Лев Солнца (Воин Рима - 3)

Квайетус развернул его и прочитал: «Ваш посланник сказал, что это было переброшено через стену, привязанное к стреле. Это идентификационный номер подразделения, которое желает перейти к нам».

«Первый отряд, желающий броситься на вашу клеменцию. Будут и другие», — сказал Баллиста. «Вполне логично, что это Легион III Феликс. Вексилляция этого отряда уже служит вам».

«И вы договорились со стрелком о подтверждении этого сигнала?»

«Я должен взмахнуть чёрным плащом с этой башни. Если такой же плащ будет взмахнут с осадных линий внизу, III легион войдёт в город через Пальмирские ворота сегодня ночью».

«Ну, чего ты ждешь? Давай, приступай».

Баллиста наклонился и взял плащ в левую руку. Он поднял его высоко над головой. Убедившись, что его видно как изнутри, так и снаружи города, он энергично взмахнул им.

«Откуда в их рядах они ответят?» — Квиетус облокотился на парапет и посмотрел наружу.

«Не знаю, господин». Баллиста откинул плащ. «Мы должны наблюдать и ждать».

«Вот! Вот он!» — указывал Квайетус, сосредоточив всё своё внимание на враге снаружи.

Не думай, просто действуй.

Баллиста вонзил стилос в шею императора. Квиетус, завывая, попытался повернуться, хватаясь за рану. Баллиста выдернул стилос и бросил его. Он услышал движение позади себя. Он схватил императора, одной рукой вцепившись в вышитый перед туники Квиетуса, другой – в пах. Кровь текла по ним обоим. Баллиста втащил его на стену, оттолкнул назад. Руки Квиетуса вцепились. Одна вцепилась в волосы Баллисты, другая царапала ему лицо. Ещё более резкие движения на верхней площадке лестницы, скрывшись из виду. Баллиста вытолкнул Квиетуса за зубцы. Только ноги императора всё ещё оставались в башне.

Баллиста отпустила.

Маленькие, прикрытые мешочками глаза Квайетуса расширились от осознания и страха, грязный маленький рот открылся в отчаянном крике.

Баллиста почувствовал боль, когда у него вырвали клок волос.

Квайетус упал, безнадежно размахивая руками и ногами, пока он скатывался по отвесной каменной стене на твердые, непреклонные камни внизу.

Ни звука позади Баллисты. На него не нападали. Он медленно повернулся. Он был безоружен. Он даже выронил стилус.

Двое преторианцев стояли напротив него, обнажив мечи.

Лужа крови вытекла оттуда, где лежал один из восточных. Она начала капать и перелилась через верхнюю ступеньку. Другого эмесинца нигде не было видно.

Баллиста взглянула на преторианцев. У одного из них было характерное угловатое лицо с огромным крючковатым носом.

Преторианцы переглянулись, а затем снова посмотрели на Баллисту.

Как один, они перевернули мечи, вытянули рукояти вперед и закричали.

«Аве Цезарь!» Аве император Марк Клодий Баллиста Август!»

Империум трёх человек, один из которых был императором. Всего было десять подданных, весь контуберний находился в Башне Отчаяния, но Баллиста отправил по одному в каждый из шести легионов и по одному к Кастрицию и Рутилу. Никто из них не вернулся. Он остался стоять у подножия башни с Ахалой и Малхом, двумя преторианцами, которые первоначально провозгласили его императором.

Баллиста рассмеялся над невероятностью его возвышения. Безоружный варвар. Он даже оставил стило где-то на стене. Новый август с десятью последователями. Теперь осталось двое. Хорошо, что эмесенские кавалеристы разбежались после гибели Квиета. Но это правление всё равно могло оказаться очень коротким.

Раздался топот бегущих ног. Подбитые сапоги, звенящая сбруя. Солдаты быстро приближались, и их было немало. Царствование это могло оказаться очень коротким.

Баллиста увидела, как Ахала и Малх переглянулись. Теперь любые опасения были напрасны. Их судьба была связана с его судьбой, как собака с телегой.

Из-за угла показались солдаты – солдаты XVI легиона Флавия Фирма, выглянув из-за щитов. Их было около сорока человек во главе с центурионом. В стеснённых условиях армии это длилось целое столетие. Легионеры обнажили мечи. Они не сомневались, куда направляются. Они бежали целенаправленно.

«Тит пошёл к ним, — сказал Малх. — Он ведёт их к нам».

«Я его не вижу», — сказал Ахала.

Малх умоляюще посмотрел на Ахалу. Тот покачал угловатой головой. Делать было нечего. Тем двоим, кто первыми приветствовал неудачливого самозванца, бежать было некуда.

Солнечный свет отражался на движущихся лезвиях.

Сотник взмахнул правой рукой.

Легионеры остановились. В пяти-шести шагах от них. Они задыхались. Они устали, но были готовы убивать – в них царила эта дикость.

«Владыка». Центурион отдал честь. Он был не молод. Внушительный набор наград на его доспехах дребезжал, а грудь тяжело вздымалась. «Владыка, Сампсигерам провозгласил себя императором. Он приказал укрепить дворец. Он ведёт войска на захват храма Элагабала».

Не было ни восторженных возгласов, ни проскинезы, но центурион назвал Баллисту Доминусом. Императором или префектом? Вопрос стоял на волоске. Но он явно предпочёл бы повести своих людей по приказу Баллисты, а не жреца-царя Эмесы.

«Ты знаешь, сколько у него людей, центурион?» — Голос Баллисты был спокойным и уверенным.

«Без понятия, господин. Была драка. Люди Сампсигерама напали на тех, кто не хотел приносить ему таинство».

«Есть ли у него и римляне, и эмесенцы?»

«Мы видели несколько солдат из III Галльского легиона, а также несколько вспомогательных подразделений».

Это не стало большим сюрпризом. III Галльский легион долгое время был местным легионом. Он поддерживал других претендентов – Гелиогабала, Иотапиана, Урания Антонина – из царского дома Эмесы.

«Отказался ли кто-нибудь из воинов Эмесена признать его?»

«Насколько я знаю, нет, Доминус».

«Фокус с Акциумом, — подумал Баллиста, — надо будет попробовать». Октавиан, первый август, объявил войну не Марку Антонию, а Клеопатре. Превратить гражданскую войну в чужую. Все римляне на другой стороне были настолько развращены развращенными иностранными обычаями, как и Антоний, что перестали считаться римлянами.

«Люди идут, Господин», — сказал Ахала.

Эти солдаты шли без лишней спешки. Они были из регулярного вспомогательного отряда, дакийских копейщиков, около восьмидесяти человек. Они остановились как один и отдали честь. В надежде на дарственный дар они двигались, словно на плацу.

«Аве Император Цезарь Марк Клодий Баллиста».

Их центурион представился и объявил, что необходимо найти императорские регалии: диадему и пурпурную мантию, священный огонь, дубовые и лавровые венки. И ликторы – необходимо найти нужное количество ликторов, несущих фасции.

Баллиста поблагодарил его, но сказал, что найти ему оружие и доспехи – задача более насущная. Это было одобрено всеми присутствовавшими воинами. Баллиста отправил пару легионеров к Гиппотою в арендованный дом за снаряжением, а ещё одного – к Пальмирским воротам, чтобы поговорить с Кастрицием. Он собирался отправить одного из них проверить тюрьму, но вспомнил, что Сампсигерам укрепил дворец.

Теперь у Баллисты было около ста двадцати человек. Он знал, что ещё больше людей готовы сражаться с Сампсигерамом, уже сражаются с ним. Время произнести речь, пока они собирают доспехи, а затем отправиться попытать счастья в войне в храме Элагабала.

«Комилиции», – голос Баллисты привык доноситься до задних рядов. – «Триант мёртв! Я убил его голыми руками – вот этими руками». Он замолчал, а они разразились ликованием. – «У меня не было иной мысли, кроме как освободить армию и Res Publica от его гнусных деяний, от грязных деяний, которые унизили всех нас. Когда солдаты провозгласили меня императором, я был крайне удивлён. Я не стремлюсь к высокой должности. Я бы сейчас ушёл, но ситуация не позволяет этого. Res Publica снова в смертельной опасности. Тиран, может быть, и мёртв, но его учитель в тирании – или, вернее, его муж? – жив. Сампсигерам, этот цинед, этот хихикающий маленький восточный уроженец, не только жив, но и имеет наглость претендовать на пурпур! Эти высокомерные восточные люди никогда ничему не учатся. «Мы все знаем, что случилось с его родственником Гелиогабалом — его протащили по улицам на крюке, а затем засунули в канализацию».

«Крючок, крючок... тащи его, тащи его».

Баллиста взмахнул рукой, призывая к тишине. Скандирование стихло, словно исполняемое хорошо сыгранным хором.

«А кто его поддерживает? Кучка таких же, как он, с Востока».

Солдаты издевались — откуда бы они ни пришли, их главной отличительной чертой было то, что они были римскими солдатами.

«Подожди!» — крикнула Баллиста. «Не будь слишком самоуверенным. Нам предстоит опасная схватка. Эти восточные ребята крепкие — они всегда носят только самые тонкие шёлки. И у них есть выносливость — им придётся всю ночь терпеть это».

Солдатам эта штука нравилась. Баллиста знал, что всё это чушь. Но солдатам эта штука нравилась.

«Если встретите кого-нибудь из III Галльского легиона, не волнуйтесь. Они здесь так долго, что стали местными. Они хуже местных – научили местных сосать. Ни один из них не начинал свою жизнь, брошенным на куче навоза где-нибудь в закоулках Рафанеи или какой-нибудь другой сирийской дыры».

«К черту их, к черту их…»

«Пора пойти и сбросить этого женоподобного ублюдка с трона. Сампсигерам прячется в храме Элагабала. Бог ему не поможет. Мы вытащим его и убьем».

«Тащи его, тащи его... крюк, крюк».

«Помните, храм священен. Любой солдат, разграбивший его, понесёт строжайшее наказание. Но дворец — нет. После того, как мы разберёмся с Сампсигерамом, посмотрим, что там можно найти?»

«Ныряет на мили, ныряет на мили».

«После того как я осмотрю его сокровищницу — все богатства, награбленные алчностью отца Квиета, — будет объявлено о пожертвовании верным войскам».

«Богатый солдат, богатый солдат».

Гиппофос и ещё несколько человек появились с оружием и доспехами Баллисты, с его оригинальным шлемом с птичьим гребнем. Они помогли ему надеть его. От Кастриция всё ещё не было вестей о его сыновьях и Юлии, но ему пришлось выбросить их из головы.

Войска построились и двинулись в путь.

По пути через город к их отряду присоединилась целая ала далматинской кавалерии. Они прибыли прямо из казарм. Лошадей они оставили позади, поскольку те были непригодны для городских боёв. Они были легко вооружены, и их было всего около двухсот пятидесяти, но для небольшого отряда Баллисты они стали весьма желанным пополнением. Великий храм Элагабала находился на окружённой стеной территории, однако никаких попыток защитить внешние стены предпринято не было. Главные ворота стояли без присмотра и открытыми.

Возможно, у Сампсигерама было не так уж много людей. Он бы оставил значительную часть для защиты дворца. Вероятно, ещё больше эмесенских воинов всё ещё находились на своих позициях на городских стенах. Баллиста гадал, что делают Рутил и Кастриций. Это был бы подходящий момент для атаки Одената.

Пока его люди выстраивались на улице, Баллиста заглянул внутрь через ворота. Храм на высоком постаменте находился примерно в ста шагах от них. На полпути между воротами и храмом находился главный алтарь. Баллиста отметил, что три его костра всё ещё горели. Другого укрытия не было. Священная роща находилась слева, на уровне храма. Справа не было ничего, кроме каких-то хозяйственных построек за храмом. Около сотни эмесенских лучников выстроились у подножия ступеней перед храмом. Ещё больше их было на фронтоне и крыше. Вполне возможно, что ещё больше пряталось среди хвойных деревьев священной рощи.

Баллиста ещё не видел ни легионеров III Галльского полка, ни вообще каких-либо римских регулярных войск, но это будет совсем нелегко. Сто шагов по открытому, простреливаемому стрелами двору. Баллиста всё равно отдал приказ атаковать.

Баллиста приготовился войти в бой с первыми рядами XVI легиона Флавия Фирма. Времена, когда император мог держаться в тылу и при этом пользоваться уважением своих войск, прошли. Его старый враг Максимин Фракий создал новый прецедент, ворвавшись во главе своих людей. Конечно, кроме силы и мастерства в бою, у Максимина Фракия было мало что, что могло бы заслужить звание императора. Как и у другого варвара, недавно провозглашённого императором, подумала Баллиста с иронией.

Стрелы с визгом летели в них, когда они проходили через ворота. Они согнулись, словно люди, идущие под град. Шум был всеобъемлющим: наконечники стрел врезались в дерево, металл, кожу, плоть; люди бормотали, молились, кричали, вопили. Они продолжали идти вперёд.

Щит Баллисты словно пнули стрелами. Три боеголовки пробили его насквозь, одна прошла всего в дюйме от его лица. Он отломил их и продолжил движение. Он сильно вспотел.

Насколько далеко? Баллиста выглянула из-за края его щита. Всеотец, они только что подошли к алтарю. Странное сокращение, когда стрелы летели в тебя. Он пригнулся назад, заглушая крики, заставляя ноги продолжать движение.

Окружавшие его люди разразились ликованием. Баллиста снова выглянул. Шквал стрел всё ещё не утих, но уже меньше и под другим углом. Лучники у подножия ступеней прекратили стрелять. Они сражались друг с другом, чтобы прорваться обратно через двери храма. Те, кто был на фронтоне и крыше, всё ещё стреляли из луков. Их было не так уж много. Теперь Баллиста смог заметить, что из священной рощи слева от него не летит ни одного снаряда.

Подняв щиты повыше, воины бросились вперёд. Отступление врага в храм словно сбросило оковы с их ног. В мгновение ока они оказались у подножия ступеней. Они ринулись вверх. Гвозди скрежетали, впиваясь в мрамор. Огромные двери из тёмного дерева наверху с грохотом захлопнулись.

Свистящий звук, перекрывающий шум людей, – необъяснимый, жуткий. Ужасный грохот. Мужчины остановились. Повисла гробовая тишина, а затем – пронзительные крики людей в агонии.

Что-то заставило Баллисту поднять глаза. Иногда глаза видят что-то настолько неожиданное, что понимание запаздывает. Фигуры падают в воздухе, медленно вращаясь. Неподвижные, но не сопротивляющиеся. Ускоряющиеся.

Следующая статуя врезалась в ступени в нескольких шагах от неё. Мрамор о мрамор. Разлетелись ужасные, острые осколки. Белые ступени теперь покрылись красными прожилками. Ещё одна рухнула. И ещё одна. Пандемониум.

Баллиста съежился. В его щите была широкая рана. На правой ноге была кровь. Люди бежали. Он посмотрел на фронтон. Другое божество балансировало на краю. Баллиста тоже побежала.

Вернувшись за внешнюю стену, Баллиста подозвал офицеров и осмотрел их. Пострадавших было не так уж много. Внутри участка они оставили около двадцати человек: мёртвых или тех, кто был слишком ранен, чтобы ползти. Примерно столько же выбралось, но было выведено из строя из-за травм. Баллиста приказал, чтобы им оказали помощь, насколько это возможно, на месте. Он не мог позволить себе остаться без людей, которые должны были отвезти их к врачам.

Баллиста расспрашивал окружающих о планировке храмового участка. Именно Ахала, перевязывавший рану на правом бедре Баллисты, оказался необычайно информативным. Стена была высокой по всему периметру комплекса. Было ещё двое ворот. Одни, в дальнем западном конце, открывались рядом со служебными постройками. Оттуда можно было попасть в низкий огороженный двор, примыкавший к задней части храма. Во двор вела калитка, а в храм – небольшая задняя дверь. Они почти наверняка будут защищены, и взломать узкую заднюю дверь будет непросто, но на неё стоило взглянуть. Другие ворота находились слева в южной стене и вели прямо в священную рощу. Рядом с ней стояла хижина лесника.

«Ты хорошо знаешь планировку», — сказал Баллиста.

Ахала выглядел смущённым. «Когда мы впервые пришли сюда… некоторые мальчишки говорили мне, что в округе есть священные проститутки – они должны были принять тебя за своего бога, какой бы низкой ни была цена». Он пожал плечами. «Я был настолько глуп, что поверил им».

«Я бы не волновался, — ответил Баллиста, — несколько лет назад то же самое случилось с моим другом».

Смех оборвался. С севера по улице бежал солдат. «Идут люди! Сотни! Римские регулярные войска».

Баллиста распорядился своим ограниченным отрядом так, как мог: несколько человек удерживали ворота храма позади себя, остальные перекрывали улицу. Среднего пути здесь не было. Либо очень хорошо, либо очень плохо.

Шум нарастал – казалось, собралась целая куча людей. Вскоре подобные догадки отпали. Солдаты свернули за угол и оказались на виду – сплошная фаланга тяжеловооружённых воинов, растянувшаяся до самого горизонта. Звук их приближения отражался от стен. Щиты впереди принадлежали Легиону X Fretensis. Его позиция находилась у северной городской стены, в подчинении Рутила. А там, с непокрытой головой на коне, сидел сам Рутил. Никто не мог спутать с ним огненно-рыжие волосы префекта претория, назначенного Квиетом. Стоя перед ним, Баллиста быстро подсчитал: пересчитав знамена, умножив число воинов в каждой шеренге на число воинов в каждой шеренге – должно быть, около пятисот. Рутил привел с собой весь вексилляционный отряд. Дальше, позади, стояли другие знамена – по крайней мере, два вспомогательных отряда.

Войска Рутилуса не замедлили шага при виде людей Баллисты. Щиты Легиона X неумолимо надвигались. Сто шагов. На их стороне были численное превосходство и инерция. Пятьдесят шагов. Они сметут стоящих перед ними людей. Баллиста знала, что сдаться живыми – не выход. Второй раз не найти камеру на поверхности. Глубокие подземелья и когти.

Рутил выкрикнул команду. Буцинаторы заиграли на инструментах. С грохотом огромная фаланга остановилась.

В наступившей тишине Баллиста услышал воркование голубя где-то среди хвойных деревьев священной рощи.

Ряды X легиона расступились. Рутил проехал сквозь ряды и выехал в пространство между ними. Совсем один, всё ещё с непокрытой головой. Возможно, он всегда был верным слугой дома Макриана, но ему никогда не хватало мужества.

Баллиста выступил из своих скудных рядов.

Двое мужчин изучали друг друга.

Рутилус спешился. Он отвязал от седла что-то вроде сумки. Он открыл её и вытащил человеческую голову. Он взял её за волосы и бросил в пыль. Его конь попятился в сторону, подальше от зловония. Рутилус оттолкнул голову носком сапога.

«Смерть всем предателям», — сказал он.

Голова была неузнаваема. Баллиста ждала, сердце колотилось.

«Это был двоюродный брат тирана и его соучастник в пороке — Корнелий Мацер».

Баллиста молча выдохнула.

Рутил отдал честь. «Аве Император Цезарь Марк Клодий Баллиста Август».

Позади него люди Рутила подхватили песнопение, лишь изредка вторя «Dives miles», чтобы напомнить новому Цезарю о его обязанностях.

Рутил действительно привел с собой все пятьсот воинов X Fretensis Legio, а также пятьсот армянских лучников и пятьсот спешенных мавританских всадников, вооруженных дротиками.

Ознакомившись со всеми имеющимися в его распоряжении силами, Баллиста быстро изложил свой план Рутилу и другим офицерам. Его первоначальные силы должны были охранять стены периметра с севера и запада и, не рискуя слишком запутаться, прощупать ворота возле служебных построек и проверить задний вход. Баллиста не хотел требовать от них слишком многого. Всегда трудно заставить людей, однажды бежавших из боя, вернуться в него в тот же день. Спешившиеся мавры и сотня армянских лучников должны были прорваться через южные ворота, захватить священную рощу и приготовиться стрелять по эмесенам на крыше храма. Солдаты X легиона должны были войти через главные восточные ворота и штурмовать ворота храма двумя отрядами, построенными в черепаху. Остальные четыреста армян должны были следовать за ними и попытаться отбить у воинов на крыше желание вмешаться. Чтобы провести их через ворота храма, рабочая группа должна была срубить два подходящих хвойных дерева из священной рощи, которые использовались бы в качестве таранов.

«Разумно ли рубить деревья в священной роще?» — тихое бормотание согласия ответило на вопрос Рутила. Солдаты всегда были суеверны, особенно перед битвой. С этим нужно было быть осторожным.

«Бог не будет держать на нас зла. Это наши враги – Сампсигерам и его сообщники – осквернили храм Элагабала. Они превратили дом бога в крепость. Они сбросили священные изображения с крыши». Баллиста повысил голос, он зазвенел. «Великий бог Элагабал предлагает нам свои священные хвойные деревья. Элагабал, непобедимое солнце, призывает нас очистить его дом. Элагабал, непобедимое солнце, призывает нас изгнать и наказать нечестивцев».

Ожидание изматывает нервы. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем отряды людей добрались до своих постов, пока огромные стволы деревьев были отнесены назад, их ветви обрублены, а концы заострены. Нога Баллисты пульсировала и онемела. Его слегка подташнивало от голода. Он терял самообладание.

В поле зрения появился гонец. Ему потребовалось мгновение, чтобы заметить нового императора, прижавшегося к стене.

«Господин, меня послал префект Кастриций. Твоя жена и сыновья перешли на сторону Одената некоторое время назад, ещё до того… до того, как он услышал, что ты провозглашён императором».

Баллиста вскочил. Нога у него чуть не подкосилась, когда он рванулся вперёд. Он сжал гонца в медвежьих объятиях, с силой шлёпнул его по спине и поцеловал в щёки. Когда его отпустили, тот отшатнулся, совершенно обескураженный всей этой императорской лаской.

Они были в безопасности. Хаддудад позаботится об этом. Конечно, теперь они у Одената, но они выжили — и это главное.

«Все готово, Доминус».

И снова в ливень стрел. Но на этот раз всё было иначе. Единственные эмесенцы, которых можно было увидеть, находились на крыше храма. Под обстрелом из пятисот лучников с двух сторон они в основном не высовывались.

Заключенные в щиты, словно черепичные плиты, два отряда легионеров тяжело двинулись к храму. Внутри каждой «черепахи» солдаты кряхтели и ругались, жалуясь на неуклюжий вес импровизированных таранов.

Они прошли мимо большого алтаря – один из костров погас – и с трудом двинулись дальше. Над головой с треском проносились оперения сотен стрел. Изредка раздавался глухой стук наконечника эмесенской стрелы о щит.

Они были у ступенек. Держась вместе, они тащили ствол дерева, шаркая ногами, поднимаясь по ступенькам. Баллиста подавляла желание посмотреть вверх, прижаться к земле, попытаться освободиться и убежать в безопасное место.

Ужасный грохот. Слава богам, справа. Статуя врезалась в другую черепаху. Бедняги, но слава богам, это были они.

Укрывшись под выступающим фронтоном, легионеры вырвались из черепахи. Ни стрела, ни падающая статуя не могли достать их здесь. Они приготовились. Раз, два, три… сейчас. Те, кто держал таран, ударили им по дверям. Глухой удар. Штукатурка посыпалась с дверного проёма. Двери задрожали, но всё ещё стояли.

Другой «черепаховый» добрался до убежища. Его легионеры встали в строй. Пятеро их контуберналов лежали, скрюченные и сломанные, на ступенях.

Раз, два, три… Два тарана ударили одновременно. Двери были массивными. Но их толщина была лишь декоративным элементом. Если бог предвидел это, то архитектор – нет. Раздался треск, разрывающий звук. Засовы и засовы поддались. Двери распахнулись внутрь. Храм был открыт.

Стрелы, словно потревоженные шершни, летели в лица легионеров. Человек возле баллисты, пошатываясь, словно пьяный, цеплялся за древко, торчащее из его шеи.

Перед вторым залпом легионеры ворвались в пещерный мрак. Они принялись за свою мрачную работу. Клинки рубили и кромсали. Воздух был спертым, насыщенным благовониями и запахом крови.

Ряд мерцающих подсвечников на полу; за ними – золотая статуя орла, а ещё дальше, возвышаясь над всем, возвышалась громада чёрного камня. Огромная, плотная, безжалостная, вершина её терялась в стропилах. Впереди – лёгкие шёлковые ткани на фоне грубой негритянской формы камня – Сампсигерамус.

Когда Баллиста отбросил один из подсвечников, его правая нога подкосилась. Он рухнул на пол. В душном воздухе послышалось движение. Баллиста неуклюже пополз по полу, словно краб. Клинок стражника Эмесена высек искру из мрамора.

Восточный воин поднял меч, поднял его и снова бросился в атаку. Баллиста, скользя кожаными подошвами сапог, отполз назад. Он поднял меч. Левая рука его была пуста; щит каким-то образом исчез. Эмесенцы ударили. Баллиста парировала. Эмесенцы развернули клинки в стороны. Восточный воин, обладая преимуществом в росте и весе, вырвал меч Баллисты из его хватки. Тяжёлая спата откатилась по полу.

Баллиста схватил большую металлическую амфору. Он развернул её, чтобы защититься. Кувшин оказался неожиданно тяжёлым. Он был полон; жидкость выплеснулась наружу. Восточный воин рубанул. Лязг сломанного металла, лезвие пронзило амфору, вонзившись в неё. Выплеснулось ещё больше жидкости – это была кровь, остатки какого-то жертвоприношения. Крепко держась за ручки, Баллиста крутанул кувшин, извернулся всем телом, вложил в него весь вес. Все они покатились в сторону – Баллиста, амфора, меч, эмесенец. Они тяжело приземлились, перепутавшись. Руки и ноги скользили по крови, Баллиста вскарабкался на своего противника. Схватив его за волосы, он в ярости разбил лицо человека о мрамор, снова и снова. Сначала эмесенец сопротивлялся. Потом перестал.

Баллиста отобрала у восточника меч. Он подполз к колонне и с его помощью поднялся на ноги. Кровь на мраморе, тело мёртвого Эмесена и оторванная рука ребёнка, свисающая с крышки разбитой амфоры.

Баллиста приковылял к своему мечу. Ему стало плохо. Очевидно, Сампсигерамус не останавливался ни перед чем, чтобы заручиться поддержкой своего родового бога. Жертвоприношение ребёнка, вероятно, казалось ему разумной ценой за собственное выживание.

Сквозь монументальную тьму храма гремел и грохотал бой. Шаги бойцов эхом отдавались вдали, словно из далекой древности.

Сампсигерам всё ещё стоял перед своим богом. Стражников с ним было меньше. Один бросился на Баллисту. Северянин принял удар на себя мечом левой руки, а правой отрубил ему руку. Стражник отшатнулся; Баллиста, хромая, пошёл вперёд.

Сампсигерамус увидел его приближение. Он отступил. Некуда было идти. Камень был позади него. Он кричал что-то бессвязное.

Король-жрец держал меч перед собой. Сокрушительным ударом Баллиста выбила его из его руки. Меч, вращаясь, полетел в темноту.

Сампсигерамус обернулся. Скрюченными руками и цепляющимися пальцами ног он попытался взобраться на край огромного чёрного камня. Чуда не произошло. Гладкий камень сопротивлялся его усилиям.

Баллиста выронил инопланетный меч из левой руки. Он схватил рукоять своего оружия двумя руками, удержался на ногах и взмахнул. Клинок вонзился в плоть, сухожилия и кости. Голова Сампсигерамуса дернулась вбок, едва не отрубленная. Убийца детей, будущий император, медленно соскользнул по боку своего бога. Кровь, струившаяся так свободно, стекала по тёмному камню. Глубоко в сияющей черноте бога, загадочные отметины рябили и двигались.

После тенистых коридоров дворца солнце ослепляло. Баллиста стоял, моргая, давая глазам привыкнуть к нему. Вывели серого коня в пурпурно-золотой сбруе.

Пора отправляться. Когда Баллиста проходил мимо, конюх поспешил к нему с подставкой для седла. Северянин поблагодарил его, но отмахнулся. Даже в доспехах он довольно легко вскочил в седло. Нога двигалась гораздо лучше. Он поправил императорский плащ, надел диадему на голову. Наклонившись вперёд, он похлопал Бледного Коня по шее, что-то прошептал ему на ухо. Кто бы мог подумать, что мы наденем пурпур? Наслаждайтесь им – как волка за уши.

Времени было мало. Со смертью Сампсигерама его сторонники – воины Эмесена, люди из отряда III Галльского легиона и немногочисленные римские вспомогательные войска, поддерживавшие его, – сложили оружие. И всё же дел было много. Вспыхнули грабежи, которые пришлось пресекать. Несколько громких обезглавливаний, не слишком жестоких – дюжина у дворца и храма и столько же на агоре – решили эту проблему. Группы людей и целые отряды покинули свои позиции на городских стенах. Их силой заставили вернуться на свои места. Солдатам обещали крупное пожертвование, которое затем выплачивали из сокровищ, найденных во дворце. Семья Сампсигерама была богатой, и отец Квиета, Макриан Хромой, всегда умел собирать деньги. Теперь же, на короткое время, пока ими не занялись владельцы баров и борделей, милитари превратились в настоящие кабаки. На более высоком уровне было утверждено высшее командование армии: Рутил остался префектом претория, а Кастрий — префектом кавалерии.

Все солдаты, от префекта претория Рутила до низшего эмесенского ополченца, поспешно причастились. Один из каждого отряда произнёс клятву: «Юпитером Всеблагом Великим и всеми богами, клянусь исполнять приказы императора, никогда не покидать знаменосцев и не уклоняться от смерти, ценить безопасность императора превыше всего». Затем все остальные закричали: «Я тоже!» Баллисте это всегда казалось слегка комичным, но когда речь заходила о нём самом, это было похоже на нелепую пантомиму или фарс.

Затем возникли вопросы фамильярности и презрения. Скольким императорам принесли присягу эти люди? Для ветерана, приближающегося к двадцати годам, существовала бы целая толпа императоров: Гордиан III, Филипп Араб, Деций, Галл, Эмилиан, Валериан, Галлиен, Макриан и Квиет. И это если бы он не последовал за кем-нибудь из многочисленных претендентов, таких как Иотапиан или Ураний Антонин. А теперь ещё и император Цезарь Марк Клодий Баллиста Август.

Столько клятв было дано. Столько клятв нарушено. Новый император всё это знал. Исчезло доверие к клятвам; я не могу понять, то ли боги, которым вы клялись, больше не правят, то ли люди живут по новым меркам справедливости?

Баллиста подал знак. Ахала подъехал к нему сзади и развернул белый драко северянина. Единоверцы выстроились за Ахалой. Баллиста помахал рукой, и они тронулись в путь.

Улицы были безмолвны. И солдаты, и гражданские приветствовали кавалькаду, но приветствия были неуверенными и нерешительными, а те, кого он встречал, совершали меньшую проскинезу. Конечно, они знали цель поездки Баллисты, даже если исход был под большим сомнением.

У Пальмирских ворот остальные ждали верхом. Баллиста отпустил конную гвардию, оставив лишь своего нового знаменосца. Он коротко переговорил с Кастрицей, которому предстояло остаться для поддержания порядка в Эмесе. Склонившись в седле, они обнялись и попрощались.

Баллиста оглядел строй, выбирая, кто пойдет с ним. Ахала нёс драко прямо за ним. Затем, колоннами по двое, шли Рутил и три сенатора-губернатора. Баллисте пришлось умиротворять не только армию. Фабий Лабеон, благородный и на удивление стойкий губернатор Сирии Кеэла, вероятно, был бы благодарен за то, что его выпустили из железной клетки у северных ворот. Но он, как Корникула из Сирии Финикийской и Ахей из Сирии Палестинской, получил существенные материальные стимулы для присоединения к новому режиму. Это слегка раздражало Баллисту. Он питал здоровую неприязнь к религиозному фанатику Ахею, но, в конечном счёте, дело было не в деньгах. Алчность и безжалостная эффективность Макриана Хромого оказались полезными. По крайней мере, на данный момент три губернатора последовали за Баллистой Августом.

Ворота со скрипом распахнулись. Проезжая под высокой аркой, Баллиста увидел скульптуры орла, алтарь и чёрный камень Элагабала, а также бесчисленные нацарапанные молитвы о благополучном пути. Это был не его бог, и это был не его путь. Всеотец, Глубокий Капюшон, Ослепляющий Смерть, не спускай глаз со своего потомка.

Небольшая колонна из шести всадников двинулась дальше. Мимо суровых, запятнанных крестов, украшенных надгробий некрополя. Через двести шагов нейтральной полосы. Через ряды осаждающей пальмирской армии. Тёмные глаза, бесстрастные лица наблюдали за ними. К открытому пространству перед большим шатром, где развевались многочисленные знамена.

Лев Солнца восседал на отделанном слоновой костью курульном троне высшего римского магистрата. Одената поддерживал его двор. С одной стороны стояли его главный министр Верод, два его военачальника, Забда и Хаддудад, и сын от первого брака Геранес, теперь ставший энергичным молодым человеком. С другой стороны стояли римляне: Помпоний Басс, наместник Каппадокии; Вирий Луп, наместник Аравии; и Меоний Астианакс, некогда префект претория мятежников Макриана и Квиета — да будут их имена повсюду прокляты. На заднем плане, но решив не быть забытой, стояла его нынешняя жена. Зенобия держала за руку их младенца-сына Вабаллата, или Вахбаллата, как его называли некоторые. С ней было двое серьезных, волосатых мужчин в греческой одежде.

Свита правителя Тадмора была великолепна: полированная сталь, позолоченные доспехи и яркие развевающиеся перья. Но на открытом пространстве господствовал кто-то другой. Император Галлиен, ростом больше половины своего роста, стоял в стороне. Нахмурив брови и прикрыв глаза, статуя смотрела на сцену сверху вниз. Баллиста вспомнила историю о том, что преемники Александра могли собраться вместе только под председательством великого македонца.

Баллиста спешился. Те, кто ехал позади него, сделали то же самое. Конюхи увели лошадей. Баллиста сделал пару шагов вперёд и остановился.

Оденат поднялся с курульного кресла. На нём был панцирь западного образца с большими, застёгивающимися наплечниками. На руках и ногах – искусно расшитая восточная туника и штаны. Золотая брошь на правом плече скрепляла алый плащ; к нему шёл алый пояс, завязанный вокруг талии. Левая рука сжимала рукоять длинного меча. Навершие имело форму цветка. Лев Солнца был великолепен, его раскрашенное лицо оставалось непроницаемым.

Два руководителя смотрели друг на друга, а на заднем плане — неестественная тишина толпы, шипение и щелканье знамен, свист ветра, шевелящего песок, — узоры, мелькающие на поверхности.

Баллиста подошёл к статуе Галлиена. Под его длинным носом, словно клюв, зиял неодобрительный румянец. Баллиста расстёг свой пурпурный плащ и положил его к ногам статуи. Затем он снял диадему и положил поверх плаща полоску белой ткани.

Баллиста медленно совершил проскинез перед статуей. Он встал и повернулся к Оденату.

Уверенным, сильным голосом Баллиста начал: «Ради безопасности Res Publica солдаты потребовали, чтобы я взял власть в свои руки. Убив узурпатора, я теперь слагаю всю свою власть к ногам моего законного императора Публия Лициния Эгнатия Галлиена Августа. Я отдаю себя его милосердию в лице его Corrector totius Orientis, Одената из Пальмиры».

Наконец Лев Солнца заговорил: «Насколько медленно и мучительно мне следует убивать человека, который имеет высокомерие присваивать себе атрибуты императорской власти?»

Баллиста стоял на месте.

— Или, опять же, нет. Оденат улыбнулся. «В соответствии с maius imperium над восточными провинциями, вверенными мне Галлиеном Августом, я объявляю Марка Клодия Баллисту невиновным по всем обвинениям в maiestas».

Двое мужчин вышли вперед и официально обнялись.

«Пусть выйдут», — крикнул Оденат через плечо.

Исангрим, Дернхельм – его дорогие мальчики – Юлия и Максимус, Калгакус; все здесь, все в безопасности.

«Трон цезарей — слишком высокая вершина для слабаков вроде Квиетуса или даже для людей вроде нас», — сказал Лев Солнца.

Вернувшись в объятиях своей семьи, Баллиста согласился.

А сзади, никем не замеченная, Зенобия нахмурилась и что-то прошептала Меонию Астианаксу.

Оглавление

Лев Солнца

Гарри Сидеботтом Пролог

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ЧАСТЬ ПЯТАЯ