Левая Рука Бога

21

Утром ИдрисПукке разрешил выступать, только когда стало достаточно светло, чтобы все отчетливо видеть. Кейл настаивал, что надо рискнуть раньше, но ИдрисПукке не трогался с места.

— Если одна из лошадей в темноте подвернет ногу, мы не сможем двигаться дальше.

Кейл понимал, что ИдрисПукке прав, но ему так не терпелось поскорее пуститься в путь, что он стонал от бессильного раздражения, на что ИдрисПукке минут двадцать не обращал никакого внимания. Наконец он дал команду, и они тронулись.

В течение следующих двух дней они останавливались только для того, чтобы дать отдых лошадям и поесть. Кейл все время подгонял ИдрисаПукке, тот спокойно возражал, что ни лошадям, ни ему самому — в отличие от Кейла — более быстрый темп не по силам. Если Искупителей предстояло засечь, то в этот момент все четверо обязаны быть дееспособными: хотя бы одна лошадь должна быть в форме, чтобы можно было на ней быстро доехать до ставки Матерацци и передать информацию о численности и маршруте движения отряда Искупителей.

— Кажется, ты совсем не беспокоишься о девушке, — заметил Кейл.

— Именно потому, что я о ней беспокоюсь, я и настаиваю, чтобы все делалось по-моему, потому что я прав. А тебе-то что до Арбеллы Лебединой Шеи?

— Ничего. Но если я помогу остановить Искупителей, у Маршала появится разумная причина стать по отношению ко мне более великодушным, чем теперь. К тому же мои друзья находятся в заложниках в Мемфисе.

— Мне казалось, у тебя нет друзей — вас ведь свели вместе лишь обстоятельства.

— Я спас им жизнь — думаю, это достаточно дружеский поступок.

— О! — сказал ИдрисПукке. — Я-то считал, что героем ты стал вынужденно.

— Так и есть.

— И кто же ты тогда, мастер Кейл: человек, благородный по призванию или просто по стечению обстоятельств?

— Я вообще не благородный.

— Это ты так говоришь. Не уверен, что где-то там, в глубине, не прячется латентный герой.

— Что такое «латентный»?

— Еще не проявившийся, но готовый проявиться.

Кейл недобро усмехнулся:

— Если ты так думаешь, то будем надеяться, что ты не окажешься в положении, когда потребуется в этом убедиться.

ИдрисПукке счел за благо прекратить дальнейшую дискуссию.

На второй день они спустились на основную дорогу, ведущую к перевалу Кортина. Дорогой ее можно было назвать весьма условно.

— Вот уже шестьдесят лет, как ею никто не пользуется — с тех пор, как Искупители закрыли границы.

— Как далеко от перевала находится Святилище? — поинтересовался Кейл.

— Ты не знаешь?

— Искупители не разбрасывают повсюду географические карты — они вообще не делают ничего, что облегчило бы нам побег. Еще несколько месяцев назад я считал, что Мемфис находится за тысячи миль от нас.

Не будь ИдрисПукке в этот момент увлечен разглядыванием багряно-золотистой стрекозы, он бы распознал ложь по выражению лица Кейла, который и сам почувствовал, что разоблачил себя.

— Я хочу сказать… — добавил он, — я не знал, что это не так, пока не попал сюда.

Теперь ИдрисПукке уловил-таки замешательство — в голосе.

— В чем дело?

— Ни в чем.

— Ну, если ты так говоришь…

Испугавшись, что выдал то, что очень старательно скрывал, Кейл следующие десять минут хранил гробовое молчание. Когда же заговорил ИдрисПукке, казалось, что он все забыл, — да он и впрямь забыл.

— От перевала до Святилища добрые две сотни миль, но им незачем идти так далеко. В двадцати милях от границы находится гарнизон — Город Мучеников.

— Никогда о нем не слыхал.

— Ну, он не так уж велик, но стены в нем очень толстые. Чтобы взять его, нужна целая армия.

— И что нам делать?

— Ничего. Матерацци обожает девчонку. Он отдаст им то, что им нужно.

— Откуда ты знаешь, что им что-то нужно?

— Другого смысла не вижу.

— То, в чем видишь смысл ты, и в чем — Искупители, это небо и земля.

— Значит, у тебя появилась идея? Ну, насчет того, что все это значит.

— Нет.

— К тебе это не имеет отношения?

Кейл рассмеялся:

— Искупители — банда ублюдков, но неужели ты думаешь, что они действительно способны развязать войну с Мемфисом из-за трех мальчишек и толстой девчонки?

ИдрисПукке хмыкнул:

— Если ставить вопрос так, как это делаешь ты, — нет. Но с другой стороны, ты врал мне все эти последние два месяца.

— А кто ты такой, чтобы взыскивать правду?

— Лучший друг, какой у тебя есть.

— Неужели?

— Да, так уж случилось. Так ты ничего не хочешь мне сказать?

— Нет. — Тон, которым это было произнесено, пресекал любые дальнейшие разговоры.

Двадцать минут спустя они наткнулись на свежее кострище.

— Что думаешь? — спросил Кейл, глядя, как ИдрисПукке просеивает золу сквозь пальцы.

— Еще теплая. Несколько часов, не больше. — Он кивком указал на примятую траву и взрыхленную землю. — Сколько их, как ты думаешь?

Кейл вздохнул:

— Наверное, не меньше десяти, но не больше двадцати. Прости, я в этом плохо разбираюсь.

— Я тоже. — ИдрисПукке задумчиво и неуверенно огляделся. — Думаю, одному из нас нужно ехать обратно, чтобы сообщить Матерацци, каково положение вещей.

— Зачем? Это что, заставит их ехать быстрее? А даже если и заставит, что они станут делать, когда доберутся сюда? Стоит предпринять малейшее военное действие — и Искупители убьют ее. Они никогда не сдадутся, уж можешь мне поверить.

ИдрисПукке вздохнул:

— Ну, и что ты предлагаешь?

— Найти их и следить за ними, оставаясь незамеченными. Когда станет ясно, сколько их, мы решим, как поступить. Приведем маленький отряд Матерацци и все сделаем тихо. Вот что я думаю, пока мы их не засекли. Но все может оказаться по-иному.

ИдрисПукке шмыгнул носом и сплюнул на землю.

— Ладно. Ты их лучше знаешь.

Пять часов спустя начало темнеть. Кейл и ИдрисПукке забрались на вершину небольшого холма, находившегося как раз перед въездом на перевал Кортина — гигантскую расщелину в гранитной скале, которая знаменовала северную границу между владениями Искупителей и Матерацци.

С холма открывался вид на котловину глубиной футов двадцать и длиной ярдов восемьдесят, в которой они заметили шесть Искупителей, разбивавших лагерь. В центре группы сидела Арбелла Матерацци, вероятно, связанная, потому что она ни разу не пошевелилась за все время наблюдения. Минут через пять два Искупителя отошли к кустарнику, располагавшемуся в стороне, ярдах в двухстах.

— Если тебя удивляет, что их всего шестеро, то имей в виду: по крайней мере еще четверо наверняка несут караул по периметру. Одного верхового они послали в гарнизон, чтобы их встретили по другую сторону перевала.

— Я поскачу обратно и постараюсь найти отряд Матерацци, — сказал ИдрисПукке.

— Зачем?

— Если они недалеко, может, рискнут выступить в темноте. Пусть они по дороге лишатся даже половины лошадей — в конце концов, Искупителей здесь самое большее дюжина.

— А если вы не поспеете сюда до рассвета, они скроются на перевале, и тогда их уже не достать. И даже если нет, нападение при свете дня означает неминуемую смерть Для девушки. Мы остановим их до того, как они тронутся в путь, или никогда.

— Но нас всего двое, — напомнил ИдрисПукке.

— Да, — ответил Кейл, — но один из нас — я.

— Это же самоубийство.

— Если бы это было самоубийством, я бы на это не пошел.

— Тогда почему ты это предлагаешь?

Кейл пожал плечами:

— Если я спасу девушку, то Его Гнусность Маршал будет обязан мне до гробовой доски. Во всяком случае, достаточно обязан, чтобы дать денег — много денег — и отпустить.

— Куда?

— Куда-нибудь, где тепло, где есть хорошая еда и главное — как можно дальше от Искупителей, чтобы только не за край света.

— А твои друзья?

— Друзья? О, они тоже смогут уйти. Почему бы нет?

— Риск слишком велик. Лучше оставить ее в заложницах, а Матерацци сможет выкупить ее, отдав Искупителям то, чего они хотят.

— А почему ты так уверен, что она — заложница? — холодно и раздраженно спросил Кейл.

ИдрисПукке воззрился на него:

— Ну-ну, выкладывай, может, теперь наконец мы узнаем правду?

— Правда состоит в том, что вы думаете, будто Искупители похожи на вас — пусть более злобные и сумасшедшие, но такие же, будто то, чего хотите вы и чего хотят они, ну… основывается на одном и том же. Но это не так. — Он вздохнул. — Не скажу, что я их понимаю, нет. Я думал, что понимаю, пока не убил этот мешок дерьма, Пикарбо. Я рассказывал тебе, что сделал это, чтобы не дать ему, ну, как бы сказать, копаться во внутренностях девушки.

— То есть насиловать?

Кейл покраснел — ему не понравилось, что его поправили.

— Как ни назови, но он делал с ней вовсе не это. Он расчленял ее.

Тут Кейл во всех подробностях правдиво рассказал ИдрисуПукке, что случилось той ночью.

— Господь милосердный! — в ужасе воскликнул ИдрисПукке, когда он закончил. — Но зачем?!

— Понятия не имею. Вот поэтому я и сказал, что перестал думать, будто понимаю, что происходит в их грязных умишках.

— Но зачем им делать это с Арбеллой Матерацци?

— Говорю же: я не знаю. Может, они хотят посмотреть, как устроены женщины Матерацци, ну… — он запнулся, — изнутри. Не знаю. Но то, что они потребуют за нее денег, исключено. Это не в их правилах.

— Гораздо менее исключено, что они хотят вернуть тебя.

Кейл глотнул воздух, чтобы не рассмеяться.

— Они хотели бы устроить из моей казни показательный пример — ритуальный костер по всем правилам. И, не буду отрицать, они на многое пошли бы, чтобы заполучить меня, но начать войну с Матерацци из-за послушника?! Такого за тысячу лет ни разу не было. — Он мрачно ухмыльнулся. — Полагаю, Маршалу тоже это пришло в голову. Бьюсь об заклад, петух не успеет прокукарекать, как нас, всех четверых, уже будут везти в Святилище в порядке жеста доброй воли. Ты разве так не думаешь?

ИдрисПукке промолчал, потому что именно так он и подумал. Минуты две молчали оба.

— Да, риск есть. Но получиться может, — продолжил Кейл. — На нее мне наплевать, — солгал он, — я бы не стал рисковать жизнью ради испорченной соплячки Матерацци. Но если Искупители увезут ее, я потеряю все. А если мы ее отобьем — все приобрету. И ты, между прочим, тоже, не меньше меня. Единственное, что тебе надо сделать, это прикрыть меня. Если у меня ничего не выйдет, ты имеешь все шансы уйти. Кстати, давай смотреть правде в глаза: никто не скажет тебе спасибо, если выяснится, что ты ее нашел, но ничего не предпринял и позволил им ее увезти.

ИдрисПукке улыбнулся:

— Несправедливость жизни — лучший аргумент в споре. Хорошо. Рассказывай свой план.

— Всю жизнь, почти каждый день, Боско вколачивал в меня три слова: внезапность, жестокость, стремительность. Теперь он пожалеет, что делал это. — Кейл нарисовал в опавшей сухой хвое круг: — По этой окружности будет четверо часовых: на востоке, западе, юге и севере. Луны сегодня нет, поэтому придется ждать рассвета. Ты убьешь западного часового, как только сможешь его различить. После этого я прикончу южного. Тебе придется остаться на позиции западного часового, поскольку это единственное место, находящееся на расстоянии выстрела от скалы, к которой привязана девушка. Я вытащу ее оттуда, перерезав веревки. Ты умеешь кричать по-птичьи?

— Могу совой, — нерешительно сказал ИдрисПукке. — Но в этих местах совы не водятся.

— Искупители этого не знают. — Кейл помолчал. — А как кричит сова?

ИдрисПукке продемонстрировал.

— А что если часовой поднимет шум, когда я попытаюсь на него напасть?

— Попытаешься?! — потрясенно переспросил Кейл. — Никаких попыток быть не должно. И я не желаю слышать, что ты, мол, сделаешь все возможное. Напортачишь — и я покойник. Понял?

Задетый, ИдрисПукке с вызовом посмотрел на Кейла:

— За меня не беспокойся, парень.

— А я беспокоюсь. Итак, как только услышу твой сигнал, я убью часового на южной позиции. Минута уйдет на то, чтобы надеть его рясу. После этого я как можно спокойней войду в лагерь. Пока остальные часовые будут выяснять, что происходит…

— А почему бы сначала не убить всех четверых?

— Мы не сможем долго ползать вокруг, не выдав себя. Я предлагаю то, что наиболее безопасно. В лагере начнется суматоха, но я буду выглядеть так же, как все остальные. К тому же будет еще почти темно. Если ты хорошо сделаешь свое дело, много времени мне не понадобится.

— А что мне делать потом?

— Пока часовые на северной и восточной позициях не начнут стрелять, ты не сможешь определить, где они находятся. Но когда начнут, стреляй в ответ, не давай им поднять голову. Я оттащу девушку вон туда, за валун. Там они смогут достать нас только непосредственно сверху. — Кейл улыбнулся. — И вот тут начнется хитрость. Ты должен не дать им оказаться прямо над нами и позади нас, пока я не пробегу нужный отрезок. До тех пор, пока ты не дашь им занять твою позицию, девушка будет в безопасности. Как только я выбегу из-за выступа, мы окажемся двое на двое.

— Но это же сорок ярдов по открытой местности, причем последние пятнадцать — в гору. Если они хоть что-то умеют, у тебя не много шансов.

— Они многое умеют.

— А впрочем, чего я волнуюсь из-за этой самоубийственной пробежки — тебе ведь прежде нужно будет в одиночку убить шестерых вооруженных мужчин. Это же смешно! Нет, нужно ждать отряд Матерацци.

— Они убьют ее прежде, чем Матерацци до нее доберутся. Мой план — ее единственный шанс. Положись на меня: я сделаю все быстрей, чем рассказываю. Будет почти темно, они не будут ожидать нападения перед самым рассветом и не смогут отличить меня от своих. А когда поймут, что на них все-таки напали, подумают, что это Матерацци и что враг повсюду; ничего такого, что я придумал, им и в голову не придет.

— Потому что надо быть идиотом, чтобы в это поверить.

— Под угрозой окажется моя жизнь, не твоя.

— И девушкина.

— Девушкина чего-то стоит только в том случае, если ее освободителями станем мы. Без этого и ты — ничто, а то и хуже. Простой выбор, я бы сказал.

Шесть часов спустя ИдрисПукке стоял над телом убитого южного часового.

В былые времена ИдрисПукке командовал множеством сражений, в которых погибали тысячи людей. Но он давно уже не убивал человека лицом к лицу. Он задержал взгляд на остекленевших глазах, раздвинутых губах, оскаливших зубы, и задрожал всем телом. В результате попытка изобразить крик совы породила звук, способный вызвать сомнения у любого, кто когда-либо слышал, как кричит настоящая сова. Но не прошло и минуты, как он различил фигуру Кейла, бесшумно и медленно двигавшегося вниз по склону, чтобы оставшиеся часовые, если и заметят его, не насторожились.

Ужас охватил ИдрисаПукке при виде, казалось бы, совсем еще мальчика, спокойно приближающегося к шестерым спящим мужчинам.

Он не знал, чего ждать дальше, но того, что произошло, не мог бы и вообразить. Кейл обнажил свой короткий меч и мгновенно вонзил его в первого спящего, человек не успел ни шелохнуться, ни вскрикнуть. По-прежнему неторопливо Кейл подошел ко второму. Снова резкий мощный удар — и опять ни звука. Когда он приближался к третьему Искупителю, тот зашевелился и даже приподнял голову. Удар! Если человек и издал какой-то звук, то ИдрисПукке его не услышал. Кейл двинулся к четвертому, который уже сидел и, запрокинув голову, сонно таращился на него, озадаченный, но не испуганный. Быстрый удар клинком сверху вниз в горло, и Искупитель повалился навзничь с криком, сдавленным, но громким.

Проснулись пятый и шестой — опытные бойцы, закаленные во многих боях и привыкшие к неожиданностям. Первый из них закричал и бросился прямо на Кейла, целясь ему в голову коротким копьем; Кейл отразил удар, одновременно направив острие меча противнику в шею, но промахнулся, клинок прошел сквозь ухо. Мужчина взревел от боли и, корчась, упал на землю. Последний из шестерых, утратив обычное присутствие духа и позабыв весь свой многолетний бойцовский опыт, в ужасе глазел на товарища, судорожно хватавшего сухие листья, на глазах пропитывавшиеся кровью. Молча, парализованный страхом, неподвижный, как древесный ствол, он перевел взгляд на Кейла и успел увидеть, как тот молниеносным движением меча пробил ему грудину. Один лишь всхлип — и мужчина рухнул рядом с продолжавшим рычать от боли товарищем.

Впервые за все это время Кейл побежал, он направлялся к девушке, которая, проснувшись, стала свидетельницей трех последних убийств. Связанную по рукам и ногам, Кейл рывком поднял ее, перекинул через плечо и побежал, чтобы укрыться позади огромного валуна, прислонившись к которому она до того спала. Стрела просвистела мимо его левого уха и отрикошетила от скалы.

ИдрисПукке послал ответную стрелу. Последовал немедленный выстрел другого часового, стрела со свистом пронеслась сквозь крону дерева, за которым прятался ИдрисПукке.

В течение нескольких следующих минут стрелы беспрерывно летели с обеих сторон, но ИдрисПукке разгадал систему: один часовой ловил цель, другой прикрывал его. С каждой секундой становилось светлей, и шансы Кейла на успешный прорыв таяли. ИдрисуПукке пора было уходить, иначе он оказался бы загнанным в угол.

Кейл жестом показал Арбелле, чтобы она сидела тихо и не высовывалась, а затем, выбежав из-за валуна, бросился к месту, где начинался подъем из низины. ИдрисПукке, натянув тетиву, ждал, чтобы вражеский лучник выдал себя поспешным выстрелом, но тот был хитер и хладнокровен: он выжидал, пока Кейл добежит до подъема, где ему придется сбавить скорость и где в него будет легче попасть. Всего четыре секунды понадобилось Кейлу, чтобы перебежать равнинный участок, и вот он уже карабкается вверх, его руки и ноги утопают в сосновых иголках, толстым слоем покрывающих землю и замедляющих движение. Он уже одолел три четверти подъема, как вдруг поскользнулся на древесном корне, облепленном глиной, и, вцепившись руками в землю, замер, шаря ногами в поисках опоры. Это продолжалось не более секунды, однако темп был потерян, и лучник получил достаточно времени: стрела, словно оса, прожужжавшая над вазой с фруктами, ударила в Кейла в тот момент, когда он переваливал через гребень.

У ИдрисаПукке подскочило сердце — в сумерках трудно было увидеть, куда попала стрела, но звук — мягкий и твердый одновременно — он распознал безошибочно.

Теперь он сам оказался в беде, оставшись единственной заботой обоих стрелков. Сиди он неподвижно, шансы его невелики, но начни двигаться — они засекут его позицию, а потом, заняв ее, просто перевалят через гребень и прикончат девушку. Теперь, когда их осталось только двое, они наверняка это сделают. Окружавший его кустарник был густым, но то, что до сих пор служило укрытием только ему, теперь помогало прятаться и часовым. Сейчас все было на руку им, а не ему.

В течение следующих пяти минут много невеселых мыслей пронеслось у него в голове. Наводящий ужас факт приближения смерти и соблазн побежать. Если он умрет здесь, а это неминуемо, как подсказывал чертик, сидевший где-то в уголке сознания, девушку не ждет ничего хорошего — просто вместо одного будет два трупа. Но если он бросит ее, ему придется с этим жить. «Хотя, — искушал чертик, — с этим можно будет смириться. Живая собака лучше мертвого льва».

Так, воткнув меч в землю прямо перед собой и держа лук наготове, ИдрисПукке ждал, терзаясь мыслями, сменявшими друг друга в его мозгу. Ждал. Ждал…

Кейл был привычен к боли, но стрела, вонзившаяся чуть выше лопатки, причиняла такую боль, какой он прежде никогда не испытывал. Звук, вырывавшийся у него сквозь стиснутые зубы, напоминал скулеж, и никакое мужество, никакая сила воли не могли остановить его, равно как и кровь, теплой струей стекавшую по спине. Его начала бить дрожь, как в припадке. Потом он попытался сделать глубокий вдох, но горло перехватило спазмом. Нужно было сесть и попытаться восстановить самообладание, но он полз и полз, завывая, пока не потерял сознание. Очнувшись, он не знал, сколько времени прошло — секунды, минуты? Скоро за ним придут, и он должен встретить их стоя. Кейл подполз к сосне и, держась за нее, начал подниматься. Это оказалось невероятно трудно. Он передохнул, потом снова пополз вверх. Встань или тебе конец! Но единственное, что ему удалось сделать, это развернуться и прислониться к стволу здоровым плечом. Его вырвало, и он снова потерял сознание. Второй раз он очнулся от боли: Искупитель, стоявший ярдах в десяти от Кейла, швырнул в него камень размером с кулак.

— Думал, можешь прикинуться мертвым? — сказал он. — Где остальные?

— Что вы сказали? — Кейл знал: чтобы оставаться в сознании, надо говорить.

— Где остальные?

— Они там. — Он попытался поднять руку, чтобы указать направление, противоположное тому, где находился ИдрисПукке, но боль пронзила его, и он снова отключился. Еще один камень — и сознание вернулось.

— Что? Что?

— Где они, или следующую стрелу я пущу тебе промеж ног.

— Их двадцать… Я знаю Искупителя Боско… Это он послал меня…

Искупитель, уже решивший, что все равно не добьется толка от Кейла, и поднявший было лук, при упоминании имени Боско удивился. Откуда кому-то здесь знать о великом Лорде Воителе? Он опустил лук, и этого оказалось достаточно.

— Боско говорит… — Кейл начал бормотать что-то нечленораздельное, словно снова собирался вот-вот упасть в обморок, и Искупитель, ничего не подозревая, сделал несколько шагов вперед, чтобы услышать, что он говорит. Тогда Кейл сделал резкий выпад здоровой, левой рукой и засветил ему камнем точнехонько в лоб. У Искупителя закатились глаза, он разинул рот и рухнул на землю. Кейл снова потерял сознание.

ИдрисПукке по-прежнему ждал, оставаясь на маленьком неровном пятачке, замкнутом деревьями и кустами, достаточно густыми, чтобы ни он не видел, что происходит за его пределами, ни его никто не видел снаружи. У него за спиной находился тридцатифутовой высоты валун, у подножия которого, по другую сторону, все еще сидела, как он надеялся, Арбелла Матерацци. За кустами послышался слабый шорох. ИдрисПукке поднял лук, натянул тетиву и замер в ожидании. Внутрь круга влетел камень. ИдрисПукке инстинктивно едва не выпустил стрелу, на что и надеялся бросавший, но сдержался. Поводя луком туда-сюда, чтобы держать под контролем все пространство, откуда мог появиться стрелок, он дрожащим голосом крикнул:

— Иди сюда, твой шанс получить стрелу в живот будет половина на половину! — и тут же бесшумно метнулся на три шага в сторону, чтобы обмануть противника. Стрела со свистом прошила кусты, пролетела мимо ИдрисаПукке как раз на расстоянии тех самых трех шагов и исчезла за гребнем валуна. — Уходи, и мы не станем тебя преследовать! — Он молниеносно пригнулся и сместился в другую сторону. Еще одна стрела. И снова почти точно в то место, где он только что стоял. Подавать голос не следовало. Прошло двадцать секунд. Собственное дыхание так громко отдавалось в ушах ИдрисаПукке, что он был уверен: Искупитель тоже слышит его и знает, где он находится.

И тут с расстояния ярдов двухсот донесся высокий пронзительный крик боли и ужаса. Потом наступила тишина. Казалось, все вокруг замерло, только ветер шелестел в листве деревьев. Так продолжалось несколько минут.

— Это был твой друг, Искупитель. Теперь остался только ты, — крикнул ИдрисПукке, опять метнувшись в сторону. — Еще одна стрела. И снова мимо. — Беги прямо сейчас, мы не станем тебя догонять. Обещаю.

— Почему я должен тебе верить?

— Моему напарнику понадобится две или три минуты, чтобы добраться сюда. Он за меня поручится.

— Ладно. Согласен. Но попробуйте только нарушить договор — и, клянусь богом, я прихвачу с собой одного из вас.

ИдрисПукке решил не отвечать. Поскольку Кейл был где-то там, явно живой и очень злой, ему оставалось только ждать. На самом деле Кейл, снова потерявший сознание после того, как убил Искупителя, действительно пришел в себя, но был не в том состоянии, чтобы хоть что-то предпринять, не говоря уж о том, чтобы спешить на помощь ИдрисуПукке. Однако после десяти минут ожидания, когда тревога его достигла высшего накала, ИдрисПукке услышал справа из-за кустов тихий голос Кейла:

— ИдрисПукке, я собираюсь подойти и не хочу, чтобы ты снес мне голову.

«Слава богу», — мысленно произнес ИдрисПукке, опуская лук и ослабляя тетиву.

Довольно долго в кустах шла какая-то возня, потом Кейл предстал перед ним.

ИдрисПукке сел, сделал долгий выдох и стал шарить в кармане в поисках табака.

— Я уж думал, что ты мертв.

— Нет, — коротко ответил Кейл.

— Что там с часовым?

— Вот он действительно мертв.

ИдрисПукке мрачно рассмеялся:

— Ты осторожен и не делаешь ошибок.

— Я не знаю, что это значит.

— Не важно. — ИдрисПукке скатал тонкую сигарку и закурил. — Хочешь? — предложил он, взглядом показав на свою сигарку.

— Честно говоря, — сказал Кейл, — я не очень хорошо себя чувствую, — и упал лицом вниз, окончательно потеряв сознание.

Кейл не приходил в себя три недели и не раз за это время оказывался на пороге смерти. Отчасти это происходило из-за инфекции, привнесенной в рану наконечником стрелы, но главным образом из-за лечения дорогостоящих докторов, которые не отходили от него ни днем, ни ночью и чьи пагубно дурацкие методы (кровопускания, выскабливания, обливания) почти сделали то, чего не смогли сделать долгие годы жестокого обращения в Святилище. Эти горе-лекари и доконали бы его, если бы временное ослабление жара не позволило Кейлу на несколько часов прийти в себя. Открыв глаза и смутно сознавая, где он и что происходит, он увидел прямо перед собой старика в красной скуфейке, глядящего на него сверху вниз.

— Кто вы?

— Я доктор Ди, — ответил старик, после чего снова приставил острый и не очень чистый нож к вене под мышкой Кейла.

— Что вы делаете?! — воскликнул Кейл, отталкивая его руку.

— Спокойно, — бодрым голосом сказал старик. — У вас нехорошая рана в плече, она загноилась. Вам надо сделать кровопускание, чтобы вывести яд из организма. — Он снова взял Кейла за руку и попытался прижать ее.

— Отойди от меня прочь, чертов лунатик! — заорал Кейл, хотя он был так слаб, что крик обернулся не более чем шепотом.

— Лежи смирно, черт тебя дери! — завопил в ответ врач, и на счастье этот-то крик оказался слышен за дверью и встревожил ИдрисаПукке.

— Что происходит? — спросил он, появившись в дверях, и, увидев, что Кейл пришел в себя, воскликнул: — Слава богу! — Подойдя к кровати, он низко склонился над юношей: — Рад тебя видеть.

— Скажи этому старому ослу, чтобы убирался вон.

— Он — твой врач, он здесь, чтобы помочь тебе.

Кейл снова вырвал руку, зажмурившись от пронзившей его боли.

— Убери его от меня, — сказал он, — или, клянусь богом, я перережу глотку старому ублюдку.

ИдрисПукке сделал знак врачу удалиться, что тот и сделал с видом оскорбленного достоинства.

— Посмотри мою рану.

— Но я ничего не смыслю в медицине. Давай я позову доктора, пусть он посмотрит.

— Много крови я потерял?

— Да.

— Тогда мне не нужна помощь какого-то недоумка, чтобы потерять еще больше. — Он перевернулся на правый бок. — Скажи мне, какого она цвета?

Осторожно, хотя все равно невольно причиняя Кейлу сильную боль, ИдрисПукке оттянул грязную неряшливую повязку.

— В ней полно гноя, бледно-зеленого, а края красные. — Его лицо помрачнело, такие смертельные раны ему уже доводилось видеть.

Кейл вздохнул.

— Мне нужны трупные черви.

— Что?!

— Трупные черви. Я знаю, что делаю. Нужно штук двадцать. Промой их пять раз в чистой питьевой воде и принеси мне.

— Давай я приведу другого врача.

— Прошу тебя, ИдрисПукке. Если ты не сделаешь того, о чем я прошу, мне крышка. Пожалуйста.

Двадцать минут спустя, исполненный дурных предчувствий, ИдрисПукке вернулся с двумя десятками тщательно промытых червей, извлеченных из мертвого ворона, найденного в яме. Призвав на помощь служанку, он стал строго выполнять подробные указания Кейла:

— Чисто вымой руки, потом вымой их в кипяченой воде… Положи червей на рану. Наложи чистую повязку, чтобы она плотно прилегала к коже… Следи, чтобы я все время лежал на животе. Вливай в меня как можно больше воды… — После этого Кейл снова отключился и не приходил в себя четыре дня.

Когда он в следующий раз открыл глаза, ИдрисПукке сидел у его постели. Кейл увидел облегчение в его взгляде.

— Ну, как ты?

Кейл сделал несколько глубоких вдохов-выдохов.

— Неплохо. Я горячий?

ИдрисПукке потрогал его лоб.

— Не очень. Первые два дня ты просто горел.

— Сколько я проспал?

— Четыре дня, только вряд ли это можно назвать сном: большую часть этого времени ты был очень беспокойным. Сильно шумел. И тебя трудно было удержать на животе.

— Загляни под повязку. Чешется.

Неуверенно ИдрисПукке оттянул край повязки. То, что он увидел, заставило его поморщиться и даже фыркнуть от отвращения.

— Плохо? — взволнованно спросил Кейл.

— Господи милосердный!

— Что?!

— Гной исчез. И краснота тоже — почти. — ИдрисПукке посильней оттянул повязку — раскормленные черви подвое, по трое стали падать на постель. — Никогда ничего подобного не видел.

Кейл вздохнул с огромным облегчением.

— Выкинь этих червей и принеси других. Все сначала.

С этими словами он погрузился в глубокий сон.