Левая Рука Бога

9

Пока Кейл в кромешной тьме полз вниз, два самых страшных опасения начали сбываться. Во-первых, когда его руки достигли большого узла, который он завязал на конце веревки, его тело продолжало болтаться в воздухе, и понять, с какой высоты ему придется падать, было невозможно. Во-вторых, он чувствовал, что натяжение стало слишком сильным для железного крюка, укрепленного в расщелине наверху, чтобы удержать его вес. Даже находясь на конце веревки, он чувствовал, что крюк начинает подаваться. «Падать все равно придется», — сказал он себе и, обеими ногами оттолкнувшись от поверхности скалы, отпустил веревку — правда, успел прикрыть голову руками, чтобы защитить ее от удара во время падения.

Хоть под ногами оказалось менее двух футов пустоты, это все равно было падением, поскольку Кейл не знал, сколько предстоит пролететь, и удар о землю случился в неожиданный момент. Кейл встал на ноги и победно потряс руками. Потом он вынул одну из свечей, украденных у Лорда Дисциплины, и стал с помощью кремня высекать искру над пучком сухого мха. Через некоторое время мох вспыхнул, и Кейл зажег свечу, но простиравшаяся вокруг чернота была такой непроглядной, а фитилек горел так слабо, что мальчик все равно почти ничего не увидел. А потом ветер и вовсе задул свечу.

Тьма была абсолютной — звезды и луну закрывали облака. Попытайся Кейл идти, он непременно упал бы, а ведь даже незначительная травма замедлила бы его передвижение, и это означало бы неминуемую смерть. Лучше было подождать часа два до рассвета. Приняв такое решение, Кейл плотно завернулся в рясу, лег и заснул.

Два часа спустя он открыл глаза и увидел, что чернота сменилась предрассветной серостью, позволявшей видеть на несколько шагов вперед. Он оглянулся на веревку, свисавшую со стены и, словно гигантский палец, указывавшую на место, откуда он начал свой побег. Впрочем, с этим ничего нельзя было поделать, равно как и с сожалением о том, что придется бросить тут плод полуторагодичного тошнотворного труда. Хотя Кейлу никогда не доводилось видеть женской прически «конский хвост», растрепавшаяся веревка напоминала теперь именно такой «хвост», правда, невероятной длины — в двести футов. Решительно повернувшись, мальчик в постепенно светлеющей мгле стал пробираться вниз по скалистому склону горы, на которой стояло Святилище, радуясь тому, что у него в запасе может оказаться еще час, прежде чем будет найдено тело Лорда Дисциплины, и, при везении, еще два — прежде, чем обнаружат веревку.

Ни одна из его надежд не оправдалась. Труп Искупителя Пикарбо слуги обнаружили за час до рассвета, их истерические крики переполошили все огромное Святилище, которое ожило и пришло в движение в считаные минуты. Тут же все дортуары подняли по тревоге, и была проведена перекличка, выявившая пропажу трех послушников.

Следопыт и псарнюх Брунт, Искупитель, ответственный за поимку тех редких послушников, которые отваживались совершить побег, был немедленно вызван в Присутствие Искупителя Боско, и его впервые в жизни провели прямо к тому в кабинет.

— Все трое должны быть возвращены живыми, для этого тебе надлежит сделать все возможное.

— Разумеется, Лорд Воитель, я всегда…

— Избавь меня от лишних слов, — перебил его Боско. — Я не прошу тебя быть осторожным, я требую этого. Если придется убить Кляйста и Генри, так тому и быть. Но что касается Томаса Кейла, он не должен пострадать ни при каких обстоятельствах, даже если для этого тебе придется пожертвовать собственной жизнью.

— Можно поинтересоваться — почему жизнь Кейла столь драгоценна, Лорд?

— Нельзя.

— А что мне сказать остальным? Они в ярости и не поймут такого распоряжения.

Боско догадался, к чему ведет Брунт. Даже самый покорный Искупитель может не справиться со своим священным гневом, когда речь идет о послушнике, совершившем нечто столь неслыханно дерзкое. Боско раздраженно вздохнул.

— Можешь намекнуть, что Кейл действовал по моему указанию и был вынужден уйти с этими убийцами, чтобы раскрыть чудовищный заговор, являющийся частью задуманного Антагонистами покушения на Верховного Понтифика.

Жалкая отговорка, подумал Боско, но для Брунта (который вмиг побледнел от ужаса) сойдет. Этот человек славился своей безрассудной, исключительной даже по меркам псарнюхов жестокостью, однако та ярость, с которой он защищал свою любовь к Понтифику, подобно тому как ребенок защищает свою преданность матери, тоже была известна всем.

Благодаря Псам Рая волосяную веревку Кейла нашли быстро, после чего створки главных ворот тяжело разъехались, и отряд преследователей пустился в погоню за Кейлом, успевшим отойти от Святилища едва ли миль на пять. Но в самом важном отношении план Кейла сработал: никому не пришло в голову, что за пределы крепостной стены ушел только один послушник, поэтому внутри Святилища никто поисков не предпринял и до поры до времени Смутный Генри, Кляйст и девочка оставались в безопасности. При условии, разумеется, что Кейл сдержит свое обещание.

К тому времени, когда порывы ветра начали доносить до него отдаленные звуки собачьего лая, Кейл прошел еще мили четыре. Он остановился и прислушался. Несколько секунд было слышно лишь, как холодный ветер бьется о скалы, шелестя сыпучим песком. Но вскоре стало ясно, что беда, пусть пока издали, приближается неумолимо и настигнет его скорее рано, чем поздно. Это был странный, высокий звук, похожий не на нетерпеливое повизгивание и тявканье своры гончих, которое вам, возможно, доводилось слышать самим, а на ровный мощный пронзительный вопль свиньи, которой ржавой пилой медленно перерезают горло. Собаки и сами были здоровенными, как свиньи, и злобными, как дикие вепри; а в их пастях было столько клыков, что, казалось, туда кто-то высыпал по мешку ржавых гвоздей.

На время ветер отнес этот зловещий звук в сторону, и Кейл огляделся в поисках признаков, говорящих о близости оазиса Войнич. На бесконечном пространстве покрытой твердыми струпьями земли, выглядевшей настолько больной, что иначе как Коростой ее и назвать было нельзя, ничего не было видно. Кейл снова побежал, быстрее, чем прежде. Путь предстоял долгий, и он понимал, что, учитывая собак, следующих за ним по пятам, будет большой удачей, если он сможет проделать его до середины дня. Будет бежать слишком медленно — собаки настигнут его, слишком быстро — выдохнется раньше времени. Он отключился от всех посторонних шумов и прислушивался только к ритму собственного дыхания.

— Сколько ты уже здесь, Риба?

В первый момент показалось, что девочка вообще не услышала вопроса Генри, потом она попыталась сосредоточить на нем свой взгляд.

— Я здесь пять лет.

Мальчики удивленно переглянулись.

— А почему ты здесь? — спросил Кляйст.

— Нас привезли сюда учиться на невест, — ответила она. — Но это неправда. Он убил Лену, тот человек, и меня тоже убил бы. Почему?! — в отчаянии взмолилась девочка. — Почему люди такое делают?

— Мы не знаем, — ответил Кляйст. — Мы о вас ничего не знаем. Мы вообще не имели понятия о вашем существовании.

— Начни с начала, — попросил Смутный Генри. — Расскажи нам, как и откуда ты сюда попала.

— Не торопись, — добавил Кляйст. — У нас куча времени.

— Он ведь вернется за нами, правда? Ну, тот, третий.

— Его зовут Кейл.

— Он вернется за нами?

— Да, — подтвердил Смутный Генри. — Но, вероятно, придется долго ждать.

— Я не хочу ждать! — гневно воскликнула она. — Здесь холодно, темно и ужасно! Не хочу!

— Говори тише.

— Выпустите меня. Немедленно! Или я закричу!

Не то чтобы Кляйст совсем не знал, как обращаться с противоположным полом, но он понятия не имел, как обходиться с существом, ведущим себя столь эмоционально, — необузданно выражая свой гнев, ты рисковал оказаться на Поле Раздолбаев, в яме глубиной три фута. Кляйст поднялся, чтобы заткнуть девочке рот, но Генри дернул его за руку.

— Ты должна вести себя тихо, — сказал он Рибе. — Кейл вернется, и мы отведем тебя в какое-нибудь безопасное место. Но если нас услышат, мы — покойники. Ты поняла?

Девочка несколько секунд бессмысленно смотрела на него — казалось, что она сошла с ума, — потом кивнула.

— Скажи нам, откуда ты и что ты знаешь о том, почему оказалась здесь.

В страшном волнении она вскочила на ноги, высокая, фигуристая, хотя и пухлая. Потом снова села и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

— Мать Тереза купила меня на невольничьем рынке в Мемфисе, когда мне было десять лет. И Лену она там купила.

— Так ты рабыня? — спросил Кляйст.

— Нет, — быстро ответила девочка со стыдом и негодованием. — Мать Тереза сказала нам, что мы свободные и можем уйти, когда пожелаем.

Кляйст расхохотался:

— Что ж вы не ушли?

— Потому что она была добра с нами, дарила подарки, баловала, как кошек, сытно кормила замечательной едой, давала всякие вкусности, учила, как быть хорошими невестами, и говорила, что, когда мы будем готовы, каждая получит своего рыцаря в блестящих доспехах, который будет любить ее и вечно заботиться о ней.

Риба замолкла, едва дыша, словно то, о чем она рассказывала, было реальностью, а ужас предыдущего дня — дурным сном. И хорошо, что замолкла, потому что очень немногое из того, о чем она рассказывала, имело для мальчиков хоть какой-то смысл.

Смутный Генри повернулся к Кляйсту.

— Не понимаю. Вера не позволяет иметь рабов.

— Тут вообще все непонятно. Зачем Искупителям покупать девчонку и делать для нее всякое такое, а потом кромсать ее, как…

— Тише! — Смутный Генри посмотрел на девочку, но Риба в этот момент была недосягаема — она витала где-то в своем мире.

Кляйст раздраженно фыркнул. Генри оттащил его в сторону и, понизив голос, сказал:

— А что бы ты чувствовал, если бы у тебя на глазах такое случилось с кем-нибудь, кого ты близко знал пять лет?

— Я бы счел, что родился в рубашке, раз поблизости оказался такой полоумный, как Кейл, чтобы спасти меня. Ты бы лучше о нас беспокоился, а не о девчонке, — добавил он. — Какое нам дело до нее и ей — до нас? Господь сам позаботится, чтобы все мы получили то, что нам суждено, так что незачем дознаваться.

— Что сделано, то сделано.

— Но ведь еще не сделано, не так ли?

Поскольку это было правдой, Смутный Генри на какое-то время впал в задумчивость, потом шепотом спросил:

— Зачем Искупителям — вот уж от кого этого можно было ожидать в последнюю очередь — привозить в Святилище тех, кто является игрушкой в руках дьявола, кормить их, заботиться о них, рассказывать им чудесные небылицы, а потом заживо резать на куски?

— Затем, что они ублюдки, — безразлично ответил Кляйст. Но он не был дураком, и вопрос его заинтересовал. — А зачем они в пять, а может, в десять раз увеличили количество послушников? — Он выругался и сел. — Можешь мне сказать одну вещь, Генри?

— Какую?

— Если бы мы знали ответ, ты чувствовал бы себя лучше или хуже?

С этим он счел за благо замолчать.

Кейл пустил струю с обрыва одного из полуразвалившихся холмов Коросты. Визгливое тявканье собак не прекращалось ни на миг и слышалось теперь гораздо ближе. Кейл надеялся, что запах мочи на несколько минут отвлечет псов от его настоящего маршрута. Хоть Кейл и отдохнул немного, дышалось ему с трудом, и он ощущал тяжесть в бедрах, которая тянула его к земле. Если верить подсчетам, основанным на карте, которую Кейл нашел в столе Искупителя Боско, он должен был уже находиться в оазисе. Однако никаких признаков оазиса по-прежнему не было видно — насколько хватало глаз, вокруг простирались лишь холмы, скалы и пески. Именно сейчас Кейл отчетливо осознал реальность подозрения, которое смутно бродило у него в голове с тех самых пор, как он нашел карту: это была ловушка, специально подстроенная для него Лордом Воителем.

Не было смысла дальше успокаивать себя: собаки настигнут его через несколько минут. То, что в их визгливом тявканье не было ни малейшего перерыва, означало: они либо упустили, либо проигнорировали запах его мочи. Кейл побежал как можно быстрее, хотя после четырех часов хода слишком устал, чтобы сильно увеличить скорость.

Теперь собаки разрывались от лая, готовые к смертельной травле; Кейл терял скорость, понимая, что они-то будут бежать только быстрей. Дыхание стало болезненным, словно легкие скреб песок, он начал спотыкаться. Потом упал.

Вскочил он сразу же, но падение позволило рассмотреть то, что его окружало. Те же холмы и скалы, однако теперь среди песка виднелись пучки хилых сорняков и травы. Вода. В этот миг накатила новая волна собачьего воя, словно кто-то подстегнул псов кнутом с острыми шипами. Кейл рванул вперед, уповая на то, что Бог ведет его именно внутрь оазиса, а не обводит по краю, посылая таким образом все дальше в пустыню и все ближе к смерти.

Трава становилась гуще, и, перевалив через гребень очередного холма и чуть не скатившись вниз, Кейл увидел перед собой оазис Войнич. Чуя близость добычи, псы рычали и визжали еще громче. Кейл продолжал бежать, но спотыкался все чаще — тело начинало бунтовать. Он знал, что оборачиваться нельзя, однако ничего не мог с собою поделать. Собаки посыпались из-за гребня, как уголья из мешка, тявкая и воя от нетерпеливого желания разорвать его на куски, путаясь друг у друга под ногами, рыча и кусая друг друга.

Кейл с трудом ковылял вперед, меж тем как псы мчались за ним сплошной массой сомкнутых плеч и голов, ощерившихся зубастыми пастями. Наконец он добежал до первой жиденькой купы деревьев. Один из псов, самый ретивый и злобный, уже достал его. Зверь знал свое дело: передней лапой он ударил Кейла по пятке, лишив равновесия, Кейл растянулся на земле.

Тут бы ему и конец, но в пылу погони пес и сам потерял равновесие. Непривычный к влажной, рыхлой почве оазиса, он не смог найти опору, перевернулся через голову и тяжело врезался в дерево хребтом. Зверь взвыл от ярости и, отчаянно стараясь возобновить атаку, заскреб когтями землю, увязая в ней все глубже. К тому времени, когда ему все же удалось вновь вскочить на ноги и рвануть за своей добычей, Кейл был от него на расстоянии пятнадцати ярдов. Но при скорости пса, в четыре раза превышающей скорость выдохшегося мальчика, такая фора была ничтожной. Пес вмиг преодолел разрыв и уже изготовился к прыжку, как вдруг Кейл прыгнул первым: прочертив в воздухе длинную плавную дугу, его тело с громким плеском рассекло поверхность озера.

Издав рык яростного отчаяния, пес остановился как вкопанный у кромки воды. Вскоре к нему присоединился еще один, и еще, и вот уже вся свора бесновалась на берегу, исходя ненавистью, злобой и голодом.

Лишь через пять минут на своих малорослых лошадях прискакали Следопыт и его люди, однако нашли они только собак, которые метались вдоль озера, питавшего оазис. Псы по-прежнему неумолчно лаяли, только вот видно никого не было. Следопыт долго стоял на берегу, вглядываясь и размышляя, — его лицо, которое и так-то трудно было назвать приятным, сейчас почернело от досады и злобы. Наконец один из его людей заговорил:

— Вы уверены, что это были они, Искупитель? Этим недоумкам, — он взглянул на собак, — не впервой бросать след ради оленя или дикой свиньи.

— Тсс, — тихо сказал Брунт. — Беглецы могут быть еще здесь. Они хорошие пловцы, это известно. Расставь людей с собаками по периметру. Они не должны уйти. Если они здесь, я их поймаю. Но упаси бог, чтобы Кейл пострадал.

Брунт не стал посвящать своих людей в придуманную Боско легенду о заговоре против Понтифика. То, что он сказал Боско насчет священного гнева своих подчиненных, было не совсем ложью. Подчиненные действительно кипели от негодования, но и без того беспрекословно выполнили бы любой его приказ. Оказавшись единственным рядовым Искупителем, осведомленным о чудовищной опасности, грозившей Понтифику, Брунт испытал еще более мощный прилив глубочайшей любви к Его Святейшеству и не желал попусту растрачивать ее, делясь с другими.

Всего лишь едва заметный кивок, — и вмиг все вокруг него пришло в движение. Не минуло и часа, как оазис был обложен так, что и мышь не могла прошмыгнуть.

Между тем в Святилище Риба спала в потайном коридоре, Кляйст отправился охотиться на крыс, а Смутный Генри разглядывал спящую девочку, дивясь странным изгибам ее тела и испытывая при этом, наряду с голодом и страхом, некое новое, дотоле неведомое ему чувство. Для страха были все основания. Искупители не остановятся, пока не поймают их, сколько бы времени это ни потребовало, а когда поймают, устроят над ними такую показательную казнь, что при воспоминании о ней у послушников и через тысячу лет будут замирать сердца, волосы вставать дыбом, как иглы у вспугнутого дикобраза, а кровь — леденеть в жилах. По жестокости и мучительности их смерть войдет в легенду.

Кляйст старался отвлечься охотой на крыс, но на самом деле чувствовал примерно то же самое. Еще одним общим для них ощущением было подозрение, что Кейл уже на полпути к Мемфису и не собирается возвращаться за ними. Кляйст выражал свои сомнения открыто, но даже и Смутный Генри не был уверен в истинных намерениях Кейла. Ему всегда хотелось подружиться с Кейлом, хотя он не смог бы толком объяснить — почему. Страх перед Искупителями, наложившими анафему на дружбу, заставлял послушников относиться друг к другу с осмотрительностью, тем более что Искупители устраивали ловушки. Они специально натаскивали некоторых мальчиков — их называли цыплятами, — тех, что обладали обаянием и способностью к предательству. Эти «цыплята» искушали ничего не подозревавших ровесников делиться с ними потаенными мыслями, болтать, играть в игры — словом, склоняли к дружбе. Те, кто имели неосторожность ответить на их попытки, получали тридцать ударов шипованной перчаткой перед строем в дортуаре, где их оставляли истекать кровью на сутки. Но даже такое наказание не могло убить в послушниках желания приобрести верного друга и союзника в великой битве, где можно было либо выжить, либо оказаться проглоченным навсегда верой Искупителей.

Что касается Кейла, Смутный Генри никогда не был уверен, что между ними существует настоящая дружба. Генри из кожи вон лез, чтобы произвести впечатление на Кейла, пользуясь любым удобным случаем продемонстрировать свое презрительное отношение к Искупителям и надеясь поразить его своим хитроумием и безрассудной дерзостью. Долгое время ему казалось, что Кейл ничего не замечает, а если замечает, то его это ничуть не трогает. Выражение лица Кейла всегда оставалось неизменным: сдержанная настороженность. Никакие чувства никогда не отражались на этом лице, как бы ни складывались обстоятельства. Казалось, что победы в тренировочных боях не приносят Кейлу никакого удовольствия, равно как жестокие наказания, коим Боско часто подвергал его персонально, не доставляют ни малейшей боли. Не то чтобы послушники особо боялись его, но и симпатии к нему не питали. Никто не мог разгадать Кейла: он никогда не бунтовал, но и правоверным не был. В конце концов все от него отступились, а ему, насколько можно было понять, только это и требовалось.

— О чем задумался? — Это Кляйст вернулся со своей крысиной охоты; ее бесхвостые трофеи, пять штук, болтались у него на веревочном поясе. Развязав пояс, он свалил тушки на каменный пол и начал их свежевать. — Лучше покончить с этим, пока она не проснулась, — с ухмылкой сказал он. — Не думаю, что она отнесется к ним благожелательно, если они будут запечены в шкурках.

— Почему бы тебе не оставить ее в покое?

— Ты не хуже меня понимаешь, что из-за нее нас могут убить, разве нет? Впрочем, теперь с этим уже ничего не поделаешь. У твоего друга есть двенадцать часов, чтобы вернуться, иначе…

— Иначе — что? — перебил его Смутный Генри. — Если у тебя есть свой план, не скрывай. Я весь внимание.

Кляйст засопел и начал потрошить крыс.

— Если бы я не предвкушал, как буду есть это, — он жестом указал на тушки, — я бы сейчас чувствовал себя совсем паршиво. Я имею в виду наши шансы. Шансы когда-нибудь снова увидеть Кейла.

Вынырнув из тростниковых зарослей на берегу озера, Кейл продвинулся в глубь карьера ярдов на пятьсот. Вот уже лет пятнадцать Искупители выкапывали и увозили к себе тонны ценной глины, которая образовывалась здесь под сенью деревьев. Это было волшебное вещество, способное даже скудную почву огородов в Святилище делать плодородной. Плодородной настолько, что урожай позволял Искупителям более чем в десять раз увеличить количество боеспособных послушников. Но Кейл открыл еще одно свойство этой глины.

Однажды, работая в огороде под охраной собак, натасканных на то, чтобы унюхивать любое воровство, он, во время короткого перерыва, достал кусочек «лапти мертвеца», подобранный на полу трапезной. Обнюхав его, Кейл понял, что этот кусочек не обронили, а выбросили: «лаптя» была протухшая и несъедобная. Заметив, что вожатый собаки, спавшей неподалеку, смотрит в другую сторону, Кейл бросил кусок ей — не по доброте, а в надежде, что это существо, которое, как все ему подобные, жрало все подряд, слопает его и начнет блевать, поделом ему. Кусок «лапти мертвеца» плюхнулся прямо возле собачьей головы на маленький островок оазисной глины. Встревоженный звуком, пес встал и насторожился, но, несмотря на то, что пища лежала у него под носом, а его нос был способен учуять запах мушиной какашки за тысячу ярдов, он даже не взглянул на еду. Вместо этого пес зыркнул на Кейла, зевнул, почесался, улегся и снова заснул. Позднее, когда собака и ее вожатый ушли, Кейл поднял кусок «лапти мертвеца» и понюхал. Тот смердел до небес. Озадаченный, Кейл набрал пригоршню глины, облепил ею вонючий кусок и понюхал опять. На сей раз единственное, что он почувствовал, это густой запах, похожий на запах торфа. Что-то, содержавшееся в этой глине, не просто забивало вонь прогорклого жира, а заставляло его исчезнуть вовсе. Но только на то время, пока глина обволакивала источник вони.

В течение нескольких последующих дней, работая в огороде, Кейл испытал это свойство глины на других собаках, подсовывая им становящийся все более зловонным кусок, и ни разу ни один из псов ничего не учуял. Наконец он бросил его, очистив от глины, на засыпанную щебенкой дорожку, и уже через минуту один из псов, привлеченный смрадом, сожрал его. К величайшему удовольствию Кейла, десять минут спустя пес в углу выворачивал свои кишки наизнанку.

Было не столько трудно, сколько опасно найти сведения об источнике глины в библиотечном архиве. Там хранились карты и папки с документами, и Кейлу часто поручали принести какие-либо из них Лорду Воителю, так что единственное, что требовалось, это терпение: дождаться случая, взять нужную папку и проявить еще больше терпения, чтобы выждать случай вернуть ее на место. Хотя вероятность попасться была и невелика, последствия — в том случае, если это все же произойдет, — предстояли ужасные, вероятно, фатальные, поскольку Искупители несомненно догадались бы, что кража информации об оазисе вызвана отнюдь не интересом к огородничеству и мелиорации почв, а разработкой плана побега.

Вынырнув из озера, Кейл, с которого вода стекала в три ручья, все еще мог слышать собачий лай. Как только он прошмыгнул за деревья, Кейл стал невидим для псов, и запах его нельзя было учуять, но он понимал, что надолго здесь задерживаться нельзя, и двинулся дальше. Вскоре он очутился в глиняном карьере Искупителей.

Добытчики глины оставляли по себе скорее длинную череду ям, нежели ровные траншеи, потому что глина была слишком мягкой, дабы стены раскопа могли устоять, как если бы здесь была обычная земля, но и не достаточно мягкой, чтобы не завалить человека, который окажется под оползнем. Как свидетельствовали архивные записи, в таких случаях человек оказывался в ловушке и погибал от удушья. В свое время, читая это, Кейл порадовался, поскольку погибшими оказалось около дюжины Искупителей, занимавшихся добычей глины, но теперь, когда он сам искал что-нибудь, чем можно было выдолбить нишу, в которой ему удалось бы спрятаться от высматривающих и вынюхивающих преследователей, он никакой радости не испытывал.

Наметив цель — небольшую выемку в основании одного из холмиков, образовавшихся после недавних работ добытчиков, — он углубил ее, сколько посмел, собрал всю извлеченную им глину к краям получившейся норы, чтобы потом втянуть эту глину внутрь и не дать преследователям заметить, что здесь недавно опять копали, проскользнул внутрь, сгреб собранную глину на себя, облепился ею, а потом, высунув руку, осторожно соскреб некоторое количество глины сверху, со склона холмика, и почти полностью залепил входное отверстие. Времени на все это ушло немного, и Кейл чувствовал себя уязвимым, находясь слишком близко к поверхности, но копать глубже он не рискнул, опасаясь вызвать оползень. Единственное, что было ему сейчас нужно, — это чтобы его нельзя было ни увидеть, ни унюхать.

В безоговорочном доверии Искупителей к своим псам таилась их слабость. Искупители считали: раз псы ничего не учуяли, значит, здесь ничего нет, — и не затрудняли себя дальнейшими поисками, полагая их излишними. Кейл откинулся на спину и попытался заснуть — все равно больше делать было нечего, а отдых ему требовался. К тому же в любом случае сон не будет глубоким. Кейл давным-давно научился просыпаться при малейшем сигнале опасности.

Он мгновенно провалился в сон и так же мгновенно проснулся от собачьего лая и криков Искупителей. Шум становился все ближе. По мере того как собаки переходили от погони к тщательному поиску, лай сменялся сопением и повизгиванием. Ближе, еще ближе, и вот уже один из псов начал шумно обнюхивать землю в нескольких дюймах от норы Кейла. Однако надолго он здесь не задержался. Да и с чего бы? Глина сделала свое дело, стерев все запахи, кроме собственного, глинистого. Вскоре сопение и редкое взлаивание стихли вдали, и Кейл позволил себе на миг испытать триумф. Тем не менее ему предстояло еще несколько часов оставаться там, где он замуровал себя. Кейл расслабился и погрузился в сон.

Когда он проснулся снова, то сразу почувствовал, что его тело болезненно одеревенело от долгого бега, особенно болело левое колено — память о старой травме. И еще он замерз. Правой рукой Кейл проделал в глине отверстие, достаточное, чтобы увидеть, что кругом было темно. Он стал ждать. Часа через два Кейл услышал, как запели птицы, а вскоре стало светлеть небо. Он принялся осторожно высвобождаться из своего укрытия, готовый вмиг ретироваться, если заметит хоть малейшие признаки присутствия Искупителей. Однако не было ни видно, ни слышно ничего, кроме пения птиц в деревьях и шмыганья каких-то маленьких существ в подлеске. Кейл достал холщовый мешок, который прихватил из комнаты Лорда Дисциплины, и начал наполнять его глиной, приминая ее так, чтобы поместилось как можно больше.

Закинув мешок за плечи, он отправился на поиски Искупителей и их псов.

Кейл нашел их три часа спустя. Это оказалось нетрудно — отряд был довольно большой: он насчитывал двадцать Искупителей и сорок собак. Кроме того, им не было никакого резона заметать следы — в радиусе двухсот миль здесь не нашлось бы ни одного смельчака, который дерзнул бы приблизиться даже к одинокому Искупителю, что уж говорить о целой их своре, да еще с собаками. Это Искупители искали других, другие же не искали встреч с ними.

После того как Кейл обнаружил Искупителей, он минут десять размышлял: не бросить ли тех, кто остался в Святилище, и не сбежать ли в Мемфис одному, пока это еще возможно? Кляйсту он вообще ничем не обязан. Смутному Генри — чуть больше. А девочка так должна ему: он уже один раз спас ей жизнь. Подобно тому, как у осьминога меняется окраска перед лицом опасности, когда красные и желтые волны пробегают у него под кожей, так желание сбежать и необходимость вернуться прокатывались в голове Кейла, сменяя друг друга и перемешиваясь. Резоны, побуждавшие его исчезнуть, были очевидны, мотивы, обязывавшие вернуться, — смутны и туманны, но именно отливная волна последних заставила его с огромной неохотой, мысленно проклиная все на свете, устремиться назад, к отряду ищущих его псов и священников.

Несмотря на то что он был с ног до головы обмазан глиной, Кейл старался держаться от собак с подветренной стороны, не отставая от преследователей больше, чем на полмили. Часа через два, как он надеялся, Искупители приостановят поиски и направятся к Святилищу. Кейл понимал, что так просто они не сдадутся, что это была лишь первая вылазка в надежде поймать беглецов по горячим следам. Обычно она увенчивалась успехом, но если за первые тридцать часов никого найти не удавалось, поиски возобновлялись, и тогда уже высылалось не менее пяти отрядов, которые продолжали охоту до бесконечности. Впрочем, до бесконечности искать никогда не приходилось: два месяца были самым долгим сроком, в течение которого послушник когда-либо оставался не пойманным, потом следовало наказание, и оно было ужасным настолько, что не поддавалось никаким описаниям.

Продолжая держать дистанцию и оставаясь с подветренной стороны, Кейл незаметно следовал за Искупителями в течение следующих двенадцати часов, постепенно сближаясь с ними и бдительно следя, не появились ли признаки того, что собаки учуяли его запах. Он дошел с Искупителями до самого Святилища и приблизился настолько, что теперь ему оставалось лишь пристроиться в хвост изнуренного поисками отряда и, накинув на лицо капюшон, в наставшей кромешной тьме войти вместе с ним в главные ворота. Никакой проверки у входа не было. Да, в конце концов, кому придет в голову, что найдется безумец — не важно, мужчина это или мальчик, — который попытается проникнуть внутрь Святилища?

После дня ожидания в потайном коридоре троица тихо сидела в темноте, каждый был предоставлен своим мыслям, одинаково мрачным. Услышав тихий стук в дверь, они подкрались к ней, полные надежды, но и обуреваемые страхом, что это может оказаться ловушкой.

— Что если это они? — прошептал Кляйст.

— Тогда они все равно войдут, — ответил Смутный Генри, и вдвоем мальчики стали осторожно открывать дверь.

— Слава богу, это ты! — с облегчением воскликнул Смутный Генри.

— А вы ожидали кого-то другого? — спросил Кейл.

— Мы боялись, что это могут быть те люди. — Впервые женщина говорила с Кейлом не через стену. Ее голос был мягким и тихим, и если бы кто-то мог видеть в тот момент его лицо, то заметил бы, что на нем отразились удивление и какая-то зачарованность.

— Искупители, которые пришли бы за вами, не стали бы вежливо стучать в дверь.

— А м-может, и с-стали бы, — возразил, запинаясь, Кляйст, — чтобы устроить ловушку.

— Это и так ловушка. — Кейл закрыл дверь.

— Ну, все, с нас довольно, — заявил Кляйст. — Расскажи, что ты делал и сможем ли мы выбраться отсюда живыми.

— Зажги свечу, нам понадобится свет.

Спустя две минуты они уже могли видеть друг друга. Зыбкий свет делал картину почти идиллической: четверо детей, сбившихся в кучку.

— Что это за запах? — спросил Смутный Генри.

Кейл бросил на пол мешок с глиной.

— Если вы обмажете этим одежду и тело с головы до ног, собаки вас не смогут унюхать. А что я делал, я расскажу вам после того, как вы с этим покончите.

В иных частях света то, что последовало, могло бы показаться странным. Девочка, шокированная происходящим, была готова запротестовать, потребовать уединения, но трое мальчиков уже повернулись к ней и друг к другу спинами. Предстать обнаженным перед другим мальчиком считалось непристойностью, которая «взывала к небесам о возмездии», как любил выражаться покойный Лорд Дисциплины. Существовало множество нарушений, за которые небеса сулили суровые кары.

Следуя укоренившейся привычке, мальчики разошлись по темным углам, чтобы раздеться. Оставшейся в одиночестве девочке не было против чего протестовать, поэтому, зачерпнув пригоршню резко пахнущей глины, она тоже отошла в темноту.

— Готовы? — насмешливо спросил Кейл. — Тогда я начинаю.

Пять часов спустя, когда грязно-серый рассвет забрезжил сквозь ночной мрак, Брунт обратился к собравшимся на главной площади пяти сотням людей с собаками и отдал им приказ выступать. Как только они двинулись в путь, еще четыре человека, глубоко натянув на головы капюшоны — как бы от холода, — пристроились в хвост колонны, вышли вместе с ней из ворот и по гаревой дороге направились вниз, на безводную равнину. Там Искупители разделились на группы и разошлись в разные стороны.

Четверка примкнула к колонне, двинувшейся на юг. Приблизительно с час они шли вместе с ней, наряду с остальными подхватывая покаянную дорожную молитву, которой руководил Наставник:

— Святой Искупитель!

— ИЗБАВЬ НАС ОТ ГРЕХОВ! — рявкали в ответ сто голосов и еще четыре голоса.

— Святой Искупитель!

— ПОКАРАЙ НАС ЗА НАШИ ПРЕСТУПЛЕНИЯ!

— Святой Искупитель!

— ОБУЗДАЙ НАШИ СТРАСТИ МИРСКИЕ!

— Святой Искупитель!

— ИЗГОНИ ИЗ НАС…

Так продолжалось, пока они не достигли крутого поворота за ближним холмом Коросты. Здесь сотня голосов лишилась своего четырехголосого довеска.

С крепостной стены Лорд Воитель наблюдал, как пятисотголовая колонна выплыла из тумана и, пройдя милю или две, расщепилась на пять частей. Он стоял на стене, пока последний отряд не скрылся из виду, после чего отправился завтракать; его ждала любимая еда: миска черного рубца и сваренное вкрутую яйцо.

До наступления ночи мальчики могли бы проделать сорок, а то и пятьдесят миль, если бы не Риба. Красивая, но пышнотелая, она последние пять лет почти совсем не двигалась, переходя лишь от массажного стола к горячей ванне, а от нее — плюс еще четыре раза в день — к обеденному столу, уставленному всевозможными блюдами: тут была и долма в виноградных листьях, и заливные свиные ножки, и пирожки с пряностями, и разная прочая еда для нагуливания веса, какую только можно себе представить. В результате для Рибы пройти без остановки сорок миль было так же несбыточно, как пролететь тридцать. Поначалу Кляйста с Кейлом это только раздражало, и они всячески подгоняли ее, но потом стало ясно, что, сколько ни кричи, сколько ни пугай и даже ни умоляй, бедняжка просто не в состоянии идти быстрее. В конце концов пришлось сделать привал, и Смутный Генри стал пытаться разговорить Рибу, чтобы она рассказала им, как жила день за днем в потайных покоях Святилища.

Это был не просто восхитительный рассказ о роскоши и комфорте, о заманчиво-порочном чревоугодии, о заботливом и ласковом обхождении. Для мальчиков это было нечто непостижимое. С каждой новой подробностью о том, как Рибу и других девочек баловали, нежили, как им во всем потакали, трое послушников все больше озадачивались: почему Искупители так вели себя по отношению к кому-то вообще, а тем более к существам, которые представляют собой «игрушки в руках дьявола»? И какой смысл имеет столь невероятная доброта в свете того чудовищного акта, который свершили над подругой Рибы, жестокости столь фантастической, что даже многое повидавшие на своем веку послушники не могли поверить в способность Искупителей учинить такое?

Потребуется еще много времени, прежде чем каждый из них сможет начать складывать воедино ту ужасную историю, действующими лицами которой были теперь они сами, Риба и Лорд Воитель. И произойдет это не в последнюю очередь благодаря тому душистому предмету, который Кейл нашел в лотке возле секционного стола, положил в один из своих редко используемых карманов и о котором напрочь забыл.

Но сейчас у них было дело, более неотложное, нежели размышления над участью человечества: им нужно было решить, как остаться в живых, имея при себе обузу в лице красивой, но увесистой и неповоротливой Рибы. В тот день они преодолели всего десять миль, что потребовало концентрации всей силы воли от Рибы, для которой прежде самой тяжкой работой было поднести ко рту кусочек жареного цыпленка или перевернуться на массажном столе, чтобы в ее гладкую кожу со всех сторон втерли благовония и жирные мази. Излишне говорить, что героические старания Рибы не были по достоинству оценены мальчиками. Обессиленная, она заснула прямо на земле, как только они остановились на ночевку, а послушники, поглощая сушеное мясо, приготовленное Кляйстом, принялись обсуждать, что с ней делать.

— Давайте оставим ее здесь, а сами убежим, — предложил Кляйст.

— Она же умрет, — возразил Смутный Генри.

— А мы оставим ей воды. Давайте рассуждать здраво: от голода она умрет не скоро. — Кляйст окинул взглядом пышное тело девочки.

— Если мы будем передвигаться с ней такими темпами, она все равно погибнет, — заметил Кейл не столько из желания что-то доказать, сколько ради констатации факта.

Смутный Генри попробовал пустить в ход лесть:

— Я так не думаю, Кейл. Смотри, ты сумел совершенно задурить головы Искупителям. Они думают, что мы ушли на много миль вперед. Возможно, считают, что нам кто-то помог, раз нам удалось так легко улизнуть.

— Кой черт стал бы нам кто-нибудь помогать против Искупителей? — вставил Кляйст.

— Это не важно! Важно, чтобы они думали, что мы уже далеко. Они еще долго не сообразят, как нам это удалось, если вообще сообразят. Так что мы можем себе позволить идти медленно.

— Лучше бы нам себе этого не позволять, — сказал Кейл.

— При такой нашей скорости они нас быстро поймают, — подхватил Кляйст. — Чтобы сбить их со следа, потребуется нечто большее, чем фокус с этим барсучьим дерьмом.

— Мы уже через столько всего прошли, чтобы ее спасти… Вряд ли мы можем теперь позволить ей умереть, — сказал Смутный Генри.

— Можем, — возразил Кляйст. — Самое милосердное, что мы можем сделать, это перерезать ей горло, пока она спит. И для нее будет лучше, и для нас.

Кейл коротко вздохнул — не то чтобы с сожалением.

— Генри прав, — сказал он. — Какой смысл позволить ей умереть сейчас?

— Какой смысл?! — закричал, выходя из себя, Кляйст. — Смысл в том, тупые ублюдки, что тогда мы сможем убежать. Освободиться. Навсегда.

Остальные двое промолчали — возразить было нечего.

— Давайте проголосуем, — предложил Смутный Генри.

— Нет, давайте не будем голосовать. Лучше включим мозги.

— Будем голосовать, — распорядился Кейл.

— Зачем? Вы ведь уже все решили. Будем и дальше волочить на себе девчонку.

Повисла зловещая тишина.

— Есть еще кое-что, что мы должны сделать, — сказал наконец Кейл.

— Да? И что же это такое? — проворчал Кляйст. — Пойти насобирать гусиных перьев, чтобы сделать матрас для этой жирной соплюшки?

— Говори тише, — попросил Смутный Генри.

Кейл проигнорировал вспышку Кляйста.

— Мы должны решить, кто сделает это, если Искупители нас поймают.

Вопрос был неприятный, но все понимали, что Кейл прав. Никому из них не хотелось снова оказаться в Святилище живым.

— Давайте тянуть соломинку, — предложил Смутный Генри.

— Тут нет никакой соломы, — угрюмо заметил Кляйст.

— Тогда камешки. — Смутный Генри отошел, пошарил вокруг и через минуту вернулся, протянув на ладони три камешка разных размеров. Двое остальных согласно кивнули. — Кто вытянет самый маленький — тот проиграл. — Он спрятал камешки за спиной, потом протянул вперед левый кулак.

Наступила пауза — подозрительный по обыкновению Кляйст не желал выбирать первым. Пожав плечами, Кейл закрыл глаза и вытянул руку ладонью вверх. Смутный Генри, так, чтобы Кляйст не видел, уронил один камешек в ладонь Кейла, тот сжал его в кулаке и только после этого открыл глаза. Тогда Генри за спиной положил оставшиеся камешки один в одну, другой в другую руку и вытянул вперед обе. Кляйст по-прежнему не хотел делать выбор первым.

— Ну же, давай, — с необычным для него раздражением сказал Смутный Генри.

Кляйст с большой неохотой дотронулся до правого кулака Генри и закрыл глаза.

Теперь у каждого было по камешку.

— На счет три. Раз, два, три.

Мальчики одновременно разжали кулаки. Самый маленький камешек оказался у Кейла.

— Ну, по крайней мере, теперь можно быть уверенным, что все будет сделано как следует.

— Зря беспокоишься, Кейл. Я зарезал бы тебя, не моргнув глазом, — сказал Кляйст.

Кейл посмотрел на него с едва заметной улыбкой.

— Что вы делаете? — Риба, как оказалось, проснулась и наблюдала за мальчиками.

Кляйст обернулся и, окинув ее многозначительным взглядом, ответил:

— Обсуждаем, кого съесть первым, когда у нас закончится еда. — Его красноречивый взгляд говорил, что ответ на этот вопрос очевиден.

— Не слушай его, — сказал Смутный Генри. — Мы просто решали, кому первому нести караул.

— И когда моя очередь? — спросила Риба.

Все трое послушников были удивлены ее вызывающе-раздраженной интонацией.

— Тебе нужно как можно дольше отдохнуть, — ответил Смутный Генри.

— Я готова дежурить наравне со всеми.

— Разумеется. Через несколько дней, когда немного пообвыкнешь. А пока нам нужно, чтобы ты как можно больше отдохнула. Ты же понимаешь, что так будет лучше для всех.

С этим трудно было спорить.

— Хочешь поесть? — спросил Смутный Генри, протягивая ей кусочек сушеной крысятины. Аппетитным он не выглядел, тем более для девочки, воспитанной на сливках и пирожных, пирогах с курятиной и вкусных мясных подливках. Но она была очень голодна и спросила:

— А что это?

— М-м-м… Мясо, — смутно ответил Смутный Генри.

Он придвинулся поближе и сунул кусок ей под нос.

«Мясо» пахло так, как и должна пахнуть дохлая крыса. Нежный носик девочки невольно сморщился от отвращения.

— Нет, — сказала она и быстро добавила: — Спасибо.

— Ей полезно немного поголодать, — пробормотал Кляйст себе под нос, но достаточно громко, чтобы девочка услышала.

Однако у Рибы и в мыслях не было, что она хоть в чем-то несовершенна. Ей ведь внушали это всю ее жизнь, так что замечание Кляйста вовсе не показалось ей оскорбительным, хотя она догадывалась, что оно отнюдь не дружелюбно.

— Я подежурю первым, — сказал Кейл. С этими словами он развернулся и отправился на вершину ближайшего скального струпа.

Двое других мальчиков улеглись на землю и в тот же миг уснули. А вот Риба никак не могла удобно улечься и вскоре начала тихо всхлипывать. Кляйст и Смутный Генри этого не слышали, они спали как убитые. До Кейла же там, наверху, ее плач доносился отчетливо, и он внимательно прислушивался к нему, пока наконец и девочку не сморил сон.

На следующее утро мальчики, как обычно, проснулись в пять часов, но объявлять общий подъем было незачем.

— Пусть спит, — распорядился Кейл. — Чем больше она отдохнет, тем лучше.

— Если бы не она, мы были бы уже за восемьдесят, а то и за сто миль отсюда, — проворчал Кляйст.

У его ног острием в землю вонзился нож. Кляйст вздрогнул.

— Я взял его у Искупителя Пикарбо. Можешь перерезать ей глотку, если хочешь, только перестань ныть, — безо всякого раздражения, по-деловому сказал Кейл.

Кляйст уставился на него холодным, неприязненным взглядом. Потом отвернулся. Смутный Генри с тревогой пытался понять, действительно ли Кляйст готов убить девочку, а может, и обратить нож против Кейла, — или ему просто нравилось постоянно брюзжать. Во всяком случае, Кейлу достало ума ничем не выдать своей победы, он просто продолжил:

— У меня есть идея. Вероятно, эту проблему с девчонкой удастся обернуть в свою пользу. — Кляйст угрюмо повернулся к нему спиной, но было видно, что он слушает. — Раз мы не можем оторваться от Искупителей, а их поисковые отряды находятся к востоку и западу от нас, то лучше нам самим идти по их следу, чтобы быть уверенными, что мы ненароком не напоремся на них.

Наклонившись, он вытащил из земли нож и стал чертить им на песке.

— Если Генри с девочкой будут следовать на юг по прямой со скоростью не больше двенадцати миль в день, то мы с Кляйстом всегда будем почти точно знать, где они в данный момент находятся. Кляйст пойдет на запад, я — на восток, пока не увидим два ближайших отряда. — Он жестом указал на прямую линию, означавшую маршрут Генри и Рибы. — Если мы заметим, что какой-то из отрядов, совершая маневр, может пересечь эту линию, мы вернемся и направим Генри с Рибой в другую сторону.

Задумчивый вид Кляйста выражал сомнение:

— Предположим, ты вернешься, чтобы увести их в безопасном направлении. Как я найду вас, если мы не встретимся в условленном месте?

Кейл пожал плечами.

— Тогда тебе придется самому решать, искать ли нас или в одиночку добираться до Мемфиса. Жди нас там столько, сколько сочтешь возможным.

Кляйст шмыгнул носом и отвернулся. Это можно было счесть за подобие согласия.

— Тебе такой план подходит? — спросил Кейл у Генри.

— Да, — ответил Смутный Генри. — Мне нужно выспросить у девочки кучу вещей.

Пять минут спустя, поделив пищу и воду, Кляйст и Кейл двинулись один на восток, другой на запад. Еще через пять минут они исчезли из виду.

Смутный Генри завтракал, сидя на земле и разглядывая безмятежно спящую девочку: ее прекрасную светлую кожу, алые губы, длинные ресницы. И час спустя, когда она проснулась, он продолжал все так же восхищенно смотреть на нее. Поначалу девочка испугалась, увидев, что Смутный Генри, сидя рядом, всего в каких-нибудь трех футах, не сводит с нее взгляда.

— Тебе никто никогда не говорил, что неприлично разглядывать человека в упор?

— Нет, — честно признался Генри.

— Ну так знай, что это так.

Генри опустил глаза и только теперь почувствовал неловкость.

— Прости, — сказала Риба. — Я не хотела быть строгой.

Смутный Генри тут же забыл о неловкости и рассмеялся.

— Что смешного? — снова рассердилась она.

— Для нас «строгость» — это когда Искупители выволакивают тебя перед пятью сотнями людей и подвешивают.

— Как это, подвешивают?

— За шею. Ну, знаешь — как Повешенного Искупителя.

— Кто такой Повешенный Искупитель?

От такого вопроса Генри онемел. Он смотрел на нее так, словно она спросила, что такое солнце или умеют ли животные разговаривать. Он довольно долго молчал, но в голове его неотступно стучали молоточки: что бы все это могло значить?

— Повешенный Искупитель — это сын Лорда Творения. Он пожертвовал собой, чтобы своей кровью смыть наши подлые грехи.

— Вот это да! — сказала она. — А зачем?

Крайнее изумление, отразившееся на лице Генри, заставило ее тут же пожалеть о своей реакции.

— Прости, я не хотела тебя обидеть. Просто это такая странная идея.

— Какая идея? — переспросил Смутный Генри. У него даже челюсть отвисла от удивления.

— Ну… какие такие грехи? Что ты, например, сделал?

— Я родился грешным. Все рождаются, полные мерзкого греха.

— Что за смешная мысль!

— Смешная?

— Ну как может младенец совершить нечто неправильное, а тем более ужасное? — Они оба помолчали. — И почему что-то надо смывать кровью?

— Это символ такой, — ответил Генри, словно бы оправдываясь и одновременно удивляясь: а действительно — почему?

— Это я понимаю, я не дура, — сказала она. — Но зачем? Зачем надо использовать кровь в качестве символа чего бы то ни было?

По натуре Смутный Генри был из тех, кто ничего не принимает на веру и обо всем размышляет. Но то, о чем он сейчас говорил, давно и настолько сделалось частью его самого, что девочка с таким же успехом могла спросить, зачем ему руки или глаза.

— А где остальные? — спросила она.

Генри, все еще потрясенный услышанным, рассеянно ответил:

— Они ушли.

— И оставили нас?! — Глаза Рибы тревожно расширились.

— Только на несколько дней. Они будут следовать за Искупителями по бокам от нас, чтобы мы на них не напоролись.

— А как они нас потом снова найдут?

— Ребята отлично умеют выслеживать, — уклончиво ответил Генри.

— Не понимаю, — удивилась Риба. — Мне кажется, вы говорили, что почти никогда не покидали Святилища.

— Гм-м… Пора идти. По дороге все объясню.

Искупитель Боско поднял трость и дважды стукнул в дверь.

Прошло почти полминуты, прежде чем она отворилась, но Боско не выказал ни малейших признаков нетерпения, да и вообще никаких эмоций. Наконец на пороге перед Лордом Воителем предстал высокий человек, тоже Искупитель.

— Вам назначено? — спросил он.

— Не валяй дурака, — ответил Боско сухо и властно. — Вышний Искупитель попросил меня прийти. Я — здесь.

— Вышний Искупитель повелевает, он никого ни о чем не просит…

Боско отстранил его и прошел внутрь.

— Скажи ему, что я здесь.

— Он недоволен вами. Я никогда не видел его таким разгневанным.

Боско проигнорировал это замечание, тогда высокий мужчина направился к внутренней двери, постучал и вошел. Последовала пауза, затем дверь снова открылась, длинный появился в проеме и, улыбаясь, хотя ничего приятного эта улыбка не предвещала, сказал:

— Он готов принять вас прямо сейчас.

Боско прошел в дальнюю комнату. В Святилище нигде не было светло, но в этом помещении даже привыкшие к полумраку глаза Лорда Воителя поначалу почти ничего не могли разглядеть. Были здесь, однако, не только забранные ставнями маленькие окна и гобелены в мрачных тонах, пересказывающие древние истории ужасных мученичеств. Казалось, сердцевина этой тьмы находилась в углу, где угадывалась кровать. На ней, обложенный минимум дюжиной подушек (хотя, вероятно, они не отвечали бы нашим представлениям о комфорте и мягкости), полулежал мужчина. Его лицо Боско разглядел, только когда подошел почти вплотную. Кожа, бледная до белизны и свисающая на шее и щеках бесконечными дряблыми складками. Глаза водянистые, словно свет разума давно покинул их. Но, когда человек заметил Боско, что-то сверкнуло в них, некий блеск, исполненный ненависти и коварства.

— Ты заставил меня ждать! — сказал Вышний Искупитель голосом слабым, но отчетливым.

— Я пришел, как только смог, Ваша Милость.

— Когда я вызываю тебя, Боско, ты должен тотчас бросить все и явиться немедленно, черт возьми. — Он рассмеялся. Этот чрезвычайно неприятный смех из всех обитателей Святилища не нервировал, пожалуй, только Боско. Звук был мертвый, оживляли его лишь гнев и злоба.

— Зачем вы хотели видеть меня, Ваша Милость?

Вышний Искупитель с минуту молча смотрел на него.

— Этот мальчик, Кейл…

— Да, Ваша Милость?

— Он одурачил тебя.

— Как так, Ваша Милость?

— У тебя ведь были свои планы на него.

— Вам известно, что так оно и есть, Ваша Милость.

— Его нужно вернуть.

— Наши мнения полностью совпадают, Ваша Милость.

— Вернуть и наказать.

— Разумеется, Ваша Милость.

— А потом повесить и четвертовать. — На это Боско ничего не ответил. — Он убил Искупителя и должен умереть.

Боско немного подумал.

— Мое расследование показало, что в убийстве виновны двое других послушников. Похоже, они принудили Кейла бежать с ними. Они были вооружены, он — нет. Если это так, то Кейла следует только примерно наказать. Четвертование представляется мне излишним. Что касается двух других, учитывая их вину, — иное дело.

Вышний Искупитель презрительно фыркнул, звук этот легко можно было принять за спазм удушья.

— Ха! Жалость тебе совсем не свойственна, Боско. В тебе говорит тщеславие. Какая разница, кто именно из них убил Пикарбо. Господи, да я готов сжечь вместе с ними весь их дортуар.

Вышний Искупитель позволил себе слишком возбудиться и теперь захлебывался слюной. Он жестом указал на чашку с водой, стоявшую на прикроватном столике. Боско не спеша, стараясь выиграть время, подал ее старому священнику. Вышний Искупитель долго и шумно глотал воду, потом протянул обратно обслюнявленную чашку. Боско с нескрываемым отвращением поставил ее на столик.

Свистящее дыхание Вышнего Искупителя стало постепенно успокаиваться и наконец пришло в норму. Зловещий блеск в глазах, однако, лишь усилился.

— Расскажи мне об этом деле, которым занимался Пикарбо.

— Деле?

— Да, деле, Боско, о деле Лорда Дисциплины, свидетельства которого, включая выпотрошенную шлюху, нашли в его покоях.

— Ах, об этом, — задумчиво сказал Боско.

— Ты думаешь, раз я стар и болен, то не знаю, что здесь происходит? Что ж, ты ошибаешься не впервой. Как бы я ни был болен, тебе меня не перехитрить, Боско.

— Никому находящемуся в здравом уме не пришло бы в голову недооценивать вашу мудрость и опыт, Ваша Милость, но… — Боско печально вздохнул. — Я надеялся избавить вас от отвратительных подробностей того, что мы нашли в покоях Искупителя Пикарбо. Было бы очень жаль, если бы правление столь славное, как ваше, оказалось омрачено чем-то подобным.

— Я слишком стар для лести, Боско. Я желаю знать, что он с ней делал. Ведь не просто же он ее трахал, правда?

Даже Боско, человека, которого трудно было чем-либо смутить, покоробило это слово. Нужно понимать, что такая прямота выражений была неслыханной, о подобном, если и упоминали, то иносказательно, как о зверстве или уродовании, да и то редко.

— Вероятно, что-то помутилось у него в душе. Зло всегда на страже, Ваша Милость. Возможно, ему просто доставляло удовольствие придумывать новые наказания для послушников. За ним и раньше это замечали.

Вышний Искупитель хрюкнул.

— Как ему удалось добраться до девчонки?

— Пока мне это выяснить не удалось. Но у него было много ключей. Только вам и мне позволено задавать вопросы о Лорде Дисциплины. Это потребует времени.

— Он не мог сделать это без посторонней помощи. Речь может идти не просто о зверстве, но о ереси.

— Эта мысль и мне приходила в голову, Ваша Милость. В Доме Особого Назначения сейчас изолированы двадцать его приближенных. Те, что выше рангом, отрицают — пока отрицают, — что знали хоть что-то, а вот рядовые Искупители признают, что по приказу Пикарбо создавали расширенный кордон вокруг монастыря, замуровывая дальние ответвления коридоров. При этом никто ничего не мог заподозрить — в конце концов, монастырь и так полностью изолирован от рядовых Искупителей. Предполагалось, что никто никогда не мог увидеть лиц девушек. Чтобы замаскировать истинную причину своей деятельности, Пикарбо велел перенести кухню и прачечную, предназначенные для высшего состава Искупителей, внутрь кордона. Все сообщение осуществлялось через большой Барабан. Поскольку Лорд Провианта и Магистр Стирки входили в ближний круг небольшой группы еретиков, созданной Пикарбо, ему ничего не стоило получать еду и все прочее.

— Но ведь мы начали распечатывать старые коридоры в радиусе мили. Моллой рано или поздно должен был бы все обнаружить.

— К сожалению, Магистр Исправлений был одним из них.

— Боже милостивый! Этот ничтожный муравей, этот ханжа Моллой помогал превращать Святилище в дом терпимости? — Вышний Искупитель откинулся на подушки, задыхаясь от чудовищной гнусности услышанного. — Необходимо очищение, отныне и до конца года следует проводить Акты Веры, нужно избав…

— Ваша Милость, — перебил его Боско, — совершенно очевидно, что целью этого гарема было обезображивание. Я даже не уверен, что это был гарем — скорее, место изоляции. Из того, что мне удалось понять, расшифровывая его записи, Пикарбо, сколь бы он ни был безумен, что-то искал, что-то сугубо специфическое.

— Что он мог найти в потрохах жирной шлюхи?

— Пока не знаю, Ваша Милость. Очищение, может, и потребуется, притом тотальное, но следует подождать, пока я докопаюсь до дна этой истории, прежде чем возжигать свечи Богу.

Возжигание свечей Богу, разумеется, не имело никакого отношения ни к воску, ни к фитилям.

— Поберегись, Боско. Ты думаешь, что знаешь все лучше всех, но я знаю… — Вышний Искупитель ткнул пальцем в Боско и повысил голос: —…Я ЗНАЮ, что в знании — корень всех зол. Эта сука Ева захотела узнать, что и как, и именно это навлекло грех и смерть на всех нас.

Боско выпрямился и направился к двери.

— Искупитель Боско!

Боско обернулся и посмотрел на сморщенного старого священника.

— Когда ты поймаешь Кейла, он должен быть казнен. И приказ на сей счет я издам сегодня же. А ты и думать забудь копаться в дерьме Пикарбова распутства. Просто уничтожь всех, кто имел к нему отношение. И мне плевать, если среди них окажутся невиновные. Мы не можем допустить ни малейшей возможности ереси. Сожги их, и пусть Бог разбирается, кто из них виновен, а кто нет. Невиновные получат воздаяние в виде вечной жизни.

Найдись тут сторонний наблюдатель, от взгляда которого ничего не могло бы укрыться, он непременно заметил бы, как во взгляде Лорда Воителя промелькнула некая вспышка — словно бы он что-то обдумал и принял решение. Но то могла быть просто игра скудного освещения. Боско сделал несколько шагов к кровати, наклонился, как будто хотел взбить подушки, но вместо этого взял одну из них, аккуратно положил ее на иссохшее старческое лицо и плотно прижал. Все это было проделано так быстро и четко, что Лорд Вышний Искупитель, перед тем как подушка закрыла ему рот, лишь на малую долю секунды осознал, что происходит.

Спустя две минуты Боско вышел из спальни. Длинный Искупитель тут же вскочил, чтобы идти к хозяину.

— Он заснул во время разговора. Совсем не похоже на Вышнего Искупителя. Может, тебе стоит пойти проверить?

Боско не только умертвил Вышнего Искупителя, он солгал ему. Он не рассказал ему ни об истинных масштабах Пикарбовой коллекции молодых женщин, ни о своих растущих подозрениях касательно цели гнусных экспериментов покойного Искупителя. Потребуется время, чтобы обдумать, что делать с этими женщинами, но в положенный срок они сыграют чрезвычайно полезную роль, став необходимым предлогом для следующего шага Боско к полному контролю над Святилищем и наглядным уроком для Кейла по его возвращении.

На третий день Кейл догнал Искупителей и видел, как они повернули на запад, что уводило их от Смутного Генри и Рибы. А еще через день они повернули назад, на восток, и это опасно приближало их к несчастной паре. За все то время, что Кейл следовал за Искупителями, надеясь, что они снова повернут в безопасном направлении, произошел только один действительно необычный эпизод.

Кейл приближался к одному из холмов Коросты — обрушившемуся, с неровными склонами. Завернув за уступ, он столкнулся с человеком, который шел в противоположную сторону. От неожиданности Кейл едва устоял на ногах на зыбком галечнике, но и встречный, находившийся на склоне, за неимением точки опоры не удержался и рухнул на спину, глухо шмякнувшись о землю.

Это дало Кейлу время достать нож, который он стащил у Лорда Дисциплины, и встать над поверженным мужчиной, который был теперь в его власти. Мужчина, однако, быстро оправился от удивления и, кряхтя, сел. Кейл помахал у него перед глазами ножом, ясно давая понять, чтобы тот оставался на месте.

— Так-так, — с устало-приветливым видом сказал мужчина. — Сначала ты вонзаешься в меня на полном ходу, а теперь хочешь перерезать мне горло? Не очень-то это дружелюбно.

— Дружелюбным меня никто не называет. Что ты здесь делаешь?

Мужчина рассмеялся:

— Что все делают в Коросте? Пытаюсь из нее выбраться.

— Два раза я спрашивать не буду.

— Не думаю, чтобы это было твое дело.

— Нож у меня, так что я решаю, что мое дело, а что нет.

— Резонно. Можно мне встать?

— Ты останешься пока там, где сидишь.

Совершенно очевидно, что мужчина, явно повидавший на своем веку немало необычного, был озадачен появлением столь юного и столь самоуверенного субъекта посреди Коросты.

— Похоже, ты забрался далеко от дома, малыш, не так ли?

— Не беспокойся обо мне, дедуля, беспокойся лучше о себе, иначе тебе придется до конца жизни ковылять с палкой.

Мужчина рассмеялся.

— Ты ведь послушник Искупителей, не так ли?

— Тебе-то какое дело?

— Да, в общем, никакого. Просто, когда мне несколько раз доводилось видеть послушников, они ходили строем по две сотни, и за ними присматривали дюжины две Искупителей с кнутами. Никогда не встречал послушника, который гулял бы сам по себе.

— Что-то всегда случается впервые, — ответил Кейл.

Мужчина улыбнулся:

— Да, наверное.

Он протянул руку.

— ИдрисПукке, — представился мужчина. — В настоящий момент на службе гауляйтера Хинкеля.

Кейл не принял его руки, и ИдрисПукке, пожав плечами, опустил ее.

— Возможно, ты не так юн, как кажешься. В этих краях Действительно следует проявлять осторожность.

— Благодарю за совет.

ИдрисПукке снова рассмеялся.

— А ты не склонен к компромиссам, мальчик, да?

— Да, — бесстрастно подтвердил Кейл. — И не называй меня мальчиком.

— Как пожелаешь. А как мне тебя называть?

— Тебе никак не нужно меня называть. — Кейл кивком указал на запад. — Ты пойдешь туда. Только попробуй последовать за мной, ИдрисПукке, и ты увидишь, насколько бескомпромиссным я могу быть.

Кейл жестом разрешил ему встать, и ИдрисПукке встал. Несколько секунд он смотрел на Кейла, словно обдумывая, что ему делать. Потом вздохнул, повернулся и двинулся в направлении, указанном Кейлом.

В течение следующих двенадцати часов Кейла одолевали сомнения, вызванные встречей с ИдрисомПукке. Не был ли тот, например, переодетым Искупителем? Не похоже. Слишком уж он жизнерадостен для Искупителя. Наемный охотник? Тоже не верится. Искупители не посвящали чужаков в дела, подобные этому. С другой стороны, речь шла об убийстве Лорда Дисциплины, преступлении столь неслыханном, что Искупители для поимки убийцы могли предпринять меры, из ряда вон выходящие.

На этом предположении Кейл и остановился, продолжая следовать за отрядом Искупителей в надежде, что те сменят направление. День спустя они так и сделали, снова повернув на запад. Обычно после такого маневра охотники по крайней мере сутки не меняли направления, так что у Кейла было время вернуться к остальным. Если, конечно, удастся их найти.

Через двенадцать часов пути он дошел до пересечения с маршрутом, намеченным для Генри и девочки, но оказался, судя по всему, милях в десяти впереди них. Поэтому, чтобы не разминуться, Кейл пошел им навстречу, стараясь держаться как можно незаметней — из опасения столкнуться с другим отрядом Искупителей, за которым, как предполагалось, наблюдал Кляйст.

Всего через несколько часов он нашел всю троицу в обширной низине посреди двух десятков изувеченных тел, иные из которых были искромсаны в мелкие куски. Товарищи заметили его на расстоянии сотни ярдов и ждали, не шевелясь, пока он к ним подойдет, пробравшись между останками мертвецов. Подойдя, Кейл кивнул.

— Искупители движутся на запад, — сказал он.

— Последний раз, когда я видел своих подопечных, они шли на восток, — отчитался Кляйст.

Повисла тишина.

— Есть какие-нибудь соображения о том, кто они? — Кейл кивком указал на убитых.

— Нет, — ответил Смутный Генри.

— Их убили, похоже, день назад, — предположил Кляйст.

Риба пребывала в таком же шоке, как тогда, когда Кейл спас ее от Пикарбо. Ее остановившийся взгляд словно бы говорил: все это неправда.

— Сколько вы уже тут? — мягко спросил Кейл.

— Минут двадцать. С Кляйстом мы встретились по пути часа два назад.

Кейл понимающе кивнул.

— Надо бы поискать, что от них осталось. Кто бы это ни сделал, едва ли он оставил много, но какие-никакие трофеи найтись могут.

Мальчики принялись осматривать останки. Время от времени находились случайная монета, пояс, рваный плащ. Потом Смутный Генри заметил что-то золотое в песке возле отсеченной головы и начал разгребать песок, но оказалось, что это всего лишь медный кастет. Генри был разочарован, хотя кастет вполне мог пригодиться.

— Помогите! — застонала вдруг отсеченная голова.

С криком ужаса Генри отскочил назад.

— Она разговаривает! Она разговаривает!!! — закричал он.

— Что? — раздраженно переспросил Кляйст.

— Голова. Она разговаривает.

— Помогите, — снова простонала голова.

— Видите?! — сказал Смутный Генри.

Кейл с ножом в руке осторожно приблизился к голове и острием легонько ткнул ее в макушку. Голова опять застонала, но глаз не открыла.

— Они закопали его по шею, — догадался Кейл, немного подумав.

Мальчики, которым человеческая жестокость была не в новинку, осознав, что не произошло ничего сверхъестественного, без ужаса смотрели теперь на погребенного по шею человека и думали, что с ним делать.

— Надо его выкопать, — предложил Смутный Генри.

— Нет, — возразил Кляйст. — Кто бы это ни сделал, он потратил много сил, и я не думаю, что он благосклонно отнесется к тому, кто пустит его работу насмарку. Надо оставить все как есть.

— Помогите мне, — прошептал мужчина.

— Ну? — Смутный Генри вопросительно посмотрел на Кейла.

Тот не ответил, он размышлял.

— Мы не сможем торчать тут целый день, Кейл, — напомнил Кляйст.

Теперь Кейл смотрел куда-то вдаль.

— Да, не сможем, — сказал он наконец. Голос его прозвучал необычно тревожно.

Двое спутников проследили за взглядом Кейла. С вершины ближайшего холма, находившегося ярдах в трехстах, на них взирала цепочка Искупителей. Потом цепочка начала спускаться по склону.

Все трое мальчиков, побледев, застыли в неподвижности. Бежать было некуда. Первой с места тронулась Риба. Она выбежала вперед, чтобы лучше рассмотреть мужчин, направлявшихся к ним.

— Нет. Нет. Нет… — безостановочно повторяла она.

Белый, как мука, Смутный Генри перевел взгляд на Кейла.

— Самый маленький камешек был у тебя, — сказал он.

Кейл уставился на друга ничего не выражающим взглядом. Секундная пауза, и Кейл, выхватив нож, быстро направился к Рибе, которая по-прежнему не отрывала глаз от приближающегося строя.

Когда Кейл схватил ее за волосы и дернул голову назад, обнажив шею девочки, послышался крик Кляйста:

— Подожди!

Риба обернулась на крик, и Кейл мгновенно опустил нож, но даже в том шоковом состоянии, в каком она пребывала, Риба не могла не заметить, что происходит нечто странное.

— Кто бы они ни были, это не Искупители, — сказал Кляйст. — Давайте подождем и посмотрим, что будет.

Пока они наблюдали за приближением строя, из-за гребня холма показались еще люди, эти были верхом и вели за собой еще голов тридцать лошадей. Когда они поравнялись с передовым отрядом, пешие тоже повскакали в седла, и не прошло и двух минут, как враждебно настроенные всадники окружили четверку детей. Половина кавалеристов спешилась и начала осматривать останки. Остальные, обнажив мечи, молча уставились на подростков.

Один из верховых, глядя на трупы, крикнул:

— Капитан, это посольство из Арнемленда. Вот сын Лорда Парди.

Капитан, здоровенный мужчина на огромной лошади ладоней двадцати в холке, подъехал, спешился и, подойдя к Кейлу, без единого слова так врезал ему по лицу, что мальчик с глухим шлепком рухнул на землю.

— Прежде чем мы тебя казним, я желаю знать, кто приказал это сделать, — сказал капитан.

Испытывая резкую боль в голове и видя мужчину словно сквозь туман, Кейл молчал. Капитан собрался было добавить ему ногой, чтобы взбодрить, но тут заговорил Смутный Генри:

— Господин, мы не имеем к этому никакого отношения. Мы только что сами на них наткнулись. Посмотрите на нас: разве мы могли это сделать? — Генри решил, что лучше всего говорить правду. — У нас на всех только один нож. Как бы мы смогли?

Капитан посмотрел на него, потом на Кейла и все же пнул Кейла в живот.

— Похоже на то. Мы перережем вам глотки не за убийство, а за мародерство.

Он перевел взгляд на маленькую кучку собранных ребятами вещей — из тех, что не взяли убийцы: мешок, тарелка, несколько кухонных ножей, сушеные фрукты и медный кастет.

Генри понял, что дело плохо, и поспешно сказал:

— Один из них еще жив. Мы как раз хотели откопать его. — Он указал на голову уже потерявшего сознание человека, которая сейчас, как никогда прежде, напоминала просто отсеченную голову, торчавшую в пыли.

Солдаты вмиг окружили ее и начали разбрасывать песок и гальку.

— Это Канцлер Випон, — сказал один из них.

Капитан жестом приказал солдатам остановиться, встал на колени перед головой, достал флягу и осторожно влил немного воды в бесчувственный рот. Несчастный закашлялся и выплюнул почти всю воду обратно.

К тому времени один из солдат принес лопаты. В пять минут они освободили тело и положили его на землю. Поочередно прикладывая ухо к его груди, они слушали, бьется ли у него сердце, и внимательно осматривали человека на предмет ран.

— Мы собирались спасти его, — сказал Генри. Кейл лишь недружелюбно смотрел на капитана, лежа в пыли.

— Это вы так говорите. А я знаю только то, что вы — банда грабителей, и у нас нет никаких причин, чтобы не продать девчонку и не убить вас троих.

— Капитан Брамли, дорогой, ты поступаешь неразумно, — воззвал мужской голос из-за оседланной лошади. То, что этот человек не один из них, было ясно по отсутствию на нем формы и по тому, что руки у него были связаны веревкой, другой конец которой был приторочен к седлу.

— Закрой свою большую пасть, ИдрисПукке, — сказал капитан.

Но ИдрисПукке определенно был не из тех, кто беспрекословно выполняет распоряжения.

— Попробуй хоть раз действовать разумно, дорогой капитан. Ты ведь знаешь, что мы с Канцлером Випоном знакомы с незапамятных времен. Думаю, он вряд ли ласково отнесется к тому, кто убьет троих молодых людей, которые пытались его спасти. Как ты думаешь?

Капитан впервые заколебался. Оставив насмешливый тон, ИдрисПукке добавил:

— В любом случае он предпочтет сам принять решение. Это уж точно.

Капитан посмотрел вниз, на бесчувственное тело, уложенное теперь на носилки, — под голову человека уже подсунули свернутое одеяло, — потом снова на ИдрисаПукке.

— Еще одно слово, и, клянусь Богом, я здесь, на месте, выпущу тебе кишки. Ты понял?

ИдрисПукке пожал плечами, но благоразумно, как отметил Смутный Генри, замолчал.

— Грейди! Фог! — крикнул солдатам капитан. — Не отходите ни на шаг от этого горлосранца. И если вам даже просто покажется, что он хочет сбежать, снесите ему его чертову голову.