Сеанс восемнадцатый

Ну вот, я рассказал вам всю свою жизнь. Не знаю, лучше мне стало или нет. Я в первый раз облек в слова все случившиеся со мной события. Расставил свои воспоминания, как книги на полке. У меня такое впечатление, что мне тысяча лет. Хотя я чувствую себя молодым. Мне сорок, и я ребенок.


Я помню, что пришел к вам на один из первых сеансов сразу после рождения Шона. Сейчас ему пять. Я наслаждаюсь настоящим, но в то же время мне ужасно хочется узнать, каким он вырастет, как превратится в мужчину. Это будет человек, безумно любимый родителями. Когда Йоко снова забеременела, мы увидели в этом перст судьбы. Судьба нас благословила. Нам ведь столько твердили, что это невозможно. И вдруг такое чудо! Сразу после нашего воссоединения. Приняв меня назад, Йоко поставила мне несколько условий: бросить пить и кардинально изменить манеру питаться. Она настаивала на здоровой пище. Йоко часто повторяла поговорку: человек есть то, что он ест. Ну вот, я убежден, что Шон появился на свет благодаря нашему стремлению оздоровиться.


Еще Йоко потребовала, чтобы я занимался ребенком. Она сказала: «Я вынашиваю, ты воспитываешь!» Она хотела, чтобы я с ним сидел, а она будет работать. Живот у нее рос, и я на все соглашался. Я приветствовал наступающие дни. Мы были так счастливы. С каждым месяцем угроза выкидыша уменьшалась. Все шло хорошо. Но в тот день, когда родился Шон, было очень страшно. Сразу после родов Йоко начала бить дрожь и кровотечение никак не останавливалось. Я заорал, призывая на помощь. На мой крик явился доктор — седые виски, обнадеживающий вид. Вот хорошо, успокоился я. Но он стоял, ничего не делая, и только как-то странно на меня смотрел. И вдруг пробормотал, что для него большая честь познакомиться со мной. Тут я сорвался. Моя жена умирает, а он рассуждает о музыке! Он что, ненормальный?


Потом все прошло, но врачи обнаружили в моче Йоко следы наркотиков. Я посмотрел ей прямо в глаза. Мы же вместе соскочили. Вместе решили, что для нас это пройденный этап. Я и вообразить не мог, что она будет продолжать, тем более — беременная. Мысль, что она готова рисковать жизнью нашего ребенка, была для меня невыносима. Йоко сказала, что это все вранье, что никаких наркотиков она не принимала, и я уцепился за ее слова, молясь в душе, чтобы они оказались правдой. В дело вмешались социальные службы, и я понял, что они сомневаются в правдивости Йоко. Если она и в самом деле сидела на игле, это конец. У нас могли отобрать ребенка. Наша слава не помогла бы. У нас была ужасная репутация. Какая несправедливость: на нас косились как на торчков, а мы целыми днями лопали сою. Потом выяснилось, что следы оставлены каким-то лекарственным препаратом, и от нас отвязались. Какое облегчение. Мы вернулись домой. С Шоном. С Шоном Оно Ленноном. Мы стали семьей.


Не знаю, что случилось, но впервые в моей жизни одна хорошая новость сменяла другую. Как будто я двигался по спирали позитива. Никсона после Уотергейта отправили в отставку, а мне вдруг дали статус постоянного резидента США. Кто-то на телевидении сказал: «Он так яростно стремился стать американцем, что за одно это ему должны предоставить американское гражданство!»[17] Теперь они поняли, что я люблю эту страну больше всего на свете. Я ходил гулять с Шоном в Центральный парк, и это было главное событие дня. Ничего другого больше не существовало. К гитаре я не прикасался. На протяжении двадцати лет я тратил все свои силы на сочинение музыки и пахал как лошадь. Но с этим покончено. В последние годы у меня размеренная жизнь, состоящая из простых дел. Мой распорядок подчинен режиму сына. Я был неработающим отцом, и мне это страшно нравилось. Не удивлюсь, если эта мода распространится и мужчины займутся домашним хозяйством. На кухне я ловил кайф. Кухарка, наверное, решила, что у меня не все дома. Я чуть с ума не сошел от радости, когда сам сварил себе яйцо. А потом научился печь хлеб. Да-да, я теперь сам пеку хлеб. И это наполняет меня таким счастьем, какого я не испытывал, даже когда собирал целые стадионы.


Я мог подолгу сидеть, одетый в кимоно, ни с кем не разговаривая, ничего не делая. Это была не лень и не медитация, но некое самосозерцание. Я часами занимался йогой и свел к минимуму физическую активность, чтобы очистить дух. В прошлом я так много говорил, что теперь моему телу требуется длительный курс лечения молчанием. Я пожал такое количество рук, что, черт возьми, мне это надоело! Мною пользовались как затычкой в каждой бочке. Я расточал улыбки супруге мэра, которая потом спешила на очередное таперверовское[18] сборище, чтобы с гордостью рассказать остальным, что она только что разговаривала с самым настоящим битлом. Меня с души воротило от всей этой суеты, от этой поверхностности. Наконец-то я нашел убежище, где мог спрятаться. Дома, в семье. Порой я даже забывал, кто я такой. Я освободился от собственного образа. Иногда, шагая по улице, я замечал, что прохожие оборачиваются на меня, а автомобили резко тормозят, и тут вдруг вспоминал, что я — Джон Леннон.


Прежнее исступление отошло в прошлое. Я всегда мечтал о покое, и меня нисколько не смущает, что мой теперешний покой смахивает на анестезию. Пока что я счастлив. Даже пытаюсь самовыражаться, но через письмо. Этот способ как нельзя лучше подходит для того, чтобы извлечь на поверхность свои чувства. Я мало двигаюсь — экономлю движения — и от этого ощущаю себя таким легким, что мне кажется, будто я все время путешествую. Благодаря словам ко мне вернулась и музыка. Да, сначала понемногу — как желание и как потребность, а сейчас я снова одержим ею. Прошлым летом мы ездили на Бермуды. Было здорово. Это совершенно английский остров. Левостороннее движение. И я вдруг понял, что соскучился по Англии. Да уж, чего только не бывает. Я гулял по цветущим садам, восхищался природой, которая никого не оставит равнодушным, и вдруг наткнулся на одно растение под названием Double Fantasy. Я прочитал эти два слова, и мне стало ясно, что именно так я назову свой будущий альбом. Может, даже именно это растение снова толкнуло меня к музыке?


Накануне сорокалетия меня охватило желание вернуться. Мне стало не хватать того, что я отринул. Наверное, так и строится бесконечный жизненный цикл? От отторжения к притяжению. Опять меня искушали демоны прошлого. Опять возник мучительный страх, связанный с выходом альбома. Не разлюбили ли меня за это время? Я сочинял, но из головы не шли одни и те же мысли. Не забыли ли меня? И я понял, насколько мне необходима любовь. Разумеется, меня питала любовь близких, но мне требовалась публика. Как любому артисту. Мне нужны любовь и понимание. Надо сказать, что все мои надежды оправдались с избытком. Альбом приняли очень хорошо. Он так здорово пошел, что я даже начал подумывать о гастролях. Это я-то, который решил, что больше не дам ни одного концерта… Я вернусь в Англию, повидаюсь с родственниками, — момент подходящий. Вернусь в Ливерпуль. Мне не терпится узнать, что меня ждет впереди.


Мы с моим продюсером долго выбирали сингл для моего возвращения. И в конце концов остановились на (Just Like) Starting Over. Конечно, это символично. Но это и правильно. Потому что все и в самом деле только начинается. Начинается заново.


Сегодня. Сейчас.

Загрузка...