Левая Рука Бога

11

Две последние мили до великих ворот Цитадели Мемфиса они двигались сквозь разного рода базары, переходившие один в другой. Непривычные звуки, запахи и краски совершенно ошеломили их, и они взирали на окружающее широко открытыми от восхищения глазами. Для любого путешественника это было впечатление, которое он унес бы с собой и носил бы до самого Дня Мертвых, но для троицы мальчишек, основной едой которых было нечто, заслужившее название «лапти мертвеца», да изредка, для разнообразия, крысятина, то, что им открылось, было подобно раю, только раю такому богатому и причудливому, какого они никогда не могли бы себе вообразить. У них перехватывало дыхание от ароматов тмина и розмарина, смешивавшихся то с тяжелым запахом потного пастуха, продающего коз, то со сложным букетом домашней хозяйки, припахивающей мандариновым маслом; чуть пованивающей мочой и благоухающей розами. Со всех сторон слышались крики и стоны: пронзительные вопли жарящихся живьем попугаев, неистовый мяв любимого блюда гурманов — опускаемых в кипяток кошек, — воркованье жертвенных голубей, лай собак, выращиваемых в окрестных горах для зажаривания на вертелах по праздникам; визжали свиньи, мычали коровы, и надо всем этим вдруг — громогласный крик торговца, упустившего щуку, которую он собирался выпотрошить и которая теперь рвалась на свободу, биясь в водосточной трубе. Душераздирающий крик торговца рыбой — и издевательский смех толпы.

Беспрестанные призывы торговцев были малодоступны пониманию мальчиков. «Вервкии-вервкии-кии!» — орал человек, который предлагал, доставая из короба, что-то вроде очищенных от шкуры коровьих хвостов цвета ярко-розовой сахарной ваты. «Саммы-луччи-миррре! — кричал другой, демонстрируя свои овощи с ловкостью фокусника; они появлялись у него в руках, словно соткавшись из воздуха. — Пыкуппайте майи оввщи! Ах! Спелли поммидомми! Сладдккие ан-наннаусы! Покупайте, ах, мою травику, мою чудднуйю ботанику!»

В некоторых местах прилавками было покрыто не меньше полуакра земли. В одном уголке полуголый старик, прыгая с ноги на ногу, протягивал на тряпице два крапчатых яйца, пытаясь их продать.

Разинув рот и вытаращив глаза, Смутный Генри вертел головой. Слева он заметил вереницу мальчиков, человек девять. Скованных цепью за шеи, их подвели к воротам, охраняемым здоровенными мужчинами в кожаных одеяниях; один из них кивком показал, что можно проходить. Мальчики, казалось, были равнодушны к происходящему, но что по-настоящему испугало Смутного Генри, так это то, что губы у них были накрашены чем-то красным, а веки припудрены нежно-голубым.

Смутный Генри, обратившись к солдату, ехавшему рядом, кивнул на мальчиков, потом на видневшееся сквозь ворота кричаще раскрашенное здание, толпа вокруг которого была еще более плотной, чем на базаре, и спросил:

— А что там?

Солдат взглянул на мальчиков, и его лицо побледнело от отвращения:

— Там — Китти-город. Никогда туда не ходи. — Он помолчал и перевел печальный взгляд на Генри: — Если, конечно, у тебя будет выбор.

— А почему это называется Китти-городом?

— Потому что правит там Китти Заяц. И чтобы ты больше не задавал вопросов, скажу сразу: он — не женщина, и он — не заяц. Держись от него подальше.

Как только они, миновав стражников, вошли непосредственно в город Мемфис, все мгновенно переменилось: после шума и запахов базара они очутились в тишине глубокого прохладного туннеля под стенами. Через тридцать ярдов почти полной темноты им снова открылся свет, и это был совершенно иной мир. В отличие от Святилища, где коричневость и единородие не позволяли отличить одно место от другого, Цитадель была царством бесконечного многообразия: возле особняка из желтого и пурпурного кирпича высился дворец с остроконечными медными минаретами, тронутыми зеленью; от идеально ровных, тщательно распланированных бульваров, где стволы деревьев были выбелены мелом, разбегались древние кривые проулки — настолько узкие, что и кошка подумала бы дважды, прежде чем направиться туда. На мальчиков почти никто даже и не взглянул — не то чтобы их игнорировали, казалось, их просто не видели. Кроме разве что маленьких ребятишек — кудрявых, золотоволосых, — которые с любопытством взирали на них сквозь изящные кованые ограды городских скверов.

Потом на одной из дорог впереди возникло какое-то оживление, и отряд из двадцати придворных кавалеристов в красной с золотом форме с цокотом выехал на площадь, сопровождая богато украшенную карету. Они направились прямиком к каравану и окружили крытую повозку, где в беспамятстве лежал Лорд Випон. Две широкие дверцы в карете отворились, из нее выскочили трое важных на вид мужчин и, бросившись к повозке, скрылись за ее пологом. Минут пять мальчики стояли под сенью окаймлявших площадь деревьев на прохладном ветру и ждали.

Маленькая девочка лет пяти, ускользнув от заговорившейся матери, подошла к ограде, возле которой стояли послушники.

— Эй, ты, мальчик.

Кейл посмотрел на нее со всем недружелюбием, на какое был способен.

— Да-да, ты.

— Что? — спросил Кейл.

— У тебя лицо, как у свиньи.

— Иди отсюда.

— Ты откуда пришел, мальчик?

Он снова смерил ее неприветливым взглядом:

— Из преисподней, чтобы ночью выкрасть тебя из дома и съесть.

Она с минуту раздумывала над его словами.

— Ты мне кажешься обыкновенным мальчиком. Обыкновенным грязным мальчиком.

— Внешность бывает обманчива, — сказал Кейл.

К тому времени происходящее заинтересовало и Кляйста.

— Вот увидишь, — сказал он девочке, — через три дня мы ночью проникнем к тебе в комнату, но так тихо, что твоя мама ничего не услышит. Мы заткнем тебе рот кляпом, а потом, возможно, съедим прямо на месте. От тебя останутся лишь косточки.

Ее вера в их обыкновенность, судя по всему, была поколеблена, но девочка оказалась не из тех, кого легко напугать.

— Мой папа не позволит вам этого, он вас убьет.

— Нет, не убьет, потому что его мы тоже съедим. Может, даже первым, чтобы ты видела, что тебя ожидает.

Кейл громко рассмеялся и, к радости Кляйста, покачал головой:

— Кончай пугать ее, — сказал он с улыбкой. — А вдруг она доносчица?

— Я не доносчица! — возмутилась девочка.

— Ты даже не знаешь, что такое доносчица, — сказал Кляйст.

— Нет, знаю.

— Тихо! — прошептал Кейл.

Мать девочки наконец обнаружила пропажу дочери и уже спешила к ней.

— Уйди оттуда, Джемима.

— Я просто поговорила с грязными мальчиками.

— Замолчи, отважная ты моя! Ты не должна так говорить об этих несчастных существах. Простите, — сказала она мальчикам. — Извинись сейчас же, Джемима.

— Не буду.

Мать стала оттаскивать девочку от ограды:

— Тогда ты не получишь пудинга!

— А мы? — спросил Кляйст. — Как насчет пудинга для нас?

Впереди началось какое-то движение: это шесть придворных солдат укладывали на носилки Канцлера Випона под присмотром трех важных господ с озабоченными лицами. Канцлера осторожно перенесли в карету. Через минуту карета покинула площадь, и караван медленно двинулся следом за ней.

Три часа спустя они уже были в крепости, где их отвели в камеру, раздели, обыскали и вылили на каждого по ведру ледяной воды, неприятно пахнувшей какими-то незнакомыми им химикалиями. Потом мальчикам вернули одежду, обсыпанную вызывающим зуд белым порошком, и заперли. С полчаса они сидели молча, пока Кляйст не сказал наконец со вздохом:

— Что-то я забыл, чья это была идея. Ах, да, Кейла, конечно.

— Разница между этим местом и Святилищем состоит в том, — откликнулся Кейл небрежно, словно ему не хотелось отвечать, — что здесь мы не знаем, что нас ждет, а если бы остались в Святилище, мы это прекрасно знали бы, и нам оставалось бы только вопить от боли.

С этим было бессмысленно спорить, и несколько минут спустя все трое уже спали.

В течение следующих трех дней Лорд Випон продвигался все ближе и ближе к смерти. Ему давали кучу всяких снадобий и бальзамов, день и ночь жгли рядом с постелью ароматические травы, смазывали раны разного рада настоями. Все эти лекарства оказывались либо бесполезными, либо определенно вредными, так что лишь врожденная жизненная сила и отменное здоровье позволяли ему оставаться в живых, несмотря на все старания самых лучших врачей, каких только мог предоставить Мемфис. И вот когда его наследникам уже объявили, что нужно готовиться к худшему (или лучшему, с их точки зрения), Випон очнулся и хриплым голосом потребовал, чтобы открыли окна, убрали всю эту травяную отраву, а его самого вымыли в кипяченой воде.

Еще через несколько дней, не ощущая больше нехватки свежего воздуха и предоставив защитным силам организма делать свою работу, он уже сидел и рассказывал, как случилось, что он оказался погребенным по шею в щебне Коросты.

— Мы находились в четырех днях пути от Мемфиса, когда нас накрыла песчаная буря, хотя ураганный ветер нес скорее щебень, чем песок. Буря разбросала отряд, и, прежде чем мы успели перегруппироваться, на нас напали Мужики. Всех поубивали на месте, а меня по какой-то причине решили оставить в том положении, в каком вы меня нашли.

Человеком, которому он это рассказывал, был капитан Альбин, начальник секретной службы Матерацци — высокий мужчина с голубыми, как у девушки, глазами. Эта единственная удивительная черта контрастировала с его внешностью в целом — внешностью человека резкого (казалось, что его лицо и фигура были выкованы из железа) и холодного.

— Вы уверены, — спросил Альбин, — что это были всего лишь Мужики?

— Я не эксперт по бандитам, капитан, но именно это сказал мне перед смертью Парди. У вас есть причины сомневаться?

— Кое-что кажется мне странным.

— Например?

— То, как напали на ваш отряд. Нападавшие действовали слишком организованно, слишком искусно для Мужиков. Мужики — авантюристы, мясники, они редко сбиваются в банды, достаточно крупные, чтобы одолеть хорошо обученных солдат, которые вас охраняли, — даже при том, что их разметало бурей.

— Понимаю, — сказал Випон.

— И еще то, что они оставили вас живым. Почему?

— Едва живым, — уточнил Випон.

— Это правда. Но зачем им было вообще рисковать? — Альбин подошел к окну, выглянул и посмотрел вниз, во двор. — Вас нашли с клочком бумаги во рту.

Випон посмотрел на капитана, и к нему вернулось неприятное ощущение, которое он испытал перед тем, как потерять сознание: он вспомнил, как ему силой разжали зубы и как трудно ему стало дышать.

— Простите, Лорд Випон, вам, должно быть, неприятно это вспоминать. Хотите, я приду завтра?

— Нет. Все в порядке. Что было в бумаге?

— Это было послание, которое вы везли от гауляйтера Хинкеля Маршалу Матерацци с обещанием мира на весь наш век.

— Где оно?

— Граф Матерацци забрал его.

— Оно ничего не стоит.

— Вот как? — задумчиво сказал Альбин. — Вы так полагаете? Это действительно интересно.

— Почему?

— Похоже, они хотели что-то сказать тем, что оставили вас в живых с посланием известной важности, запихнутым в рот.

— Что, например?

— Это не совсем ясно. Возможно, они темнили намеренно. Все это ничуть не похоже на Мужиков — те способны только на насилие и грабеж, а не на политические игры — сколь угодно ясные или темные.

— Но если это было послание, почему бы не сделать его более понятным?

— Нет необходимости. Хинкель считает себя мастером розыгрыша. Его, не сомневаюсь, позабавило бы разыграть подобное нападение на министра двора Матерацци, попутно заставив нас думать, что за этим кроется нечто большее, и тем самым вселив в нас тревогу. — Альбин улыбнулся с показным самоуничижением: — Но вы, в отличие от меня, встречались с ним совсем недавно. Быть может, вы не согласны со мной?

— Совершенно согласен. Он изображал гостеприимного хозяина, но при этом слишком много подмигивал. Как многие умные люди, он полагает, что все остальные дураки.

— Именно это он наверняка подумал и о нашем посланнике.

Повисла небольшая пауза, и Альбин засомневался: не слишком ли далеко он зашел.

Випон внимательно оглядел его.

— Похоже, вы много знаете, — сказал он многозначительно, однако поощряя Альбина продолжать.

— Много? Хотел бы я, чтобы это было правдой. Однако кое-что действительно знаю. Через несколько дней у меня должна появиться информация, которая позволит, надеюсь, прояснить ситуацию.

— Буду чрезвычайно признателен, если вы будете держать меня в курсе дела. У меня тоже есть источники, которые могут оказаться полезными.

— Разумеется, мой Лорд.

Альбина устраивало такое… скажем, соглашение. Речь шла не о том, можно ли доверять Випону, потому что капитан был уверен: доверять ему нельзя. Мемфисский двор являл собой змеиное гнездо, и тот, кто не обладал жалом, не мог бы занять в нем столь важное место, какое занимал Випон. Было бы неблагоразумно ожидать иного. Тем не менее Альбин чувствовал, что некоторый прогресс достигнут: сейчас на Випона можно положиться, он не предаст его до тех пор, пока это будет в его интересах.

— Есть еще два вопроса, которые я хотел бы с вами обсудить, мой Лорд. Но, разумеется, если вы слишком устали, я могу прийти завтра.

— Нет-нет, продолжайте…

— Вот что еще странно. Брамли обнаружил четверых молодых людей, которые стояли над вами, когда вы… — Он запнулся.

— …когда я был погребен по шею?

— Ну да.

— Я думал, что мне это приснилось, — сказал Канцлер Випон. — Три мальчика и девочка?

— Да.

— Что они делали?

— О, мы надеялись, что вы нам это скажете. Брамли хочет мальчишек казнить, а девочку продать.

— Зачем, Господи Боже мой?

— Он считает, что они из банды Мужиков, которая на вас напала.

— Она напала на нас минимум за сутки до того, как меня нашли. Что, скажите на милость, они делали бы там двадцать четыре часа спустя, если бы действительно имели отношение к Мужикам?

— Брамли все равно хочет казнить их. Он говорит, мы должны таким образом дать понять, что ждет всякого, кто осмелится напасть на министра двора Матерацци.

— Этот ваш Брамли кровожадный ублюдок.

— О, он вовсе не мой, упаси бог.

— А что говорят сами дети?

— Говорят, что они за несколько минут до того наткнулись на вас и как раз собирались откопать.

— И вы им не верите?

— Никаких признаков раскапывания не было. — Альбин помолчал. — И я бы не назвал их такими уж детьми. Мальчикам лет по тринадцать-четырнадцать, и они весьма крепкие ребята. Девочка же, напротив, выглядит так, будто ее всю жизнь держали в мыльной пене. И что они делали там, посреди Коросты?

— А как они сами это объясняют?

— Говорят, что они цыгане.

Випон рассмеялся:

— С тех пор как Искупители кнутами повыгоняли их отсюда шестьдесят лет назад, в наших краях не видели ни одного цыгана. — Он немного подумал. — Я сам поговорю с ними через несколько дней, когда немного оправлюсь. Передайте мне вон ту чашку с водой, будьте другом.

Альбин протянул руку к столу, стоявшему возле кровати, и передал Випону чашку. К этому времени тот заметно побледнел.

— Я покину вас, граф.

— Вы сказали, что хотите обсудить два вопроса.

Альбин задержался.

— Да. Перед тем как найти вас, Брамли поймал ИдрисаПукке, прятавшегося милях в четырех от того места.

— Превосходно, — сказал Випон, в его глазах зажегся живой интерес. — С ним я поговорю завтра.

— К сожалению, он сбежал.

Випон даже задохнулся от негодования и почти минуту молчал.

— Мне нужен ИдрисПукке, — сказал он наконец. — Если когда-нибудь он попадет в ваши руки, приведите его ко мне и никому об этом не говорите.

Альбин согласно кивнул.

— Конечно.

Он вышел из спальни Випона весьма довольный собой.

Шел шестой день плена в мемфисском подземелье, но, несмотря на неопределенность своего положения, мальчики пребывали в хорошем настроении. Их отлично кормили три раза в день — по меркам нормального человека кормили, можно сказать, на убой; они могли спать сколько хотели и спали по восемнадцать часов в сутки, словно отсыпались за всю предыдущую жизнь.

Около четырех часов дня тюремщик отпер камеру мальчиков и впустил Альбина, который один раз уже допрашивал их, а вместе с ним — еще одного человека, явно более важного; лет этому второму было под шестьдесят.

— Добрый день, — сказал Лорд Випон.

Смутный Генри и Кляйст, лежавшие на кроватях, настороженно посмотрели на него. Кейл сидел на своей постели, подтянув колени к груди. Его лицо было закрыто капюшоном.

— Встаньте, когда с вами разговаривает Лорд Випон, — тихо произнес Альбин.

Смутный Генри и Кляйст встали. Кейл не пошевелился.

— Ты, там, под капюшоном! Встать и снять капюшон, или я велю это сделать стражникам. — Голос Альбина звучал по-прежнему тихо, безо всякой угрозы, по-деловому.

После небольшой паузы Кейл спрыгнул с кровати, словно очнулся от освежающего сна, и откинул капюшон. Он стоял, уставившись в пол, как будто там, в пыли, лежало нечто, представлявшее для него огромный интерес.

— Итак, — сказал Випон, — вы меня узнаете?

— Да, — ответил Кляйст. — Вы — человек, которого мы пытались спасти в Коросте.

— Правильно, — сказал Випон. — Что вы там делали?

— Мы цыгане, — объяснил Кляйст. — Мы заблудились.

— Какого рода цыгане?

— Ну, какого? Обыкновенного рода, — с улыбкой сказал Кляйст.

— Капитан Брамли считает, что вы хотели ограбить меня.

Кляйст вздохнул:

— Этот капитан Брамли плохой человек, очень плохой. Единственное, что мы сделали, это попытались спасти такую важную персону, как вы, а он заковал нас, как преступников, и бросил сюда. Благодарностью это не назовешь.

В той бесшабашности, с какой Кляйст дерзил важному человеку, стоявшему перед ним, было нечто странное и настораживающее — словно он не только не ожидал, что ему поверят, но не очень и заботился об этом. Такое оскорбительное поведение Випон наблюдал только у людей, которых сопровождал на виселицу и которые знали, что их уже ничто не спасет.

— Мы действительно собирались вам помочь, — вмешался Смутный Генри. И, разумеется, со своей точки зрения, он говорил правду.

Випон перевел взгляд на Кейла:

— Как тебя зовут?

Кейл не ответил.

— Иди за мной, — сказал Випон, направляясь к выходу. Тюремщик проворно открыл дверь. Випон обернулся: — Иди же, парень. Ты что, столь же глух, сколь и дерзок?

Кейл посмотрел на Смутного Генри, тот кивнул в ответ, словно поощряя повиноваться. Кейл двинулся к двери.

— Капитан Альбин, будьте добры, следуйте за нами, — с этими словами Випон вышел, сопровождаемый Кейлом. Замыкал процессию Альбин, который на всякий случай пальцем освободил защелку ножен своего короткого меча.

Когда дверь снова заперли, Кляйст подошел вплотную к решетке.

— А как насчет меня? Я тоже мечтаю прогуляться, — крикнул он вслед удалявшимся.

Потом мальчики услышали, как открылась и снова закрылась внешняя дверь. Кейл ушел.

— Слушай, — сказал Смутный Генри, — ты уверен, что у тебя все в порядке с головой?

Кейл очутился в симпатичном внутреннем дворе с элегантной лужайкой посередине. Бок о бок они с Випоном двинулись по дорожке, тянувшейся вдоль стен, и некоторое время шли молча. Потом Випон сказал:

— Я всегда исповедовал принцип: никогда не говори лучшему другу того, что ты не готов сообщить своему злейшему врагу. Но что касается тебя, то настал момент, когда лучшая политика — это честность. Я больше не желаю слушать бредни насчет цыган и бредни вообще. Мне нужна правда: кто вы и что делали в Коросте?

— Вы имеете в виду ту правду, которую я сообщил бы своему лучшему другу?

— Я, может, и не лучший твой друг, юноша, но я — твоя лучшая надежда. Скажи мне правду, и, быть может, я великодушно отнесусь к тому факту, что, между тем как девушка и тугодум хотели мне помочь, ты и этот дерьмоед склонялись к тому, чтобы оставить меня умирать.

Кейл открыто посмотрел на него.

— Раз уж мы говорим правду, господин, то, будь вы на нашем месте, разве вы не задумались бы о том, во что ввязываетесь?

— Справедливо. А теперь к делу. И если я почувствую, что ты лжешь, я без лишних разговоров отдам тебя Брамли — так быстро, что овца и хвостом дернуть не успеет.

Кейл немного помолчал, потом вздохнул, словно принял решение, и сказал:

— Трое из нас — послушники Искупителей из Великого Святилища на уступе Перестрельном.

— Ага, вот это похоже на правду, — улыбнулся Випон. — А девочка?

— Мы искали еду в катакомбах — в туннелях и коридорах, которые Искупители задраили, — и наткнулись на нее в месте, о котором никогда в жизни не слыхали. Там были еще и другие.

— Женщины в Святилище? Как странно! Впрочем, может, и нет.

— Нас заметили с девушкой, и у нас не осталось выбора. Пришлось бежать.

— Слишком большой риск, понимаю.

— Если бы мы остались, никакого риска не было бы.

— Именно так. — С минуту Випон, медленно прогуливаясь с пленным по дорожке вокруг двора, размышлял над услышанным, потом спросил: — А почему Короста?

— Это лучшее место, чтобы спрятаться: там нет дальнего обзора, его перекрывают холмы и эскеры.

— За беглецами Искупители охотятся с собаками. Я видел одну — страшна, как смерть, но нюх фантастический.

— Я придумал, как отвадить их. — Опуская подробности своего двойного побега, Кейл рассказал, как ему это удалось, и многое другое.

Каким бы правдивым ни был рассказ Кейла, звучал он неправдоподобно, что бы ни говорил Випон. Но после полубезумной затеи Кляйста выдать себя и остальных за цыган лучше всего было придерживаться достоверных фактов. Кейлу стало очевидно: все, что Искупители говорили им о цыганах, — ложь. Не было никакого предательского нападения на Святилище со стороны цыган шестьдесят лет назад, якобы в ответ на которое последовала умеренно карательная экспедиция — чтобы проучить их на будущее. Наверняка Искупители просто истребили их всех до последнего ребенка.

— Вы отдадите нас поисковой группе Искупителей?

— Нет.

— Почему?

Випон рассмеялся:

— Хороший вопрос. Для этого у нас нет никаких оснований. Между нами даже не существует дипломатических отношений. Мы общаемся с ними только через посредничество Дуэн.

— Кто такие Дуэны?

— Ты знаешь, что такое наемник?

— Тот, кто убивает за плату.

— Дуэна — это наемник, который за плату не убивает, а ведет переговоры. У нас так мало опыта в общении с Искупителями, что дешевле заплатить кому-то, чтобы тот договаривался с ними от нашего лица. Впрочем, думаю, пришло время перемен. Мы многое упустили, оставаясь в неведении. Вы можете быть очень полезными для нас. В течение ста лет Искупители были заняты войной на Восточных Разломах. Возможно, увеличение числа послушников, о котором ты нам рассказал, означает, что теперь они затевают что-то здесь или в каком-то другом месте. Нам пора узнать об этом побольше. — Випон улыбнулся мальчику: — Ты можешь мне пока доверять, поскольку ты мне полезен.

— Да, — задумчиво сказал Кейл, — вероятно.

К этому времени они снова подошли к двери, ведущей в подземелье. Випон сильно стукнул в нее кулаком, и она мгновенно открылась. Он обернулся к Кейлу.

— Через несколько дней вас переведут в более комфортабельное помещение, а до той поры будут относиться гостеприимнее: вы будете получать приличную еду, и вам позволят прогулки на свежем воздухе.

Кейл кивнул и вошел в дверь, которая тут же за ним захлопнулась.

За спиной у Випона немедленно возник Альбин.

— Как любопытно, мой дорогой Альбин. Он совсем не похож на тех детей, которых мне доводилось знать до сих пор. Если в поисках этих ребят здесь объявятся Искупители, им не следует ничего говорить. И не пускайте их дальше пригородов. Мальчиков содержать под домашним арестом. — С этими словами Випон зашагал прочь, бросив на ходу через плечо: — Приведите ко мне девочку завтра в одиннадцать.