Наргиза была девочкой из хорошей интеллигентной семьи: папа — физик, мама — гинеколог в третьем поколении. Ребёнок был желанный, любимый и как будто бы беспроблемный. Хорошо училась, внешне была привлекательна (даже не было обычных девичьих комплексов по поводу внешности), открытая (как казалось родителям и подругам).
Но у неё уже давным-давно, лет с 5, была другая, тайная жизнь. Она в общем-то и не помнила, как это получилось, как такая же 5-летняя девочка-соседка предложила ей посмотреть, что у них там, в штанишках; а потом они вместе изучали соседкиного братишку, который только-только начал ходить, прикладывались к нему своими пипулечками… Ничего, конечно, они не почувствовали, но разбудилось любопытство. Любопытство яростное, тревожащее, не дающее спокойно жить и спать. Она, как могла изучала, трогала себя, но ничего особенного от этого не получала.
Она каким-то чутьём поняла, что это нужно глубоко, тщательно скрывать от всех, особенно от мамы. Вот и получилась из неё такая смесь — внешне тихая, скромная, хорошо воспитанная мусульманская девочка, потом девушка, и такая бурная в своих внутренних ощущениях.
Никаких отношений с мальчиками не было, городок был маленький, и все новости и происшествия становились известными всем в одно мгновение, поэтому мамы и бабушки очень строго воспитывали девочек, чтобы, не дай Бог, не стать предметом пересудов.
В 13 лет она совершенно созрела биологически, полностью была готова к сексуальным отношениям и беременности, как это диктует госпожа Природа.
Раньше это признавалось и принималось мусульманской религией. Бабушка родила её мать в 13 лет, а прабабушку выдали замуж в 11 лет, она жила в семье так называемого мужа как все остальные дети, а её муж, на год старше её, знал, что получит доступ к ней, когда она закровит. Ждал он недолго. Девочки на юге созревают рано, в 11,5 лет она уже спала с мужем. Прожила она больше 100 лет, родила 11 здоровых детей и что по тем временам было уже совсем чудом, все были живы и оказались такими же долгожителями, как она сама.
И у Наргизы было всё нормально с её сексуальностью. Но теперь были другие времена и другие социально-правовые нормы поведения. Девушка считалась совершеннолетней в 18 лей. И тогда, до сексуальных революций, морально-нравственные нормы бдились ой как строго, и ни один мальчик в школе не имел права прикоснуться к девочкам, которые тоже ходили, играли, дружили только девичьими компаниями, а на мальчиков даже глаз поднять не смели. Так уж заведено было в провинциальном маленьком городке, где основная масса населения жила по строгим мусульманским правилам, но с поправками на светские законы… По крайней мере, внешне.
По ней стал томиться Нурхон, тренер по борьбе, школьный учитель физкультуры. Она, конечно, никакого отношения к физкультуре не имела. И вообще девочки-мусульманки на уроки физкультуры ходили в длинных спортивных брюках, но поверх них обязательно должны были быть надеты платья. Тут родители девочек стояли насмерть и соглашались пускать девочек на физкультуру только в такой «форме».
Нурхон откликался каждой клеточкой тела на её яростное желание секса, прикрытое внешней скромностью. Он чувствовал, как она чуть в обморок ни падает от его случайного прикосновения.
Слава Богу, он оказался подходящим партнёром для неё: у него была нормальная семья- дети, жена, которая беременела-рожала-кормила-беременела… В 30 лет у него было уже 5 детей, и он решил, что этого достаточно. Одна приятельница — коллега по профессии — всё подшучивала над ним, а потом как-то подарила ему учебник по судмедэкспертизе с закладкой на теме «Установление отцовства». На самом научном уровне он получил необходимую ему информацию: женская яйцеклетка оплодотворяется в крайне короткий срок — на 9 день после начала менструации при 28-дневном цикле. Он очень обрадовался такому простому решению проблемы — иметь прекрасный секс без «резинок», как он называл презервативы, и регулировать деторождаемость. Он сам всё рассчитал, научил жену, и проблема нежелательной беременности просто исчезла.
При спортивном зале был маленький кабинетик учителя физкультуры: стол, стул, кое-какой спортивный инвентарь. Он никогда не закрывался, был доступен для школьников. Нурхон в начале урока делал перекличку по журналу, потом говорил:
— Наргиза, положи журнал на стол.
Она была старостой в классе, и ничего подозрительного в этом не было, а он приучал её к кабинету. Она вызывала у него интерес и какое-то необъяснимое чувство: его старшей дочери было15 лет, а этой — 13, и он невольно их сравнивал. «Пропадёт ведь, — думал он, чувствуя её темперамент. — Или влипнет в какую-нибудь историю со сплетнями, разборками, так называемой любовью, или искалечит свою сексуальность. Дочка тоже так мается, наверное. Что бы я хотел в такой ситуации дочке?». Хочешь — не хочешь, нравится — не нравится, а он приходил к неприемлемому для него выводу, что для девочек лучше всего нормальный секс, но без любви и без всяких последствий.
Он точно по её поведению зафиксировал её месячные, всё-всё рассчитал для безопасного секса, и месяц от месяца думал: «Вот сейчас бы можно…».
Наргиза чувствовала его присутствие всегда, ей не надо было видеть его глазами. Вся школа была другой, когда он был там: и уроки, и учителя, и ученики, даже неодушевлённые предметы — парты, столы, само здание. «Он здесь, он здесь, он здесь», — отсчитывал пульс.
Однажды ноги сами понесли её в спортивный зал — учительница попросила её принести контрольные тетради из учительской. Она вышла из класса и прямиком направилась к нему — хоть мимоходом, исподтишка глянуть на него. Но у него урока не было, и он сидел в своём кабинетике за столом и что-то писал. Это не она туда зашла, это какая-то сила помимо её разума распорядилась. Она очнулась только когда стояла около него, не поднимая глаз, конечно. От неожиданности он задохнулся. И, помолчав, сказал:
— Не сейчас. Приходи через неделю.
Не помня себя, затаив дыхание, она вернулась в класс, каким-то ещё чудом захватив тетради в учительской. Через урок ушла домой, сказав, что голова болит. Спать, спать, спать. Этот волшебный сон, который всегда спасал её, выручал, давал отдохновение и покой в любых ситуациях. Почти каждую ночь она внезапно пробуждалась от сверхнаслаждения, но оно никогда не завершалось, это должно было продолжаться, чтобы закончиться чем-то совсем невероятным, она каждый раз, ещё не проснувшись окончательно, сдвигала ноги, чтобы это продлить и довести до конца, но финал ускользал.
Когда мать пришла домой в 4 часа, девочка крепко спала. «Температуры вроде бы нет, — беспокоилась она. — Ох, как же трудно иметь этих дочерей! Не знаешь, как к ним подступиться. Не наломать бы дров, не породить бы неприязни и вражды от вмешательства». Раз не знаешь, как поступить, лучше ждать. А чего ждать? Она, гинеколог, поневоле была участником различных происшествий с девочками в городе. Несчастные мамы, которые приводили к ней беременных, изнасилованных девчушек, умоляли её: «У вас у самой дочка растёт, дай Бог ей счастья. Помогите моей, пусть никто ничего не узнает».
А сколько таких историй кончались трагически: смертью этих девочек из-за самоубийств, подпольных абортов, расправ родственников! В маленьком городке нельзя было скрыть посещения девочкой роддома или гинекологии, и у неё была договорённость с сестрой, которая работала в столичной клинике: мать Наргизы отправляла пострадавших в столицу, и их там приводили в порядок, а при необходимости она от сестры принимала и спасала этих глупышек, несчастных, брошенных, искалеченных, и тоже анонимно, с вымышленными анкетными данными. Наргизе никто ничего не рассказывал, но не слышать эти истории краем уха было невозможно в доме, где бабушка-гинеколог давала уроки милосердия, нравственности, любви своей дочери- гинекологу, матери Наргизы.
— Мы делаем угодное Богу. Раз создал нас Аллах такими темпераментными, значит это нужно. Потом они будут жёнами, мамами, бабушками, добропорядочными и счастливыми.
— Наверное, у бабушки тоже была своя история, — умирала Наргиза от любопытства. — А может — и у мамы??! У её святой мамы, за которую молилась половина женщин городка? Но это так и осталось тайной — умные женщины много не болтают.
Наргиза знала уже по школьному расписанию, когда у Нурхона нет урока — окно. Через неделю она пришла к нему в спортзал, они оба были готовы; он поставил её к столу, и они вместе стали поднимать её юбки. «Ты как спелый персик, переполнена соком, — шептал он. — Не бойся, всё будет хорошо!»
Да, всё было хорошо — с 6 класса до окончания школы. Наргиза забегала в кабинетик Нурхона на 10–15 минут, точно в те сроки, которые назначал он. Это был только секс, у них не было времени на объятия и нежные слова, оба боялись огласки и были осторожны: не было ласк, поцелуев, любовных игр, они, строго говоря, даже не видели друг друга обнажёнными. Но она чувствовала освобождение от бетонной тяжести внизу живота, получала от секса чувство лёгкости и полёта во всём теле.
— Если я захочу, то могу полететь, — счастливо думала она и летала по дому с песенками.
Училась она хорошо, схватывала на лету информацию по всем предметам — и гуманитарным, и точным. И она знала, что учиться так легко она может только благодаря этим встречам с Нурхоном.
— У меня бы крыша ехала, я ни о каких бы уроках не думала, если бы ни Нурхон-ака, — как-то по-взрослому думала она и была ему благодарна. Нурхон-ака — значит дядя Нурхон, так звали всех учителей-мужчин в школе.
Никакой любви — и это сохранилось у неё на всю жизнь: секс существует только для того, чтобы освободить мозги и заниматься делом. Потом, много лет спустя, она с удивлением наблюдала за другими женщинами — какие-то непонятные, нелепые игры в любовь, ревность, какие-то разборки, желание быть для своего избранника одной единственной раз и навсегда, а потом разочароваться и говорить всякую нелепицу про этого «подонка».
С Нурхоном она рассталась легко — после окончания школы она училась на врача в другом городе, через год вышла замуж за студента-медика, который продолжал эту профессию в третьем поколении, как и она. А для Нурхона она осталась последней любовью; никого уже больше он так не хотел, не было больше в мире такой умненькой, скромной, послушной и сексуальной, такой, какой должна быть идеальная женщина.
Своего мужа Наргиза знала с детства, это был сын друзей родителей. С 16 лет она знала, что они поженятся. Потом оба учились в медицинском: она на первом курсе, он — на последнем. Замуж она вышла девственницей. Мама перед свадьбой спросила:
— Нужна моя помощь?
— Да, — коротко ответила она.
Никаких расспросов не последовало, никаких комментариев. Проблема была решена и раз и навсегда забыта.
Она любила мужа, её устраивал секс с ним; она родила двух детей, не прерывая учёбы, и чувствовала себя счастливой. Вместе задумали они открыть частную семейную клинику, где работали бы родственники с его и её стороны — в той и другой родительских семьях по линии матерей все были врачами различных узких специальностей. Её муж был главным организатором; тётя, которая заведовала в городской администрации здравоохранением, помогла всё быстро и грамотно оформить.
Было найдено решение и о немалых средствах на современное оборудование для клиники: её муж совмещал обучение в университете с коммерческой деятельностью. В условиях тотального дефицита так называемых товаров массового спроса, отсутствия конкуренции и чёткого законодательства на экспорт-импорт эта коммерция решала все денежные проблемы. Её муж понимал, что это временно, любое государство станет защищать свою экономику. Но в период разброда, растерянности перестроечных времён он очень правильно определил, где деньги можно заработать. У него было несколько торговых точек — магазинчики, палатки, места на крупных рынках. Рабочая сила почти даровая: в условиях полного развала экономики, невыплаты зарплат, катастрофического сокращения рабочих мест и социальной незащищённости люди готовы были работать на него день и ночь за 100 долларов в месяц. Это было в 10–12 раз больше, чем официальная минимальная зарплата или пенсия, и к тому же твёрдая валюта, а не местные деньги — бумажки, которые обесценивались с космической скоростью.
Наргиза тоже принимала участие в этой работе. Торговля была испокон веков традиционным занятием местного населения. Она ездила за товаром в Турцию и Южную Корею. Её вкус в выборе одежды, обуви, аксессуаров обеспечивал мгновенную распродажу. Сложился определённый круг-клуб покупателей, в основном женщин из так называемых «новых», чьи потребности и вкусы она определяла совершенно точно, и поэтому они процветали.
После окончания учёбы Наргиза в их клинике стала работать гинекологом. Росли дети, расширялась клиника, со временем Наргиза стала хорошим специалистом в женской онкологии. Процветала и торговля. Это было уже хобби, клиника к этому времени уже приносила доход, магазинчики за ненадобностью продавались один за другим, остались 2 престижных бутика для избранных.
Проблема возникла «неожиданно», несмотря на информированность и профессию Наргизы. Проблема сексуальная. Муж её никогда, слава Богу, не был сексуально озабоченным, не было у них каких-то экстремальных ситуаций, ненормальных экспериментов. Интеллигентно и целомудренно, одним словом. Ну, нужно этим заниматься, как пить, есть, отправлять естественные потребности. Приятно, замечательно, но самое лучшее в сексе — это то, что после него голова свободна для работы, творчества. Вот ведь как мы устроены: есть гармония в сексе и полное удовлетворение — и идут все дела, приходит успех, реализуются планы, устанавливаются прекрасные отношения со всеми. Нет секса или есть, но с какими-то проблемами, которые не дают полного сексуального удовлетворения, — и вся жизнь кувырком. В голове только одно — поиск партнёра. И никакие успехи в работе, никакие деньги или другие блага жизни счастливыми никого не делают.
По молодости у Наргизы всё шло прекрасно в этом плане: вышла замуж «девственницей», и сыграть ей девственность было нетрудно, ей не надо было изображать смущение, неопытность или ещё что-то такое… Она на самом деле первый раз увидела обнаженного мужчину, первый раз дотронулась до его «сокровища», первый раз увидела, как е ё тело желанно и прекрасно. А почти 5-летняя связь с Нурхоном всего лишь скорректировала её
сексуальность, которая могла испугать такого целомудренного партнёра. Они имели уже двух детей, когда случилась совершенно анекдотичная ситуация, особенно если учесть, что он по профессии врач. По какой-то причине ей нужно было приложить мазь с лейкопластырем чуть ниже ягодицы почти у промежности. Ей было неудобно проделывать эту «операцию», и она позвала мужа — ведь муж и врач. Но когда он при свете яркого дня увидел её прелести, он непроизвольно отшатнулся и сказал: «Теперь я понимаю, для чего Аллах создал ночь». Лейкопластырь-то налепил, но потом несколько недель не прикасался к ней.
С 35 лет его потенция стала уменьшаться. Вместо ежедневного секса сначала один раз в неделю, потом раз в 10 дней, потом реже и реже. А потом раз в месяц, и то не всегда. А ей было 35 и помимо её воли тело снова стало предъявлять свои требования, совершенно несовместимые с потенцией партнёра. Жизнь превратилась в ад: на работе, дома, в гостях она думала только об одном. Она поняла, что её желания не совпадают с его возможностями, и стала искать выход. Несмотря ни на что, её муж был на первом месте. Он был самый лучший, самый умный, он дал ей в жизни всё — детей, любимую работу, интерес к жизни, всё, что делало её счастливой. Он для неё был папа и мама, сын, любимый человек — одним словом, её половина. Она ненавидела эту свою сексуальность, которая грозила взорвать всю её благополучную счастливую жизнь. Она опять обманула его. Когда он выразил беспокойство по поводу того, что ей, может быть, не хватает секса, она уверенно, ласково и твёрдо сказала: «Бог создал нас друг для друга, и даже сексуальность у нас одинаковая. Мне тоже это не так уже нужно, как в молодости, и гармония у нас по-прежнему полная».
Она заново перечитала всю литературу по этому вопросу. Каждый день почти она сталкивалась с такими же проблемами своих пациенток. В конце концов, она определилась:
1. Лучше иметь такого мужа, чем сексуально-озабоченного мужика, который несёт в семью болезни, разборки, измены — грязь, одним словом. Это животное, по сравнению с её королём, премьер-министром, президентом… Она не находила других слов, чтобы выразить свою любовь и уважение к мужу.
2. Она никогда не будет заниматься мастурбацией или использовать изделия современной сексуальной или химической или как там её называют промышленности. Создатель дал нам самую мощную программу — продолжить свой род, и для этого мы должны иметь партнера другого пола. За это мы получаем награду — сексуальное наслаждение, ощущение свободы, лёгкости, полёта. В противном случае — при мастурбации, использовании вибраторов и т. д. и т. п — можно получить сексуальное удовлетворение, но оно сопровождается независимо от нас чувством вины. А чувство вины порождает наказание — недовольство собой, озлобленность, обиду, а в конце концов и на реальном уровне создаёт ситуацию наказания.
3. Надо иметь сексуального партнёра. Такого, как Нурхон-ака, — только для секса, безопасного во всех отношениях.
Короче говоря, она как врач исследовала свою болезнь и назначила лечение. Это необходимо, как инсулин при сахарном диабете, например. А как это реализовать? Но… ещё с библейских времен известно — все наши желания господь Бог исполняет. Самое главное — чётко определить, чего же ты хочешь на самом деле.
Среди окружающих подходящей кандидатуры не было. Ни один знакомый не воспринимался ею как возможный партнёр. Она чуть ли не плакала: этот бабник, этот болтун, этот так насмотрелся в гинекологии женских прелестей, что они его не возбуждают…
Всё произошло в Турции. Она летала туда довольно часто — подбирала товар для своих двух бутиков. Они уже почти не приносили дохода из-за налогов, но она могла позволить себе это хобби: один магазинчик был как маленький женский клуб, второй просто жалко было закрывать — он пользовался успехом и оправдывал себя. И вообще престижно было чувствовать себя не только востребованным врачом, но ещё и быть хозяйкой модных магазинчиков.
Наргиза уже отобрала товар, организовала отправку и рассчитывалась с хозяином в его маленьком кабинете. Они много лет сотрудничали на полном доверии. Он относился к ней с симпатией и уважением, всегда шутил с ней; она никогда не кокетничала, была не по-женски предсказуема, и, в общем, была в его вкусе. После завершения работы он спросил её серьёзно: «У тебя всё в порядке? Ты стала какая-то другая…»
Она неопределённо пожала плечами.
— А у меня проблемы. Я люблю жену и детей, и семья для меня — всё в жизни. Но моя Фатима заболела, у нас уже полгода нет секса. Я люблю женщин, но не этих, которых и женщинами назвать нельзя. По-моему, у нас одинаковая ситуация, я же чувствую…
От неожиданности она просто сбежала, в панике, что всем, наверное, видна ее неудовлетворённость. Наргиза уехала домой, и этот разговор не выходил у неё из головы. Как тогда, в школе, с Нурхоном. И так же, как тогда, она не могла себя контролировать себя в неудержимом стремлении туда, в Турцию, к этому Муроду. И как в детстве, она зашла к нему в кабинет, а он, несмотря на то, что кто-то мог заглянуть туда в любой момент, он стянул с неё брючки и … Так же, как тогда; только в самый неподходящий момент, а, может, наоборот — в самый подходящий, заглянул к ним родственник Мурода, он мгновенно возбудился, и как только Мурод отвалил от неё, он сразу впился, воткнулся в неё со всей страстью и желанием молодого неженатого мужчины.
Так неожиданно сформировалась эта тройка. Наргиза испытала потрясение необыкновенное: она всегда имела при сексе оргазм, который считала непревзойдённым, но здесь она получила такое, что ей и не снилось, и прежний оргазм по сравнению с этим казался ей просто игрушкой.
Они встречались в месяц раз, в два месяца раз. Все трое ждали этой встречи. Несмотря на неординарность и странность ситуации, она знала, что оба её любят, ждут и берегут. Товар к её приезду был готов и отправлен в аэропорт, и 2–3 дня были праздником любви и секса. Все трое были раскованными, как ни с кем и никогда, плавали в море удовольствия и целомудрия, как ни странно это звучит. Она чувствовала себя жрицей любви в лучшем смысле слова, а они готовы были ей служить.
Но когда она возвращалась, начинались нравственные страдания. Как она могла решиться на такое? Чувство вины перед семьёй чуть не довело её до самоубийства. Отказаться от этих встреч она не могла, лучше умереть.
Во всех религиях мира отработана церемония-процедура покаяния и прощения грехов, во время которой чувство вины снимается. Но сейчас (да и всегда, в общем-то) религии настолько политизированы, что конкретно душой человека, т. е. его психикой, практически никто не занимается. Сама Наргиза никогда не думала всерьёз, что с такой проблемой можно пойти в мечеть… В общем, в этом плане религия потеряла огромные возможности влияния на свою паству, исчерпались функции, которые принадлежали раньше только церкви — установление морально-нравственных и этических законов и норм и контроль за их исполнением.
К психологу тоже идти было опасно — она знала и не очень-то доверяла их квалификации и соблюдению врачебной тайны.
Доверилась она однажды своей пациентке — старой женщине, которая знала, что умирает, но никогда и никому не показывала своих страданий и страха. Какая-то была она необыкновенная, эта старуха, и Наргиза почему-то рассказала ей эту историю в третьем лице, как историю своей подруги. Мудрая женщина, не перебивая, выслушала её, когда во время ночного обхода Наргиза задержалась в её палате, и они вместе попили чай. «Моя подруга, моя подруга, моя подруга, — подчеркивала в рассказе Наргиза. — Она страдает, она мучается, она, она, она…»
А эта женщина напрямую задала ей несколько вопросов:
— Кому ты делаешь плохо?
— Что было бы с твоим мужем и семьёй, если бы он в свои 40 лет знал, что не может удовлетворить тебя?
— Счастлив ли был бы твой друг Мурод, не имея секса в семье?
— На какие «подвиги» мог бы пуститься другой твой друг, не имея сексуальной партнёрши в самом лучшем смысле этого слова?
— Ты делаешь счастливыми людей вокруг себя, и за это Всевышний награждает тебя таким сексом. Я знаю, что умру через день-два. Перед смертью людям что-то открывается. Я хочу, я могу сказать, что если Бог сделал нас такими сексуальными, мы должны это беречь и реализовывать. Это не грех, это счастье. Другую мораль придумали кастрированные или больные люди.
Будь счастлива, благодари Бога и гордись собой!
Женщина умерла через 3 дня. А роман продолжается…