком взглянул на нее, прежде чем устремить свой бесконечно холодный взгляд на Офелию. Офелия продолжала с жаром говорить, а Кейт тем временем пыталась подавить чувство неловкости.
— Итак, я уверена, что вы окажете честь моей кузине и потанцуете с ней. Кейт была бы очень рада, не так ли?
Кейт снова кивнула, но маркиз по-прежнему продолжал изучать Офелию, как будто бы она была лягушкой, усевшейся на носок его ботинка. В течение нескольких секунд Кейт изображала на лице улыбку и заставляла себя не покраснеть снова. Наконец де Гранвиль бросил на нее взгляд и тут же перевел его на танцующих.
— Я сожалею, но это невозможно. Катаясь верхом, я потянул мышцу, и мне приходится прилагать немало усилий, чтобы ходить не хромая.
Не успела Кейт что-либо сказать, как Офелия принялась бранить маркиза. Офелия была явно недовольна тем, что он слишком много ездит верхом, и его безрассудство расстраивало ее. Кейт произнесла несколько сочувственных слов. Маркиз поклонился ей в знак благодарности, и она тут же оставила их вдвоем под тем предлогом, что она хочет принести воды для тетушки Эмелайн.
Ей приходилось сдерживать себя, чтобы не побежать в буфет. Проклятье! Должно быть, этот мужчина продал свою душу дьяволу за свою красоту, из-за которой его два столетия назад наверняка обвинили бы в колдовстве. Она с большим удовольствием потанцевала бы с ним, даже несмотря на то, что Офелия явно считала его своим.
Она взяла стакан минеральной воды специально для тетушки Эмелайн и вернулась в зал. Осторожно неся стакан, она шла по краю пространства, предназначенного для танцев. Ее внимание привлекли блестящие черные волосы, и она остановилась. Маркиз де Ричфилд с какой-то молодой женщиной в танце пронеслись мимо нее. Скрипки наполняли воздух звуками вальса.
Он танцевал. Кейт плотно сжала пальцами стакан с водой. Ее сердце на миг замерло, а потом забилось с бешеной силой. Руки заледенели. Ее пальцы онемели, а затем это онемение распространилось на ее ноги. Кто-то чуть было не сбил ее с ног. Она отошла назад, в угол, подошла к столу и поставила на него стакан. Оглядевшись вокруг, она увидела, что никто не обращает на нее внимания. Она должна была уйти отсюда, потому что в груди чувствовала боль. Ее легкие отяжелели, а глаза жгло от слез, которые готовы были вырваться наружу. Скоро она не сможет их остановить.
Будь она англичанкой, кто-то непременно заметил бы ее исчезновение. Но так как она была странной, дурно воспитанной американкой, то она не была настолько важной персоной, чтобы ее исчезновение могло стать причиной каких-то толков. Она была благодарна за это.
Приподняв юбки, Кейт направилась к большой лестнице, которая вела в ее комнату. Она была уже у подножия лестницы, когда ее взгляд затуманился. Она благодарила Бога за то, что слезы потекли из ее глаз уже в темном коридоре и что она оказалась в комнате до того, как начала всхлипывать.
Почему ей было так больно? Ужасные, грязные мужчины пытались что-то сделать с ней, но она не плакала. Это случилось потому, что она не ожидала подобной жестокости. Он был незнакомым человеком, и предполагалось, что он является джентльменом. Она не могла понять, почему он хотел ее унизить.
Она нырнула в кресло, наклонилась к ручке и заплакала. Она прикрывала руками рот, чтобы никто из прислуги не мог услышать ее и догадаться, в чем дело. Когда она попыталась подавить свои всхлипы, корсет заскрипел в такт ее движениям, и от этого она почувствовала себя смешной и заплакала еще сильнее. Через некоторое время она больше уже не могла плакать. Она откинулась на спинку кресла и устремила свой взгляд на огонь в камине. Комната освещалась только светом, падавшим оттуда.
Должно быть, с ней что-то не так. Она не понимала, что именно, но это так и было. Вот почему мистер Арбатнот не захотел разговаривать с ней, а Алексис де Гранвиль солгал, чтобы только не танцевать с ней. Они оба стыдились показаться в ее обществе. Возможно, причиной тому была ее внешность. Ведь Офелия почти прямо сказала, что у нее ужасный цвет волос. Наверное, она права.
Кейт прижала два пальца к переносице, а затем провела ими под глазами. На пальцах остались следы пудры.
Попытки стать леди были очень болезненными. Ей хотелось отыскать поленницу и спрятаться под ней. Она поднялась, протянула руки за спину и рванула пуговицы на своем платье. Еще сильнее она разорвала корсет, пытаясь снять его. Вскоре она стояла обнаженная и вся дрожала. Она переступила через охапку сброшенной одежды, нашла ночную сорочку и надела ее.
Кейт забралась под одеяла и дернула за шнур звонка. Она попросит горничную передать Офелии и ее матери, что ей нездоровится. Затем она спрыгнула с кровати и достала из шкафа два носовых платка. Они могут ей понадобиться. Свернувшись калачиком под простынями и одеялами, она почувствовала что-то у себя на затылке. Веточка белых цветов. Она сорвала ее с волос, и ее пальцы принялись отрывать лепестки. Они двигались все быстрее и быстрее, и вскоре от цветов ничего не осталось. Она собрала лепестки в пригоршню и швырнула их на пол.
— Кому вообще нужны эти танцы. — Она едва слышала свой собственный голос.
Ей не нужны танцы. Если она больше не пойдет на бал, ее больше так не обидят. А лучшим способом избежать балов было не стать леди. Кейт откинулась на подушках. Она возвращается в Америку. Ей вообще не нужны танцы, а если в следующий раз мужчина сделает окружающий ее мир волшебным, она тут же застрелит его.