Левиафан

Глава пятнадцатая

— Спросите его, откуда он знает имя Киро, — попросил Мэтью.

— Я спросил, — ответил Арканджело. — Он говорит… точнее, пишет, что, услышав имя Валериани, он вспомнил сон. То есть, кошмар.

— Давайте послушаем. — Хадсон бросил взгляд на Трователло, сидящего в кресле и безучастно глядящего на только что разожженный камин.

Снаружи снова начался дождь, но уже не такой сильный, как прошлой ночью. На этот раз не было ни грома, ни молний, ни звуков пушечных выстрелов.

Хадсон переоделся в чистую рубашку. Окровавленную он бросил в дальний угол комнаты, будто ставя символическую точку в своем болезненном прошлом. Мэтью последовал его примеру. Камилла и Профессор Фэлл стояли рядом, ожидая слов одноглазого священника.

Там, на вершине холма Арканджело произнес несколько слов и осенил крестом изуродованные трупы капитана Андрадо и несчастного солдата. За двух других солдат все сказали их пропавшие вещи и одна угнанная повозка. После смерти Андрадо они, вероятно, отринули идею о поиске якобы заколдованного зеркала и со всех ног поспешили назад тем же путем, которым прибыли сюда, в надежде сбежать от других грядущих сражений. Увидев единственную оставшуюся повозку, Хадсон озвучил Мэтью и Камилле свой вывод:

— Хм, вряд ли солдаты одумаются и вернутся к нам. Особенно учитывая, что их капитан мертв.

Никто не стал с ним спорить. Хадсон лишь надеялся, что, вернувшись в венецианскую гавань, солдаты не уговорят капитана корабля отбыть обратно в Альгеро, солгав, что все остальные погибли. Но с этим, так и или иначе, придется разбираться позже. Хадсон и остальные решили оставить эти проблемы на откуп будущему.

— Вы должны понимать, что я порой «слышу» Трователло без слов. По его движениям и по выражению лица, — сказал Арканджело. — Вскоре после того, как вы покинули Санто-Валлоне, и мы добрались до своего домика, Трователло стал… взволнованным. Очень. Какое-то время он расхаживал по комнате туда-сюда, а потом сел и уставился на пламя свечи. Он попросил перо, чернильницу и бумагу и написал то, что я вам показал.

— Вы говорите, он слышал имя Валериани в кошмаре? — спросил Мэтью.

— Он рассказал, что переживал его много раз. И каждый раз сон казался ему все более реальным. Он написал довольно много, я привез не все. Но суть сводилась к тому, что он был в комнате с другими мужчинами, и они произносили это имя. Трователло написал, что он был членом какого-то… equipaggio. Как это по-английски? Команды. Эти мужчины говорили не о Бразио Валериани, но Трователло отчетливо слышал имя Киро. — Арканджело перевел взгляд с Мэтью на Хадсона и обратно. — Это имя что-то значит для вас?

Мэтью проигнорировал вопрос.

— Что это был за кошмар? — поинтересовался он.

— В этом кошмаре человек-волк перерезал горло двум ягнятам изогнутым клинком. Трователло видел это снова и снова, и каждый раз… он просыпался с криком. Но только после того, как та женщина произнесла имя Валериани, он написал это. В конце записи он трижды написал слово «Лупо». На нашем языке это означает «волк».

— И это слово — «лупо» — что-то значит для него? — спросил Хадсон.

— Должно быть, да, потому что, когда он надавил на перо в третий раз, оно попросту сломалось.

— После этого он захотел пойти за нами? — продолжал спрашивать Хадсон.

— Да. Я собрал наши седельные сумки, и мы покинули деревню через несколько часов после вашего ухода.

— Значит, это ваш костер я видел. Вы были всего в двух милях от нашего лагеря.

Арканджело нахмурился.

— Костер? В ту ночь у нас не было костра.

— Никакого? Но… — Хадсон замолчал, его глаза сузились. — А вы видели еще кого-нибудь по дороге?

— Ни души.

Хадсон посмотрел на Мэтью и Камиллу.

— Значит, кто-то еще едет за нами. Возможно, за этими двумя тоже.

— Это все еще могут быть просто другие путники, — вновь не согласилась Камилла.

— Нет, что-то здесь не так. — Хадсон пошел к очагу и протянул руки к огню. Он бросил косой взгляд на Трователло, прежде чем снова посмотреть на горящие сосновые поленья. — Кто бы это ни был, он, должно быть, хорошо знает, где мы. Я думаю, нам стоит остаться здесь еще на одну ночь. Укрыться и вести наблюдение. Если Валериани в Баланеро, он никуда не денется еще некоторое время. Согласны?

— Меня это устраивает, — сказал Профессор.

Мэтью кивнул. Он заметил, что по возвращении из голландского лагеря Хадсон Грейтхауз изменился. Его голос стал громче, а в глазах появился блеск, напоминавший о том человеке, которым он был прежде. И Мэтью был страшно этому рад.

— Нам нужно позаботиться о лошадях, — сказал Хадсон. — Распрягите их и пустите пастись.

Две лошади, на которых приехали Арканджело и Трователло, были привязаны к столбу перед домом. Лошадь священника была гнедой, а кобыла Трователло — пегой. К седлу лошади Трователло было прикреплено что-то вроде деревянного упора для спины, чтобы всаднику было удобно. Хадсон предположил, что священник попросту держал поводья или привязывал их к своему седлу, чтобы вести кобылу за собой.

— У меня в седельной сумке есть кожаный мешочек с пером, маленькой чернильницей и бумагой, — сказал священник. — Я подумал, что, если мы догоним вас, и Трователло захочет что-то сказать, надо дать ему такую возможность.

— Он может писать ногой! Я бы хотел это увидеть! — воскликнул Профессор Фэлл.

— Я тоже, — добавил Мэтью. — У меня есть несколько вопросов, которые я хотел бы ему задать.

— Всему свое время, — жестом остановил их Арканджело. — Сначала… я хочу узнать об этом имени. Почему вы ищете этого человека?

— Камилла, вы не могли бы объяснить нашу цель? Пусть Профессор поможет, — попросил Хадсон. — Я думаю, он должен знать все. Это может быть нам полезно. Мэтью, давай посмотрим за лошадьми.

— Если вы откроете мою седельную сумку и принесете мешочек для писем, это тоже было бы полезно, — сказал священник. — Не могли бы вы присмотреть и за нашими лошадьми тоже?

Снаружи, распрягая лошадей для выпаса, Хадсон подолгу задерживал взгляд на туманной дороге, по которой они приехали. Она была пустынна, на ней не было ни души. Никакого подозрительного движения.

— Ты в порядке? — вдруг спросил он Мэтью.

— Думаю, да, — ответил тот.

Он слегка лукавил. Он был все еще потрясен видом Андрадо и солдата, разорванных на части. О том, насколько они с Хадсоном сами были близки к такой участи, и вовсе не стоило думать, чтобы не распалять пламя тревоги.

— А ты? — спросил Мэтью.

— Лучше, — последовал быстрый ответ. — Мне не нравится, что я видел огонь всего несколько секунд, прежде чем его либо потушили, либо спрятали, а священник никого не видел на дороге. Что касается того, что Трователло знает имя отца Бразио… поправь меня, если я ошибаюсь, но имя не произносили в таверне, не так ли?

— Не произносили.

— Мне это не нравится, — помрачнел Хадсон. — Если кто-то еще следит за нами, то он очень осторожен и старается не попадаться на глаза. И ты знаешь единственную причину, по которой за нами могут следить.

— Кто-то еще знает о зеркале, — сказал Мэтью. — Но он не знает, где найти Бразио. Так что… они надеются, что мы приведем их к нему. Но это похоже на абсурд, Хадсон! Кто еще знает, куда мы направляемся? — Ответ пришел к нему через мгновение после того, как он задал этот вопрос. — Виноторговец Менегетти. Но откуда он мог знать о зеркале?

— Это очень хороший вопрос, и у меня нет на него ответа. Что ж, пожалуй, мы пока ничего не можем сделать. Только ждать и наблюдать.

Когда лошадей распрягли, Хадсон подошел к седельной сумке священника, открыл ее и достал кожаный мешочек. Мэтью уже собирался вернуться на виллу, когда Хадсон окликнул его:

— Подожди минутку!

Мэтью остановился. Хадсон помедлил, прежде чем снова заговорить. Мэтью показалось, что он хочет сказать что-то очень важное, но не знает, как это выразить. Откашлявшись, он расправил плечи.

— Это прозвучит очень странно, но… это касается Камиллы. — Он снова помедлил.

— Продолжай, — подтолкнул Мэтью.

— Это касается Камиллы, — повторил Великий. — Мне кажется, я ее знаю.

Мэтью приподнял брови.

— В каком смысле?

— С первой минуты, как я увидел ее в тюрьме, и она заговорила… я подумал, что уже встречал эту женщину. Где-то. Но это же невозможно, не так ли?

— Неужели? — улыбнулся Мэтью. — Я уверен, что у тебя было множество приключений, о которых я ничего не знаю и не уверен, что хочу.

— Я могу заверить тебя, — с нажимом произнес Хадсон, — что я никогда в жизни не встречал Камиллу Эспазиель, и все же… у меня такое чувство, что она мне знакома.

— Может быть, ты встречал кого-то, кого она тебе напоминает?

— Нет, дело не в этом. Я бы запомнил, — он слабо улыбнулся. — Мэтью, я еще не настолько плох, чтобы такое забывать.

— Я ничего подобного и не говорил.

— И все же… ты думаешь, что испытывать такие чувства — это безумие?

— Я думаю, что всему находится логическое объяснение, — сказал Мэтью. — Возможно, ты просто прежде ни с чем таким не сталкивался.

Улыбка Хадсона угасла. Он пожал плечами и поднял взгляд к небу, чувствуя, как капли стекают по его лицу. Затем он направился к вилле с сумкой для писем в руке, и Мэтью последовал за ним.

Трователло все еще сидел на прежнем месте и мрачно смотрел на огонь. Арканджело подошел и встал рядом с ним. Камилла села на один из стульев. Профессор Фэлл нетерпеливо разрезал яблоко из запасов маленьким ножом с костяной ручкой.

— Нашел на кухне, — сказал он, демонстрируя лезвие. — Кто бы ни владел этим местом, уезжал он в спешке. В шкафах осталась посуда и всякая утварь.

— Эта информация пригодится, если мы захотим устроить банкет и пригласить в гости тех, кто, вероятно, наблюдает за нами из леса, — пробормотал Хадсон. Он отдал мешочек для писем Арканджело, выражение лица которого казалось Мэтью чем-то средним между недоверием и шоком. Вероятно, он все же услышал от Камиллы и Профессора историю о Киро Валериани и демоническом зеркале.

— Трователло сможет написать ответы на несколько вопросов? — спросил Мэтью.

Священник обратился к своему спутнику, который кивнул и поднялся со своего места. Когда принесли стол, Арканджело достал из сумки перо, коричневую глиняную чернильницу и три сложенных листа дешевой грубой бумаги.

— Принесите стул, — глухо попросил священник.

Когда стул поставили перед столом так, как хотел Арканджело, Трователло сел на него и положил ноги на стол. Арканджело снял с подопечного правый сапог, обнажив босую ногу. Он положил лист бумаги на стол и разгладил. Затем обмакнул перо в чернила и вложил его между большим и вторым пальцами ноги Трователло.

— Спрашивайте. Я переведу, — сказал Арканджело.

Камилла и Профессор Фэлл подошли ближе, чтобы посмотреть. Хадсон встал по другую сторону стола.

— Где в его сне находились люди, которые произносили имя Киро? — спросил Мэтью. Арканджело перевел.

Трователло согнул ногу в колене. Его движение лодыжки снова заставило Мэтью подумать, что в прошлом этот человек мог быть акробатом — настолько гибкими были его мышцы и сухожилия.

Он начал писать.

— Он говорит, что это было непонятно, — перевел священник, когда Трователло закончил. — Но, похоже, это было место встречи.

— Вы знали этих людей? Видели их лица? — спросил Мэтью.

Перо снова окунули в чернильницу и вложили между пальцами ноги Трователло.

— Он не помнит.

— Эти люди говорили о зеркале? — спросил Мэтью.

Перо продолжало царапать лист.

— О Киро Валериани. О зеркале он не помнит.

Мэтью собирался задать более опасный вопрос.

— Волк, который ходит, как человек… вы называете его Лупо, не так ли? У него есть другое имя?

Перо снова окунули в чернила и вложили между пальцев Трователло. Некоторое время он сидел неподвижно с пустым выражением лица.

— Другое имя, — повторил Мэтью и обратился к священнику, когда калека остался недвижим. — Он понимает, о чем я…

Нога изогнулась и кончик пера коснулся бумаги.

Священник оторвал взгляд от каракулей, когда его друг закончил.

— Убийца, — сказал он. — И он пишет «зверь». «Монстр». «Дьявол». И еще одно: «boia»

— Палач, — перевела Камилла.

— Да.

Арканджело и остальные отметили, что Трователло задрожал, хотя в комнате было тепло и влажно. Священник положил руку на его хрупкое плечо.

— Мэтью, — почти умоляюще обратился он, — нам обязательно продолжать?

— Последний вопрос. Спросите его… в его кошмаре были ли у ягнят, которых убил Лупо, имена?

— Пожалуйста, — Арканджело покачал головой, — не нужно продолжать это.

Голос Мэтью остался твердым. Он понимал, что это жестоко, но нужно было открыть царство, в которое Трователло боялся возвращаться.

— Нужно поднять камень, чтобы узнать, что под ним. Спросите его.

Священник колебался, опустив голову. Он еще раз окунул перо и вложил его обратно.

Трователло крепко сжал пальцы ног. Когда Арканджело задавал вопрос на их языке, он говорил тихо, словно это могло смягчить удар молота.

Нога и перо не двигались. Трователло сидел, уставившись на бумагу, как будто она стала его злейшим врагом. Затем нога задрожала, перо выпало, а лицо мужчины исказилось в гримасе воспоминания об ужасе. Из изувеченного рта донеслось резкое блеяние, перешедшее в отвратительный вой, и тут из его запавших глаз хлынули слезы, и он попытался встать со стула.

— Calmati! Calmati![38] — воскликнул Арканджело, схватив Трователло за плечи, пока тот продолжал биться в истерике. Священник бросил на Мэтью уничтожающий взгляд, наклонился вперед и прижался щекой к щеке своего друга, начав покачиваться взад и вперед, укачивая его, как осиротевшего ребенка.

Вскоре Трователло перестал дергаться, хотя и продолжал сотрясаться от рыданий.

— Пойдем прогуляемся, — сказал Арканджело на их языке.

Он надел ботинок на ногу Трователло, помог ему встать со стула и повел его через комнату в коридор.

— Что вы об этом думаете? — спросил Мэтью остальных, когда священник и Трователло ушли.

— То же, что и ты, дорогой мальчик. — Профессор Фэлл подошел к камину, бросил в него еще несколько сосновых шишек, чтобы затрещали красные языки пламени, и погрел руки. — Этот человек был членом преступной группировки. В наказание за какое-то нарушение ему отрезали руки и язык. Вероятно, всю его семью убили у него на глазах, а потом его самого бросили где-то умирать. Он — живое свидетельство того, как не стоит предавать одну из этих итальянских организаций, и, скорее всего, этот человек-волк в его кошмаре был палачом.

— Я чувствую кое-что еще, — сказала Камилла. Она просмотрела бумагу, на которой Трователло нацарапал свои ответы. — Я думаю, он пытается нам помочь. Он, очевидно, слышал имя Киро Валериани от людей, с которыми работал. И если с ним и правда все это сотворила преступная организация — а я в это верю — то он, вероятно, хочет отомстить.

— Это также означает, что они ищут Бразио и зеркало. Если кто-то из них выслеживает нас… что ж… они не будут дружелюбны, — заметил Хадсон.

— Мы с Хадсоном думаем, — дополнил Мэтью, — что за нами их мог послать Менегетти. Он единственный, кто знал, куда мы направляемся.

Камилла кивнула.

— Местные преступные группировки погрязли во множестве грязных дел. Вполне ожидаемо, что Менегетти отправил кому-то из них сообщение после нашего отъезда, — сказала она.

— Замечательно! — язвительно прокомментировал Фэлл. — Я пережил годы бандитских разборок в Англии, а теперь, когда я планирую спокойную старость, меня хочет убить итальянская банда!

— Пока еще нет. — Хадсон подошел и сел в кресло, в котором Трователло сидел у камина. — Не волнуйтесь, Профессор. Я вас защищу.

— Просто небесное благословение, не иначе! — хмыкнул Профессор.

Хадсон некоторое время молча смотрел на огонь. Наконец, он повернулся к Мэтью.

— Знаешь, мне кое-что любопытно. Если бы у тебя была команда для демона в зеркале, чего мы ты попросил?

— У меня бы ее не было. Это нелепо.

— А если представить. Какой бы была твоя команда? Учти, что это может быть что угодно.

— В этом мире или в Преисподней? — воскликнул Мэтью.

— В этом. Что бы это могло быть?

— Да, Мэтью, — поддержал Профессор. — Мою ты знаешь. Только теперь я решил, что мое прошлое не имеет значения. Где бы ни покоилась душа Темплтона, его не стоит беспокоить посредством твари из ада. А чего бы пожелал ты?

Это нелепо! — возмущенно подумал Мэтью. Однако все взгляды были устремлены на него, и он почувствовал, что должен ответить, чтобы удовлетворить всеобщее любопытство.

— Я бы хотел, чтобы мы с Берри поженились. И хочу вернуться в Нью-Йорк прямо сейчас. Но лучше всего, чтобы это сделал ангел, а не какой-нибудь демон из зеркала.

— Ты увиливаешь! — воскликнул Хадсон. — Все-таки, если из зеркала. Что бы это было?

Мэтью поразмыслил над этим, а затем решил.

— Я бы хотел, чтобы у меня была библиотека. И в ней были бы все когда-либо написанные книги, и, конечно, я мог бы читать на всех языках, древних и современных. И… гм… чтобы я не нуждался во сне.

— Ты и так мало спишь, — сказал Хадсон.

Мэтью устремил на Великого суровый взгляд.

— Итак, ты услышал мою команду. А какой была бы твоя? Способность победить десятерых одним мизинцем?

— Я уже могу это сделать.

— Так помечтай! Чего бы ты хотел?

— Ах, — вздохнул Хадсон, закрыв глаза. — Есть кое-что.

— Что?

— Я бы приказал… попросил… чтобы моя мечта сбылась.

Хадсон замолчал, и Мэтью решил его подтолкнуть.

— Ну же, не оставляй нас в неведении! О чем твоя мечта?

Его глаза открылись. Хадсон улыбнулся, и это была не просто улыбка. Казалось, его лицо было тайным хранилищем, за которым скрывался самый славный секрет.

— О, Мэтью, — сказал он, — у человека должна быть мечта, которую он держит при себе. Здесь. — Он дотронулся до своей груди над сердцем. — Если произнести ее вслух... это может ее разрушить.

— Он что-нибудь пил? — спросил Фэлл.

Хадсон посмотрел на Камиллу.

— Раз уж мы все предаемся фантазиям, чего бы вы хотели?

Камилла уставилась в пол. Всем уже казалось, что она не собирается отвечать, однако она заговорила. Голос ее был тихим, но Мэтью услышал в нем отголоски боли и гнева.

— Я бы попросила доказательства, — сказала она, — что мой отец не был безумным убийцей.

Глава шестнадцатая

Воцарившуюся тишину первым нарушил Профессор Фэлл.

— Не могли бы вы пояснить? — попросил он.

— Не могла бы. Простите, мне нужно на воздух. — Камилла встала и направилась к выходу из комнаты.

— Там еще льет, — напомнил ей Хадсон, но она не удостоила его ответом. — Хотите, я составлю вам компанию? — И снова ответа не последовало. — Не уходите далеко, — добавил Хадсон, но Камилла ушла, не слушая его.

Он проводил ее до открытой входной двери и встал там, наблюдая, как Камилла, скрестив руки на груди, шагает под свинцово-серым плачущим небом. Она остановилась и подняла голову к облакам. В этот момент Хадсон едва не сорвался с места, чтобы нагнать ее, но передумал, решив, что сейчас ей куда больше хочется побыть одной.

Он отошел, чтобы дать Камилле пространство… и время.

Ближе к вечеру Трователло свернулся калачиком в углу комнаты на одеяле, которое нашел в шкафу, и уснул. Профессор Фэлл тоже задремал в кресле. Камилла, вернувшись, поднялась по лестнице и продолжила изучать дом. Мэтью и Хадсон, переглянувшись, решили, что к докучливым расспросам она еще не готова. Арканджело нашел на кухне чайник и немного чая и, набрав воды из бочонка в повозке, заварил его с помощью крюка для котелка, висевшего над огнем. Из кухни принесли чашки, и священник налил Мэтью и Хадсону горячего напитка. Сам он подвинул стул поближе к огню и сел, потягивая чай и наблюдая за пляшущими языками пламени.

— Утром мы сможем снова отправиться в путь, — сказал Хадсон. — Отсюда дорога поворачивает на запад и, если Бог будет милостив, мы доберемся до Баланеро примерно за пять часов.

— Лично я надеюсь, что мы больше не увидим войны, — пробормотал Мэтью, сев на пол рядом с Арканджело.

— Так или иначе, нам придется рискнуть. — Хадсон перевел взгляд на священника. — Я надеюсь, что вы будете в безопасности, когда вернетесь в Санта-Валлоне.

— Вернемся? — Священник замер, не донеся чашку до рта. — Мы пока не собираемся возвращаться.

— Почему? — удивился Хадсон.

— Потому что, как бы мне ни было противно, мне тоже любопытно, что это за зеркало. То, что мы с Трователло услышали, похоже либо на бред сумасшедшего, либо на то, что Божья сила должна уничтожить. Я не говорю, что верю во все это, но я могу сказать вот что: в своей жизни я был свидетелем многих событий и встречал людей, которых можно было назвать… нечестивыми. Более того, злыми. — Лицо с повязкой на глазу раскраснелось и казалось почти оранжевым от бликов пламени. — Я знаю, что колодец зла практически бездонен. Он манит десятки людей такими же обещаниями, какое может дать это зеркало. Но в конце концов обещания оказываются пустыми. Они лишь способствуют распространению зла. Как чумы, которая передается от человека к человеку. Как человек божий — по-своему слабый, но пытающийся воспитать в себе добродетель, — могу ли я отвернуться, если такое зеркало действительно существует? Нет. Следовательно… мы с Трователло пойдем с вами.

Хадсону оставалось только пожать плечами.

— Я думаю, это все равно, что гнаться за диким ослом, но воля ваша. Меня гораздо меньше волнует демоническое зеркало, чем те, кто наблюдает за нами из леса. Они, должно быть, верят, что это зеркало настоящее, иначе не ждали бы, что мы приведем их к Бразио Валериани.

— Причем, он может действительно скрываться под именем Бразио Наскосто, а может, и нет, — напомнил Арканджело.

— Но если это и правда он, то он проделал долгий путь от дома своего отца в Салерно, — нахмурился Хадсон.

Мэтью наблюдал за тем, как священник медленно попивает чай, сидя у огня. Сейчас у него не было возможности задать мучающие его вопросы ни Камилле, ни Трователло, хотя его любопытство болезненно разгоралось. Приходилось довольствоваться малым, поэтому Мэтью обратился к Арканджело.

— Возможно, вы не захотите говорить об этом, но все же позволю себе спросить: как вы потеряли глаз?

— О, как раз об этом я могу говорить. Я даже больше не скучаю по нему. Это было очень давно. Я, кажется, упоминал о том, что осколок или обломок может нанести непоправимый ущерб. Полагаю, мне повезло, что я тогда не погиб. — Он слегка улыбнулся. — Так или иначе, после этого я стоял на коленях и молился Богу так неистово, как не мог бы ни один шестнадцатилетний парень. Это я вам точно могу сказать.

— Вы упоминали, что были юнгой.

— На нескольких кораблях, что курсировали между Венецией и Портсмутом. Возили пряности. Вы, англичане, обожаете перец, ваниль, шафран, чеснок, гвоздику и многое другое.

— Я всегда с удовольствием добавляю щепотку перца в свой суп, — пожал плечами Хадсон.

Мэтью усмехнулся.

— Когда я в последний раз пробовал твой суп, у меня чуть голову не снесло, — буркнул он и снова сосредоточился на священнике. — Вы попали в кораблекрушение?

— Мы угодили во владения дьявола. Я на своем опыте узнал, что штормы в Венецианском заливе порой бывают ужасающими. Особенно там, где залив мелеет и медленно переходит в болото. То было мое четвертое путешествие. У нас был молодой английский капитан. Кажется, он был родом из Фолкстона. Он не очень хорошо знал и эти воды, и эту погоду. Нас снесло с огромной скоростью, а мы пытались управлять парусами. Мы сели на мель к югу от Левиафана. Это старый римский маяк, но во время того шторма огонь погас, так что мы совсем ничего не видели.

Арканджело поморщился от воспоминаний и некоторое время помолчал, прежде чем продолжить.

— Я молился. Говорил, что, если выживу, отдам жизнь в руки Бога. Волны подбрасывали и кидали вниз, паруса рвались в клочья, а потом нос корабля ударился о скалы. Не знаю, с какой скоростью мы шли, но, казалось, передняя часть корабля просто взорвалась. Глаз мне выбило летящим обломком. У меня остались и другие шрамы с того крушения, просто некоторые из них не видны. — Он сделал еще одну паузу, чтобы отпить чаю, словно укрепляя свой дух. — На том судне были трудолюбивые, хорошие и честные люди, — сказал он. — Большинство из них утонули. Я вцепился в дверь камбуза и добрался до берега. Мы были так близко от него… Как сейчас помню название корабля — «Дар небес». — Он грустно усмехнулся, допил остатки чая в чашке, пожал плечами и сказал: — С другой стороны… что тебе в имени моем?

Вскоре опустилась ночь.

В комнату принесли еду: сушеную ветчину, сушеные сардины (от которых Мэтью решил отказаться), немного яблок и инжира, а также еще одну порцию чая.

Взяв с собой одну из масляных ламп, которые принесли из повозки, Камилла поела в другой комнате. Очевидно, она считала, что и так раскрыла слишком много, и не хотела потчевать любопытных попутчиков дополнительными подробностями. Арканджело накормил Трователло.

Когда огонь превратился в угли, все улеглись спать.

Уже через час Хадсон встал с места, которое выбрал на полу, взял слабо светящую лампу и тихо вышел из комнаты. Он поднялся по лестнице так же бесшумно и вошел в помещение, выходящее окнами на дорогу, ведущую на юг, откуда они приехали. Эта комната раньше была спальней… хотя одному Богу известно, сколько времени здесь уже никто не спал. К ней примыкал небольшой балкон, двойные двери которого сохранились в целости, хотя некоторые стекла были разбиты.

Хадсон еще раз прикрутил фитиль лампы, водрузил ее на стол, открыл двери и вышел наружу. Воздух после дождя стал прохладнее. Облака рассеялись. Над головой сияли звезды, демонстрируя небесное великолепие. Но звезды не интересовали Хадсона Грейтхауза — его взгляд был сосредоточен на лесе с южной стороны. Он ждал и наблюдал.

Никаких тревожных признаков не было.

Впрочем, это не имело значения: он знал, что они где-то там. Наверняка скоро они появятся.

Вдруг Хадсон почувствовал, что кто-то стоит прямо у него за спиной.

— Огня нет? — спросила Камилла. Ее голос звучал не громче тихого шелеста горящего фитиля.

Хадсон покачал головой. Повернувшись, он обнаружил Камиллу очень близко, двигаясь неслышно, как призрак. В ее зеленых глазах, устремленных прямо на него, Хадсон видел сияние звезд.

— Кажется, теперь есть, — таким же приглушенным голосом ответил он.

Кто кого поцеловал? Важно ли это?

Хадсон просто знал, что их губы соприкоснулись, и его сердце забилось, как у юноши, впервые решившегося на авантюру.

Поцелуй затянулся. Они отстранились друг от друга… и снова встретились. У Хадсона кружилась голова, он словно попал в другой мир. Тонул в ее глазах и погружался в них все глубже. В тот момент, когда она была так близко и ее тепло проникало в его тело, Хадсон подумал, что за все свои многочисленные встречи с женщинами он никогда не испытывал такого чувства… желания быть как можно ближе к ней. Это одновременно манило и пугало его, как никогда в жизни.

Кто первым взял кого за руку и направился к кровати?

Камилла начала расстегивать рубашку Хадсона. Он нервничал и дрожал, как будто был совсем неопытным любовником.

— Я не брился, — тихо сказал он.

Этот очевидный комментарий вызвал улыбку на ярком зеленоглазом лице. Хадсон попытался ответить тем же и почувствовал, как немеют кончики его пальцев. Неужели он забыл, как это делать? Или же на лифе и юбке Камиллы были пуговицы и застежки, которые сами собой застегивались и расстегивались? В присутствии этой женщины он превращался в неуклюжего, почти бестолкового идиота.

Когда они раздели друг друга и легли в постель, Хадсон подумал, что гибкость и сила ее прекрасного тела заставят его быстро прийти в себя. Но она не собиралась позволить этому случиться.

Хадсон не привык к тому, что инициативу проявляет женщина. Он привык к грубому, быстрому проникновению. К завоеванию, которое иногда оставляло синяки — и на нем, и на женщине. Обычно женщина бывала жертвой в его руках. Здесь же все было иначе. Здесь не было и речи ни о завоевании, ни о жертве. Здесь было нечто совершенно другое, и он не был уверен, что ему это нравится.

Она сама направила его в свое тело. Обычно он не нуждался в руководстве и свою цель чувствовал достаточно ясно. Но здесь… в ее тепле, пока она целовала его в шею, он был даже благодарен ей за это. Их уносило так далеко отсюда. Где они были в этом мире? О, да… где-то в Италии.

Хадсон не узнавал самого себя. Обычно он бывал груб, а сейчас… его толчки были не быстрыми, а медленными, уверенными и необычайно нежными. Время и мир растворились перед ним. Не осталось ничего, кроме этого момента. Он хотел, чтобы это длилось вечно.

Он смотрел на ее лицо, утопал в ее глазах и чувствовал, что они с этой женщиной созданы друг для друга. Еще через секунду все мысли исчезли, потому что им не было места здесь.

Камилла ахнула под ним и подалась вперед. Она прошептала его имя так, словно это была великая тайна.

Когда его тело содрогнулось в экстазе, ее тело отреагировало тем же. Она прижала его к себе, словно драгоценный подарок. Пока он расслаблялся в настигающей его неге, руки Камиллы гладили его бока и плечи, пальцы скользили по старым военным шрамам, которые он скрывал от посторонних глаз.

Наконец он отстранился от нее и перевернулся на спину. Камилла тут же взяла его за подбородок и поцеловала с пылкостью обжигающего огня, медленно превращающегося в мягкий прохладный туман.

Когда она заговорила, ее голос был тихим, она наклонилась к его уху.

— Я знаю тебя, — прошептала она.

— Лучше не скажешь, — ответил он так же тихо.

Она приподнялась на локтях, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Я хочу сказать… Я действительно знаю тебя. Я подумала об этом, когда впервые увидела тебя в тюрьме.

— Что? — Хадсон не поверил собственным ушам.

— Да, — настаивала Камилла. — Я тогда подумала: «Я знаю этого человека. Я уже встречала его раньше».

Хадсон решил, что пришло время рассказать ей о своих чувствах.

— Я тоже думал, что уже встречал тебя прежде, но это же невозможно. Где мы могли встречаться?

Она ответила не сразу.

— В другое время. В другом месте.

— Допустим, но когда и где?

— Сто лет назад, — проворковала она. — Тысячу лет назад. Но мы встречались и были вместе. Вот точно так же, как сейчас.

Хадсон пошевелился и повернулся, чтобы хорошо видеть ее лицо. Ее губы были влажными, а на лбу поблескивали капли пота.

— Как ты можешь объяснить это?

— Ты не веришь в души? — спросила она. — Я имею в виду… что души, которым суждено быть вместе, ищут друг друга и находят, лишь спустя время.

— Ты сейчас несешь чушь.

— Я верю, что мы знали друг друга где-то еще. Где-то в прошлом. Кто может знать, когда? С каждым днем, проведенным рядом с тобой, мне становилось все яснее, что я не ошиблась в первую минуту нашего знакомства, потому что это чувство становилось все сильнее и сильнее. Ты же тоже это чувствовал, не так ли?

Хадсон приглушенно усмехнулся.

— О… то есть, я был египетским царем, а ты царицей?

— Наоборот.

— Ты… была царем, а я царицей?

— Нет! — Она толкнула его локтем в ребра. — Мы оба могли бы быть крестьянами в средневековой французской деревне, а не членами королевской семьи. Это могло произойти где угодно и когда угодно. Сто лет назад мы, возможно, были учениками прусской школы. Может быть, мы были художниками в...

— Боже упаси меня от того, чтобы быть пруссаком! — перебил он. — Один из этих крыс чуть не убил Мэтью. А что до художеств… то я бы в жизни не сумел нарисовать ничего стоящего.

— Ты меня не слушаешь. Ну, допустим, ты мог быть королем, а я твоей королевой.

— Я король! — воскликнул он. — Продолжай, мне нравится эта часть.

— Я не одна верю, что души продолжают жить и после смерти. Это древнее поверье называется реинкарнацией.

Хадсон покачал головой.

— Только что я был королем, а теперь ты говоришь мне о смерти. Может, ты позволишь мне понаслаждаться короной хотя бы до утра?

— Это не колдовство и не суеверие, — продолжала рассуждать вслух Камилла. — Возможно, ты этого и не понимаешь, но это можно назвать… истинной верой в будущее.

Хадсон немного помолчал.

— Будущее, — тихо повторил он. — В моей жизни было много моментов, когда я думал, что больше не увижу рассвета. Я мечтал бы иметь будущее, в котором надежда побеждает страх. О, я никогда не боюсь. То есть… редко, — поспешил исправиться он. — Иногда боюсь, но нечасто.

Он произнес это с легкой улыбкой, вызвав ответную.

— Будущее, в котором есть цель, — задумчиво пробормотал он. — Путь, по которому нужно идти. Который ведет… куда-то. В этом и есть радость жизни, не так ли? Даже если цель неизвестна, ты знаешь, что, где бы ты ни оказался, ты там, где и должен быть.

— Я говорю именно об этом, — отважилась Камилла. — В глубине души я верю, что нам с тобой суждено быть вместе. Прямо здесь и прямо сейчас.

— А как же будущее? — спросил Хадсон, пристально вглядываясь в ее зеленые глаза.

— Я верю в это, — сказала она.

Хадсон откинулся на кровать. Это была приятная романтическая… фантазия. И все же у него и правда было ощущение, что он встречал и даже знал Камиллу прежде. Но… чтобы в другом времени? Это было за пределами его понимания. Неужели кто-то действительно верит в такое? Она говорила об этом, и на миг он подумал, что она тронулась умом. Или лжет. Кто может знать наверняка?

Камилла положила руку ему на грудь и поцеловала седую щеку.

— Ты еще не закончил, — прошептала она ему на ухо.

И вправду.

На рассвете Хадсон встал с кровати. Какое-то время он любовался Камиллой, лежавшей на тонкой итальянской простыне, едва прикрывавшей ее тело. Затем он надел бриджи и снова вышел на балкон. Солнце только вставало, небо было безоблачным.

Хадсон вдохнул утренний воздух и постоял, глядя на лес на юге. Он снова обдумывал слова Камиллы о душах, которые долго искали и нашли друг друга. Что их ждет? Просто ночь безудержного секса в заброшенной постели? Или же нечто большее?

Позволяя себе раствориться в этом мгновении, Хадсон подумал о том, что даже самая безумная фантазия может стать реальностью, если ты хочешь, чтобы она ею стала.

Хадсон отвлекся от своих мыслей, когда увидел короткую вспышку света в лесу примерно в полумиле от него. Он быстро отступил в комнату подальше от того, кто только что открыл подзорную трубу, линза которой отразила солнечный свет. Он вспомнил, что сам обронил подзорную трубу капитана Андрадо в лесу на холме и теперь проклинал себя за то, что не вернулся за ней.

Преследователи явно встали рано. Впрочем, возможно, кто-то из них караулил всю ночь.

Северный ветерок донес до Хадсона запах смерти и боя. Скоро стервятники налетят на непогребенные трупы и склюют куски разбросанной плоти. Хадсон чувствовал, что опасность совсем рядом. Возможно, именно сегодня она вцепится в них своими когтями.

Пора было собираться и отправляться в путь в Баланеро.

Если Бразио Валериани и впрямь был Бразио Наскосто, сыном Киро, знающим, где находится демоническое зеркало, этот день откроет истину. Хадсон подумал, что их преследователи тоже захотят услышать эту историю. Поэтому он решил поискать на кухне что-нибудь, что можно было бы использовать как оружие.

Глава семнадцатая

Хадсон держал вожжи, Камилла сидела рядом с ним. Повозка катилась на запад в сторону Баланеро, а за ней на лошадях следовали Арканджело и Трователло. Священник привязал лошадь подопечного к своему седлу. Трователло опирался спиной на специальную седельную опору, которую Арканджело соорудил для его безопасности и удобства во время путешествия.

Утро было ясным, небо посветлело, в воздухе разлилась приятная прохлада. Дорога поднималась вверх к крутым холмам, за которыми стелились глубокие долины.

Путники миновали несколько деревень, состоящих из простых сельских домов и ферм. Виноградников по пути больше не встречалось.

Внутри повозки сидел Профессор Фэлл, зажатый между двумя мешками с припасами, и листал «Малый Ключ Соломона», который ему передала Камилла. Рядом сидел Мэтью, внимательно наблюдая за ним и лениво пожевывая яблоко.

— Надеюсь, вы не думаете о том, что мне кажется, — не выдержав тишины, сказал он Профессору.

— Ни в коем случае, — быстро ответил Фэлл. — Но ты должен признать, мой мальчик, что это весьма захватывающее чтиво.

— Не могу с этим согласиться.

— Все эти предполагаемые демоны, их силы, печати, заклинания, — продолжал рассуждать старик. — Кто, по-твоему, мог все это собрать?

— Ну, на книге указано имя Соломона.

— Да, но я сомневаюсь, что у царя Соломона было время и желание собирать все это. Я бы предположил, что к работе приложили руку колдуны при его дворе. Возможно, книга писалась, скажем так, на круглом столе тех, кто интересовался сверхъестественным в ту пору.

— Или теми, у кого просто извращенное воображение, — буркнул Мэтью, откусывая еще кусок яблока.

Этим утром, когда Хадсон и Камилла спустились вниз, он как раз доедал яблоко и допивал остатки остывшего чая. Не нужно было обладать богатым воображением — ни извращенным, ни каким-либо другим, — чтобы понять, что Великий и охотница на ведьм не просто общались в комнате наверху. Мэтью был рад за Хадсона. Хвала Господу, он почти вернул себя прежнего, такого, каким был до проклятого острова Голгофа. Похоже, его поход к оранжевой голландской палатке с раненым солдатом на плече освободил его от груза прошлого, терзавшего его душу. Его глаза прояснились, вернулся здоровый цвет лица.

— Сколько раз вы его перечитали? — спросил Мэтью, возвращаясь к Профессору из своих мыслей.

Фэлл снял очки, протер их о рубашку и вернул обратно на переносицу, прежде чем ответить.

— Не меньше тридцати, хотя я и затрудняюсь назвать точную цифру. Я читал эту книгу так часто, что запомнил три печати и заклинания. Три существа, способные возвращать мертвых к жизни: король Паймон, граф Ботис и король Асмодей. Ты, должно быть помнишь, какое свое желание я отчаянно хотел осуществить.

— А сейчас вы точно уверены, что это желание испарилось?

— Более чем. Ты можешь не верить, но я примирился с собой, а это главное.

Мэтью тихо хмыкнул.

— В подземном мире, должно быть, идет постоянная борьба между этими королями, графами и тому подобными. В конце концов, внешний мир — это обитель ангелов, а не этих тварей.

Фэлл закрыл демоническую книгу и отложил ее в сторону.

— Я должен кое-что тебе сказать. Год назад я бы скорее перерезал себе горло, чем произнес подобное. Ты доставил мне столько неприятностей. Разрушил так много из того, что я построил. Я десятки раз хотел убить тебя самыми ужасными способами, какие только мог придумать.

— Возможно, вам стоит продолжать держать ваши искренние чувства при себе, — сказал Мэтью.

— Нет. Послушай меня. Выслушай. Я понял, — он сделал паузу, и по его лицу было видно, что ему и самому непросто продолжать этот разговор, — я понял, — наконец продолжил он, — что ты — молодой человек, подобного которому я прежде никогда не встречал. Твое отчаянное путешествие с Джулианом, чтобы спасти твою ненаглядную Берри, твоя непоколебимая преданность Хадсону, а потом… твоя клятва отыскать Бразио Валериани, которой ты остался верен… Все это поразило меня. Сколько раз вы с Берри могли сбежать там, в Лондоне? За вами никто не следил. Именно тогда я по-настоящему понял, что могу доверять тебе.

Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Мэтью показалось, что он вдыхал свежий воздух, и с каждым выдохом выпускал наружу своих старых призраков.

— Должен сказать тебе, — осторожно произнес Профессор Фэлл, бывший император преступного мира и заклятый враг всего, что Мэтью считал правильным, — что, если бы мой Темплтон выжил… если бы он вырос, я бы хотел, чтобы он был таким же сильным духом… и таким же хорошим, как Мэтью Корбетт. И это, дорогой мальчик, самый большой комплимент, который я кому-либо делал на этой земле.

Дорогой мальчик, — повторил Мэтью про себя. Когда Профессор прежде произносил эти слова, они казались почти забавными. Теперь же… они были тоскливым напоминанием о сыне, которого он потерял много лет назад.

— Спасибо, — Мэтью не знал, что еще может сказать в ответ, поэтому добавил, — сэр.

Примерно через час после начала путешествия Мэтью услышал, как Хадсон и Камилла тихо переговариваются за складками парусины, однако слов он не разбирал. О чем бы они ни говорили, звучало это… серьезно. Затем складки ткани разошлись в стороны, и Камилла проникла в заднюю часть повозки, оставив парусину приоткрытой на несколько дюймов.

— Мне нужно кое-что сказать тебе, и я хочу, чтобы Хадсон тоже это услышал. — Она посмотрела на Мэтью очень внимательно. — Ты спрашивал, чем я занимаюсь в качестве охотницы на ведьм. Я сказала тебе, что делаю то же самое, что делал мой отец, его отец, отец его отца и многие до него. Но… это не совсем так. Я говорила тебе, что поймала трех ведьм, что тоже было не совсем правдой. Теперь я хочу рассказать тебе, почему правительство Испании поручило мне эту миссию и какие у меня были мотивы, чтобы согласиться.

— Для меня это не имеет значения, — сказал Мэтью и тоже решил перейти на «ты», — у тебя свои собственные…

— Нет, позволь мне объяснить, — перебила она. — Это важно.

Мэтью подождал, пока Камилла успокоится, потому что, говоря это, она выглядела нешуточно взволнованной. Он подумал, что для нее было важнее рассказать это в присутствии Хадсона, но не Профессора Фэлла. Однако то, что старик тоже станет свидетелем ее откровений, похоже, не сильно ее заботило.

— Ты должен знать, — начала она, — что в моей стране до сих пор существует инквизиция. О… не такая, как раньше, с пыточными камерами и прочим, но в отношении религии она все еще… я бы сказала, что ее безумие продолжает дотлевать. Мой дедушка состоял в инквизиции. Мой отец пошел по его стопам, в результате чего потерял ориентиры и рассудок. Его звали Николас Себастьян Эспазиель, известный как Ла Эспита. На ваш язык это переводится как «копье», потому что копье было его излюбленным методом казней. Он запомнился тем, как в 1678 году он и его небольшая армия безумных последователей напали на баскскую деревню, в которой, по его мнению, процветало колдовство. Там он казнил сорок семь мужчин, женщин и детей. Детей повесили, женщин сожгли, а мужчин насадили на деревянные колья и оставили медленно умирать. Затем всю деревню подожгли, а руины засыпали солью. Репутация моего отца… скажем так, разделилась. Одни восхваляли его, другие ненавидели. В последние годы своей жизни Николас Себастьян стал неуравновешенным и боялся, что его разум захватят разгневанные духи тех, кого он казнил. Он выстрелил себе в голову из пистолета на глазах у меня и моей матери. Она так и не оправилась от того случая и умерла в больнице, выкрикивая проклятия в адрес сатанинских сил.

Мэтью попытался снова:

— Камилла, тебе не обязательно…

— Я пытаюсь объяснить тебе, — не унималась она, — почему, если мы найдем зеркало, оно не покинет пределов этой страны.

Мэтью молчал, а Профессор следил за ходом беседы с явным интересом. Хадсон тоже все это слышал, но предпочитал сосредотачивать свое внимание на управлении лошадьми и дороге.

— Из-за моего происхождения, — продолжила Камилла, — меня призвали — заставили — играть роль, которую я ни за что не согласилась бы играть по собственной воле. Я работаю на правительственных чиновников, которые хотят заставить инакомыслящих замолчать, ведь самый простой способ это сделать — объявить их одержимыми. Именно история моей семьи, хорошо известная во всех уголках Испании, подняла меня на этот уровень. Точнее… опустила. Мэтью, я говорила тебе, что изловила трех ведьм. Два человека, которых я так называю, были врагами государства, и по моим показаниям их казнили. Третий человек… отличался от них. Это была женщина из маленькой деревушки. Она продавала якобы волшебные зелья всем, кто готов был их купить, и проводила сатанинские ритуалы. Вдобавок ко всему, она заманивала детей из других деревень к себе. Полагаю, обещая им сладости, она убивала их и использовала их кровь и измельченные кости в своих зельях и заклинаниях. Была ли она настоящей ведьмой? Я не знаю, но она взывала к сатане, когда ей на плечи накинули веревку. Она убила не меньше восьми детей, насколько я смогла выяснить. Так что… как я уже сказала, она отличалась от остальных.

Камилла некоторое время помолчала, собираясь с мыслями. Ни Мэтью, ни Профессор не произносили ни слова. Когда она продолжила, ее голос задрожал, а лицо исказилось от боли и мучительного чувства вины.

— Два политических отступника, против которых я свидетельствовала… были обычными гражданами, которые бросали правительству вызов своими памфлетами. Мне заплатили за эту работу. Власти сказали мне, что, если я ее не выполню, то просто исчезну. Сначала я решительно отказывалась им помогать. Они отвели меня в одну из старых пыточных камер под очень известным собором и на примере пойманного воришки показали, что можно сделать с человеческим телом, прежде чем даровать ему милосердную смерть. Они хотели, чтобы я назвала себя Камиллой Эспазиель, дочерью Копья. И я это сделала.

Мэтью тяжело вздохнул, но не стал перебивать ее.

— Затем, — продолжила она, — их внимание привлекли зеркало и книга. — Она натянула пугающую кривую полуулыбку. — Тебе не кажется, что эта самая отвратительная из ироний? Государство, преследующее так называемых ведьм ради политической выгоды, заинтересовывается предметом, с помощью которого можно призвать силы Преисподней. — Ее улыбка угасла. — Я не знала, что делать с Андрадо и солдатами, — сказала она, — Андрадо было приказано привезти зеркало, если его найдут, а он был предан правительству, как безмозглая собака. Но теперь, когда его и остальных нет, я могу сделать то, что планировала. На что надеялась. Если мы найдем Бразио Валериани и зеркало, то оно покинет Италию. Оно должно быть уничтожено до того, как его сможет заполучить любое из правительств. Теперь, когда Андрадо больше нет, я могу вернуться в Альгеро и сообщить, что зеркало попросту не нашли, а также сфальсифицировать доказательства, что оно действительно было уничтожено много лет назад. Отправят ли они еще кого-то на поиски? Может быть. Вот, почему мы должны сделать так, чтобы следов зеркала никогда не нашли. Ты меня слышишь, Мэтью? Никогда.

Мэтью подождал, пока ее тяжелое дыхание успокоится. Она с трудом приходила в себя после этих явно тяжких воспоминаний.

— Значит, ты веришь, что сила зеркала может быть реальной? — спросил он.

— Я воздержусь от суждений на этот счет. Но, если мы его найдем, я должна сама его испытать.

— Что? Зачем? — встрепенулся Мэтью.

— Я же тебе сказала, я хочу знать, был ли мой отец безумным убийцей. Когда я была ребенком, а потом росла, мне казалось, что все жуткие истории о нем правдивы. Потом… после случая с той женщиной, что убивала детей… я подумала, что в мире есть чистое зло, природу которого я неспособна постичь. Да, в мире есть и человеческое зло, частью которого мне самой пришлось стать. Разумеется, Николас Себастьян Эспазиель мог казнить множество невинных душ. Но, возможно, некоторых из них называли ведьмами не просто так? Кто-то из этого легиона мог и вправду заключить сделку с Преисподней и получить силы в обмен на это? Ты говоришь, что человеческого зла в мире более чем достаточно, чтобы с ним бороться. Я с этим согласна. Но есть ли что-то еще? Что-то в самой глубокой тьме, что дергает за ниточки? Я должна знать, может ли это быть правдой. Я не смогу полностью оправдать Копье и считать его невиновным… но, если я встану перед этим зеркалом и получу ответ на свой зов, я буду знать, что мой отец мог быть не только безумным убийцей. По сути, я хочу взглянуть в лицо аду. И после этого я хочу уничтожить зеркало, чтобы ни одна живая душа никогда не смогла к нему прикоснуться.

— Вдохновляющая речь, синьорина, но в вашем меде засела муха, — сказал Профессор, прищурившись. — Что вы почувствуете, если ваш зов останется без ответа? Если это просто кусок стекла, который будет стоять там и смотреть на вас? Сойдете ли вы с ума в тот момент или попытаетесь наложить на себя руки из-за трагической истории вашего отца? — Камилла замешкалась, и Фэлл добавил: — Я бы сказал так: его история — не ваша. У вас одна фамилия, но, если говорить поэтично, у вас не одна вина на двоих. Так что… если зеркало — это просто кусок стекла, что тогда?

— Тогда я продолжу миссию, — твердо ответила она. — Кем бы ни был мой отец, я все еще его дочь. Мне надлежит вернуться в Испанию и подготовить отчет, которого от меня ждут. А после я уеду.

— А они позволят тебе уехать? — спросил Мэтью.

На это у Камиллы ответа не нашлось. Она отошла и вернулась на свое место рядом с Хадсоном.

Чуть позже полудня повозка свернула на другую дорогу, и Хадсон объявил:

— Мы прибыли.

Мэтью выглянул наружу и увидел довольно большую деревню — намного больше Санто-Валлоне, с центральной улицей и несколькими ответвлениями по обеим сторонам. Под ярким солнечным светом белые каменные домики с красными черепичными крышами и яркими навесами над дворами и садами казались еще насыщеннее. Несколько жителей, проходящих по улицам, с вежливым любопытством наблюдали за незнакомцами.

Мэтью заметил вывеску с изображением летящего белого голубя и сообразил, что это, должно быть, местная таверна. Справа, на боковой улице, стояла небольшая церковь, сложенная из коричневых и белых камней и увенчанная небольшой колокольней. В целом это была процветающая и густонаселенная деревня, и Мэтью возблагодарил звезды за то, что война не затронула, не сожгла и не разрушила это место.

Чуть дальше дорога шла под уклон и переходила в длинные ряды обширного виноградника, взбирающегося на дальние холмы. Повсюду виднелись крупные гроздья винограда, готовые к сбору урожая. Кажется, для этого в итальянском языке было специальное слово? Мэтью вспомнил.

Vendemmia.

Прохладный воздух на возвышенности наполнял пьянящим ароматом темную почву. Здесь пахло пышной зеленью, мускусом и свежестью. Мэтью подумал, что здешний воздух можно практически пить, настолько насыщенным он казался.

Внизу, где начинался виноградник, дорога вела к нескольким белым строениям. Вероятно, это были склады, офисы и тому подобное. Именно туда Хадсон и направил повозку. Арканджело и Трователло последовали за ними.

На винограднике обнаружилось несколько рабочих, но они, похоже, просто осматривали виноград. У самого большого из зданий, в котором, судя по всему, располагались кабинеты управляющего и бухгалтера, Камилла попросила Хадсона остановиться и вошла внутрь, чтобы расспросить о Бразио Наскосто. Она вернулась через несколько минут.

— У меня возникли небольшие проблемы с помощницей, но я убедила ее, что я родственница, которая хочет передать ему немного денег, оставшихся от покойного дядюшки Пьетро. Он закончил работу на сегодня и уже ушел домой, — сообщила Камилла. — Его дом находится выше по склону, у окон желтые рамы.

С этими словами Хадсон дернул вожжи, и повозка сделала небольшой круг, после чего снова выехала на главную дорогу. Они поднялись на холм вдоль сосновой изгороди, которая тянулась по всему винограднику. На вершине холма среди деревьев стояло с полдюжины домиков, а справа — тот, что с окнами в желтых рамах. Рядом с ним располагался амбар и небольшой загон для двух крепких на вид лошадей.

Хадсон остановил повозку перед домом, поставил ее на упор и начал подниматься с сиденья, однако Камилла остановила его, коснувшись его руки.

— Тебе лучше пока остаться здесь, — сказала она.

— Почему?

— Потому что ты производишь впечатление. Мы не хотим тревожить его больше, чем, вероятнее всего, и так встревожим, если это действительно Валериани. Мэтью, ты пойдешь со мной?

Пока Хадсон ждал на месте кучера, Профессор Фэлл пробрался меж складками парусины и занял место рядом с ним, а Арканджело и Трователло остались на своих местах, держась сразу за повозкой.

Когда Мэтью с Камиллой подошли к выкрашенный в желтый цвет входной двери, они почувствовали тепло солнца, пробивавшегося сквозь кроны деревьев. Отовсюду доносилась птичья симфония. Мэтью подумал, что если они и правда нашли нужного человека, то сегодня спокойная тихая жизнь Валериани бесповоротно изменится.

Камилла постучала в дверь.

Они подождали.

Дверь открылась. Из дома выглянул стройный мужчина с вьющимися черными волосами и светло-карими глазами за очками с квадратными линзами. Мэтью прикинул, что на вид ему около тридцати пяти. У него было приятное лицо с высоким лбом, узким римским носом, постриженными черными усами, слегка тронутыми сединой, и коротко подстриженной козлиной бородкой. Он перевел взгляд с Камиллы на Мэтью и обратно.

— Posso aiutarvi?[39] — спросил он.

Камилла заговорила с ним по-итальянски.

— Вы — Бразио Наскосто? — спросила она.

— Да, это я.

— Меня зовут Камилла Эспазиель, а это мой друг Мэтью Корбетт. Вы говорите по-английски?

— По-английски? Нет. — Глаза за стеклами очков высмотрели повозку и двух всадников. — В чем дело?

— Мы можем войти и поговорить с вами?

Мэтью заметил настороженность на лице мужчины. Он достаточно хорошо понимал язык, чтобы разобрать вопрос «В чем дело?».

— Нам нужно всего несколько минут вашего времени, — мягко сказала Камилла. — Пожалуйста.

— Думаю, нет, — ответил мужчина. — Хорошего вам дня.

Он начал закрывать дверь, но Мэтью уперся ботинком и не позволил этого сделать. В глазах мужчины вспыхнула искорка гнева.

— Tengo una pistola in casa![40] — сказал он.

Мэтью достаточно хорошо его понял.

— Спросите его, зачем он держит дома пистолет. Неужели здесь водятся опасные преступники?

Камилла предпочла не развивать эту тему.

— Мы проделали долгий путь, чтобы найти вас, — сказала она, стараясь держаться спокойно и мягко. — Вы можете быть уверены: если у нас получилось отыскать вас, то и у других получится, мастер Валериани.

Гнев выветрился с лица мужчины, оно сделалось совершенно пустым.

— Мадам, — сказал он, — я не знаю, за кого вы меня приняли, но вы ошиблись домом и обратились явно не к тому человеку. А теперь, пожалуйста… у меня на огне минестроне, так что…

— Испанское правительство хочет заполучить зеркало вашего отца, — перебила Камилла. — Я здесь для того, чтобы убедиться, что они его не получат. Я хочу, чтобы оно было уничтожено.

Мэтью почувствовал, как в воздухе зависает сомнение. Оно было его собственным. Что бы ни говорил этот человек, казалось, он собирался стоять на своей версии. Твердость его намерений укрепляла сомнения.

Я ошибся? После стольких лет усилий… мы действительно пошли по ложному пути, или…

— Я уверена, что вы создали себе прекрасную и убедительную биографию, — продолжала Камилла. — У этого молодого человека, что стоит рядом со мной, есть основания полагать, что вы прятались на винограднике, где выращивают Амароне. Полагаю, это почти созревший виноград? И вы выбрали себе новое имя: Бразио Наскосто! «Невидимый Бразио». Серьезно? Ваши намерения были понятны, но вам не хватило воображения. И вы до сих пор так сильно презираете своего отца, что решили выдумать себе новую личность и бежать из Салерно? — Мужчина молчал, и она сорвалась на крик: — Говорите!

В глазах мужчины плескалась ярость. Губы кривились.

— Вы сумасшедшая! Если не покинете мой дом через полминуты, я достану свой пистолет!

— Идите и возьмите его, — ответила Камилла. — Убедитесь, что он заряжен не на одного, а на двух, трех или десятерых незваных гостей. Или даже на сотню. Зеркало Киро Валериани приобрело широкую известность, и многие будут его искать. И вас тоже. С вашей стороны было бы разумно позволить нам сделать это первыми.

— Пятнадцать секунд, — сказал он. А потом посмотрел мимо Камиллы и выражение ярости на его лице сменилось недоумением. Мэтью оглянулся и увидел приближающегося Арканджело. Позади него плелся Трователло.

Священник остановился рядом с Мэтью и Камиллой и мягко сказал:

— Молодой человек, если вы тот, кого ищут эти люди, вам стоит выслушать, что они хотят сказать.

Мэтью увидел, как взгляд Бразио Наскосто замер на повязке на глазу священника и задержался на выжженном изображении креста. Последовало долгое молчание, во время которого на челюсти Наскосто играли желваки.

Наконец он горестно вздохнул.

— У меня здесь хорошая мирная жизнь. Зачем вам понадобилось искать меня?

Глава восемнадцатая

Бразио Валериани сидел за кухонным столом, лениво ковыряя еду в коричневой глиняной миске. Он выглядел так, как будто его никто не беспокоил. Казалось, ему было все равно, что его окружила свора незваных гостей, включая Хадсона, Сильву Арканджело, Трователло и Профессора Фэлла, развалившегося в удобном кресле из воловьей кожи с закрытыми глазами. Мэтью не знал, обращает ли Валериани вообще внимание на происходящее в его доме.

— Вы ведь понимаете, насколько опасен этот предмет, не так ли? — по-итальянски говорила Камилла, прислонившись к кухонному умывальнику на столешнице. — Уж вы-то должны это знать.

— Я не понимаю, что ты говоришь, — вмешался Хадсон, — но я хотел бы услышать, верит ли он в силу этой штуковины.

Валериани прервал трапезу, чтобы снова взглянуть на Трователло.

— Почему у этого человека нет рук? — спросил он Камиллу, прежде чем продолжить есть.

— Не обращайте на это внимание, — отмахнулась Камилла. — Так зеркало настоящее или нет?

— Да, зеркало настоящее.

— Вы понимаете, о чем я спрашиваю, — сказала Камилла, и это был не вопрос.

— Я понимаю, что лучше всего оставить его там, где оно есть.

Камилла удивленно приподняла брови.

— И где же это?

Прежде чем ответить, он проглотил еще две ложки.

— Там, где никто не сможет его найти. И… даже если случится невозможное, никто не узнает, какое это именно зеркало. Не отыщет его среди множества зеркал.

Хадсон раздраженно вздохнул. Его нервы были на пределе. Спустившись с места кучера, он заметил вспышку света в деревне и, посмотрев в ту сторону, заметил мужчину на темно-гнедой лошади, стоявшего перед деревенской таверной с подзорной трубой, направленной прямо сюда. Затем мужчина — очевидно, главный разведчик среди тех, кто следил за ними, — закрыл трубу, спешился и вошел в таверну. Там он наверняка спросит, кто живет в доме с желтыми оконными рамами на склоне холма и, возможно, предложит пару монет за информацию. Так все и начнется.

Хадсон коснулся пояса своих брюк, где на шнурке висел нож, который Профессор Фэлл нашел на кухне заброшенной виллы. В повозке Хадсона также был хороший мясницкий тесак, который он нашел в кухонном ящике. Он решил, что стоит сходить и взять его прямо сейчас — и к черту эту итальянскую болтовню.

Он вышел из дома, не сказав никому ни слова, и увидел, что разведчик уже уехал. Открыв сумку, он взял в руки тесак. Это могло напугать Валериани до смерти, но могло и развязать ему язык.

Когда он вернулся на кухню, ничего не изменилось. Судя по выражению лиц, никто даже не двигался все это время. Хадсон вошел и положил тесак на стол. Валериани отведал еще ложку своего блюда и отодвинул миску.

— Это для меня? — спросил он Камиллу, не изменив тона.

— Для чего это? — спросила она Хадсона.

— У нас могут быть гости. Профессор, мне не хочется нарушать ваш прекрасный сон, но не могли бы вы выйти на улицу и понаблюдать? Если кто-то начнет подниматься на холм, тут же возвращайтесь назад. Святой отец? — Хадсон повернулся к священнику. — Не могли бы вы съездить в таверну и узнать, не спрашивал ли кто-либо про жителя этого дома? Я хочу убедиться, прежде чем начать нервничать. Если сможете, опишите его и выясните, есть ли у него пистолет. С вами трактирщик, скорее всего, заговорит охотнее, чем с любым из нас. Вам не придется даже говорить ему, что вы священник. И привяжите свою лошадь за таверной, потому что, если они придут сюда, пока вы будете там, они узнают ее. Хорошо?

— Разве мне не следует остаться здесь и помочь? — спросил Арканджело.

— Лучшая помощь — сделать то, что я сказал. Помните: привяжите лошадь за таверной. Если кто-нибудь — кто угодно — появится на этой дороге, пока вы будете там, я не хочу, чтобы вы подставлялись. Просто оставайтесь в таверне. В противном случае, если дорога будет свободна, выбивайте искры из-под копыт лошади и возвращайтесь обратно. Понятно?

— Да.

— Само собой, если вы начнете спускаться и увидите, что кто-то поднимается, возвращайтесь.

Священник кивнул.

— Конечно.

Он направился к двери, почти поравнявшись с Профессором Фэллом. Однако прежде, чем он успел выйти, Трователло вдруг издал каркающий звук, отчаянно бросился вперед и обхватил священника изуродованными остатками рук.

— Мне придется взять моего друга с собой. Он не выносит, когда я нахожусь слишком далеко, — сообщил Арканджело Хадсону.

— Хорошо, как вам будет угодно, но действуйте быстро и помните, что я сказал о лошадях.

Все трое вышли из дома. Валериани встал со стула, прошел мимо Камиллы, взял с полки чашку, открыл маленький белый кувшинчик и налил себе темно-красного вина. Он отхлебнул немного и оглядел присутствующих с раздражающим спокойствием, которого Мэтью, конечно же, не разделял.

— Они придут ночью? — спросил Мэтью Великого, к которому, очевидно, вернулась способность принимать решения.

— Я жду их в любое время. У них есть нужная им информация, зачем им ждать до ночи? — Хадсон кивнул в сторону Камиллы. — Спроси у этого идиота, где его пистолет и заряжен ли он.

Камилла задала вопрос и перевела ответ:

— Он говорит, что пистолета нет.

— Замечательно! — кисло сказал Хадсон. — В доме есть какое-нибудь оружие, кроме того, что я принес?

На этот вопрос Валериани ответил:

— В шкафу в передней комнате лежит церемониальный меч, который мне подарили в награду за мою работу три года назад в Паппано. Это все. — Он поправил очки на носу и пристально посмотрел на Камиллу. — Мадам, вы принесли зло в мой дом?

Камилла перевела его слова о мече, прежде чем ответить:

— Не согласна с вами, Бразио. Зло в ваш дом принесло зеркало. Люди, которые хотят творить зло, жаждут его заполучить и скоро придут сюда. Вы действительно думаете, что такая работа вашего отца может кануть в безвестность?

— Это не только работа моего отца. Большая часть ее принадлежит Сенне Саластре. О, вы бы слышали, какие грандиозные планы он строил и какие давал обещания!

Наконец-то, — подумал Мэтью, — сквозь языковой барьер прорвалось пламя эмоций.

— О, я очень хорошо помню, с какими притязаниями он вклинился в работу отца! Он хотел познать непознанное! И он убедил моего отца помочь ему создать эту штуку! О, какая сила должна была из него вырваться! Какое богатство! Это зеркало должно было помочь узнать секреты, которых не знал ни один другой человек! — Валериани с такой силой опустил свою чашку на столешницу, что красное вино расплескалось во все стороны. — Мой отец был слаб до собственного любопытства! Колдун воспользовался этим, соблазнил и развратил его! И вот теперь сюда пришли вы! И говорите, что придут и другие, кто захочет причинить мне вред. Да, мадам, — он утвердительно кивнул, будто соглашаясь сам с собой, — вы принесли зло в мой дом.

Хадсон направился к шкафу. Он открыл его и увидел внутри прислоненную к стене рапиру с витой рукоятью и выгравированным на лезвии именем Бразио Наскосто. Лезвие выглядело потускневшим, но лучше, чем ничего. Потянувшись к рукояти, он уловил в собственной руке дрожь, взобравшуюся от кисти к плечу и заставившую мышцы дернуться. Сердце бешено заколотилось, и он почувствовал, как на затылке выступает пот. Перед его глазами воскресла сцена битвы с Бромом Фалькенбергом на проклятом болоте Голгофы. Воспоминания проносились с утроенной скоростью, как в наркотическом кошмаре. Хадсон не мог заставить свою руку сжать рукоять рапиры — сухожилия и мышцы сопротивлялись, как и сила воли. Он вспомнил, что сказал Мэтью, Камилле и Профессору на корабле, отплывающем из Альгеро. Он говорил, что больше никогда не сможет взять в руки настоящий меч. Это и правда так? Или же он просто поверил в это?

Как бы то ни было, он и впрямь не мог взять в руки рапиру.

— Мэтью! — позвал он. — Иди сюда!

Мэтью подошел. От него не укрылась надломленность его голоса.

— Возьми рапиру, — попросил Хадсон.

— Что? А почему ты не…

— Я сказал, возьми чертову рапиру! Ты справишься. Слышишь меня?

Мэтью взял рапиру из шкафа. На мгновение он запаниковал, потому что лицо Хадсона сделалось бледным, взгляд стал рассеянным, а на лбу выступил пот.

— Ты в порядке?

— Не спрашивай. Просто знай: теперь ты среди нас главный фехтовальщик.

Мэтью все понял. Дело было в воспоминании о том, как Хадсону пришлось убить своего друга. Возможно, рано или поздно он забудет об этом — на следующей неделе, в следующем месяце или в следующем году. Но именно в этот опасный час главным фехтовальщиком здесь и вправду был Мэтью Корбетт.

Хадсон на негнущихся ногах вернулся на кухню. Камилла сразу отметила, что он расстроен и даже начала что-то говорить, но он приподнял руку, призывая ее вернуться к разговору с Валериани.

В гостиной Мэтью коснулся кончика рапиры указательным пальцем и решил, что это достаточно хороший церемониальный клинок, но недостаточно острый, чтобы проткнуть головку сыра. Его настигла растерянность.

Валериани был аккуратно одет в рубашку в коричневую и белую полоску, коричневые брюки, белые чулки и коричневые сапоги. Его дом тоже был опрятным: чистая мебель, полка с книгами у камина. Похоже, он не был женат и не держал собак. Этот человек нашел свое место в мире, и, хотя он казался одиноким, явно считал, что отделался от зеркала и от воспоминаний о своем отце. А теперь его нашли. И кто бы ни преследовал его кроме команды из Альгеро, скоро они окажутся у двери и… что тогда? Что будет со всеми ними?

Мэтью взял рапиру и обернулся на кухню.

Он нашел Бразио Валериани. Действительно нашел. Но это не принесло ему радости.

Снаружи Профессор Фэлл наблюдал, как священник и его друг входят в таверну, позади которой привязали своих лошадей. Они вошли внутрь, Арканджело придержал дверь для Трователло. Не прошло и минуты, как по дороге промчалась большая черная лакированная карета, запряженная четверкой лошадей, на серой лошади ехал всадник в капюшоне, а за ним еще один мужчина на темно-гнедой лошади. Фэлл почувствовал себя так, будто его ударили в живот, когда карета на огромной скорости понеслась вверх по склону.

Он ворвался в дом.

— Они едут! — крикнул он. — Карета и двое всадников позади!

Хадсон схватил тесак и бросился мимо Мэтью к двери. На ней не было засова, а два окна в передней части дома были открыты.

— Идите на кухню! — скомандовал он Профессору. Тот, к его удивлению, двигался достаточно быстро.

Мэтью приблизился к Хадсону с рапирой, такой же бесполезной, как мечи-пустышки, которыми они сражались в тюрьме. Впрочем, «пустышку» можно было использовать хотя бы в качестве дубинки.

Камилла и Валериани вошли в комнату. Лицо Камиллы было напряженным, но внешне она сохраняла спокойствие. А вот Валериани явно занервничал, услышав о прибытии этих новых опасных гостей. Его лицо побледнело, глаза за очками расширились, а руки сжались так сильно, что побелели костяшки пальцев.

Через окно было видно, как огромная черная карета подъезжает к повозке. Лысый грузный кучер спрыгнул на землю. С этого ракурса не было видно ни дверей, ни двух всадников, о которых говорил Фэлл.

На мгновение воцарилась тишина, нарушаемая лишь фырканьем запыхавшихся лошадей. Затем раздался стук в дверь.

Пока они просто стучат.

Стучали почти нежно. Как будто маленькая пожилая леди постукивала костяшками пальцев по двери своей подруги-соседки. Хадсон подошел к дальнему окну, чтобы взглянуть, кто там стоит. Однако, когда он проходил мимо двери, ее с грохотом выбили, и он чуть не упал. Развернувшись ко входу, он увидел, как внутрь врывается чудовищная широкоплечая фигура в темно-синем плаще с капюшоном.

Хадсон инстинктивно взмахнул тесаком, и — лязг! — лезвие отскочило от металлической волчьей маски под капюшоном. Две руки в черных перчатках схватили его за рубашку и чуть не сорвали ее с него, когда подбросили его в воздух, как мешок с пшеницей. Хадсон налетел на стол и масляную лампу, разбившуюся вдребезги. Кости едва не сломались, тесак отлетел в сторону.

Мэтью парализовало от ужаса, когда человек-волк налетел на него гигантским вихрем. Он поднял рапиру, чтобы нанести удар, но рука в перчатке с ужасающей легкостью отбросила его руку в сторону, а в следующее мгновение другая рука опустилась на его правое плечо, и боль пронзила каждый нерв его тела. Он упал на колени и сквозь красную пелену увидел половицы. Еще одна рука — неужели у этого существа их три? — схватила его за загривок, подняла и отшвырнула в сторону. Черный ботинок с хрустом опустился на рапиру.

Лежа на полу и чувствуя себя раздавленным червяком, Мэтью заметил, что в комнату входят другие фигуры, а Камилла и Валериани отступают перед ними.

Хадсон сел среди обломков, голова у него шла кругом. Он почувствовал запах и вкус крови. Поднеся руку к носу, он увидел красное пятно, и прямо перед его лицом появился гротескного вида кот с высокими ушами, увенчанными темными кисточками. Глаза животного горели жаждой убийства, челюсти раскрылись, обнажая клыки, готовые впиться в окровавленную плоть.

— Никс! — окликнул женский голос. — Non ancora![41]

С этими словами незнакомка оттащила рысь от раненого и потерявшего сознание мужчины, дернув за кожаный поводок, прикрепленный к ошейнику с шипами.

Острая боль в плече сменилась пульсирующей, и в голове у Мэтью немного прояснилось. Он увидел, как движущиеся фигуры принимают человеческие очертания, за исключением странного кота на натянутом поводке, которого держала черноволосая женщина в красной куртке и серой юбке.

Впрочем, нет. Ее волосы были не совсем черными. С правой стороны головы они были рыжими. На ее пальцах сверкнули серебряные кольца, когда она оттащила упирающегося кота подальше от Хадсона.

Эти кольца… Мэтью где-то видел их прежде?

Кто-то протопал мимо него в сапогах. Мэтью начал подниматься на ноги, но его снова толкнули, и он остался лежать.

— Так… это и есть тот самый знаменитый человек? — Марс Скараманга говорил по-итальянски, приближаясь к Бразио и Камилле. — А ты — страшная охотница на ведьм?

Камилла ничего не ответила. Другая женщина подошла к ней вплотную и осмотрела с расстояния в несколько дюймов.

— Думаю, не такая уж и страшная. Лоренцо, вы с Пагани проверьте другие комнаты в этой очаровательной маленькой дыре.

Лысый кучер и русобородый верзила повиновались, в то время как стройный и жилистый телохранитель Ивано и верный палач Лупо в волчьей маске стояли над крупным мужчиной, которого отбросило в сторону. В кухне, куда вошли Лоренцо и Пагани, стоял какой-то старый чудак, прислонившись спиной к стене. За стеклами очков у него был свирепый, вызывающий взгляд, а в правой руке он сжимал небольшой нож.

— Давай, дедушка, — сказал Лоренцо с кривой ухмылкой. — Топай-ка отсюда к остальным.

Профессор не понимал языка, но прекрасно понимал интонации. Он стоял, не двигаясь с места. Лоренцо шагнул вперед.

— Не усложняй ситуацию. Ты уйдешь.

Он сделал еще два шага. Прежде чем он успел сделать третий, Профессор стиснул зубы, взмахнул ножом, взятым со стола, и Лоренцо отшатнулся назад. Из разрезанной на груди рубашке потекла кровь.

— Ха! — Пагани хрипло рассмеялся, показав серебряный зуб. — Старый дедушка хочет поиграть по-крупному!

— Ублюдок! Моя любимая рубашка!

Несмотря на легкое ранение, Лоренцо тоже рассмеялся. У него было много шрамов похуже, оставшихся от драк, где он показывал свою храбрость.

— Дедушка, — сказал он, вытаскивая свой нож с семидюймовым лезвием, — если ты не будешь вести себя хорошо, мы отрежем тебе нос и скормим его тебе же.

Профессор не знал, почему эти двое смеются, ведь он был вовсе не настроен шутить. Проявив силу, рожденную отчаянием, он перевернул кухонный стол и обрушил его на двух мужчин, использовав его одновременно в качестве щита и тарана.

Пагани принял на себя основной удар — один край стола сильно ударил его по губам и чуть не выбил еще один зуб, а Лоренцо увернулся, подошел к старику сзади, обхватил его за шею и — о святые! это было похоже на борьбу с извивающимся угрем! — приставил нож к мягкой и морщинистой коже у основания черепа.

— Не убивай его! — приказал Марс, стоя в коротком коридоре между гостиной и кухней. — Приведи его сюда! — Он увидел кровь на рубашке Лоренцо. — Господи, ты что, поскользнулся?

Пагани выкрутил старику руку с ножом, но тот не желал выпускать оружие. Он ударил кулаком по ребрам упрямого деда… пришлось ударить дважды. Старик дважды болезненно вздохнул, но и это не дало особого эффекта. Пагани наклонился вперед и впился в несчастную руку зубами. Нож выпал, хотя старик продолжал дергаться, исторгая поток ругательств на иностранном языке, похожем на английский. Очки свисали с одного уха.

Лоренцо быстро и неглубоко полоснул по правой руке проклятущего старика ножом, чтобы отомстить ему за ранение и дать понять, что дальнейшее сопротивление бесполезно. Позволив себе еще одну мелкую месть, он сорвал с него очки и раздавил их каблуком.

Стекающая по щеке кровь заставила Профессора усмехнуться.

— Они нужны мне, только чтобы не наступить на такое дерьмо, как ты.

— Эй, английский старикашка, — обратился Марс к нему на его языке. — Твои ругательства режут мне слух. Пойдем-ка поболтаем. — Он обратился к своим людям: —Приведите его.

Вдвоем они выволокли профессора Фэлла из кухни, что оказалось непростой задачей, поскольку старик упал на колени и стал неповоротливым, как якорная цепь. Не без труда его бросили на пол рядом с Мэтью.

Человек-волк стоял над Хадсоном, а Ивано достал пистолет из кобуры на бедре.

— Берегись дедушки! — предупредил их Лоренцо, хихикая: — Он думает, что он убийца!

Мэтью увидел кровь на лице Фэлла. Из-за шума драки на кухне он подумал, что долгие недели, проведенные на побережье и в бухтах Альгеро, наверняка придали Профессору сил. Но, к сожалению, одних сил было недостаточно, чтобы спасти положение.

Мэтью представил, как Берри стоит в углу и говорит: «Я же говорила тебе не делать этого». И все же он сделал то, что обещал. Теперь нужно было решить проблему и подумать, как все исправить… если им, конечно, удастся прожить достаточно долго. Для начала нужно было справиться со страхом, который царапал его затылок, словно эта проклятая большая кошка — рысь, не так ли? — сидела у него на спине. Мэтью читал и слышал об этих тварях, но никогда их не видел. Говорят, они чертовски свирепы. Кому захочется держать такую на поводке?

Успокойся, — приказал он себе. — Паника не принесет пользы ни тебе, ни кому бы то ни было.

На деле он даже думал, что страх вполне может привлечь к нему рысь, как бы сильно женщина с черно-рыжими волосами ни удерживала ее на поводке.

Он поднял голову и посмотрел на человека-волка, на котором под плащом с капюшоном был двубортный темно-синий сюртук с золотыми пуговицами и аккуратно завязанным белым галстуком, светло-коричневые бриджи, белые чулки на толстых ногах и черные сапоги. Настоящий щеголеватый монстр! Он стоял, уперев руки в боки, явно ожидая дальнейших распоряжений от хозяина, чья гладкая шевелюра была черной с правой стороны и красной с левой.

Мэтью вздрогнул, осознав, что перед ним волк, который ходит на двух ногах. Но это было невозможно! Какая связь могла быть между Трователло и этим зверем в металлической маске?

Он наблюдал, как человек-волк наклонился и поднял тесак. Такое острое и тяжелое лезвие могло стать подходящим инструментом, чтобы отрубить человеку руки. Впрочем, возможно, он использовал топор.

Имя, которое Трователло трижды написал на бумаге… в третий раз перо сломалось под давлением… чего? Не кошмара, а ужасных воспоминаний?

Имя…

— Лупо, — сказал Мэтью, и металлическая волчья морда тут же повернулась к нему.

Глава девятнадцатая

— Погасите огонь, глупцы! — сказал Марс Скараманга, когда черная карета с отрядом телохранителей подъехала к лагерю людей Дивиттори — Ламаккьи, Россоне и Галло.

Это было в первую ночь. Лагерь наемников располагался чуть севернее Санта-Валлоне.

Как только Марс заговорил, Лупо сорвал плащ с плеч Ламаккьи и накрыл им костер, у которого наемники грели свой кофе после долгой дневной поездки.

При виде знаменитого палача Семейства Скорпиона трое мужчин отпрянули, как будто узрели настоящего волка, мчащегося к ним через лес. Один его вид запросто мог заставить сильных мужчин упасть на колени и молить о пощаде, даже если они не подозревали, в чем именно провинились. Мелкие приспешники Семейства Скорпиона шептались, что таинственного Лупо никто никогда не видел без металлической маски, потому что он родился с изуродованным лицом. Другие говаривали, что Лупо носит маску, потому что так он скрывает свое лицо от Бога и святых. Третьи утверждали, что Лупо стал носить ее как защиту после самого первого убийства, потому что тогда кровь брызнула ему в глаза. Четвертые шептали, что таинственный Лупо и впрямь был наполовину волком, родившимся в результате причудливого смешения животного и человека, и он попросту понимал, что один его вид сведет любого с ума раньше, чем требуется. А видел ли кто-нибудь его руки без перчаток? Наверняка он носит их, чтобы скрыть грубую шерсть. В конце концов, не просто же так он ест только сырое, пропитанное кровью мясо!

Наемники были ошеломлены, когда это существо выступило из темноты и по приказу Марса Скараманги пожертвовало огню плащ Ламаккьи с бархатной подкладкой. Лишь после этого они осознали, что великий магистр собственной персоной стоит прямо здесь. Нельзя было возражать приказу — за это можно было умереть на месте.

Здесь же находилась и великая госпожа — на этой крестьянской лесной территории, так далеко от проблесков цивилизации. Ее устрашающая рысь на поводке была рядом с ней и жутко скалилась. Процессию завершали телохранители: Лоренцо, Пагани и Ивано — личные стражи Скарамангов.

Наемники не знали, что обо всем этом думать.

Великий магистр тем временем объявил, что команда Дивиттори освобождена от своих обязанностей. Им приказали собрать лагерь и покинуть это место на рассвете. Никто не посмел роптать по поводу своего отстранения и фактического понижения в должности.

С первыми лучами солнца они были уже в пути и направлялись к своим домам. Нельзя было сказать, что они этому не обрадовались.

Венера приказала Пагани проехать немного вперед, найти укрытие, воспользоваться подзорной трубой и доложить, когда добыча покинет свой лагерь. Отчет оказался необычным: Пагани увидел не только повозку, возвращающуюся на дорогу, но и две фигуры верхом на лошадях. Последние следовали за повозкой на расстоянии. Двое мужчин: один с длинными седыми волосами в плаще песочного цвета, другой…

— … странно, великий магистр и великая госпожа. Кажется, это какой-то калека. Он держится в седле странно, и первый ведет его лошадь под уздцы.

— Калека? — Марс нахмурился. — И что ты об этом скажешь?

— Я не уверен, сэр. Сначала я подумал, что это могут быть грабители, но, как только я рассмотрел второго, я подумал, что это нищие, которые следуют за группой из Санта-Валлоне.

— Это не могли быть грабители, — хмыкнула Венера. — Вы много знаете калечных воров? Да, должно быть, это нищие. И то, что они движутся по одной дороге, может быть простым совпадением. Наверное, они сбежали из Санта-Валлоне, спасаясь от клеймения, и теперь едут на север.

— Да, госпожа, — почтительно кивнул Пагани. — Я тоже так думаю. И все же… это странно.

— Почему? — спросил Марс.

— У них слишком хорошие лошади, — пожал плечами Пагани.

— Кто бы это ни был, — небрежно махнула рукой Венера, — они нас не интересуют.

Венера как раз собиралась спросить собравшихся в комнате людей, где эти гнусные попрошайки, которых видели следующими за повозкой. Зачем они прибыли сюда, к дому, принадлежащему некоему Бразио Наскосто. Однако имя Лупо, произнесенное молодым человеком — англичанином Корбеттом, как она предположила, — заставило ее осечься на полуслове. Венера трижды натянула поводок Никс, чтобы притянуть кошку ближе. Никс была мускулистой и тяжелой, но руки Венеры со временем стали достаточно сильными, чтобы справиться с ее весом.

Она заговорила с Корбеттом по-английски:

— Откуда тебе известно это имя?

И в самом деле, откуда? — спросил он себя. Его мысли бешено скакали с одной на другую.

— Я знаю латынь, — наскоро соврал он и сразу понял, что неубедительно.

— Как и я. Я так полагаю, ты хотел сказать, что на латыни это значит «волк», не так ли?

— Я просто ошибся, — сказал Мэтью, но по острому взгляду женщины понял, что она ему не поверила.

— Странная ошибка. Ты либо знаешь, как на латыни будет «волк», либо нет. Здесь что-то не так, но я не понимаю, что именно.

Марс недовольно фыркнул.

— Венера! Мы здесь не для того, чтобы учить языки!

— Конечно, нет, дорогой брат. — Она снова переключила внимание на Мэтью. — А где остальные двое? Седовласый и калека? Пагани видел здесь их лошадей.

Калека. Мэтью понял: Пагани действительно видел подпорку для седла Трователло, но мог и не увидеть издалека, что у него нет именно рук. Лупо. Палач. Так Трователло о нем написал. Могло ли это быть правдой? Это существо отрезало Трователло руки, вырвало ему язык и казнило… кого? Семью этого человека? Он сказал, ягнят. Стало быть, речь о детях?

В ответ на молчание Мэтью, Венера холодно сказала Лоренцо по-итальянски:

— Отрежь ему одно ухо.

— Их отослали прочь, — вмешалась Камилла, решив говорить по-английски, чтобы Мэтью и Хадсон тоже ее понимали.

— Правда? — Венера Холодно улыбнулась охотнице. — Странно, что мы не встретили их лошадей на дороге… учитывая, что путь отсюда всего один.

— Я отправил их в таверну, — сказал Хадсон. Он снова вытер окровавленный нос и повернулся так, чтобы сидеть, опираясь о стену. Осколок разбитой масляной лампы впился ему в ягодицу, но он не спешил ничего с этим делать. Он надеялся, что Арканджело и Трователло видели, как мимо проехала карета, и удалились в безопасное место. Эта карета была достаточно заметной, чтобы обратить на нее внимание. — Они присоединились к нам по дороге. Священник и…

— … его спутник, — быстро вставил Мэтью, прежде чем Хадсон успел сказать что-то еще. — Мы догадывались, что стоит ждать неприятностей, поэтому не захотели втягивать их в это.

— Неприятностей! — повторила Венера, улыбнувшись брату. — Он ведь еще и не знает, что такое неприятности, не так ли? Пагани! Scenda alla taverna e riporti indietro gli altri due![42] — Мужчина тут же вышел из дома и, судя по всему, отправился в таверну за Арканджело и Трователло.

Мэтью решил сменить тему.

— Красивые кольца, — сказал он с вяло наигранной похвалой. — А что вы сделали с остальными фрагментами его тела?

— Моя Никс должна что-то есть.

— Пожалуй, это была худшая еда, которая когда-либо попадала в желудок вашей кошки.

Не такой конец он пророчил Кардиналу Блэку. Он ожидал увидеть его качающимся на виселице, но такого… такого он не предполагал.

— Ты! Корбетт, не так ли? Мы здесь не для того, чтобы обсуждать латынь или еду кошки моей сестры. — Марс подошел к Бразио, и Венера отошла в сторону. Марс постучал по щеке мужчины указательным пальцем и заговорил по-итальянски: — А теперь ты скажешь нам, где зеркало.

— Какое зеркало?

— О, у меня сейчас голова разболится! — Марс похлопал Валериани по щеке, на этот раз всей ладонью. — Дорогой Бразио, у нас нет времени на глупости. Будь хорошим мальчиком, ладно? Давай начнем вот с чего: есть зеркало, которое создали твой отец и колдун Сенна Саластре. Так?

— Я хочу, чтобы вы покинули мой дом. Все до единого.

— Это не займет много времени, — заверил Марс сестру и слегка ударил Бразио по щеке. Взгляд великого магистра сделался жестким. — Ты же не представляешь, как утомительно путешествовать, правда? Мы слишком долго были в пути на территории, которую я предпочел бы никогда не видеть. Вокруг нас шла война. Это была отнюдь не увеселительная поездка. Жить в одной палатке с сестрой — это не то, что я называю отдыхом, а эта чертова кошка рычит днем и ночью. Так что ты должен понимать, что я не в настроении. Поэтому я спрошу вот что: что для тебя значит слово «Левиафан»?

Когда Валериани не ответил, Марс наклонился ближе к нему и прокричал:

— Левиафан! Это что-то важное! Так или нет?

Мэтью услышал слово «leviatano». Если он не ошибся в переводе, это означало «левиафан». При чем здесь это?

Он вспомнил, что Сильва Арканджело рассказывал о кораблекрушении, из-за которого он лишился глаза. Корабль сел на мель к югу от старого римского маяка Левиафана, на котором во время шторма погас огонь. А затем Мэтью вспомнил слова Бразио Валериани, которые перевела Камилла: «Там, где никто не сможет его найти. И… даже если случится невозможное, никто не узнает, какое это именно зеркало. Не отыщет его среди множества зеркал».

Судя по тому, что Мэтью уловил и понял, в старых римских маяках за сигнальным огнем располагается полукруг зеркал, чтобы отраженный свет распространялся на достаточное расстояние. Так строили маяки еще с древних времен. Одно зеркало среди многих других, расположенное за огнем. Неужели Валериани оставил свое зеркало там? Никто бы и впрямь не догадался. Почему Бразио говорил «если случится невозможное»? Не потому ли, что маяк заброшен?

И все же это тычок пальцем в небо.

Если Хадсон и Профессор Фэлл что-то и заподозрили, они никак не дали этого понять. Камилла выходила из комнаты, когда Арканджело рассказывал свою историю, так что о кораблекрушении она ничего не знала.

Мэтью опустил голову, пытаясь понять, о чем идет речь, из своих познаний в латыни.

— Ты все усложняешь. — Марс принялся поправлять воротник рубашки Бразио. — Это не обязательное условие, но мы можем превратить твою жизнь в такой ад, который и не приснится никакому духу из зеркала! Лупо! Отведи его на кухню и верни там стол на место. Подготовь его. Мы хотим, чтобы нашему другу было удобно. О, и не забудь мясницкий нож.

— И ты, — обратилась Венера к Камилле, — у тебя есть книга. Где она?

— Какая книга?

— Да что же это такое! — Венера покачала головой в притворном сочувствии. — Так хотите почувствовать боль? Мы найдем книгу, не волнуйтесь. Все на кухню! Ивано, взведи курок, прижми пистолет к спине здоровяка и веди его! — Ее черные, как смоль, глаза обратились к Мэтью, и она проворковала: — А с тобой, красавчик, у нас будут какие-то проблемы?

— Никаких, — только и выдавил он, поднимаясь на ноги. Его правое плечо онемело.

Похоже, перед тем как стать кошачьим кормом, Кардинал Блэк все рассказал этим людям. Логика подсказывала, что его схватили, как только он вышел из гостиницы и отвезли в место для допросов. Возможно, его даже похитила эта самая женщина. А кто рассказал этим двоим о поисках Валериани? Это мог быть только торговец Менегетти.

Тем временем женщина снова заговорила по-английски.

— Дедушка, вставай. Только не надо старых трюков, иначе придется выбить из твоего рта остатки зубов.

Профессор Фэлл встал и холодно улыбнулся ей.

— Все мои зубы настоящие, мадам. Вы даже не заметите, как я обведу вас вокруг пальца.

— О, браво! Проходи, пожалуйста.

На кухне Лупо одной рукой в перчатке усадил Бразио на стул за столом, который поставил обратно после выходки профессора, а рядом с пленником положил нож для разделки мяса. Палач застыл, ожидая дальнейших указаний.

— Мы немного подождем, пока синьор поразмыслит о своем будущем без пальцев, — сказал Марс, обращаясь к присутствующим по-английски. — А Пагани пусть пока приведет остальных двоих.

— Я не знаю ни о каком зеркале! — закричал Бразио, поняв, для чего понадобился нож, но его никто не слушал. Лупо продолжал держать его за плечо, не давая уйти.

— И к какой из местных воровских шаек ты принадлежишь? — спросил Фэлл Марса, вытирая кровь со щеки рукавом рубашки.

— Не оскорбляй меня, дедушка. У тебя и так достаточно проблем.

— А, так, значит, ты из большой организации. Из какой именно?

Марс повернулся к Мэтью с почти болезненным выражением лица.

— Ты можешь заставить этого надоедливого червяка заткнуться?

— Хороший вопрос, — задумался Мэтью. — Позвольте встречный. Мое имя вы знаете. А как зовут вас?

— Зачем тебе это? Чтобы благословить меня перед сном?

— Я Венера, — сказала женщина. На вкус Мэтью, это прозвучало чересчур драматично. Похоже, она хотела, чтобы Мэтью по одному имени понял, что все это значит. К тому же, она явно была уверена, что имя чрезвычайно ей подходило. — А моего брата зовут Марс Скараманга.

— Рад познакомиться, — буркнул Хадсон. — Мы позаботимся о том, чтобы ваши имена были правильно написаны на могильных камнях.

— Только послушай этих людей! — улыбнулся Марс, покачав головой. — Их положение безнадежно, а они ведут себя так, будто мы просто прогуливаемся по Большому Каналу. Так забавно!

Развлечение Марса Скараманги закончилось, когда Пагани вернулся в комнату и начал отчет.

— Священник — седовласый мужчина с повязкой на глазу — и человек без рук…

— Что?! — перебил Марс. — Человек без рук?

— Да, магистр. Они оба ушли, мы разузнали в таверне.

— Но мы не видели лошадей!

Пагани пожал плечами. Так или иначе, те двое исчезли.

Марс пристально посмотрел на сестру.

— Человек без рук, — прошипел он. — Это мог быть он? Ты помнишь? Нунция.

— Этого не может быть! — скривилась она. — Его же бросили в болото!

— Да, но был ли он мертв?

— Я не знаю. Но разве можно пережить такое? Никто бы не смог! — Взгляд Венеры метнулся к Мэтью, который понятия не имел, о чем идет речь. Она требовательно спросила: — Человек без рук! Он мог говорить?

Стало быть, они поняли, кто он. Мэтью собрал в себе остатки мужества.

— Говорить? Да. Он много раз молился вместе со священником. А еще он очень сладко пел.

— Он лжет, — прошипела Венера.

— Какая, черт возьми, разница? — На щеках Марса проступили красные пятна. — Поет он или нет, мне плевать, я здесь не для того, чтобы слушать оперу от безрукого калеки! Эти двое ушли и черт с ними. У нас есть Бразио Валериани, и теперь мы заберем зеркало! — Он свирепо посмотрел на Лупо и снова заговорил на родном языке: — Отруби ему палец!

С хриплым криком Бразио попытался встать, но рука человека-волка прижала его сильнее. Прежде, чем несчастный успел сжать кулак, тесак опустился, и указательный палец его левой руки полетел через стол, окрашивая столешницу в багровый. Бразио закричал, на его лице выступил пот, и он ударился головой о забрызганное кровью дерево.

— А он думал, что мы тут в игры играем, — улыбнулся Марс, посмотрев на Мэтью. — Сейчас не время для игр, англичанин.

К ужасу Хадсона, Мэтью и Камиллы Венера Скараманга подняла отрубленный палец и бросила его в угол. Рысь тут же попыталась добраться до него, едва не вырвав из рук хозяйки поводок. Она вцепилась в палец клыками и с хрустом проглотила его. Горящие глаза смотрели на тех, кто в страхе таращился на нее. Спокойствие сохранял только Профессор Фэлл, который сам проделывал такое не единожды.

— Я бы не советовала смотреть на нее, пока она ест, — проворковала Венера. — Ее это злит.

Этой угрозе все решили внять, не желая столкнуться с разъяренной рысью. Но… куда смотреть? На кровоточащую руку Бразио Валериани? На обагрившееся лезвие в руках человека-волка или на его бесстрастную маску?

Хадсон отодвинулся от Ивано на несколько дюймов, не сводя взгляда с взведенного кремниевого пистолета.

— Тебе лучше убрать это, пока кто-нибудь не пострадал.

Ивано, разумеется, ничего не понял по-английски, поэтому лишь слегка усмехнулся.

— Разбуди его, — скомандовал Марс по-итальянски, не обращаясь ни к кому конкретному. Он сорвал с жертвы очки и отбросил их в сторону.

Лоренцо нашел котелок с недавним обедом Бразио и вылил содержимое прямо на лицо мужчины. Бразио задрожал и закашлялся. С тяжелым стоном он начал подниматься из мучительной бездны в еще более мучительную реальность. Открывшиеся глаза были опухшими и раскрасневшимися. Он в отчаянии оглядел комнату в поисках помощи, но тут же снова зажмурился, увидев свою изуродованную руку.

— Ты можешь избавить себя от боли, — сказал ему Марс успокаивающим тоном. — Просто скажи нам, где зеркало, и остальные девять пальцев останутся при тебе. Неужели это так страшно?

— Пожалуйста… — пролепетал Бразио. — Пожалуйста… зеркало… вы понятия не имеете, что оно такое… на что оно способно. Пожалуйста.

— Нам прекрасно известно, что это и на что оно способно. Зачем бы мы иначе пришли к тебе? И эти люди тоже знают. О, это не такой уж и секрет. Итак, ты ведь его где-то спрятал, не так ли? Пока я спрашиваю тебя об этом, как один цивилизованный человек другого. Но все может быстро измениться, и эти перемены будут не в твою пользу.

— Я его уничтожил! Его нет! Клянусь, я его уничтожил! — застонал Валериани.

— Но, согласно нашей информации от Нерио Бьянки, который был учеником Сенны Саластре, его невозможно уничтожить. По крайней мере, Бьянки утверждал, что сам колдун сказал ему об этом. Разве ваш отец не потерпел неудачу, пытаясь это сделать? О, Бьянки сказал, что ваш отец разбил его, но вынужден был воссоздать стекло, и Саластре помог ему. Нерио Бьянки рассказал моей сестре все, что знал, прежде чем она выколола ему глаза и познакомила со своей «Железной Девой». Зачем такому умному и талантливому колдуну, как Нерио Бьянки, лгать, чувствуя шипы у себя в груди? Видишь, Бразио? Никто не лжет моей сестре, когда она хочет узнать правду.

Он прав, — размышляла Венера, стоя и наблюдая за этой притворно вежливой беседой. Ее сердце забилось чаще в предвкушении будущих действий тесака. Она не сомневалась, что его используют еще раз, и испытала легкое головокружение, как будто выпила слишком много вина. Упоминание о Нерио Бьянки вернуло ее к приятным воспоминаниям. Она почувствовала, как на затылке выступает пот, как он собирается в ложбинке над бедрами. Ее нервы напоминали пороховую бочку, а потом она посмотрела на свои руки.

Под сиянием странных колец Блэка они вдруг превратились в скрюченные лапы старой карги.

Ей захотелось закричать от ужаса. Пришлось почти до крови прикусить губу, чтобы сдержаться. Кожа на ее руках стала серой, как погребальный саван и сморщилась древним пергаментом. Спрятав руки в шелковых рукавах жакета и блузы, она почувствовала, как плоть предает ее, высыхает подобно старому руслу реки, по которому перестала течь жизнь. Если бы она осмелилась взглянуть на свое отражение в этот момент, то увидела бы не прекрасную Венеру Скарамангу, а отвратительное существо, которым она неминуемо станет без зеркала Киро Валериани.

Она не питала иллюзий насчет вечной жизни. Она и не хотела ее. Но быть вечно прекрасной даже на краю могилы… ступить на порог смерти, как одна из самых соблазнительных и безупречных женщин, когда-либо живших на свете… да. Таково было ее желание. Именно этого бы она попросила у существа, которого бы призвала.

Пока эти мысли проносились у нее в голове, Венера увидела, как сморщилась и исчезла ее кожа. Однако через несколько ударов сердца она стала прежней — молодой и цветущей. С зачарованным зеркалом она всегда будет такой.

Краем глаза Венера заметила фигуру в фиолетовой мантии у самой стены. Та безмолвно наблюдала за допросом Бразио Валериани. Будто заметив, что на нее смотрят, фигура начала постепенно растворяться в воздухе. Венера вновь подумала, что она, великая госпожа Семейства Скорпиона, балансирует на грани безумия. Возможно, она балансировала на ней уже много лет, с тех самых пор, как стала свидетельницей жестокого убийства своего отца, называвшего ее маленькой неаполитанской булочкой.

Но нет. Она забыла об этом… отпустила это.

Стоило вернуться в реальность.

Тесак в руке Лупо, запах крови и страха, Никс, хрустящая отрубленным пальцем, застывшие лица пленников и ощущение власти, неразрывно связанной для нее с похотью. Все в этом мире было в порядке.

Валериани тихо бормотал:

— Зеркало… пожалуйста… оставьте его в покое. Оно свело моего отца с ума… Этот монстр Саластре творил свои заклинания… поднимал что-то из глубин… показывал моему отцу существ, которых не должен видеть человек… он рассказывал мне, как они кипели, как в котле, а потом снова опускались вниз. Мой отец пытался уничтожить его, но молоток не брал… стамеска тоже… даже пуля отскакивала от стекла, как от стены, не оставляя следов. Его можно было разбить только железным распятием, а потом… отец не мог спать, потому что зеркало звало его множеством голосов, сливавшихся в один. Он не мог успокоиться, пока не восстановил стекло. Он рассказывал мне все это в рыбацкой лодке «Наскосто». Это была просто маленькая лодочка… такая маленькая, что, по словам моей матери, ее не должны были заметить другие лодки. Мы так счастливо проводили время вместе там. А когда отец рассказывал мне о зеркале, он рыдал и говорил, что проклят. Что зеркало прокляло его, и теперь он должен его уничтожить или спрятать. А после его смерти эта задача ляжет на меня. Я должен был позаботиться о том, чтобы никто никогда не нашел его и не дал высвободить тех существ. — Он посмотрел на бесстрастное лицо Марса Скараманги, и слезы бессильно покатились по его щекам. — Я прошу… умоляю… оставьте его!

— Скажи мне, где оно, — мертвым голосом прошипел Марс. — Иначе ты потеряешь еще два пальца.

— Я не могу… я… — Бразио поднес окровавленную руку к лицу. — Но… хорошо. Хорошо. Оно спрятано в…

Бразио внезапно вскочил со стула, изогнулся и протиснулся мимо Марса. Лупо потянулся к нему свободной рукой, но Бразио уже навалился на Ивано и бросился на пистолет. Хадсон попытался ему помочь, но Лоренцо приставил нож к его горлу. В вихре движений и крови Бразио и Ивано боролись за пистолет. Ивано толкнул Бразио в грудь. Пистолет выстрелил с громким хлопком, выпустив струю голубого порохового дыма, и Бразио Валериани упал на пол с черной дырой во лбу. Его мозги забрызгали сосновую стену.

Мэтью чуть не выпрыгнул из сапог, когда рысь издала леденящий кровь звук, словно почуяла приближение королевского пира.

Воцарилась звенящая тишина. По комнате поплыл дым, заигравший с носом Марса Скараманги.

— Он сам нажал на курок! — закричал Ивано. — Я пытался выхватить оружие, но его рука была скользкой от крови! Клянусь вам, магистр, он сам нажал на спусковой крючок!

Марс и его сестра стояли, глядя на тело, которое продолжало корчиться на полу в предсмертных судорогах. Наконец, раздался хрип, и открытые глаза уставились в небо, а вокруг головы растеклась алая кровь.

— Лупо. Убей его, — напряженно прошептал Марс.

Мэтью почти ничего не понял из предыдущей перепалки, но эту реплику разобрал прекрасно.

Тесак сверкнул. У Ивано не было даже времени закричать. Лупо вонзил тесак в макушку Ивано, вырвал его и снова ударил по черепу, прежде чем второе тело упало на пол. Ноги Ивано задергались, словно он пытался убежать от жнеца, но он был не ровня этому надвигающемуся призраку.

Кто-то засмеялся.

Марс, Венера, человек-волк и все остальные повернулись и увидели, что Профессор Фэлл явно наслаждается моментом, словно смотрит самую смешную пьесу, когда-либо представленную в лондонском театре «Кокпит» на Друри-Лейн.

— Замечательно! — воскликнул Фэлл с мрачной веселостью. — Продолжай! Убей и свою сестру, окажи нам всем услугу!

Мэтью решил, что следующим трупом на полу станет уже Профессор, но прежде чем Марс успел что-то сказать, его сестра произнесла:

— Пусть этот старый дурак посмеется! — Ей с трудом удавалось сдерживать рысь, которая рвалась к трупам. Чтобы не вырвать руку из сустава, она отдала поводок человеку-волку. — Марс, не торопись! Они добрались сюда раньше нас, они могут что-то знать!

— Что они могут знать? Этот мертвый ублюдок не заговорил бы, даже если бы я отрубил ему все пальцы! И даже тогда… он убил бы себя, чтобы не заговорить, ты ведь это понимаешь, да?

— Возможно, им — он что-то сказал. — В ее голосе звучала твердая решимость, которая странным образом заинтересовала Мэтью (если, конечно, можно использовать это слово, говоря о кровожадных убийцах).

— Он сказал «я спрятал его в…». Что это могло быть? В чем? Он мог сказать этим людям фразу или слово, которые мы могли бы расшифровать, чтобы все-таки найти зеркало!

Марс коротко и горько рассмеялся. Мэтью показалось, что в его глазах мелькнул ужас.

— Ты правда в это веришь? — спросил он. — Мы разнесем этот дом и сарай на куски, но его здесь не будет! Он бы не стал привозить его сюда, в эту деревню, после того, что, по его мнению, оно сделало с его отцом!

— Но оно не было уничтожено. Ты меня слышишь? Оно все еще где-то спрятано, и мы все еще можем его найти. Где можно спрятать зеркало так, чтобы его никогда не нашли? Похоронить? Тогда его можно выкопать. Вот о чем мы должны подумать: где можно спрятать зеркало так, чтобы его никогда не нашли, зная при этом, что его нельзя уничтожить?

— Эти люди ничего нам не скажут.

Венера взяла нож у Лоренцо, подошла к Камилле и приставила лезвие к ее подбородку.

— Где книга, охотница на ведьм? — Она надавила на нож с большей силой, отчего Камилла ахнула.

— Она в повозке, — быстро ответил Хадсон. — Ее легко найти, в кровопролитии нет необходимости!

Венера убрала нож и обратилась к брату по-английски:

— У нас будет книга. У нас есть это слово: Левиафан. Оно может что-то значить, а может быть, это просто бред колдуна. Но если мы сможем выяснить, что оно значит, все будет хорошо. И… у нас есть эти люди.

— И что? Я предлагаю убить их прямо здесь и вернуться домой.

— Дорогой брат, — вкрадчиво произнесла Венера, — ты забываешь, как человек может внезапно вспомнить всевозможные детали, когда я о них спрашиваю. У нас здесь четыре человека. Каждый из них может сообщить одну-две детали, которые нам нужны, и в данный момент этот человек даже не осознает, что у него — или у нее — есть эта ценная информация.

— Предлагаешь пытать их здесь? — хмыкнул Марс.

— Боже! — воскликнула Венера. И хотя ей действительно не хотелось упускать такую возможность, она сказала: — Лучше дома, чем здесь. Поверь мне.

Марс верил. Верил, что она потеряет рассудок от восторга, когда будет пытать этих людей в своей комнате. Но в чем-то она была права: возможно, они случайно услышали что-то важное, или знают что-то ценное. Ее камера пыток расскажет всю историю. Оставалось лишь решить несколько вопросов.

Веревку, чтобы связать их, скорее всего, можно было найти в сарае. Если нет, то можно было разрезать простыню и использовать ее. Пленников посадят в повозку, а Пагани будет править упряжкой, ведя свою лошадь позади. Лоренцо сядет на место кучера кареты. Лупо поедет сзади на своей лошади. Не хватало одного: Ивано на месте телохранителя. Теперь, когда Ивано был убит, Марсу стало горько, ведь он не в полной мере чувствовал себя в безопасности. А ведь именно безопасность была для него главным поводом отыскать зеркало и призвать из него демонического защитника. Идеального телохранителя, который предотвратил бы то, что случилось со всеми предыдущими великими магистрами. Демонический телохранитель заранее узнал бы, кто планирует убийство… даже помышляет об этом… и уничтожил всех врагов на расстоянии многих миль между городами.

Да.

Как сказала Венера, безопасность может обеспечить только зеркало.

— Найди веревки, — приказал Марс, обращаясь к Пагани.

Мэтью отчетливо расслышал слово «Левиафан». Бразио никогда бы не произнес его, сколько бы пальцев ни потерял. Но не собирался ли он сказать: «Я спрятал его в… недрах заброшенного маяка»?

У них было название и было место, просто никто пока этого не понимал. Но как скоро Скараманги это поймут? Мэтью не знал, связали ли Профессор и Хадсон значение этого слова с историей о зеркале. Скорее всего, нет, потому что на их лицах не было озарения. Получается… среди всех только Мэтью Корбетт оставался тем человеком, кто может найти зеркало.

Он осмелился посмотреть на рысь, все еще сидящую в углу. Их взгляды встретились. Ему показалось, или это существо высунуло язык, чтобы облизать окровавленную пасть в предвкушении того, как отправит молодого англичанина туда, где покоился по частям кардинал Блэк?

Он должен был найти выход из положения. Не только ради себя, но и ради всех них. В противном случае все погибнут.

Нужно было подумать.

Нужно было использовать свой отточенный шахматный ум в смертельной игре без шанса на выживание.

Нужно было придумать, как из этого выбраться.

Но как?

— Все в другую комнату, — скомандовал Марс. — Мы немного прогуляемся.

Венера взяла поводок у Лупо. Она позволила зверю слизать кровь с головы Бразио, и рысь, дрожа от возбуждения, зарычала на всех, кто стоял рядом с добычей. Мэтью все еще мысленно сопротивлялся, когда одна из рук человека-волка в черной перчатке схватила его сзади за шею, словно это была шея цыпленка, которого собирались обезглавить, и подтолкнула его вслед за остальными навстречу безрадостному будущему.