Лекарь

Глава 29.

Я не был уверен в технических возможностях дедова устройства, однако, пропрыгав по промерзшему асфальту все положенное расстояние, ржавое недоразумение вкатилось на знакомые улицы приморского городка. Мое вынужденное отсутствие заняло, по моим подсчетам, чуть больше двух месяцев, однако я не с первого раза узнал некогда оставленную территорию. На прежде аккуратных пустых улицах высились горы из мусора и обломков домашней мебели, и в этих кучах отчетливо угадывались очертания самых настоящих баррикад. По обочинам громоздилась военная техника, а вооруженные до зубов солдаты охраны, настороженно просматривали территорию. Я предусмотрительно оставил верную лошадку на самой окраине, а до знакомых улиц решил прогуляться пешком. Теперь я проявлял больше осторожности, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания. Прокравшись вдоль стен до тупиковой улочки, ведущей к заброшкам, я шмыгнул в подворотню и тут мое везение закончилось. Прямо на асфальте сидели представители новой расы и выжидательно пялились перед собой. Они не проявляли активности, не общались, не решали стратегических задач, но в их настороженном молчании угадывалась работа мысли. Их было около десятка, но мне хватило бы и одной твари, чтобы покинуть грешный мир, настолько я устал от длинной дороги. Твари меня не замечали, позволив мне воспользоваться моментом и скрыться с глаз. Я мог бы это сделать, но одна из сидящих повела мордой и уставилась на меня мутными глазками. Тварь коротко взвизгнула и поднявшись на ноги, решительно шагнула ко мне. Мне на память почему-то пришла моя эпичная схватка с серыми стаями, и я, усмехнувшись, почувствовал почти научный интерес. «Хватит ли моих сил справиться с этим видом противника?» — вот в общем-то и все, что интересовало меня в данную минуту.

Тварь вскинула вверх лапы, а по моим жилам промчалось обжигающее пламя, дающее энергию. Повинуясь охватившим эмоциям, я с силой вцепился твари в горло и, прикладывая остатки усилий, свернул ей шею. Тварь всхрапнула и тяжело свалилась к моим ногам.

«Так-то, девочки, — пробормотал я, потеряв интерес к экспериментам, — так будет с каждой!»

Твари не могли проявлять эмоции, но готов поклясться, что сейчас на их слюнявых рожах отразилось недоумение. Поверженная тварь не спешила к возрождению. И к преображению тоже не стремилась. Она просто бесцельно валялась передо мной, перекрывая мне дорогу. Я перешагнул бесчувственную тушу и зашагал к побережью, думая о том, что сражаться с волками было куда интересней и продуктивней.

Подвал был пуст и необитаем. По некоторым признакам я догадался о полном отсутствии в нем жильцов. До темноты я прождал Женьку, и утомившись ожиданием, незаметно погрузился в состояние полудремы.

На рассвете меня разбудило неуверенное шарканье, раздавшееся за моим порогом. Я приподнялся на лежанке, прислушиваясь к шорохам. Это не было похоже на явление представителей силовых структур. Те, наверняка, не стали бы стесняться, и давно бы уже наполнили своим присутствием мою тесную каморку. Женька тоже мог бы легко справиться с нехитрым замком. Шорох повторился, а мое дремлющее природное любопытство заставило распахнуть дверь.

На земле сидела скрюченная фигура, облаченная в разорванные тряпки, и дрожала. Фигура была рослой и казалась сильной, но даже в предрассветных сумерках угадывалось, что она основательно изранена и очень устала. На мое появление гость отреагировал едва слышным стоном и сделал попытку приподняться.

«Кто вы? — пробормотал я, втягивая непрошеного визитера внутрь комнатки, — и что с вами произошло?»

Впрочем, на последний вопрос я мог ответить и сам. Уличные баталии частенько приводили к подобным результатам, учитывая всеобщую озлобленность. Мои предположения оправдались.

«Я не помню, как очутился у складов, — невнятно проговорил незнакомец, — все, что осталось в моей памяти, это обрывочные эпизоды долгих шествий и выполнения нелепых приказов»

Речь гостя была вежливой и выдавала в нем образованного человека, однако его объяснения не вносили ясности. Гость неловко зашевелился, усаживаясь на лежанке, и я заметил сквозь его разорванную одежду глубокие порезы.

У меня больше не было при себе моих препаратов, а травы, собранные в Нордсвилле, не могли полностью излечить весьма серьезные повреждения. Человек делал все возможное, чтобы казаться бодрым, однако с каждой минутой его сил оставалось все меньше, а гримасы боли проявлялись все чаще.

«Разрешите, я посмотрю, — пробормотал я, — я врач, возможно я смогу вам помочь»

Человек с готовностью скинул страшную робу, и моим глазам открылось отвратительное зрелище. Его кожа была сплошь покрыта кровоточащими ранами, очень напоминающими укусы и царапины диких животных. Раны гноились, и моему пациенту требовалось серьезное медицинское вмешательство. Вряд ли мое простое научное любопытство исцелило бы несчастного. Однако, человек нуждался в помощи, и я не мог теперь просто так выставить его за порог. Почувствовав под кожей знакомые огненные искры, я неосознанно протянул к ранам раскрытые ладони и едва слышно забормотал давнее заклинание. Слова рождались в голове сами по себе, и звучали вне моего желания. Постепенно кожа моего пациента светлела, глубокие порезы затягивались, а рваное дыхание несчастного выравнивалось. В этот раз мне удалось завершить процедуры, не теряя сознания и сохранив при себе способность по достоинству оценить полученный результат. Мой пациент крепко спал, демонстрируя мне чистую зарубцевавшуюся кожу без следа воспаления. Мои ладони горели огнем, а собственное дыхание с шумом вырывалось из легких, как после многочасовой пробежки, но я был доволен результатом. «Очень удобно, — с усмешкой подумал я, — можно сэкономить на препаратах и снадобьях»

Незнакомец проспал до вечера, а с наступлением темноты я наконец-то узнал весьма интересную историю.

Мартын, как звали моего гостя, работал в частной клинике, когда мир охватила страшная эпидемия. У парня были неплохие интеллектуальные показатели, и его, как и многих его коллег, отправили в одну из строго засекреченных лабораторий работать над противоядием. Это не было для меня шокирующим фактом, поскольку пять лет назад растерявшиеся ученые готовы были сотрудничать с каждым, кто имел отношение к медицине. Мартын честно трудился до конца прошлого года, не приходя, впрочем, к значительным результатам. Зимой в стенах лаборатории поползли слухи о новом препарате, качественном и действенном, способным остановить массовую истерию и вернуть человечество к прежней жизни. До изолированных от общества сотрудников донесли идею протестировать препарат и дать подробный отчет о проведенном мероприятии. Мартын, так же, как и остальные коллеги, однажды собрались в просторном зале и приготовились к торжественному введению препарата. Однако вместо ожидаемой капсулы с лекарством, прибывшие из столицы коллеги предложили участникам занять места вдоль стены и важно удалились. Вскоре испытуемые расслышали неясный гул, потрескивание, которое очень быстро прекратилось. Спустя несколько минут в зал вернулись столичные коллеги и вручили каждому добровольцу прозрачные безвкусные таблетки. Участники теста были уверенны, что противоядие укрепит иммунную систему и не вызовет в организме никаких побочных явлений. Так, во всяком случае, утверждали разработчики лекарства. Мартына закрыли в изолированной камере и принялись наблюдать. Поначалу старательный сотрудник не замечал в себе явных изменений, продолжая оставаться бодрым и крепким. Однако, спустя пару недель с ним стали происходить чудеса. Его конечности стали менять привычную форму, а лицо вытянулось и приобрело устрашающие очертания. В конце второй недели на Мартына из зеркала смотрела классическая дикая тварь. Никаких других изменений с Мартыном не произошло. Его разум продолжал оставаться ясным, память крепкой, а отчаяние, охватившее несчастного парня, нельзя было описать словами. Мне были знакомы описанные симптомы. Что-то похожее испытывал я сам во время своего повторного обращения. Мартына продолжали держать в изоляции, и тот был уверен, что отныне его жизнь будет тесно связана с непрозрачными стенами его научной темницы. Так думал Мартын до того дня, пока в его сознании не появились пугающие перемены. Он стал выпадать из реальности, начисто забывая целые куски прожитого. Однажды он оказался в темном коридоре в компании десятка себе подобных, но каким образом произошло перемещение, Мартын вспомнить не мог, а спросить не сумел, растеряв вербальные способности. Оставаясь в здравом уме, парень припомнил семейный анамнез, в частности своего деда, четыре года отвалявшегося в психушке, и пришел к выводу, что сошел с ума. Такие провалы становились все чаще, но теперь в его голове зазвучали голоса. Это не были спонтанные, лишенные смысла голоса. Это были четкие, осознанные приказы, ослушаться которых Мартын не находил в себе решимости. Следующее его возвращение в реальный мир состоялось на какой-то незнакомой улице, где он оказался все в той же неприглядной компании похожих на него самого диких чудовищ. Голоса продолжали терзать сознание Мартына, заставляя подчиняться непонятным командам, в основе которых лежала одна единственная идея — истреблять и уничтожать. В один из редких моментов просветления Мартын увидел перед собой высокого светловолосого человека, уставшего и жутко худого. И в тот же миг в его голове прозвучало отчетливое «Уничтожить». Повинуясь приказу, Мартын поднялся и двинулся навстречу незнакомцу. Никаких личных эмоций незнакомец не вызывал, он рассматривался Мартыном только как объект цели. Что было потом, он помнит крайне смутно. Последнее, что врезалось в память были обжигающая боль и животный неосознанный страх. Потом Мартын очнулся возле железной ржавой двери.

Рассказ предрассветного гостя возродил во мне множество соображений, ни одно из которых пока не оформилось до конца в моем сознании. Это были только догадки, слабые и сырые, но одно я понял отчетливо — тварь, которую я придушил в подворотне, волшебным образом воскресла и вернула себе человеческий облик вместе со своим редким именем.

Мартын быстро встал на ноги, совершенно забыв о полученных повреждениях. И это не было результатом загадочного воздействия из вне, в том я видел целиком только свою заслугу. Мой новый знакомый оказался общительным и веселым парнем, с удовольствием рассказывающим мне о своей жизни до катастрофы. Из его непрерывного трындежа я выяснил, что родился он в Греции, куда однажды приехала его бабка вместе с его отцом, тогда еще десятилетним мальчишкой. На историческую родину Мартын вернулся уже взрослым. Тут женился, и начал строить карьеру врача.

«Я решил продолжить семейную традицию, — с гордостью поведал он, — мой дед владел частной клиникой, а мой отец был первоклассным хирургом. Я уверен, Прохор, что когда-нибудь все это закончиться, и я смогу продолжить ставить на ноги пациентов.»

Я был рад за Мартына, однако меня в данную минуту тревожил совсем другой вопрос. Мне было интересно, что стало за эти два месяца с моим Женькой, и смогу ли я когда-нибудь увидеть его снова.

Глава 30.

Местная знаменитость, способная укрощать диких силой мысли, проживала в обычной многоэтажке, на последнем этаже. Женька, днями просиживая в единственной комнатушке загадочного старца, часто припоминал обстоятельства своего вынужденного новоселья и горестно усмехался. С момента ареста его Тихона Женька ежедневно ожидал визита сильных и значимых, уверенный, что те не упустят возможность призвать к ответу подельника и соучастника почти государственных преступлений. В его подвал никто не приходил и вопросов не задавал, однако, тревога не исчезала, а только крепла с каждым днем. Однажды Женька рискнул прогуляться до города и пополнить запасы продовольствия. На его пути то и дело возникали группы реагирования, вереницы военной техники и стихийно организованные отряды сопротивления, но никто из них не видел в Женьке достойного объекта для внимания. Возле самого павильона, заброшенного и почти полностью разграбленного, бравый боец охраны, завидев редкого горожанина, нехотя направился в его сторону. Возможно этот порыв был вызван банальной проверкой, а еще вероятнее, не имел к Дергачеву никакого прямого отношения. Однако перепуганный Женька сам выдал свое замешательство разом побледневшей изменившейся рожей и этим заинтересовал бдительного стражника. Тот, на ходу доставая рацию, что-то неразборчиво пробормотал, и вдруг резко притормозил, отбрасывая сложную технику в сторону. В глазах бойца отразился самый настоящий ужас, и он, забывая про намеченное, резво помчался в противоположную сторону, оставляя Дергачева терзаться вопросами и предположениями. Женька заозирался по сторонам, пытаясь отыскать причину паники, и неожиданно натолкнулся взглядом на стоящего за его спиной знакомого странного деда, привычно перебирающего толстыми скрюченными пальцами. Заметив Женькино внимание, старец кивнул и проделав пару замысловатых пассов, потрусил в сторону подъезда одного из домов. Женька неосознанно рванул за ним, справедливо полагая, что лишнее внимание представителей закона к его персоне сейчас ни к чему.

Квартира, куда привел его старец, была неухоженной и требовала основательного ремонта. Однако ее хозяин будто и не замечал рваных серых обоев, покрытых жирными пятнами, сгоревших розеток и некрасивых желтоватых потеков на потолке, говорящих о дырявой крыше.

«Обживайся, приятель, — прошамкал старец, равнодушно кивая на продавленную мебель, — не стоит привлекать внимания борцов за чистоту нации долгими прогулками.»

В словах неаккуратного хозяина было много истины, но Женька все никак не мог поверить в искренность этих слов.

«Вы не боитесь приглашать в гости незнакомцев? — с усмешкой поинтересовался он, — вдруг я опасный преступник или убийца. Время сейчас не слишком располагает к внезапным знакомствам.»

«Не боюсь, — отозвался старец, — я вижу людей и знаю, о чем они думают. Тот боец, что так решительно проявил социальную ответственность, желал набрать побольше очков и выслужиться, арестовав тебя за нарушение комендантского часа. У него в личном деле накопилось слишком много выговоров, и ему требовался реванш.»

Женька только захлопал глазами, поражаясь осведомленности незнакомца.

«Впрочем, — мысленно усмехнулся Женька, — Трофим упоминал о частых прогулках местного чокнутого, а это верный способ обзавестись нужной информацией.»

«Кто вы такой?» — забывая поблагодарить деда за участие, пробормотал Женька.

Дед, пыхтя и отдуваясь, присел на единственный диван рядом с гостем и неразборчиво проговорил:

«Они называют меня сумасшедшим, да я и сам склонен согласиться с такими определениями. Довольно сложно, приятель, всю жизнь провести в одиночестве и остаться в здравом уме. Так уж сложилось, что с самого детства я был один. Как думаешь, сколько мне лет?»

Неожиданная смена темы не позволила Женьке подключить свою обычную тактичность, и он, не раздумывая, выдал первое, что пришло в голову.

«Семьдесят пять? — наобум пробормотал он»

Дед неожиданно звонко расхохотался и согласно кивнул.

«Почти, — успокоившись проговорил он, — столько было бы моей матери, доживи она до этого безумного времени. Мне пятьдесят, но неуклюжесть прибавляет мне года, а вечная неустроенность делает меня ворчливым и нудным»

Дед, рассуждая о превратностях судьбы, никак не желал представляться своему вынужденному постояльцу, сохраняя интригу. Женька называл его чокнутым и подыскивал подходящий момент свалить на побережье. Однако старец навязчиво удерживал Дергачева, целую неделю запрещая тому покидать стены квартиры и подходить к окнам. Последнее ограничение казалось Женьке лишним и надуманным, и он целыми днями пялился на улицу, наблюдая за стремительно меняющимся пейзажем. Твари все чаще появлялись на улицах и устраивали молниеносные облавы на зазевавшихся граждан, действуя грамотно и внося в свои действия логичную рассудительность. Группы реагирования не успевали реагировать и только подтягивали громоздкую технику, перекрывая доступ к жилым районам. Дед как ни в чем не бывало ежедневно уходил на улицу и торчал среди стихийных отрядов, выведывая новости, которыми охотно делился с Женькой по вечерам.

«Жители напуганы, а группы бездействуют, — пробормотал дед, вернувшись с разведки, — последнее обстоятельство вызывает недоумение, и способствует нарастанию паники. Чего они ждут? Пока твари были относительно новым явлением, их не трогали, надеясь вернуть им человеческий облик. Сейчас они демонстрируют наличие интеллекта и становятся реальной угрозой. Их опять не трогают. Неизвестно, по какой причине.»

Дед бормотал так целыми вечерами, нагоняя на Женьку тоску. Тому нечего было сказать в противовес, поскольку обстановка откровенно напрягала, но и поддерживать дедово бесконечное нытье было невмоготу. По одной ему известной причине, дед отчаянно не желал расставаться с Женькой, всеми силами стремясь удержать непрочное внимание беспокойного постояльца. Женька несколько раз порывался покинуть гостеприимного деда, возвратясь на побережье, однако тот пугал скорыми переменами и запрещал даже думать о всякого рода перемещениях.

Перемены и в самом деле наступили. Проснувшись однажды среди ночи от оглушающих визгливых звуков, Женька с ужасом разглядел в неясном свете ночи темные колышущиеся толпы уродищ, синхронно двигающиеся вдоль ночных улиц. Обычно твари собирались стаями по десять-пятнадцать особей и в большинстве своем пели песни. Иногда набрасывались на горожан и утаскивали их в подворотни. Сейчас их количество превышало сотню, а уродливые лапы сжимали обломки металлических труб, поблескивающих под редкими фонарями. В чем заключалась цель ночного рейда, оставалось вне понимания Дергачева, но больше отсиживаться в квартире чокнутого старикана Женька не пожелал. Выскользнув на лестницу и несясь по крутым ступенькам вниз, Дергачев даже приблизительно не мог сказать, чем вызвано ночное шествие и чем планирует завершиться. Стараясь не попадаться на глаза демонстрантам, Женька рванул в сторону заброшек, надеясь, что до побережья не дошло это безумие.

«Возможно мне удасться вырваться отсюда», — думал Варвар, мчась по темным переулкам. Он почему-то был уверен, что там, за пределами города, твари еще придерживаются прежних правил поведения или вовсе уничтожены. Внезапно на пути выросла темная громыхающая колонна, стремительно приближающаяся к его одинокой замершей фигурке. Женька успел метнуться вбок, скрываясь в тени стены и тут же был схвачен цепкими руками неведомого противника.

«Спокойно, приятель — прозвучал незнакомый голос, — зря ты бродишь по улицам в такой неподходящий час.»

Женька обернулся и увидел высокого сильного парня, в темноте показавшегося щуплому Женьке настоящим великаном.

«Ты кто такой? — пробормотал Дергачев, вырываясь из некрепкого захвата, — сам-то что дома не сидишь?»

Незнакомец не принадлежал к силовым структурам и выглядел обычным прохожим, однако что-то в его поведении напомнило Женьке о партизанских отрядах Трофима.

«Дома меня никто не ждет, — просто отозвался тот, — и тут у меня небольшое дельце. Нужно решить кое-какие вопросы.»

Женька прислонился к холодной стене и пробормотал:

«Помощь нужна?»

«Вряд ли приятель, — усмехнулся собеседник, — мне дано задание разузнать кое-какую информацию об одном человеке. Если сможешь мне помочь, милости прошу!»

В Женьке снова зашевелилось беспокойство, однако он смело вскинул голову и уточнил:

«О каком человеке?»

Незнакомец не торопился раскрывать все секреты, но и отпускать Женьку тоже не планировал. Он присел на корточки и пригласил Женьку составить ему компанию.

«На самом деле я и сам не знаю, кого ищу, — наконец признался он после непродолжительного молчания, — время такое, брат, все кругом засекречено и таинственно. Я знаю только внешние данные этого человека и догадываюсь о том, что он важен для решения государственных вопросов. Раз такие значимые люди им интересуются, значит, он не так уж прост.»

Женькино сердце заколотилось у горла, а дыхание в волнении сбилось.

«И как же он выглядит? — стараясь голосом не выдать охватившей его паники, поинтересовался он. — или это тоже большой секрет?»

«Пойдем, — проговорил незнакомец, игнорируя Женькин интерес, — не нужно привлекать лишнее внимание»

Чьего внимания опасался странный парень, понять было сложно, поскольку ночные улицы были пусты и безмолвны, если не считать отдаленного визжания тварей, растворившихся в темноте. Путь, предложенный великаном, пролегал знакомым маршрутом, ведя мимо многоэтажек к заброшенным складам. Великан молчал, искоса поглядывая на Женьку и рождая у последнего отчетливое желание немедленно скрыться с глаз. Выбрав подходящий момент, Дергачев ловко вывернулся из крепкой руки своего сопровождающего и, не доходя до заброшек несколько метров, рванул в темноту, рассчитывая исчезнуть от греха подальше. Речи незнакомца были слишком настораживающими, чтобы принять их с полным безразличием.

«Эй, куда?! — запоздало отреагировал великан и сделал попытку броситься следом, но Женькины умения растворяться в пространстве были достойны книги рекордов. Погасив в себе порыв пересечь границу города прямо сейчас, Женька все же решил выяснить, не вернулся ли Тихон, к тому же знаменитая кожаная тетрадка все еще оставалась в непрочном тайнике заброшенного подвала.

С легкостью преодолев оставшееся до побережья расстояние, Женька остановился у обрушенной стены склада и с усилием всмотрелся в прозрачную тьму. Подвал, а также прилегающая к нему территория оставались пустынными и казались нетронутыми. Дергачев собрался уже покинуть наблюдательный пост и все же воплотить в жизнь свою первоначальную задумку, однако его внимание привлекла размытая тень, промелькнувшая в шаге от проржавевшей двери. В первую минуту Женька подумал о Тихоне, однако силуэт был слишком велик для исхудавшего брата, а копна кудрей, отчетливо различимая в темноте, безжалостно добивала Женькины иллюзии. Тень ненадолго замерла, видимо, прислушиваясь, и без труда просочилась внутрь Женькиного пристанища.

«Чертов дед! — с досадой выругался Женька, — если бы не его навязчивое гостеприимство, случайные бродяги хрен отжали бы у меня такой удобный подвал.»

Лишение крова не так напрягло Женьку, как растревожила полная невозможность добраться до важного артефакта, спрятанного в подполе. Дергачев с тоской переминался с ноги на ногу, подыскивая подходящий предлог вновь оказаться в подвале. От тяжких размышлений его отвлек знакомый отвратительный звук, решительно приближающейся к побережью. Теперь однообразное визжание было разбавлено грохотом подручного оружия, которым были вооружены дикие. Оружием служили им обломки арматуры, палки, доски и дубины, подобранные по дороге. Силовики, запустив технику, пытались окружить потерявших совесть неандертальцев и с наименьшими потерями прекратить бесчинства. Однако все их усилия приводили к еще более активным действиям со стороны тварей. Те без стеснения набрасывались на тяжелую технику, правда, не причиняя ей особых повреждений. Женька метнулся к разрушенному складу, который только что покинул, и вжался в стену, надеясь, что твари не заметят его присутствия. Те прошли мимо, держа курс на заброшенный подвал. С особым остервенением они обрушили на ржавые стены свои палки и копья, выламывая дверь и разбивая вдребезги крохотное окошко. Крыша недавнего Женькиного убежища была покатой и одним своим краем почти касалась земли. Одна из тварей решила вспомнить беззаботное детство, и взобралась по железной горке, тяжело стуча лапами по ржавым листам. Двое других ее соратниц тут же подхватили веселую забаву и составили ей компанию. Очень скоро от некогда относительно ровного ската остались смятые покореженные руины, а довольные трудами дикари с визгом перекинули свое внимание на все еще закрытую дверь. Не добившись желаемого, твари замерли, к чему-то прислушиваясь, и внезапно изменили траекторию разрушения, направившись обратно к городу. Женька, махнув рукой на осторожность, в два прыжка оказался у двери, и решительно рванул ее на себя. Дверь ожидаемо не поддалась, плотно застряв в проеме, однако из-за нее до Женьки донеслись вполне различимые голоса. Дергачеву вспомнилась осторожная тень, просочившаяся внутрь, и он, забарабанив по железу, обратился к обитателям:

«Эй! Есть кто живой?»

«Помоги приятель! — донесся до Женьки знакомый голос великана, от которого Дергачев так виртуозно смылся несколько минут назад, — дверь заклинило.»

Женька отыскал на земле оброненный тварями кусок арматуры и продолжил начатое ими дело. Вскоре под воздействием обоюдных усилий дверь поддалась и со скрежетом вывалилась наружу. Следом за ней показалась внушительная фигура недавнего Женькиного безымянного знакомца, а еще спустя пару минут Женька увидел еще одного обитателя разрушенной кельи. Им оказался высокий худой парень, в котором потрясенный Дергачев узнал своего арестованного брата.

«Прохор? — в целях конспирации прошептал Женька и тут же был утоплен в сильных костлявых объятиях, распахнутых перед ним.

«Женька, — услышал он знакомый негромкий голос, — как же я рад тебя видеть, дружище! Видишь, что осталось от нашего жилища? Теперь придется искать новое пристанище!»

Эта проблема не казалась Женьке нерешаемой, и он беспечно взмахнул головой, высвобождаясь из цепких рук.

«Фигня вопрос! — грубовато прокомментировал он, сияя от радости, — я знаю, где нам пересидеть пару дней. Рассказывай, как тебе удалось…»

Женька не успел донести свой неосторожный вопрос до Тихона, поскольку был прерван весьма ощутимым толчком в ребра.

«Потише, приятель, — прошипел ему прямо в ухо Тихон, — называй меня Прохор и ни о чем не спрашивай»

«Знакомься, дружище, — уже более отчетливо произнес он, поворачиваясь к стоящему рядом великану, — Мартын. Мой новый приятель и нечаянный пациент. Я озадачил его решением своих проблем и кажется вызвал тем самым массу неудобств»

«Я искал этого заморыша целую неделю, — прогудел Мартын, — а когда нашел, то тут же упустил. Прохор, я говорил тебе, что я врач, а не сыщик. Что ж, он сам решил найти тебя, надеюсь, теперь ты не в обиде»

Женька только хлопал глазами, поражаясь собственной недогадливости, помноженной на осторожность.

«Нужно уходить, — прервал его переживания Тихон, — твари вернуться, как только поймут, что оставили без участия разумных людей. Они исполняют четкие приказы, правда не до конца понятно, от кого они исходят. Зато я с уверенностью могу сказать, что перед чудовищами стоит весьма отчетливая задача — уничтожать. Не будем облегчать им ее выполнение.»

С этими словами Тихон направился к берегу, не дожидаясь, пока его спутники составят ему компанию. Из невнятных разъяснений ученого брата Женька понял только то, что возле воды влияние диких снижается в разы. В чем истинный смысл этих выводов, Женька понял спустя несколько минут, когда решительно настроенные уродливые отряды вернулись обратно. Тихон, не тратя время на научные выкладки, принялся накидывать вдоль воды тонкие ветки, обломки коры и всякий хлам, создавая некое подобие баррикады. Мартын послушно подтаскивал строительный материал, воздерживаясь от комментариев, а Женька ничего не делал, а только терялся в догадках и тоже с вопросами не лез. Когда хлипкое сооружение было возведено, Тихон поджег его с двух сторон, удовлетворенно поглядывая на свою рабочую группу. Твари нерешительно замерли, опасаясь подходить ближе, но при этом продолжая вопить и стучать палками. Огонь разгорался, обволакивая все вокруг едким вонючим дымом, от которого слезились глаза и перехватывало дыхание. Женька с тревогой оборачивался, наблюдая, как кольцо огня постепенно отрезает их троих от тварей и остального мира. Позади плескались волны залива, впереди искрилось пламя, а между ними в нерешительности замерли три фигуры, ожидая развития событий. Как оказалось в дальнейшем, нерешительных фигур было только две. Тихон весьма ловко поддерживал огонь на протяжении всей линии, и периодически замирал, уставившись в пламя яркими синими глазами. Время от времени он поднимал вверх руки и раскрывал обе ладони навстречу огненным всполохам. Мистически настроенный Женька был готов уже встретить потусторонних духов, способных укротить диких, вывести их из огненного кольца и вернуть рассудок его научному брату. «Вероятно, внешние события все же повлияли на утонченное сознание моего Тихона, — расстроенно думал Женька, внимательно следя за непонятными и пугающими действиями бывшего избалованного мажора, — к тому же неизвестно, чем там занимались с ним силовые структуры, держа под арестом. Тихон так и не рассказал мне, как ему удалось избежать наказания. Может, они его завербовали?»

О чем думал огромный Мартын оставалось неизвестным, но судя по выражению его толстого лица, направления его размышлений совпадали с Женькиными. Тихон, не обращая внимания на производимое впечатление, продолжал метаться вдоль оглушительно потрескивающего кострища, протягивать к нему руки и периодически замирать, пялясь в огонь. Твари бесновались по ту сторону огненной линии, но уходить не спешили. Спустя бесконечное количество минут, растянувшихся для Женьки в целое столетие, из костра повалил густой белый дым, подгоняемый с моря легким ветром. Дым накрыл беснующихся тварей, а Тихон, не дожидаясь развязки, сделал знак своим приятелям следовать за ним. Мартын, Женька и сам ученый легко преодолели огненную преграду, попросту перепрыгнув за ее границы, и понеслись вдоль кромки воды, оставляя тварей корчиться в белом дыму.

«Веди нас, Женька, — переводя дыхание, пробормотал Тихон, оборачиваясь на бегу, — ты говорил, что знаешь, где нам перекантоваться пару дней!»

На самом деле у Женьки был только один вариант относительно безопасного убежища. Загадочный старец, упрямо сохраняющий свое инкогнито, с большой охотой ютил у себя Женьку, но будет ли он доволен прибавлением в семействе, о том Женька сказать не мог. Выбора не было, к тому же ночь давно закончилась, и лезть на глаза группам реагирования не было никакого желания.

Глава 31.

Мой незапланированный обряд, вызванный скорее голосом подсознания, чем осознанными действиями, стал результатом истории, рассказанной Мартыном. Рассказ Мартына значительно прояснил текущую ситуацию. Нынешние твари не были порождением неведомого вируса, а стали результатом чьего-то не слишком удачного эксперимента. Упоминание моим нечаянным коллегой загадочного гудения и потрескивания наводило на мысль о таинственных установках покойного Захара, и моем последующем спонтанном преображении. Это было все, о чем я мог говорить с уверенностью, но и этого было достаточно, чтобы принять меры. Мои внезапно обретенные способности ненадолго остановили решительность искусственно созданных уродищ, и позволили нам скрыться от их пристального внимания. Женька не обманул, у него действительно оказалось припрятано весьма комфортное убежище в виде современной однокомнатной квартиры на самом последнем этаже. Хозяином однушки оказался почтенный старец, толстый, неуклюжий и абсолютно безобидный. К тому же оставшийся совершенно безразличным к нашему внезапному появлению.

«Располагайтесь, — отрешенно прошамкал он, пропуская в тесную прихожую незваных гостей, — шикарных апартаментов не предложу, но крыша над головой и крепкие стены это уже кое-что, при нынешних реалиях»

Апартаменты нам были не нужны, а неуютность и откровенная запущенность дедова жилища играло нам только на руку. Мы трое сами не являлись образцом и эталоном опрятности, поэтому весьма органично вписались в интерьер. Дед исчезал на целый день, бесстрашно бродя по разоренным улицам и давая нам возможность вести задушевные беседы без постороннего присутствия.

«Где ты отыскал себе нового лучшего друга?» — с усмешкой поинтересовался я, а Женька поведал мне весьма любопытную историю, упомянув невероятные способности старца.

«Он может на расстоянии управлять тварями и думаю, что он от меня скрывает многие таланты, — убежденно проговорил Женька, вызывающе задирая вверх тощую рожу. — кто-то же диктует этим уродам приказы.»

Мартын подался вперед всем своим огромным телом, услышав Женькин вердикт, а я внезапно вспомнил одно происшествие, стоившее мне немалых хлопот полвека назад.

«У этого многогранного деда есть какое-нибудь имя?» — проговорил я, оставляя мелькнувшее соображение при себе.

«Это очень скрытный дед, — заговорчески прошептал Женька, — он рассказал мне только про свое тотальное одиночество, неудавшуюся жизнь и не слишком сохранившуюся страшную внешность. Про имя и другие факты биографии этот деятель предпочел умолчать. И еще, он ни разу не попался в руки группам реагирования, а уж они-то наверняка должны были знать про его удивительный дар. Он же прямо на их глазах закручивает тварей в спирали, разворачивает охранников вспять и нисколько не боится попасть под раздачу. Очень странный дед, не находишь?»

Разговорить деда оказалось непосильной задачей. Вечером он снова замаячил в тесном пространстве, пересказывая новости. Одной из которых было сообщение о появлении нового партизанского отряда, обосновавшегося на побережье.

«Люди совсем потеряли инстинкт самосохранения, — с горечью поведал нам хозяин клетушки, — ну куда им против диких. На это и созданы специально обученные люди. А то что может сделать кучка людей, едва вооруженных палками и железками? Пусть и разумных, и сильных? Против тварей не попрешь!»

«Откуда вы знаете про отряд? — поинтересовался я, сохраняя в голосе нейтральные ноты, — откуда вообще вы черпаете всю эту информацию?»

Мой вопрос прозвучал не случайно. Все местные горожане, сохранившие тот самый инстинкт самосохранения, сидели по домам, предпочитая лишний раз не высовываться из квартир, а по территории перемещались по строго отведенным маршрутам, охраняемым и относительно безопасным. Бродяги и случайные переселенцы не в счет. Те вообще стараются держаться от всех на расстоянии и в душевные беседы не вступают. Единственным источником информации, проверенным и правдивым, могли считаться те самые группы реагирования, по мнению деда, самые бесполезные и никчемные. На мой вполне конкретный вопрос я получил весьма размытый ответ, из которого не понял ровным счетом ничего. Женька многозначительно глянул в мою сторону, а следующую ночь активно дул мне в уши все свои соображения по поводу неблагонадежности нашего арендодателя.

«Нужно уходить, Тихон, — едва слышно шептал он, воткнувшись в мое ухо, — дед связан с силовиками, ясно, как белый день, а я дурак, что притащил тебя к нему. Давай завтра сбежим, Тихон, прошу тебя, подумай об этом»

Но я в этот момент подумал о другом. Меня крайне заинтересовало упоминание деда о вновь созданном партизанском отряде. Скорее, не столько о нем, сколько о месте его дислокации. Мне настоятельно требовалось повидаться с кем-нибудь из этих партизан и выяснить одну любопытную идею. Едва дождавшись утра и того момента, когда хозяин снова отправиться бродить, выискивая новости, я выскользнул на улицу, пригрозив Женьке расправой, если тот вздумает двинуться за мной.

До побережья я добрался без усилий, и сразу же направился к месту проведения торжественного обряда. Там мне открылось весьма печальное зрелище обугленных веток и тряпок, но никаких партизанов я не нашел. Побродив вдоль прибоя, я успел подумать о бесполезности затеи, как вдруг до меня донеслось едва слышное бормотание. «Ну конечно! — разом обозначилась единственная здравая мысль за утро, — никто не будет сидеть на открытом берегу, поджидая аудиенции!» Я пошел на звук и очутился на заброшенном складе, от которого осталось полстены и неглубокий погреб. В этом самом погребе я разглядел очертания фигур, нормальных человеческих фигур, обмотанных в рванину.

«Кто ты такой?» — мгновенно среагировала на мое появление одна из них. Рослый крепкий мужик настороженно приподнялся и застыл в воинственной позе, не сводя с меня пронзительных глаз.

«Прохожий, — неопределенно отозвался я, — можно сказать, местный. А вот откуда вы здесь взялись? Еще вчера я считал эти места полностью заброшенными»

Я старался придать голосу все оттенки досужего любопытства и ничем не выдать своей научной заинтересованности. Однако мужику было безразлично мое любопытство, как и появление в целом. Он пожал плечами и неопределенно объявил:

«Да вот хрен его знает, прохожий. Еще несколько дней назад мы с приятелями грузили товар в приморском доке. Работа не Бог весть что, но за нее платили этими чертовыми коробками с химической дрянью. Не то, чтобы я был в восторге от всего этого, но другого найти не мог, так-то, прохожий. Так было до того дня, пока группы реагирования не решили прочесать доки. Как они сказали, в целях безопасности и профилактики. Пока они шерстили там, нас согнали в бытовку и приказали не высовываться. Мы проторчали там почти час, слушая гул и треск каких-то механизмов. А после я ничего не помню, приятель. Очнулся я на берегу среди нескольких моих коллег, те тоже ничего внятного сказать мне не могли. Видать группы безопасности посчитали нас неблагонадежными и каким-то образом избавились от нашего присутствия в доках.»

Мужик помолчал, словно раздумывая, и неожиданно решившись, прибавил:

«Вон, только нашего приятеля потрепало знатно. Шкура лохмотьями висит, а кто, за что, и, главное, когда с ним это сотворил, он сказать не может. Лежит и молчит. Ну так, а что мы можем, прохожий? Больницы закрыты, лекарства никакого.»

Я попросил разрешения взглянуть на беднягу, узнав в рассказе грузчика почти точное изложение истории Мартына. Грузчик представился мне Терентием и протолкнул внутрь тесного пространства. Коллега Терентия и в самом деле серьезно пострадал, и причина его увечий мне была, к сожалению, ясна. Такие следы оставляют уличные баталии, драки и нападения с применением всякого подручного оружия. Остальные «партизаны» тоже имели повреждения, но видно, этому досталось больше всех. Мне было нечем помочь пациенту с точки зрения современной медицины. Моя знаменитая сумка со снадобьями осталась в разрушенном подвале и возможно, снова исчезла. Однако я мог попытаться прибегнуть к своим новым умениям. Я попросил остальных сочувствующих оставить нас с пациентом наедине, поскольку мне отчаянно не хотелось афишировать свои способности первым встречным. Те нехотя поднялись и потянулись за стену, негромко переговариваясь между собой. Я тем временем, уложил внушительного вида больного на спину и осторожно провел над его израненной шкурой раскрытой ладонью. По кончикам пальцев промчались искры, пробуждая во мне теплую энергию. Я снова услышал в голове знакомые слова таинственного заговора и ощутил небывалую легкость всех своих движений. Я на какое-то время выпал из реальности, а когда снова пришел в себя, передо мной лежал уставший, измотанный, но совершенно целый пациент, погруженный в крепкий сон.

Моя теория подтверждалась. «Партизаны», появившиеся на побережье, еще вчера бродили по улицам в устрашающем облике диких и уничтожали все, повинуясь негласным приказам. Человеческий облик вернул им белый дым, который я создал из нордсвиллских кореньев, сжигая их в кострище. Этот способ мне подсказал кладбищенский сторож, вернув мне самому привычное обличие. Кажется, я нашел вариант избавление от напасти, думал я, выбираясь из подземелья. «Партизаны» терпеливо ожидали меня снаружи, неловко переминаясь с ноги на ногу и ожидая распоряжений. Их преображенное сознание все еще не возвратило себе способность мыслить самостоятельно, и толпа бывших диких нуждалась в установках. Я не умел командовать толпой, и в целом, старался держаться подальше от вопросов власти и управления, однако люди выжидательно смотрели на меня, увидев во мне нового лидера.

«Сегодня ночью твари снова выйдут на улицы, — произнес я первое, что пришло в голову, — нам будет необходимо ограничить их перемещение. Ваша задача отрезать их от внешнего мира, загнав в огненные кольца.»

Я не видел в своих приказах практического смысла, поскольку твари не реагировали на обычные кострища, однако я должен был чем-то озадачить растерянных великанов. Те мудро покивали головами и решили дождаться ночи, обживая заброшки.

«Я приду сюда ближе к ночи», — пообещал я, и повернул в сторону города, делиться с Женькой новостями.

Женька с Мартыном сидели на продавленном дедовом диване и вспоминали былое. Болтливый великан рассказывал любознательному Женьке о своем детстве, проведенном в южных краях, о своей бабке, научившей Мартына вести собственный бизнес, о чокнутом дедушке, видевшим призраков. Женька только вздыхал, качая головой.

«Перед смертью бабка наказала мне молиться за грешную душу раба божьего Иннокентия», — поделился Мартын сокровенным и осекся на полуслове, заметив меня в дверях.

«В чем же так провинился дед Иннокентий? — не удержался я, вклиниваясь в стройное Мартыново повествование, — раз так отчаянно нуждался в отпущении грехов?»

Мартын замотал головой, не желая раскрывать семейные секреты.

«Она старая совсем была, бабка, — пробормотал он, — а под старость их всех тянет подводить итоги и мостить себе дорожку в рай. Не обращай внимания, Прохор, это просто воспоминания».

Я в свою очередь поделился более актуальными событиями, рассказав Женьке и Мартыну о своем знакомстве с «партизанами».

«Я уверен, что остальные блуждающие толпы диких имеют похожее происхождение, а если мои предположения верны, то можно попытаться очистить город от чудищ, придав их очищающему белому дыму. — проговорил я и внезапно замер, почувствовав на себе пристальный взгляд. Наши дружеские беседы притупили чувство бдительности, и никто из нас не заметил появление в квартире четвертого слушателя. Чокнутый дед внимательно наблюдал за нами из дверного проема, едва заметно поводя толстыми пальцами. Заметив наше внимание, он встряхнулся, и, придав голосу старческую рассудительность, многозначительно прошамкал:

«Оставайтесь дома, молодые люди, — посоветовал он, — нет ничего более безрассудного, чем вступать в неравные схватки с безумными тварями!»

После чего неслышно проник в захламленную кухню готовить обед. Естественно, никто не собирался прислушиваться к словам полубезумного деда. С наступлением темноты Женька решительно поднялся и, кивнув мне головой, потянулся в прихожую. Меня ожидали на берегу обращенные грузчики доков, и я не мог разочаровать их своим невниманием. Мартын решил пойти с нами за компанию. Возле самой двери Женька вдруг застыл истуканом и неестественно выгнувшись, попятился назад.

«Что с тобой? — вскинулся Мартын, рассмотрев в Женькином поведении симптомы неведомой болезни. При всех своих высоких интеллектуальных показателях, Мартын так и не разобрался в истинных дедовых способностях, видя в рассказах Женьки слишком художественное изложение историй. Женька никак не отреагировал на заботливый интерес Мартына, продолжая извиваться в замысловатых пируэтах.

«Прекратите! — рявкнул я, оборачиваясь к старцу. Я тоже кое-что мог, и без усилий нейтрализовал бы умельца, однако мне не хотелось прямо сейчас затевать эзотерические битвы, демонстрируя небывалые способности. Дед что-то уловил в моем голосе и бессильно повесил руки вдоль толстой туши.

«Сидите дома, — упрямо повторил он, — послушайтесь голоса разума!»

Исчерпав все рычаги воздействия на несговорчивых квартирантов, дед тяжело прошелся по комнате, то и дело останавливаясь и предаваясь раздумьям. По всему было заметно, что он хочет донести до нас какую-то мысль, однако всякий раз его что-то останавливало, и он продолжал свое тревожное перемещение. Женька, обретя прежние навыки вербального общения, недовольно проговорил:

«Мы очень благодарны вам за приют, однако торчать в четырех стенах безвылазно мы не можем. Это рождает неудобство и вам, и нам. Вынужден попрощаться с вами, любезный. Не задерживайте нас!»

Дед не удостоил Женьку внятным ответом, вновь ринувшись к входной двери.

«Сидите здесь! — грозно рявкнул он, выпадая из образа старичка-добрячка, — не высовывайтесь и не подходите к окнам!»

После чего шагнул за порог и захлопнул дверь, отрезая нас от внешнего мира. На некоторое время в комнате повисла глухая тишина.

«Что он задумал?» — пискнул Женька спустя продолжительную паузу и сделал безуспешную попытку открыть дверь. Та была намертво вжата в косяк и усилиям не поддавалась.

«Чертов дед, — пробормотал Женька, возвращаясь к дивану, — надо было его как-нибудь нейтрализовать.»

И снова в моей голове промелькнули события полувековой давности.

«Женя, — пробормотал я, — как именно дед управлялся с дикими тварями? Что он делал при этом?»

Женька вопросительно уставился на меня и, не желая развивать дискуссии, принялся перечислять алгоритмы дедовых номеров.

По мере развития сюжета, перед моими глазами возникали неяркие эпизоды с участием толстощекого карапуза, играющего в аварию на заднем сидении моего монстра. Погасив внезапно возникшие аналогии, я покачал головой.

«Собирайся, Женька, — пробормотал я, — попробуем взломать дверь»

Однако наши усилия не пригодились, поскольку дверь открылась сама по себе. Ну, не совсем сама. Ей помогли бравые бойцы охранения, стремительно ворвавшиеся в тесное пространство и повалившие обитателей каморки на пол, зачитывая при этом постановления.

Все произошло слишком быстро, чтобы я смог придумать какую-нибудь приветственную речь непрошенным гостям. Они резво стащили нас троих с лестницы и запихали в неудобное железное нутро военной машины. В этот раз арест был произведен по всем правилам, с озвучиванием оснований и надеванием железных браслетов. Рассчитывать на то, что техника собьется с пути и увязнет в грязи сказочных поселений, а наших конвоиров разорвут злые волки, не приходилось. Женька потерянно оглядывался на меня, и на его бледной роже читалось раскаяние. Мой чрезмерно чувствительный братик снова увидел в случившемся свой косяк и теперь был готов терзаться муками совести до конца своих дней. В этот раз дорога показалась мне совсем короткой. Через минут десять неторопливого хода машины остановились, и нас выволокли к высокому серому зданию, не имеющему опознавательных знаков. Это могла быть суперсекретная лаборатория, здание мэрии или городская тюрьма. Его серым стенам подходило любое применение и определение. Внутри здания было тихо, темно и прохладно, а широкие коридоры казались бесконечными. По обеим сторонам одного из них располагались неприметные двери, в одну из которых суровые конвоиры запихали меня одного. Женька и Мартын остались с сопровождающими, и мне была неясна их дальнейшая судьба.

В темном кабинете стоял громоздкий стол, за которым восседал худощавый высокий человек, облаченный в ядовито-зеленый медицинский костюм. Внешний вид хозяина кабинета никак не вязался с общим суровым интерьером и пафосностью заведения. Человек в костюме поднялся и выйдя из-за стола остановился в шаге от своего гостя.

«Оставьте нас, — бросил он конвоирам и нечитаемым взглядом окинул мою тощую фигуру. — вы все такой же, господин Моськин. Упрямый и своевольный. Что ж, быть таким ваше право.»

Несмотря на нейтральное содержание вступительной речи, в голосе человека сквозила неприкрытая злоба, приправленная ненавистью. В хозяине я узнал своего коллегу, одержимого идеей всеобщего блага, господина Свиридова. Теперь я не так был уверен, что Иван Иванович предложит мне сотрудничество и осыплет преференциями. В том я не ошибся.

«Вы встали на пути огромной организации, Моськин, — продолжил тем временем Свиридов, едва сдерживая рвущееся наружу желание растерзать меня немедленно, — взывать к вашему здравому смыслу нет нужды, поскольку такового у вас попросту нет. Вы могли бы стать могущественным и значимым лицом, Моськин. Я давал вам шанс стать именно таким. Я хотел сотрудничества и искренней дружбы. Вам же больше по душе ваши собственные эксперименты. Вы разгадали мой замысел, браво, Моськин. Те твари, что крушат этот несчастный город и в самом деле результат огромной научной работы, проделанной лично мной. Вы мешаете мне, разрушая то, чего достиг я. Я научился управлять этими чудовищами, внушая им свои собственные мысли. Они станут незаменимыми воинами, сильными, тупыми, исполнительными и практически неуязвимыми. Это ли не прорыв в науке, а, Моськин? Впрочем, будем справедливы. Вы тоже приложили к этому руку. Или свои гениальные мозги, что точнее. Помните вашу кожаную тетрадку с записями? Весьма любопытными, я бы сказал. Вы ставили опыты на каком-то бродяге, заставляя его плясать под вашу дудку. Как же я ржал, читая ваши ремарки под записями наблюдений над несчастным бомжом! Моськин, вы от души повеселили меня. Но эти же рецепты пригодились мне, когда я решил придать им более практическое направление. Я много раз порывался найти вас и сказать вам спасибо. Я честный человек и ценю гениальность. Однако разные непредвиденные обстоятельства мешали нашему рандеву. Я был снисходителен, пока вы не лезли в мои дела. Какого черта вы разрушили мой гениальный план, вернув этим недоумкам их человеческое обличие? Ну что вам с того? Вы же не остановитесь, Моськин? Вы так и будете лезть со своими гуманистическими идеями? Я по глазам вашим вижу, что не ошибся. Что ж, Прохор, мне искренне жаль расставаться с вами. Вы ведь могли сочинить мне еще какие-нибудь фокусы с человеческим сознанием. Но и того, что вы оставили мне в наследство, хватит, чтобы прославить несколько поколений моих последователей. Прежде чем расстаться навсегда, скажите мне что-нибудь, проявите хоть какие-нибудь эмоции, мой сдержанный друг!»

Свиридов откровенно кривлялся, озвучивая мне то, что я уже знал, или о чем догадывался. Я понимал, что подобными откровениями господин Свиридов весьма доходчиво знакомит меня с моей дальнейшей незавидной судьбой. Этот человек раскрыл последние карты, и это не есть проявление безграничного доверия. Это конец. Конец моего бесконечного существования. Вместе с этой мыслью в мою голову просочилось лютое разочарование таким итогом, а по моим венам заструился знакомый огонь. Он обжигал, искрясь и наполняя меня невероятной силой. Я с удивлением поднял ладони и уставился на кончики пальцев, через которые лилось тепло. «Что со мной?» — пронеслось в голове, а господин Свиридов в волнении поднялся со своего кресла.

«Что с вами, Моськин? — продублировал он мою мысль, — почему вы так странно смотрите на меня? Прекратите немедленно, Моськин! Я говорю это вам, прекращайте! Прохор! Пожалуйста, остановитесь! Как вы это делаете?! Стойте же, черт возьми!»

Свиридов на глазах менял свои очертания, растворяясь и вновь обретая четкие контуры. Его перекошенное лицо ясно говорило мне о невыносимых страданиях и нечеловеческом страхе, однако я ничего не мог поделать с этими метаморфозами. Я мог только направлять на него потоки энергии, льющейся с моих ладоней, и от этого воздействия господину Свиридову было явно не по себе. Наконец, силы мои иссякли, а у моих ног лежало неподвижное тело горе-ученого, рискнувшего воспользоваться моими разработками в корыстных целях. Перешагнув поверженного врага, я рывком распахнул дверь и вышел в прохладный коридор. Странное поведение моего организма подкосило запас моих сил, меня хватило только на то, чтобы гордо пройти по темному коридору, минуя посты охраны, и выбраться на свет.

Глава 32.

Долгожданный арест, так нежно лелеемый Дергачевым последние три недели, наконец состоялся, но предполагаемого облегчения не принес. Когда Тихон в компании рослых бойцов скрылся за невзрачной дверью, Женька снова почувствовал себя сиротой. Сейчас он готов был принять любое наказание, любую кару, лишь бы Тихон вновь оказался на свободе. Внутренний Женькин голос опровергал любые оптимистичные сценарии этой поездки, видевшейся Дергачеву финальным аккордом этой истории. Конвоиры проводили Мартына и Женьку чуть дальше и отвели им совсем небольшую комнату, где не было даже мебели.

«Где мы? — прогудел Мартын, тяжело приваливаясь к косяку, — что за шутки, Женя? Кто такой этот Прохор?»

Женька мог бы рассказать о всех исследованиях, опытах и разработках, проводимых Тихоном за последнюю сотню лет, однако все слова привычно растаяли в памяти, оставив барахтаться только одно слово. Оно не давало покоя взлохмаченным Женькиным мозгам и это слово было «Трындец». Женька был убежден, что без вмешательства толстого старца тут не обошлось и клялся себе всеми клятвами успеть придушить урода, до того, как их самих вздернут на рее за непослушание.

Проторчав в неудобной камере бессчетное число времени, Мартын и Женька были выпущены на свободу. Женька не верил своему счастью, ожидая подвоха, а огромный Мартын громко возмущался беспределом и несправедливостью.

«Радуйтесь, что вас не казнили за измену и уголовщину», — наконец не выдержал их сопровождающий, распахивая перед ними дверь на улицу.

От озвученной фразы Женька похолодел, а Мартын только презрительно усмехнулся. На дворе стояла глубокая ночь, таившая в себе разные сюрпризы. Цели были не обозначены, маршруты не определены, и избалованный удобствами Мартын принялся снова упражняться в ненормативной лексике.

«Пойдем к побережью, — потерянно проговорил Женька, не видя других направлений, — с толстым старым стукачом разберемся завтра.»

Мартын только тяжко вздохнул и поплелся следом.

«А все-таки, кем был этот Прохор? — с долей интереса прогудел он, когда серое здание скрылось из вида. — уж теперь-то можно рассказать, а приятель?»

Очевидно, огромному Мартыну было чуждо чувство привязанности и родственной любви, и Женька, устав таскать в себе груз вины и ответственности, монотонно забормотал:

«Прохор мой брат и гениальный ученый. Он много чего знает, он очень умный и грамотный. Правда когда-то давно он отдавал предпочтения веселым пьянкам на дачах у приятелей, а эксперименты ставил просто от скуки. С той поры много изменилось, я считал его без эмоциональным черствым эгоистом, а у него, как оказалось, отзывчивое огромное сердце. Эх, да что там говорить! Он хороший друг. Как-то он раскрыл преступление одного своего лучшего друга, но властям не сдал, оставив того терзаться муками совести. Тихон, то есть Прохор, говорил мне тогда, что провидение накажет Кешу пострашнее, чем это сделало бы правосудие. Так оно и вышло. Господин Шварц, не выдержав терзаний, сошел с ума и загремел в дурку. Все же справедливо, я считаю. А как думаешь ты, Мартын?»

Однако Мартын, видимо, ни о чем таком не думал, вылупив в немом изумлении крохотные глазки на рассказчика.

«Господин, кто? — пробормотал он, — Шварц? Что же он такого сотворил?»

«Ну да, давний приятель Прохора, — легко отозвался Женька, погружаясь в воспоминания, — у него была клиника для наркоманов. Ну вот он и воспользовался ситуацией, избавился от ненужного свидетеля, вколов ему ударную дозу наркоты. Свидетель отъехал, а господин Шварц закопал его у себя на даче. Я тогда работал у него смотрителем, вообще-то я и нашел тогда тело. А Тихон, то есть Прохор, дело раскрыл, но Кешу сдавать не стал. Они дружили потом еще. Ну после того, как Кешу подлечили и выпустили. Ты чего замер? Страшная история? Это ты еще дачу эту Кешину не видел. Вот уж где ужас!»

Вместе с потоком давно неактуальной информации Женьку отпускал накативший страх за Тихона. Сейчас, рассказав давнюю страшилку, Женька был убежден, что все обойдется, что он снова когда-нибудь увидит блудного брата. Однако, на Мартына история Женьки произвела куда более сильное впечатление, чем мог рассчитывать рассказчик.

«Я видел похожую дачу, — пробормотал едва слышно Мартын, — кажется, я видел именно такую, как ты рассказал. Старая заброшенная монструозная дача с облупившимися стенами и обваленной лепниной. Мы с Ксюшей пытались придать ей благопристойный вид, но махнули на все это рукой, посчитав нецелесообразным. Но, видно ты рассказываешь мне о совершенно другой даче, очень похожей на резиденцию моего деда. Тоже, к слову, лечившегося в дурке и владевшего клиникой для наркоманов. Моя бабка рассказывала мне, что дед заболел от чрезмерной нагрузки и проблем на работе. Ни о чем криминальном, к счастью, речи не велось. А ведь как удивительно может повториться история, согласись, Женя?»

К этому моменту Дергачев сумел обрести душевное равновесие и легко согласился с Мартыном, посчитав свои откровения слишком смелыми.

«Конечно, — послушно кивнул он, — Прохор никак не мог быть другом детства твоему деду, это просто забавное совпадение, Мартын».

Так за разговорами они добрались до побережья и уткнулись в покореженный остов знакомого подвала. О ночевке в полураздавленных стенах не могло идти и речи, но больше никаких приютов Женька не знал, а Мартын настойчиво бубнил о желании сию секунду завалиться спать.

«Эти веселые приключения выматывают похлеще самых продуктивных рабочих дней, — вещал он, — по-хорошему, мне стоит вернуться в столицу. Там все же меня ждет семья и работа. Ксюша наверно очень переживает из-за моего отсутствия. Как ты говоришь, звали приятеля твоего Тихона-Прохора?»

Такой резкий переброс темы заставил Женьку напрячься, и он, собрав все свои отпущенные природой актерские способности, безразлично проговорил:

«Я могу ошибаться, Мартын. Все же это был приятель Прохора. Помоги мне лучше вскрыть эту чертову дверь. Тварей пока еще никто не отменял, а разрушенный подвал, все же какое-никакое укрытие»

В подвале было темно, неудобно, а еще в подвале кто-то был. Чужое присутствие угадывалось уже на пороге, и ни Женька, ни Мартын не спешили забираться внутрь.

«Кто здесь? — прогудел великан с улицы, — отзывайся вражина, или я откручу тебе твою бесполезную шею!»

Вражина завозился и отозвался знакомым голосом Тихона.

«Заходи, Мартын, моя шея мне еще пригодиться!»

Женька, устав проявлять разного рода эмоции в последние пару суток, молча обнял Тихона и, протиснувшись на свою лежанку, опасливо покосился на потолок. Тихон выглядел обычно, никаких следов насилия и морального унижения не демонстрировал, а в его поведении не было ничего, выходящего за рамки.

«Куда же возят его с такой периодичностью?» — подумал Женька, вновь теряясь в предположениях.

Наутро они не досчитались Мартына. Великан свалил на рассвете, не утруждая себя долгими прощаниями, когда Женька и Тихоном крепко спали.

«Пора убираться и нам из этого города, — сонно пробормотал Женька, потягиваясь на лежанке. — давай не будем дожидаться твоего следующего ареста. Я задолбался строить версии твоего спасения»

«Его не случится, — уверенно отозвался Тихон, — мне нужно завершить тут одно дельце, но мне нужна твоя помощь, Женя. От качественности исполнения зависит успех предприятия!»

Женька негромко выдохнул, смиряясь с участью. Как выяснилось, ничего криминального и незаконного в этот раз совершать было не нужно. От Женьки требовалось разжечь на берегу костер и поддерживать его так долго, как это будет необходимо. Больше Тихон ничего объяснять не пожелал и предложил Женьке немедленно приступить к исполнению. Дергачев за всю свою жизнь нажег столько костров, что подобное задание выглядело в его глазах детской забавой. Он послушно натаскал к берегу веток, палок и обрывков всего, что было способно гореть и сделал знак Тихону о начале операции. Ученый брат важно и серьезно качнул головой и направился в сторону города, ничего не объясняя. До самого вечера Женька прыгал возле огромного кострища, подкидывая в огонь ветки и рисовал в голове разные сценарии дальнейших событий. Среди множества вариантов, однако, не оказалось ни одного, способного даже отдаленно отразить то, что развернулось на берегу на самом деле. С наступлением сумерек до Женьки донеслось едва различимое визжание, в природе которого ошибиться было невозможно. Визжание нарастало, приближаясь, и вскоре Женька сквозь огненное марево сумел разглядеть огромную темную тучу, плавно, но неумолимо движущуюся к побережью. На Дергачева шла лавина, в темноте показавшаяся бескрайней. Что делать дальше Женька не знал, как не знал о причине появления диких. Он продолжал забрасывать в огонь горючее, которого оставалось не так уж и много, и от бессмысленности своего занятия только вздыхал.

«Почему Тихон не удосужился рассказать мне о своей задумке? — гонял он одинокую мысль, — если нам повезло сбежать от толпы диких в прошлый раз, нет гарантии, что получится и сейчас. Можно было сбежать и пораньше, до их визита»

Твари тем временем вплотную приблизились к костру, принявшему по истине устрашающие размеры, и замерли, не решаясь переступить огненную границу. Некоторое время они мерно колыхались на одном месте, пока откуда-то сбоку не показалась знакомая фигура ученого брата. Твари, увидев человека, только равнодушно повели мордами, не делая попытки привычно уничтожить доступную жертву. Тихон так же, как и в прошлый раз, вытянул вперед раскрытые ладони и замер, пристально глядя в огонь. Твари терпеливо покачивались в такт бушующему пламени и тоже чего-то ждали. Огонь, так заботливо поддерживаемый ответственным Женькой, не спеша терял свои формы, превращаясь в редкие искры, а его место занял знакомый белый дым, поглотивший стоящих тварей.

«Уходим, Женя, — внезапно позвал Тихон, оказавшись в шаговой доступности, — скорее, сейчас наше присутствие не обязательно»

Женька был уверен, что Тихон, наигравшись в бой скаута, поведет его к границе города, однако таинственный ученый и тут обманул его ожидания. Вскоре перед ними замаячили знакомые очертания городских высоток, в одной из который Женька узнал дом старого стукача.

«А что? — промелькнула игривая мысль, — было бы не плохо высказать толстому барабану все претензии. Молодец, Тихон, здорово придумал»

Взлетев на последний этаж, Тихон распахнул незапертую дверь и втолкнул Женьку в тесную клетушку.

Дед был там и даже будто обрадовался Женькиному появлению.

«У, старый дятел, — злобно подумал Женька, — будем надеяться, что он не созвал в этот раз бойцов охраны для очередного ареста»

«Приветствую, Женя, — усмехнулся дед, неловко поднимаясь с дивана, — я рад, что вам с Тихоном удалось сбежать. Искренне рад. Моих сил было недостаточно, чтобы удержать всю эту банду.»

«Удержать? — изумился Женька, — да ты сам сдал нас властям, старый гамадрил! Скажешь, нет?»

Дед не успел ничего ответить, потому что вместо него ответил Тихон.

«Скажу, нет, Женя. Господин Бурмистров, действительно, делал все возможное, чтобы спасти нас. Прежде, чем ты навешаешь ему новые ярлыки, послушай недлинную историю, Женя.

Около тридцати лет назад, когда никто и подумать не мог, какая напасть обрушится на человечество, мальчик Женя Бурмистров вступил во взрослую жизнь. Его законное пребывание в муниципальном интернате подошло к концу, и ему отныне предстояло самостоятельно пробивать себе дорогу в жестоком мире. Ему не повезло с самого начала. Он не был сиротой в прямом смысле этого слова, его мать была жива и здорова, поэтому отдельного жилья Женя от государства так и не дождался. Рассматривая варианты решения возникшей проблемы, Женя ввязался в некую аферу, вполне законную, но имеющую последствия. Он женился. Его избранница оказалась дочкой майора полиции и была избалована вниманием ухажеров. Однако толстяк Женька почему-то оказался первым в списке претендентов и вскоре счастливо обживал новую территорию. Супруга любила его, или делала вид, во всяком случае их семейная жизнь ничем не омрачалась. Кроме тех весьма частых случаев, когда высокопоставленный тесть наведывался к молодым в гости. Папенька был не воздержан в высказываниях и постоянно давал понять Женьке, что тот не слишком подходящая партия для его утонченной дочурки. Женька терпел, улыбался, сглаживал углы, но однажды его ангельское терпение дало трещину. Во время очередного папенькиного визита, Женька в бешенстве сжал кулаки, реагируя на очередную издевку подвыпившего майора. Нет, он не распускал руки. И даже пальцем не притронулся к тестю. Однако тот, неловко схватившись руками за горло, некоторое время покривлялся, задыхаясь, после чего тяжело рухнул к ногам обалдевшей дочурки. Та ничего не поняла, подняла крик и дальше начались все те скучные процедуры, которые можно опустить за ненадобностью. Одно можно упомянуть. По результатам необходимых процедур, медики пришли к выводу, что без постороннего вмешательства не обошлось. Майор был задушен, а единственным подозреваемым становился Бурмистров. Его супруга обила все пороги, доказывая непричастность Жени к жестокому продуманному убийству представителя власти и закона. Так звучало обвинение, а учитывая печальную биографию полусироты и откровенную нелюбовь к нему убиенного, Женькины шансы отделаться легким испугом были крайне малы.

Однако везде есть добрые люди, нашлись они и в отделении, где некогда трудился майор. Женьке предложили выбор — либо мотать срок, либо бить в барабан. Тюрьма пугала Женьку до дрожи, и он выбрал второе предложение. Долгие тридцать лет господин Бурмистров отрабатывает свою свободу, сдавая всех и вся, отчаянно жалея, что однажды вообще родился на свет. Любящая супруга оставила милого, и с тех пор Евгений Тихонович коротает вечера в одиночестве. Последним заданием Бурмистрова стал поиск и обязательная сдача особо опасного преступника и рецидивиста, поправшего все человеческие законы, Моськина Прохора Степановича. Евгению Тихоновичу не пожалели красок, расписывая прегрешения господина Моськина, но важные и значимые не учли одной особенности своего коллеги. Точнее, они о ней попросту не знали. Бурмистров умел читать мысли. Он видел людей насквозь и уже при первой встрече с преступным элементом знал про него все то, о чем сам Моськин предпочитал молчать. Именно поэтому Бурмистров так настоятельно рекомендовал своим постояльцам не покидать его скромного жилища и не афишировать своего присутствия. Он хотел усыпить бдительность силовиков и при благоприятном стечении обстоятельств отправить Моськина за пределы города. О существовании «опасного» господина Евгений Тихонович знал уже тогда, когда непосредственный Дергачев попытался спасти неуклюжего деда от нападок дикой твари. При желании он мог в первый же день привычно настучать любому из бойцов охраны, однако он предпочел помочь, почти насильно удерживая своих постояльцев от неминуемого ареста. В целом все, Женя. Дед не виноват, что не успел воплотить задумку. За его квартирой уже было организовано наблюдение, и арест квартирантов был делом времени. Бурмистров сумел ускрестись только благодаря прежним заслугам.»

Тихон замолчал, а Женька не находил слов, во все глаза пялясь на толстяка Евгения Тихоновича Бурмистрова, прожившего такую нелепую скучную жизнь.

«Прости меня, Женя,» — пробормотал Дергачев, а дед неожиданно по-доброму заулыбался.

«Я не держу зла на тебя, Женька. И ни на кого не держу. Так уж сложилось. А моя мать умерла до того, как моя жизнь покатилась под откос. Выходит, она и не узнала, какую блестящую карьеру состряпал ее сын.»

«Прости меня, Женя — снова повторил Дергачев, — и Варвару тоже прости. Она всегда была дурой, с этим ничего не поделаешь.»

«Уходите из этого города, — прошамкал дед, возвращая себе привычный облик, — диких тварей, тех, что создал безумный ученый, больше нет. А остальные тоже исчезнут со временем. Всему свое время.»

Бурмистров что-то невнятно забормотал, подталкивая к порогу поздних гостей. Тихон коротко кивнул старцу и вытолкал за дверь совершенно обалдевшего Женьку.

«Как ты узнал про все это? Ни за что не поверю, что дед сам рассказал тебе все это.» — повторял Женька, торопливо скатываясь по ступенькам.

«Конечно нет, Женя, — неожиданно звонко рассмеялся Тихон, — такое никогда никому не расскажешь. Однако не забывай, братик, мы все же одна чокнутая семья, а я ведь тоже кое-что умею. Я прочитал эти откровения в его голове. Такая информация здорово мешает жить, особенно когда таскаешь ее долгих тридцать лет. Не смотри на меня так, приятель, твои фантазии мне не интересны, однако впредь старайся думать не слишком громко, дружище!»