Легенда, оказавшаяся правдой

I

Сведения, которыми мы располагаем о русском масонстве в царствование Имп. Николая II — весьма неполны и зачастую противоречивы: все они ведь в значительной степени базируются не на письменных документах, а на воспоминаниях современников.

Воспоминания же писались долгое время спустя, уже после революции.

Поэтому немудрено, что один свидетель называет одну дату, другой — другую, одну и ту же ложу называют по-разному, одну и ту же ложу относят к разным повиновениям.

Удивляться этому не приходится: когда имеешь дело с глубоко секретной организацией, противоречивость и неполнота сведений — дело естественное.

Внимательные читатели, надо полагать, уже заметили известную противоречивость и в приведенных нами сведениях. Данные, заимствованные из книги С. Мельгунова, брошюры масона В. Телепнева, его статьи в английском журнале и других источников, не всегда совпадают друг с другом и нуждаются в пояснениях.

С. Мельгунов — потомок старинной русской семьи, представители которой в течение нескольких поколений были масонами.

Сам С. Мельгунов масоном не был, но наследственный интерес к масонству остался. С. Мельгунов написал историю русского масонства.

История интересна по приведенным в ней материалам, но по характеру освещения деятельности русского масонства не выходит за пределы обычных интеллигентских работ на данную тему. История русского масонства трактуется, как безобидное возвышенное увлечение мистическими и филантропическими идеями масонства, сыгравшее значительную роль в формировании русской интеллигенции.

Трагическое крушение Российской Империи, в результате организованного русским масонством военного переворота, заставило С. Мельгунова пристальнее вглядеться в деятельность русского масонства в годы предшествовавшие военному перевороту в Верховной Ставке.

Присмотревшись, С. Мельгунов обнаружил следы весьма активной заговорщической деятельности. Обнаружив, написал книгу «На путях к дворцовому перевороту», в которой привел данные неопровержимо свидетельствующие об активном участии масонов в разного рода заговорах.

Но старые взгляды на масонство сыграли свою роль и помешали нарисовать обыкновенную картину преступной деятельности масонства, после самовольного возрождения его в начале столетия и в годы Первой мировой войны. С. Мельгунов не раз принижает размах деятельности масонства, то доказывает его «несерьезность», то неумение скрыть свою деятельность от полиции и т. д.

С. Мельгунов собрал ценнейшие факты о деятельности русского масонства против династии и России, но сам же преуменьшает значение этих фактов, не делает тех выводов, которые они позволяют сделать. С одной стороны русские масоны, по его мнению, были «политически наивны», слишком много внимания уделяли ритуалу, «не отдавая себе в нем отчета». С другой стороны Мельгунов не верит, что вся деятельность русских лож сводилась к одной масонской бутафории.

«Какое имело значение это первое возродившееся масонство? — пишет он. — Что делали братья помимо «нравственного усовершенствования»? Бывший «брат» Амфитеатров, возведенный неизвестно за какие заслуги в «мастера стула», с большой развязностью вспоминал недавно о своем участии среди русских масонов во французских ложах Шотландского устава. Его «перемасонил» М. М. Ковалевский» (183).

С. Мельгунов не верит, что на вступление Амфитеатрова в масонство большую роль играл «интерес романтический», интерес Пьера Безухова из «Войны и Мира», влекший Амфитеатрова к масонству с юных дней». «Последний магнит, — пишет Мельгунов, — представляется сомнительным, ибо в других тонах вспоминал бы в преклонном возрасте Амфитеатров «журавлиные танцы и азбуку глухонемых», которыми он занимался в своей зрелой юности». «В изложении Амфитеатрова, русское масонство приобретает какой-то бутафорский характер. Очевидно политические замыслы русских масонов были более глубоки».

Да, политические замыслы русских масонов были более глубоки, чем пытается изобразить это Амфитеатров, и достигли они, в части реализации своих политических замыслов, несравненно большего, чем считает это С. Мельгунов.

Больших политических достижений русское масонство, по мнению Мельгунова, не могло иметь в силу отсутствия у русских масонов умения скрывать свою деятельность. «Возрожденное масонство, — пишет Мельгунов, — было нелегально в России. Однако, имена, которые были названы теперь в зарубежной печати — Ковалевского, де-Роберти, Гамбарова, Вырубова, Амфитеатрова, Аничкова, Кедрина, членов французской ложи «Космос», были известны, как имена масонские довольно широкому кругу. Но и другие масоны были известны полиции.

И по очень простой причине. Разбирая архив московского Охранного Отделения в дни революции, я нашел там полный список членов московской ложи «Астреи» — очевидно, и в таинственном содружестве был свой осведомитель. В Москве «болтали», — говорят старые масоны, то есть участники его в период 1906–1911 г. г. И действительно, кто в Москве не знал, например, что масоном является психиатр Баженов, кто только иронически не подсмеивался над его «столовыми ложами».

«Не то было, — утверждают масоны, — в Петербурге, в ложе «Северная Звезда», где собирались самые столпы русского масонства.

Вели дело так конспиративно, что ничего не записывалось в трафаретные «протоколы». Имена членов знали лишь «оратор» ложи М.С. Маргулиес и «секретарь» кн. Бебутов».

Мельгунов считает, что все петербургские ложи тоже были известны и полиции, как и московские и поэтому не могли играть никакой серьезной роли. Мельгунов утверждает, что секретарь «ложи» «Северная Звезда» кн. Бебутов был связан с агентом полиции Манасевич— Мануйловым. «Вероятно от него Манасевич-Мануйлов получил и свои материалы о русских масонах». Манасевич-Мануйлов был автором разоблачительных статей о масонах.

Конспирация была разоблачена. Может быть, поэтому «братья» и решили «уснуть» в 1911 году.

II

С. Мельгунов утверждает, что возрождение «уснувшего» будто бы в 1911 году масонства произошло лишь в 1915 году. «В 1915 г., — пишет он, — явилась мысль о возрождении масонских организаций. По— видимому, инициатива исходила из Киева. И цель была чисто политическая. Под внешним масонским флагом хотели достигнуть того политического объединения, которое никогда не давалось русской общественности. Объединение должно было носить характер «левый». В сущности органического отношения к «уснувшему» масонству эта организация не имела, за исключением личных связей. Так, активную роль играл, между прочим, один из прежних масонов, член Думы, Некрасов. В организацию, по моим сведениям, входили представители разных политических течений до большевиков включительно.

О существовании этой организации я знаю уже потому, что меня туда звали. Среди знавших был покойный В. П. Обнинский. Н. И. Астров рассказывал, что звали и его — переговоры вели Н. Н. Баженов, С. А. Балавинский и одно из ныне здравствующих лиц. Случай еще приоткрыл мне несколько потаенную дверь. По некоторым намекам я догадался между прочим, что в изданной в то время книге «Итальянские угольщики», помещен устав той русской масонской организации, о которой идет речь.

В масонстве 15 г. много было наивного. Люди говорили о ритуале, не отдавая себе в нем отчета. Для многих таинственность была своего рода психологической игрой. Я решительно отказался вступить в масонскую организацию, так как для подлинного объединения мне казались ненужными и запоздалыми традиционная внешность, быть может, для некоторых понятная там, где масонство как бы срослось с бытом (напр., во Франции). Масонская форма в российской обстановке не могла содействовать серьезному политическому объединению, потребность которого была так ощутительна и создать которое не удавалось. Партийные переговоры были сильнее «братской солидарности».

С. Мельгунов пишет: «Я не могу сейчас вдаваться в воспоминания. Мои пояснения нужны были только для посильной характеристики типа той масонской организации, которая явилась на Божий свет в 1915 году. Так, по крайней мере, мне ее изображали, входившие в нее члены. Как чисто политическая, эта организация считалась правоверными масонами ложей «нерегулярной», то есть не зарегистрированной по статуту. Итак, целью ее было как будто бы политическое объединение. Кто входил в основной кружок? Это трудно точно восстановить, так как масоны 15 года и по сие время скрывают свое участие, сохраняя «клятву» о конспирации».

«В. А. Маклаков, — писал Мельгунов в примечании, — не скрывающий своего участия в более ранних масонских ложах, рассказывал мне, что, узнав от Кедрина о возникших в 15 году ложах, он, как посвященный в соответствующие степени, не отказался открыть ложу, согласно закону. Но формально ложа все-таки открыта не была».

«Посильная характеристика», как мы теперь знаем, была очень не точной. Свои представления о каком-то обрядовом масонстве, возобновившем свою деятельность в 1915 году Мельгунов переносил на лишенное всякой обрядности думское масонство. Мельгунов пишет, что он не вступил в масоны потому, что обрядность масонов казалась ему ненужной. Это выдает Мельгунова, что он не знал о давно уже существующем в России политическом масонстве, отпросившем всякую обрядность. Народный социалист и историк русского масонства Мельгунов был заметной личностью среди членов Ордена Русской Интеллигенции. И, если он не знал о существовании масонства отбросившего всякий ритуал, то это доказывает две вещи: во-первых, об исключительной тайности этого масонства, а, во-вторых, о том, что это масонство не желало вовлекать Мельгунова в члены своей организации.

Маклаков к думскому масонству не принадлежал. «Маклаков, Балавинский и др., — пишет Е. Кускова в письме к Вольскому, — к этому масонству не принадлежал. Они принадлежали к французским ложам совершенно открыто». (Подчеркнуто мною. — Б. Б.).

С. Мельгунов к Думскому масонству подойти не мог ни в моральном, ни в политическом отношениях: он был слишком честен в моральном отношении и не достаточно подл и неразборчив — в политическом. Для думского масонства требовались люди более аморальные и более политически деморализованные. Вот почему Думское масонство и до 1915 года и в 1915 году не делало никаких попыток для вовлечения Мельгунова в свои ряды. В 1915 году «заманивали» Мельгунова, видимо, представители не Думского масонства, а обрядового масонства.