Легенды и были арабского востока

ИОРДАНИЯ МНОГОЛИКАЯ[7]

Как Рим на семи холмах — расположена столица Иордании Амман. И по возрасту она тоже может поспорить с «вечным городом». Уже во втором тысячелетии до нашей эры на месте современного Аммана был основан город Раббат-Аммон, названный в честь главного божества местных племен. В III веке до нашей эры город был взят и реконструирован египетским царем Птолемеем Филадельфом и переименован в Филадельфию. Римляне, византийцы, персы, арабы поочередно овладевали этим городом, изменяя его облик соответственно своим вкусам. Но первое его имя пережило века, хотя сам город постепенно отступал на задний план сравнительно с другими, более молодыми.

К началу XX века Амман был лишь небольшой деревней, часть жителей которой составляли выходцы с Кавказа — кабардинцы и черкесы, покинувшие свои края в первой половине XIX века. Еще и сейчас во многих местах Иордании живут их потомки. Снова столицей Амман стал в 1923 году в Трансиорданском эмирате, а после второй мировой войны он — столица иорданского Хашимитского королевства.

Аэропорт Аммана встречает приезжающих приветствием, сверкающим неоновым светом во мраке ночи: «Добро пожаловать на Святую землю!». Такими же приветствиями украшено шоссе от аэропорта к городу и холлы гостиниц. Придется ли приезжему увидеть страну только в этом свете? Посмотрим…

Внешне Амман выглядит, как обычный восточный город, где старинные дома с плоскими крышами, чередующиеся с тонкими и стройными минаретами мечетей, соседствуют с современными коттеджами, отелями и оффисами. На северо-восточной окраине расположен молодой университетский городок. Амманскому университету всего пять лет, в этом году состоится первый выпуск специалистов с высшим образованием. В университете есть технический и торгово-экономический факультеты, большое внимание уделяется и гуманитарным наукам: филологии, истории, а также социологии и психологии.

С высокого холма Джебель аль-Кала взирают на город стены древней цитадели (Джебель аль-Кала — «крепостная гора»). Крепость была основана в конце IV века до нашей эры. Сохранившиеся доныне стены более поздней кладки. Внутри они украшены арочными нишами с изящным резным орнаментом — первыми следами раннеарабского монументального искусства.

Неподалеку от цитадели расположены развалины античного храма, посвященного Гераклу. Археологи предполагают, что в храме находилась гигантская статуя Геракла примерно десятиметровой высоты, от которой остались лишь огромные пальцы руки из белого мрамора.

Напротив холма Джебель аль-Кала, в Захране, среди черных кипарисов сияет белизной королевский дворец, построенный в 1935 году. Широкая лестница, ведущая к главному входу, украшена мраморными изваяниями львов. В библейские и античные времена львы водились здесь в изобилии, о них вспоминают и первые христианские паломники, посетившие «святую землю». По своему расположению и общему облику дворец немного напоминает Воронцовский в Алупке. Близко королевский дворец осмотреть не удалось, так как он охраняется не только дремлющими львами, но и бдительными гвардейцами.

В пятницу бродили по городу. Главная улица запружена народом. Одежда мужчин самая разная — от национального костюма до модного европейского. На улицах, в переулках и во дворах жарят, пекут, варят. Воздух пропитан пряными ароматами.

Наша группа не впервые попадает в арабский город, нам приходилось бывать и в более отдаленных странах, где появление европейца — явление редкое и необычное. I (о здесь, в Аммане, мы почему-то стали объектом самого горячего внимания и любопытства. По мере нашего продвижения мы все больше обрастаем толпой. Наконец приходится проходить через узкий коридор между людьми. Откуда-то стало известно, что это делегация из Советского Союза. Скопление народа привлекает полицию: к нам подъезжает полицейская машина, и блюститель порядка любезно осведомляется, не надо hi чем-нибудь помочь, не потеряли ли мы дорогу. Мы его успокаиваем и получаем возможность шествовать дальше. Именно шествовать, потому что иначе характер нашего продвижения назвать нельзя.

Обычный ассортимент главной улицы — магазины, гостиницы, кинотеатр. Все построено недавно. А вот и театр… Город имеет совершенно необыкновенный, великолепный театр, построенный в самом начале нашей эры заботливыми предками. Он расположен амфитеатром на склоне круглого холма в центре города (40 метров в диаметре), имеет более сорока рядов примерно на шесть тысяч зрителей. Благодарные потомки строителей, трудившихся почти две тысячи лет назад, посещают его — одновременно и памятник древности, и современный театр. Здесь выступают артисты и художественные ансамбли, приезжающие в Иорданию на гастроли. В этом театре выступал и наш ансамбль «Березка», о котором амманцы сохранили самые лучшие воспоминания. Театр служит местом собраний, митингов и демонстраций тысяч людей. Не всякий город сохраняет такие традиции, не всякий город имеет такой театр. Городским властям остается лишь немного реставрировать его и поддерживать в нем порядок.

Пальмиру мне довелось увидеть после Джераша, так что красота ее поразила меня несколько меньше, чем ожидалось.

Сравнительно поздно был открыт для мира этот достойный памятник. В числе первых ученых, обративших на него внимание, были и наши соотечественники — археологи С. Абамелек-Лазарев и Н. П. Кондаков, побывавшие в Джераше в конце XIX — начале XX века. Они оставили нам описание и характеристику памятников и надписей, которые были доступны тогда для осмотра. С 1920 года начались планомерные работы по раскопкам и реставрации города.

Джераш находится примерно в 50 километрах к северу от Аммана, на древнем караванном пути из Месопотамии в Аравию. В IV веке до нашей эры часть армии Александра Македонского, преимущественно ветераны, привлеченная плодородием долины, образовала здесь поселение. Отсюда и греческое название города — Гераса, что значит «поселение ветеранов». Наибольшего расцвета достиг город в первых веках нашей эры. К этому же времени относятся и лучшие архитектурные сооружения Герасы-Джераша. Прославил свою родину Герасу известный неопифагорейский философ и математик II века нашей эры Никомах. Позже плодородный край входил в государственные имения багдадских халифов, но город постепенно терял свое значение. Разрушение умирающего города было окончательно завершено в XII веке крестоносцами.

Март. В Джераше весна — время светлого легкого тумана, сочной зеленой травы на серых каменистых холмах, ярких маков. Издалека видна триумфальная арка — главный въезд в город, — по-прежнему величественно возвышающаяся рядом с новым шоссе. Благодаря большим реставрационным работам город восстановил свой былой облик. С окрестных холмов хорошо видна его четкая планировка: просторная круглая площадь форума аккуратно вымощена плитами и окружена колоннадой; от форума, прямая как стрела, тянется на север через весь город главная улица. Более ста колонн украшают главную магистраль, поперечные улицы также сохранили часть своих колонн. В центре города крытые портики, нарядные здания. Некоторые фасады сохранились почти полностью.

Местный камень, использовавшийся для строительства, отличается интересной особенностью: на воздухе он постепенно твердеет. Необыкновенно живописен был когда-то храм Нимф, расположенный на главной улице: двухэтажное здание с вогнутым полукругом фасада. Его ниши на уровне первого и второго этажей были украшены статуями нимф. У подножия здания в центре полукруга сохранился небольшой бассейн с фонтаном. Воды в бассейне давно уже нет, зато навсегда остались рыбки, высеченные из мрамора.

В центре города, на высоком холме, в весеннем тумане как бы парит храм Артемиды. К нему от главной улицы ведет широкая мраморная лестница. Сквозь весеннюю дымку проступают высокие колонны желтовато-серого мрамора. В клочьях тумана исчезает внизу безмолвный город… Но не все камни молчат: среди девяти колонн храма есть одна, шепот которой можно услышать, если приложить к ней ухо. С этого же холма виден современный поселок Джераш. Значительная часть жителей его также состоит из черкесов и кабардинцев.

Самой большой достопримечательностью Джераша является прекрасно сохранившийся античный театр. Просцениум его украшают мраморные колонны и портики. 32 ряда мраморных скамей вмещают около пяти тысяч человек. Именно в этом театре мы были поражены совершенным знанием древними строителями законов акустики: даже в самом верхнем ряду в любой его точке было отчетливо слышно, как разговаривают вполголоса люди, находящиеся на сцене. Певцы современного театра не могут не оценить такой возможности. Наш товарищ, солист одного из оперных театров Москвы, выходит на сцену. Римский театр оживает в мелодиях итальянских арий. Откуда-то появляется масса людей, привлеченных пением… В весеннее небо подымается мелодия, сливаясь с ароматом цветущих лугов, с теплым чиханием двухтысячной весны античного города.

О Мертвом море всегда говорят одно и то же — что на его поверхности можно лежать. Когда-то в детстве мне попалась «Занимательная физика», написанная в начале XX века. Там была фотография: на воде лежит мужчина, в одной руке он держит зонтик от солнца, в другой — раскрытую книгу. Есть такие фотографии и в новейших проспектах для туристов (только уже с девушками). Об этом вспоминается по дороге к Мертвому морю, на шоссе Амман — Иерусалим. По сторонам проплывают пологие библейские холмы, слегка позеленевшие после весенних дождей. На свежей травке пасутся библейские стада курчавых овец и бородатых коз. Кое-где мелькают палатки бедуинов. Только асфальтированная дорога и поток ярких автомашин новейших марок нарушают идиллический пейзаж, описанный еще нашими предками — паломниками в «святую землю».

Постепенно дорога опускается ниже уровня моря, мелькают придорожные указатели: «100 м ниже уровня моря», «200 лг…», «300 м…», и вот мы, наконец, на дне одной из самых глубоких впадин на суше — 400 метров ниже уровня моря. Кое у кого закладывает уши, как во время посадки самолета. Перед нами открывается широкая долина, окаймленная цепью невысоких гор. На самом дне ее тусклой сталью блестит Мертвое море. Погода ветреная, небо пасмурное. Пейзаж вокруг выглядит серым, почти бесцветным. По-арабски Мертвое море называется Бахр-Лут («море Лота») или Биркет-Лут («озеро Лота»), напоминая библейское предание о гибели нечестивых городов Содома и Гоморры и о чудесном спасении Лота и его семьи. Не спаслась только жена Лота, которая нарушила запрет, обернулась назад и сразу же превратилась в соляной столб, который и теперь можно видеть на берегу моря как назидательный пример дурных последствий излишнего любопытства. Что же касается Содома и Гоморры, то «развалины эти виднеются до сих пор в прозрачных водах (Мертвого моря. — А. Г.)», — писал в первой половине прошлого века русский путешественник А. С. Норов, основываясь на рассказах своих проводников. В настоящее время наблюдения некоторых летчиков как будто подтверждают то, что видели раньше просто с берега местные жители.

Еще не так давно берега реки Иордан, впадающей в Мертвое море, и побережье самого озера представляли собой пустыню. Именно эта пустыня имелась в виду в дошедшем до нас выражении «глас вопиющего в пустыне», которое (в самом прямом смысле) было употреблено впервые в Библии. Сейчас окрестности Мертвого моря уже не так безжизненны: у дороги, ведущей к берегу, — лавки, пестрят яркие этикетки банок с соками, пачки сигарет, груды апельсинов, мелкие сувениры. У самого берега высится большое современное здание комфортабельной гостиницы. Из ее холла и ресторана через широкие зеркальные окна открывается вид на Лотово море. На берегу около гостиницы устроен большой пляж с навесами и скамейками, с кабинками для переодевания и душем (за 15 пиастров). Пресный душ здесь совершенно необходим, потому что едкая и горькая вода Мертвого моря быстро разъедает малейшие ссадины на теле.

Несмотря на холодную погоду, невозможно не выкупаться в Мертвом море. Что скажешь потом в Москве? — Никто тебя не поймет, все осудят. Да и сам себе не простишь потом, что упустил такую возможность. Итак… переодевшись в пятнадцатипиастровой кабине, выхожу на прибрежный песок. С трепетом (не только священным, но и от холода) погружаю ногу в знаменитые воды Мертвого моря. Долго иду по каменистому дну. Вода все еще по колено, пока еще нельзя проверить, можно здесь утонуть или нет. Ветер гонит навстречу небольшие волны, которые почти сбивают с ног. Вот в этом, пожалуй, есть что-то отличающееся от обычной воды: в пресной воде такие волны почти нечувствительны, а здесь — при большой плотности воды — даже маленькие волны сильно затрудняют движение. Наконец, добираюсь до места, где можно плыть. Плыву. Сильно мешают волны, которые бьют и толкают со всех сторон. Перестаю плыть, ноги медленно погружаются вниз, я опускаюсь вслед за ними. Значит, в таком положении утонуть все-таки можно. Переворачиваюсь и ложусь на спину. Но это у меня и в пресной воде хорошо получается. Вдруг волна прокатывается по моему ищу и заливает глаза и нос. Мало сказать, что вода Мертвого моря горькая. Она жжет, мучительно и невыносимо. Мне уже не до опытов — задыхаясь, выскакиваю на берег и бросаюсь под душ. Приходится очень долго промывать глаза и нос, чтобы избавиться от жгучей боли. Все же, видимо, по известной восточной пословице «на трусливого не надейся, на воду не опирайся», на воду даже Мертвого моря полагаться нельзя. Может быть, с книгой и нельзя утонуть, без нее — можно.

Почти все из нашей группы отваживаются на кукише, но так же скоро выскакивают из воды с воплями и перекошенными лицами. Да, видно, купаться в Мертвом море приятно только в тихую погоду, когда вода совершенно спокойна.

Неожиданно сквозь серые тучи пробиваются лучи солнца, и все преображается: вспыхивает изумрудными переливами синее море, серый прибрежный песок оказывается ярко-желтым, сверкают белизной гребешки волн, а за пределами этого светлого пятна синеет силуэт Иудейских гор.

К подножию этих гор, к знаменитым Кумранским пещерам, и лежит наш путь. Пещеры расположены в нескольких километрах от берега Мертвого моря. В этом месте плоскогорье, примыкающее к подножию гор, рассечено глубоким сухим оврагом. В обрывистых сухих склонах зияют отверстия нескольких пещер. Обрывы состоят из чередующихся желтых и розовых слоев известняка и напоминают слоеный пирог. На самом остром мысу обрыва — та самая первая пещера, куда в 1947 году забрался арабский пастух в поисках пропавшей козы. Козу он там не нашел, зато нашел… новую страницу древней истории своей страны и одной из мировых религий: здесь были найдены рукописи (III–II веков до нашей эры), которые произвели настоящий переворот в истории библейского периода и в истории издания самой Библии.

Нас от пещер отделяет овраг, со стороны равнины ним тоже нельзя подойти — там тянется изгородь из колючей проволоки: неизвестно, сколько еще сокровищ может скрываться в пещерах, а последние открытия привлекают к ним многих охотников — любителей древности или наживы.

На берегу моря, примерно напротив пещер, ведутся раскопки города, существовавшего в первые века прошлой и в начале нашей эры. Находки специальных помещений для писцов, приборы для письма и глиняные сосуды для хранения пергаментных свитков наводят на мысль о том, что, может быть, именно здесь были написаны кумранские рукописи — священные тексты одной из иудейских сект, которые некоторые ученые рассматривают теперь как связующее звено между иудейской и христианской религиями.

Человек давно уже облюбовал для своего поселения долину реки Иордан. Именно здесь обнаружен самый первый город на свете — Иерихон («город фиников»), возраст которого насчитывает семь тысячелетий. На большом холме ведутся археологические раскопки. На небольшом участке, где исследователи добрались до самых нижних — самых ранних культурных слоев, виднеется часть стены и массивная круглая башня, сложенные из необработанных камней. Сверху в середине башни есть отверстие, через которое по крутой каменной лестнице можно спуститься к самому основанию башни. При входе и на выходе у лестницы стоит очередь: по ней может пройти лишь один человек, со встречным разойтись на ней невозможно. Передо мной стоит австралиец, который путешествует по «святой земле» со своей семьей — женой и тремя детьми. Родителям не хочется глотать древнюю пыль, и они пропускают меня вперед. Вместе с детьми веселой гурьбой спускаемся в глубь тысячелетий.

Вплотную к холму, скрывающему в себе самый древний город, примыкает и один из самых молодых на этой земле: маленькие глинобитные домики тесно лепятся один к другому. Это лагерь палестинских беженцев.

Красота иорданской долины привлекла и арабского халифа Хашама ибн Абд аль-Мелика. В 724 году по его распоряжению здесь был воздвигнут один из первых дворцов арабских халифов. Дворец был построен византийскими архитекторами на основе самых последних достижений византийского строительного искусства. В вестибюле, ведущем в приемные помещения, вдоль стен устроены каменные лежанки — диваны с валиками-подлокотниками, высеченными тоже из камня. Большой двор вымощен плитами и украшен мраморными колоннами, двери и окна покрыты тончайшей резьбой по камню. Во дворце был специальный бальный зал и бани с отоплением и горячей водой. Одна из комнат отдыха, прилегающая к бане, до сих пор поражает своим великолепием: стены и потолок пленяют мраморным кружевом и резьбой по штукатурке, но самое ценное украшение — прекрасно сохранившийся мозаичный пол с изображением древа жизни и двух сцен — льва, стремительно набрасывающегося на газель, и газелей, мирно объедающих листочки на кустах.

Роскошный дворец послужил правителям мало: он был очень скоро разрушен сильным землетрясением.

Первые археологические разведки в этом районе были сделаны русской экспедицией в конце XIX века: в саду, который принадлежал Русскому Палестинскому обществу, были найдены остатки византийских базилик и мозаик.

Машина времени все-таки существует, принимая лишь разные формы. В данном случае это была автомашина марки «шевроле», которая перевезла нас с восточного берега Иордана на западный по обычному непритязательному деревянному мосту. Под ним неслись мутные желтовато-серые воды священной реки. Позади остались столица Иордании, университетский городок, вопросы развития экономики и образования. Впереди — «святые места», события и предания, застывшие на столетия, передаваемые устно, рассказанные письменно, увековеченные на полотнах великими художниками, увлекающие писателей до наших дней.

Совсем другой мир… Мир, где первое впечатление наводит на мысль о том, что эта часть страны оторвана от современной жизни, что здесь господствуют лишь религия и церковь, вера и традиция, заменившая веру тем, кто ее потерял.

На западном берегу оживленно и шумно. Пестрые разноязычные толпы туристов и паломников высыпают из ярких автобусов и легковых автомашин всех марок. Отдельно располагаются косяки монахинь и монахов, одетых в светло-серые платья и костюмы. Между приезжими шныряют торговцы «святыми» сувенирами и цветными фотографиями. Наша группа растворяется в разноплеменной сутолоке.

На «святой земле» никого и ничем не удивишь, люди приезжают сюда со всех концов света. Мы направляемся по берегу к тому месту, где, по преданию, в струях Иордана был крещен Иисус Христос. Вот это место: зацементированная площадка на берегу реки, к воде спускается широкая лестница, вокруг — старые ивы, на другом берегу на довольно крутом склоне — густые олеандровые заросли. Вокруг площадки — длинные ряды торговцев крестиками, четками, свечами, открытками. Тут же дежурят десятки фотографов, готовых за 15 пиастров запечатлеть вас на знаменитом берегу, у края «священной» воды и в самой воде. Некоторые из фотографов имеют и дополнительный реквизит сверх священного пейзажа: верблюда под пестро расшитым седлом, осла или лошадь. Около каждого из таких животных установлен столбик с табличкой, которая извещает, что фотографироваться с этими животными или снимать их своими аппаратами (т. е. бесплатно) не разрешается. Честно стараемся, чтобы ослы и верблюды не попадали в наш объектив.

Спускаюсь по ступенькам к самой воде, стою на том самом берегу, к которому стремились миллионы христиан, в том числе и многие русские паломники. Более ста лет тому назад путь в эту долину был для них долгим и трудным. Приходилось путешествовать на лошадях или мулах, брать с собой вооруженных проводников на случай нападения хищников или разбойников… Пронзительный визг и громкий смех прерывают мои размышления. У «священного» берега происходит веселая кутерьма: молодая монахиня захотела сфотографироваться на верблюде, но спокойное с виду животное вдруг сердито заворчало и резко вскочило, чуть не сбросив ее.

Многие паломники спускаются к воде, окунают в Иордан руки, омывают лицо, шепча молитвы, набирают воду во фляги и бутылки. Полностью погрузиться в воду никто не решается. Наверное, прохладно, да и вода очень мутная. Говорят, что только летом она чиста и прозрачна.

От Иордана уже недалеко и до Иерусалима. Шоссе извивается среди холмов, на обочинах — яркие надписи — приветствия приезжающим на «святую землю». Последний поворот дороги — и из-за холма появляется город в массивных зубчатых стенах с внушительными квадратными башнями и надежными воротами. Над зубцами стен поднимаются минареты и колокольни, золотые полумесяцы мечетей и золотые кресты церквей. Иерусалим был таким в средние века, таким он сохраняется и поныне в пределах своих стен и ворот. Иерусалим (Эль-Кудс) — «святой город» трех религий: иудейской, христианской и ислама, один из древнейших городов мира, почитаемый и разрушаемый верующими с одинаковым рвением.

Войска Навуходоносора и Александра Македонского, римляне и персы, арабы и крестоносцы, монголы и турки штурмовали и укрепляли, разрушали и созидали «священный город».

Перед нами Иерусалим возникает, как поблекшая фотография, поблекшая, потому что на рекламах и открытках он блещет ярко-синим небом и золотыми куполами. Мы же видим его в пасмурный мартовский день, когда кипарисы кажутся совсем черными, а зелень олив — серой.

Холм, из-за которого открывается вид на Иерусалим, и есть Гора олив (в прошлом называемая также горой Елеонской). До сих пор пологие склоны горы покрыты оливковыми садами за каменными изгородями. Эта го-pa — самая высокая из окружающих Иерусалим. В древние времена ее называли «Гора трех светов», так как она освещалась лучами восходящего и заходящего солнца, а ночью на нее падал свет от огней Соломоновa храма.

По преданию, с вершины этой горы вознесся на небо Иисус Христос через сорок дней после казни. Об этом свидетельствует углубление в скале, находящейся почти на самой вершине горы. Углубление по форме напоминает след левой ступни человека. В IV веке при византийском императоре Константине над этой точкой последнего соприкосновения Христа с предметом земного мира был возведен храм. Сейчас на этом месте находится небольшая восьмиугольная часовня, а плоский известковый камень с отпечатком ступни окружен пестрым мозаичным полом. Со стен часовни открывается панорама Иерусалима, Старого и Нового.

Стены Иерусалима строились несколько раз. Остатки самых древних стен относятся к X веку до нашей эры. Основания современных стен сооружены в период римского владычества, а верхняя их часть в последний раз была укреплена в XVI веке при турецком султане Сулеймане. В середине XX века в Иерусалиме появилась новая стена, отделяющая арабскую часть Иерусалима, куда полностью вошел Старый город, от израильской.

Немного южнее Старого города гид указывает нам гору Сион, где, по мнению большей части христианских ученых, происходила Тайная вечеря. Правда, представители сирийской православной церкви называют другое место, находящееся сейчас в пределах Старого города, у церкви св. Марка.

На Горе олив много пещер, где укрывались от преследования римлян первые христиане. Немного ниже места вознесения можно попасть в пещеру. Здесь, по преданию, Иисус Христос во время пребывания в Иерусалиме собирался со своими учениками. Считается, что именно здесь впервые им были преподаны основы христианского учения и впервые прозвучала знаменитая молитва «Отче наш». Христианская церковь, построенная тут также в IV веке матерью византийского императора Константина, была в 614 году разрушена персами. Сейчас на этом месте находится католический монастырь и католическая церковь «Патер ностер». Небольшой внутренний двор церкви окружен галереей с колоннами. На стенах галереи со всех сторон двора установлено 50 мраморных досок, на которых на пятидесяти языках высечена молитва «Отче наш». Открывает эту галерею «Отче наш» на церковно-славянском языке.

У подножия Горы олив, в долине Кедрона, между стройными рядами молодых оливковых деревьев выделяется несколько старых, искореженных олив. Это и есть тот самый Гефсиманский сад, куда Христос пришел в сопровождении трех своих учеников после Тайной вечери. «Гефсиман» в переводе значит «пресс для выжимания оливкового масла». Возраст восьми деревьев — более двух тысяч лет. Эти патриархи древесного царства обнесены решеткой и окружены свежими газончиками и яркими цветниками. Между ними проложены узкие дорожки, посыпанные песком. Любой гид и просто местный житель укажет вам без колебания оливу (и всегда одну и ту же), под которой Иуда предательски поцеловал Христа. Подхожу поближе: дерево очень ветхое, ствол с большим дуплом и с металлическими заплатами перекручен, похож на жилистую руку старика.

Оливы, действительно, одни из самых долголетних деревьев. У нас в Ялте, в Никитском ботаническом саду, возраст одной оливы тоже исчисляется двумя тысячелетиями.

За Гефсиманским садом заботливо ухаживают францисканские монахи. Сад примыкает к церкви св. Агонии, построенной над скалой, где в последнюю ночь Христос молился в одиночестве. Церковь воздвигнута в 1924 году и принадлежит, по выражению гида, «всем нациям, всем христианам мира». Сиреневые витражи на ее окнах создают внутри таинственный полумрак, а купол над «священной» скалой воспроизводит эффект ночного звездного неба.

Антуан, наш иерусалимский гид, счел нужным показать нам и русское православное подворье, примыкающее к Гефсиманскому саду. Странно было видеть среди таких непривычных нашему глазу библейских олив и высоких кипарисов веселые золоченые луковки русской церкви св. Магдалины.

Оказалось, что на подворье издавна служат две русские женщины. Конечно, нас заинтересовало, кто они и как им здесь живется. Говорят, что одна окончила в свое время Смольный институт.

Привратник открывает ворота, и мы входим во двор церкви. На пороге небольшого жилого дома показывается старая худощавая женщина в длинном черном одеянии. Голова повязана белой косынкой. На нас устремлен неприветливый, хмурый взгляд.

— Вы что, русские? И как только вас ваша сатанинская власть выпустила?

Вопрос звучит наивно и архаично. Неужели в этой далекой обители так мало знают о нашей стране? Или не хотят знать?

— А что особенного? Мы захотели поехать в Иерусалим, нам даже помогли организовать поездку!

— Не верю я вам. Вы, поди, все некрещеные! Это вас красные подучили так говорить, — ответствовала выпускница Смольного института благородных девиц. И повеяло от этих фраз пятидесятилетней давностью…

Мы попытались рассказать двум женщинам несколько слов об их родине. Они выслушали нас с подозрением и недоверием. Даже на доброе напутствие поскупились.

Привратник-араб, догадавшись по тону разговора о его характере, отвел меня в сторону: «О чем они с вами говорили? Наверное, бранились? Они ведь старые, ничего не знают и не понимают. Мы-то знаем, что в России свобода, что там церкви для верующих открыты, пожалуйста! Вы не обижайтесь — правда до нас доходит!..»

Если взглянуть из-под олив Гефсиманского сада на Иерусалимскую стену, видны Золотые ворота. Сейчас они наглухо заложены. Считается, что через эти ворота вошел в Иерусалим Христос. Они оставались открытыми до VII века, когда Иерусалим был взят арабами. Тогда распространился слух, что именно через Золотые ворота снова войдут в город христиане и халиф Омар потому якобы приказал накрепко заложить ворота камнями. По другой версии, они были заложены, чтобы обезопасить святыни, находившиеся в городе как раз за этими воротами. После этого ворота открывались только при крестоносцах, да и то раз в год.

Неприступным Иерусалим кажется лишь со стороны глубокой долины Кедрона, некогда полноводной реки («кедрон» значит «чернота», т. е. темный, глубокий поток). Долина эта издавна служила местом погребения для местных жителей. Ее древнее название «Иосафатова долина» происходит от древнееврейского «бог судит», обозначая место верховного судилища, которое вершилось после смерти. Христиане первых веков перенесли это название на кладбища и в других краях: Иосафатову долину можно посетить, например, в окрестностях Бахчисарая в Крыму.

К югу от города идет дорога в Вифлеем. Здесь, над скромными яслями, в которых, по преданию, родился Иисус Христос, сооружен грандиозный храм.

С северо-запада к самой стене Старого города подступает Новый город с асфальтированными улицами, современными коттеджами и многоэтажными комфортабельными гостиницами. Ежегодно в Иерусалим и его окрестности стекается до 600 тысяч паломников и туристов. Почти весь Новый город и часть Старого города существуют для того, чтобы обеспечить им кров и пищу, как в прямом смысле слова, так и духовную.

Наглухо заложены только Золотые ворота, все остальные ворота Иерусалима открыты для гостей: Дамасские, Ирода, Гнойные, св. Стефана. Первый — и основной — маршрут для посетителей Старого Иерусалима начинается от ворот св. Стефана, расположенных: неподалеку от Золотых. Они также выходят к долине Кедрона и от них открывается вид на Гору олив и на Гефсиманский сад. У этих ворот заканчивается шоссейная дорога Амман — Иерусалим; здесь, на асфальтированной площадке, останавливаются туристские автобусы и легковые автомашины. Отсюда по Старому городу ходят главным образом пешком. Улицы здесь очень узкие, поэтому движение транспорта ограничено. Проезжих улиц совсем мало, и большая часть их представляет собой извилистые лестницы с полустертыми от миллионов ног ступенями. Многие из таких улиц-лестниц то и дело-ныряют, как в тоннель, под полутемные своды средневековых зданий или под античные арки. Гладкие каменные стены домов кое-где прорезаны темными проемами окон, забранными в металлические решетки, отчего многие мирные жилые дома и лавки напоминают средневековые крепости.

Зелени в Старом городе мало, только церкви, монастыри и мечети окружены пышными веерными пальмами и кипарисами. Профиль города, если можно так выразиться, не очень восточный, а, скорее, южный средневековый, может быть потому, что многие здания имеют неплоские крыши, а обычные, со скатами, покрытые красной черепицей.

В кривых, узких улочках снует разноязычная толпа приезжих со всех концов света. Видавшие виды торговцы ограничиваются вопросами: «Ну как там в Италии?», «Что там у вас в Австралии?»… Кое-где через толпу протискивается ослик, нагруженный товарами или бидонами с бензином, которые он доставляет в немногие-гаражи, находящиеся внутри Старого города.

Но вернемся к воротам св. Стефана, которые когда-то назывались Овечьими, так как через них прогоняли ягнят, предназначенных для жертвоприношений. Войдем с нашим гидом в Иерусалим через Овечьи ворота. Первый маршрут для паломников и просто туристов выработан издавна на основе христианской традиции и проходит по «Виа долороса» («Путь скорби»), пути Иисуса Христа от дворца Понтия Пилата до Голгофы.

По нашим московским представлениям, путь этот недолог. Обычным шагом его можно преодолеть за 20 минут. Но с тяжелым крестом и в сопровождении стражи и толпы любопытствующих и сочувствующих шествие было, вероятно, более продолжительным. По преданию, на протяжении пути было сделано 14 остановок. Позже на всех этих местах византийцы, крестоносцы и более-поздние христиане построили часовни, церкви и монастыри, церковь Бичевания Христа, церковь Осуждения (на месте, где Иисус Христос был предан публичному осуждению и ему был вынесен смертный приговор римскими властями) и др. Монахиня, прислуживающая в церкви Осуждения, выносит из хранилища макет древнего Иерусалима, на котором наглядно отмечен крестный путь Христа на Голгофу. Под эту церковь можно-спуститься, чтобы осмотреть остатки дворца Пилата. Раскопки, проведенные в XX веке, обнаружили основания стен римского периода и каменные плиты двора. Кое-где на плитах сохранились высеченные линии и квадраты: на досуге солдаты римского легиона затевали во дворе сатурнические игры. От этой церкви на другую сторону улицы перекинута Арка Адриана, которая тоже дошла до нас от римского периода. Археологи обнаружили также часть древней улицы, примыкавшей ко дворцу Пилата. Каменные плиты на ней покрыты мелкими насечками. Предполагается, это было сделано, чтобы на каменных плитах не скользили подковы римских лошадей. Когда теперь на наших улицах я вижу иссеченный лед, то вспоминаю эту хитрость древних, навсегда сохраненную камнем.

На развалинах римского дворца крестоносцы, захватившие Иерусалим в конце XI века, построили крепость. Сейчас на этом месте высится новая церковь в византийском стиле.

После дворца Пилата путь наш лежит мимо большой массивной церкви из гладкого серого камня. Это — церковь св. Анны, бабушки Иисуса Христа. Церковь построена крестоносцами в XII веке на том месте, где, по преданию, жила семья девы Марии — мать Анна и отец Иоахим. Жили они в пещере, здесь же родилась и Мария. На этом месте ведутся раскопки; в слое римского периода открыто жилище, использовавшее частично углубление в скале.

По узкой улочке, переходящей в истертую лестницу, следуем далее по «Виа долороса». Слева — ниша в стене, где Мария ждала окончания суда над своим сыном. Мраморная колонна отмечает место, где Христос впервые упал на землю, изнемогая под тяжестью креста. Часовня св. Симона Киренея стоит там, где вышел из толпы Симон и помог Христу нести крест. Ноша была тяжела, и Христос обливался потом. Но вот из одного дома вышла женщина по имени Вероника, которая белым платком вытерла лицо мученика. По преданию, на платке остался отпечаток его лица. Теперь здесь построена часовня св. Лика…

Судный порог — последняя остановка страстного пути на Голгофу. Скала Голгофа, на которой римские власти обычно распинали христиан, находилась в те времена за пределами Иерусалима. Осужденного на казнь выводили на Голгофу через городские ворота, получившие название «судные» (или «Судный порог»).

Поскольку территория ворот непосредственно примыкает к самому «святому» месту христиан, во второй половине прошлого века участок с Судным порогом быт куплен русским правительством у Турции. Вообще, многие участки в Иерусалиме и его окрестностях, содержащие святыни, были постепенно раскуплены различными христианскими церквами и являются до сих пор их собственностью. Только самые главные святыни, такие, как место рождения Христа в Вифлееме, Голгофа и место погребения Христа, перестав быть объектом крестовых походов, считаются принадлежащими «всем христианам мира».

После покупки Судного порога русская экспедиция произвела здесь археологические раскопки. Обнаружены остатки римского храма, колонны которого относятся к 70-м годам нашей эры. Ниже были найдены более ранние сооружения, в частности остаток городской стены времен правления в Иерусалиме царя Давида (X век до нашей эры). В 80-х годах прошлого века на месте раскопок была построена русская церковь Александра Невского.

Навстречу нам из церкви выходит пожилая женщина с широким спокойным лицом. Ее сопровождает смуглая молодая девушка в темно-синем платье и белом платке на голове. Под высоким сводом церкви в прохладном полумраке звучит русская речь. Сестра Валентина… В 1919 году маленьким ребенком уехала она с родителями из Кишинева. Много лет служит в этой православной церкви. Постепенно умерли и поразъехались все русские, кто жил здесь. Осталась она одна присматривать за русским домом и церковью. Вырастила себе помощницу: молодая арабка так хорошо говорит по-русски, что мы, несмотря на ее смуглую кожу и жгуче-черные глаза, сначала приняли ее за русскую. Трудно двум женщинам управляться со всем церковным хозяйством. Сестра Валентина надеется, что в Советском Союзе вспомнят о существовании этого уголка на «священной земле» и пришлют ей молодое подкрепление.

Переступив Судный порог, мы оказываемся у самой Голгофы. Собственно, Голгофы, как таковой, давно уже не увидеть: скала с местом распятия и пещера со святым гробом, находившаяся под ней, скрыты под огромным храмом Гроба Господня. По соглашению христианских церквей этот храм принадлежит всем христианам мира. Каждая христианская церковь (православная, католическая, армянская и т. д.) имеет в этом храме свои приделы и часовни, где соответственно своим датам и праздникам совершает богослужения. В дни нашего пребывания началась католическая пасха, которая была ознаменована торжественным шествием с крестом по «Виа долороса» католического духовенства в черном облачении и верующих.

Напротив храма св. Гроба над пальмами и кипарисами поднимается стройный минарет мечети Омара ибн Хаттаба, построенный по приказу халифа Омара ибн Хаттаба после захвата в 637 году Иерусалима арабами.

Через отверстие в высоком куполе храма Гроба Господня проникает рассеянный дневной свет. Его приглушает дым, подымающийся от лампад, кадильниц и свечей. В полумраке боковых приделов храма и часовен колеблется пламя многочисленных свечей.

Народу в храме всегда много: молящиеся, паломники, туристы, служители храма и его церквей, служители, продающие восковые свечи и открытки.

Недалеко от входа в храм, на полу, огорожен плоский прямоугольный камень «камень миропомазания». На него, по преданию, положили и помазали миром тело Христа после снятия с креста.

Левее демонстрируется небольшой круглый камень под решеткой. На нем много мелких щербинок. Нам объясняют, что это — следы слез сорока девственниц, пролитых после распятия Христа.

Правее от входа — естественная скала. В ней зияет глубокая расселина, образовавшаяся в результате сильного подземного толчка, который потряс Голгофу после казни. Теологи утверждают, что у подножия скалы покоится прах нашего праотца Адама. До большого пожара, который сильно повредил храм в 1810 году, у этой же скалы были гробницы первых завоевателей Гроба Господня, предводителей крестоносцев Готфрида и Болдуина Бульонских.

Вверх, на вершину Голгофы, ведут две широкие лестницы, совершенно уже закрывшие легендарную каменистую тропу, по которой когда-то восходили на Голгофу осужденные. На самом верху находится часовня с вызолоченными сводами. Большое распятие, окруженное горящими свечами, находится над местом в скале, где оставалось отверстие от креста, на котором, по преданию, был распят Христос.

Голгофа долго служила римлянам местом казни. Кресты с распятыми телами сбрасывались затем в лощину у подножия скалы. Через три столетия, прошедшие после казни Христа, на эту скалу прибыла мать византийского императора Константина Елена, причисленная позже к лику святых. Она предприняла здесь поиски «подлинного» креста. Найти среди многочисленных, сваленных в лощине и пролежавших там сотни лет крестов тот, на котором был распят Иисус Христос, помогло якобы чудо: один из подобранных крестов исцелил при простом прикосновении больную женщину. Обломков же этого креста оказалось так много, что они и сейчас демонстрируются во многих церквах и соборах почти по всему миру. Самый большой обломок находится в Ватикане.

Известняковая скала вся была изрыта расселинами и пещерами, которые давали приют как христианам первых веков нашей эры, так и человеческой фантазии. Каждая пещера на Голгофе отмечена пребыванием какого-нибудь святого. Многие из них использовались для погребений.

В пещере с Гробом Господним самого гроба, в нашем понимании, не было. Все картины и описания «положения во гроб» создавались на основе представлений и реалий, которые окружали художников в позднейшие времена и в иных краях. В этом же районе на рубеже нашей эры тела умерших часто помещали в естественных пещерах на выдолбленных из мягкого известняка каменных ложах. Таковым был и «гроб Иисуса Христа». Таким он выглядел до первой половины прошлого века, когда каменному ложу стало угрожать полное уничтожение от ревностных паломников. Каждый стремился отломить и унести с собой кусок «святыни». Тогда-то каменное ложе было облицовано мраморными плитами.

Часовня Гроба Господня находится в центре большего храма, охватывающего всю Голгофу и прилежащие пещеры. Это небольшой мраморный павильон, украшенный колоннами и резным орнаментом по цветному-мрамору. У входа в часовню в серебряных подсвечниках стоят большие восковые свечи, увитые разноцветными бумажными лентами. Над входом свисают курящиеся серебряные кадильницы. Медленно движется цепочка паломников и туристов. Последуем за ними.

Входная дверь часовни сделана ниже человеческого роста, поэтому каждый невольно входит в нее согбенным. В первом небольшом помещении на мраморном пьедестале установлен «камень мироздания». В свое время этим камнем был завален вход в пещеру. Камнем мироздания он называется потому, что долгое время считался христианами «пупом всей вселенной».

За камнем следует, также низкий, вход в пещеру с Гробом Господним, в святая святых для христиан. Это тесное, узкое помещение, длина которого немного превышает длину человеческого тела. Все помещение (бывшая пещера) облицовано мрамором, украшено колоннами и резным орнаментом. Естественного камня пещеры уже нигде не видно. Справа от входа находится ложе, покрытое плитами желтоватого мрамора. В левом уголке стоит служитель в черной одежде, рядом с ним, на приступочке, — поднос для денежных пожертвований и пачка тонких восковых свечей. Бросив на поднос любую мзду (по степени благочестия и состояния), каждый может установить у гроба зажженную свечку. Мраморные плиты каменного ложа отполированы до блеска: верующие опускаются перед ним на колени, целуют, прикладываются лбом или щекой, гладят ладонями, шепча молитвы на разных языках.

Наше время истекает: в помещение более трех-четырех человек одновременно войти не могут. Через несколько мгновений служитель хлопает в ладоши, напоминая, что пора дать место следующим.

В храме гид приглашает нас в один из приделов, где за столом сидят несколько человек, составляющих духовную комиссию храма Гроба Господня. Всякий посетивший Гроб Господень может получить здесь свидетельство о совершении паломничества. Свидетельство скреплено круглой печатью и подписью хранителя храма. В нем подтверждается, что такой-то (далее следует пустая строка, в которой вы можете проставить свое имя) посетил такого-то числа Гроб Господень и что ему отпускаются «все прошлые, настоящие и будущие грели». На отдельном столике находится поднос для добровольных взносов за свидетельства. Получить отпущение за все грехи, а главное, за будущие, очень заманчиво. Здесь тоже стоит очередь. Каждый бросает на поднос сумму по совести. Но свидетельство можно получить и даром. Некоторые ничего не кладут.

Пройден страстной путь. Получено отпущение грехов. Теперь самое время подумать об обеде. Под праздничный звон колоколов наша группа покидает Старый Иерусалим и направляется в гостиницу.

Стоит только выйти из Дамасских ворот в новый город, как с вас сразу слетает ореол паломника, ореол человека, причастного каким-то образом к давним историческим и легендарным событиям.

У Дамасских ворот — конечная остановка городского автобуса. На нем можно доехать и до нашей гостиницы. В привычной автобусной толчее и тряске прибываем к обеду. Гостиница наша многоэтажная, со всеми современными удобствами, а главное — с горячей водой, что особенно приятно в промозглую, сырую погоду иерусалимского марта.

В ресторане гостиницы шумно и оживленно: большую часть столиков занимают молодые люди спортивного типа в толстых шерстяных свитерах и джемперах. Компанию им составляют молодые женщины в серой монашеской форме. Оказывается, эти «ребята» — тоже монахи, но переодетые «по-домашнему».

Вылощенный хозяин гостиницы прохаживается между столиками: с предельной любезностью интересуется впечатлением постояльцев, рассыпается в комплиментах и готов на любую услугу. Однако кормит он своих «дорогих гостей», прямо скажем, неважно: то ли аппетит в Иерусалиме возрастает, то ли хозяин считает, что духовная пища здесь возместит его постные обеды.

Советская делегация пользуется особым вниманием хозяина. Вечером, выходя из гостиницы, мы видим его в холле с друзьями — коллегами и деловыми людьми. Их низкие сверкающие машины стоят у подъезда. Нас провожают любезные улыбки и настороженные взгляды. Когда мы были уже за порогом гостиницы, один из хозяйских гостей отважился подойти к нам (порог он предусмотрительно не переступил):

— Вы из Советского Союза? Нравится ли вам Иерусалим?

— Да, наша поездка очень интересна и поучительна.

— А мы собираемся поехать на ночное представление модной певицы и танцовщицы. Вы ее уже видели?

И он выдавливает главный вопрос:

— А вы коммунисты?

— Да, коммунисты.

Вопрошавший съеживается и отступает за дверь. Мы выходим из подъезда и погружаемся в сырые весенние сумерки. Хочется пройтись по затихшим и опустевшим улицам ближайших кварталов. Не тут-то было! Наша небольшая группа уже замечена. По мере нашего продвижения по улице в каждой следующей лавке зажигается свет, распахиваются двери, выглядывают хозяева магазинов. Кроме нас на улице никого нет… Сети расставлены ловко, и мы в них безропотно-попадаемся. Хозяева иерусалимских магазинов разные: армяне, греки, айсоры, арабы из разных стран, но сами лавки похожи одна на другую. Витрины и внутренность помещений, лавки и полки завалены и увешаны четками (из дерева, перламутра, кораллов), распятиями (от огромных до самых маленьких, от серебряных, отливающих перламутровой инкрустацией до скромных из оливкового дерева). В одной лавке, в углу, лежала большая груда настенных деревянных крестиков с распятием. В каждом, в небольшом углублении, под прозрачной пленкой, виднелся крохотный кусочек камня. Хозяин объяснил мне, что это частицы иерусалимских святынь. Потом мы часто еще встречали эти стандартные дешевые крестики с частицами «святынь».

Под стеклом прилавков разложены деревянные шкатулки с инкрустированным орнаментом белой кости, коралловые и перламутровые ожерелья, золотые перстни и кольца с монограммами Иерусалима, косынки с видами «святых мест», цветные открытки и альбомы.

После моей скромной покупки хозяин лавки, молодой сириец, приносит чашечки с черным кофе, заводит pазговор о Советском Союзе. Он с интересом расспрашивает о нашей стране, интересуется, можно ли поехать к вам учиться. Для большинства иерусалимцев мы были первыми представителями Советского Союза, и они могли наконец непосредственно расспросить о стране, о которой «столько разного рассказывают». Для многих понятие «русский» ассоциировалось с понятием православный». Так один шофер такси, услышав, что мы из России, обрадованно воскликнул: «О, я тоже православный!» и вытащил из бумажника фотографии всего своего арабского семейства.

Когда мы вернулись в нашу гостиницу, обстановка и холле изменилась: хозяева уехали развлекаться, в креслах явно дожидались нас официанты и служащие. Они упросили нас посидеть с ними и буквально завалили вопросами.

Спрашивали обо всем: о положении трудящихся в Советском Союзе, о нашей личной жизни, о зарплате, что на нее можно купить, о положении верующих, о семейной жизни. Спросили даже об «общности жен» в нашей стране (этот вопрос мне пришлось еще раз услышать от одного служащего в королевской Ливии). Как мало еще известно о нас. Узнать же правду очень, хочется. И беседа затянулась надолго. Никто из притекающих не вызывал еще такого интереса. Расставаясь, наши новые знакомые протягивают свои адреса, приглашают в гости, просят обязательно писать.

Напротив нашей гостиницы за высокой каменной стеной расположена больница св. Петра. В ней работают монахини одного из католических монастырей Иерусалима. Случай помог мне заглянуть в эту больницу, Один из наших товарищей, купаясь в Мертвом море, поцарапал ногу. Ранка в течение нескольких дней не загнивала, нога распухла. Решено было сходить в христианскую больницу. В пустой приемной, сверкающей чистотой, нас тихо и приветливо встретила сестра милосердия в белой накрахмаленной косынке. Никаких формальностей не понадобилось: за двукратную обработку ранки и перевязку из кармана товарища уплыл’ один доллар. Нам настоятельно посоветовали зайти; на перевязку еще несколько раз.

На следующей день Иерусалим становится наконец похож на свои цветные изображения: яркое солнце зажигает позолоченные купола мечетей и церквей, и они резко впиваются в синее небо. В этот солнечный день во всей красе предстает перед нами самая великолепная мечеть в мире — мечеть Омара, или Харам аш-Шериф («благородное святилище»), или Куббет ас-Сахра («купол скалы»), мечеть, построенная над «висящей скалой», вторая после Мекки святыня мусульман.

Древнейшие предания гласят, что здесь, на горе Мориа, Авраам собирался принести в жертву богу своего любимого сына Исаака. В X веке до нашей эры, на этой горе при царе Соломоне был построен первый храм. Это был самый красивый храм того времени. По ночам яркий свет факелов, горевших в храме, был виден далеко вокруг.

В первые века христианства на этом камне был обнаружен отпечаток второй ступни Иисуса Христа, оставленный им при вознесении на небо. Над скалой построили христианский храм. Арабы, заняв Иерусалим, обратили внимание на святыню. Некоторые историки считают, что первая мечеть, построенная в Иерусалиме Омаром ибн Хаттабом, арабским халифом, находилась на этом месте. Отсюда и название нынешней мечети — «мечеть Омара», употребляемое по традиции, хотя дошедшая до нас мечеть была построена уже в конце VII века при халифе Абд аль-Мелике ибн Мерване. Искуснейшие мастера из Индии и Ирана были приглашены на строительство мечети. Много средств и человеческих сил тратилось в течение веков для украшения и реставрации этого уникального памятника раннемусульманского зодчества и декоративного искусства. Прославить свое имя сооружением такой мечети было честью для любого правителя Востока. В IX веке багдадский халиф аль-Мамун после ремонта в мечети приказал соскоблить с ее стен имя своего предшественника — халифа Абд аль-Мелика и заменить его своим именем. Но… он забыл стереть дату сооружения мечети, указанную в первой надписи, что впоследствии и помогло установлению истины.

Просторный двор вокруг мечети вымощен мраморными плитами. Площадь двора составляет около 1/6-площади Старого Иерусалима. Неподалеку, на этой же территории, расположена вторая знаменитая мечеть, соединившая в себе элементы византийской базилики и ранней мусульманской мечети, — Эль-Акса. Эта мечеть была построена в VIII веке при внуке халифа Абд аль-Мелика, при котором была построена и знаменитая Омейядская мечеть в Дамаске.

Посередине двора сверкает и переливается огромное восьмигранное здание Харам аш-Шериф под золотым куполом. Нижняя половина здания облицована белоснежным мрамором, верхняя часть и барабан под куполом выложены бирюзовыми изразцами, на которых прихотливо переплетаются узоры из цветов лилий и логосов и изящная арабская вязь.

Место этой мечети в восточной архитектуре многие уподобляют месту римского Пантеона в классической архитектуре.

Еще в прошлом веке христианам запрещалось входить в эту мечеть под страхом смертной казни. Но по всему Востоку ходили таинственные слухи о том, что внутри мечети находится скала, «висящая в воздухе». Сегодня этот феномен может проверить каждый. В мечеть нельзя входить только во время молитвы. По ее окончании десятки экскурсий устремляются в широко распахнутые двери таинственного святилища. Остановка происходит лишь у порога, где нужно снять обувь. У дверей растет гора туфель и ботинок. За ними присматривает шустрый мальчик лет десяти.

Внутри мечеть так же прекрасна, как снаружи… Круглое помещение имеет в диаметре около 20 метров. Центральный свод купола опирается на легкие арки, их поддерживают восемь колонн с античными и византийскими капителями. Соответственно колоннаде стены мечети украшены пилястрами из разноцветного гранита. Высота купола — 31 метр. Своды его покрыты воздушным кружевом резьбы по штукатурке. Через разноцветные стекла верхних окон, крытых затейливым узором решеток, струятся радужные лучи дневного света. Весь пол мечети устлан персидскими коврами.

Красоту этой мечети невозможно описать, только фантазия нескольких поколений могла воплотиться в этом творении, подобно тому, как воплотилась фантазия поколений в сказках 1001 ночи. Одному человеку это было бы не под силу.

В центре мечети, за высокой позолоченной решеткой, покоится простая с виду скала, но игра природы уготовила ей не простую судьбу.

Рассказывают, что однажды ночью пророк Мухаммед в сопровождении архангела Гавриила совершил поездку из Мекки в Иерусалим. Это путешествие заняло всего лишь одну ночь. Прибыв в Иерусалим, Мухаммед остановил своего коня как раз на этой скале. На ее поверхности до сих пор видны следы конских копыт. С этой же скалы он вознесся на небо. Скала тоже было попробовала подняться вслед за ним, но Мухаммед приказал ей опуститься обратно. Скала повиновалась, но повисла в воздухе, не достигнув земли.

Скала эта связана и с многими другими преданиями: из-под нее вытекают все земные воды (хотя в самом Иерусалиме в древности воды не было, за ней ходили к реке Кедров), под скалой находится спуск в подземное царство и т. п.

Под скалу действительно ведет спуск — в небольшую пещеру. У входа посетителям показывают щит Мухаммеда и седло его лошади. Вход в пещеру украшен с двух сторон белыми колоннами. Раньше считалось, что эти колонны обрушатся на любого неверного, если он рискнет проникнуть в пещеру. На всякий случай пропускаю вперед несколько неверных и спускаюсь вслед за ними. Пещера немного выше человеческого роста. Священная скала образует над ней как бы крышу, положенную на стены пещеры. Однако на всем протяжении своем эта «крыша» как будто неплотно прилегает к верхним краям стен пещеры. Поэтому и кажется, что она совсем на них не опирается, а висит в воздухе.

В самой пещере можно видеть высеченное в скале кресло Аарона, брата Моисея. Над креслом в потолке — впадина от его головы.

В потолке пещеры, образованном «висящей скалой», есть круглое сквозное отверстие, через которое, как сказал наш гид, вылетел дух Мухаммеда. Христиане же находят на той же скале след Христа, оставленный им при вознесении на небо.

Приходит время покинуть храм «висящей скалы».

У входа бессильно начинаю кружить вокруг увеличившейся кучи туфель. Лукавый страж горы со смехом-протягивает мне огромные стоптанные шлепанцы с загнутыми носками, вроде тех, которые когда-то попались, бедному маленькому Муку: «Это твои?»

Ухожу, но все время оборачиваюсь: мечеть Скалы — чудо, сотворенное человеческим умом и руками, затмевает чудо, сотворенное природой.

В свободное время можно вволю побродить под сводами иерусалимского рынка, обойти все кварталы и порота Старого города. Старый город невелик по площади, вдоль стен его можно обойти почти за один час.

Витрины лавок так и просятся на цветную фотографию. Даже в пасмурный день выставленные товары пестрят всеми цветами радуги. Приглушенное сияние исходит от витрин ювелирного ряда: под стеклом тускло-желтеют золотые браслеты и ожерелья, сделанные из золотых монет с профилем Георга V, которые мы сначала приняли за николаевские (ничего удивительного: Николай II приходился Георгу двоюродным братом). Очень привлекательны серебряные изделия, более разнообразные и более «восточные»: серебряные браслеты-змейки с бирюзовыми и коралловыми глазами, длинные висячие серьги ажурной работы, ножны для кинжалов.

А вот в одной из витрин выставлен сундучок корсара, упавший на морское дно, среди засушенных морских звезд, крабов и раковин. Из-под его крышки высыпаются нити кораллов, перламутра и бирюзы.

Выхожу на небольшую городскую площадь. По случаю пасхи здесь устроено народное гулянье: скрипят деревянные качели вроде наших «чертовых колес», вокруг толпится много народу — женщины с детьми, подростки, молодежь. Одеты все по-европейски: юноши в костюмах и свитерах, женщины и девочки в обычных платьях и юбках, но в пальто или жакетах, так как еще холодно. Бегают юркие девчушки с косичками и в. белых носочках. Им особенно хочется попасть на качели. В этой толпе нет ни туристов, ни паломников, здесь только иерусалимцы — обычные обитатели города, и жизнь их отличается от жизни паломников.

Сырой порывистый ветер гонит с запада дождевые тучи, иногда он разрывает их, чтобы нам успело блеснуть солнце. К вечеру возвращаемся в гостиницу промокшие и продрогшие.

Утром весь Иерусалим оказывается под снегом. На белом фоне резко чернеют кипарисы. Тучи сгущаются. Гора олив исчезает в густом тумане. Наши машины с зажженными фарами выезжают на мокрое шоссе Иерусалим — Амман. Сквозь клочья тумана на повороте дороги в последний раз проступает купол Омаровой мечети и колокольня у храма св. Гроба.

Спешим проехать перевал между долиной Мертвого моря и Амманом. Густой снег стеной застилает дорогу и угрожает закрыть перевал. Наша машина оказывается последней, успевшей его миновать. Сильнейший и необычный здесь для марта снегопад закрывает перевал более чем на сутки.

Писатель и поэт Яхья аш-Шауки большой друг Советского Союза и большой поклонник русской и советской литературы. Мне приходилось встречаться с ним в Москве и Ленинграде, видеть его в библиотеке над учебниками русского языка и сочинениями Маркса и Ленина, на новых постановках советских пьес и в доме писателя, где он обсуждал с нашими поэтами проблемы стиха и его перевода.

Сегодня вечером можно съездить к нему в гости. Машина останавливается у многоэтажного нового дома, окруженного темной зеленью сада. Поднимаемся на третий этаж по обычной на юге открытой лестнице. На лестничную площадку выходит несколько дверей с табличками и звонками.

Дверь нам открывает сам хозяин, худощавый, подвижный и веселый человек с большими глазами. Из передней проходим в просторную комнату. Современная скромная обстановка: широкая тахта, несколько кресел, столик с журналами и газетами, вдоль стен — полки с книгами. Посредине комнаты топится переносная железная печка вроде нашей «буржуйки».

За столом жена хозяина дома и несколько его друзей — литераторы и преподаватели университета. Заходит речь о развитии арабской литературы. Яхья аш-Шауки пишет не только новеллы и стихи. Сейчас он работает над историей арабской новеллы. Перед литераторами Иордании стоит задача-добиться издания литературного журнала. Возможно, что это осуществится на базе университетского журнала. Расспрашивают о последних новинках советской литературы: что пишут Айтматов, Дудин, Евтушенко. С некоторыми из них хозяин дома знаком лично. Интересуются работой Университета дружбы народов.

Роза, хозяйка дома, приглашает нас выпить по чашечке кофе. Яхья аш-Шауки происходит из мусульманской семьи, Роза — из христианской. Смешанные браки теперь стали делом обычным.

Раньше Роза работала переводчицей в одной из туристических фирм. Теперь ей редко приходится работать: не с кем оставить маленькую дочку. Много забот в с небольшой автомашиной. Супруг ее не хочет заниматься автомобилем, даже водить его не умеет, так что ей приходится быть и домашним шофером.

Оживленная встреча в этой городской квартире далеко не завершает, да и не может завершить знакомства с такой многоликой и бесконечно разнообразной страной, где кочуют бедуины со стадами овец и ширится профсоюзное движение, где с 1951 года мужественно работает коммунистическая партия страны, где культура имеет тысячелетние корни.