Глава 28

Лия решила, что июнь был наихудшим месяцем. Белла приехала в конце мая, и через месяц ушел Бен. Лия была в депрессии, она не помнила, чтобы такое случалось с ней раньше. Но с приходом нового месяца она почувствовала, что настало время для новых начинаний.

Стало жарко, и уже не верилось, как совсем недавно можно было ходить в свитерах и теплых куртках, спать под самым толстым одеялом и включать обогреватель сразу после захода солнца. Не верилось, что в половине шестого приходилось закрывать ставни, словно скрываясь от темноты снаружи, потому что теперь она могла сидеть на террасе целыми вечерами, в компании кометы и звезд, которые иногда падали.

Она убеждала себя, что это лучшее время: ведь книга начала обретать свою форму, но чувствовала только пустоту. Ее раздражал поток приезжих, которые когда-то уже были на курсах, и теперь она натыкалась на них то у бунгало, то в апельсиновом саду. Она не хотела ни с кем разговаривать, поэтому вместо того, чтобы поплавать в бассейне, она проводила время у себя на террасе, иногда присоединяясь к Этьену в лунном саду. Он дарил ей баклажаны и кабачки, странные перцы, и когда она готовила что-то из них, то старалась убедить себя, что получается гораздо вкуснее, чем из овощей, купленных в магазине. На самом деле она не чувствовала разницы, и у нее вообще не было аппетита.

Она изучала сады и клумбы, писала заметки о цветах, решив добавить их в каждую главу. И понемногу книга росла, как вьюнок постепенно разрастается по стене. Было странно, что все вокруг веселилось, когда ей так грустно.

Белла вернулась в Англию, и это было облегчение. Лия устала беспокоиться, чтобы не встретиться с ней на тропинке или в супермаркете. Она бы не знала, что сказать: то ли сделать вид, что ничего не произошло, то ли устроить сцену, как брошенная любовница, чего ей как раз не хотелось. Было ясно, что нормального разговора у них не получилось бы. И она этого не хотела. Когда однажды Хлоя сказала, что Белла уехала, Лия ощутила смешанное чувство облегчения и разочарования, как будто игра закончилась и без нее жизнь потускнела еще больше.

Хлоя заглядывала время от времени пригласить ее на уроки йоги или на пиццу в деревне. Сначала Лия с неохотой отказывалась, но потом решила, что ей стоит выходить и встречаться с новыми людьми. Никто не собирался приходить к ней, и она должна была, как советовала Пичс, помочь себе сама. Она сомневалась, что Хлоя и Этьен могли познакомить ее с кем-то интересным, но для начала это было неплохо.

Однажды вечером Хлоя пригласила ее на ужин с семьей Этьена. Они жили в огромном доме в начале деревни, трехэтажном, населенном тремя поколениями — сестра Этьена и младший брат, его родители и бабушка. Лия не знала, чего ожидать, но подумала, что приятный домашний ужин мог бы развлечь ее и дать новые истории для ее книги. Она представила споры о приправах с его матерью, рассказы о рецептах, передаваемых из поколения в поколение, и новые анекдоты, которыми она собиралась начинать каждую главу.

Когда они пришли, Лиино сердце упало. Родителей Этьена не было, и его брат и сестра решили устроить вечеринку. Лию встретили слишком громкой французской попсой и бокалом дешевого красного вина. Она села рядом с Хлоей в кресло и стала наблюдать армию двадцатилетних, хихикающих и болтающих на своем жаргоне. Сцена напоминала дискотеку конца шестидесятых, и Лии хотелось вернуться в свой розовый коттедж, налить себе бокал достойного вина и забраться в кресло с книгой.

Хлоя не обращала внимания на возрастной барьер и чувствовала себя уютно с гостями, часть из которых, как оказалось, посещала ее уроки йоги. Она воодушевленно болтала на ужасном французском, смеялась над детскими шутками, обсуждала наряды. Лия чувствовала себя неуютно, старой и одинокой. Этьен суетился о еде, рагу из свинины с яблоками и сидром, которое, к сожалению, должно было приготовиться только к ночи.

Она попробовала поболтать с братом Этьена, тихим парнем с сальными волосами и угрями на носу и подбородке. Он только что окончил школу и начал работать вместе с отцом. Говорить было не о чем, они замолчали, и она не смогла удержаться и представила, что бы произошло, если бы сейчас вошел Бен. Она с нежностью подумала, что он посмеялся бы над ней и увел куда-нибудь. Но Бена не было. Ее Бен ушел, его заменил другой, который предал ее. Сейчас он был далеко и наверняка даже не вспоминал о ней неделями. Его больше не было в ее жизни, он превратился в героя романа, с которым ей было хорошо когда-то, но чей образ потускнел, когда страница была перевернута. А она была здесь, в компании подростков и Хлои, этого вечного подростка, и вечер казался нескончаемым.

Дверь отворилась, вошла женщина, увешанная бижутерией. Сначала Лия предположила, что это мать Этьена или его тетя, но когда она стала выговаривать за беспорядок и критиковать рагу из свинины, Лия поняла, что это бабушка Этьена. У нее были длинные волнистые крашеные темно-красные волосы, пальцы, унизанные кольцами, и оранжевая помада, не подходившая к длинным розовым ногтям. На ней были брюки и черная блузка с открытым воротом и три тяжелых золотых цепи на груди. Лия не понимала ни одного слова из того, что та говорила, но было очевидно, что это интересный персонаж.

Через несколько минут пришла ее подруга, крашеная блондинка с оранжевыми помадой и маникюром, в черных брюках и золотистой блузке. Вместо бижутерии у нее было подтянутое косметической операцией лицо. Она была застенчивее бабушки, но присоединилась к беседе о температуре духовки, в которой стояла свинина.

Наконец, они ушли, видимо на танцы или в казино на побережье. Этьен рассказывал, что это были обычные развлечения бабушки по выходным, и это помогало ей не стареть.

Лия грустно потягивала красное вино в поисках причины, чтобы извиниться и уйти. Ей нечего было сказать и никто бы не заметил ее отсутствия. Но она не могла. Ее пригласили, и она решила остаться. Она поговорила с хорошенькой девушкой, которая собиралась стать медсестрой, и с Мари-Клод, сестрой Этьена, которая только что начала работать. Она подружилась с их лабрадором и соседской кошкой, которая прибежала попробовать собачью еду. Она старалась не думать о Бене и о Белле, о книге, которую читала. Об ужине, который она могла бы сейчас есть, об одеяле, под которое она могла бы сейчас забраться, чтобы проснуться уже завтра.

Без четверти десять подали ужин. Рагу было великолепно, куски свинины и яблоки в соусе из сидра и сливок, и можно было на некоторое время замолчать. Она отказалась от второй тарелки и вина и простилась в половине одиннадцатого. Никто не стал уговаривать ее остаться, она вышла в теплый июльский вечер и отправилась домой.

Она пошла длинной дорогой, которая была лучше освещена и проходила мимо дома Пичс и Феликса. Когда она входила в Дикую Розу, услышала, как Пичс зовет одного из своих котов.

— Это вы, дорогая? — появилась Пичс из темноты. — Не могу найти Тимоти. Я не оставляю его на ночь во дворе, здесь полно лисиц. Посмотрите на комету, прямо чувствуется сила и многозначительность. Я смотрю каждый вечер, это дает мне энергию.

— Нет, — сказала Лия жестко. — Мне не нравится ваша комета, Пичс. Я была очень счастлива без нее.

— Подождите, — хихикнула Пичс. — Все в мире меняется. Я уверена, к лучшему. Вы хорошо провели вечер?

— Приятно, — ответила Лия уклончиво. — Познакомилась с семьей Этьена.

— Правда? Они хорошие люди. У него красивая сестра, если мне не изменяет память. А, ты здесь, противный мальчишка, — обратилась она к коту, появившемуся у двери. — Не хотите выпить на ночь? Я собиралась глотнуть бренди.

— Не знаю, — начала Лия неуверенно, думая об одеяле.

— Заходите. Феликс медитирует, я одна. Мы быстренько.

Лия подумала, что Пичс уже выпила пару рюмочек, но решила, что это развеселит ее. Пичс налила им по большому бокалу и жестом пригласила Лию присесть. Она стала рассказывать о комете и о том, что при Луне в асценденте в пятницу хорошо сажать фасоль и кукурузу. Лия уже засомневалась, не лучше ли было пойти спать.

Но Пичс поменяла тему.

— Как дела? — спросила она, и Лия поняла, что она имеет в виду не работу над книгой.

— В порядке. Как-то все мертво внутри, но в порядке.

— Мертво внутри, — заволновалась Пичс. — Это мне не нравится.

— Мне просто не понравился вечер. Правда, забавно? Так мило, что Хлоя пригласила меня, я не хотела быть неблагодарной, она позвала, чтобы я не сидела одна, но мне там было одиноко.

— Может, это был знак? Что ваша жизнь сейчас налаживается и вам не нужна помощь.

— Вы во всем видите знаки, — улыбнулась Лия. — Завидую вашему оптимизму. Могу я спросить?

Дешевое вино и бренди придали ей сил, и Лия чувствовала уверенность. Они стали ближе и могли говорить открыто.

— Вы верите, что Белла получила наставления от духа, или она сама все написала?

— Не дает покоя, правда? Неизвестность? Мне кажется, вам надо стать более открытой, — она засмеялась и глотнула бренди. — Зная ее, конечно, можно подумать, что она написала сама. Ее Уран находится в секстиле с Нептуном, это означает заблуждения. Конечно, Бен ей не подходит. Ей нужен мужчина с положением, который поможет ей занять место в обществе. Все Козероги такие. А Бен не такой.

— Но она хочет его и сделала все, чтобы заполучить. Не понимаю, почему он поверил ей?

— Ему нужны были подтверждения, дорогая, ничего фатального. Возможно, она дала ему знаки, которые он хотел услышать, даже если они были не настоящие.

— Пичс, она говорила, что он должен спать с ней! Ложись с козой, помните?

— Это правда, я забыла, — согласилась она, заливаясь краской стыда. — Но там были и другие мысли. Может, что-то убедило его вернуться к работе, и это было важно для него?

Лия почувствовала, как на глаза навернулись слезы обиды и ревности, ведь Белла смогла сделать что-то, о чем она не могла даже мечтать. Пичс, заметив это, встала и подлила ей бренди.

— Подождите, дорогая, — сказала она, исчезла за дверью и вернулась, неся маленькую фотографию в серебряной рамке.

— Сейчас я расскажу вам то, что не рассказывала никому, ни Хлое, ни Белле, никому. Не знаю, может, это бренди, но мне кажется, что вы поймете меня, и оцените, почему я рассказала.

Она протянула рамку Лии. Это была фотография трехлетней девочки со светлыми кудрявыми волосиками и милой улыбкой.

— Она хорошенькая, Пичс. Это ваша внучка?

— Была, дорогая, была. Ее звали Лили. Такая хорошенькая, все время радовалась, смеялась.

— Что с ней случилось? — осторожно спросила Лия.

— Несчастный случай, — лицо Пичс потемнело. — По моей вине. Она часто бывала у меня дома, в Сан-Диего. Ей нравились сад, бассейн, птички, особенно синички. Она с ними разговаривала, как с подружками. Я за ней присматривала, пока ее мама была на работе. Однажды днем мы, как всегда, были у бассейна. Она пела песенку, которая ей очень нравилась. И вдруг прибежал соседский кот и начал драться с моей Портией, красивой сиамской кошкой. Она умерла несколько лет назад, к сожалению, от старости. Он всегда обижал ее, однажды даже пришлось прооперировать ей глаз. Я пошла, чтобы выгнать его, меня не было секунду, клянусь, секунду или две, но когда я вернулась…

Слезы потекли из ее глаз, и она их даже не вытирала.

— Но не бассейн? — закричала Лия.

— Она утонула, лицом вниз, как кукла, — кивнула Пичс. — Я вытащила ее и пыталась делать искусственное дыхание, но она уже умерла. Я ее потеряла.

— О, Пичс, мне так жаль.

Пичс высморкалась, приводя себя в порядок.

— На следующий день после похорон я проснулась и включила радио. Звучала песня, которую она пела. Я выглянула в окно, и на кормушке для птиц сидели две синички и смотрели на меня. Так я узнала, что у нее все хорошо, и она сообщала мне об этом. Умершие разговаривают, знаете? Я уверена. Я понимаю, что вы думаете, что это было случайностью. Но мне все равно, даже если так и было. Для меня это означало разницу между смертью и началом новой жизни. Они убедили меня жить.

Лия сидела тихо, не зная, что сказать. Где-то в глубине души она чувствовала, что история ей знакома, но не могла вспомнить. Она промолчала, чувствуя, что лучше дать Пичс выговориться.

— Видите, Белла могла и не получить этих откровений, но если они были важны для Бена, дали ему силы, они достигли цели. Я ничего не знаю о науке и логике, для меня это не важно. Для меня важно иметь силы продолжать жить.

— Вы уже рассказывали, правда? Тогда вы встретили Феликса и начали учиться? Это была та боль, о которой вы говорили? — Лия чувствовала, что обычные слова не годятся, чтобы говорить о такой ужасающей истории.

— Точно. Иногда мы должны терпеть страшную боль, ее нам посылают как испытание. Способны ли мы преодолеть это сами, без наркотиков и алкоголя? Это меняет жизнь иногда. Вы уже приходите в себя, дорогая, или на пути к этому. Я смотрела ваш гороскоп сегодня, любовь уже на пути к вам.

— О, Пичс, — засмеялась Лия, собираясь уходить. — Я не готова. Мне нужно отдохнуть от любви и взяться за работу. Спасибо. Спасибо, что рассказали. Могу только догадываться, как это тяжело. Я никому не скажу, не беспокойтесь. Можете мне доверять.

— Спасибо, дорогая, — улыбнулась Пичс. — Я так и знала.

Лия пошла к выходу и внезапно остановилась.

— А ваша дочь? — спросила она. — Где она сейчас?

— Не знаю, — ответила Пичс, ее лицо опять омрачилось. — Она бросила меня после этого. Но я не могу винить ее. Она переехала в другой штат, не оставив адреса, начала новую жизнь. Надеюсь, ей удалось.

— Простите. Это ужасно для вас.

— Прошли уже годы. Я не надеюсь, что мы опять сблизимся, я понимаю. Но мне бы хотелось знать, что она жива и с ней все в порядке.

— И вам ничего не известно?

— Ничего, — Пичс покачала головой.

— Она ни с кем не общается, с родственниками?

— Ни с кем.

— Извините, это должно быть очень болезненно.

— Этот духовный центр был мне подарком, — прошептала Пичс. — Мои ученики стали мне детьми. Я заботилась о них, как мать, оберегала их.

Лия улыбнулась, не зная, что ответить.

— Благодаря вам мой переезд сюда был таким легким и приятным, — сказала она наконец. — Ваше тепло и забота. Мне никогда не было здесь одиноко, с самого начала.

Она обняла Пичс, потому что поняла, что Пичс нуждается в этом и оценит.

— Знаете? — глаза Пичс блестели, от слез и волнения. — Бен вернется, я уверена.

— Он и есть большая любовь? — засмеялась Лия. — Сейчас он уже подержанный товар. Нет, это будет кто-то другой. Я подожду.

Загрузка...