Лекарь

Глава 50.

«Почему Тихон не может быть таким, как все? — размышлял Женька, уныло плетясь вдоль ночных улиц. — ну, или почти таким,» — поправил он себя, неожиданно вспомнив о собственной необычности.

Потеря вещей настолько подкосила великолепного Прохора, что тот на мгновение вышел из привычного отрешенного образа и некоторое время весьма виртуозно выражал негодование, знакомя Женьку с новинками русского мата. Варвар в первую минуту тоже немного загрустил о пропаже, однако и здесь его внутренний оптимист отыскал массу жирных плюсов.

«Может быть теперь ученый мир оставит Прохора-Тихона в покое и даст ему возможность обустроить свой быт и наладить обычную жизнь рядового гражданина?» — думал Женька, не будучи осведомлен до конца об опасных задумках влиятельных и могущественных. Тихон однажды в мутных выражениях познакомил приземленного бродягу с основными тенденциями, но вся информация надежно растворилась в незамутненных Женькиных мозгах, не найдя там солидной опоры. Сейчас их путь был неясен и пролегал там, куда падал взор. Занятые каждый своими мыслями, они не заметили, как оказались на самой окраине города 22, неподалеку от знакомых склонов.

«Начнем с начала, Женя? — пробормотал немного успокоившийся Тихон, — наше бегство не вызовет эйфории у господина Бражникова, ровно, как не родит и безмерной грусти. Он достиг цели и наверняка не станет тянуть с реализацией. В сумке были все мои записи, а также та полезная информация, что хранилась некогда в волшебных коробках. Теперь дело недолгого времени вновь запустить установку, но теперь с куда большей эффективностью. Женя, я устал. Все, к чему бы не прикасались мои руки, превращается в угрозу всему живому. Фил был тысячу раз прав, называя меня идиотом. И еще он очень недоумевал, чем я мог вызвать в другом человеке столько теплоты и искренней любви? Я неудачник, Женя, пора это признать»

Самобичевание Тихона звучало настолько нехарактерно, что Женька даже растерялся. Он никогда не считал Тихона Русакова неудачником. Эгоистом — иногда, самовлюбленным сибаритом — время от времени, чертовым везунчиком — постоянно. Но «неудачник» было не то понятие, которое раскрывало бы истинное лицо гениального ученого.

«Прекращай, Тихон, — безразлично пробормотал Женька, всматриваясь в темноту, — лучше посмотри, что там валяется, на склоне?»

На склоне, действительно, темнел какой-то неопознанный предмет, очертаниями и размерами очень напоминающий потерянную кожаную сумку. Тихон резво подскочил, забыв про душевные терзания, и в два прыжка оказался возле загадочной находки.

«Женя, — негромко проговорил он, поднимая ее с земли, — это она. Но какого черта она делает здесь, в паре десятков километров от места трагедии?»

В волнении он вытряхнул содержимое драгоценной находки прямо на землю и принялся ворошить скомканное тряпье. Женька следил за меняющимся выражением на утонченном небритом лице, и ему можно было уже не озвучивать тот очевидный факт, что тетрадка с записями в сумке отсутствует.

«Она пропала, — все же счел необходимым уточнить Тихон, — но все же это странно. Зачем Мартыну совершать столько лишних движений, возвращая сумку за пределы города? Кроме той тетрадки, в ней нет ничего ценного, ну разве что ее принадлежность к давно исчезнувшему модному бренду. Но это только повод сохранить ее, как исторический артефакт. Что скажешь, друг Женя?»

Но Женька настолько потерялся в событиях, что смог только невнятно развести руками и озвучить самое очевидное:

«Что тут скажешь, Тихон. Сумка с нами, давай порадуемся хотя бы этому»

Предаться восторгам им помешал шум, возникший на вершине склона, и мелькающий свет поисковых фонарей. В считанные минуты невезучие скитальцы были окружены плотным кольцом бойцов охранения и повалены на землю.

«Молчать и не двигаться!» — рявкнули сверху.

Женька послушно замер, косясь на своего приятеля, который тоже решил воспользоваться дельным советом. Вести беседу в подобном положении желания не возникало тоже, и под дружное пыхтение исполнительных вояк оба бродяги беззвучно были транспортированы в крытую машину. Женька пытался по внешнему шуму определить, куда в этот раз несет их нелегкая, и не определил. С ними сидел один из охранников, упрямо сохраняющий молчание и внимательно изучающий истоптанный пол кибитки. Тихон даже не пытался наладить с ним контакт, и даже старался как можно реже смотреть в его сторону, выражая тем самым высшую степень презрения. Машина внезапно остановилась, и суровый страж жестом предложил пассажирам выметаться прочь. Спорить с отрядом охранения было бессмысленно, вступать с ними же в открытые пререкания и лезть на рожон граничило с безумием, и Женька послушно спрыгнул на землю, припоминая покойного Захара.

Варвар не успел как следует рассмотреть высокое здание, возле которого им предлагалось сделать привал, поскольку ему на голову был наброшен синтетический мешок, отдающий химическими реактивами. По всей вероятности, Тихона постигла та же судьба, поскольку до Женьки донесся его негромкий неразборчивый голос, выражавший явное недовольство. После весьма утомительного, но недолгого пути их втолкнули в какую-то дверь, и Женька получил возможность познакомится с обстановкой воочию. Конечной точкой их маршрута стал просторный светлый кабинет с массивным столом и резным старинным креслом, в котором Женька не с первого раза разглядел маленького тщедушного человечка, показавшегося ему смутно знакомым. Человечек при виде вошедших, тут же оторвался от изучения каких-то бумаг и откинулся в глубоком кресле.

«Ну, что, Прохор, — вместо приветствия сухо проговорил он, — все дорожки ведут к свиданию, как пелось когда-то в старой песенке.»

Фривольный тон хозяина не смог обмануть насторожившегося Женьку. Тщедушный человечек источал злобу, нетерпение и искреннее любопытство, которое никак не мог скрыть за небрежностью жестов.

«Так вот ты какой, Прохор Моськин, — издевательски протянул он, подходя вплотную к Тихону. — а я тебя знаю. Это же ты помогал толстому недоумку устранять неполадки в работе моего приспособления. Согласись, весьма любопытная разработка, ты не находишь? Однако она не идет ни в какие сравнения с твоими изобретениями, Прохор Моськин. Я уже познакомился с некоторыми твоими исканиями. Ты чертовски умный. И тупой одновременно. Ты же не хочешь сотрудничества со мной? Нет? И ни с кем не хочешь? В том твоя ошибка, Прохор. Быть одиночкой всегда нелегко. Быть гением-одиночкой невыносимо.»

Руки Тихона были туго стянуты за спиной, а его голова надежно спрятана под непроницаемым мешком, однако даже такой, беспомощный и безопасный, Тихон вызывал у человечка тревогу. В тощем хозяине Женька узнал того невнятного типа, что напрашивался на общение после взрыва трансформаторной будки, он же приказал невменяемой Соне приглядывать за Женькой в квартире, он же считался самым могущественным человеком в текущем отрезке времени и носил имя Игнат Бражников.

Тихон продолжал сохранять молчание, а Игнат, немного приободрившись, продолжил начатую мысль.

«Прохор, я предлагаю тебе дружбу, — разоткровенничался Бражников, — от такого не отказываются, поверь. Посмотри на себя, Прохор. Ты, несмотря на свою гениальность, был и остаешься никем. Однажды случайный барыга, решивший отметить удачную сделку в вокзальном кабаке, снял на ночь проститутку, которую нашел там же. И в результате пьяной оргии на свет появился ты. Все твое детство и часть юности прошло за вонючими стенами того же кабака, где ты изо всех сил пытался не сдохнуть с голоду. Потом случилась эпидемия, ты обратился в тварь, но это не существенно, Прохор. Тогда это даже приветствовалось. Я никому не расскажу о твоих играх с законом на том этапе жизни. И спустя пять лет ты снова объявился, но теперь уже в образе ученого. Весьма неплохого, я бы сказал. Вероятно, у тебя были хорошие учителя, но о том мои источники не упомянули. Да оно и не нужно. Я сам узнаю все из первых уст, так сказать. Поведай мне, Прохор, как ты умудрился, живя в клоаке и имея чудовищную наследственность, сделать такие потрясающие открытия? Говори, не стесняйся.»

Женька, широко распахнув глаза, слушал откровения господина Бражникова, и не верил ни одному его слову. Источники, к которым обращался Игнат, безбожно наврали ему, выставив его Тихона в таком неприглядном свете. С его наследственностью было все в порядке, а его матушка была уважаемой женщиной, доброй и порядочной. Не говоря уже об отце, талантливом враче и удачливом бизнесмене. Тихон молча сжимал кулаки за спиной и никак не реагировал на невнятные инсинуации. Все же он добровольно натянул на себя отвратительную личину маргинала Моськина и создал ему имя.

Игнат оказался на редкость терпеливым и, полюбовавшись на молчаливого собеседника в ожидании ответа, запел снова.

«Ну что ж, это твое право, Моськин. Сейчас ты молод и силен, но придет время, когда ты будешь остро нуждаться в верных друзьях, теплом доме и стабильном доходе. Сейчас ты живешь, где придется, питаясь самым дешевым концентратом. Если ты сломишь свое непонятное мне упрямство, я дам тебе все, чего ты лишен, и немного больше. Ты сможешь носить настоящие вещи из натуральных материалов и есть вкуснейшую пищу, о существовании которой даже не догадываешься. И законники никогда не встанут на твоем пути. Подумай. Взамен этих преференций я предлагаю помочь мне, обнародовать свои разработки и перестать валять дурака.»

Игнат медленно подошел к Тихону и осторожно провел раскрытой ладонью по оборванным тряпкам, выполняющим роль одежды упрямого ученого. Тихон ощутимо напрягся, интуитивно отступив назад, а Бражников, не обращая внимания на столь красноречивую реакцию, так же не торопясь, стянул с головы молчаливого собеседника непроницаемый мешок.

«Ты очень изменился за годы скитаний, — задумчиво пробормотал Игнат, вглядываясь в тонкие красивые черты, — подростком ты был весьма посредственен. Видишь, мне даже не пришлось покидать эти стены, чтобы разузнать о тебе все, что необходимо, Прохор Степанович Моськин. Иди, подумай над моим предложением.»

Место, где предлагалось господину Моськину обдумывать выгодные предложения, выглядело карцером, да по сути и было им. За все время аудиенции, господин Бражников ни разу даже не взглянул в сторону верного спутника гениального маргинала, поскольку считал, что отлично разбирается в людях. Невзрачный Женька не вызвал у Игната никаких эмоций и был включен им в ряды туповатого Тараса, безымянного подельника и иже с ними. Поэтому и в подземелье Женька отправился вместе с Тихоном, чему тот не переставал радоваться до тех пор, пока за ними не захлопнулась железная дверь.

«Что дальше? — прохрипел Тихон, когда за дверью стихли шаги их тюремщиков, — давай, Женька, сыпь идеями. Мои мозги отказываются рождать умные мысли. И любые другие тоже.»

Женька присел на ледяной цементный пол и, косясь на приятеля, едва слышно пробормотал:

«Зато теперь я знаю, кто ты такой, Прохор Степанович. А кстати, почему ты остановился именно на этом невзрачном типе? Что мешало тебе подыскать более приличный прообраз?»

«Я и сам не знал, кто он такой, — просто отозвался Тихон, опуская голову, — по криминальным сводкам он не проходил, коммуналку не задерживал, я посчитал, что этого достаточно. К тому же, выбор у меня был не слишком большой. Моськин хотя бы был тощим и белобрысым, поэтому у много значимого Игната и не вызвал много сомнений. Хрен с ним, Женька. Что будем дальше делать мы? Как нам выбраться из этого мешка?»

Женькины дальнейшие планы оставались туманными. Он не имел представления о запасах терпения и выдержки всемогущего воротилы, поэтому о сроках их пребывания в застенках не предполагал даже вариантов. Последний же вопрос и вовсе повис в воздухе. Судя по внушительного вида помещению, а также предпринятым по пути мерам предосторожности, бункер охранялся ревностно и шансов на побег не оставлял.

«Развязать тебе руки, Тихон? — озвучил Женька самое очевидное и решаемое, — или ты так и будешь сохранять гордую неприкосновенность?»

Тихон негромко усмехнулся и неловко протянул из-за спины покрасневшие кисти стянутых рук. Женька принялся колдовать над замысловатым узлом, почему-то припоминая странную гибель деревенского бандюгана, угрожавшего ему ножом и требующего расплаты. Тихон терпеливо ждал, сохраняя полную неподвижность.

«Как ты думаешь, куда делась Соня? — вне всякой связи с происходящим пробормотал Тихон, когда его запястья оказались на свободе, — это же дочка Игната, помнишь? Кстати, было странно увидеть ее снова с тобой там, на склоне. Где ты с ней пересекся?»

Обстоятельства встречи с невнятной девчонкой вновь вернули Женьке депрессивное настроение. Он отчетливо увидел перед собой страшный могильный холм и недовольно поморщился.

«Я не знаю, откуда она всегда берется, и, если честно, не сильно удивлюсь, если завтра утром ее заторможенная мордочка будет маячить прямо здесь,» — проговорил он и закрыл тему.

Глава 51.

Вопреки Женькиным ожиданиям, ни назавтра, ни через день Сонина рожица так нигде и не появилась, так же как не появились наши строгие тюремщики, стремящиеся узнать вердикт капризного ученого. Трое суток мы с Женькой проторчали в полной изоляции от внешнего мира, обходясь короткими фразами, не содержащими никакой смысловой нагрузки. Мы оба опасались вести задушевные беседы, помня о всемогуществе господина Бражникова и его неумеренном любопытстве. Женьке казалось, что в подобном молчании прошла целая вечность, и от тоски он то и дело принимался нарезать круги по нашей неуютной келье. Мне не было нужды расспрашивать Женьку о его соображениях, поскольку я всегда мог узнать новости из первоисточника. Однако, даже сходя с ума от неизвестности, я ограничивал себя в подобных фокусах. После того несанкционированного проникновения в Женькино сознание, у меня больше не возникало желания копаться в его чересчур откровенных мыслях, от которых становилось неловко. Ожидая моего ответа, господин бизнесмен видно решил создать мне самые жесткие условия, после пребывания в которых мое решение станет очевидным. На четвертые сутки от голода перед моими глазами плясали разноцветные пятна, а тело отказывалось выполнять самые необходимые команды. В нашем милом закутке не предполагалось так же наличия самых элементарных удобств в виде какой-нибудь раковины с холодной водой и подобия сортира. Впрочем, последняя примета цивилизации вряд ли пригодилась бы нам, учитывая щедрость господина тюремщика. Мне нестерпимо хотелось пить, а за горсть концентрата я продал бы душу, однако врожденная гордость не позволяла мне идти на уступки. Неделю спустя Женька предпочел не подниматься с ледяного пола, продолжая безвольно валяться у стены, и я с тревогой заметил в нем первые признаки обезвоживания. Его речь стала невнятной, а дыхание едва протискивалось сквозь плотно сомкнутые посиневшие губы.

Вскочив на ноги, я решительно заколотил в массивную железную дверь, призывая своих тюремщиков.

«Откройте! Я согласен!»

Словно по волшебству, тяжелая дверь распахнулась, и на моем пороге появились безликие серые фигуры, в сопровождении которых мне предлагалось покинуть стены темницы. Женька, шатаясь и вздыхая, плелся сбоку, останавливаясь каждые несколько метров и переводя дыхание. Пока мы поднимались по полутемной лестнице, нам на глаза попалось несколько хитрых приспособлений, снабжающих обитателей огромного здания чистой питьевой водой. Я внимательно следил за тем, чтобы Женька не воспользовался этими благами цивилизации, и некоторое время у меня получалось сдерживать его порывы. Однако возле одного устройства я отвлекся и спустя минуту расслышал характерные звуки. Несчастный брат наглотался воды и теперь его выворачивало наизнанку. Наши сопровождающие в замешательстве замерли, не зная, что предпринять, а я, движимый неведомым инстинктом, просто обхватил извивающегося Женьку сильными руками, от волнения не придумав другого способа экстренной помощи. Женька, изрыгнув незначительную порцию воды, безвольно повис в моих руках, восстанавливая дыхание. Мне были необходимы соответствующие компоненты, чтобы составить для Женьки грамотное лекарство, но все, что я мог сделать прямо сейчас, было моими попытками не позволить ему свалиться на пол, в лужу собственной блевотины. Мой невоздержанный приятель некоторое время поболтался в ласковых объятиях, после чего уверенно вывернулся и с непониманием уставился на меня.

«Отпусти меня, Прохор, — вполне разборчиво изрек он, — дальше я сам.»

Его молниеносное восстановление из умирающих немного смутило меня, но я, не придав этому большого значения, нехотя выпустил Женьку на волю и продолжил путь.

Могущественный Игнат ждал меня в своем кабинете, вальяжно развалившись в своем дорогущем кресле. Увидев его тщедушную тушку, старательно демонстрирующую вселенское превосходство, я не сдержал усмешки. Перед моими глазами возник Фил, встречающий меня в моей потусторонней резиденции. Вот в ком действительно жило врожденное могущество и самодостаточность. Даже за гранью Фил умудрялся сохранять достоинство, не прилагая к этому никаких усилий. Игнат, уловив оттенки моего настроения, разом подобрался и, натянув на рожу гневливое выражение, сухо бросил:

«Итак, что ты надумал, Великий Прохор?»

Его интонация немного не дотягивала до того эффекта, на который была рассчитана, но я был невзыскателен. Согласно кивнув в такт его издевкам, я смиренно озвучил свое видение ситуации.

«Я согласен, Игнат. Но у меня есть несколько условий, обязательных к исполнению. — я тоже мог быть резким, и господин Бражников это отчетливо уловил. — вы не при каких обстоятельствах не должны отыгрываться на Евгении и манипулировать мной, используя этого человека. Он не имеет никакого отношения ни к науке, ни ко мне. Если подобное повториться хотя бы однажды, я разрываю с вами все договоры. Это первое условие. И еще. Мне должны быть доступны возможности свободного перемещения в пределах города, без каких-либо ограничений. Если я почувствую за собой слежку, контроль или что-то подобное, я так же отказываюсь от любых совместных проектов. Я не преступник, чтобы меня содержали в клетке. Это все.»

Выслушав мои невнятные тезисы, Бражников от души заржал, хлопая себя по коленкам и утирая слезы счастья. У меня не было времени подготовить что-то более внушительное, однако эти пункты я считал основными и отступать от них не желал.

«Так и быть, — наигранно важно проговорил Игнат, — добрый дядюшка Гудвин принимает твои условия, железный идиот! Возвращайся с миром и к завтрашнему утру готовься к великим свершениям!»

«Что за странные условия, Тиша? — проговорил Женька едва мы оказались в обещанных Игнатом апартаментах, — мне казалось, Бражников и не заметил моего присутствия. Да и с чего он бы манипулировал тобой, используя меня? Ты мог бы попросить вечную молодость, власть над миром и кусочек торта, по-моему, Игнат согласился бы и на это.»

Условия были вполне обычными. При всей своей самоуверенности и мега возможностях господин Бражников не остановиться ни перед чем, с носорожьей грацией ломясь к выбранной цели. Даже сейчас я сомневался в его искренности. А что касается вечной молодости, то я охотно бы поменял свою на возможность состариться и умереть за пару месяцев.

На следующее утро я, как и обещал, появился на пороге величественного кабинета, свершать великие дела. Бражников, не здороваясь, потянул меня по широкому коридору, знакомя с территорией. Те секретные лаборатории, что взлетели на воздух моими стараниями, как выяснилось, давно требовали реконструкции, и я своими действиями только ускорил процесс. Единственно, чем остался недоволен Игнат, была необходимость вкладываться в ремонт поврежденных установок. Но и в том прагматичный босс сумел отыскать свои плюсы.

«Я усовершенствовал коробки, — доверительно прижимаясь ко мне, поведал большой босс. Он с радостью отечески приобнял бы меня за плечи, но, к сожалению, при его росте он мог бы только обхватить меня за пояс, чего я, разумеется, ему не позволил. — теперь радиус их воздействия увеличен, а мощность раздачи препарата превышает прежние показатели в пять раз. Ваша задача, Прохор, в свою очередь, усовершенствовать вашу формулу и направить ее воздействие на неокрепшие умы сограждан. Дурак Мартын думал, что таким образом у соотечественников вырабатывается иммунитет к пагубному вирусу. Но в чем-то он, действительно, прав. Дикое создание не сможет стать еще более диким, вы согласны со мной, Моськин?»

Я не был согласен с Игнатом, но мне нужно было время для обдумывания ситуации. В конце концов, мелькнула малодушная мысль, в целом мире у меня нет никого, ради кого я бы бодался с одержимым фанатиком. Никого, кроме Женьки, но ему я выговорил относительно безопасные преференции.

Через здание Центра была проложена секретная тропа, прямиком ведущая к первой секретной лаборатории, в которой отныне предписывалось трудиться мне. Теперь вместо одинокой кельи с ведущей коробкой нашему взору были представлены несколько помещений, усовершенствованных по последнему слову техники. А именно до краев уставленных прозрачными стеллажами с множеством пузырьков. В них, как я понял, хранились те самые ингредиенты, сочетание которых мне предлагалось совершенствовать. Прошлым вечером мы с Женькой немного поболтали о развитии образования и общем уровне науки и пришли к выводу, что граждане и без чарующей установки скоро сравняются в развитии с первобытными людьми. Интеллектуальные показатели взрослого развитого индивидуума в этом временном отрезке могли поспорить с умственным развитием семиклассника моего времени. Неудивительно, что я, со своим полученным в начале века высшим медицинским образованием, считался сейчас многогранным гением.

«Приступайте, Моськин — вернул меня к реальности Бражников, — от ваших стараний и результатов зависит ваше благополучие.»

Я согласно кивнул и приступил к обязанностям, в этот раз решив все сделать так, как надо.

«Пусть подавятся, — озлобленно думал я, смешивая препараты, — на кой черт Бражникову приспичило возиться с сонмищем неадекватных тел, способных только глупо щерится в ответ на любые фразы? Он просил результатов, будут ему результаты, пусть потом не обижается!»

Мои секретные разработки по изготовлению нового состава заняли у меня считанные минуты, однако я не спешил запускать установку, все еще отыскивая в себе остатки гуманизма. Мир катился в ад и без нашего вмешательства. Сейчас никто не зарабатывал деньги привычным способом, производя, торгуя, предоставляя услуги. Сейчас граждане начинали свой день с очередей за концентрированным порошком, стекаясь за ним в центры выдачи, после чего расползались по норам, жрать добычу и ждать следующего похода за жрачкой. За какие-то полгода люди превратились в зомби по доброй воле, и я не мог их за то винить. Отряды охранения свято охраняли неизвестно кого от любых посягательств на проявление активности и самостоятельности. Эпидемия закончилась, а коллективное безумие только набирало обороты. Возможно от наших экспериментов появиться какой-нибудь практический толк.

Проводя в лаборатории весь световой день, я без проблем добирался до апартаментов и обнаруживал там живого и невредимого Женьку. Ему, как обычно, места в секретных подвалах не нашлось, и он привычно просиживал в полной прострации целые дни.

«Как работа, Прохор?» — равнодушно протянул он, избегая моего прямого внимания. Мои ответы не сильно интересовали его, и мне было понятно, что он не одобряет моего выбора. Игнат не обманул нас, ежедневно снабжая нормальными продуктами питания, о которых мы оба уже успели забыть. Вместо моих оборванных тряпок на мне красовался темно-синий деловой костюм, сшитый из добротной шерстяной ткани с малой долей синтетики. Что-то подобное я носил, работая в «РусФарме» жизнь назад. Женьке достались красивые строгие брюки и темная рубашка, которые ему бесконечно нравились. Похоже, это было единственное, вызвавшее симпатию в правильном Женьке. Однажды он не выдержал и гневно прошипел мне:

«Лучше бы мы скитались по полям, Тиша, подыхая от голода, чем заниматься тем, чем мы занимаемся!»

Мне откровенно надоели его кривляния, и я, тоже не удержав эмоции, отозвался, составив ответ из непечатных фраз:

«Ты ничем не занимаешься, любезный! Твоя совесть должна оставаться девственно чистой! И потом, тебе никто не запрещает снова скитаться по полям,» — неосторожно добавил я, обрывая разговор.

Я был уверен, что щепетильный приятель покинет меня в тот же вечер, однако прошел день, за ним еще, а мой Женька продолжал сидеть в комнате, разглядывая из окна красивые виды.

«Я уйду, Тихон, — сказал он, когда наш последний разговор надежно растворился в моей памяти. — я больше не могу потворствовать преступлениям. То, что делаешь ТЫ, недопустимо, Тиша.»

К слову, я ничего не делал. Больше ничего. Установка исправно гудела, раздавая содержимое контейнеров на бесконечное количество километров, я следил за ее работой, а Игнат, время от времени навещавший меня, рассказывал мне новости.

«Прохор! — то и дело восклицал он, прерывая поток пугающих фактов, — я не минуты не жалею, что включил тебя в штат. Ты гений, дружище, настоящий гений. Ты заслуживаешь всего самого лучшего, что в моих возможностях тебе предоставить. Показатели грамотности населения снизились почти на пятьдесят процентов, а знание точных наук свелось к нулю. Это прорыв, Прохор!»

Последние данные вызвали у меня оторопь. Мне было непонятно, что именно вызывает у Бражникова такие неподдельные восторги.

«Да как же ты не понимаешь? — сокрушался он, — я скоро смогу управлять этим быдлом, не ведая преград. Что может быть податливее тупого стада, Прохор? Только еще более тупое стадо. Это же незаменимые исполнители чужой воли, они не станут выяснять причины и копаться в морали. Я сказал — они сделали. Это ли не прекрасно?!»

От подобных откровений я похолодел, только что осознав, что натворил. В моих обновленных препаратах не было значительных изменений. Я для вида поковырялся в разноцветных порошках, запустив практически идентичные по своему составу снадобья, искренне рассчитывая, что дело ограничится бессмысленными улыбками граждан и всплеском неконтролируемых эмоций, чаще положительных. Но то ли мощность установки повлияла на результат, то ли исходный материал для исследований претерпел изменения, но итог получился откровенно пугающим. Мы с Женькой жили в Центре уже больше двух месяцев, и за это короткое время данные, озвучиваемые Бражниковым, стремительно неслись к образовательному вакууму среди населения. Народ тупел, а негодяй Игнат уже не таясь, делился со мной планами по переустройству мира. Я несколько раз пытался внести изменения в уже существующие формулы, снижая долю активных компонентов, однако все, что я делал, только рождало эйфорию у Игната, выдавая устрашающие данные. В конце концов, наплевав на корпоративную этику и подписанные соглашения, я запустил через установку обычные витамины, совершенно безвредные и в какой-то степени, приносящие пользу. В таком режиме установка молотила неделю, возвращая к разумной жизни мирных обывателей. Так думал я, с тревогой ожидая поступления новых данных. Когда в самом конце трудовой недели ко мне ворвался Игнат, я приготовился к раздаче слонов и даже прорепетировал про себя ответную речь, однако, судя по всему, Игнат обнаружил для себя новые поводы для радости.

«Довольно, Прохор! — провозгласил он, — я добился потрясающих показателей. За последние три дня горожане потеряли способность к аналитическому мышлению, сохраняя в себе навыки подчиняться приказам из вне. Их эмоциональный порог равен нулю, а значит, приказы не вызовут у них волну недовольства. Сделаем перерыв, дружище. Пусть чудо-техника отдохнет!»

Я послушно вырубил гудящее чудовище и растянулся в кресле, предвкушая заслуженный отдых. Сегодня я обрадую не в меру чувствительного Женьку, погасив, наконец, в его измученной сомнениями душе, оправданные тревоги. Так думал я, поднимаясь по длинной лестнице в наши апартаменты.

«Все кончено, Женя! — торжественно изрек я, появляясь в дверях, — ты можешь теперь спокойно выдохнуть!»

Однако радостные вести остались за гранью понимания моего эмоционального друга, поскольку комната была пуста.

Глава 52.

Игры, затеянные Бражниковым и легко подхваченные Тихоном, вызвали в Женьке волну негодования. Правда, поначалу эта волна не торопилась топить в своих потоках честную душу Варвара. Он откровенно наслаждался предоставленными Игнатом нормальными человеческими условиями житья, которые искренне считал для себя уже недоступными. Вкусная еда, красивая целая одежда и чистая постель вызывали у Женьки настоящий восторг, которым он не уставал делиться с занятым другом. Тот, в свою очередь доносил до сознания приятеля итоги начавшейся работы над новыми установками. В первые дни Женьке был не до конца ясен весь глубинный смысл этой суперсекретной работы, и он даже немного гордился своим талантливым братом. Однако со временем до него стала доходить опасная составляющая проводимых экспериментов, а когда Тихон неосторожно пересказал содержание одного из отчетов господина Бражникова, Женька испугался.

«Неугомонный Тихон снова взялся за свое, — вертелась неотвязная мысль, — в этот раз его амбиции превысили все допустимые пределы, и этот Бражников еще! Мало ему могущества!»

Добираться до сознания упрямого брата и взывать его к идеям гуманистических ценностей Женька не рисковал, поскольку даже не представлял себе какими словами доносить до ученого осла прописные истины. Женька снова чувствовал себя неловко в компании одержимых фанатиков, как про себя он называл Бражникова и Моськина. В какой-то момент мысль о собственной причастности к творившимся противоправным деяниям перевесила здравый смысл, и Женька покинул Центр. Варвар все еще очень отдаленно представлял себе степень разрушительной мощи секретной установки, поэтому сомневался в правильности своего выбора, однако присутствие во всем этом господина бизнесмена, делало всю задумку в целом априори преступной.

Его никто не останавливал, не спрашивал о цели появления в длинных коридорах, не просил предъявить метрические данные. Женька без проблем вышел на улицу и с наслаждением вдохнул свежий осенний воздух. Подаренная Игнатом рубашка и красивые брюки мало спасали Женьку от резко наступивших осенних холодов, однако возвращаться обратно тоже не возникало желания. Улицы были пусты и безмолвны, но это обстоятельство нисколько не удивило Женьку. Те два месяца, просиженные под светлыми сводами теплой горницы, он только и делал, что пялился на улицу, разглядывая окрестности. Самое оживленное время, по его наблюдениям, приходилось на раннее утро, когда многочисленные граждане сосредоточенно двигались в сторону Центров выдачи концентрата. К обеду оживление сходило на нет, и улицы погружались в дремоту. Вечерами никто не появлялся на улицах, кроме, пожалуй, бойцов охраны. И Женька немало удивился, когда, пройдя пару кварталов, наткнулся на одинокого прохожего, сосредоточенно и торопливо двигающегося по своим делам. Женька настолько соскучился по простому человеческому общению, что не удержался и окликнул незнакомца.

«Здорово, приятель!»

Однако фигурка не остановилась, не подняла голову и не поинтересовалась поводом чужого интереса. Она как ни в чем не бывало прошмыгнула мимо, оставив обескураженного Женьку без дружеской беседы.

Побродив по перекресткам, Женька откровенно заскучал. Его скоропалительные намерения в твердом и безоговорочном бегстве из преступного Центра, теперь казались ему глупыми и надуманными.

«Может, вернуться?» — мелькнуло в голове, запустив новую программу. Женьке отчетливо представились уютные картины вечерних разговоров с Тихоном, сытный ужин, нормальные условия и, грустно вздохнув, Женька повернул обратно. Правда уютные разговоры последнее время сводились к кратким переругиваниям и почти взаимным оскорблениям, но эту нервозность Женька списывал на напряженный график и небывалую ответственность, возложенную на плечи брата. Картины ужина укрепили Женькину решимость, и он прибавил шаг, желая до темноты попасть в апартаменты. По дороге его обогнали несколько человек, в которых Женька с удивлением узнал обычных прохожих. Не бойцов охранения, не представителей патрульных служб, а обычных граждан, спешащих по неотложным делам. Эти картины напомнили Женьке то давнее время, когда горожане, закончив работу в офисах и предприятиях, наполняли вечерние московские улицы, обсуждая по телефону планы на вечер. Прохожие, встретившиеся Женьке сейчас, планы не обсуждали, по телефону не говорили, да и не было похоже, чтобы они только что покинули свои рабочие места. Их появление пробудило в Женьке любопытство, и он, от нечего делать, решил проследить за поздними гуляками. Держась на безопасном расстоянии, Варвар неслышно двигался по следам и невольно прислушивался к возможному разговору. Однако, как бы Женька не напрягал свой обостренный слух, до него не доносилось ни звука. Фигур было несколько, все они придерживались одного направления, но упрямо хранили гробовое молчание. Свернув в переулок, Женька увидел еще несколько прохожих, уверенно приближающихся к тем, первым. Когда молчаливая группа добавила в свой состав еще пяток участников, Женька ощутил беспокойство. Сейчас это была уже маленькая толпа, двигающаяся по вполне определенному маршруту. Люди шли медленно, словно поджидая остальных, но в их движениях не было прогулочной расслабленности, в каждом жесте Женька видел напряжение и волю. Постепенно к ним стали стекаться прохожие, появляющиеся из самых неожиданных мест. Люди выходили из подъездов домов, выныривали из подворотен, просто возникали из ниоткуда. И текли в одном направлении. Такие организованные шествия Женька видел лет пятьдесят назад, когда в его городе устраивались стихийные митинги в поддержку чего-нибудь или по случаю протеста. Но тогда толпа шумела, выкрикивая соответствующие лозунги, и было понятно, по какому поводу случилось мероприятие. Сейчас Женька терялся в определениях, поскольку ему было откровенно страшно находиться среди фатально молчащей бескрайней толпы людей. Людской поток подхватил его и понес с собой, лишая возможности незаметно выскользнуть и вернуться к своим делам. Впрочем, Женька хотел вернуться в Центр, и толпа принесла его к самому входу в высокое серое здание. От удивления Женька охнул, не успев даже предположить, что понадобилось такому количеству народа в обычном исследовательском центре. Он ожидал, что люди, потусив возле закрытых дверей, разбредутся восвояси, поскольку просто так проникнуть в здание не представлялось возможным. Но Женькины ожидания не оправдались. Толпа, не замедляя шаг, втекла в неожиданно распахнувшиеся двери и двинулась дальше, заполняя собой широкие коридоры Центра. Здание было огромным, а цели толпы могли варьироваться от самых невероятных, до самых очевидных, однако все возможные варианты тоже оказались не угаданы совершенно растерявшимся Женькой. Его последнее предположение касалось массового движения во славу обновленного состава концентрата, стремительно теряющего свои вкусовые качества. Однажды народ уже возмущался чем-то подобным, но до организованных шествий не доходил. Толпа поднималась по ступеням, минуя длинные коридоры, пока наконец перед ней не замаячили своды знакомого Женьке крыла, где обитал могущественный Игнат Бражников. Не доходя до святая святых пару метров, толпа резко замерла в ожидании. Женька покосился на стоящих рядом обывателей и вздрогнул от необычности картины. Глаза ходоков тускло мерцали в сумерках здания, не выражая ни единой мысли. Все, кто находился рядом, просто тупо сверлили пространство перед собой, и на все Женькины попытки привлечь к себе хоть чье-то внимание, отвечали знакомой отрешенностью. Женька ужом проскользнул мимо застывших фигур, и, оказавшись в коридоре, рванул в сторону апартаментов. В то, что толпа ринется за ним, Женька не верил, и без проблем добрался до двери их с Тихоном кельи. Ученый брат был дома, он привычно перечитывал возвращенные ему записи, делая на полях новые пометки. На Женькино появление Тихон отреагировал весьма равнодушно, хотя и поинтересовался для приличия:

«Гулял, Женя?»

Женька изумленно таращился на приятеля, усиленно соображая, насколько не осведомлен его брат о текущих событиях. Оказалось, что намного. Тихон был вообще не в курсе того, что творилось в это время в коридорах Центра.

«Какие люди, Женя? — переспросил он, поднимаясь на ноги, — на сегодня все аудиенции закончены. Игнат никого не принимает.»

«Тиша, там не люди, там толпы людей. Странно, что ты не слышал, как они поднимались по ступенькам, — прошептал Женька, в панике оглядываясь на дверь. — я не спрашивал тебя, над чем конкретно вы работаете с Игнатом, но может, этот ажиотаж вызван как-то вашей деятельностью?»

«Возможно, — пугающе размеренно протянул Тихон и выглянул в коридор., - сиди тут, Женя. Не ходи за мной!»

Тихон выскользнул за дверь, а Женька последовал за ним. Ему до одури хотелось выяснить, что задумали все эти люди и почему решили навестить сотрудников центра на ночь глядя. Тихон торопливо шел мимо кабинетов, лабораторий и других важных помещений, стремясь попасть к Игнату. И по тому, как суетливо выглядели его движения, Женька догадался, что дело дрянь и Тихон заигрался. В коридорах царила оглушающая тишина, и на какой-то момент пришла обнадеживающая мысль, что граждане разошлись по домам, поняв неуместность своего позднего визита. Но граждане не разошлись. Женьке показалось, что их стало еще больше, хотя, конечно, это было далеко не так. На появление Тихона толпа не среагировала, и тому удалось прошмыгнуть к важному и значимому.

«Игнат, что происходит? — донесся до слуха Варвара обеспокоенный голос брата, — ты позвал всех этих людей?»

«Это мой эксперимент, Проша, — доверительно поведал благодушно настроенный босс, а Женька вздрогнул. Идеи любых экспериментов с давних пор вызывали в нем неприятие, не стали исключением и эксперименты Игната. — препарат работает, Прохор! Я не звал их в прямом смысле. Я приказал им, и они пришли. А сейчас я прикажу им уйти, и они уйдут. Выйди, полюбуйся, Проша!»

Женька едва успел шмыгнуть за угол, когда дверь важного кабинета медленно приоткрылась, и на пороге застыл Тихон в ожидании демонстрации могущества. Игнат, видимо, продолжал сидеть в своем кресле и на глаза не показывался, однако люди, стоящие на ступеньках, в пролетах и коридорах, медленно всколыхнулись, и, развернувшись, поплыли обратно, бесшумно и размеренно. Спустя несколько минут коридоры опустели, а Тихон, не желая обсуждать с Игнатом увиденное, направился к себе. Женька привычно скользнул следом, тоже не желая анализировать ситуацию. С него было достаточно того, что он уже видел. Добравшись до знакомой двери и не обнаружив там Женьку, Тихон резко дернулся, разворачиваясь, и наткнулся на любознательного брата, стоящего в паре шагов.

«Я приказал тебе сидеть тут! — прошипел он, вталкивая Женьку обратно в комнату, — какого черта ты поволокся за мной?!»

«Что вы затеяли? — вместо ответа, пробормотал Женька, — Тихон, это не игрушки. О каком препарате говорил Игнат?»

Но Тихон решил не афишировать и без того слитую информацию, устало опустившись в кресло. Он закрыл руками побледневшее лицо и размеренно закачался из стороны в сторону.

«Я был уверен, что у меня ничего не выйдет, — едва слышно прошептал он, продолжая прятаться за раскрытыми ладонями, — я ничего не изменял в своих формулах. Видно дело не в них. Установка стала мощнее, а значит ее эффективность возросла в разы. Все дело в ней. Но как остановить все это? Женя, я не знаю, как это остановить. Игнат одержим, и взывать к его добросердечности, мягкости и участию не имеет смысла. И ничего не имеет смысла. Женя, помоги мне… Зачем я вообще согласился на все это? Впрочем, вероятно и без моего участия все получилось бы. Возможно не так быстро, но зная формулу…»

Тихон бормотал что-то еще, но Женька больше не слушал его. Одно ему было понятно и без объяснений — его Тихон по уши в приключениях и его нужно спасать.

Глава 53.

Убедившись в совершенном успехе задуманного мероприятия, Игнат Бражников ежесекундно требовал от меня отчеты о работе установки.

«Не прекращай работу, Прохор, мы на пороге великих открытий, дружище! — лил он в мои мозги новые указания, — пересмотри дозировку, Проша, нам нужен гарантированный результат!»

Я очень смутно представлял, как господин вседержитель сможет воспользоваться состоявшимся открытием. В его ведении находились все действующие концерны по производству пищевого концентрата, а также Бражникову принадлежали несколько перерабатывающих предприятий, обеспечивающих население унылыми синтетическими тряпками, состряпанными из отходов. Больше в стране не производилось ничего, что могло бы поддержать подыхающую экономику. Игнат трескался по швам от достатка и благополучия, и требовал добавки в виде мирового господства. Мне было интересно, в какой момент спецслужбы заинтересуются его нововведениями. На мой взгляд, трудно проигнорировать толпы скитающихся по городу обывателей, учитывая повсеместный жесткий контроль за всем живым и мертвым. Однако службы безмолвствовали, позволяя Игнату собирать под крыльцом стаи лишенных разума граждан. А еще мне было страшно. Так далеко в своих опытах я не заходил еще ни разу. Сейчас от моих препаратов было совсем мало толку. Я уже несколько дней не пополнял контейнеры, заставляя вхолостую напрягаться баснословно дорогое устройство. Параллельно с этим я пытался разработать противоядие, возвращающее гражданам здравый смысл. Игнату было разумеется, невдомек, над чем действительно трудится его единственный и незаменимый сотрудник. Во избежание утечки информации, Бражников разогнал весь свой штат, оставив в огромном здании нас троих. Думаю, Игнат с удовольствием выгнал бы и моего Женьку, однако остатки порядочности заставляли его придерживаться данных обещаний.

Женька мало разговаривал со мной, превратившись в безмолвную куклу, часами просиживающую у окна. Я запретил ему покидать пределы Центра, не рассказывая в деталях о причинах запрета. Думаю, Женька и сам догадывался о масштабах трагедии, поскольку в один из наиболее молчаливых вечеров, он, не отрываясь от созерцания однообразных картин за окном, весьма равнодушно произнес:

«Мне интересно, Тихон, для чего Игнату такая уйма народу? Что он собирается вообще делать со всем этим?»

Я неопределенно хмыкнул, надеясь, что очень скоро игры господина Игната сойдут на нет. Мое противоядие было почти готово, мне оставалось провести с ним заключительную стадию тестирования. О том я не рассказывал даже Женьке, опасаясь неудачи.

«Тихон, эти люди для чего-то движутся в сторону Центра. Игнат соскучился по коллективу? Не мог бы ты узнать у него, просто, на всякий случай?»

Тут до меня стал доходить смысл Женькиных пассажей. Я оторвался от своих записей и тоже подошел к окну. На нас катилось людское море, огромное и безмолвное. Я и предположить не мог, что в городе 22 обитает столько жителей. Вся серая масса двигалась размеренно, степенно, будто, видя перед собой определенную цель. Я подумал, что Бражников, оттачивая мастерство, значительно расширил сферы своего влияния над безликой толпой. Во всяком случае, он знает, что делает, мелькнула следующая мысль и была тут же прервана нетерпеливым стуком в дверь. Кроме нас троих в здании не было никого, и я равнодушно отозвался: «Входи, Игнат. Ты делаешь успехи, посмотри, сколько народу пришло навестить тебя. Для чего ты их собрал в этот раз, а, Игнат?»

Ответ Игната мне очень не понравился. А еще больше не понравилась та интонация, которую он выбрал для этого самого ответа.

«Я не звал их, Прохор, — растерянно прошептал великий и могучий, с надеждой глядя на нас обоих, — я ничего им не приказывал и думал, возможно ты…»

Мне тоже было без надобности общество жителей города 22, и глядя на растерявшегося Игната, я почувствовал неуверенность. Толпа продолжала наседать, множиться и скоро ее серые контуры полностью заняли все открытое пространство перед воротами научного Центра.

«Иди, Игнат, выясни, что им надо», — пробормотал я, невежливо выставляя могущественного босса за дверь. На прошлой неделе подобное обращение с господином Бражниковым могло стоить мне свободы, здоровья, а возможно, жизни. Однако сегодня он безропотно подчинился и весьма бодро зашагал вниз по ступенькам. Женька только хлопал глазами, не находя подходящих слов для комментариев. Я рванул следом за Бражниковым, только не к входным дверям, а в застенки лаборатории. Возможно, отключив установку, я смогу сдержать настойчивые порывы граждан и разгоню их по домам? Женька увязался следом, стараясь ничем не выдать нарастающего волнения. Я по его роже мог понять, что в происходящем он тоже не видит ничего положительного, поэтому время от времени приободрял его ничего не значащими фразами.

«Это рабочие моменты, Женя. Все дело в установке»

Женька ничего не понимал, но умно кивал, соглашаясь. Как выяснилось, установка здесь была не при чем. Ее гудение прекратилось, а безликая серая масса продолжала клубиться возле дверей. Ее пока сдерживали тяжелые стеклянные створки, однако я не думаю, что это совсем смогло бы остановить колышущееся море. Глядя через прозрачные двери на отрешенные погасшие лица визитеров, я ловил себя на мысли, что если бы все они орали, бесновались и били стекла, то не вызывали бы столько потустороннего ужаса, сколько рождали теперь своим безмолвием. Игнат растерянно оглянулся на меня и запоздало приказал выключить установку.

«Может быть какое-нибудь новое снадобье заставит их разойтись?» — наудачу пробормотал он, понимая, что говорит ерунду.

«На это нет времени, Игнат, — отозвался я, — лучше скажи, как нам выбраться отсюда, пока все они не сорвали с петель двери и не проникли на территорию?»

Игнат покачал головой. Из огромного здания не было запасных путей. Оно строилось с учетом полного и безоговорочного доверия к гражданам и было рассчитано на вполне мирные задачи. К тому же зашуганные жители никогда не проявляли агрессии, а дикие боялись столь открыто выражать протесты и недовольства. Пока мы обсуждали пустые цели, толпа зашевелилась, и немного приблизилась к дверям. Теперь нас разделяло только толстое пуленепробиваемое стекло, и это была не слишком прочная преграда.

«Уходим,» — наконец отмер Игнат и поволок нас за собой.

Мы на некоторое время могли бы затеряться в бесконечных коридорах Центра и тем самым выбить себе незначительную отсрочку, но кардинально решить пугающую проблему мы не могли. Оставалась надежда на то, что толпа передумает и самостоятельно разбредется по домам. Место, куда привел нас Игнат, располагалось на самом последнем этаже здания и имело вид оружейной комнаты. Ее стены, пол, потолок были обиты каким-то чрезвычайно прочным материалом, а расставленные вдоль стен железные шкафы хранили в себе неслабые запасы оружия.

«Это не поможет, — пискнул Женька, — их слишком много, и к тому же я не согласен стрелять в мирных жителей!»

«Это уже не мирные жители, — рявкнул Игнат, — это неуправляемая толпа зомби или как еще назвать это стадо?!»

«Ты сам его создал! — смело отозвался Женька, — тебе было мало твоего непомерного могущества, по твоему кивку решались важные вопросы, и где теперь твои подчиненные? Где прикормленные тобой силовые структуры?! Почему они не бросаются вытаскивать тебя из твоего же дерьма, наваленного просто от скуки?!»

Я с ужасом вслушивался в гневные Женькины фразы, понимая, что сейчас за него говорило отчаяние и злость за собственное бездействие. Однако Игнату некогда было разбираться в тонкостях Женькиной психологии. Он в целом все вопросы решал легко и беспроблемно. Поэтому внимательно выслушав нахального недомерка, он равнодушно вытащил из открытого шкафа какое-то мудреное оружие и, не задумываясь, всадил в чрезмерно активного оппонента пол-обоймы. Женька всхрапнул, дернулся и мешком рухнул на пол.

«Пойдем, Прохор! — как ни в чем не бывало заявил Бражников, отбрасывая ружье обратно в шкаф, — я не готов выслушивать в свой адрес обвинительные речи невнятного заморыша!»

И не дожидаясь моей реакции, решительно шагнул в коридор.

Все произошло настолько молниеносно, что, когда за Игнатом захлопнулась дверь, я все еще не до конца понял, что случилось на самом деле. Мой Женька, захлебываясь в последних усилиях, слабо шевельнулся и замер, изогнувшись в неудобной позе.

Не веря ничему из того, чему я только что стал свидетелем, я бездумно наклонился к скрюченному окровавленному телу и, осторожно приподняв его с пола, прижал к себе. Сейчас со мной не было моих снадобий, не было времени и возможности возвращать храброго дворняжку к жизни, поэтому я просто сидел, укачивая потяжелевшее тело в дрожащих руках. Женька обмяк, затихая, а я подумал, что вот именно сегодня все и закончится. К тому моменту, когда безмолвная толпа расправиться с нами, Женька будет уже мертв. Все к лучшему. Осталось просто немного подождать.

За стенами бронированной оружейной комнаты пока еще царила непроницаемая тишина, возможно по причине качественной звукоизоляции, а может быть из-за потрясающего умения Игната Бражникова ладить с людьми. Последняя мысль обозлила меня, прогнав по венам знакомые искры. Я уже знал, предвестником чего они становились и приложил все усилия погасить в себе нарастающую злобу. У меня еще будет время расправиться с негодяем, думал я, глядя как деревенеют родные черты, заостряясь и принимая обличие безжизненной маски. Мое бесполезное бдение погружало в состояние странной дремоты, не рождая никаких эмоций, и когда до меня донесся неясный шум, я списал его возникновение на выверты сонного подсознания. Сон прошел, а шум продолжал нарастать, принимая совсем уже настораживающие контуры. Среди размеренного грохота разрушения я не слышал ни одного звука обычной человеческой речи. Все, что свершалось в коридорах Центра, происходило под аккомпанемент гробового молчания. Невнятный шум постепенно сменялся глухим грохотом, звоном и лязгом, и я уже с нетерпением ожидал того момента, когда безмолвная толпа наконец доберется до моего непрочного укрытия и растерзает мою бесполезную тушку. Без всякого сомнения, я заслужил такой финал и сейчас отважно гнал от себя нарастающую панику. Когда грохот перестал быть глухим, а от его размеренной непрерывности содрогнулись стены оружейной комнаты, я расслышал едва различимое бормотание. Очевидно, толпа все же обменивалась между собой какими-то репликами, подумалось мне. Иначе, чем еще объяснить такую невероятную слаженность действий. Ну, возможно, действия были не такие уж и слаженные, но они были настойчивыми, потому что в какой-то момент дверь оружейной всхлипнула и исчезла, отброшенная чьим-то сильным ударом. На пороге возник высокий сильный мужик, наряженный в серый рабочий комбинезон и взирающий на мир безжизненными глазами. Я наконец дождался финала этой истории, но почему-то больше не ощущал в себе недавнего смирения. Мое тело вопило о спасении, а безвольно повисшее на моих руках тело дорогого друга требовало отмщения. Ворвавшийся мужик не проникся моим настроением и, безэмоционально вырвав из моих рук Женьку, швырнул его на пол, приготовившись разделаться и со мной. Я снова был готов продавать дорого свою жизнь, и когда знакомое пламя обожгло мои вены, я только негромко усмехнулся. Раскрыв ладони, я направил потоки энергии на замершего противника, по сути являющегося обычным трудягой, еще месяц назад жившего обычной скучной жизнью и не помышляющего о всемирных заговорах и сражениях. Мысль об Игнате придала мне сил, и мужик только нелепо взмахнул руками, на секунду возвращая себе понимание происходящего. Разделавшись с одним из гостей, я приготовился отражать атаки остальных, и внезапно расслышал за своей спиной:

«Все же, как ты это делаешь, Тихон?»

Я решил, что ослышался, тем более на тоску и печаль у меня не оставалось времени. Воспользовавшись небольшой передышкой, я решил спрятать Женькино тело, чтобы позже похоронить его по-человечески. Развернувшись, я наклонился за бездыханным трупом, а наткнулся на сидящего живого и целого приятеля, со страхом и изумлением взирающего на белый свет.

«Женя? — с мистическим ужасом прошептал я, — что с тобой?»

Наверно в данной ситуации мне следовало бы задавать немного другие вопросы, но от неожиданности все правильные фразы застряли в глотке. Женька негромко ухмыльнулся и как ни в чем не бывало, поднялся на ноги. Разорванная рубашка и запекшаяся на ткани кровь напомнили мне, что всего несколько минут назад мой Женька был непоправимо мертв, и я мог в том поклясться на чековой книжке, если бы имел таковую. Люди с тремя огнестрельными ранениями не могут бодро вскакивать на ноги и проявлять чудеса активности, во всяком случае не в первые сутки. Забыв о неминуемой опасности, поджидающей нас с минуты на минуту, я рванул Женькину красивую рубашку, открывая разорванные раны, странным образом затянувшиеся и покрывшиеся слоем свернувшейся крови.

«Ты чего? — недовольно пробормотал Женька, с сожалением рассматривая испорченный наряд, — откуда эти царапины? Что произошло? Куда делся Игнат?»

«Ты ничего не помнишь? — с изумлением пробормотал я, подыскивая логические объяснения, — совсем ничего?»

Женька напрягся, прислушиваясь к ощущениям, и неуверенно проговорил:

«Я помню Фила в просторной гостиной, он что-то сказал мне, вот только я не запомнил, что именно. Кажется, что-то про неискоренимый идиотизм.»

«Тогда он не сказал ничего нового,» — усмехнулся я, начиная что-то понимать. Я укачивал Женькин труп довольно долгое время, держа его на руках, в которых заключалась сила. Очевидно, мое знакомство с Нордсвиллскими травами подарило мне новые способности, а если вспомнить довольно бодрое восстановление селянки и излечение того же Женьки от обезвоживания, то все становилось на свои места. Эгоистичный Фил, оккупировав мой домик, перестал скучать по мне и Женьке, с завидной периодичностью выкидывая нас обратно, в грешный мир. Объяснения не тянули даже на троечку, но мне было приятно думать именно так. Пока я предавался околонаучным рассуждениям, не сводя пристального взгляда с живого и бодрого приятеля, в коридоре послышались гулкие шаги, и нам пришлось переключиться на более животрепещущие проблемы.

«Нужно бежать, Тихон, — озвучил Женька свой фирменный способ решения всех задач, — вот только, куда? В здании нет запасных ходов, а твари, то есть люди, то есть черт знает кто, уже поднимаются по лестнице. Нам не спастись, Тиша.»

«В любом случае, где-то там нас ждет Филипп,» — хотелось сказать мне, но романтический настрой растворился в неожиданно охватившей злости. За нездоровые проделки негодяя Игната приходится расплачиваться нам, подумал я и поднял вверх обе руки, направляя ладони на текущую ко мне толпу. Я не рассчитывал на какой-то определенный итог. Моей энергии не хватит, чтобы справиться со всеми желающими, однако стоит попробовать. Тем более, я и сам еще не знал всех своих возможностей. Мои ладони горели огнем и временами мне казалось, что от боли и жара с них слезает кожа, но я продолжал посылать энергетические потоки, направляя их на безмолвную серую массу. Все они больше не стремились ко мне, молча колышась в самом начале коридора и как будто не решаясь сделать шаг вперед. Вдруг один мужик, стоявший ближе всех ко мне, непонятно завозился, словно стряхивая с себя налипшее оцепенение, и отчетливо произнес:

«Я приношу извинения за беспокойство, но не скажете, что я забыл на этой лестнице? И какого черта делаю здесь?» И следом за ним, словно по команде, вся безликая толпа зашевелилась, загалдела, заговорив разом, и с недоумением оглядываясь на учиненный повсюду разгром. Женька за моей спиной негромко охнул и тоже решил подать голос.

«Скажи им, Тиша, чтобы расходились, ты же теперь все можешь.»— испуганно и просительно прошипел он.

«Уходите,» — послушно повторил я, обращаясь к тысячной толпе. Мои силы таяли, и если до кого-то еще не дошли мои живительные потоки, то им наверно придется немного подождать. К моему искреннему удивлению, граждане оживились, и, развернувшись, степенно потянулись вниз, с недоумением оглядываясь. До моего острого слуха донеслись недовольные реплики о очередных испытаниях, но теперь они не вызывали во мне никаких негативных эмоций. Когда последний из восстановленных граждан скрылся с моих глаз, я не выдержал и со стоном повалился на прохладные ступени. Мое дыхание со свистом рвалось из глотки, а ладони я попросту не воспринимал, как часть организма. Женька ужом крутился возле меня, не зная, чем помочь, и поэтому то и дело присаживался на корточки и тревожно вглядывался в мое пылающее лицо.

«Поднимайся, Тихон, — шептал он, — пожалуйста, нужно уходить отсюда. Игнат может вернуться.»

Я не боялся Игната. И никого не боялся. И я действительно хотел бы в эту секунду оказаться за сотню километров от пугающего Центра, но пока мои способности не позволяли мне подобных фокусов.

«Ты прав, Женька, — поднимаясь, проговорил я, — здесь нам нечего больше делать.»

Наше неторопливое перемещение по разоренному холлу научного Центра было нарушено суровым окриком, раздавшемся за спиной. Обернувшись, я с изумлением рассмотрел среди валяющихся обломков внушительную фигуру представителя спецслужб. Очевидно, перепуганный Бражников все же призвал высшие силы на помощь, а сам предпочел отсидеться где-то в стороне. Воин отважно приблизился к нашему едва живому тандему и грозно поинтересовался нашими намерениями.

«Я являюсь сотрудником этого Центра, — едва справляясь с голосом, отозвался я. Силы совершенно покинули меня, и на самую незначительную фразу у меня ушли их последние запасы. Охранник коротко кивнул и предложил пройти с ним. Женька недовольно скривился, но воевать с силовиком не рискнул. Охранник провел нас по лестнице к знакомому коридору и, подойдя к одной из двери, распахнул ее, приглашая войти.

«Игнат Константинович, — почтительно обратился он к хозяину кабинета, проталкивая внутрь меня, — этот человек утверждает, что является вашим сотрудником. Можете вы подтвердить его слова?»

Игнат мало пострадал в битве с толпой, и сейчас, обретя прежние надменные очертания, устало кивнул.

«Это мой сотрудник, действительно. Оставьте нас!»

Спецслужба удалилась, а я, падая от усталости, приготовился выслушивать от Игната новые порции наставлений. Осознание того, что мой Женька все еще со мной, не давало мне гарантии лояльности к негодяю, и я как мог гасил в себе опасные эмоции.

«Прохор, мы выкрутились на этот раз, — как ни в чем не бывало, заявил Игнат, — но, как ты понимаешь, это далеко не конец. Наши разработки требуют усовершенствований. Ты остановил прибор, но заклятие не кончилось. Возможно, мы еще не научились управлять этим стадом. Ну, что там еще?» — прервал он свою омерзительную речь, прислушиваясь к шуму за дверью. На его окрик в дверях снова показался боец охраны.

«Там еще один человек, Игнат Константинович. Он желает покинуть территорию. Возможно, он один из возмутителей порядка. Что прикажете делать?»

Игнат снисходительно махнул рукой.

«Пусть подождет, придержите его. — раздал он указания и снова обратился ко мне. — итак, Прохор, наши разработки ждут нашего участия. К сожалению, сейчас, из-за беспорядков, я не смогу предложить вам те же условия, но могу компенсировать жильем в городе. Все остается в силе, вы ценный сотрудник, и я не вижу причин расставаться с вами.»

«Сейчас увидишь,» — подумалось мне, и мы вышли в коридор.

Игнат все еще находился во власти грандиозных планов и поэтому не сразу увидел моего Женьку. Варвар старался держаться в стороне и внимания не привлекал, но Игнат, почуяв присутствие, резко обернулся и замер.

«Кто вы? — пробормотал он, отказываясь признавать в Женьке недавний труп, — что вы делаете в здании?»

И не дождавшись ответа, перевел откровенно испуганные глаза на меня.

«Как это понимать, Прохор? Откуда тут взялся этот заморыш? — изо всех сил пытаясь сохранить хладнокровие, поинтересовался Бражников. — скажи мне дружище, что я ошибся и теперь вижу похожего недомерка, не успевшего сбежать с толпой?»

«Это похожий недомерок, — согласился я, сделав знак побледневшему Женьке, — таких в природе встречается очень много. Итак, Игнат, разреши мне прийти в себя и немного отдохнуть? И да, отпусти заморыша, он только создаст тебе проблем.»

Господин Бражников медленно наклонил голову, внимательно рассматривая Женьку и нехотя согласился, отпуская нас на волю.

«Что он хотел этим сказать, Тихон? — наседал Женька, едва мы покинули здание центра, — что я натворил?»

Вечная настороженность Женьки в нежелании нарушать правила вызвала во мне странное чувство. Негодяй убил его на моих глазах, и, если бы не мои супер способности, Варвар вряд ли сейчас так активно переживал бы за свое реноме. Я поклялся себе отомстить за Женьку, но сделать это при более благоприятных обстоятельствах. Мне нужно было сохранить силы хотя бы для того, чтобы в который раз пересечь границы города и не рассыпаться по дороге.

«Пойдем, Женя, — прохрипел я, едва удерживая вертикальное положение, — нам нужно успеть до темноты убраться отсюда и в этот раз постараться не свалять дурака»

«Возвращаться к Бражникову ты, как я понимаю, больше не намерен? — усмехнулся Женька, явно теряясь в моих решениях.»

В этот раз я предусмотрительно подготовился к самым неожиданным поворотам и прихватил с собой свои записи и разработки. Я еще не придумал, как поизящнее отмстить негодяю, но первый шаг в этом направлении я уже предпринял, выведя из строя его дорогостоящее оборудование. Скорей всего, господин Бражников реанимирует его, но для этого ему придется приложить некоторые усилия.

«Нет, Женька, — охотно отозвался я, — в этот раз я сделаю все возможное, чтобы никогда и нигде не пересекаться с влиятельным бизнесменом. И ни с кем не пересекаться.»

Женька недоверчиво хмыкнул, не веря в мои искренние намерения. По его мнению, моя невоздержанная натура в любом случае отыщет себе новые приключения. Приятель вслух никак не комментировал свои наблюдения, но его рожица весьма красноречиво транслировала очевидные соображения.

«Не кривись, Женька, — собравшись с силами, добавил я, — наше вынужденное сотрудничество с господином бизнесменом, кроме горьких плодов, принесло и немало плюсов. Посмотри, какими богачами мы стали. Заработанных мной денег должно хватить для долгой дороги до южных гор, а мои пока еще действующие преференции позволяют нам без проблем обзавестись легальным транспортом. Все к лучшему, приятель! Поедем с комфортом. Собирайся, нас ждут новые горизонты!»

Глава 54.

Игнат Бражников всегда славился своей невозмутимостью и уверенностью в собственных силах. Однако последние события изрядно пошатнули незыблемые основы и заставили могущественного Игната откровенно занервничать. Силовики, в срочном порядке вызванные им на подмогу, как умели, убеждали великого босса в полной безопасности его драгоценной персоны.

«Мятеж подавлен, опасность миновала, господин Босс,» — степенно заявил ему самый главный боец и почтительно поклонился, желая распрощаться.

То, что возникновение невменяемой толпы мятежом не являлось, отважный вояка даже не догадывался, и поэтому ни секунды не сомневался в своей роли в деле обеспечения безопасности. Но господину Игнату было насрать на его догадки и сомнения. Вовсе не глупая толпа заставила напрячься самоуверенного бизнесмена и самодержца. Вопреки заявлениям гениального Прохора, недомерок, отловленный охраной в коридоре, пугающе напоминал того самого заморыша, которого Бражников собственноручно прикончил несколькими часами ранее. Игнат обладал фотографической памятью и не мог ошибиться. «Прохор не в счет, — думал Игнат, медленно прохаживаясь по своему бескрайнему кабинету, — ученые вечно погружены в собственные исследования и не всегда трезво оценивают действительность. И все же нельзя допустить, чтобы Моськин проявлял самостоятельность. Он слишком много знает, и к тому же я не уверен в его преданности. Впрочем, я поднял его из грязи, он должен быть мне благодарен.»

Успокоив возникшие сомнения столь расхожей истиной, Игнат вызвал к себе очередного стражника.

«Проследите за Прохором Моськиным, — бросил он, отворачиваясь к окну, — обо всех его перемещениях докладывайте мне незамедлительно, понятно?»

Отданные приказы не внушали Бражникову той уверенности в их исполнении, на которую он мог рассчитывать еще год назад. Его ближайшее окружение, ровно, как и остальное население города, тоже подверглось действию секретной установки, наложившей ожидаемый отпечаток на интеллектуальные способности и без того не слишком сообразительных бойцов. Выпроводив службу охраны за порог, Игнат резво подскочил на ноги и направился к двери. Мысль о предоставленной Прохору свободе терзала бизнесмена и настойчиво требовала возвращения контроля за нестабильным гением. В отличие от неимущего Моськина, Бражников обладал весьма обширным запасом разных технических приспособлений, позволяющих вести объект на расстоянии и не вызывать тем самым никаких подозрений. За неполный час, прошедший с момента их расставания, измотанный переживаниями ученый не мог уйти слишком далеко, думал Игнат, тщетно настраивая хитрую аппаратуру слежения. На тусклом экранчике уныло пробегали серые полоски, оповещавшие, что объект не найден.

«Куда мог подеваться этот невняток?! — гася раздражение, бормотал Бражников, щелкая рычажками, — он едва держался на ногах, не мог же он и в самом деле развить спринтерскую скорость?»

Игнат в раздражении втиснулся в модную машину, и запустил двигатель, попутно все еще пытаясь засечь неуловимого Моськина. Наконец, экранчик слабо вспыхнул, демонстрируя очертания искомого объекта, и оповестил, что господину боссу следует поторопиться. Фигурка довольно резво перемещалась в пространстве, преследуя новую, неизвестную Бражникову, цель. Благодушие большого босса сменилось откровенным раздражением, плавно перерастающим в озлобленность.

«Что он себе позволяет? — гневно вопрошал Игнат самого себя, — неужели перспектива питаться отбросами и жить в канаве предпочтительнее нормальных условий жизни и довольно жирного денежного содержания?!»

Бизнесмен Бражников смотрел на мир сквозь банковскую карту, и поэтому не слишком разбирался в вопросах, далеких от финансовых сторон. Поисковик вел его за город, подтверждая его собственные предположения о пугающих предпочтениях господина Моськина. Наконец, на пустынной трассе показалось невнятное серое пятнышко, постепенно увеличивающееся в размерах. Поисковик упрямо указывал на объект, направляя озадаченного Бражникова к невнятной точке. Когда спустя пару десятков километров точка превратилась в невнятную развалюху, Бражников негромко выругался, все же разгадав маневры ученого. Прибавив скорость, могущественный босс легко настиг беглецов, спихивая на обочину покореженную иномарку. Не привычный к неповиновению, Бражников некоторое время с изумлением наблюдал, как из смятой машины на божий свет выползает ее неудачливый водитель.

«Прохор! — лишенным интонации голосом, изрек Игнат, — приятно встретить преданного сотрудника, весело проводящего досуг. Куда направляешься, Моськин? Только не рассказывай мне, что решил навестить бабушку в пригороде»

Прохор выглядел удручающе, даже учитывая его вполне сносный костюм и относительно ухоженный вид. Его густые светлые волосы в беспорядке падали на лицо, мешая рассмотреть эмоцию, вызванную появлением большого начальника.

«Что тебе надо, Игнат? — крайне непочтительно и отрешенно отозвался Прохор., - сегодня у меня выходной, и я провожу его так, как считаю нужным. Я говорил тебе о своих условиях, и ты их не сдержал.»

Только что Бражников припомнил о том невнятном договоре, озвученным ученым в день заключения сотрудничества. И тогда, и сейчас Игнат не воспринял всерьез такие странные заявления и поэтому только рассмеялся, довольно взмахивая руками.

«Да брось, Прохор! Неужели ты думаешь, что я, догнав тебя на трассе, тем самым продемонстрировал намерения ограничить твою свободу?! Твоя телега еле катиться, я обошел бы ее, даже идя пешком. Так куда ты собрался, Моськин? Спрашиваю из праздного любопытства»

Поддерживая наивные диалоги, Игнат внимательно рассматривал салон побитой иномарки. Ее стекла были наполовину затонированы, однако даже сквозь эту непрочную преграду в машине Моськина угадывалось наличие еще одного пассажира. Мелкого и худого. До безобразия похожего на покойного заморыша. Устав демонстрировать лояльность, Бражников, оборвав невнятную беседу, рывком распахнул дверь и вытянул на улицу мало сопротивляющегося попутчика.

«Что вы себе позволяете?» — вскинулся тот на столь неподобающее поведение, а по спине Игната пронесся табун мурашек. Перед ним стоял тот самый недомерок, в том уже не могло быть никаких сомнений. Игнат хорошо помнил, как самые настоящие пули прошили почти в упор нахального выскочку, и тот, обливаясь кровью, безжизненно рухнул на пол. И вот сейчас он как ни в чем не бывало возмущается неоправданно грубым к себе отношением. Бражников помотал головой и, пытаясь сохранить образ, гневно процедил:

«Рабочий день не закончен, Моськин. Я требую вашего присутствия в Центре!»

А еще я требую объяснить, как получилось, что тщедушное тело, сдохшее утром, сейчас стоит тут и разговаривает? Эти мысли так и остались не озвученными, поскольку господина Бражникова охватил лютый страх. Так могущественный и отважный деляга не боялся еще никогда в жизни. Этот страх был безотчетный, иррациональный, появившийся из вне и душивший Игната изнутри. Ему неожиданно вспомнились истеричные рассказы покойного Тараса о потусторонних способностях не то Прохора, не то заморыша, подкрепленные обрывочными фразами насмерть перепуганного подельника. Бражников неловко попятился, переводя совершенно безумный взгляд с тощего заморыша на невозмутимого Прохора, и ему хотелось заорать во все горло, разгоняя наваждение. Вместо этого Игнат неосознанно нашарил в кармане холодную рукоять своего личного оружия, с которым не расставался и, терзаемый отчаянием, направил оружие на тощего недомерка.

«Пора покончить с ним, — билась единственная идея, — покончить, пока еще не слишком поздно.»

И завершая эту мысль, Игнат выстрелил, снова целясь в живот верному оруженосцу. То, что произошло потом, заняло считанные секунды и не оставило в памяти Игната значительных впечатлений, поскольку он так и не понял, почему вместо поверженного недомерка на земле оказался Прохор, хрипло выплевывающий окровавленные слюни. А побледневший заморыш, едва удерживаясь на ногах, бестолково покачивался в нескольких метрах от развернувшейся трагедии.

«Будьте вы прокляты!!!» — теряя контроль, наконец-то озвучился Игнат и кое-как влез в салон своей дорогущей тачки, дрожащими руками нажимая на все кнопки разом. Машина послушно загудела, и, набрав скорость, рванула вперед. Игнат не следил за дорогой, вцепившись в бесполезный руль и бормоча про себя слова всех молитв и заклинаний, что вспыхивали в его памяти огненными фейерверками. Бражников жал на газ, совершенно не представляя, куда едет, ему было необходимо оказаться как можно дальше от невнятной покореженной иномарки, от не убиваемого недомерка, от умирающего гения, от безотчетного мистического страха, что никак не желал отпускать могучего вседержителя.

Откуда на пустынной трассе оказалась огромная бетонная стена, господин бизнесмен решить не успел, поскольку его суперсовременная тачка уже превращалась в груду металла, надежно скрывая в своих недрах свихнувшегося хозяина.

Глава 55.

По Женькиному мнению, служба экстренной помощи приехала слишком быстро, не оставив обалдевшему Варвару возможности нормально попрощаться с Прохором. Когда блестящая иномарка господина Бражникова растворилась в пространстве, в гудящую Женькину голову ворвались новые звуки, разом окружившие его сразу со всех сторон. Вместо того, чтобы оказывать помощь пострадавшему, совершать необходимые процедуры и манипуляции, представители службы помощи принялись долго и подробно расспрашивать Женьку о причинах, нюансах и деталях, тщательно занося в строчки протокола каждый Женькин писк. Ему хотелось напомнить добрым докторам, что неплохо бы обратить внимание на пациента, однако ему все время что-то мешало. Наконец, все формальности были соблюдены, неподвижное тело погрузили в машину и, включив мигалки, неповоротливая колымага отчалила в сторону города. Происшедшее никак не отозвалось в Женькиной душе. Он равнодушно глядел вслед стремительно уменьшающейся машине и думал о том, что Прохор, он же Тихон, наверняка вернется к нему, снова совершив какое-нибудь чудо. То, что произошло с господином Бражниковым, Женька тоже рассматривал как своего рода чудо. Поскольку как еще по-другому назвать то возмездие, что постигло непогрешимого урода за все его игры с живыми людьми? Останься он жив, информационные источники спели бы ему хвалебную оду и транслировали бы все этапы его выздоровления. Впрочем, без оды не обойтись в любом случае, подумал Женька и порадовался, что никогда не включает информационный браслет. Кое-как развернув арендованную иномарку, Варвар медленно порулил в город, надеясь что-нибудь разузнать про своего Тихона. В момент погрузки Прохор Моськин был еще жив, но врачи опасались делать прогнозы, обрушив на потрясенного Женьку просьбу готовиться и чудес не ждать. Женька коротко кивнул и приготовился ждать его возвращения.

До лебедей Женька добрался куда позже спасательной машины и сейчас тупо рассматривал прозрачные двери городской больницы, куда привезли обоих пострадавших в страшной аварии. Про огнестрельные ранения стражи закона стыдливо умолчали, списав все на несчастный случай. До темноты Женька слонялся вдоль стен, прислушиваясь к внешним звукам. На все его запросы, просьбы и требования немногословные тетки в зеленой форме только качали головами, предлагая подождать еще. Их с Тихоном спонтанное решение покинуть лебедей немедленно, лишало теперь Женьку возможности отыскать себе нормальный ночлег. Деньги, заработанные Тихоном, ушли на аренду машины и на мешок концентрата, приготовленного в дорогу.

«Ладно, — с усмешкой подумал Женька, косясь на неровные бока автомобиля, — переночую тут, не в первой.»

Внезапно его хозяйственно-бытовые порывы были прерваны несильным пинком в бок. Женька обернулся и с изумлением уставился на покрасневшую мордашку невнятной Сони, неизвестно как оказавшуюся возле больницы. А, впрочем, причина ее появления была очень даже понятна. Все же Игнат был ее родителем, пусть и не самым лучшим и заботливым.

«Не плачь, Соня, — пробормотал Женька, не придумав еще, как успокоить расстроенную девчушку, — Игнат не хотел бы видеть твои слезы»

Соня упрямо вскинула голову, не соглашаясь со словами Варвара, и снова всхлипнула, после чего потянула Женьку за собой. Она столько раз начинала встречу с приглашения прогуляться, что Женька невольно подумал об очередной афере, в которую втягивала его невероятная Соня. Однако, в этот раз, вместо аферы, Соня привела Женьку в знакомую квартиру, и несильно подтолкнула своего гостя к такому же знакомому креслу.

Женька послушно присел и принялся дожидаться развития событий. До утра не происходило ровным счетом ничего. Соня по-хозяйски крутилась по опустевшему дому, делая попытки угостить гостя, и нисколько не демонстрируя своего горя. Изредка Соня принималась что-то напевать, легко пританцовывая по гостиной, иногда замирала в неподвижной позе, прислушиваясь к чему-то, понятному только ей одной. Женька объяснял ее поведение легкой неполноценностью и поэтому осуждал не сильно. Так же девочка не делала попытки уснуть, и засыпающий на ходу гость, только тяжело вздыхал, наблюдая за небывалой Сониной активностью. Под утро Соня прекратила петь, замерла в центре комнаты и безудержно разрыдалась, взмахивая тонкими ручонками и размазывая по щекам горькие слезы. Женька приобнял девчушку за плечи, желая ободрить и успокоить, однако Соня продолжала заливаться слезами, но попыток вырваться не предпринимала. Внезапно молчавший Женькин браслет ожил, замигал и заискрился и ему пришла информация, что Моськин Прохор Степанович умер. Сообщение, влившееся в мозги, рухнуло вниз и, толкнувшись в сердце, заставило Женьку тяжело вздохнуть. Однажды он уже хоронил Прохора и сейчас старательно воскрешал в памяти все эпизоды и нюансы печального обряда. «Тихон вернется, — повторял Женька как молитву, — однажды он уже сделал это, сделает снова. Он теперь может все. Это же Тихон!»

Соня, чувствуя настроение гостя, снова заплакала, теперь уже тихо и легко.

Начиная с этого дня Женькины дни превратились в одно сплошное ожидание. Он прислушивался к любым звукам, доносящимся из вне и высматривал в толпе знакомый силуэт. Варвар был уверен, что пройдет пара дней и Тихон, живой и бодрый, снова замаячит где-нибудь поблизости, доказывая приятелю свою настоящность. Однако прошел первый день, его сменил следующий, а Женька продолжал прислушиваться к шагам за Сониной дверью. Девочка никак не хотела расставаться со своим нечаянным гостем, закатывая истерики всякий раз, когда замечала Женькины попытки привычно сбежать. Дергачев ревниво воскрешал в памяти те дни, что предшествовали появлению Тихона на склонах оврага, и повсюду искал соответствия. Иногда его заносило совсем далеко, и он начинал верить в необходимость создания разного рода экстремальных ситуаций, магнитом притягивающих воскресшего брата. Через неделю тотального одиночества Женька отправился в больницу.

«Тело гражданина Моськина забрали родственники, три дня назад» — равнодушно сообщила ему тетка регистраторша и захлопнула перед обескураженным Женькой маленькое информационное окошко.

«Как забрали? Какие родственники?» — потерянно прошептал Женька и вдруг понял, что никакого воскрешения не было. Тихон просто потерял сознание, а при его способности к мгновенной регенерации и всяким прочим особенностям, нетрудно догадаться, что, провалявшись под землей некоторое время, он просто пришел в себя.

Осознание этого простого факта еще долго удерживало Женьку в состоянии некоего анабиоза. Он отчаянно боялся признаться себе в том, что его рассуждения имеют почти научное объяснение и справедливы. Варвар покачал головой, не желая мириться с неизбежным и направился к Соне, чтобы попрощаться. Странная девочка откровенно пугала его. Похороны господина Игната прошли незаметно. В нынешних реалиях было не принято устраивать зрелищность из столь печальных событий. Девочка Соня в этот день просидела возле Женьки, крепко держа его за руку и молчала.

«У тебя есть кто-нибудь из родни?» — отважился поинтересоваться Женька, когда молчание стало совсем невыносимым.

Соня или не расслышала вопрос, или не поняла его смысловое наполнение, продолжая тискать в хрупких ладошках жилистую Женькину кисть и молчать.

«Мне нужно возвращаться на юг, в горы. — делился планами Женька и тем не менее продолжал неподвижно сидеть рядом с Соней, — но я не хочу уезжать. Не знаю, что меня удерживает здесь, но думаю, что если уйду, то упущу что-то важное.»

Соня отчаянно замотала головой, раскидывая по плечам непричесанные волосы. Если бы она могла исторгнуть из себя хотя бы одну фразу, то наверняка Женька бы узнал, что уезжать ему совсем не обязательно и что интуиция его не подводит. Но говорить она не умела, а Женька ее намеков не понимал. Поэтому, как только утро нового дня постучалось в не зашторенные окна Сониной квартиры, Женька, не прощаясь, выскользнул на лестницу, не в силах больше выдерживать общество странной барышни.

Глава 56.

«Я ждал тебя, Тихон, — расслышал я где-то неподалеку знакомый голос. — я был уверен, что однажды ты совершишь очередную глупость и вернешься ко мне. Скажи мне, мой мальчик, что побудило тебя так нелепо подставляться? Чего ты добился проявлением своего так называемого героизма? Ничего, Тихон. Ну разве что только того, что обрек своего Женю на вечное одиночество!»

Слова Фила просачивались сквозь некую преграду и достигали моего сознания с некоторым опозданием, поэтому его обвинительная речь звучала в виде старого радио, транслирующего записи фондов. Я привычно поморщился и принялся шарить глазами по пустынной улице, отыскивая звуковой источник.

«Ты умирал слишком долго, Тихон, поэтому сейчас не сможешь сразу увидеть того, к чьим словам следовало бы все же прислушиваться время от времени,» — осуждающе произнес Фил и негромко рассмеялся.

Улица, где я снова оказался, была мне знакома, по ее обеим сторонам все так же теснились уютные домики с яркими крышами, однако среди них не было ни одного, который ждал бы меня.

«Ты отдал свой дом мне, — снова прозвучало неподалеку, — твои действия и поступки никогда не отличались наличием здравого смысла. Теперь ты вынужден скитаться, мой мальчик, до конца времен. Без постоянного пристанища. Ты стал бомжом, Тихон, и в том исключительно твоя заслуга.»

Я обернулся на звук и наконец-то воткнулся глазами в знакомую стройную фигуру, облаченную в строгий парный костюм. Сейчас Фил выглядел куда презентабельнее, чем в нашу первую встречу, и я искренне порадовался за него.

«Тихон, — тут же отреагировал на мою эмоцию надменный брат, — твое огромное мертвое ныне сердце рождает во мне гамму разных соображений. Возможно, я ошибался, мой мальчик, считая тебя непродуманным идиотом. Ты никогда не был им, и прости меня за резкость суждений. Ты был и остаешься непростительно добрым и мягким человеком, способным растрогать своим участием даже сурового прагматика, каким я считал себя всю свою земную жизнь. Чего уж говорить о безродном бродяге, наделенным еще более чувствительной душой.»

Едва слышно добавил Фил и сделал мне приглашающий знак.

«Пойдем, Тихон, я приглашаю тебя в мои хоромы. — негромко проговорил Филип и, не дожидаясь моего согласия, медленно побрел вдоль узкой улицы. — Мне скучно там одному, — продолжил он, едва мы подошли к распахнутой настежь двери, — но здесь так принято. Там, в земной жизни мы вправе набивать свой дом приятелями и подружками, скрашивая свое одиночество их разношерстной компанией. Здесь все по-другому, Тихон. Из всех развлечений нам доступны только воспоминания. Иногда я думаю, что слишком мало я уделял времени для расширения своего кругозора. Мне не хватает моих запасов, чтобы заполнить ими все время мира. Скажи мне, Тихон, о чем ты будешь вспоминать, скитаясь по вечности?»

Я буду вспоминать свои опыты и безродного бомжа, ставшего мне братом, хотел ответить я и вдруг вздрогнул от новой мысли, вспыхнувшей в моем мозгу.

«Фил, неужели я больше никогда не смогу вернуться обратно? — проговорил я, внутренне холодея, — что мне нужно сделать для этого?»

Вечно сдержанный Фил весело захохотал, будто я сказал нечто невероятно смешное. Потом вдруг внезапно натянул на утонченное лицо строгую маску и серьезно отозвался, тщательно проговаривая каждый звук.

«Уже ничего, Тихон. Наслаждайся вечностью, мой мальчик»

Его слова еще звучали в моей голове, когда я снова оказался на узкой пыльной улице. Здесь для меня не было места, как, впрочем, и везде, куда бы я ни направился. Торчать столбом посередине пыльной улочки я посчитал некрасивым, и медленно побрел дальше, привыкая к выбранной роли. Фил был прав. Тут не было ничего, способного поразить воображение, кроме тех мыслей, что без счета наполняли теперь мою голову. За сотню лет моего земного существования мне было чего вспомнить, однако мои размышления упрямо возвращали меня на осенний галечный пляж, обдуваемый пронзительным ледяным ветром. Там, на сырых камнях я неизменно видел скрюченную тощую фигурку, всегда одинаково приветствующую меня неизменным «Здорово, коли не шутишь». Я мысленно останавливался рядом, и на этом мои воспоминания обрывались. Мне нестерпимо было даже думать о том, чем продолжилось наше спонтанное знакомство тогда, сотню лет назад. Иногда я забредал к Филу, и мы долго сидели с ним молча, любуясь в приоткрытое окошко каждый своими картинами, рожденными в подсознании. Постепенно я приходил к выводу, что в потустороннем существовании есть свои плюсы. Здесь я, по крайней мере, больше не чувствовал боли, меня покидали разного рода эмоции, а им на смену приходила невероятная легкость, спокойствие и тишина.

Как-то мы сидели так в полном молчании, перебирая в голове давние эпизоды жизни, и я уж было хотел поделиться с Филом своими наблюдениями относительно полной безмятежности, как вдруг меня будто выбросило из кресла, причудливо изогнув дугой. Фил без особого любопытства наблюдал за моими кривляниями, никак не комментируя их. А меня продолжало корежить. К счастью, мои пируэты не причиняли мне физических неудобств, оставляя мое тело без привычных ощущений. Кресло, на котором я предавался воспоминанием, было грубо отброшено в сторону моим неловким движением, а моя извивающаяся тушка безвольно обрушилась на пол, продолжая испытывать меня на гибкость. Мои невероятные упражнения внезапно дополнились странным, давно забытым ощущением, которое в земной жизни я называл болью. Она прожигала меня насквозь, ломая и выкручивая каждый мой сустав.

«Что происходит, Фил, — сумел пробормотать я до того, как новый виток боли выгнул меня дугой, — почему мне так больно?»

Фил только медленно покачал головой и знакомо произнес:

«Я знал, что рано или поздно так и случиться, прости меня, Тихон, я больше ничего не смогу сделать для тебя.»

Глава 57.

Соня торопливо перебегала мало оживленные перекрестки, то и дело оглядываясь на редких прохожих, в каждом из которых видела потенциальную угрозу. С момента гибели ее равнодушного отца прошло уже достаточно времени, чтобы детская память навсегда вычеркнула из головы неясный образ вечно занятого невзрачного человека. Соня никогда ни к кому не привязывалась надолго, вероятно, позаимствовав эту весьма полезную черту у своего неэмоционального родителя. Единственным исключением из общего Сониного правила можно было считать грустного невысокого человека, в компании которого девочка оказывалась время от времени. Это не было зарождением симпатии, или любой другой похожей эмоции, Соне были чужды эти понятия. Непонятной девчонке было не так страшно рядом с всегда молчаливым Женей, и ради этого мутного обстоятельства Соня была готова признать тихого человека своим другом. Когда он ушел, не попрощавшись, Соня не стала обижаться. Она прекрасно понимала причину, по которой ее единственный друг оставил уютную квартиру, предпочитая снова скитаться по оврагам. Соня преодолела большую часть пути, совершенно не чувствуя усталости. Ее она никогда не чувствовала, но хорошо знала, что для того, чтобы поддержать свой организм в рабочем состоянии, человеку требуется отдых. Миновав самую последнюю, окраинную часть города, Соня свернула к оврагам, однако, останавливаться не стала. «Ничего со мной не случиться, — мелькнула в голове полезная мысль, — нельзя тянуть, я могу не успеть.»

Поддерживая себя этой идеей, девочка смело перелезла через огромную яму, разделяющую овраг на две неровные части, и все же притормозила возле густых посадок. Глубоко вздохнув, как перед прыжком в ледяную воду, Соня решительно вошла под густые своды разросшихся деревьев и остановилась, прислушиваясь.

«Ты сама пришла ко мне, Соня, — прозвучал старческий скрипучий голос, и Соня облегченно выдохнула. — не могу сказать, что я ждал этой встречи, но я очень рад видеть тебя»

Девочка сделала еще пару шагов и уткнулась в широкие одежды высокого худого старца, появившегося ниоткуда.

«Можешь не рассказывать мне ничего, — улыбнулся старик, расслышав горестный Сонин всхлип, — я и сам знаю причину твоего появления здесь. Пойдем, Соня, с дороги нужно хорошенько отдохнуть. И не спорь!»

Старик ухватил тоненькую Сонину ручку и медленно повел свою гостью мимо высокого забора, выложенного из природного камня. Соня послушно двигалась следом, с испугом рассматривая густые сросшиеся кронами огромные деревья, заслоняющие солнце. Наконец перед путниками показались распахнутые настежь ворота, за которыми отчетливо просматривалась маленькая избушка, являющаяся конечной точкой их маршрута.

«Проходи, Соня, — распахнул крепкую дверь старик, пропуская вперед растерянную девочку, — будь как дома. Ко мне нечасто заходят гости, но я рад любому посещению. Смотри, что я приготовил к твоему визиту.»

Дед протянул Соне маленькую глиняную кружку, наполненную ароматной жидкостью.

«Пей, Соня и отдыхай. Твой путь был слишком долгим, чтобы проигнорировать очевидные вещи. Набирайся сил, девочка, они тебе еще пригодятся»

Слова деда обволакивали сознание, мешая донести до гостеприимного хозяина основную мысль, что не ради глупого отдыха Соня проделала такой долгий путь. Сон окутывал девочку с головы до ног, и когда дед обернулся на пороге, Соня уже крепко спала на широкой лавке, свернувшись в уютный комок.

Дед кивнул своим мыслям, тихонько приоткрывая дверь и неслышно покидая свою обитель.

«Бедная девочка, — вздохнул он, направляясь вглубь своих владений, — сколько всего…»

Странная неоконченная мысль тут же сменилась другой, воскресив в памяти совсем другие образы. «Вообще-то я не вправе вмешиваться, — закряхтел дед, неловко опускаясь возле серого камня, поросшего густым мхом, — совсем не вправе, но ох уж эти эмоции. Нет ничего хуже привязанности и симпатии, но и от них никуда не денешься»

С этими непонятными мыслями дед поднялся и торопливо подошел к еще одному камню, выглядевшему совсем новым, ровным и целым. Опустив на его неожиданно теплую поверхность скрюченные ладони, старик что-то несвязно забормотал, то и дело поднимая вверх седую голову. По мере его бормотания, его голос креп, наливался силой, уверенностью, становился звучным и молодым. Если бы кто-нибудь услышал его последнюю произнесенную фразу, то с легкостью бы решил, что она произнесена совсем молодым человеком. Но дед не имел слушателей, и некому было оценить чудеса риторики. Завершив пассаж, дед решительно развернулся и не оглядываясь, зашагал к домику. Соня продолжала спать, крепко сжимая в руках глиняную кружку. Дед осторожно присел на край скамейки и едва слышно прошептал:

«Я сделал так, как ты просила, Соня. Я рад, что не ошибся, очень рад. Впрочем, я редко ошибаюсь, таков уж я.»

Когда в маленькие окошки протиснулись первые солнечные лучи, Соня завозилась и приподнявшись с жесткого ложа, невнятно произнесла:

«Я видела странный сон, я видела, что он вернулся. Скажи мне, мой сон сбудется?»

Ее голос звучал чисто и звонко, а глаза удивленно распахивались, по мере произнесения слов.

«Я научилась говорить? — прошептала она, зажимая ладошками рот, — но я не для этого…»

«Твой сон сбудется, девочка, — прервал ее старческий голос, — он уже сбылся.»

Соня вскочила на ноги, и тут же села обратно, поскольку за дверью послышались чьи-то неуверенные шаги. Соня боялась шагов, любых, а этих особенно. Дед покачал головой, предлагая Соне оставаться на месте, а сам распахнул дверь перед нежданным гостем.

«Сегодня у меня день посещений, — проскрипел дед, добавляя в интонацию немного довольства, — проходи и ты, Заяц, не заставляй барышню ждать и боятся незнакомых визитеров. Не забудь сказать ей спасибо, она ради тебя преодолела собственный страх, ты должен гордиться собой, мой мальчик!»

«Я сделала это не для него! — тут же звонко отозвалась Соня, а ранний гость в изумлении попятился, — я сделала это для другого человека. Уж так утомительно было наблюдать его страдания! Ты должен сказать ему спасибо, Тихон. Ведь теперь ты здесь только благодаря ему!»

«И где же сейчас этот человек? — с усмешкой проговорил Тихон, косясь на деда, — и где я сам? И почему ты молчала все это время?»

«Слишком много вопросов, Тихон Филиппович, — с апломбом произнесла Соня, — а Женя сейчас скорей всего пытается пересечь экватор. Он сбежал из этого города, внушив себе мысль о непоправимости ситуации. Я не смогла убедить его, просто размахивая головой и корча рожи. Согласись, Тихон, это утомительно, не иметь возможности сказать, насколько ты переживаешь за ближнего.»

Вернувшиеся Сонины способности прорвали словесную плотину, и теперь барышня тараторила без умолку, стремясь наверстать упущенное. Когда весь ее словарный запас зазвучал по третьему кругу, Тихон неловко попятился, опасливо поглядывая на кладбищенского деда. Тот заметил смятение своего гостя и добродушно усмехнулся:

«Не бойся, Тихон, никто не узнает твою тайну. Но впредь, будь осторожен в выборе, Филипп тысячу раз прав, называя тебя…»

«Больше не называя, — невежливо вклинился Тихон в педагогические дедовы лекции, — он пересмотрел свои взгляды и теперь считает, что я слишком хорош для его потустороннего общества.»

Дед неожиданно молодо расхохотался и распахнул дверь перед своими гостями.

«Вам пора, Соня и Тихон. Надеюсь, Женя все еще плетется вдоль пригородной трассы, доползая до страшного указателя № 5463. У вас есть немного времени помешать ему погрузиться в тяжкие воспоминания. Ну в случае, если вы немного поторопитесь.»

Арендованная Тихоном тачка все еще числилась за ним, и неотвязная Соня, в этот раз весьма доходчиво рассказала о нынешнем месте парковки.

Тихону было крайне неловко оставлять Соню одну в страшном городе, и он без особого желания усадил внезапно напрягшуюся пассажирку на заднее сидение старой развалюхи. К слову, ему до сих пор была непонятна причина того поглощающего Сониного страха, о котором упоминал всезнающий дед. Возможно, со временем Соня наберется храбрости, и сама поведает эту загадочную историю. А пока они резво катились по единственной уцелевшей трассе, отыскивая по обочинам знакомую фигурку.

«Может быть дед сказал про Женю иносказательно?» — предположила Соня, пытаясь завязать светскую беседу, а Тихон от неожиданности надавил на тормоз.

«Извини, — пробормотал он, выравнивая машину, — все никак не привыкну к твоим новым способностям. Не думаю, Соня, дед ничего не говорит просто так. Вот и сейчас, присмотрись, вон та тощая невысокая фигурка никого тебе не напоминает?»

Соня почти целиком вылезла в окошко, прикрыла от утреннего солнца ладонью глаза и, разглядев вдалеке знакомого худого человека, истошно завопила:

«Женя!!!»