Лесная сторожка

Домик в лесу

Тихо в лесу. Умолкли птицы, все замерло перед рассветом.

Но вот, постепенно, небо над лесом начало чуть розоветь, на миг стало алым, потом зеленоватым, наконец синим, и в огромной вековой чаще, словно по чьей-то команде, проснулись и затрещали на разные лады сотни птиц, зашумели, завозились многочисленные лесные обитатели.

Солнце осветило сторожку — маленький домик с белыми рамами, окруженный забором. Домик стоит на небольшом пригорке, километрах в двух от проселочной дороги, идущей со станции Мшинской через лес к деревне Сорокино. Неподалеку от сторожки — лужайка, где пасутся на привязи корова и лошадь.

Озорной солнечный луч, скользнув по полу, потревожил спящего на топчане бородатого старика. Он поднял голову и, протяжно зевнув, до хруста в костях расправил широкие плечи.

Это — Егор Николаевич Сидоров, старший лесник Мшинского участка Лужского района. Вот уже двадцать лет, поднимаясь с рассветом, обходит он свой участок. Сегодня Егор Николаевич хочет побыстрей вернуться домой. Сегодня — день рождения его внука Митьки, который сейчас крепко спит.

Лесник быстро оделся, тихонько вышел из дому, подоил корову и, — вернувшись, поставил кувшин с молоком в подпол. Затем отрезал кусок окорока, хлеба, завернул все это в газету и сунул в охотничью сумку.

Пристегнув патронташ, он подошел к русской печке, около которой висело на стене охотничье ружье. Старик снял с гвоздя централку, шагнул к кроватке, с любовью посмотрел на спящего внука, покачал головой, тихонько пробасил:

— Умаялся…. Весь день на ногах со своими зверьми. — И, заботливо поправив сползшее с мальчика одеяло, добавил: — Эх, сирота!.. Ни отца у тебя, ни матери… Один я, да и то уж стар…

Многое вспомнилось Егору Николаевичу в этот день — день рождения внука.

Была у лесника единственная дочь Зоя. Училась в Ленинграде, в Горном институте. Окончив институт, вышла замуж за молодого летчика. Егор Николаевич ездил на свадьбу и вполне одобрил выбор дочери — понравился ему зять. Старик провел пару дней в Ленинграде, а потом снова уехал к себе, в далекую лесную сторожку.

Но не прошло и трех месяцев, как случилось несчастье. При аварии самолета погиб зять.

Похоронили летчика на Смоленском кладбище, погоревали, поплакали, а через полгода родила Зоя сына. Но — несчастье за несчастьем! — умерла и она во время родов. Остался старик одиноким, с малышом на руках. Чуть не слег тогда Егор Николаевич от такого горя. Однако не до болезней тут — надо было заботиться о маленьком внуке.

Лесник назвал его Дмитрием, в память о погибшем зяте.

— Восемь лет сегодня… — задумчиво проговорил старик. — Спи, спи, сынок. Я скоро вернусь.

Перебросив за спину ружье, Егор Николаевич вышел на свой обычный обход леса.

Как только он показался на крыльце, к нему, виляя хвостом, кинулась большая лохматая собака, помесь овчарки с лайкой.

— Ну что, Шанго, как сторожил ночью? Все в порядке? А ты что волнуешься, Флейта?..

У сарая, на привязи, бегала красивая гладкошерстая гончая. Натягивая цепочку, она становилась на задние лапы и громко визжала, стараясь обратить на себя внимание хозяина.

— Ладно уж, ладно, — ласково бурчал старик, отстегивая цепочку от ошейника Флейты. — Знаешь свою службу. Сейчас пойдем. А ты, Шанго, оставайся. Стереги смотри!

Лесник тщательно запер калитку и, в сопровождении Флейты, направился к лесу.

Тихо вокруг лесной сторожки, скрытой стоящими поодаль высокими деревьями… Проводив хозяина, Шанго побегал по двору, облаял для порядка подошедшую к его миске курицу и, развалясь на солнцепеке посреди двора, сладко задремал. Но хотя глаза пса были плотно закрыты, уши его то и дело чутко пошевеливались. Шанго прислушивался к каждому шороху — свои обязанности сторожа он нес чрезвычайно усердно и добросовестно.

Вот скрипнула, шевельнулась неплотно прикрытая дверь сеновала. Шанго поднял голову и навострил уши. Кто-то толкал дверь изнутри. Наконец она распахнулась, и во двор, переваливаясь с боку на бок, выкатился маленький медвежонок. Усевшись, он потер лапой смешную мохнатую мордочку, к которой пристали длинные стебельки сена, потом неуклюже взобрался на крыльцо сторожки. Потыкавшись головой в закрытую дверь, медвежонок растянулся на верхней ступеньке, щурясь от яркого августовского солнца.

Внезапно из-под амбара показалась голова с раскосыми глазами, огромными ушами и черным, влажным, непрестанно вздрагивающим носом. Секунда, другая, и во двор вылез заяц-русак. Покосившись на дремавшего Шанго и спавшего на крыльце медвежонка, он большими скачками помчался к забору и принялся щипать траву.

По двору, среди кур, важно разгуливал красивый петух голландской породы. Вот он в? летел на забор, захлопал крыльями, деловито прокричал свое звонкое «ку-ка-ре-ку!», повернул голову на бок, прислушиваясь к раздавшемуся по лесу эху, и, довольный, спрыгнул с забора на землю.

И вдруг все всполошилось на тихом дворе. С лаем вскочил Шанго, в несколько прыжков исчез под амбаром заяц, встревоженные куры, во главе с петухом, заметались по двору, громко кудахтая… Из домика послышались крики:

— Стой, стой, чертов кот!.. Вот я тебе покажу!. < Ах ты, шкодник этакий!..

Со звоном раскрылось окно. Попадали стоявшие на подоконнике горшки с цветами — один из них с треском разбился об завалинку. Из окна пулей вылетел большой серый кот. Морда его была вымазана сметаной. Дверь дома стремительно распахнулась. Медвежонок, спавший на крыльце, вздрогнул от неожиданности и кубарем скатился по ступенькам.

Во двор выбежал небольшого роста мальчуган, лицо которого было красным от злости. С веником в руке он погнался за грабителем.

Шанго, всегда охотно помогавший в подобных случаях, тоже включился в погоню. Но Мурзик — так звали воришку, — увидев собаку, одним прыжком взлетел на дерево. Удобно устроившись на ветке, он с независимо-насмешливым видом посматривал вниз, лениво шевеля хвостом.

— Ладно, ладно… Все равно потом слезешь! Всю шкуру спущу, ворюга противный! — погрозил ему кулаком мальчуган.

Сегодня исполнится только восемь лет Митьке, но он уже знает толк в хозяйстве, помогает дедушке и часто задает ему такие вопросы, что Егор Николаевич лишь ухмыляется в бороду.

Митька любит зверей. Он очень гордится своим маленьким зверинцем, особенно потому, что всех животных подарил ему дедушка. Медвежонка, которого назвали Федькой, дед принес весной. Старый лесник получил его от охотников, в благодарность за помощь во время облавы. В другой раз дедушка принес с обхода маленького зайчонка, превратившегося теперь в крупного зайца-русака по прозвищу Санька. Была у Митьки и белочка, названная Стрелкой за быстроту и ловкие прыжки. Был у него еще и еж — «ночной сторож». Днем он обычно спал где-нибудь в темном уголке, свернувшись в клубок, а по ночам, когда все засыпали, выходил на охоту. В ночной тишине хорошо было слышно, как крепкие лапки ежа стучат по полу, а найдя что-нибудь, он громко фыркал.

Шанго, красивый пес, с длинной рыжевато-черной шерстью, тоже был подарен дедушкой. Совсем маленьким щенком Егор Николаевич принес его внуку, когда тому исполнилось три года. Шанго рос вместе с Митькой, и оба очень любили друг друга.

Жили звери у Митьки не в клетках, а на свободе — кто где хотел.

Стрелка, например, нашла для себя уютное местечко на шкафу. За шишками она бегала в лес и грызла их, сидя на подоконнике. Митька любил наблюдать, как осенью белка запасала орехи, которые во множестве росли невдалеке от сторожки. Стрелка приносила их из лесу во рту, заложив за щеки, и прятала в своем уголке на шкафу.

Пообещав Мурзику хорошую трепку за ограбление кринки со сметаной, Митька вернулся в сторожку. Увидев, что их хозяин проснулся, за ним в комнатушку потянулись все его четвероногие друзья.

Оглядев их, Митька заметил, что нет белки, которая обычно сидела на подоконнике. Медвежонок Федька здесь, заяц Санька под кроватью сидит, ежик — под столом, Шанго устроился на полу и ждет завтрака, от нетерпения постукивая хвостом, а Стрелки нет. Митька посмотрел вокруг — нет нигде! Но вот что-то зашевелилось на шкафу, оттуда посыпались сосновые шишки, и из-за края шкафа выглянула острая мордочка с кисточками на ушах.

— Ах ты, трещотка! — вскричал Митька и быстро прыгнул на кровать, чтобы добраться до шкафа. Но белка, щелкнув языком, что означало, должно быть, на ее беличьем языке «Попробуй догони!», мгновенно перескочила на буфет — самое высокое место в доме, куда и Митька не мог взобраться. Там Стрелка начала верещать и кривляться, словно издеваясь над Митькой.

— Я вот тебе! — погрозил он ей.

Митька взглянул на часы. Было уже восемь — некогда долго раздумывать! Быстро покормив зверей, он побежал в сарай, набрал мелких дровец, бересты на растопку и понес в домик.

Сегодня — день его рождения! Надо поскорее плиту разжечь, вот-вот дедушка вернется. В такой день он уж не задержится.

Митька принес воды, налил в чугунок и в большой чайник, поставил их на плиту и пошел в огород накопать свежей картошки. Тщательно вымыв ее в ведре, он высыпал картошку в чугунок, в котором уже закипала вода.

— Ну, вот, — с облегчением вздохнул Митька. — Дедушка придет, а картошка уже сварится и чай будет готов. Остальное он сам доделает…

Присев на табуретку около плиты, Митька подложил дров. Вдруг кто-то тихонько толкнул его в бок и захныкал. Митька обернулся: это медвежонок Федька поднялся на задние лапы, а передние положил Митьке на плечи и стоял перед ним, облизываясь.

— Ты что, Федька, сахару хочешь? — догадался Митька.

Подставив табурет к буфету, он взял сахарницу, вынул из нее кусок рафинада и дал медвежонку. Федька улегся на пол и, держа сахар лапами, начал грызть его, довольно урча и посапывая.

А Митька достал из буфетного ящика аккуратно обернутый бумагой букварь, уселся возле окна и принялся разглядывать картинки.

Но вот где-то далеко в лесу послышался собачий лай. Митька прислушался… Флейта! Значит, дедушка домой идет! С первого августа началась охота, и теперь дед каждый день берет Флейту с собой на обход.

Один за другим прогремели два выстрела. Отбросив букварь, Митька прямо через окно выскочил во двор и побежал к калитке встречать деда. Снова выстрел. Митька остановился. «Наверно, рябчиков дедушка стреляет. Подожду здесь». И, взобравшись на корявую сосну у калитки, замер, прислушиваясь. Еще выстрел, еще!.. Шесть раз выстрелил дедушка! Значит, шесть рябчиков!..

Из густых кустов орешника и ольхи выбежала Флейта. Спрыгнув с сосны на землю, Митька вихрем помчался навстречу Егору Николаевичу.

— Дедушка, дедушка!.. — закричал он еще издали. — Кого стрелял? — И, не дожидаясь ответа, спросил: — Рябчиков, да?

— Рябчиков, внучек.

— Шесть штук убил, да? — уже суетился около ягдташа Митька.

— Да нет, брат, не шесть, а четырех…

— Ну да… Стрелял-то ведь шесть раз!.. — не унимался внук.

— Значит не попал… — ухмыльнулся дед. — Ишь ты, шустрый какой! Рябчики-то, брат, на месте не сидят, а летают. — И лесник ласково потрепал внука по светлым кудрям.

Под вечер в домик лесника пришли гости — лесничий Иван Николаевич Дроздов с женой Екатериной Сергеевной или попросту тетей Катей. Высокий, мрачноватый, Дроздов с первого взгляда производил впечатление хмурого нелюдима. На самом же деле Иван Николаевич был человеком большой душевной доброты. С лесником Сидоровым его связывала давняя дружба, а к Митьке он относился особенно сердечно и никогда не приходил в лесную сторожку без конфет или каких-нибудь других лакомств. Тетя Катя, не в пример мужу веселая и говорливая, всегда называвшая Митьку своим «беленьким сынком», принесла ему в подарок матросский костюм и ботинки. Обрадованный Митька горячо поблагодарил тетю Катю и хотел было поцеловать ее в щеку, но вовремя вспомнил, что для мужчины целоваться — несолидно.

Немного позже пришла из Сорокина тетя Феня. Она работала сторожихой и уборщицей в сорокин-ской школе, куда этой осенью предстояло пойти Митьке. Тетя Феня подарила имениннику сумку для книг и коробку цветных карандашей. Чтобы не обидеть старушку, Митька все-таки, улучив момент, поцеловал ее, а она, расчувствовавшись, сказала:

— Золото у тебя, Егор Николаевич, а не внук. Дай бог, чтобы и в науке хорошо разбирался.

Вслед за тетей Феней приехал заведующий сорокинским магазином Василий Семенович Коровин, человек веселого нрава и завзятый охотник. Страсть к охоте крепко сдружила его с Егором Николаевичем, которого Коровин ценил, как большого знатока лесной жизни.

Был Василий Семенович невысок ростом, толстоват, но, несмотря на свою солидность, расторопен — двигался живо, как на пружинах. Вместе с отцом приехал и сын Коровина, Толька — Митькин товарищ.

С виду друзья были не похожи друг на друга. Митька — светловолосый, голубоглазый, у Тольки же волосы темные, глаза большие, зеленоватые и сам он такой же подвижной, как отец. Митька часто говорил ему: «Чудной ты какой-то, все торопишься, торопишься…»

— Митька, беги сюда… Что я тебе привез в подарок!..

Подбежав к телеге, Митька нетерпеливо раздвинул сено, прикрывавшее что-то большое, квадратное. Это была клетка из тонкой проволоки, в которой сидели, прижавшись друг к другу, четыре голубя: два белых с черными хвостами и два сизых. Они доверчиво поглядывали на ребят красноватыми глазками.

— Голуби!.. — закричал Митька. — Красивые какие!

— Это я тебе в подарок привез. Смотри, Митька, только ухаживай за ними, корми хорошо. Это не простые голуби, а почтовые, — важно добавил Толька.

— А откуда они у тебя? И почему они почтовые?

— Потому что носят письма или какие-нибудь известия. Так папка говорит.

Митька недоверчиво покосился на приятеля.

— Ну да… Как это голубь — и вдруг письмо понесет? В клюве, что ли, или к спине ему привяжут?

Вспыльчивый Толька сразу обиделся.

— Не веришь, да?.. Не веришь? Идем к бате, пусть он тебе втолкует!

Как раз в эту минуту Василий Семенович вышел на крыльцо и крикнул Тольке, чтобы он принес пиво, лежавшее в телеге.

— Да смотри, осторожней, — добавил Василий Семенович, — бутылки не побей.

— Ну вот, — засуетился Толька. — Пошли, Митька, сейчас и спросим. Папка все расскажет про голубей. Он знает, как с ними обращаться, он все про них знает.

Подавая отцу пиво, Толька попросил:

— Папа, расскажи нам про голубей.

— Ладно, — согласился Василий Семенович. — Расскажу, пока там стол еще не готов. Идите к телеге, я сейчас вернусь… — И, взяв корзину с бутылками, пошел в сторожку.

— Ну, что вам тут неясно? — сказал, вернувшись к ребятам, Василий Семенович, давнишний голубятник.

— Пап, а как они почту носят и как их приучить к этому? — спросил Толька.

— Ну, слушайте, да хорошенько запоминайте, — проговорил Василий Семенович и, закурив, присел на телегу. — Эти голуби называются почтовыми потому, что они почту доставляют. И иногда на очень большие расстояния — километров на триста и даже больше.

— Как же они ее несут? — удивился Митька.

— Как? Да очень просто! Каждому почтовому голубю на ножку надевается легкое алюминиевое колечко, к которому припаяна маленькая трубочка. Письмо пишут на специальной, очень тонкой бумаге, вкладывают в трубочку, и голубь летит туда, откуда его взяли, то есть домой.

— Папа, а зачем ты таких молодых купил? — спросил вдруг Толька. — Лучше бы постарше» ученых.

— Я уже тебе объяснял, — ответил Коровин: — Молодые скорее привыкнут к дому, к тому месту, куда их привезли. А как привыкнут — хоть гони, не улетят. Зато старый почтовый голубь, пусть ты его даже год в клетке держал, как выпустишь — только его и видели, обязательно улетит на старое место, откуда его взяли.

— Василь Семеныч! — вскричал заинтересованный Митька. — Как же их приучить, чтобы почту носили?

— Сейчас узнаешь. Помести этих молодых голубей куда-нибудь повыше, они любят высокие голубятни. Попроси деда, чтобы он сделал ящик вроде большого скворечника, только с дверцей и маленьким оконцем с сеткой. Внутри должно быть несколько отделений с перегородками. Положи туда сухого сена или немножко соломы. Вот тебе и дом для голубей.

Недельки три-четыре подержишь их, не выпуская из голубятни, потом на волю начинай выпускать, чтобы полетали, а на ночь снова закрывай. После, когда они уже совсем привыкнут, возьмешь одного, отойдешь с километр от дома и выпустишь, чтобы посмотреть, найдет он свою голубятню или нет. Да найдет, они ведь умницы!.. Ну вот, а на другой день занеси его подальше, километра на два, на три и снова выпусти — он опять домой прилетит. А потом уже спокойно заноси хоть на пять, хоть на десять километров, все равно вернется. Понятно теперь?

— Понятно! — хором ответили ребята.

— Семеныч! — раздался в эту минуту голос лесника. — Ты где ж это спрятался? С друзьями побеседовать решил? — засмеялся Егор Николаевич, увидев, что Коровин сидит на телеге с ребятами. — Прошу к столу. Митрий, чего ж ты? Веди гостей… А еще хозяин, — ворчал лесник, беря Коровина под руку.

Митька по-взрослому, крепко пожал Толькину руку

— Спасибо за голубей!

Последним пришел из Каменки дядя Илья, рыбак. Был он как всегда весел и, еще не войдя в сторожку, закричал под окном:

— Эй, где тут именинник? Гостей принимай, пироги на стол выставляй!..

— Будет уж тебе шуметь, Илья, — вышел навстречу Егор Николаевич. — Заходи. А именинник — вон сидит, — кивнул старик в сторону внука. — Восемь лет парню! Вот оно как. А наше дело стариковское… Есть чему радоваться — внука с пеленок вырастил, нынче в школу пойдет, даст бог, ученым человеком станет. Вот наше с тобой дело, брат Илья, — все ближе к могиле. Отгулялись мы, старики.

— Полно тебе нас хоронить! Сам-то силен, что старый дуб! — хлопнул лесника по плечу дядя Илья. — Лет до ста, пожалуй, дотянешь, — смеясь, прибавил он. — Ну, здравствуй, именинник!..

С этими словами рыбак подошел к Митьке, высоко поднял его, а потом, опустив на пол, сделал вид, что страшно устал.

— Ну и здоров же ты стал, Дмитрий, еле поднял тебя, — притворно отдуваясь, пробасил дядя Илья и тут же, хитро подмигнув Митьке, развернул пакет и нахлобучил мальчугану на голову новую меховую шапку с кожаным верхом.

— На, носи, браток! Будешь в школу ходить, так чтоб голову не застудил. Да смотри, учись хорошо!

Гости, наконец, уселись за стол. Рядом с Митькой сидел Толька. Взрослые пили вино за здоровье именинника, а друзьям налили шипучего лимонада, привезенного Василием Семеновичем.

Но Митьке не сиделось. Тихонько толкнув в бок друга, он прошептал ему на ухо:

— Толька, пошли на улицу, наверно голуби есть хотят.

Незаметно прихватив кусок пирога с рисом и ватрушку с творогом, ребята выскользнули из-за стола. Подбежав к сараю, они сняли с телеги клетку и поставили ее на землю. Посмотрев на товарища, Митька вдруг проговорил:

— Толька, знаешь что — теперь у нас своя почта будет! Ты что-нибудь напишешь и пришлешь мне с голубем, а я тебе!

— Вот здорово! — обрадовался Толька. — Мало ли что понадобится мне, а я сразу — раз, записочку тебе — чирк, голубь и доставит!

— У тебя все «раз», да «чирк», а ты лучше скажи, как с ними теперь быть, — озабоченно разглядывал голубей Митька. — Покормить надо, а

они в такой маленькой клетке не то что есть, а и повернуться не могут.

— Мить, а это что там стоит? — спросил Толька, показывая на большой ящик, стоявший у сарая.

— Это дед с чердака вытащил. Там разное барахло лежало, вот он его вычистил, вымыл и хочет туда осенью овса насыпать.

— Да из него голубятню сделать можно! У меня дома точно такой же! Папка помог сделать. Ты попроси у деда этот ящик, он у тебя добрый, даст.

Уже под вечер, часов в десять, гости стали расходиться по домам.

Коровины уезжали последними, предложив тете Фене подвезти в Сорокине и ее.

— Толя, приходи завтра ко мне, голубятню устраивать будем, — попросил товарища Митька. — Дед разрешил ящик взять. Придешь?

Толька посмотрел на отца.

— Придет, обязательно придет, — усмехнувшись, ответил за сына Василий Семенович.

В доме у стола крутился медвежонок. Поднимаясь на задние лапы, он старался кончиком носа добраться до блюда со сладостями. Митька посмеявшись, дал Федьке кусок сладкого пирога с черникой и, пожелав дедушке спокойной ночи, забрался в свою постель. Однако он долго еще не мог уснуть — все думал про почтовых голубей и про то, как они с Толькой будут переписываться..

Федька доел полученный кусок, облизнулся и вперевалку направился к Митькиной кровати. Поднявшись на задние лапы, он посмотрел на засыпающего хозяина. Нет, видно сладкого сегодня больше не получишь. Медвежонок, еще раз взглянул на Митьку, вышел из дому и побрел к себе, на сеновал.

Через полчаса все затихло в сторожке. Устав за день, крепким сном спал Митька, улеглись и все его звери. Только «ночной сторож» фыркал и возился под лавкой у стола, разыскивая, видимо, вкусные крошки, оставшиеся от Митькиного угощенья.

Не спал и Шанго. По-хозяйски обежав дом, пес присел у крыльца, прислушиваясь к ночным шорохам.