Лев пустыни

ГЛАВА XXVIV

Ночью в новолуние вода в заливах была совсем черной, как дорогой черный бархат.

Черные кипарисы стояли на темном острове над черной водой и протыкали макушками звездное небо.

Оставив спящую Жанну в гостинице, рыжий, не давая Жаккетте опомниться и толком переварить хваленое псито, увлек ее на ночное купание. В ту же бухточку, где рыдала утром Жанна.

Летняя вода была теплой и затягивающе мягкой. Теплыми были и нагретые за день прибрежные камни.

Рыжий моментально скинул всю одежду и, фыркая как дельфин, сразу же уплыл в неизвестность по черной воде, оставив Жаккетту на берегу.

Жаккетта, не торопясь, разделась и с недоверием вошла в ночную бездонную воду.

Плавала она почти никак – то есть, при большом желании, выплыла бы, но плавать ради удовольствия было не по ней.

Расположившись на мелководье, чувствуя как мелкие рыбешки легко тыкаются носами в ее ноги, Жаккетта сидела и с упоением хлопала по водному бархату ладонями, разбивая в клочья гладь. По ее меркам это было купание в полную силу.

Вдруг кто-то схватил ее за ногу и дернул. Жаккетта с головой окунулась в воду.

– Нечестно! – завопила она, отплевываясь, вынырнувшему рыжему.

Мокрый он тоже смотрелся неплохо. Вода стекала по широким плечам и рельефной груди, волосы смешно прилипли ко лбу.

– Ты почему не плаваешь? – требовательно спросил рыжий.

– Не умею я… – нехотя призналась Жаккетта.

– Ничего себе, аквитанка! Да ты должна свой Галльский океан вплавь перемахивать! – возмутился рыжий.

– Я и моря-то не видела толком! – защищалась Жаккетта. – мы от него далеко. Да и зачем мне плавать?

– Учить тебя сейчас смысла нет! – решил рыжий. – Такая ночь пропадет! Держись за мои плечи!

Жаккетта вцепилась в плечи рыжего и он поплыл на глубину, легко удерживаясь на поверхности воды вместе с дополнительной нагрузкой.

Жаккетте хотелось визжать от восторга и ужаса.

Руки рыжего легко и неторопливо раздвигали воду и остров становился все дальше. Темные пики кипарисов уменьшались.

– Ой, так мы обратно в Африку уплывем! – крикнула Жаккетта в ухо рыжему.

– Боишься? – спросил тот.

– Боюсь! – призналась Жаккетта. – Вдруг кто-то снизу выплывет и как укусит!

– Не бойся, если это кто и будет, так только такой же любитель приключений, как и мы! Рыбам ты не нужна!

– А мне все равно, кто это будет! – возмутилась Жаккетта.

– Теперь сама плыви!

Такой подлости от рыжего Жаккетта не ожидала. Не успела она и охнуть, как он рывком высвободился из ее ладоней и нырнул.

Жаккетта с отчаянием замолотила руками по воде, поднимая тучу брызг и чувствуя, что погружается все глубже. Звезды качались перед глазами. Жуткая пустота подстерегала внизу.

Когда на поверхности осталось только ее лицо, рыжий вынырнул и опять подставил плечи.

Жаккетта в изнеможении вцепилась в них, радуясь, что опять обрела опору посреди зыбкой воды.

– Да-а, плаваешь ты – как якорь! – сделал вывод рыжий. – Поворачиваем к берегу.

На мелководье Жаккетта немного ожила. Почувствовав, что достает дно ногой, она осмелела и даже отпустила плечи рыжего, делая вид, что плывет сама. На самом деле Жаккетта отталкивалась от грунта.

Рыжий с упоением нырял.

Жаккетта никак не могла угадать, где в следующий раз появится его голова.

– Хочешь прокатиться на дельфине? – неожиданно предложил рыжий.

– Это как?

– Садись!

Жаккетта осторожно села ему на спину, рыжий нырнул и поплыл под водой.

Жаккетта, изо всех сил сжимая бедрами талию пловца, с визгом неслась по морю, разрезая волны грудью. И в конце концов с шумом слетела со скользкой спины.

– Хороший дельфин? – крикнул рыжий, выныривая.

– Замечательный! – призналась Жаккетта.

Они еще немного поплескались на мелководье. Рыжий научил Жаккетту лежать на спине и не тонуть. И выбрались на берег.

– Только предупреждаю, что любить тебя здесь, на песочке, я не буду! – заявил рыжий, одеваясь.

– Почему? – вырвалось у Жаккетты, которая, грешными делом, на это и рассчитывала.

– Ну, во-первых, твоя кровать куда мягче. А во-вторых, нас давно ждет ужин.

Жаккетта, выжимая мокрые волосы, молча кивнула. Пусть так.

Кровать была мягче прибрежного песка, это ее и сгубило.

Ей пришлось скрипеть большую часть ночи.

Хотя, как всякой кровати, стоящей в гостинице ей пришлось много чего испытать.

А Жаккетту сгубила репутация хозяина и желание пообщаться с мужчиной в привычном положении, достоинства которого (положения) она отстаивала в споре с Абдуллой.

Хозяин дорожил своей репутацией владельца лучшей гостиницы от Пафоса до Лимасола и постелили постояльцам новенькие жесткие простыни. А мужчина был достаточно резвым и тяжелым.

Жаккетта стерла спину почти до крови.

Остаток ночи пришлось спать на животе. Рыжий во сне держал Жаккетту за ладонь, словно боялся, что она сбежит.

На следующее утро к Жанне пришел лекарь. В маленькой фетровой шапочке и длинном суконном одеянии с широкими рукавами, безошибочно указывающем на его профессию.

Надо заметить, его никто не приглашал. Похвальную инициативу проявил владелец гостиницы, медленно жарившийся на огне своего любопытства. Лекарь был его родным братом.

– Приветствую вас, господа! – заявил он удивленно уставившимся на нежданного визитера Жаккетте и рыжему. – Я пришел справиться о здоровье путешествующей дамы, так сказать bona dies[53]!

Жаккетта стала прикидывать, во сколько обойдется им этот визит, и не послать ли лекаря подальше, рано или поздно госпожа проснется, куда же она денется?

Но рыжий решил по-другому.

– Да, дама занемогла. Жаккетта, ты отведешь доктора к госпоже?

Жаккетта рассудила, что раз рыжему денег не жалко, пусть лекарь смотрит госпожу Жанну сколько влезет. Только глаза у почтенного представителя медицины чересчур любопытные.

– Пойдемте! – коротко сказала она.

Жанна спала.

Лекарь принялся осматривать ее, попутно расспрашивая Жаккетту.

– Вы с госпожой приехали на Кипр погостить?

– Нет! – отрезала Жаккетта.

– Как, разве у госпожи здесь нет никого знакомых?

– Нет у госпожи здесь никого знакомых! – упрямо сказала Жаккетта. – Она по святим местам путешествует, где ее предки воевали.

– О, как интересно! Reddite quae sunt Caesaris, et sunt Dei, Deo, Domine in nomine Patriset Filii et Spiritus Sanat, Amen[54]… – пробурчал врач. – А ты, дитя мое, христианка?

– Конечно! А что одежда мусульманская, так то не моя вина! – почувствовала подвох Жаккетта. – В такой переплет попали, еле выбрались! Господин Жан нас вытащил! – мотнула она головой в сторону рыжего, который с невозмутимым видом слушал ее вранье. – Госпожа даже лик Пресвятой Девы вышивать начала в благодарность за спасение!

Жаккетта не поленилась, достало рукоделие Жанны и ткнула под нос лекарю.

– Omnia mea mecum porto[55] – глубокомысленно сказал врач.

– Чего? – обиделась Жаккетта.

– Dum spectant oculi laesos, laeduntur et ipsi: multaque corporibus trsitione nocent[56] – объяснил лекарь. – Просто чудо, что все так хорошо кончилось. Теперь понятно, почему дама слегла. Она ведь почувствовала себя плохо на прогулке? По дороге, ведущей мимо поместья наших крупнейших землевладельцев Фальеров?

– Уж не знаю куда ведущей, а только на той дороге дедушка госпожи, когда в походе за веру был, чуть было жизни не лишился и Господь его спас. С той поры он завещал своим потомкам, кто на Кипр попадет, вознести в том месте благодарственную молитву за свое чудесное спасение! – поведала лекарю Жаккетта. – Вот госпожа и пошла, да только не надо было ей ходить, а надо было сил набраться.

– Tempore et loco praelibatis[57], – сделал вид, что поверил лекарь.

– Правильно, все как Вы говорите! – подтвердила Жаккетта

Лекарь понял, что выведать интересующие его подробности, кроме как бесконечной истории про благочестивую госпожу и ее героического дедушку у камеристки вряд ли удастся. Он скосил глаза на рыжего господина Жана и понял, что лишние вопросы приведут только к неприятностям. Но знать правду так хотелось…

Поэтому он нагнал побольше морщин на лоб и категорически заявил:

– Non haec ampliius est liminis, aut aquae coelestis, patiens latus![58] Госпожа серьезнейшим образом больна. Лечение может продлиться несколько недель и больной даме совсем не место на постоянном дворе. Я предлагаю перевезти ее в мой дом, где она будет иметь постоянный присмотр. Иначе за ее жизнь я не поручусь. Manifectum non eget probatione![59]

– А в чем, собственно, дело? – открыла глаза Жанна.

Она смотрела на мир и окружающих ее людей очень недружелюбно, но вполне осознанно.

– Доктор говорит, Вы помрете скоро! – сообщила ей последние новости Жаккетта.

– Я так не говорил, дитя мое! – возмутился лекарь. – Мы все очень рады, что Вы очнулись, но во избежание нежелательных осложнений вам лучше побыть неделю под присмотром человека, чей долг в этом мире – врачевать людей.

– Спасибо, доктор, но я здорова! – процедила Жанна. – Очень приятно было с Вами познакомится. Извините, я должна одеться.

Лекарь, разочарованный, что спасти даму от неминуемой смерти в силу ее упрямства не удастся и узнать про нее побольше, соответственно, тоже, ушел.

– Жаккетта, рубашку подай! – хмуро сказала Жанна.

– Поскольку в последнее время я решил, на случай если пиратством прокормить себя не удастся, овладеть новым ремеслом прислужника прекрасным дамам, то принимаю на себя тяжкий труд по доставке завтрака! – сообщил рыжий и удалился.

Жаккетта принялась одевать госпожу.

– Ну и какие у вас теперь планы? – спросил рыжий Жанну, когда она поела.

– Купить новые платья! – заявила Жанна.

– Хорошо, – пожал плечами рыжий. – Едем в Лимасол. Какие проблемы…

– На «Бирюзе»? – спросила Жаккетта.

– На «Бирюзе»! – подтвердил рыжий.

Стоявшая в бухточке, в укромном месте «Бирюза» опять приняла на свой борт трех беглецов, распустила небесный парус и навсегда унесла Жанну от разбившейся вдребезги мечты.

Марин Фальер был немного раздосадован, что Жанна загадочно появилась и загадочно исчезла, но в целом был рад, что она не стала задерживаться.

Бретань это Бретань, а Кипр это Кипр. Здесь дом, здесь правила игры совсем другие. Молодому неженатому человеку совсем незачем компрометировать себя романтическими встречами с молодой красивой дамой перед матушками потенциальных невест.

Будет новое путешествие – будут новые хорошенькие и ласковые женщины. Только одно не понятно, причем тут восемь детей?