Лев пустыни

ГЛАВА XVIII

Если смотреть с какого-нибудь минарета на россыпь триполийских кварталов, дом нубийца представлял собой квадрат, две стороны которого были, собственно домом, по третьей стороне шла глухая стена с воротами, а по четвертой располагались стойла и загоны для скота. Там же был и колодец.

Угол, образованный Г-образным домом, покрывала решетка. Виноградная лоза буйно заплела ее, образовав тенистую беседку. Чуть подальше беседки по направлению к стойлам располагалась кухня с ее нехитрыми приспособлениями.

Дом углом выходили на пересечение улиц, а с двух других сторон его окружали соседние дома. На плоской крыше дома, как и у всех горожан, лежали камни, защита от ветров. На ней же невольница Абдулла сушила бесконечные одежды и прочее тряпье.

Враги, убившие шейха, упорно нащупывали слабое звено в цепи осады. И нашли его.

В неприметный обычный день воду принес другой водонос.

И незамедлительно выяснилось, что пить эту воду без риска для здоровья никак нельзя. Это обнаружили караульные, томившиеся на жаре. Вода была отравлена.

Дело кончилось бы очень печально, не вмешайся в дело Жаккетта со своим неотразимым рвотным из куриного помета, и не имейся в хозяйстве нубийца помимо прочих нужных вещей молочная коза. Ее молоком удалось отпоить отравленных, иначе количество осажденных уменьшилось бы еще на два человека.

– Какой нечестный, плохой враг! – сплюнул Абдулла, выплескивая драгоценную влагу на улицу. – Блеск меча не любит, яд использует. Как женщина! Теперь будем пить воду из колодца.

Остальные только уныло вздохнули.

Вода в колодце по вкусу была не слаще неразбавленного яда.

– А что, у вас мужчины ядом не пользуются? – тут же спросила Жаккетта. – А чем они тогда убивают? Если надо по-тихому?

– Кинжалом! – отрезал нубиец. – У ты, Хабль аль-Лулу, странный интерес. Какой для ты разница, чем убивает мужчина?

– Так у вас только зазеваешься… – Жаккетта приняла от темнокожей невольницы Абдуллы еще одну чашку с молоком и принялась поить одного из отравленных караульных.

– Тогда, чтобы твой знание жизни стал совсем целый, – сказал Абдулла, – ты запомни, что молодой невольница любит убивать старых хозяев подушкой, набитой пером или кусочками беличьего меха.

– Как? – удивилась Жаккетта. – Камней в нее наложить и треснуть по голове?

– Нет. Дожидается, когда хозяин заснет. Берет подушку и кладет на лицо господина. И прижимает. Тогда он задыхается. Теперь ты ученый дама в этом вопросе.

– Хороший способ! – одобрила Жаккетта, принимая вторую чашку и переходя ко второму караульному. – Очень по-вашему.

– Что ты прицепился? – возмутился Абдулла. – Ваш, наш. Везде один закон.

– Везде, да не везде! – буркнула Жаккетта. – У нас тоже и война шла, и в Бретани, пока не освоились, как в осаде сидели. Но столько крови и смерти я там не видела! Там бы Господина не убили! Дома мы хорошо жили, тихо! А здесь все из огня, да в полымя! Сколько же можно! Нехорошее место!

– И дома так же было, если бы Господин там заниматься тем же делом, что здесь! Не важно, где место, важно, что делать. Сосед за стеной, – нубиец ткнул пальцем в направлении крыши соседнего дома, – вся жизнь мирно живет, в лавке торгует, деток растит. Как и у вас!

– Да-а! – всхлипнула Жаккетта. – И живой. А Господин нет!

– Это было дело Господина, который предначертал Аллах! Он не мог не делать!

– Раз все предначертано, почему же мы дергаемся? Защититься пытаемся? Сели бы лавочку и сидели бы. А Аллах твой сам бы все сделал.

– Аллах не помогает глупцам и лентяям. Это глупый разговор, Хабль аль-Лулу!

Абдулла оставил Жаккетту при отравленных и пошел в очередной раз осматривать караулы.

Жаккетта проводила взглядом его прямую спину, уверенную походку и который раз удивилась: ведь в Аквитании нубиец был совсем другим. Там он даже бороться за жизнь не хотел, приходилось его силой спасать. Такой же был жизнелюбивый, как куриная тушка. А здесь – прямо орел. Ну интересно!

В очень скором времени ко всем проблемам осады прибавилась еще одна.

Если пить воду из колодца при большой нужде Жанна и Жаккетта еще могли, то умываться ею не получалось никак.

Не принимала кожа эту воду, начинала страшно зудеть, шелушиться, даже отекать.

Умывшись в первый раз, ничего не подозревающая Жанна вдруг почувствовала, что лицо ее начинает гореть, словно от кислоты. Она кинулась к зеркалу и ахнула. Лицо стремительно надувалось, превращаясь в подушку. Все оттенки красного, от малинового до вишневого, полыхали теперь на нем.

Жанна закричала от ужаса и выронила зеркало.

Несколько минут спустя, ощутила жжение на лице и Жаккетта. У нее наоборот, кожу стянуло и впервые в жизни Жаккетта увидела в зеркале, как лицо пробороздили самые настоящие морщины.

Жаккетта завопила еще громче Жанны:

– Абдулла!!!

Пришел удивленный нубиец и сказал:

– Чего орете?

С возмущением тыкая себя пальцем в щеку, Жаккетта крикнула:

– Ты какую отраву в свой колодец налил?

– Какая есть! – Абдулла не мог понять из-за чего сыр-бор. – Зачем кричать?

– Твоей водой умываться нельзя! Посмотри, у меня морщины появились!

– Я не знал, что ты такой старый! – пригляделся к щеке Жаккетты Абдулла. – Точно, есть морщина.

Жаккетта от возмущения даже запинаться стала:

– Это я-то с-старая? Это твоя вода м-мерзкая!

– Значит не мойся, раз плохо! – сделал вывод Абдулла и ушел.

Легко сказать не мойся! Хорошо бы еще по доброй воле, а то из-за отсутствия воды!

Уже на второй день и Жанна, и Жаккетта почувствовали, что нести на себе образовавшуюся броню из пота пополам с вездесущей глиняной пылью невыносимо мучительно.

Они были не такие уж и грязные, но сознание того, что мыться нечем, заставляло все тело свербеть, зудеть и чесаться.

Самое обидное было то, что вода действовала только на них, ни арабы, ни Абдулла с домочадцами абсолютно не страдали. Да и умывались они нечасто, предпочитая не тратить ставшую теперь бесценной воду.

– Ты почему угрюмый? – заметил страдания Жаккетты Абдулла.

– Мыться хочу! Зудится все! – взмолилась Жаккетта, словно Абдулла был джинном, который способен за одно мгновение соорудить бассейн с чистой прохладной водой.

– Раз мыться нету, значит, не хоти, – посоветовал Абдулла.

– Не могу!!! – скривилась от жгучего желания почесать спину Жаккетта.

– Почему? – искренне удивился Абдулла. – Не надо делать беду из такой простой вещь. Есть вода – надо мыться. Нет вода – не надо мыться. Просто!

– А не могу!

– Бедуины и берберы, который живут совсем в пустыне, не моются вообще и чувствуют себя как у Аллаха за пазухой! – привел пример для подражания Жаккетте Абдулла.

– У меня за пазухой даже Аллах не выдержит! Мыться хочу! – замотала головой Жаккетта.

– Ты и твой Полулысый Рыба всегда недоволен! – сказал Абдулла. – Когда моетесь, жалуетесь, что зудится, когда не моетесь, жалуетесь, что зудится. Вы сами не знаете, что вам надо.

– Помыться! – плюнула на бессмысленный разговор Жаккетта и пошла в комнату, представляя, как будет сейчас расчесывать себя в кровь.

– Ты погоди, не горюй, – неожиданно сказал ей в спину Абдулла. – Я сейчас пришлю к вам свой невольница. Она поможет.

Жаккетта не очень поняла, чем ей может помочь невольница, разве что спину почешет, но решила на всякий случай подождать и не чесаться.

Темнокожая девушка принесла в комнату тазик, наполненный тестом и пиалу с оливковым маслом.

– Она что? – удивилась Жанна. – Лепешки печь собралась?

Жаккетта недоуменно пожала плечами.

Невольница жестами показала, как дамы умывались, потом махнула рукой в сторону теста.

– Я ничего не пойму, – призналась Жанна. – Что ей от нас надо?

Девушка потянула рукав платья Жаккетта, показывая, что надо раздеться.

– А, хуже не будет! – решила Жаккетта и разделась.

Что-то щебеча на своем языке, невольница принялась втирать в кожу Жаккетты кусочки теста.

Жанна решила, что та сошла с ума.

Но девушка втерла на одном участке тела кусочек теста, потом костяным скребочком аккуратно сняла тесто вместе с налипшей на него грязью. Затем сделала то же самое на соседнем – и так, пока не обработала все тело.

После теста вступило в действие масло. Невольница растерла им очищенную Жаккетту до блеска и Жаккетта неожиданно почувствовала себя чистой, свежей и воздушно легкой.

– Получается, госпожа Жанна! – в восторге крикнула она. – Я прямо как из бани.

Теперь новый способ мыться захотела испытать и Жанна.

В четыре руки невольница и Жаккетта быстро проделали всю процедуру.

Жанне, как и Жаккетте стало намного легче.

– Слава Богу! – вздохнула она, глядя в зеркало. – Лучше уж тестом мыться, чем этой водой. И чего только люди не придумают!

Жаккетта была с ней полностью согласна.

Недруги, судя по всему, попались людям шейха на редкость настырные.

После нескольких дней относительной передышки, когда воинам, охраняющим дом просто не давали скучать по ночам, противники опять начали операции по уменьшению количества осажденных.

Это было в ночь новолуния. Темнота стояла – хоть глаз выколи. Люди на крыше и ворот тоже были в темном. Даже Абдулла сменил свою излюбленную белоснежную хламиду на более неприметный наряд.

Обстановка была спокойная, даже слишком. Верный признак – затевается пакость.

Так оно и оказалось, не надо быть пророком.

На крышу и во двор дома одновременно закинули несколько тлеющих головней.

Пока часовые раздумывали, что это и зачем, и какая от головней опасность, резко защипало в носу и зуд стал распространяться на лицо.

Но Абдулла просто неприлично цеплялся за свою жизнь и жизнь своих людей. В Триполи, в отличие от окрестностей замка Монпезá, он не считал, что Аллах уготовил ему верную гибель именно в этом месте и в это время.

И сопротивлялся всем попыткам отправить его поближе к гуриям.

Повинуясь его четким командам, люди, стараясь не вдыхать воздух, засыпали испускающие ядовитые ароматы головни толстым слоем земли. Ядовитый дым заглох.

А яд был качественный. Один караульный, слишком близко оказавшийся от источника дыма, умер к утру. Остальным посчастливилось отделаться сильной головной болью и изжогой. Два человека на несколько часов ослепли.

Так что утро оказалось невеселым.

– Тот сторона нанял мастера по яду! – подвел итог Абдулла, рассказывая события ночи Жаккетте.

У него уже вошло в привычку делиться с ней бедами. Жаккетте эта привычка нравилась.

Боль от утраты шейха перестала быть острой, отодвинулась и затаилась.

Не попади они в осаду, может быть, еще долго Жаккетта плакала во сне, но сейчас острое желание выжить заслонило все остальное. Выжить назло упорным врагам, отправившим на тот свет Господина и стремящимся отправить их.

– И заставил этот мастер отрабатывать свои деньги в полную меру! – добавил нубиец.

– С чего ты взял? – спросила Жаккетта.

Они разговаривали в таком неромантичном месте, как загон козы.

Хозяйство Абдуллы было, все-таки, не рассчитано на такое количество народа и челядь нубийца, состоящая из темнокожей девушки и темнокожего же старика, не справлялась с навалившимися хлопотами.

Жаккетта как-то забыла, что она дорогая женщина, не предназначенная для работы, и принялась помогать. Ведь больше было некому. Госпожа Жанна скорее бы яду выпила, чем до работы опустилась. Да и работница с нее, как с осла верблюд.

Вот и доила Нитка Жемчуга, дорогая невольница и почти шейхиня, самолично козу. А куда деваться?

– Так с чего ты взял? – повторила она свой вопрос.

– Ты знаешь, как сделать яд? – спросил в ответ Абдулла.

– Знаю!.. – безмятежно сказала Жаккетта, направляя белые струйки молока из вымени козы в глиняный горшок.

Таких знаний от нее Абдулла не ожидал.

– А ты сможешь приготовить этот яд? – спросил он наконец.

– Смогу! – кивнула Жаккетта. – Только возни очень много, мух ловить, ящерицу доставать…

– Вот-вот! – обрадовался нубиец. – И я знаю много рецептов, но не готовлю.

– Откуда ты все знаешь? – подозрительно спросила Жаккетта. – По-французски говоришь, про яды соображаешь, про мамлюков и хафсидов всяких треплешься, не заткнешь! Ты же всю жизнь с шейхом на куче песка просидел?

– С чего ты взял? Господин много путешествовал. И я с ним! Господин много наук изучал. И я с ним! Господин по-французски говорил так же хорошо, как и я! Это твой Полулысый Рыба думает, что мы дикари, потому что живем в палатках и не сидим на стульях. Я знаю столько, сколько не знает десяток ваших мудрецов! – по-детски обиделся Абдулла.

– Ну я же и говорю, умный ты – страсть! – подтвердила невозмутимая Жаккетта. – И ядов много знаешь, ну и что?

– Я знаю, но я не буду готовить. Это большой-большой труд. Только сильно ученый мастер может. И яд стоит дороже золота. А на наш дом уже извели яда порядочный количество, простой человек на этот цену может жить несколько лет. Наш враг богатый.

– Нам от этого не легче! – буркнула Жаккетта, оглаживая забеспокоившуюся козу. – А вот ты знаешь, из чего может быть сделан яд, который они на головни насыпали?

– Я знаю несколько ядов, который делают смертельный воздух. Наверное, это один из таких.

– Ну и какой?

– Очень опасный яд можно сделать, если смешать сок луковицы нарцисса и сок растения гашиш.

– Неужели он такой простой? – удивилась Жаккетта.

– Нет. Это основа. Там много надо делать.

– А еще?

– Вот хороший яд, – прищурился хитро Абдулла. – Берешь крокодила, заставляешь его много писать.

– Что делать? – не поняла Жаккетта.

– Писать, – пояснил Абдулла. – Мо – чить – ся. А потом топишь крокодила в этот мочу, что он написал. Кладешь крокодила в сосуд из красный меди, закапываешь на дне колодца и ждешь, пока народившийся месяц станет полный. Потом наливаешь три части кунжутного масла на одну часть фиалкового масла. И варишь. Потом добавляешь смолу, деготь, жир от рыбы. Потом ты заставляешь верблюда много писать. И варишь крокодила с приправами в моче верблюда. Не яд – чистый смерть!

– Да тут сам уписаешься, пока всех этих тварей писать заставишь! – возмутилась сложностью рецепта Жаккетта. – А крокодил еще покусает, чего доброго!

– Вот почему яд делает мастер. И яд дорого стоит! – засмеялся Абдулла. – Будем питать надежду, что денег у врага не так много. Я вижу, лепешки уже готовы. Мужчины идут кушать. Давай молоко!

Жаккетта отдала ему молоко, а сама осталась девушкой при козе. Женщины ведь едят во вторую очередь…

И где же сейчас бедолага Масрур, который пичкал ее сладостями с утра до ночи?! Эх, какая райская, все-таки, была жизнь! Золотая!

После ядовитых атак противник некоторое время людей шейха не тревожил. Не то деньги на яд кончились, не крокодил писать не хотел.

Пользуясь затишьем, Жанна решила поучаствовать в хозяйственной деятельности и поруководить стиркой своего платья.

Жаккетта безропотно договорилась с Абдуллой о том, что его невольница даст госпоже на время одежду, и что можно брать воду из колодца.

Жанна с видом глубокого отвращения облачилась в штаны и рубаху. И поняла, насколько приятнее в здешнем климате такая одежда.

Сохраняя выражение страдания от необходимости носить одежды дикарей, она принялась прикидывать, как бы остаться в ней подольше и не отдавать обратно, когда золотистое платье высохнет.

Несмотря на ценные указания госпожи, Жаккетте удалось вернуть платью первоначальную чистоту.

В разгар великой стирки к осажденным прибыл парламентер от нападающих.

Это был неприметный человек к европейской одежде. Вдобавок к этому он не говорил по-арабски. Или не хотел говорить. По-французски тоже.

После длительных выяснений у ворот обнаружилось, что он говорит по-итальянски. Услышав знакомый язык, Жанна предложила нубийцу услуги толмача.

У Абдуллы было сильно искушение послать и странного парламентера, и «французскую принцессу» в место, куда водят ишаков на случку. Но доводы разума взяли верх над чувствами.

– Хорошо, я буду говорить с этим иноземцем! – сказал он. – Хотя я не думаю, что люди, которые его послали, имеют большой ум. Я все равно узнаю, кто они, даже если на переговоры придет одноногий великан из билад ас-Судан, который спит, накрываясь своим ухом. Что хочет хозяин этот человек?

– Люди, пославшие меня, – переводила слова человека Жанна, – хотят завершить это затянувшееся дело миром. Они не хотят больше крови. Разве не принесли посланцы Аллаха слово мира на эти земли?

– Что хочет его хозяин? – опять повторил Абдулла, тяжело глядя на посредника нападающих.

– Они предлагают вам жизнь в обмен на деньги, которые находятся у вас. Если вы отдадите деньги, они уйдут с миром.

– Я так не думаю! – спокойно уронил Абдулла.

– Это будет хороший обмен для вас. Люди с той стороны сделали главное дело и ваши жизни им не нужны, – говорил устами Жанны парламентер. – Но деньги они получат в любом случае. Так стоят ли чужие сокровища таких усилий?

– Ты иди с миром! – послал Абдулла парламентера. – И передай: нет. Если придешь еще раз, мои люди убьют ты. Все.

А когда посланец ушел, Абдулла сказал, выразительно глядя в сторону Жанны:

– Пусть ни в чьей голове не родится мысль, что можно найти и отдать деньги помимо я. Это будет плохой идея. Вредный для жизни.

Он угадал: Жанна уже подумывала, не договориться ли с осаждающими за счет пиратских денег? Ведь когда воины отбивают очередной приступ, можно поискать сокровища, Абдулла не мог их далеко спрятать. У людей шейха свои счеты с его убийцами, Жанне с ними все равно не по пути. Хитрый нубиец пресек эту интересную задумку на корню. У-у, бестия темнокожая!

А Абдулла размышлял, почему посланец говорил по-итальянски? Чьи же интересы пересеклись на караванных путях, от контроля которых отстранили племя шейха?