Лион Измайлов

Куриная слепота (М. Зощенко)

Вообще-то у нас кур уважают, любят их, особенно есть.

И в связи с этим вот какая история произошла с одной четой супругов. Надо, правда, сразу оговориться, что чета была не очень молодая. Скорее, даже пожилая. Одним словом, он был просто старик, а она помоложе, но тоже старуха.

И вот они, эти старик со старухой, решили на склоне своих лет обогатиться. И ничего лучше не придумали, как купить курицу. Они хотели ее использовать как средство производства. То есть хотели, чтобы она несла им яйца, а они чтобы их продавали и получали прибавочную стоимость почем зря. Другими словами, они, курицыны дети, хотели через эту курицу стать капиталистами и пожить напропалую.

И вот что из этого получилось. Курица эта, не будь дурой, взяла и перепутала что-то в своем обмене веществ и вместо простого снесла им золотое яйцо с 583-й пробой.

Они, эти старик со старухой, обалдели, конечно, от счастья и хотели это золотое яйцо тут же продать, а на вырученные деньги загулять под старость лет, если еще успеют. Но бабка оказалась такая проныра, что предложила деду продать это яйцо не целиком, а по кускам, чтобы выручить побольше денег.

Дед по дурости своей согласился, и стали они это яйцо разбивать. Сначала дед бил-бил — не разбил. Потом баба била-била — не разбила. Тогда позвали они слесаря-водопроводчика Мишку. Мишка прибежал со своим зубилом и раздолбал это яйцо за милую душу на мелкие кусочки.

И дед с бабой стали продавать эти кусочки. Вот тут-то их и накрыли. А почему? Потому что проба-то была только на одном кусочке, а на других кусочках никакой пробы отродясь и не было. Кукиш там был, а не проба. И получилось, что они вместо обогащения получили поражение в правах с конфискацией всего имущества, включая и эту несчастную курицу.

А если бы они, скажем, это яйцо сдали как найденный ими клад, то им по закону четверть яйца отпилили бы, и будь здоров — и курица цела, и дед с бабкой сыты. Живи, как говорится, и радуйся, курья твоя голова!

Мишка Рябой (И. Бабель)

Мишка Рябой жил на Привозе.

Об чем может думать человек с кличкой Рябой? Об том же, об чем думает человек с любой кличкой. Об этом, чтобы заработать на хорошую жизнь.

У Мишки Рябого было на Привозе свое дело. Нет, это были не лошади, это были куры.

— Моня, — говорила ему жена Маня, — с этих кур мы можем иметь только ничего. Мы с них не разбогатеем.

Но если ему, Мишке Рябому, что-то ударит в голову, можете поверить — шишка от этого удара обязательно останется.

Куры неслись регулярно. Маня продавала яйца, но Мишка ждал, что какая-нибудь из этих проклятых кур снесет-таки золотое яйцо. Ему почему-то так казалось. Он об этом когда-то слышал. В детстве ему рассказывали сказку, а он принял ее всерьез.

Они с женой еле сводили концы с концами, и над ними смеялся весь Привоз. Вместо того чтобы воровать или хотя бы грабить, они с женой высиживали яйца.

— У человека должна быть мечта, — говорил Мишка Рябой, и он верил в свои слова. Он любил жену и хотел ей устроить светлое будущее уже сегодня.

Однажды утром он позвал ее в курятник и согнал с насиженного места рябую, как и его кличка, курицу. В пуху и помете лежало золотое яйцо величиной с куриное.

Маня потеряла сознание и больше не приходила в него до вечера. Мишка отнес золотое яйцо назад ювелиру.

— Ну что, — спросил ювелир, — оно принесло вам счастье?

— У человека должна быть мечта, — упрямо сказал Мишка, — и она должна сбываться.

— Да, — сказал ювелир, — но, к сожалению, мечта одного человека чаще всего сбывается у другого.

Он положил золотое яйцо в футляр и только после революции, когда яйцо реквизировали, понял, что оно было поддельное.

Он недолго смеялся над тем, кто его реквизировал. Наутро ювелира расстреляли за спекуляцию.

Приключения Курочки Рябы, происшедшие с ней по заказу Центрального телевидения
Психологическая кинотрагикомедия

(По русской народной сказке, дополненной

Ш. Де Костнером, исправленной Р. Распэ

и отредактированной Д. Свифтом)

Сценарий Г. Горина

Постановка М Захарова

В массовых сценах заняты артисты Театра им. Ленинского комсомола, войсковые соединения энского военного округа и персонал птицефабрики номер 6.

Деревенская изба. На стенах бронзовые бра, под потолком хрустальная люстра. Посреди избы — русская печь, облицованная голландскими изразцами.

Крупным планом клюв и задумчивые глаза курочки Рябы (артист С. Фарада). Курочка многозначительно подмигивает зрителям. В ее взгляде явно проглядывает второй план.

Входит дед (артист О. Янковский). В глазах его боль за судьбы поколений, но в углах глаз добрая усмешка. Дед гладит курочку по шее. Курочка отважно смотрит в глаза деда и кудахчет нечеловеческим голосом. В кудахтанье явно слышен подтекст. Дед опасливо оглядывается по сторонам и тихо произносит:

— Думай, курочка, когда говоришь то, что думаешь.

В бешеном танце в избу влетают монстры, монстрики, монстрилы и монстрелята (хореография В. Манохина).

С печи слезает бабка (артистка И. Алферова). Подол бабкиного сарафана (автор В. Зайцев) цепляется за печку, обнажая длинные, красивые бабкины ступни. Дед хватает бабку на руки и уносит ее за печку. Оттуда доносятся нечленораздельные звуки. Это бабка с дедом двигают мешки с картошкой. Курочка квохчет, давая понять, что ей не по душе распущенность деда и бабки, и в отместку сносит золотое яйцо в хрустальную вазу.

Влетают монстры. Завязывается песенно-танцевальная борьба за яичко. Дед ударяет яйцом по печке. Печка разваливается. Монстры смеются и исчезают.

Из-под обломков печки выбегает мышка (артист А. Миронов). Танцует с Курочкой Рябой танец страсти. Скучно глядя веселым глазом в камеру, поет: «Я мышка, хвостиком бяк-бяк-бяк, яичко со столика шмяк-шмяк-шмяк». Грациозно спихивает задней ногой яичко со стола.

Яичко падает, пролетая над Копенгагеном, Москвой, и разбивается где-то под Рязанью. Веселые рязанцы танцуют свои испанские танцы. Крупно — плачущие лица деда и бабки. Море слез. Вдали белеет парус, «такой одинокий» (на музыку Г. Гладкова).

Курица смешно клюет деда в то место, где у нормальных людей находится поясница, и кудахчет бабке: «Не горюй, бабуся, сейчас в магазинах полно диетических яиц».

Звучит выстрел — это мышка застрелилась из мышеловки.

Бабка с дедом танцуют в светлое будущее.

Курочка Ряба грустно смотрит им вслед, понимая, что русской народной сказке — конец. А Г. Горин — молодец.

Куриная рябь (Арк. Арканов)

Меня разбудил ранний звонок.

Часы показывали двенадцать дня. «У кого-то бессонница», — подумал я и взял трубку.

Звонили из журнала «Юность»:

— Аркадий Михайлович, вы когда-то очень хорошо написали о Гарри Каспарове, поэтому просим вас написать для нас современный вариант «Курочки Рябы».

С этого все и началось.

Однажды моя половина прибежала домой крайне возбужденная, схватила мою заначку — 6387 руб. 60 коп. — и кинулась вон из квартиры. В воздухе остались обрывки фраз: «Там… в магазине… золотые яйца… дают..».

Я, Аркадий Михайлович Арканов, член СП СССР, имею одного ребенка, не женат, живу в доме, где внизу расположен магазин «Диета». Директор этого магазина регулярно звонит мне и сообщает о том, чего нет в магазине. На этот раз он не позвонил, значит, случилось что-то невероятное.

Медленно, не теряя достоинства, будто боясь расплескать ценную влагу, я пошел в магазин. Там, в отделе «Рыба», продавались золотые яйца. Первыми в очереди стояли какие-то дед и бабка. Им не терпелось поскорее купить яйца. Думаю, они тут же начнут разбивать их на счастье.

За ними стояла мышка, а за ней тянулся огромный хвост. Я пошел вдоль хвоста. Очередь выходила из магазина и тянулась по Садовому кольцу. По пути она проходила сквозь магазин «Мелодия», где я тут же купил замечательного Майлса Дэвиса, несравненного Дэйва Брубека и великолепного Каунта Бейси.

У Зала имени великого композитора П. И. Чайковского в очереди стояла моя жена. Она предложила встать с ней рядом, но я не хотел пользоваться протекцией и пошел дальше. Вдогонку неслись обрывки фраз: «Ать… уть… ить… ять..».

У Театра так называемой Сатиры в очереди стояли А. Ширвиндт, М. Державин и З. Высоковский. Они сделали вид, что не узнали меня. И не поздоровались. Я сделал вид, что узнал их, и поздоровался.

В кафе Дома литераторов, куда привела меня очередь, я взял два кофе и сел за столик. Второй кофе я взял неспроста. Я по натуре мистик и знал, что они появятся, герои моего романа — Вовец и Бориско.

Не прошло и минуты, как они сидели рядом. Мы молчали. Вернее, Вовец говорил, не переставая пить, в том числе и кофе. Бориско от кофе отказался, хотя никто ему и не предлагал. Он взял себе минералку, утверждая, что, если утром попить воды, в желудке начинает бродить. И от этого он, Бориско, получает кайф.

Следуя за очередью, я переместился в ресторан ЦДЛ и заказал Лиде цыпленка табака. Курица оказалась Рябой. По спине у меня поползли мурашки величиной с куриное яйцо. Это Лида принесла счет. Я поднялся в зрительный зал. Очередь шла через сцену. Пришлось выступать. Прочел «Бухгалтеров». Зал, благодарный мне за краткость выступления, устроил овацию. Когда овация кончилась, была осень. Я вышел на улицу. Крупные хлопья снега падали на апрельскую землю, и щедрое июльское солнце высушивало тут же осенние лужи. Начинался XXI век. Женщина, с которой я когда-то целовался по переписке, сказала, что очередь переформирована в демонстрацию по поводу окончания тысячелетия. Я пошел домой. На столе лежало золотое яйцо, сваренное женой вкрутую. Я сел на пол, вспомнил «Южное шоссе» Кортасара, взял в правую руку авторучку и написал этот рассказ левой ногой.

Подавитесь! (М. Жванецкий)

Что интересно, что министр яично-куриной промышленности у нас дед, но чувствует себя прекрасно. (Странно, обычно эта фраза всегда проходила. Давайте я ее прочту еще раз, но помедленнее.) И что интересно, что министр яично-куриной промышленности у нас дед, но чувствует себя прекрасно. (Ну и публика!)

Конечно, у него там, за забором, нет никаких проблем. А мы здесь, стоя в очереди, должны решать, что было раньше — курица или яйцо. Раньше? Раньше все было.

У них там бабки, курки, яйки, а ты себя чувствуешь мышкой, которая стоит в очереди за Жучкой и внучкой. У них там, за забором, играет музыка, что-то запивают сырыми яйцами и решают, где нам нестись. А я считаю, что нестись нужно только тогда, когда не можешь идти медленно.

Они там, за забором, веселятся, а мы здесь видим, как оттуда летят кости табака, и хотим спросить: «А не нужны ли вам юмористы?»

Пусть не все, а только сатирики! Пусть не все, а только самые талантливые! Пусть не все, а только один. Такой небольшого роста, но сильно беспомощный. Вы догадываетесь, кто это?

Так вот, если его впустить внутрь, хорошо покормить и прислонить к теплой груди, с ним о многом уже нельзя поговорить:

— Нормально, Жванецкий?

— Отлично, Михаил!

Чушь курячья (А. Иванов)

Посмотрим, что тут, в сущности, случилось. Скандал, как говорится, налицо.

А что стряслось? Всего-то лишь разбилось Какое-то поганое яйцо.

Позвольте, но они же сами били, Пытаясь золотишко раздолбать. Разбив яйцо, об этом позабыли И почему-то начали рыдать.

Курячья чушь, глупейшая идейка.

Не стоит даже говорить о том.

Бездельник дед, а бабка — прохиндейка, А мышка — тварь, и серая притом.

Тут автор сказки будто в лужу дунул, Сознавшись в том, что полный идиот. Мне возразят: «Ее народ придумал». Народ? Возможно. Но какой народ?

Десятки лет, а может, даже сотни Мусолят эту сказку тут и там.

На кой она вообще сдалась сегодня?

Да пусть она идет ко всем курям.

И вдруг я понял, вот что получилось: Пусть сказка бред, и пусть сюжет не нов. Она лишь для того на свет явилась, Чтобы на ней кормился Иванов!