Над Трезубцами бушевали яростные весенние ветра, а Игрек хмурилась, наблюдая, как темнеют ее коричневые перья, и чувствуя, что над ушами растут маленькие элегантные гребешки. Сила заклинания слабела. Встречный ветер трижды отбрасывал их с Пликом обратно к Трезубцам, а теперь, хотя шторм и утих, ей необходимо было выждать еще минимум три дня. Заклинания, особенно трансформирующие, нельзя использовать слишком часто. В противном случае превращение может пойти неправильно, и в результате у нее вырастут гребешки виргинского филина в придачу к грязно-черным перьям хагсмара. К тому же гипнотический фингрот было сложнее использовать под действием ослабевшего заклинания.
Сив наблюдала, как над островом катятся по небу грозовые тучи. Надеясь, что благодаря концерту Снежной Розы никто не заметит ее исчезновения, она дождалась, пока туча не нависла прямо над ней, и, тихо поднявшись в воздух, быстро скрылась в тумане. Впрочем, вскоре туча осталась позади, и Сив понеслась сквозь чистую, безветренную ночь, освещенную новорожденной луной.
Слова песни звучали в голове Сив, когда она покидала Верхнее кольцо. «Прекрасный вечер для встречи с сыном. Нет, не для встречи, — поправила она себя. — Я просто хочу увидеть его, вот и все. Вот и все».
Но конечно же не все. Есть и еще кое-что важное. Сив планировала отправиться в тот конец острова, где раньше заметила поднимающиеся к небу столбы дыма, но, пролетая над бухточкой в юго-западной части острова, услышала характерный всплеск: какая-то птица охотилась на рыбу. Рыбный филин? Из осторожности Сив решила остановиться и выяснить, кто хозяйничает здесь. Из разговоров братьев она усвоила, что кроме них самих и трех сов, живущих на южной оконечности острова, тут больше никого не было.
Сив села на сосну, ветки которой обвисли под тяжестью хвои, и увидела, как крошечный воробьиный сычик пытается вытащить из воды рыбу.
— Он слишком маленький. Он не сможет этого сделать, Хуул, — сказал кто-то рядом, судя по голосу — виргинский филин.
И Сив тут же увидела, как филин поднялся в воздух с соседней осины. А потом у нее перехватило дыхание, когда вслед за филином взлетел молодой совенок. Его пятнышки сверкали, как тысяча маленьких лун в эту безлунную ночь.
— Нет! Нет! — запротестовал молодой совенок, подлетая к промокшему сычику, который сел на бревно и отряхивался. —
Финеас, ты не слишком маленький. Никто не может быть слишком маленьким для чего-либо. Тебе просто высоко, я думаю!
Сив судорожно вдохнула. Она уже знала, что это ее сын. Значит, Гранк нарек его Хуулом! Сколько раз она слышал, как Храт перед битвой точно так же воодушевлял своих рыцарей: «Возможно, нас меньше, возможно, на стороне хагсмаров их магия, их темнодейство, но мы сражаемся за правое дело. Нам не нужна магия, ибо наши желудки крепки, разум ясен, глаза остры, а сердца полны силы. Они всего лишь летающие фокусники, а на нашей стороне дисциплина. Темнодейство — дешевая власть, а мы, совы, — птицы благородные, страстные и самоотверженные». Вне всякого сомнения, перед ней сын Храта! Она наблюдала за совенком несколько часов, пока ночь не превратилась в рассвет.
Ночь за ночью она возвращалась на это место, но Хуул всегда был в компании совенка по имени Финеас и виргинского филина, которого он называл Тео. Однажды он прилетел с Гранком, и она заметила, что Гранк постарел. Ее желудок сжался от жалости, когда она увидела его. Он выглядел менее крупным, чем она помнила. Сможет ли он присматривать за Хуулом до его совершеннолетия? «А я сама на кого похожа? — укорила она себя тут же. — Ведь я тоже постарела и с этим искалеченным крылом, наверное, выгляжу просто жалко».
Несмотря на то что Сив мечтала заговорить с Хуулом без свидетелей, она была рада присутствию других сов. Они наверняка очень помогали Гранку.
Однажды ночью она увидела, что Хуул в одиночестве охотится в бухте. «Будет ли ошибкой просто подлететь и заговорить с ним? — подумала она. — Я пестропер, в конце концов. Пестроперы летят, куда хотят, и говорят с теми, с кем хотят. В этом нет ничего необычного».
Она приземлилась на край ветки, на которой сидел Хуул. Он моргнул, увидев странную пятнистую сову. Особенно его удивило не неестественно выгнутое крыло, а ее украшения: перья других птиц, клочья мха и даже несколько ягод.
— Ты кто? — спросил он ее. — И зачем ты носишь все эти… штуки?
— Я пестропер, — ответила Сив. Ей не пришло в голову, что из-за необыкновенной уединенности этого острова Хуул никогда раньше не видел пестроперов. — Ты не слышал о пестроперах?
— Нет, хотя мой дядя Гранк очень многому меня учит. Сив почувствовала, как ее пульс участился: «Он зовет Гранка дядей».
Хуул почувствовал, как его желудок тоже сжался. Он сделал шаг в ее направлении. Сив вся дрожала. Это ее сын! Она отчаянно боролась с желанием обнять его, провести клювом по его перьям, выклевать клещей и разный сор. Но она не имеет права.
Хуул пристально смотрел на нее. Он будто видел ее насквозь, и это заставляло ее трепетать.
— Я тебя знаю, — сказал он внезапно.
Сив замерла. Потом покачала головой:
— О нет, милый. Я уверена, что ты ошибаешься.
— Нет, я тебя знаю. Я… я видел тебя в огне, в пламени. «Великий Глаукс, — подумала Сив. — Он умеет читать в огне, он чтец Огня, как Гранк! А знает ли Гранк об этом?»
— Я видел, что ты прилетишь, — продолжил он. — Я хотел, чтобы ты прилетела.
— Хотел?
— Да, да. Я не могу объяснить, но это было… — он нерешительно замолчал, — как дыра, да, как дыра в моем желудке. Я даже не знал, что она есть, пока не увидел тебя в огне. Но теперь, когда ты прилетела, дыра исчезла. — Он изумленно моргнул, выговорив эти слова. Он явно только что это осознал. — Ты должна лететь со мной в дупло. Ты должна познакомиться с дядей Гранком, и с Тео, и с Финеасом, это мой лучший друг. Ну, Тео тоже друг, но, понимаешь, он гораздо старше, а Финеас по возрасту мне ближе, — теперь Хуул говорил быстро. — Пожалуйста, пожалуйста, полетели прямо сейчас. Останься с нами. Останься с нами навсегда.
— Я не могу, милый, — ответила Сив.
— Почему? — спросил Хуул удивленно.
— Просто не могу.
— Назови мне хотя бы одну достойную причину.
— Просто… просто…
— Просто что? — настаивал Хуул.
— У меня есть семья. У меня есть птенцы, о которых я должна заботиться.
— Нет! — чуть ли не плача закричал Хуул. — У тебя не может быть никого другого!
— Но они есть! — произнося эту ложь, Сив чувствовала, как разбивается ее сердце.
Хуул чуть не плакал. Сив была в отчаянии. Чем она могла помочь этому маленькому совенку, ее собственному сыну?
Что за жестокость — быть вынужденной отвергнуть собственного сына!
И в этот момент из темноты внезапно появились две совы. Два виргинских филина, как показалось Сив сначала. А потом словно молния пронизала ее насквозь: одна из сов, несмотря на коричневое оперение и гребешки, выглядела… как хагсмар. Это Игрек!
— Спасайся, Хуул! Лети прочь отсюда! — отчаянно закричала она.