Хриплый шепот капитана наполнил волнением пространство подземного уровня. Панюшин равнодушно внимал его словам — сейчас они были ему неинтересны. Капитан Козулин звезд с неба не хватал, служил себе потихонечку, и сейчас выслуживался, выторговывал, стало быть, драгоценные минуты жизни. Сукин ты кот, капитан Козулин, стелешься ласково, а в глазах тоска, поди…
Вот и Юрке тоскливо — от говеной жизни такой, а куда денешься?
— Завязывай — посоветовал он. Козулин послушно замолчал.
— Сколько вас?
— Трое, со мной — с готовностью ответил Козулин.
— Гм… — задумался Юрий. — Что-то количества у нас не сходятся капитан.
— Так и я о чем — жарко зашептал капитан. — Их там двое всего осталось, по одному на рыло, а?
— Не жалко, капитан? — насмешливо спросил Панюшин. — Свои все же.
Козулин нервно оглянулся и облизал губы.
— Свои мы с тобой, Юрка. А они материал — нужно будет, сюда сотню приведут.
— Так уж и сотню? — засомневался Панюшин.
Вместо ответа капитан махнул рукой.
— Не о том спорим, Юрка, не о том, поверь…
Юрий хрустнул шейными позвонками. Козулин начал утомлять.
— Предлагаю окончить лирическое вступление и перейти к делу.
— Так я же о чем толкую! — Козулин осторожно приблизился на шаг. — Я не знаю что нужно им и тебе, но…
— И я не знаю — улыбнувшись, перебил Панюшин.
— Как это?
— Открою страшную тайну — проект перешел в заключительную стадию, вот так. Выводы сам сделаешь, или помочь?
Командир спецотряда медленно открыл рот. Юрий попытался заглянуть в выпученные глаза Козявки, но так ничего и не увидел там. Зеркало души капитана оказалось с испорченной амальгамой. Не отражало ее, душу то есть, и во взгляде командира спецотряда не было ничего кроме страха.
— Но как… — ошарашено пробормотал тот. — Посмотри сам — тут же нихера целого не осталось, одни руины.
— Не имеет значения — пожал плечами Юрка. — Уже нет необходимости проводить исследования — все и так уже ясно. Почти…
— Что ясно, что?!! — завыл Козулин. — Все должны сдохнуть здесь?
Панюшин деликатно промолчал.
— А ключ, а сегменты? — не унимался Козулин.
— Лови…
Плексигласовая трубочка блеснула в воздухе. Капитан машинально поймал ее — спиральки наполняли пространство золотистым сиянием, приглашая окунуться с головой в прохладную осень… Козулин с трудом отвел взгляд от ключа.
— Коровяк оставил в лаборатории, так что извини.
Панюшин прильнул к окуляру прицела. Красная точка вздрогнула и вновь оказалась на покрытом испариной лбу капитана.
— Юрка, я прошу…
— Чисто по-человечески? — не утерпел Панюшин. — Не мне вам объяснять, товарищ капитан — иногда приходится совершать взрослые поступки.
— Хорошо, тогда скажи хоть в чем суть проекта?
Точка переместилась на мясистый нос.
— Разве не знаешь?
— Никак нет! — Козулин задышал прерывисто, капли пота сбегали с его рябого лица. — Так в чем же?
Панюшин сказал.
Наступила гнетущая тишина. Сквозь прицел винтовки, Юрий наблюдал, как мертвеет лицо капитана.
— Но это же… это… — Козулин уже хрипел, задыхаясь. Панюшин с неприязнью смотрел на него — что и говорить, зрелище не из приятных.
— Слушай, капитан — произнес, наконец, он. — У тебя пожрать ничего нет?
Капитан удержал рвотный позыв, и выпрямился. Пара секунд, и Козявка пришел в себя — в движения вдруг вернулась прежняя упругость. Юрий с тоской представил, как пули пролетают мимо качающейся фигуры капитана — матер Козулин, так просто и не одолеть сукиного сына.
— Мне бы хлебушка покушать.
— Накушаешься еще. Дерьма… — Загадочно пообещал капитан. — Слушай Юрка, отпустил бы ты меня? Лично я против тебя ничего не имею.
Панюшин, в который раз пожал плечами.
— Иди.
Козулин попятился, не отводя взгляда. Панюшин смотрел, как скрывается за углом обретшая свободу фигура Козявки.
— А ведь мог бы я тебя угандонить, капитан, да видно судьба тебе жить долго и счастливо — прошептал Юрий и погладил винтовку.
Прежде чем найти Юрку, капитан Козулин сделал несколько неожиданных открытий. Одно из них заключалось в осознании неприятной истины — иногда даже с хорошими людьми случаются разные гадости, чего уж тогда говорить за отпетых мерзавцев? Еще одно констатировало такой же неприятный факт — разговаривать с мудаком-Панюшиным придется тет-а-тет, чтобы исключить вероятность ненужного вмешательства извне.
Нож у капитана был припасен заранее. Козулин двигался осторожно, на носочках — шаг его упруг, поступь неумолима. Рукоятка ножа удобно уместилась в ладони, черненое лезвие поразит любую цель.
Осназовец не ожидал подвоха, но в последний момент, успел засечь быструю, как молния руку командира. Нож разрезал воздух. Фарафутдинов кувыркнулся в сторону, срывая оружие.
Козулин на миг потерял равновесие, в глазах потемнело. Он оттолкнулся от стены, и одновременно перекинул нож из одной руки в другую. Палец осназовца тянулся к спусковому крючку, но капитан успел первым — нож прочертил алую полосу на шее бойца. Фарафутдинов отпрянул, его рот открывался и закрывался, он пытался что-то сказать, но до слуха капитана донеслось лишь булькающее хрипение.
Боец пошатнулся и начал медленно заваливаться на спину. Молнией метнувшийся командир перехватил тяжелеющее тело осназовца и медленно опустил на пол.
— Ну, чего ты, Ринат — уговаривал он. — Ложись. Сейчас боль пройдет…
Упокоив бойца, Козулин осторожно высвободил винтовку из костенеющих пальцев. Всунул дуло между направляющей лестницы и стеной, с силой надавил, ломая. Винтовка жалобно скрипнула, превращаясь в бесполезную игрушку. Обойму капитан предусмотрительно сунул в карман.
Подкрался к лестнице — заглянул вниз. Перекладины ржавели в прохладной сырости подземелья. Перекинув свою винтовку через плечо, капитан ухватился за ржавый металл, и ловко передирая руками начал спускаться.
Как найти крысу в многоэтажном лабиринте? Очень просто, нужно стать такой же крысой. Козулин точно угадал уровень, на котором скрывался сукин сын. Тем более кровавые отметины на погнутом листе металла подтверждали его догадку.
Козулин спрыгнул с лестницы. Постоял, прислушиваясь. Где же ты, недруг?
— Панюшин… — осторожно позвал он.
Игнатенко остановился в двух шагах от лестницы. Следовавший за ним Поляков чуть не впечатался в крупную фигуру осназовца.
— Ты чего Мишка?
Осназовец не ответил. Обернулся, прошелся взглядом по усыпанному бетонной крошкой полу. Взглянул на стену.
— Чего? — машинально повторил Поляков.
Зашуршала рация на поясе. Боец поднес к уху миниатюрный прибор.
— Игнатенко… Да… понял.
Он медленно опустил рацию, и впервые посмотрел на напарника.
— Код девять. Командование спецоперацией беру на себя. Возвращаемся обратно. В случае обнаружения, все живые объекты подлежат санации.
— А как же…
Игнатенко сплюнул.
— Повторить приказ?
Поляков качнул головой и попятился.
— Не ссы Игорек. Живы будем, не помрем. С Козявкой сам разберусь…
Труп Фарафутдинова они обнаружили сразу же, как только спустились на исходный уровень. Козулин прятался в контейнере, выцеливая ставшие вдруг неподвижными фигуры бойцов. Рацию капитан предусмотрительно отключил. Под ногами поблескивали разбросанные сегменты — узнав правду, Козулин меньше всего беспокоился о выполнении приказов.
— Ну, давайте, проваливайте уже — сейчас капитану хотелось только одного. Убраться отсюда как можно быстрее, и по возможности здоровым и невредимым.
Как только осназовцы начали спуск, Козулин, осторожно опустил винтовку. Выждав пару минут, подкрался к лестнице. Никого…
Наверх бывший командир спецотряда «Челябинск» взлетел большой встревоженной птицей. Оказавшись в туалете, прикрыл за собой дверь. Подумав немного, вытащил из кармана гранату.
— А это гостинец вам, ребятки, на долгую-долгую память.
Заминировав дверь, капитан подошел к дыре. Оттуда дохнуло свободой — неприятный такой запашок, но сейчас для Козявки он был невыносимо сладок. Оглянувшись напоследок, капитан нырнул в лаз, и выбравшись в хмурое, осеннее утро Славянска, действительно жил потом долго и счастливо, как и предполагал Юрка Панюшин — то ли друг, то ли враг, а быть может просто обиженный судьбой бедолага, оказавшийся однажды не в том месте где следовало бы. Впрочем, судьба… она не спрашивает, как поступить.
Панюшин полз по мостику, ломая ногти. При каждом движении, огненные стрелы начинали пронзать ноги, превращая тело в горящий кокон.
— Суки!!! Какие же вы суки! — Юрий протяжно подвывал, стараясь вырваться вперед. До воды было рукой подать, еще совсем немного, и придется принять освежающую ванну.
Мостик он соорудил, набросав в воду полуразбитые коробки. Сейчас он вряд ли бы смог переплыть чертову яму с водой. Очередью перебило кости, повырывало куски мяса — Юрка старался не смотреть, но боль говорила сама: тебе крышка, дружок. Хотя… может, так и задумывалось с самого начала?
Одна из коробок вдруг сдвинулась с места, не выдержав вес, и Юрка провалился по пояс, умирая в огненной вспышке. Божечка, за что так?
Встать на ноги, Юрка не смог бы при всем желании, но и плыть получалось не очень — он нелепо загребал руками, подвывая при каждом движении. Бетонный берег приближался медленно, словно издеваясь — ну-ка, дружок, достаточно ли у тебя сил, чтобы выбраться наверх?
Рука ухватилась за край ямы. Панюшин заскрипел зубами, подтягиваясь.
Больно.
Интересно, за что ему такая мука? Разве десяток загубленных старух стоит этой бесконечной пытки?
Юрка выбирался из воды, собрав волю в железный кулак. Заставил себя не обращать внимания на боль, но злая гостья упиралась, напоминала о себе при каждой возможности.
Эх, Юрка, а ведь немного уже осталось…
Автомат с газировкой стоял на нижнем уровне — в прошлый раз Панюшин прошел мимо, озаботившись поисками установок энергопитания. Хозяйка-боль напомнила о главном — теперь, когда до цели оставалось всего ничего, нужно добраться до автомата. Еще одно озарение, простое такое. Почему главное вспоминается тогда, когда сожжены мосты, а ноги всего лишь две бесполезные конечности? Не иначе проделки судьбы-злодейки.
Сейчас Панюшин полз навстречу ей. Зубы сводило от нетерпения, взгляд отмечал пятна грязи на отсыревшей штукатурке. Гул генераторов стал громче, требовательнее.
Скоро!
Как только осназовцы появились в поле зрения, палец Панюшина нажал на крючок. Винтовка вздрогнула в руках, и выплюнула короткую очередь.
Один из бойцов перегнулся пополам и завалился вбок. Второй тенью метнулся за угол.
— Игорек… — Игнатенко осторожно подтащил умирающего к себе, в укрытие. — Живой?
— Мишка — осназовец хрипел, на губах пузырилась кровь. — Завали эту суку, слышишь? Чтоб не напрасно все…
Поляков дернулся и затих. Игнатенко выругался, и выпустил из-за угла длинную очередь.
Панюшин поспешно нырнул в контейнер. Пули пробивали толстую сталь, плюхаясь о противоположную стену. Юрий распластался на полу, стараясь вжаться в холодное железо. Сродниться с ним, стать самому железным, чтобы…
Юрка замер. Осназовец покинул укрытие и быстро приближался. Черт! Панюшин попробовал заглянуть в темноту, но только охнул от накатившей боли. В животе заурчало — в темноте организм требовал в десятки раз больше энергии. Вспышка гнева в лабораториях опустошила тело и разум.
Он выскочил из контейнера, комком звериной ярости. Игнатенко материализовался рядом, как раз вовремя, чтобы выпустить в Юрку остаток обоймы. Панюшин услышал выстрелы, и падая, успел огрызнуться парой одиночных. Боль ворвалась в тело одновременно со стоном осназовца.
Нож выскочил из ножен — Юрка змеей проскользнул к раненому. В глазах Игнатенко, Панюшин успел заметить странное равнодушие. Осназовец хотел что-то сказать, но Юрка не дал ему на это времени — воткнул лезвие чуть ниже подбородка. Игнатенко всхлипнул и умер.
И только тогда, Юрка почувствовал, что с ногами неладно. Отползая от тела врага, он попытался привстать, но только охнул, когда боль прошлась от кончиков пальцев, набирая силы, чтобы взорваться чуть выше колен обжигающим пламенем. Тогда же, он вспомнил об автомате с газировкой.
На нижний уровень, Панюшин попал, уже почти ничего не соображая от боли. Организм терял кровь. Панюшин как мог, перетянул бедра выше колен лямками комбинезона, но с таким же успехом можно было бы наложить жгут на шею, чтобы остановить кровь из носа.
На поясе заработала рация — ее Панюшин снял с мертвого осназовца. На всякий случай.
— Игнатенко?
— Я за него — прохрипел Панюшин, ухмыляясь разбитым ртом.
В рации ненадолго замолчали, видимо собираясь с мыслями.
— Вот как, значит?
— Ага — безмятежно ответил Юрка.
— Ну и что делать думаешь, Панюшин?
— Водички бы испить. Глядишь, и полегчает, а?
— Слушай, Юрка. Давай не будем торопиться…
— А торопиться уже и некуда, так ведь?
— Кто-то остался?
Панюшин засмеялся.
— Шутите?
Невидимый собеседник не ответил. Панюшин пристегнул рацию обратно к поясу. Выдохнул, собираясь с силами, оттолкнулся от пола.
Пополз.
Путь до шахты лифта он проделал, находясь в полузабытьи. Тело действовало на автомате — оттолкнуться от земли, подтянуться, сгибая слабеющие руки, взвыть от боли, замереть, восстанавливая остатки дыхания.
Темная вода преградила путь. Панюшин вспомнил как несколькими часами ранее, перебирался на другую сторону коридора. Тогда это казалось парой пустяков, сейчас — почти невыполнимым.
Юрий повернул голову — если набросать в воду вон те пустые ящики, можно будет попробовать перебраться по ним. Черт возьми, хватило бы только сил. Панюшин сплюнул кровавый сгусток, и пополз к ящикам.
На поясе вновь ожила рация:
— Объект будет расконсервирован, так что даже не думай…
— Делайте что хотите — перебил Юрка и бросил рацию в воду.
Ящиков хватило, чтобы соорудить хлипкую переправу только до половины водной преграды. Панюшин с тоской посмотрел на получившийся мосток — ползти по ящикам, чистое сумасшествие.
Впрочем, он и так был сумасшедшим — нормальным нечего делать в подземельях НИИ.
— Поехали… — Панюшин осторожно подполз к бетонному краю.
В генераторную Панюшин вполз, теряя остатки разума. Повел головой, пытаясь сообразить, где он. Автомат с водой стоял у стены. Панюшин увидел его. Железный шкаф, с парой кнопок на передней панели, с прорезью для монет. Стеклянный стакан вверх дном — все, как и должно быть. Вот только как дотянуться до кнопок?
Юрий пересек помещение, оставляя кровавый след. Сейчас он даже не отталкивался ногами — конечности волочились по грязи, двумя бесполезными придатками. Он тянулся, ломая ногти, не завывая — повизгивая, поскуливая, даже не думая о том, как прекратить эту боль.
Боль стала чем-то обязательным. Она существовала сама по себе — как солнце, как звезды на небе. Есть, и все тут.
Панюшин погладил металлический корпус. Автомат вибрировал, словно внутри него происходила какая-то очень важная работа. Хотя, может, так и было на самом деле.
Где-то вдалеке ухнуло. Пол задрожал — Панюшин почувствовал это нижней половиной туловища. Вот и ножки пригодились — два детектора землетрясений, мать их.
Если бы рация была цела, возможно, голос в ней поделился бы с Юркой видением дальнейшего развития событий. Впрочем, и без рации, Юрка сумел сообразить, что начался штурм спецобъекта. Наверняка бравые осназовцы взрывают бетонные пробки, пытаясь добраться до бедолаги Панюшина.
Вверху громыхнуло. Уже сильнее — не иначе дело идет на лад.
Нужно торопиться, но как получить желаемое, когда в ногах нет силы?
Панюшин повертел головой, пытаясь найти хоть что-нибудь, что могло бы помочь. Не обнаружив ничего подходящего, скривил в ухмылке рот — придется совершить маленький подвиг!
Слабеющим слухом, услышал, как заработала, поднимаясь, платформа лифта. Черт, быстро работают сволочи…
Юрка ухватился за угол автомата. Попытался подтянуть тело вверх. Рука скользила по ржавчине, нечего было и думать, что удастся подняться наверх.
Панюшин прикусил губу. Больно, до крови, и рывком оттолкнулся от пола. И умер.
Впрочем, умер не по-настоящему — понарошку. Белый свет окутал его, и в этот раз он был нежным и ласковым. Юрка парил в нем, наслаждаясь покоем, в то время, как его измученное тело, медленно сползало вниз, хватаясь руками за боковые стенки автомата.
Свет померк за мгновение до того, как слабые пальцы были готовы разжаться. Панюшин засмеялся.
Нет, братишки, мы еще повоюем. Во второй раз умирать было не так страшно — он постарался удержаться, намертво вцепившись в лоток для мойки стаканов. Пальцы выдрали пластмассовую подставку, но ухватились, наконец, за что-то металлическое.
Лифт начал спуск — Юрка услышал это, возвращаясь в реальность из короткого забвения. Нужно было торопиться. Пара минут, и коридор наполниться людьми. И не все из них будут друзьями. Скорее наоборот.
Денег у него не было, но в кармане нащупывалось что-то круглое. Свободной рукой, Юрка вытащил металлический кружок. Сегмент поблескивал в разбитых в кровь пальцах, подмигивал рогатой башкой, за что и получил обидное название. Панюшин затолкал коровяк в щель автомата. Стукнул кулаком — сегмент провалился вовнутрь, в автомате что-то щелкнуло и зажужжало. Ну, с богом — палец Панюшина нажал на первую попавшуюся кнопку.
Как только в конце коридора показались грозные фигуры бойцов осназа, автомат, поднатужившись, выдал порцию шипящей газировки. Юрий, протянув руку, взял холодный граненый стакан. На вкус газировка отдавала ржавчиной, но это уже не имело значения. Впервые Панюшин был по-настоящему счастлив — сделав небольшой глоток, он, наконец, вспомнил все.