Лев пустыни

ГЛАВА XV

Жанна думать тоже умела. Уж, во всяком случае, не хуже Жаккетты.

Она тоже видела и движения во дворе, и переговоры шейха с приходящими в усадьбу людьми.

И тоже чувствовала напряжение, пробивающееся даже через возведенную ею стену ненависти.

И ранним утром ночи того дня, когда шейх получил средства от пиратов, Жанна проснулась с ясным знанием в голове.

«Надо немедленно что-то делать, иначе конец! Этот дикарь араб, который кроме своего шатра ничего не признает, вот-вот уйдет обратно в пустыню. И заберет нас с собой. Оттуда уж точно сбежать не удастся и придется до конца дней сидеть на крохотном зеленом островке посредине моря песков. И тогда точно – лучше самой в петлю или на кинжал! Надо бежать, сейчас же, немедленно! Даже завтра может быть уже поздно!»

Жанна торопливо надела свое золотистое платье, путаясь в шнурках, затянула его. Быстро собрала волосы в подобие прически и кинулась в комнату Жаккетты.

Утомленная игрой во взятие крепости, Жаккетта сладко спала.

– Вставай! – затрясла ее Жанна. – Вставай, корова толстая!

– Что случилось, госпожа Жанна? – нехотя разлепила припухшие веки Жаккетты. – Вы перестали молчать?

– Вставай! Пора выбираться отсюда! Неужели ты хочешь остаться здесь навсегда?! – потянула камеристку за руку Жанна.

– А что!.. – зевнула Жаккетта. – Абдулла сказал, что господин Али мне верблюда подарит…

Жанну так и затрясло.

– Ты в своем уме? – прошипела она. – Какой верблюд, опомнись?!

– Белый! – объяснила Жаккетта, вырываясь из рук госпожи. – Мне белый больше нравится. А вы бегите, госпожа Жанна. Я вам помогу.

Жанна в отчаянии топнула ногой.

Вест мир перевернут, да что же это такое! Служанка, видите ли, белого верблюда в подарок ждет! Господин Али ее любит! Совсем рехнулась. А бежать одной…

Почему, собственно, она, Жанна, должна бежать одна? Без камеристки? Ну уж нет!!!

– Значит, ты отказываешься бежать? – холодно спросила она, сжимая свою ярость, как пружину.

– Ну не могу я, госпожа Жанна… – виновато объяснила Жаккетта. – Шейх мне украшения подарил, шанбар называется. По сердцу я ему. Не могу!

От отчаяния на Жанну снизошло вдохновение. Она поняла, как можно сломать упрямицу.

– Хорошо! – бросила Жанна, отходя от постели Жаккетты. – Я уйду одна. А ты постарайся получше молится своему новому богу, чтобы совесть тебя не замучила насмерть.

– Какому богу?! – не поняла Жаккетта.

– Как какому? – улыбнулась стянутыми губами Жанна. – У мусульман один бог. Аллах. Если будешь усердно к нему взывать, может и сможешь забыть, что предала свою веру и веру своих отцов!

– В-вы что, белены объелись? – заикаясь от возмущения, прошептала Жаккетта. – Ничего я не предала!

– Да что ты говоришь! – деревянно засмеялась Жанна. – И ты думаешь, что сможешь остаться христианкой среди мусульман? Шейх подарил тебе украшения, значит он обязательно возьмет тебя с собой, в свои земли. А там нельзя быть католичкой, нужно будет менять веру и переходить в ислам. Но тебе ведь все равно, правда? Раз шейх подарит белого верблюда?! И Иуда продал Учителя за серебро! Не мне тебя осуждать!

Жанна наотмашь хлестала словами съежившуюся под градом страшных обвинений Жаккетту, прекрасно зная, что на самом деле все не так черно-бело.

И не менее прекрасно сознавая, что будь она на месте Жаккетты, то при необходимости перешла бы в ислам без всяких терзаний, словно платье поменяла, объясняя это необходимостью и жизненными обстоятельствами. И совесть ее при этом даже бы не шелохнулась.

Но именно поэтому она беспощадно ставила Жаккетту перед выбором. Ведь у Жаккетты выбора не было.

Миллионы таких, как она, бессловесно гибли за веру, за слова, за идеи, которые несли им проповедники, для себя обычно оставляющие другой путь, куда менее тернистый.

И вера для Жаккетты не была платьем, которое можно было скинуть. В ее мире спокойно уживались все боги, которых она только знала.

Но сама она душой принадлежала католической церкви. Нерушимо.

Потому что вера – это верность.

Потому что родилась под сенью креста, а не полумесяца.

Выбирать для себя между верами она просто не умела. В ее голове такой выбор не укладывался.

Поэтому слова Жанны были страшнее телесных мук. Ее, Жаккетту, обвиняли в предательстве веры! Как Иуду!

Жанна, усмехаясь в душе, безжалостно отмечала все изменения на лице и в душе камеристки. Цель была достигнута – Жаккетта попалась на крючок.

– Я иду! – равнодушно сказала Жанна. – Найди мне покрывало.

– Я с Вами! – пересохшими губами сипло шепнула Жаккетта.

Она принялась снимать кольца и серьги.

– Ты что? – зашипела Жанна. – Зачем? Бери все украшения с собой, кто тебя бесплатно повезет?

– Это нехорошо… – тихо сказала Жаккетта. – Как будто я ворую.

– Да не воруешь ты! – Жанна силой опять надела Жаккетте кольцо на палец. – Это тебе шейх подарил? Значит, твое! Шевелись, времени мало!

Жаккетта перестала снимать украшения. Она съежилась на постели и невидящим взглядом смотрела в пол.

– Я пойду с Вами… – медленно сказала Жаккетта, вслушиваясь в себя. – Если Вы напишете то, что я скажу…

– Чем я тебе напишу? – взвилась Жанна. – Что-то выдумываешь, выдумываешь!

– В Вашей комнате есть и бумага, и чернила, и перо. Абдулла туда сам заносил, – так же медленно сказала Жаккетта. – Не напишите – не пойду. Умру здесь. Христианкой. И поклянитесь, что слово в слово запишите. Я дам вам распятие.

Жанна, чертыхаясь в душе, побежала за бумагой и чернилами.

Когда она вернулась, Жаккетта поднялась, и двигаясь словно во сне, сняла с шеи крестик. И вложила его в руку Жанне.

– Клянитесь! Пресвятой Девой клянитесь, она добрая, но за нарушение этой клятвы покарает. Я знаю.

– Пресвятой Девой клянусь, что слово в слово запишу то, что ты мне скажешь! – произнесла оробевшая Жанна, настолько серьезной и непохожей на себя была Жаккетта.

У нее сначала было искушение написать шейху от имени Жаккетты какую-нибудь гадость на прощание, но после клятвы желание улетучилось.

– Пишите!

Жаккетта встала у окна и, глядя на черный шатер во дворе, глухим голосом принялась диктовать:

– Господин мой! Извини, я ухожу! Мне было хорошо с тобой. Но госпожа Жанна говорит (Жанна поморщилась, – эта дура тут же выложила все – но клятва…) чтобы быть с тобой, надо менять веру. Я не могу. Мне будет плохо без тебя. Никто не говорил мне, что я грею сердце. Только ты. Спасибо. Победи своих врагов! Будь счастливым. Нитка Жемчуга.

Жанна безмолвно, слово в слово, написала письмо.

Жаккетта отошла от окна, взяла листок и положила на свой тюфяк. Достала из ниши в стене покрывало и для себя и для Жанны, и тускло сказала:

– Возьмите. Во время молитвы уйдем.

Сам побег совершился очень буднично, просто и неинтересно.

Беглянки дождались часа молитвы, и когда вся усадьба замерла на ковриках лицом к Мекке, на цыпочках прошли по двору, держась в тени стены, и вышли маленькой боковой калиткой.

Уже перед тем, как закрыть дверь, Жаккетта бросила взгляд на молящихся.

И увидела спину шейха.

«Ну повернись!» – кричало ее сердце. – «Почему твой Аллах и мой Иисус должны враждовать, когда нам хорошо вместе? Ты же мужчина, ты же сильный! Повернись, останови меня! Не нужна твоему Аллаху моя душа, но я-то тебе нужна, я ведь знаю! Я не хочу уходить! Повернись, останови меня!!!»

Жанна нетерпеливо дернула ее за руку.

Жаккетта опустила на лицо покрывало и закрыла калитку.

Слезы текли по ее лицу и капали одна за другой. В пыль. На красные шлепанцы.

Триполи, арабский Тарабулюс, давно не развлекался, как в тот день.

Из усадьбы шейха сбежали две невольницы. Французская принцесса и любимица шейха.

По улицам медины, ища беглянок, носились вскачь воины шейха. Они прочесывали каждый переулок христианского квартала и ведущих к нему улиц. Ведь только здесь, у единоверцев могли укрыться пленницы.

Были предупреждены власти на базарах и выходах из города. Приличные деньги ожидали того, кто нашел бы их и доставил в усадьбу.

Девушек нигде не было.

Они словно растворились.

На основных улицах Триполи кипела жизнь.

Перемещались люди, повозки, ослики. Всадники и пешие неторопливо спешили по делам.

А в лабиринтах кварталов царило сонное безлюдие.

Две женские фигурки, закрытые с головы до ног покрывалами, бестолково кружились по извивам улиц этого глиняного муравейника уже не один час.

Жанна с Жаккеттой безнадежно заблудились.

Где-то, буквально за две стены от них, проносился галопом, в развевающемся белом бурнусе Абдулла, сверкая глазами и зубами. С гиканьем скакали воины шейха.

А здесь было тихо. Похожие, как близнецы, глухие с улицы дома, узкие проулки. Где-то высоко над стенами небо. В какой стороне христианский квартал – непонятно. Спросить нельзя никого. Остается безнадежно брести по бесконечным глиняным траншеям.

Жанна растерялась.

Она думала, что без затруднений найдет дорогу, но увы… С высоты носилок Бибигюль улицы казались совсем другими.

Жаккетта же брела за Жанной, совсем ничего не замечая вокруг. А когда, понукаемая госпожой, она попыталась осмотреться – выяснилось, что и Жаккетта это место не узнает. Путешествие вслепую на ослике не способствовало запоминанию дороги, а в баню Жаккетту возили по другой улице, куда выходили главные ворота усадьбы.

Да и ей было все равно, где они и что с ними. Какая разница, где будет плохо?

Голодные, с гудящими ногами, они в полном изнеможении остановились у какого-то дома.

Уже давно перевалило за полдень.

Злые слезы ярости закипали на глазах у Жанны. Так хорошо начался побег и так бессмысленно кончается! Словно, кто-то водит их за веревочку по заколдованному кругу!

За спиной раздался топот копыт.

Жанна обернулась – и уткнулась взглядом белое одеяние. Страшный, словно черт из преисподней, Абдулла слетел с седла.

Жанна с ужасом заметила, что неосторожно зацепилась покрывалом и оголила в одном месте подол своего золотого платья.

Абдулла метнулся не к ней. Он резким движением откинул покрывало с лица привалившейся к стене Жаккетты.

Жаккетта была без сознания.

Абдулла подхватил ее на руки и, бросив Жанне:

– Ты иди за я! Быстро! – вошел в ворота этого самого дома, около которого они стояли.

Жанна понимала, что убежать силу нее не осталось. И покорно пошла за нубийцем.

Жаккетта очнулась от голоса Абдуллы.

– Хабль аль-Лулу! – рычал он ей в ухо. – Какой шайтан ты задумал!

Жаккетта открыла глаза и опять закрыла.

– Хорошо, что ты живой! – Абдулла водил по ее лбу кусочком льда.

«Откуда лед?» – подумала Жаккетта.

– Ты хоть знаешь, что ты учинил? – устало спросил Абдулла. – Зачем сбежал?

– Не спрашивай! – пролепетала Жаккетта. – Нельзя мне оставаться…

– Ты про тот чушь, какой написал в бумажке? – скривился, как от лимона Абдулла. – Полулысый Рыба – дура, я знал. Я не знал, что Нитка Жемчуга тоже дура!

Жанна, которая забилась в другой угол комнаты, затравленно взглянула на разъяренного нубийца.

– Почему ты равняешь свой судьба и ее судьба? – продолжал Абдулла. – Она бы скоро вернулся домой. Господин договорился продать французский принцесса за хороший цену. И все довольный. Полулысый Рыба дома, Господин с деньгами в руке.

– Сам дурак! – взвизгнула Жанна. – Мало вас, мавров, в Испанских Землях резали! Надо было всех вырезать!

– Почему ты не прийти к Абдулле, спросить? Узнать у самого шейха? Неужели Господин бы обидел свой Нитка Жемчуга? Ты думаешь, надо менять веру? – не унимался Абдулла. – Зачем сейчас? Ты бы поменял потом, совсем потом. Если станешь женой Господина. Если родишь ему детей. Нельзя бежать от такой судьбы!

– Я не могу, Абдулла… – простонала Жаккетта. – Я все равно чужая… Меня или отравят, или еще что-нибудь… Домой нам надо, Абдулла!

– У вас не травят! – обозлился нубиец. – У вас хороший мир! Чужого человека любят, в клетке держат, меч на него точат! Везде можно отравить! Не верь этот сказка! Ты станешь свой человек в нашем мире и он будет добрый!

– Я католичка и католичкой помру! – зарыдала Жаккетта. – Я никогда не приму другую веру! Нам домой надо! Я ничего не знаю! Я же помогла тебе тогда, Абдулла! Помоги теперь ты нам!

– Ты загоняешь меня в угол! – жестко сказал нубиец. – Я не хочу, ты это знаешь! Если это твой решение, завтра я посажу ты и Полулысый Рыба на корабль. И приму гнев Господина. Мы будем в расчете. Но я верю, что Нитка Жемчуга просто устал и говорит глупые слова. Ты подумай этот ночь, как жить дальше. Полулысый Рыба может плыть домой и один!

– Я поплыву с госпожой, Абдулла… – шепнула Жаккетта. – Господин найдет другую Нитку Жемчуга.

– Ты думай ночь, утром скажешь! – отрезал Абдулла.

– А где мы? – Жанна немного приободрилась, услышав про согласие Абдуллы посадить ее на корабль. «Интересно, что же связывает Жаккетту и нубийца? Чем она его заставила принять такое решение?»

Абдулла смерил ее убийственным взглядом и коротко сказал:

– В мой дом!

– У тебя есть дом? – удивилась Жаккетта и даже приподнялась с подушки. – Откуда?

Абдулла фыркнул.

– У солидный господин солидный невольник! У я много что есть!

Во дворе послышались крики. Кричал вбежавший человек, один из рабов.

Услышав его крики, Абдулла вскочил.

Жаккетта резко села на тюфяке. Сердце почувствовало непоправимую беду.

– Что он говорит?! Скажи!

– На усадьбу напали! Бой идет! Я еду!

Абдулла сдернул со стены простую, скромную саблю и заменил ею свою роскошную. Видимо, именно она была сделана для схваток, а не для показухи.

– Завтра мой раб отведет и посадит вас на корабль. Все. Может, я больше не увижу тебя.

– Нет! – вскочила на ноги Жаккетта. – Я с тобой!

– Не пущу! – дико взвыла Жанна и бросилась к Жаккетте. – Не смей!!!

– Да отцепитесь Вы от меня, госпожа Жанна! – вырывалась Жаккетта. – Я сейчас шейха не брошу, пропадет он без меня! Тут вера ни причем, даже не встревайте! А не то как двину! Сидите здесь спокойненько, а завтра на корабль сядете!

Жаккетта рывком оторвала от себя Жанну и кинулась к покрывалу.

Абдулла, не слушая женских воплей, уже ускакал.

Жанне стало вдруг невыносимо страшно, что сейчас он останется одна в этой комнате, неизвестно где, неизвестно с кем…

– Я тоже с тобой! – взвизгнула она. – Глупая ты курица! Зачем ты только появилась на мою голову!

Жаккетта не слушала больше криков госпожи.

Она схватила брошенную Абдуллой саблю, выскочила во двор и взялась за посланца беды.

– А ну веди нас в усадьбу! – приказала она, поднеся клинок к его носу.

Со страху посланец моментально понял французскую речь и повел девушек обратно к усадьбе, из которой они утром так благополучно сбежали. Оказалось, это было совсем близко.

Никогда еще Триполи так не веселился.

Было уже поздно.

Усадьбу взяли врасплох, с налета. Воспользовавшись тем, что часть воинов занималась поисками беглянок. Кто-то долго готовился, выжидал и безошибочно дождался нужного момента.

Отсветы огня выплескивались в темное небо. Горела деревянная галерея, пылал шатер.

Посредине двора стоял белоснежный Абдулла, как опоздавший ангел. Он успел зарубить парочку нападавших, да что толку. Поздно, слишком поздно…

Жаккетта скинула у распахнутых настежь ворот усадьбы покрывало, опустила на землю саблю и с непокрытой головой шла по двору.

Из шатра получился хороший, но вонючий факел. Шерстяная ткань, покрывавшая его, была облита чем-то горючим. Она чадила и воняла паленым.

Шейх лежал у шатра.

Он был страшно иссечен, убита и защищавшая его борзая. Как водится, шейх успел захватить с собой к мосту аль-Сирах несколько противников, да что толку…

– Это твой добрый мир? – обронила в спину Абдулле Жаккетта.

Она села на землю около мертвого шейха.

Тянуло гарью, паленым волосом.

В воротах усадьбы, не решаясь зайти, встала Жанна.

Шатер догорел, теперь на его месте было только черное пятно гари, в котором лежали бесформенные обугленные массы, бывшие когда-то подушками, коврами, столиками.

Жаккетта держала шейха за руку. Рука была еще теплая. Пробиравшийся во двор легкий ветерок шевелил ее волосы. Слипшиеся от крови пряди шейха и завитки Зухры он поднять не мог.

Абдулла возвышался над ними, как центральная ось закрученного гибельного вихря.

Жаккетта вздохнула, поднялась земли и пошла к воротам.

Принесла оттуда свое покрывало и укрыла шейха.

– Зачем? – уронил Абдулла.

– Хочу.

– А ты? – Абдулла показал на голову.

– Да какая разница! – равнодушно махнула рукой Жаккетта и опять села на землю рядом с шейхом.

Месяц двигался по небу, отсчитывая мгновения ночи.

Преодолев страх, во двор вошла Жанна. Приподняв платье, она, пугливо озираясь, пошла по двору к бывшему шатру.

– Неужели всех убили? – дрожащим голосом спросила она у Абдуллы.

Этот вопрос нарушил оцепенение, охватившее Абдуллу и Жаккетту.

Теперь время начало счет с того момента, как шейх покинул мир смертных.

Минуты превратились в час. Еще немного – и часы сольются в день. Дни в месяц. Месяцы в год и потянутся годы, годы, годы чередой…

– Они ждать, когда будет деньги. Тогда нападать! – сказал Абдулла. – Надо узнать, нашли или нет. Ты помогай!

Он рывком поднял Жаккетту с земли и они пошли по усадьбе.

Немногие уцелевшие воины шейха сносили в одно место тела. В живых остался только тот, кто искал на улицах Триполи Жаккетту и Жанну, и подоспел, как Абдулла, уже в разгар нападения. Те люди, что оставались в усадьбе, погибли в стычке. Слишком мало людей оставалось в усадьбе, слишком внезапным было нападение.

Абдулла прошел на женскую половину.

Все наложницы были тоже убиты, методично, хладнокровно. У каждой был вспорот живот.

– Зачем? – Жаккетта сухими глазами смотрела на них.

Жанна, как прилипучий, никому не нужный хвост, плелась позади, не гляди никуда, кроме как в спину Жаккетты.

– Так надо, – равнодушно сказал Абдулла. – Если убили шейха, надо убить всех его женщин, чтобы не было наследника. Тогда они не бояться мести. Просто.

Он прошел во вторую комнату.

– Тайник не вскрытый! – крикнул оттуда. – Шейх знал и я знал, поэтому деньги целый!

Он вынес одну за одной три переметных, тяжелых даже с виду, сумы, какие крепят к седлу верблюда берберы. Одну протянул Жаккетте.

– Тяжелый! Держи!

Жаккетта послушно ухватила суму. В ней были не деньги – иначе бы она просто не смогла бы ее удержать. Запустив ладонь в ее нутро, Жаккетта нащупала небольшие замшевые мешочки, в которых чувствовались округлые предметы. Камни?

– Вы сейчас с оставшимися людьми возвращаетесь в мой дом. Я устрою дела с погребением Господина и всех людей.

– Я хочу с тобой! – Жаккетта поставила тяжелую суму на пол.

– Нельзя! – отрезал Абдулла. – Господин мертв, враги – живы. Они ушли, но они здесь. Пока они тоже зализывают раны, но этот время быстро пройдет. Они хотят убивать я, ты. Хотят забрать деньги.

– Но как же мы завтра уплывем? – пролепетала Жанна.

– Завтра вы не уплывете! – отрицательно махнул Абдулла. – На обычном корабле вас быстро убьют. Хабль аль-Лулу любимица Господина. Ее смерть очень важен для врага. Будем ждать друзей.

– В вашем мире нет друзей… – устало сказала Жаккетта. – Одни враги.

– Ты – друг, я – друг, еще есть друг, все равно есть друг. Будем ждать.

Абдулла с натугой подхватил две сумы и пошел к двери.

Жаккетта с трудом подняла свою. Вместе с Жанной они внесли ее во двор.

Абдулла что-то говорил воинам.

Один из них согласно кивнул. Тогда нубиец поменялся с ним оружием. Воин выбрал коня, заседлал, вскочил на него и исчез за воротами.

Абдулла сам вывел из стойла крепкую лошадь, навьючил ей на спину сумы.

– Я доведу вас до дома! – решил он внезапно.

Лошадь всхрапывала и тревожилась, огонь, лижущий остатки опор галереи, пугал ее. Волновались и остальные животные в стойлах. По счастью, стойла были с наветренной стороны и огонь на них не перекинулся.

Жаккетта подала нубийцу свою суму, вернулась к воротам и опять взяла саблю Абдуллы.

Затем подхватила лошадь под уздцы и, как была с непокрытой головой, повела ее со двора.

Жанна, спотыкаясь, шла сбоку, вцепившись в седло. Она даже бояться устала.

Абдулла и оставшиеся воины окружили их, и направились в дом нубийца.

Второй раз за день Жаккетта уходила от шейха, на этот раз навсегда. Ветер теплой ладонью гладил ее непокрытые волосы.

Позвякивая в такт шагам шанбар, подаренный, чтобы уберечь Нитку Жемчуга от бед, войн и стихий.

Уберег. Только сердце, которое она грела, уже не билось.