Лекарь

Глава 43.

По обеим сторонам неширокой асфальтированной трассы тянулось бескрайнее поле, кое-где поросшее редкими чахлыми кустиками. Когда-то эта пустынная дорога привела бы нас с моим верным спутником в гостеприимные Астраханские степи, украшенные нечастыми поселениями. В нынешней реальности степи названия не имели, как не имело цели и наше бесконечное путешествие. Изрядно наследив в важном городе 22, я был вынужден сократить до минимума свое пребывание там, и поэтому уже третьи сутки бездумно шлепал по раскрошившемуся асфальту в компании своего неизменного приятеля. Время от времени мимо нас проползали указатели, оповещающие, что где-то рядом прячутся невнятные деревушки, имеющие пятизначное обозначение. В мои планы не входило останавливаться ни в одной их них, поскольку я ставил задачу оказаться как можно дальше от лебедей, господина Бражникова и его околонаучных преступных опытов, ставших основной причиной наших утомительных прогулок. Когда мы добрались до очередного указателя, информирующего, что до 5463 поселения остается пять километров, Женька умоляюще поглядел в мою сторону и предложил приобщиться к цивилизации.

«Я с ног валюсь, Тихон,» — неразборчиво пробормотал он, и, подтверждая собственные слова, тяжело опустился на землю, приваливаясь к указателю.

Трое суток непрерывной ходьбы кого угодно свалят, мелькнула запоздалая мысль, и я с готовностью согласился навестить 5463.

Цивилизация, к которой мы так настойчиво стремились, в поселении отсутствовала, поскольку сразу же от порога нас встретили изрытые ухабы и пара-тройка низеньких домиков с резными потемневшими ставнями. Побродив по окрестностям и не найдя ничего, что хоть как-то бы напомнило нам о гостинице или каком-нибудь постоялом дворе, Женька несмело предложил напроситься на ночлег к местным жителям. Мне отчаянно не хотелось обнаруживать свое пребывание, и когда вместо гостиницы, неугомонный Женька отыскал нам невнятную заброшку, я с радостью принял его выбор. Когда-то строение выполняло роль не то магазина, не то школы, судя по его внушительным размерам, но нынче это было просто обветшавшие стены, с кое-где обвалившейся штукатуркой и полное отсутствие пола. Стараниями все того же Варвара очень скоро полуразрушенный сарай приобрел весьма обитаемый вид. Женька натаскал откуда-то досок, обрывков пленки и обломков кирпичей и соорудил из всего этого некое подобие лежанки.

«Прошу, Тихон! — торжественно провозгласил он, приглашая меня испытать спальное место, — пользуйся, это все, что мне удалось придумать»

На самом деле, получилось у него довольно неплохо, и при определенных обстоятельствах мы могли бы остаться в этих катакомбах подольше. Тем более, что поселение явно демонстрировало все признаки очередной заброшки. За все то время, пока мы с Женькой изучали местные достопримечательности, нам на глаза не попалось никого, кто мог бы быть принят нами за местного жителя. И вообще никого не попалось.

«Кто ж будет жить в такой глуши? — справедливо озвучил Женька, растягиваясь на не струганых досках, — сюда даже дороги не ведут!»

В чем-то бродяга был прав. Глушь здесь была сказочная, и привыкнув к этой мысли, я постепенно погрузился в сон. Половину ночи я бродил по живописным склонам южных гор и радовался наконец-то достигнутой цели, а во второй половине ночи в мои чудесные сны ворвались грубые звуки не то драки, не то разборок. С трудом разлепив веки, я напряженно прислушался к невнятному гулу, в котором отчетливо различил некоторые слова, а еще через минуту понял, что заброшенное поселение 5463 таковым не является.

«Женька, просыпайся, — прошептал я, — кажется, тут кто-то есть»

Приятель с неудовольствием приподнялся на самодельной лежанке и недовольно пробормотал, спросонок зажевывая целые фразы.

«Тихон, тут некому навещать нас, спи, давай не будем привлекать внимание своим интересом»

То, что я принял за разборки, было всего лишь обычным разговором, однако, сколько бы я не прислушивался к содержанию чужой беседы, так не смог уловить ни слова. Говорившие были настроены решительно, это отражалось в их резкой интонации, и когда на пороге нашей временной обители скрипнули доски, встречая непрошенных визитеров, я уже был готов к этой встрече.

«Да говорю тебе, тут он,» — донесся до меня отчетливый голос, и в поле зрения оказался невзрачный тип, в темноте показавшийся мне перекаченной обезьяной.

На вежливые политесы времени не хватило, поскольку решительно настроенные гости, наконец разглядев обитателей заброшки, решительно скинули с лежанки моего приятеля, при этом довольно ощутимо пихнув его ногой.

«Полегче, дружище, — предостерег я, поднимаясь, — ты не у себя дома!»

«Ты тоже, приятель!» — грубо оборвал меня пришелец и моментально перешел к активным действиям. Он одним рывком выкинул легкого Женьку за пределы нашей ночлежки, и я обнаружил, что на улице нас поджидала целая банда, плохо различимая в темноте. Я сумел насчитать около десятка скучающих отморозков, решивших немного развлечься. По каким-то неуловимым признакам я догадался, что миром решить проблему не удастся и смело двинул самому ближайшему, расчищая себе дорогу. Женька к этому времени окончательно пришел в себя, тоже приготовившись продемонстрировать умения кулачного боя. Маргиналы, оценив наши задумки, тут же образовали круг, оцепив нас со всех сторон и самый главный, глумливо ухмыляясь, затянул: «Ты, мужик, не нарывайся, а то хуже будет! Ты на нашей территории, и мы вправе сейчас сделать с тобой все, что угодно, за то, что нарушил границы чужой собственности!» После чего почему-то толкнул Женьку, отбросив его в темноту. Мне были откровенно непонятны мотивы, вызвавшие столь необоснованную агрессию. Никто из нас двоих и не думал покушаться на местные развалины, но отморозки, видимо почуяли в наших действиях апофеоз неуважения и мгновенно перешли к решительным шагам. Я мог бы обойтись несколькими приемами восточных единоборств, приглушая патриотический дух ночной встречи, однако помимо воли почувствовал, как по моим венам льется знакомый огонь. Я невольно вскинул руку, направляя поток энергии на самого активного и, видимо, главного из шайки.

«Убирайтесь!» — проговорил я на удивление тихо. Банда застыла в недоумении, главарь неловко замер, попятился и с явным ужасом пробормотал:

«Ты чего, мужик? Эй, завязывай придуриваться!»

Я не придуривался, а главарь почему-то рывком разорвал тесный кружок и скрылся в темноте, оставляя приятелей самостоятельно принимать решения. Остальные в замешательстве топтались на месте, видно, передумав бороться за исторические пенаты. Постепенно невнятная бригада рассеялась в сумерках, что-то негромко обсуждая между собой и напрочь потеряв к нам интерес.

«Что это было, Тихон?» — настороженно и испуганно проговорил Женька, когда последние шаги растворились в ночи.

«Это были местные маргиналы, со скуки решившие немного развеяться, — охотно пояснил я, — к тому же большинство из них были накачены какой-то дрянью, возможно поэтому, драки не получилось. Но, Женя, предлагаю дождаться утра и покинуть это негостеприимное место. Кто знает, насколько ранимы местные патриоты, и когда им в голову придет снова пободаться за разрушенное здание.»

Женька внимательно выслушал мой столь обстоятельный рассказ и помотал головой.

«Это я понял, Тихон, — кивнул он, не сводя с меня странных глаз, — я спрашиваю о другом. Почему они ушли? Ведь было понятно, что драки не миновать. Что такого ты сказал им, что они так быстро послушались тебя? И почему этот вожак так странно себя повел?»

«Тебя это обидело? — усмехнулся я, — ты хотел, чтобы они остались подольше?»

«Нет, конечно, — совершенно растерянно проговорил Женька, — просто, странно все это.»

Я не желал рассказывать Женьке секреты своего мастерства. Я многое скрывал от него, предпочитая оставаться в его глазах сдержанным скромным ученым, поэтому неопределенно отозвался, озвучивая первое, что пришло в голову:

«Они были обдолбаны дурью, Женя, кто скажет, что происходило в их мозгах под ее влиянием?»

Мое не слишком убедительное объяснение немного сбавило Женькин интерес, однако до конца не убедило. Он по-прежнему продолжал пялиться на меня, теперь больше не насыпая мне неловких вопросов. Само собой, ни о какой ночевке речи больше не велось, до рассвета мы просидели в своей заброшке, настороженно прислушиваясь к внешним звукам. Скучающая банда исчезла и затаилась, вероятно, поджидая другого, более благоприятного момента для демонстрации намерений. Когда с первыми лучами зари мы осторожно выползли наружу, я с нескрываемым удивлением обнаружил первого обитателя деревушки. Точнее, обитательницу. По грязной расквашенной улице нам навстречу шла неопределенных лет тетка, бодро размахивая хозяйственной котомкой. Очевидно, среди трех избушек где-то прятался торговый ларек с концентрированной дрянью. Достоверно узнать об этом возможности нам не представилось, поскольку жительница, не дойдя до нас пары десятков шагов, внезапно изогнулась, отбрасывая в сторону свою сумку и неуклюже рухнула в грязь, причудливо извиваясь. В ее движениях я отчетливо рассмотрел признаки эпилептического припадка и, не раздумывая, поспешил на помощь. В моей врачебной практике я не раз сталкивался с подобным недугом и сейчас уже выстраивал алгоритм оказания первой неотложной помощи. Наклонившись над пациенткой, я обхватил руками ее плечи, фиксируя положение, и вдруг она затихла, неожиданно погружаясь в крепкий здоровый сон. Подобная реакция вызывала много вопросов и опасений, но, проверив ее пульс и послушав дыхание, я понял, что моя помощь уже не нужна. Селянка мирно и крепко спала, развалившись на жидкой грязи. Женька крутился рядом, придерживаясь дипломатического молчания, однако его изумленная рожа и без озвучки транслировала все теснившиеся в голове вопросы. Мы вдвоем перенесли пациентку на более подходящую для сна поверхность, и на всякий случай, постучались в ближайший домишко. На наши настойчивые стуки в окне показалась полуиспуганная физиономия, и тут же скрылась из вида, чтобы через секунду возникнуть на крыльце.

«Помогите ей, — попросил я незнакомку из избушки, — женщина сейчас спит, ей нужен покой. Возможно у нее есть кто-то кто позаботиться о ней?»

Односельчанка коротко кивнула, без особого интереса оглядывая спящую, пообещала сообщить ее мужику, который нынче дома не ночевал, а с друганами накидывался химической дурью. Я подивился чрезмерной осведомленности незнакомки и, распрощавшись, подтолкнул Женьку на главную деревенскую дорогу.

«Пойдем, Женя, — пробормотал я, — здесь все будет хорошо и без нашего участия. А ее мужик, возможно, был одним из наших ночных гостей»

Упоминание ночных пьяных разборок вернуло на Женькину мордаху настороженное выражение, не покидающее его до самой окраины. Нам оставалось сделать всего несколько шагов, чтобы оказаться за пределами странного поселения, когда позади нас раздался уверенный окрик. Мы не успели обзавестись в поселении друзьями, поэтому не сомневались ни секунды, кого именно увидим сейчас перед собой. Ночная банда привычно окружила нас тесным кольцом, а самый главный, и самый трусливый, как показала практика, без предисловий двинул мне под дых, желая восстановить пошатнувшееся реноме. От подобной наглости в моих глазах потемнело, а под кожей заструилось пламя. Больше я не желал таиться и притворяться, пора было поставить завравшегося придурка на место. Я протянул вперед раскрытую ладонь и направил поток энергии на странно дернувшегося главаря, мешая ему завершить начатый маневр. Главарь изогнулся, вытягиваясь, и снова сломался пополам, демонстрируя своим подельникам чудеса гибкости. Те, вместо того, чтобы выручать своего атамана, почти с научным интересом наблюдали, как корежит во всех направлениях их могучего и ужасного лидера. Бессонная ночь, проведенная в напряжении ожидания, а также полуголодные несколько дней, посвященные спонтанному переходу, лишали меня возможности расправиться сразу со всеми желающими. Мои силы стремительно таяли, и даже если мой Женька решит помочь мне, оторвавшись от созерцания любопытного и завораживающего зрелища, нам все равно не одолеть наглую толпу. Внезапно, одного из подельников-бандитов отпустило, и он, ловко наклонившись, прицельно запустил мне в голову обломок кирпича. Огонь разом погас, и ожившая толпа наконец-то сообразила, чем ей нужно заняться. Следом за первым обломком ко мне прилетел еще один, лишая меня твердой опоры, потом еще один, потом я сбился со счета, проваливаясь в пустоту. В глазах замелькали черные тени, тело обожгло нестерпимой болью, а озверевшие маргиналы взяли реванш, расправляясь с моей податливой тушкой. На какой-то миг в мое угасающее сознание просочилась мысль о моей вечной жизни и непонятном сожалении, потом перед глазами все закружилось, заплясало бешеной серой стаей, и я понял, что умираю.

Глава 44.

«Я сделал все, как ты просил,» — нервно проговорил Тарас, обращаясь к тщедушному невысокому человеку, сидящему за массивным резным столом в просторном светлом кабинете Научного Центра. Человек никак не отреагировал на сообщение, и Тарас рискнул приукрасить повествование красочными подробностями.

«Я шел за ним двести километров, не останавливаясь ни на минуту. Это не человек, это машина, не знающая усталости. Я едва успел догнать его в каком-то невзрачном поселке с четырехзначным обозначением. Я приложил все усилия, чтобы выполнить твою просьбу. И я выполнил ее, а сейчас хотел бы услышать твой ответ!» — закончил Тарас и уставился на сидящего в кресле.

Тот коротко кивнул на столь эмоциональное выступление и задумчиво произнес, будто бы обращаясь к самому себе.

«Сумка, Тарас. Где она?» — озвучил он единственный вопрос, и Тарас ощутимо напрягся под пронзительным взглядом тусклых серых глаз. Он не видел никакой сумки, к тому же перед Тарасом стояли совсем другие задачи. Да и к чему его грозному заказчику старое чужое барахло?

«Мне была нужна его старая сумка, Тарас, — более эмоционально проговорил хозяин светлого кабинета. — именно это я ставил целью твоей чудовищно опасной экспедиции. Теперь мне интересно, какую же именно задачу выполнил ты?»

Сейчас в голосе тщедушного человека отчетливо звучали стальные ноты, заставившие Тараса разбудить в себе мастерство убеждения и красноречия.

«Я избавился от него, Игнат, — повышая голос на пару тонов, произнес он, — он больше не будет мешаться тебе под ногами. Но хочу заметить, сделать это было весьма затруднительно. Он дьявол, Игнат, безжалостный и дикий. И если кто-нибудь мне скажет, что он был гениальным ученым или что-нибудь еще в этом роде…»

Тарас ожидал, что Игнат Бражников, могущественный и великий Игнат, способный изменить ход истории одной незначительной гримасой, тут же облегченно выдохнет и назначит Тараса своим первым советником. Однако Игнат, вместо раздачи преференций, пугающе медленно поднялся с кресла и, наклонившись над массивным столом всем своим невзрачным корпусом, едва слышно прошипел:

«Что ты сделал? Повтори.»

«Я расправился с ним, — уже менее пафосно пробормотал Тарас, внутренне холодея, — мои парни… То есть я сам забил его кирпичами. Обломками кирпичей.»

Зачем-то уточнил он и наконец замолчал, осознав всю неправомерность своих действий.

Когда полмесяца назад Игнат Бражников вызвал к себе в кабинет верного Тараса и озвучил главную беду, обрушившуюся на его голову, у серого кардинала тут же обозначился план мести. Он прекрасно помнил, сколько труда и усилий было потрачено Великим Игнатом на создание тайной лаборатории, сколько предосторожностей было предпринято, чтобы не попасться под прицел силовым структурам и остаться в их глазах непогрешимым и могущественным. А еще Тарас хорошо помнил о перспективах, в туманных красках описанных господином Бражниковым. Но даже в такой неясной интерпретации Тарас сумел рассмотреть для себя массу выгодных моментов, и, когда никому неизвестный Прохор Моськин безжалостно ворвался в их гладкие планы, поклялся отомстить наглому выскочке. Тогда он невнимательно прослушал наставления Бражникова, посчитав, что в данных условиях их желания должны совпасть, и отправился вершить правый суд.

«Ты уверен, что покончил с ним? — вернул Тараса на грешную землю сухой равнодушный голос. — ты можешь мне поклясться в этом?»

Тарас снова приободрился, услышав в вопросе новые интонации, и уверенно кивнул.

«Он мертв, Игнат. Я в этом кое-что понимаю. А что касается его вещей, — рискнул добавить он, — я действительно не увидел при нем его сумки. И ничего не увидел. С ним был его недомерок, весьма своеобразный экземпляр, я бы сказал. Верный, отчаянный и невероятно смелый. Видел бы ты, как он убивался над растерзанным трупом, Игнат. У меня самого в груди защемило, когда я слушал его надрывные причитания.»

Игнат невнимательно ознакомился с весьма художественным описанием гибели своего противника и недовольно поморщился. При более благоприятных обстоятельствах он не отказался бы от сотрудничества с человеком-дьяволом, как красноречиво обозвал его верный Тарас. Амбициозный Свиридов наивно полагал, что далекий от науки Бражников не догадается об истинной, весьма незначительной, роли Ивана Ивановича в развитии научного прогресса. Игнат, всегда и во всем желающий видеть ясность, в первую же неделю их совместной работы выяснил, кто стоит за всеми разработками, и терпеливо наблюдал за потугами Свиридова казаться важным и незаменимым. Когда господин Моськин отправил зарвавшегося ученого на тот свет, Бражников испытал что-то вроде уважения к скромному Прохору, а когда тот вклинился в великие планы самого Игната, почувствовал досаду.

«Это был бы невероятный тандем, — мелькнула смелая мысль, в тот день, когда стараниями Моськина лаборатория взлетела на воздух, — да вот только как уговорить тихого гения примкнуть к рядам негодяев?»

На этот случай у Бражникова всегда находились весьма убедительные кадры, и на верного Тараса Игнат делал большие ставки. Однако, недалекий соратник круто подвел своего босса, навсегда лишив того возможности подружиться с Прохором, и теперь Бражников был вынужден пересмотреть заранее продуманные шаги и направления.

«Отдыхай, Тарас, — негромко обронил он, кивая на дверь, — я позову тебя, как только почувствую в том необходимость.»

Когда за растерявшемся Тарасом захлопнулась дверь, Бражников погрузился в натужные размышления. Ему еще никогда не попадались такие ребусы, которые он не мог бы решить. Гибель Прохора озадачила бизнесмена, однако она же запустила новый виток вариантов решения, один из которых подсказал Игнату добыть те самые научные записи и информацию, похищенную Моськиным из лаборатории. По словам дурака-Тараса, у Прохора оставался верный недомерок, у которого наверняка сохранились вещи покойного гения. Бражников коротко усмехнулся и приступил к разработке нового стратегического плана.

Гениальная идея догнала Бражникова к вечеру того же дня и вынудила прибегнуть к помощи еще одного верного соратника. Точнее, верной соратницы. Впрочем, такая высокая характеристика давно подвергалась сомнениям и самого Игната, и его ближайшего окружения. Нестабильная Соня, невнимательно выполняющая разные незначительные поручения чрезмерно занятого отца, большого доверия не внушала. Ее последняя миссия по удержанию того самого недомерка была с треском провалена, однако гнева со стороны акулы большого бизнеса не вызвала. Тогда господин Бражников даже не догадывался, насколько важным может оказаться тощий малыш в деле достижения высоких целей.

«Приветствую тебя, девочка», — торжественно проговорил Бражников, встречая на пороге кабинета дочь Софью. Игнат мало уделял внимания собственному ребенку, с головой погрузившись в проблемы финансов. Все заботы по воспитанию и обучению он возложил на плечи своей гражданской супруги Насти и благополучно забыл про обеих, пустив слух о собственном преображении. На самом деле продуманному Игнату было необходимо на время скрыться с горизонта, и лучшего способа самоутстраниться он не придумал. В тот период к диким относились с уважением, вызванным страхом, и гонениям не подвергали. Продержавшись в изгнании пару месяцев, Игнат вернулся и заполировал могущество триумфальным созданием чудо коробки. На все сочувствующие реплики господин Бражников только усмехался, опровергая слухи. Когда он остался единственным опекуном нестабильной девочки, возросшие обязательства не слишком взволновали большого босса, и он все так же стремился извлечь из общения с малышкой какую-нибудь практическую выгоду.

«Помнишь дядю Прохора?» — без затей начал он, не имея ни малейшего понимания, как строить диалоги с малышами. Девочка заметно оживилась и согласно кивнула, искривив личико в подобие улыбки. Игнат удовлетворенно качнул головой и снова задумался. То, что родилось в его голове за полчаса до появления в кабинете Сони, теперь казалось ему глупым и нелогичным. Игнат старательно тасовал в мозгах придуманные фразы и наконец, выдал самое, на его взгляд, правдоподобное.

«Хочешь повидаться с его самым лучшим другом? Ты же ведь помнишь Женю? — проговорил Бражников, вкладывая в интонацию все дружелюбие и мягкость. — дядя Прохор его просил кое-что передать для тебя.»

На всякий случай добавил он и напряженно замер, ожидая реакции. Соня настороженно кивнула, явно почуяв подвох, но Игнат, увидев цель, решил не останавливаться.

«Я очень занят, девочка, — продолжал нестись на волнах идей господин бизнесмен, — поэтому не смогу забрать этот подарок. Ты сделаешь это сама, отправившись в путешествие. Ты же любишь путешествовать? С тобой поедет Тарас, он присмотрит за тобой. Но Жене ты ничего про него не говори, это расстроит его. Ты заберешь подарок и вернешься домой, поняла? Возможно, Женя не захочет отдавать тебе гостинец, но ты ведь знаешь, как заставить несговорчивого дядю подчиниться? Прохор очень расстроится, когда узнает, что его подарок тебе не достался. Без подарка не возвращайся, девочка. Понятно?»

Соня снова кивнула и, постояв немного, неловко двинулась обратно к дверям. Игнат только вздохнул, на мгновение ощутив себя конченым негодяем. Однако, эмоция быстро прошла, и могущественный босс снова вернулся к привычным делам.

Глава 45.

Женька молча пялился на неровный холмик сырого песка, перемешанного с комьями тяжелой глины. Дергачев потратил больше пяти часов, создавая последний приют своему дорогому другу, так нелепо и страшно погибшему от рук пьяных отморозков. Теперь, когда слезы высохли, и к Женьке вернулась способность трезво оценивать действительность, перед глазами вновь замелькали чудовищные картины жестокой и бессмысленной расправы. «Неужели кривому уроду было так важно сохранить в глазах маргиналов свой невнятный статус? — толкалась в голове одинокая мысль, — Тихон никому из них не сделал ничего, за что мог бы заслужить такую чудовищную смерть»

Все произошло настолько стремительно, что понимание самого непоправимого пришло к Дергачеву со значительным опозданием. Он полночи прислушивался к отсутствующему дыханию растерзанного друга и упрямо продолжал разные реанимационные действия, о бесполезности которых догадался только к рассвету.

«Ох, Тихон, — потерянно прошептал Женька, опуская ладони на холодный холм, — прощай, дружище. Теперь уже навсегда.»

Смахнув набежавшие слезы, Женька решительно поднялся и уверенно зашагал прочь, отчаянно жалея, что они с Тихоном вообще решили заглянуть в это богом проклятое место.

Когда унылое поселение осталось далеко позади, Женька растерянно огляделся, выбирая новое направление. Последняя асфальтированная трасса, которая привела беглецов в населенный пункт № 5463, обрывалась у его границ, предоставляя возможность случайным путникам самим прокладывать себе дальнейшие маршруты. Женька был лишен тех немногих средств технического прогресса, что позволяли бы сделать это без усилий. Разряженный информационный браслет, принадлежавший его Тихону, продолжал оставаться бесполезной игрушкой, и сентиментальный Женька оставил его себе просто на память о любимом брате.

Перед Варваром расстилалось бескрайнее поле, кое-где украшенное чахлыми кустиками и одинокими корявыми деревьями. По ним Женька решил ориентироваться, двигаясь строго по прямой. Куда могла привести его нехоженая дорога, о том путник предпочитал не задумываться, старательно воскрешая в памяти картины южных краев.

«Раз нам с Тихоном не суждено вдвоем попасть на относительно безопасные склоны гор, — толклась в голове настойчивая мысль, — я пойду туда один. В память о неугомонном ученом.»

Женька старался ничем не выдавать своего горя, упрямо сохраняя образ сурового малоэмоционального мужика, чуждого переживаниям. Ему на очень короткий срок удалось поверить в свое железное спокойствие, ровно до того момента, пока перед ним вновь не замаячил знакомый насыпанный вручную страшный холм. Женька в замешательстве остановился, вглядываясь в очертания и, шумно выдохнув, помотал головой.

«Кругами хожу? — с усмешкой подумал он, — или меня водят черти? Как я мог снова оказаться там, откуда ушел несколько часов назад?»

Тихон не желал отпускать его, магнитом притягивая обратно, и Женька, повинуясь негласному приказу, послушно опустился на изрытую землю. Перед его глазами мелькали заключительные эпизоды жизни Тихона, и вызывали в Женьке мистический ужас. Когда Тихон в первый раз разогнал отморозков одним взмахом руки, Варвар поверил невнятному объяснению и списал все на чудесную дурь в мозгах местных маргиналов. Но вот какое зелье заставило повторно извиваться решительного главаря, Женька придумать не мог. В магические свойства ладоней ученого он откровенно не верил, хоть в целом вопросы мистики никогда не оставляли его равнодушным. Потом в затуманенные мозги ворвался эпизод о мгновенно зажившем рваном порезе, об исцеленной местной селянке, и обескураженный Женька почти вслух пробормотал:

«Кто ты, Тихон?»

Закопанный в сырой песок убиенный Тихон вряд ли ответил бы своему Варвару, да и в целом, вопрос прозвучал риторически. Но когда на Женькино плечо мягко опустилась чья-то ладонь, а за спиной раздался едва уловимый шорох, Женька не выдержал и, подскочив на ноги, отчаянно выматерился. Вместе с непечатными фразами Варвара покидало невероятное напряжение, державшее его в цепких объятиях последние сутки. Немного придя в себя, Дергачев обернулся и с немым изумлением уставился на прозрачную фигурку, едва различимую в темноте. Прозрачной фигурка показалась Женьке только в первые пару минут. Присмотревшись, он отчетливо разглядел знакомый синтетический комбинезон, легкую болоньевую курточку и веселые хвостики спутанных волос. В шаге от совершенно растерявшегося Дергачева стояла невероятная Соня и кривила рожицу в некоем подобие улыбки. Столько потустороннего одновременно нежная Женькина душа принять не смогла, и потребовала решительных действий. Обрядов и заклинаний Женька не знал, магическими способностями, кажется, не владел, поэтому самым продуктивным способом избавления от сумеречных кошмаров посчитал обычное бегство. Впрочем, бегством в прямом смысле этого понятия Женькины демарши назвать было сложно. Варвар неторопливо развернулся, оставляя своего Тихона, и медленно побрел прочь, тщательно присматриваясь к выбранному маршруту. Он старался не задумываться о причинах появления среди необъятных полей и степей одинокой девчушки, и когда расслышал рядом с собой легкое шуршание, без затей поинтересовался:

«Ты настоящая? И если да, то что делаешь в этих богом забытых краях?»

Вместо ответа Соня крепко вцепилась в руку Варвара и прибавила шаг, немного обгоняя своего спутника и с видимым любопытством заглядывая ему в лицо. Женька мысленно махнул рукой на неотвязную попутчицу, переключая раздумья в новое русло. Теперь, когда перед ним со всех сторон тянулось темное бескрайнее пространство без единого признака человеческого жилья, а на землю опускалась теплая летняя ночь вопросы ночлега становились приоритетными. Женька мало что знал о местной фауне, а также сомневался в совершенной безопасности неизведанных территорий, однако усталость брала свое, требуя передышки. Соня, угадывая настроение своего спутника, упрямо тянула его куда-то вбок, продолжая сохранять молчание. Спустя час пешего пути перед Женькой замаячили очертания какой-то деревушки, Соня заметно приободрилась и прибавила шаг, а Варвар внутренне содрогнулся от вернувшихся воспоминаний.

«Нет, Соня, — пробормотал Женька, — о том не может быть и речи. Если хочешь, можешь попроситься там на ночлег, а я останусь здесь.»

В словах и интонации Варвара не было ничего смешного, однако Соня, не выпуская из цепкой ладошки сильную руку, безудержно захохотала. Она откровенно кривлялась, показательно складываясь пополам и хлопая по коленке свободной ручкой, и Дергачеву стало жутко. От присутствия Сони, от отсутствия Тихона и от неясных очертаний безмолвной деревушки, темнеющей впереди. Отсмеявшись, Соня вновь натянула на личико серьезную маску и решительно двинулась дальше к постройкам, увлекая Женьку за собой. То, что в темноте Женька принял за силуэты частных домиков, оказалось причудливо сложенными из природного камня надгробиями, а сама деревушка представляла собой какое-то не православное кладбище. Женька слабо разбирался в ритуальной культуре, однако столь фривольное поведение чрезмерно самостоятельной девчушки вызвало в нем неловкость.

«Соня, — назидательно проговорил Женька, гася мистический страх, — это не место для прогулок. Тем более не место для безудержного веселья. Давай подыщем себе для ночлега что-нибудь более подходящее.»

Взывать к здравому смыслу психически нестабильной барышни было бесполезно, а оставлять ее на произвол судьбы на территории захоронений — опасно. Соня грозила закатить очередную истерику, и Женьке ничего не оставалось, как снова пойти на поводу малолетней авантюристки. Довольствоваться самым крайним захоронением капризная Соня не пожелала, утягивая своего сговорчивого спутника вглубь мертвого города. Наконец одно из надгробий устроило Соню, и она силой втолкнула Женьку за низкие стены страшного домика. Женька неловко втиснулся в тесное пространство, и тут до его обостренного слуха донесся шум двигателя. В темноте летней ночи, на открытом пространстве звуки свободно проникали на самые немыслимые расстояния, и вполне могло статься, что кто-нибудь из припозднившихся граждан просто торопиться домой, подгоняя ржавую иномарку. Женька вопросительно глянул на свою замершую попутчицу и собрался озвучить немного вопросов, как внезапно почувствовал на своей обросшей роже цепкую прохладную ладошку. Соня привычно заткнула Женьке рот, призывая к молчанию. Звук двигателя стал громче, он раздавался совсем рядом, и теперь Женька начал сомневаться в случайности его возникновения. Протарахтев некоторое время, машина затихла, а в ночи раздались невнятные голоса. Они то приближались, то становились почти не слышными, однако и Варвар, и Соня отчетливо ощущали чье-то чужое присутствие. Тот, кто сейчас бродил вдоль границы кладбища, явно кого-то искал, негромко выкрикивая невнятное имя. Соня продолжала удерживать Женьку от попыток издать хоть звук, несмотря на то, что он и без ее предостережений сидел как мышь и почти не дышал. Наконец голоса смолкли, а дребезжащий моторный гул постепенно растворился в темноте.

До утра Женька и Соня просидели на чьей-то могиле, сохраняя настороженное молчание, и только с первым солнечным лучом Соня разрешила своему попутчику подать голос.

«Я не знаю, кто это был, — пробормотал Женька в ответ на ее молчаливый вопрос, — и, сказать по правде, не желаю даже строить предположения. Нам повезло, что искатели не рискнули нарушать границы кладбища»

Соня медленно кивнула, не отрываясь, слушая каждое Женькино слово. После чего резво вскочила на ноги, чтобы продолжить путь. Варвар был склонен согласиться с ее предложением, поскольку ощущал себя крайне неуютно в окружении старых могил. Подхватив уцелевшие вещи Тихона, он неловко выбрался наружу и прищурился, ослепленный солнечными лучами нового дня. Третья подряд бессонная ночь делала Женьку заторможенным и неповоротливым, а не утихающая боль воспоминаний лишала желания искать новые цели. Соня снова вцепилась в Женькину руку и уверенно повела его прочь, ловко маневрируя среди монументальных памятников.

Глава 46.

«Что будем делать, босс?» — стараясь казаться равнодушным, бормотал один из верных людей Тараса, пока их старая иномарка прыгала по бездорожью. Это был справедливый вопрос, остающийся пока без ответа. Всегда внимательный и рассудительный первый помощник могущественного вседержителя сейчас только хмурился, время от времени нервно стукая кулаком по видавшей виды покореженной приборной панели. Всего пару месяцев назад он справедливо рассчитывал, что вместо этой ржавой рухляди его будет нести навстречу приключениям новенький внедорожник, купленный на честно заработанные капиталы. Однако прошлые планы приходилось пересматривать, а сбыча мечт временно откладывалась до лучших эпох. И то, в том случае, если они когда-нибудь состоятся. Тарас вместе со своим верным союзником вторые сутки прочесывали окрестности в поисках неугомонной девчонки и приснопамятной сумки, ради которой и была затеяна вся эта экспедиция. Тарас был уверен, что сумка вполне бы удовлетворила интересы высокого шефа, поэтому в данную минуту был готов пойти на самые крайние меры, чтобы влиятельный босс не порешил его в первую же минуту их очередного свидания. До которого, к слову, оставались считанные часы. Игнат Бражников всегда был человеком слова и не разменивался на авансы, поэтому просить отсрочки и выговаривать себе новые условия, Тарас считал пустой тратой времени.

«Этот недомерок не мог уйти далеко, — почти уверенно бормотал верный человек, рассеянно следя за дорогой, — последний раз я видел его возле поселка № 5463 день назад. Может быть пару дней. Я вообще был уверен, что верный оруженосец останется до конца времен охранять останки чокнутого гения. Соня, будь она неладна, нашла заморыша именно там. Почему Игнат прямо не обозначил цель, а привлек к работе эту свистушку? Что за театрализованные представления? На кой черт ему сдалось ветхое барахло этого умника? Все эти ученые с левой резьбой, по-другому не скажешь!»

Тарас коротко кивнул, невнятно соглашаясь с подельником. Отправляя на дело малолетнюю свистушку, Игнат знал, какую цель преследует. Обладающая многими способностями Соня была его гарантией неприкосновенности вещей Тихона, но недалекому Тарасу о том было знать необязательно. А уж откровенно тупому подельнику и подавно. Сейчас их первостепенной задачей было отыскать хоть что-нибудь из недлинного списка, обозначенного большим боссом. Ночной рейд на чужое кладбище здорово подкосил впечатлительного Тараса, изо всех сил пытающегося сохранить невозмутимость. С наступлением утра он лично обшарил каждое захоронение, в надежде отыскать внезапную пропажу. Это было единственное место, способное надежно укрыть любого, желающего спрятаться. И оно тоже не порадовало находками. Оставив непродуктивные поиски, Тарас переключил внимание на широкую степь. На совершенно ровном, как стол, пространстве невозможно было скрыться с глаз, не оставляя следов, однако куда бы не обращал свои настороженные взоры невезучий Тарас, повсюду натыкался на степной ковыль и невзрачные кустики.

«Провалилась она, что ли? — вслух озвучивал Тарас набегающие мысли, — ну куда могла деться маленькая девочка, без опыта длительных переходов и марш бросков?»

«Она настолько чокнутая, что вполне могла направиться с «подарочком» домой, не дожидаясь нас. — тут же отреагировал подельник, — ну а чем не вариант? Заблудиться на этом пространстве невозможно, даже если поставить такую цель.»

Проехав совершенно немыслимое для пеших прогулок расстояние, Тарас обреченно вздохнул, вынужденно соглашаясь с верным человеком.

«Отправляемся назад, — отважно заявил он, — уверен, эта пигалица двинула домой, не дожидаясь внимания своих нянек. Чертова кукла!»

Машина медленно развернулась и покатилась обратно, возвращая горе-сопровождающих к суровому начальству.

«Смотри по сторонам, — хмыкнул Тарас, — может нам повезет, и мы отыщем эту дуру. Она слишком независима, чтобы придерживаться правил и манер. На кой черт Игнат пригласил нас присматривать за девчонкой, если она прекрасно справилась и без нас!»

Версия настолько понравилась Тарасу, что спустя несколько минут он уже свято верил в нее, склоняя на все лады ни в чем не повинную Соню, посмевшую ослушаться высоких распоряжений. Он уже искренно ожидал через пару километров догнать своевольную барышню и приготовился озвучить ей поучительно-педагогические выкладки, по дороге репетируя самые трогательные фразы. Однако ни через пару, ни через пару десятков километров Соня так и не появилась, вогнав несостоявшегося воспитателя в откровенную панику. Он уже три раза представил себе сцену жесткой расправы обозленного босса над криворукими исполнителями, и ему отчаянно расхотелось покидать бескрайние степи.

«Может покружимся еще немного по территории?» — угадывая настроение босса, поинтересовался подельник. Ему тоже не слишком хотелось выслушивать всякие недовольства и нравоучения, всегда завершавшиеся показательной поркой на конюшне.

«Покружимся» — угрюмо бормотнул Тарас и принялся кружиться, отчаянно протягивая время. Во время очередного витка им на глаза попалось невнятное углубление, отдаленно напомнившее склон оврага. Такое изменение ландшафта приободрило поисковиков и настроило на обнадеживающие мысли.

«Смотри, Тарас, идеальное место для ночлега и укрытия. Если мы не найдем там эту ненормальную, можешь на меня поссать!» — грубовато заключил пари подельник, почти на ходу вываливаясь из салона.

Пугающие процедуры не пригодились, поскольку, едва спустившись по пологому склону, оба бандита наткнулись на весьма пасторальную картину. Под чахлым сухим кустом свернувшись в немыслимый ком, крепко спал верный заморыш, а рядом, уложив голову на вожделенную сумку, сладко сопела дорогая пропажа.

«Глазам не верю, — проговорил Тарас, резво катясь по склону, — сколько счастья сразу!»

Примитивное воображение жадного стяжателя снова проиллюстрировало радужные перспективы, в виде дорогой новой иномарки, выгодного местечка под солнцем и прочих преференций. Он оттолкнул верного и проверенного человека, не в силах сопротивляться древним хватательным инстинктам, и уцепившись в потрепанную сумку, резко дернул ее на себя. Разбуженная Соня вскочила на ноги и некоторое время хлопала глазами, возвращаясь в реальность. Ее уставший спутник продолжал сопеть, уткнувшись рожей в сухую смятую траву, а утомительные сопровождающие, забыв про манеры и воспитание, грубовато потребовали непослушной девчонке двигать за ними. На какое-то мгновение Тарас, движимый благородными порывами, подумал прихватить с собой и заморыша, просто на всякий случай, в качестве бонуса. Однако, оглядев его крепкую фигурку, быстро передумал, озадачившись другой, менее гуманной мыслью.

«Этот верный пионер еще надумает устраивать разборки и строить козни, разыгрывая вендетту. Не нужно, чтобы он проявлял лишнюю активность. Игнату он без надобности, а мне нужны гарантии.»

Эта мысль настолько прочно заняла все пустое пространство в голове отморозка, что он, не желая отпускать привлекательную идею, совершенно неосознанно вытащил из-за пазухи остро отточенный выкидной нож. Заморыш, почуяв, наконец, чужое присутствие, зашевелился и приподнял голову, собираясь с мыслями. Пока он приходил в себя после долгого тяжелого сна, окрыленный удачей Тарас решил поиграться в вершителя судеб.

«Поднимайся, недомерок! Пришла пора расквитаться!» — грозно и надменно провозгласил он и тут же осекся, пораженный выражением помятой рожи верного заморыша. Непрезентабельный Тарас не мог вызвать столько эмоций на небритой роже храброго дворняжки, к тому же темные проваленные глаза были устремлены куда-то поверх головы бандита. Ужас, написанный на лице потенциальной жертвы, незримо передался и Тарасу, однако выяснить причину его возникновения незаменимый помощник господина Бражникова так и не сумел. Поскольку в ту же минуту его пронзило мощнейшим электрическим разрядом, плавящим кишки и выкручивающим непослушные конечности. Тарас хотел было заорать, притупляя невероятную боль и животный страх, но тоже не сумел. Он несколько раз дернулся, причудливо изгибая крепкое накаченное тело и замертво рухнул на сухую траву, так и не выяснив причину своей смерти.

Глава 47.

Я медленно брел по залитой солнцем широкой площади, с интересом разглядывая яркие прилавки, хаотично расставленные по огромному пространству. На каждом из прилавков аккуратными горками были разложены разные товары, призванные привлечь внимание самого взыскательного покупателя. Однако, кроме меня, любоваться на предложенный ассортимент было некому. Заманчивая ярмарка была пустынна и безжизненна и вызывала странные эмоции. Пройдя значительное расстояние по утоптанной пыльной площади, я наткнулся на весьма нехарактерный для ярмарочных торжищ товар. На одном из высоких прилавков были выставлены блестящие прозрачные пузырьки, наполненные разноцветным содержимым. Присмотревшись, я узнал в искрящихся жидкостях обычные химические реактивы, при определенном соотношении дающие весьма интересные результаты. Кому на этом безлюдном базаре пригодились бы подобные продукты, оставалось загадкой, как было непонятно и то, каким образом я оказался в этом чудном месте. Следующая торговая точка радовала потребителей изобилием снеди, настоящей и весьма аппетитной. Вплотную к опасным химическим реагентам были разложены румяные горки печеных пирожков, булок и отлично прожаренного мяса, давно запрещенного экологическим сообществом. Последняя мысль вызвала новое замешательство, но я не успел как следует проникнуться непрошенной эмоцией, поскольку самым волшебным образом все изобилие товаров исчезло вместе с огромной площадью. Им на смену показалась узкая улочка, украшенная по обеим сторонам пыльной дороги одинаковыми домиками. Я с любопытством рассмотрел каждый из них и пришел к выводу, что они вполне пригодны для одинокого житья. Маленькие окошки были завешаны чистенькими занавесками, крепкие двери плотно держались в проемах, а невысокие черепичные крыши весело переливались на солнце радугой оттенков. Я неторопливо шел мимо аккуратных избушек, представляя себе их обитателей и рисуя в голове самые мирные и уютные сюжеты. Одна избушка с крепкой синей крышей привлекла мое внимание и заставила немного притормозить. Симпатичный домик выгодно отличался от остальных широко распахнутой дверью и рождал неосознанное желание войти внутрь. На какую-то долю секунды во мне шевельнулась мысль об обязательном приобретении этой недвижимости в личную собственность, но тут же растаяла, сменившись мыслью о пустых карманах. Я немного постоял возле порога и решительно двинулся дальше, однако спустя пару шагов вновь оказался напротив открытой двери. Прогнав навязчивые сомнения, вызванные основами воспитания и хороших манер, я переступил порог и оказался в неожиданно просторном холле, светлом и чистом. Прямо передо мной раскинулась красивая лестница, выполненная в самом строгом классическом стиле и украшенная добротными резными перилами. Я был уверен, что домик едва вмещает пару небольших комнат, настолько скромным он казался мне с улицы. Ступени привели меня к длинному коридору, по обеим сторонам которого располагалось несколько просторных комнат, отдаленно напомнивших мне мою Алтуфьевскую гостиную. Все они были обставлены красивой и дорогой мебелью, освещаемой ослепительным потоком солнечного света, бьющего в панорамные окна.

«Как здесь поместилась вся эта красота?» — возникла очередная мысль, и следом за ней откуда-то сбоку раздалось негромкое:

«Все это создано любящим сердцем, мой мальчик. Иногда я задаюсь вопросом, как ты сумел вызвать своей неискоренимой отрешенностью столько теплоты в чужой душе?»

Я невольно вздрогнул и, обернувшись, с изумлением уставился на автора нетленного изречения.

В одном из глубоких кресел, перекинув ногу на ногу, вальяжно развалился мой брат, умерший пару десятков лет назад.

«Удивлен? — усмехнулся он, наблюдая за гримасами на моем лице, — я ждал тебя, Тихон, и очень скучал. И вот, дождался. Я рад видеть тебя, мой мальчик, безмерно рад.»

«Ты построил этот дом? — не зная, как начать диалог, пробормотал я вместо приветствия. — но зачем столько хлопот? Меня вполне бы устроила маленькая хибарка возле моря.»

Фил раскатисто расхохотался, закрывая ладонью молодое красивое лицо.

«Разумеется не я, — отсмеявшись, пробормотал он, — я уже ничего не смогу сделать для тебя, мой дорогой. Верный друг решил вложить в твой последний приют всю нерастраченную заботу о тебе. Это он построил такие хоромы, и, надо сказать, получилось у него весьма неплохо. Поздравляю, Тихон, впервые за полсотни лет ты снова становишься домовладельцем!»

Отказываясь понимать увиденное, я опустился в одно из кресел и уставился на Филиппа.

«А ты? Кто строил хоромы тебе?» — поинтересовался я и вдруг запоздало подумал о своем полном невмешательстве в благоустройство загробного существования вечного трудяги. Мои сомнения оказались обоснованы, поскольку с точеного лица Филиппа разом сошло благодушное выражение, сменившись знакомой и давно забытой деловой напряженностью.

«Пойдем, я познакомлю тебя с моим домом,» — без затей отозвался брат и легко поднялся из глубокого кресла.

Мы шли вдоль все той же неширокой улицы, минуя разноцветные домики, пока наконец не остановились возле одного из них, накрытого позитивной фиолетовой крышей.

«Проходи,» — просто пробормотал брат, распахивая передо мной крепкую дверь.

Я еще отчетливо помнил маниакальное стремление блистательного Филиппа Филипповича создавать вокруг себя зоны комфорта, удобств и благополучия, ревниво отбирая себе все самое лучшее, качественное и дорогое. И наверно поэтому сейчас не смог сдержать удивленный возглас, оказавшись в маленькой тесной комнатке, обставленной с примерным аскетизмом. Потусторонняя келья Фила чем-то очень отдаленно напомнила мне мою хижину, и я с усмешкой подумал о том, что за гранью мы с взыскательным братом поменялись местами, но почему-то это понимание не принесло никаких эмоций. Мне было откровенно жаль невероятного трудоголика, вынужденного теперь ютиться в столь непрезентабельных условиях.

«Ты можешь жить у меня, — глупо пробормотал я, натыкаясь в темноте на колченогий стол, — в моем доме хватит места на всех»

«Ох, Тихон, ты сам не знаешь, насколько непродуманно твое предложение. Но ты всегда был таким, мой мальчик. Ты никогда не прислушивался к голосу разума.» — едва слышно выдохнул Фил, и неожиданно стены его хибарки сократили и без того невеликое пространство, опасно навалившись на меня сразу со всех сторон. Я попытался выбраться на улицу, бесполезно ворочаясь в душном пятачке, но от приложенных усилий сбивалось дыхание и выкручивало обжигающей болью непослушное тело. «Что происходит?! — билась в сознании одинокая мысль, — почему мне так больно?! Что не так с этим домиком?!»

Паника, поглотившее все сущее, придала мне сил, и я, отчаянно рванувшись, сделал невероятную попытку вдохнуть стремительно исчезающий воздух. От моих усилий рот наполнился пылью, песком, а глаза заволокло непроглядной серой дымкой. Приложив максимум стараний, я наконец-то вырвался из негостеприимного домика с подвижными стенами и навзничь рухнул в дорожную пыль. Сколько времени провел я, валяясь на пыльной дороге, сказать не берусь, но очевидно прошло несколько часов, пока осознание действительности вернулось ко мне. Ослепительное солнце исчезло, сменившись ночными сумерками, а сухая дорожная пыль успела превратиться в тяжелый сырой песок, перемешанный с комьями глины. Я, ощущая во всем теле невероятную слабость, неловко поднялся и с неудовольствием обнаружил, что мои ноги полностью покрывает внушительной слой сырой земли, а я сам с головы до ног усыпан щедрыми пригоршнями все того же сырого песка. Моя голова гудела и звенела, а конечности отказывались выполнять прямые функции. Проигнорировав неудобства, я все же поднялся на ноги и огляделся. Я рассчитывал увидеть веселые домики с разноцветными крышами, но вместо них передо мной раскинулось невероятной широты бескрайнее поле, украшенное чахлыми кустиками. И словно по команде, в мой гудящий мозг ворвались воспоминания последних мгновений моей жизни. Я отчетливо увидел, как пьяные отморозки безжалостно забрасывали меня камнями, норовя попасть в голову, слышал их озлобленные крики и помнил чудовищную боль, внезапно сменившуюся вселенским безразличием. Мое тело, отпустив, наконец, земные заботы, медленно погружалось в темный вязкий колодец, становясь невесомым. Это были странные ощущения, непонятные и пугающие, но ускользающее сознание успело сообщить, что я умираю, и погасло навсегда. Я был мертв, это несомненно. Отморозки добились своей цели и отправили меня к Филу в просторный дом, построенный для меня верным Женькой. Но почему же сейчас я снова стою на окраине поселения № 5463 и с ужасом воскрешаю в памяти недавние события, ставшие моим финалом?

Пока я приводил в порядок суетливые мысли, мое тело наполнялось жизненной энергией, возвращая мне силы и желание двигаться вперед. «Просторный дом подождет, — пришла итоговая мысль, — я должен поблагодарить строителя за приложенные старания!»

Отряхнувшись, я неторопливо двинулся в чистое поле, не видя пока перед собой конечной цели. Мои движения были еще немного скованы, а некоторые причиняли ощутимую боль, но я упрямо шел по изрытому бездорожью, мысленно усмехаясь своим новым супер способностям. Я потратил ночь на бесконечный переход, а утро нового дня встретил среди равнин и степей. У меня не было ни малейшего понимания, где конкретно я нахожусь, куда иду, и чего рассчитываю достичь в итоге. Я не был подготовлен к путешествию, поскольку мои немногие носильные вещи отсутствовали, деньги тоже, а изорванные тряпки, некогда бывшие моей одеждой, отчаянно просились на свалку. Внезапно мой слух был потревожен неясным гулом, в котором я с изумлением различил звук работающего автомобильного двигателя. Его источник был недоступен глазу, однако весьма уверенно перемещался в пространстве, уходя влево. Повинуясь шестому чувству, я двинулся на этот звук, забывая про осторожность. Возможно, меня подгоняло желание увидеть каких-нибудь живых людей, услышать нормальную человеческую речь, и снова почувствовать себя настоящим. Людей я и в самом деле вскоре увидел, но не могу сказать, чтобы это видение сильно обрадовало меня. На самом краю неглубокой расщелины я наткнулся на старую иномарку, резво вздрагивающую на холостых оборотах. Ни водителя, ни пассажиров я не заметил, зато расслышал невнятные голоса, смутно показавшиеся мне знакомыми. Беседа велась на повышенных тонах, и подойдя еще немного поближе, я увидел и автовладельцев, в которых узнал своих недавних убийц. Они стояли ко мне спиной, закрывая собой собеседников, однако и без дополнительных подробностей было понятно, что конченые ублюдки продолжают придерживаться давних традиций, угрожая расправой невидимому мне собеседнику. Один из них вытянул откуда-то остро отточенный нож и вызывающе взмахнул перед намеченной жертвой, при этом не стесняясь озвучивать свои противоправные намерения. У меня не было желания снова принимать участие в бандитских разборках, к тому же я не был уверен, что осилю повторное воскрешение, однако мои руки сами потянулись к преступникам, а по жилам пронесся огненный ураган. Я неосознанно раскрыл обе ладони, и мой недавний убийца неожиданно замер, отбрасывая в сторону грозное оружие. Его накаченная туша витиевато изогнулась, дернулась и замертво рухнула на землю, позволяя мне рассмотреть человека, которого я невольно спас своим спонтанным вмешательством. Очевидно, мое появление получилось чересчур эффектным, поскольку вместо слов благодарности, приветствия, и любых других слов, человек подхватил с земли мою потрепанную сумку и со всех ног рванул по склону. Мне пришлось приложить значительные усилия, чтобы догнать беглеца и, столкнув его на землю, донести до него пугающую мысль о своей живучести.

«Завязывай, Женька, — едва переводя дыхание, бормотал я, удерживая извивающуюся тушку приятеля, — я жив, это очевидно. Но спасибо за уютную могилку, мне там понравилось.»

Возможно, мое воскресшее сознание навсегда лишило меня дара убеждения, поскольку от моих слов Женька только сильнее дернулся, вырываясь из крепких объятий, и вновь ринулся покорять пространства. Утомившись играть в догонялки, я отправил вслед стремительно удаляющейся тощей фигурке слабый разряд энергии, пытаясь задержать приятеля. Видимо я еще не до конца научился управляться с необычным даром, поскольку Женька коротко взвизгнул и без сил рухнул в сухую траву. Пока я приводил в чувство несчастного Женьку, неотвязная Соня беспокойно отвешивала мне увесистые пинки, выражая тревогу за Варвара и негодование в мой адрес. За всеми хлопотами я не сразу заметил ее присутствие, и только когда Дергачев продемонстрировал мне первые признаки вернувшегося сознания, озадачился новой проблемой. Соня продолжала безмолвствовать, донося информацию невербальными способами, а мне хотелось знать о причинах ее нахождения в обществе моего приятеля. Моими стараниями Женька крепко спал, вольготно растянувшись на траве, а неугомонная барышня как умела, проявляла заботу о пациенте, внимательно отгоняя от его небритой рожи разных насекомых. Понаблюдав за щемящей картиной, я сделал попытку пролезть в Сонины мозги, чтобы узнать информацию из первоисточника. С некоторых пор эта процедура не вызывала у меня больших усилий, но, когда я оказался в святая святых Сониного сознания, я немало удивился. Вместо привычных потоков, меня встретила пугающая вязкая темнота. Никаких обычных девчачьих мыслей о принцах, куклах и тому подобной дребедени, ничего, что подсказало бы мне о настроении, мечтах и желаниях загадочной Сони. На какое-то мгновение я решил, что мой чудесный дар покинул меня, и на пробу я просочился в Женькину буйную голову. Однажды я поклялся, никогда не проводить подобные эксперименты с наивным и доверчивым братом, и никакие не проводить. Но я должен был убедиться в своем могуществе. Увиденная информация, наполняющая Женькину голову, обескуражила меня, вгоняя в краску, и я моментально выскользнул обратно, не желая становиться свидетелем весьма щекотливых откровений. Моя способность продолжала работать для всех, исключая таинственную девицу.

Пока мы загорали в степи, наступил полдень, а вместе с ним пришла необходимость подкрепиться. Моя сумка, заботливо прихваченная Женькой, была наполнена всяким рваньем, исполнявшим роль нашего парадного гардероба, моя неизменная тетрадка покоилась на самом дне, завернутая в лоскут, а вот заветного мешка с концентратом я не обнаружил.

«Я оставил его там, у твоей… Словом, я не стал забирать его с собой, — раздался за моей спиной неуверенный голос, — мне одному он был не нужен.»

От неожиданности я подскочил, обернулся и уставился на приятеля, внимательно рассматривающего мою непрезентабельную оболочку.

«Это на самом деле ты?» — снова поинтересовался Женька, и теперь в его голосе звучало спокойное равнодушие. Несчастный бродяга Варвар настолько утомился хоронить меня, что очередная подобная процедура, видимо больше не вызывала в нем душевного трепета.

«Так получилось, Женька, — неопределенно отозвался я, — но можешь ты расскажешь мне, что было нужно тому отморозку от тебя? Он снова решил воскресить свое реноме?»

Женька ничего не успел мне ответить, поскольку сразу же после моих слов активизировалась мутная Соня. Она резво подскочила на ноги и затрясла лохматой головой, что-то упрямо отрицая. При этом она не забывала взмахивать руками, топать ногами и кружиться по часовой стрелке, пытаясь донести до нас что-то важное.

«Вероятно тот тип из тех, кто не терпит недосказанности, — пробормотал Женька, следя за кривляниями Сони, — очень может статься, что он просто решил поставить жирную точку в деле деревенских разборок.»

Глава 48.

Дорога через бескрайнюю степь превратилась для Женьки в настоящее испытание. Тихон, что шел теперь рядом с ним, больше не был тем Тихоном, которого знал Дергачев. Сейчас это был чужой, совершенно посторонний человек, от которого исходила невероятная энергия могущества и власти. Впрочем, это были только Женькины субъективные ощущения, рожденные подсознанием. Внешне Тихон остался прежним, высоким, сильным, красивым и невероятно умным. Вот только что-то изменилось в его взгляде, интонации и жестах, и в чем конкретно заключались эти перемены, Женька сказать затруднялся. То и дело оглядываясь на своего спутника, непосредственный Варвар ловил себя на мысли, что не слишком рад возвращению героя.

«Было бы куда спокойнее, если бы Тихон остался там, в неумело вырытой могиле и никогда бы не возникал в моей жизни, — металась в голове предательская мысль, которую Женька старательно отгонял. — я пережил бы расставание, оплакал и постарался забыть блистательного ученого, а теперь…»

Что значило это «теперь», было невдомек даже самому Варвару. Он боялся Тихона, боялся его глаз, его слов, его новых способностей. И решил при первой же возможности сбежать от него.

«Он врет мне, — убеждал себя Женька и изо всех сил старался поверить своим убеждениям, — это больше не Тихон. Нет, это не он.»

Игнат размеренно и не спеша спускался по неровным ступенькам, ведущим в глубокий подвал, о котором не знала не одна живая душа, обитающая на воле. Экспедиция по возвращению утраченных разработок с самого начала виделась могущественному боссу провальной и непродуктивной. Оправляя на поиски верных людей, Игнат был уверен, что, побродив по окрестностям, ходоки вернуться ни с чем, невнятно отчитаются перед грозным боссом и отправятся варить кофе и мыть коридоры научного центра. На другие сложные задачи и действия верные люди Игната были категорически не способны. Господин Бражников даже приготовил недоумкам разгромную речь, однако услышанные новости разом вытеснили из головы тщательно прорепетированные фразы.

Подельник верного Тараса вернулся один и прямо с порога ошарашил могущественного и великого весьма шокирующей информацией.

«Шеф, все пропало!» — озвучил он классическую фразу и затрясся в глубокой истерике.

Игнат с видимым любопытством просмотрел представление, усмехаясь актерскому мастерству туповатого исполнителя. После чего попросил конкретики.

«Он убил Тараса, Игнат! Он его убил, но как он это сделал?! Игнат, он этого не делал! Вообще! Но Тарас изогнулся и умер. Прямо на моих глазах. Это его рук дело. Он дьявол, Игнат, настоящий дьявол!»

Господин Бражников во всем любил точность и достоверность и поэтому, проигнорировав все, что с таким трудом донес до него подельник, принялся уточнять.

«Тарас мертв?» — задал он первый вопрос, ответ на который не вызвал у подельника затруднений. Но дальше начались сложности.

«Его убил Женя? Так?» — снова озвучил очевидное Игнат.

«Не так, Игнат! Совершенно не так! Мы почти добрались до этой чертовой сумки, но тут появился он и …»

«Кто появился?! — сухо рявкнул Игнат, утомившись наблюдать кривляния верного человека.

«Прохор, Прохор Моськин. Он появился из ниоткуда и руками убил Тараса. Просто ладонью. Я ни разу еще не видел такого способа, Игнат. Поэтому не спрашивайте, как он это сделал. Он стоял на расстоянии метров пяти и, просто протянув руку, заставил Тараса крутиться волчком.»

«Тарас клялся, что расправился с ним, разве нет?» — холодно обронил Игнат, начиная напрягаться от обилия загадочных новостей.

«Так и было, — охотно признал подельник, — мы сами видели, как тощий недомерок зарывает его в землю, это так же верно, как я прямо сейчас вижу Вас, Игнат. Но он вернулся!»

Игнату не было жаль Тараса. За всю свою жизнь великий босс мало к кому испытывал сострадание, даже судьба придурковатой Сони в данном контексте не волновала его. Пропавшие записи и таинственное возвращение Прохора Моськина интриговало куда больше, чем обычная судьба обычных людей. Могущественный Бражников, имея в руках неограниченные возможности, мог бы намекнуть нужным людям, и уже назавтра таинственный Прохор украшал бы своей персоной просторный Игнатов кабинет. Однако заполошный рассказ подельника пробудил в Бражникове давно заглохший дух соревнования и вынудил снова пересмотреть очевидные планы. В мистическую составляющую рассказа подельника Игнат не поверил ни на минуту. Скорей всего, трусоватый Тарас немного приукрасил собственную значимость, объявив мертвым слегка покалеченного в драке гения, а верный подельник просто неплохой актер.

«Я сам отыщу этого Моськина,» — решил Игнат и прогнал подельника, погружаясь в раздумья.

Могущество Бражникова всегда строилось на связях, знакомствах, возможностях и финансах. Никогда еще тщедушный воротила не сталкивался с проблемами один на один, предпочитая подключать к решению множество сторонних лиц. Объявив себе столь смелый план, Бражников немного погорячился, переоценив собственные силы. И без затей отправился решать задачи старым проверенным методом. Все, что сумел нарыть господин Бражников на ученого гения, содержало проверенную, но настораживающую информацию о полном, тотальном одиночестве господина ученого. Он не имел семьи, друзей, родных, у него не было постоянной подружки, у него не было даже постоянного адреса. Это был очень странный ученый, но тем интереснее казалась поставленная задача неугомонному господину Игнату. Единственным окружением непостижимого ученого можно было считать невзрачного маленького типа, иногда сопровождавшего Прохора Моськина в его весьма частых перемещениях. Тип то появлялся, то исчезал с горизонта, но это был единственный человек, кого видели рядом с Прохором. Игнату позарез были нужны разработки гения, но, если вместе с ними ему удастся наладить контакт с самим ученым, это будет рассмотрено как приятный бонус. Так думал Игнат, подходя к массивной железной двери, расположенной в самом дальнем крыле секретного подвала. «Силой добыть записи, скорей всего, не удастся, — размышлял Игнат, ковыряясь в хитром замке, — поэтому нужно попробовать построить контакт на доверии.»

Бражников не был тонким психологом, но кое в чем разбирался, поэтому и решил навестить своего давнего знакомца, от греха закрытого в секретных катакомбах.

«Добрый день, Мартын,» — торжественно и сухо изрек большой босс, вплывая в невзрачную каморку, украшенную панцирной кроватью и единственным железным столом. Обитатель каморки давно уже и не рассчитывал покинуть ее сырые стены, поэтому очень напрягся, увидев на пороге важного и знаменитого.

«Я не сторонник долгих предисловий, Мартын, — тут же ввел в курс дела высокий гость, — поэтому сразу озвучу тебе задачу, от грамотного исполнения которой зависит… Впрочем, о вознаграждении мы поговорим позже.»

Толстяк Мартын с готовностью приподнялся, не веря собственному счастью. Проколовшись однажды, он целыми днями тасовал варианты искупления грехов перед большим боссом, но даже в самых смелых своих фантазиях не мог предположить, о чем конкретно будет просить его величественный босс. Уже сама формулировка вгоняла исполнительного Мартына в ступор, не говоря о ее содержании.

«Я немного знал Прохора, действительно, — осторожно отозвался Мартын на вопрос о глубине дружеских отношений, — мы общались в рамках профессиональных вопросов. Он врач и весьма неплохой»

Мартын решил не уточнять, при каких настораживающих обстоятельствах состоялось их знакомство и поэтому отделался общими фразами.

«Прекрасно! — почему-то обрадовался босс, — меня интересует именно этот аспект, Мартын. Прохор, действительно, гений, я успел убедиться в том, и сейчас мне необходимы некоторые его соображения, касающиеся научных вопросов. Словом, мне нужны его записи, Мартын. Все до единой. Если ты мне добудешь эту информацию, я выполню любую твою просьбу. Любую, Мартын. Но если ты снова сваляешь дурака, на мое расположение больше можешь не рассчитывать»

«Какие записи? — потерянно уточнил толстяк, теряя нить беседы, — что они содержат?»

«Все, Мартын, все до одной,» — ласково повторил босс и покинул темную келью.

На следующий день толстяк Мартын топтался возле широкого проспекта, щурясь на неяркое осеннее солнышко. Сейчас перед ним стояла весьма четкая задача с очень размытыми контурами. Игнат ни слова не сказал о нынешнем месте пребывания объекта, не обеспечил его необходимыми мелочами, включающими в себя деньги, транспорт и прочие плюшки, зато весьма отчетливо обозначил сроки исполнения. На все про все Мартыну давался месяц, по истечении которого на столе большого босса должны будут лежать вожделенные разработки. А если рядом будет маячить готовый к сотрудничеству Прохор Моськин, то шансы на победу и подарки возрастут у Мартына в разы. Ну а если все пойдет не по плану, о том Мартын старался не задумываться.

Последний раз толстяк видел Прохора пару месяцев назад, именно тогда мстительный Игнат решил проучить проштрафившегося исполнителя и закрыл Мартына в катакомбах. В условиях полнейшей невозможности пользоваться средствами связи, задача толстяка усложнялась, а обещанные преференции виделись весьма туманными. Мартын решил начать с информационной базы, от которой, как он подозревал, будет не слишком много толку. Прошерстив каждую графу бесконечной информационной бездны, Мартын откровенно приуныл. Все данные, касающиеся господина Моськина обрывались маем 2082 года, когда тот неосторожно засветился в Научном Центре разработок и технологий. С той поры неугомонный Прохор успел посетить приморскую провинцию, где и состоялось их спонтанное знакомство, после чего рванул в лебедя, и не факт, что прямо сейчас он находится именно там.

«Черт, черт, черт,» — грязно выругался интеллигентный Мартын и в бессилии жахнул пухленьким кулачком о бетонную стенку автобусной остановки. И в ту же минуту, как по волшебству рядом с ним остановилась раздолбанная колымага, из окошка которой высунулась веселая тощая рожа.

«Садись, подвезу!» — очень нехарактерно предложила она и приветливо распахнула пассажирскую дверцу. Последнее время граждане предпочитали чаще ходить пешком, во избежание недоразумений. Общественный транспорт давно уже стал достоянием истории, а частные извозчики запрашивали сказочные гонорары в виде консервированной вонючей дряни или химического растворимого порошка. Деньги перестали быть деньгами, во всяком случае, среди обывателей. Мартын от неожиданности протиснулся в салон и на всякий случай предостерег:

«Денег нет, корма тоже нет. А куда ехать, я не знаю.»

Удивив водителя вводными данными, Мартын замолчал, ожидая волшебного пинка под зад. Но приветливый водитель только рассмеялся, заводя мотор.

«Это ничего! — заявил он, — это случается. Я вот тоже не имею понятия, куда ехать, весь мир в моем распоряжении! Начальник выпер меня с работы, а я этому только рад! Подумаешь, исследовательский Центр! Найдем себе чего-нибудь попроще. Пойду в медиумы, как тетка моя. И ничего, даже в нынешний век умудряется дурить людям мозги. Любую фигню расскажет, любого человека отыщет и без браслета, и без базы. Во как!»

«Любого? — переспросил Мартын, упуская из вида часть про задуривание мозгов, — и что, вправду может?»

Мартыну сейчас все средства были хороши, и уже через полчаса он входил в подъезд обычной многоэтажки, где в одной из квартир проживала тетка-медиум.

В полутемной комнатке, за круглым магическим столом Мартына встретила обычная бабка, до самых глаз замотанная в синтетические шали и платки. Перед ней сиял разноцветными огнями стеклянный шар, а сбоку притулился странного вида кувшин. То ли он тоже обладал магической силой, то ли служил источником мистического вдохновения, подпаивая хозяйку волшебной дурью.

«Знаю твою беду, — без предисловий завела тетка знакомую песню. Честный Мартын не успел предупредить ее об отсутствии финансов, но раз тетка уже знала о его беде, решил пока помолчать. — вижу широкое поле, чистое и бескрайнее, ровное и необъятное, сухое и пустынное.»

Потом тетка резко замолчала, устав перечислять характеристики загадочного поля, и уставилась на растерявшегося толстяка.

«Зачем пришел? — рявкнула она, пугая резкой сменой интонации — злое дело затеял, ничего не скажу тебе. Убирайся!»

Мартын торопливо поднялся, опасаясь, что шарлатанка раскроет все его секреты и сдаст властям, и вышмыгнул за дверь.

До самых дверей в голове Мартына крутилась странная присказка про неведомое поле, и когда он снова очутился на улице, то не задумываясь, объявил ожидающему его водителю.

«Везите меня в поле, чистое и бескрайнее»

Глава 49.

«Прохор, — негромко прошептал Женька, опасливо косясь на неотвязную Соню, — я очень устал. Давай немного отдохнем»

Мы шлепали по степи, не прерываясь на сон и обед, уже больше трех часов, все еще не обозначив себе конкретный маршрут. По моим задумкам, степь должна была скоро кончится, и где-нибудь впереди нас обязательно ожидала цивилизация. Мой Женька то и дело останавливался, переводя дыхание, и бесстрашно двигался дальше, демонстрируя чудеса выносливости. Я несколько раз предлагал ему остановиться, передохнуть, но он испуганно вздрагивал всякий раз, когда я озвучивал свою очередную мысль. С момента моего возвращения Женька стал весьма настороженно относиться к моей компании, растеряв ту доверчивую открытость, которую я очень ценил в нем. В какой-то степени я понимал его и не осуждал за вынужденную предосторожность, но с каждым пройденным километром, подобная его реакция начала вызывать во мне глухое раздражение.

«Прекрати, Женя, — как-то не выдержал я его очередного кривляния, — верни мне того Женьку, которого я знал всегда. Веселого и открытого. Сторонись тех, кто действительно может причинить тебе зло. Я не из их числа, запомнил?»

Моя отповедь осталась за границами Женькиного понимания. Он по-прежнему чаще молчал, послушно плетясь где-то в стороне, и его неожиданное предложение об остановке впервые за много часов очень обрадовало меня.

«Обязательно, Женя, — как можно радушнее отозвался я, — видишь, впереди начались посадки? Среди них можно отыскать себе подобие ночлега»

Женька кивнул, привычно соглашаясь со мной, и ускорил шаг, увидев цель. Там, в посадках, мы удобно расположились прямо на корнях полузасохших деревьев, когда до меня дошли очевидные факты.

«Женя, мы возвращаемся в значимый город 22, - произнес я, угадывая нашу пройденную ранее дорогу. — в том нет никаких сомнений, видишь указатель?»

Оказалось, мы прошли насквозь бескрайние просторы степей и вновь вышли к асфальту. Женька недоуменно пялился на широкую ленту цивилизованной дороги, но явно не проникался очередным открытием.

«Мне все равно, Прохор, — устало выдохнул он, — делай, что хочешь.»

Мне совершенно не понравился тон, каким Женька отозвался на мои наблюдения. Такой тон говорил о полной безнадеге и безысходности, и я только усмехнулся в ответ на его ремарку.

«Все хорошо, Женя, — улыбнулся я, — в городе мы легче отыщем способ попасть к южным горам. В конце концов, там все еще остались весьма сговорчивые автовладельцы»

«И что ты им предложишь? — невесело усмехнулся Женька, — свое старое барахло? Денег все равно не осталось. И концентрата. Ничего нет, Прохор. И я не знаю, как можно изменить ситуацию»

«Есть мы, это главное, — немного пафосно проговорил я, — а что касается моего барахла, то я не расстанусь с ним за все блага мира. Запомнил, Женя?»

«А способы оплаты могут быть разными,» — помолчав немного, добавил я, а Женька многозначительно ухмыльнулся. На мгновение передо мной показался мой прежний приятель, веселый, остроумный и рассудительный. Показался и снова пропал под настороженной маской. Но даже на этот краткий миг я поверил, что все образуется.

Мои попытки заснуть этой ночью потерпели сокрушительное поражение. Несмотря на долгие переходы, невольную демонстрацию суперспособностей и прочие нагрузки, сон не шел ко мне, заставляя ворочаться с боку на бок и пялиться в темноту. Моя возня разбудила Женьку, и тот, приподняв голову, беспокойно замер, прислушиваясь к внешним звукам.

«Все в порядке, Тиша? — спросонок прошептал он, — не спится?»

«Все нормально, — отозвался я, — спи, Женька, отдыхай пока»

Однако, посыл не прошел, мой приятель присел и уставился на меня. Даже в темноте было заметно, сколько вопросов тесниться в его голове прямо сейчас, но я терпеливо ждал, когда хотя бы один прозвучит вслух. Наконец, Женька набрался решимости и пробормотал, наклоняясь к самому моему лицу:

«Ты же умер тогда, Тихон. Я очень внимательно прислушивался к твоему дыханию, я искал твой пульс и слушал твое сердце. Оно молчало, Тихон, а из твоей разбитой головы на землю вываливались твои гениальные мозги. Я не мог ошибиться, Тихон, ты был по-настоящему мертв! Как ты вернулся? Поверить в это не могу! Этого не может быть, Тиша, потому что этого не может быть никогда» — торопливо бормотал он, вглядываясь в мои глаза, словно именно в них скрывалась вся правда.

«Я видел Фила, Женька, — сокрушенно поведал я то единственное, что волновало меня больше всего, — ему плохо там, я знаю, о чем говорю. Я был в его крохотном домике, видел его нищее убранство и мне бесконечно жаль, что после стольких лет упорного труда, он добился того, что имеет. Я не придумываю, Женя, так оно и есть»

«Видел Фила?! — взвизгнул Женька, а Соня беспокойно заворочалась на своем жестком ложе, — как такое может быть? Он говорил с тобой?»

Я мог бы пересказать Женьке дословно наш разговор, но неожиданно где-то со стороны трассы раздался нарастающий гул автомобильного двигателя. Беседа была прервана, а Женька привычно вцепился в мою руку, отыскивая поддержку. Или пытаясь оградить меня от опасности. Кто знает, почему он все время цеплялся за меня в период больших волнений? Гул приближался и, поравнявшись с нашим импровизированным биваком, неожиданно заглох. Тишина обрушилась настолько внезапно, что нам обоим показалось, что мы оглохли в одночасье. Потом в темноте раздались характерные звуки попыток оживить двигатель, захлопали дверцы, и до нас докатились невнятные голоса бедолаг, попавших в техническую ловушку.

Из их невнятного разговора становилось понятно, что к преступным элементам они не имеют никакого отношения, являясь всего лишь неудачливыми путешественниками.

«Может поможем им?» — предложил добросердечный Женька, снова забывая про осторожность.

Мне не слишком хотелось афишировать свое пребывание в пустынной посадке, однако Женькино желание творить добрые дела можно было потрогать рукой, а после отпинать ногами. Я нехотя вылез из-под приютившего нас куста и решительно направился к суетящимся путешественникам.

«Проверь топливо, Мартын!» — расслышал я в кромешной темноте, и с удивлением узнал в ответной реплике голос нашего общего приятеля.

«Да вроде все в норме, датчик показывает полбака, — послышался знакомый голос, а я с удивлением воскликнул:

«Мартын Мартыныч? Ты ли это?»

Невнятная темная фигура вздрогнула, замерев на мгновение, и неловко развернулась. В неясных отблесках фар, действительно, угадывалась толстая фигура господина Шварца, неизвестно, каким ветром занесенного в бескрайние степи.

«Прохор? — недоверчиво переспросил Мартын, рассматривая меня в темноте. — вот так встреча, дружище! Поверить не могу! Прохор! Какими судьбами? Прохор, это ты?»

Я никогда бы не подумал, что моя скромная персона вызовет у малознакомого толстяка столько восторга. Несмотря на наше довольно тесное общение, между господином Шварцем и мной так и не вспыхнула та искра, которая могла бы родить такое пламя эмоций.

«Невероятно, правда? — хмыкнул я, подходя ближе, — а мы вот путешествуем налегке, так сказать.»

У меня не было желания делиться с восторженным толстяком всеми событиями, какие обрушились на наши плечи в последние несколько дней, не говоря уже о моих проделках в вверенной мне лаборатории. Господину Шварцу, видимо, и не нужно было знать о моих текущих делах. Его радость вполне бодро подпитывалась одним моим присутствием. Мартын, разом забыв о намеченном ранее маршруте, принялся суетиться с заглохшей техникой, попутно озвучивая новые задачи.

«Ты просто обязан навестить меня, Прохор, — бормотал Шварц, нервно выдергивая из-под открытого капота какие-то детали. — я не приму отказа ни в коем случае. Иначе обижусь навсегда!»

В его чрезмерно дружелюбной интонации я расслышал знакомый голос Иннокентия и неожиданно согласился. «В конце концов, чего мы теряем? — думал я, помогая реанимировать старушку-машину, — выспимся в нормальных условиях и возможно, сумеем уговорить Мартына подбросить нас до южного направления.»

Общими усилиями сдохший движок всхрапнул, чихнул и мерно затарахтел, приглашая продолжить путешествие. Мы провозились на дороге чуть больше часа, и за все это время не в меру оживленный Мартын то и дело принимался восхищаться внезапностью встречи.

До самого города господин Шварц в красках рисовал мне открывающиеся перспективы совместного отдыха и своими дифирамбами немного притупил мое внимание. Мы давно уже катились по темным улочкам лебедей, но все никак не могли попасть на знакомый проспект, где жил наш эмоциональный друг.

«Мартын, ты переехал? — неожиданно подал голос молчавший до сих пор Женька. — тот парк, напротив которого ты жил, мы давно уже проехали»

Эта невинная реплика вызвала в Мартыне полное замешательство. Он разом сдулся, что-то неразборчиво пробормотал и надолго затих, сосредоточенно вглядываясь в дорогу. Я подумал о семейных неурядицах, о происках Игната Бражникова и несчастной супруге Ксении, о судьбе которой мог только догадываться.

«И где ты сейчас живешь?» — никак не мог успокоится нетактичный Женька, не проникаясь душевной драмой господина Шварца.

Мартын ожидаемо молчал, а мне вдруг представился полуподвальный закуток, где вынужден был скрываться от вездесущего Игната невезучий приятель. Женька нетерпеливо заерзал, привычно видя во всем всемирный заговор, и неосознанно схватил мою руку, призывая к здравому смыслу. Машина продолжала резво катиться по мало освещенным дорогам, Мартын продолжал молчать, а мне стало любопытно, что сейчас происходит в жизни нового приятеля. На все мои вопросы тот партизански отмалчивался, отделываясь невнятными фразами, чем только приумножал мою любознательность. Отчаявшись дождаться от Мартына внятного ответа, я рискнул прибегнуть к незаконному, но крайне надежному способу и полез в его мозги. Эта процедура никогда не вызывала у меня особых затруднений, не стала проблемой и сейчас. В голове господина Шварца ворочались разные мысли, но все они были сбиты с маршрута самой главной мыслью, занимающей все информационное поле, и она мне активно не понравилась. Ознакомившись с содержимым мозгов коварного Шварца, я интуитивно вытянул вперед руку, и от посланного мной потока энергии, машину крутануло, выбрасывая на тротуар. Я еще не слишком хорошо управлялся с этими энергетическими лучами, и видно немного перестарался, поскольку водитель, в ужасе выкручивая руль, все-таки вписался в бетонное ограждение, выполняющее неясные функции. От удара машину подбросило и перевернуло на бок. Толстяк Мартын, глухо охнув, навалился на беднягу шофера, а мой Женька, цепляясь за воздух, самым непостижимым образом, вылетел наружу. Судьба Сони оставалась невыясненной, и когда мы все, кряхтя и переругиваясь, выползли, наконец, на свободу, оказалось, что барышня невежливо оставила нашу блистательную компанию, свалив в закат.

Находиться в обществе Мартына Мартыновича после обновленных данных становилось неуютно, и я, не желая выдавать тайны следствия, попытался закончить встречу на вежливой ноте. Женька облегченно выдохнул, разгадав мои маневры, а неосведомленный Мартын с удвоенной силой принялся уговаривать посетить его жилище.

«Старая рухлядь все-таки подвела нас, — сокрушался он, равнодушно посматривая в сторону своего приятеля-шофера, — но это не должно стать поводом нарушать наши планы. До моего дома осталось совсем немного, предлагаю пройтись пешком!»

«Мы вынуждены отказаться, — резче обычного отозвался я, не выдерживая роль, — переночуем в другом месте»

И не дожидаясь ответных реплик, гордо двинулся прочь, подтягивая за собой верного Женьку.

Как только место аварии скрылось с глаз, а отвратительные сирены набежавших патрулей перестали взрывать нам мозги, я оттащил Женьку в сторону и наклонившись, прошипел ему в ухо:

«Уходим, Женя. Мартын не так прост, как хотел казаться. Игнат взял его в соратники и приказал добыть записи моих разработок. Встреча на трассе значительно упростила Мартыну Мартыновичу обозначенную задачу, и негодяй собирался убить сразу двух зайцев, доставив на завтрак Бражникову вместе с разработками и гениального Прохора Моськина. Нам нужно поторопиться.»

Женька внимательно выслушал мои новости, даже не пытаясь узнать их источники, и оглядев меня с ног до головы, потерянно пробормотал:

«Ну одного зайца негодяй, все же убил, Тихон. Скажи мне, где твоя сумка?»