***
Возвратившись в Москву, Мишка Старинов с головой окунулся в подготовку к параду в честь 24-ой годовщины Великой Октябрьской революции. С раннего утра и до самого вечера он, как восемь десятков таких же гавриковсо всей большой страны учились ходить строем, синхронно поворачиваться и разворачиваться, держать равнение. Для одного, казалось бы, ничего сложного, а для неполной роты очень даже непростая задача. Один так шагает, второй сяк, третий эдак. Руками машут в разнобой, кричат «ура» еще хуже.
- Левой! Раз-два! Левой! - надрывался хриплым застуженным до нельзя голосом старшина, метаясь вдоль колонны то в одну сторону, то в другую. Пронесется от конца в начало и застынет, а через мгновение уже бежит обратно с ядреными криками. - Я что, б…ь, говорю! С левой начинаем! Кто опять с правой пошел? Ты рыжий? Где у тебя левая сторона? Чего там мычишь, где левая рука спрашиваю?
Уже через час - полтора занятий шагистикой от сводной пионерской роты шел плотный пар, словно от стада коров в сильный мороз. Взмыленные, лица красные, рука там машут, что снести могут.
- Вы у меня всю ночь маршировать будете! Поняли? Кто там гундит в строю? - услышав какой-то недовольный голосок в строю, старшина тут же сделал стойку. Как коршун на носки поднялся и стал обшаривать взглядом ближайших к нему пионеров. –Ты? Или ты? – тыкал пальцем то в одного, то в другого, заставляя выйти из строя. – В строй! Еще раз! Левой! Раз-два! Левой! Раз-два! Хорошо! Очень хорошо! А теперь поворот!
Колонна должна была повернуть у перекрестка, но направляющий замешкался, сбился с ритма и замер. Идущие за ним, тоже спутались.
- Старинов, твою мать! Почему не повернул?! Проспал! Смирна! Банда махновцев…
Строй застыл по стойке «смирно». Над разгоряченными парнями поднимался плотный пар. Раздавалось тяжелое дыхание, на лицах застыл пот. Мишка, честно говоря, едва на ногах держался. Пять часов непрерывной шагистики – это не на печи сидеть и калачи грызть. Тут пахать нужно, как проклятому.
- Старинов, доведешь, хватанет меня кондратий, - старшина, распустив строй, остановился около Мишки. Со вздохом качал головой. Тоже устал, как собака, пытаясь за несколько дней из неполной сотни мальчишек сделать нечто более или менее вменяемое. – Соберись, Миша. Не позорь старика. Это большая честь пройти по Красной площади в день Великой Социалистической революции, да еще и во главе парадного расчета. Понимаешь меня?
Мишка, опустив голову, кивнул. Конечно, он все это понимал. Действительно, немалая честь возглавить парадный расчет, особенно для него, самого обычного мальчишки из сельской глубинки. Вон, его отец, как узнал про это, то самым натуральным образом потерял дар речи. Просто сидел и рот открывал. Мать, вообще, креститься начала, чего, кстати, давно уже не делала.
- Вас бы, архаровцев, по-хорошему, месяцок погонять по плацу, каждый день до седьмого пота, чтобы до самых печенок проняло, - кривясь, продолжал сетовать старшина. –Ты, Старинов, не пыжься сильно. Расслабься немного, тогда оно и само пойдет. Давай, еще пару заходов сделаем, и на боковую. Завтра непростой день будет.
Правда, лишь один прогон успели сделать. Когда на второй заход пошли, один из пионеров вдруг прямо на снегу растянулся. Вроде бы только сейчас в общем строю маршировал, а через мгновение уже кубарем вниз летит.
- Все, амба! – старшина махнул рукой, давая команду разойтись. – Этот уже второй раз за сегодня сомлел. Что встали? Тащите его к скамейке, пусть в себя придет!
***
Утро 7-го ноября было пасмурным, хмурым. Небо окрасилось в свинцовый цвет, облака висели так низки, что, казалось, до них можно дотянуться рукой. Шел мокрый снег, отчего шинели и полушубки на глазах становились тяжелыми, влажными. Ноги в валенках уже через пару часов начинали подмерзать.
Пока их сводный пионерский отряд маршировал к месту сбора Мишка крутил головой по сторонам, подмечая все вокруг. Честно говоря, ему до сих пор не верилось, что парад состоится. Конечно, он знал, что так оно и случится, но подспудные сомнения все равно оставались. Слишком уж тяжелой была обстановка на фронте.
-… Вчера был страшный налет, - рассказывал кто-то в строю за спиной парня. - Маманя у Моссовета живет. Рассказывала, что почти два часа сирены выли, зенитки как сумасшедшее долбили…
- … Двоих, вроде, сбили. Гады проклятые!
В преддверии парада на земле обстановка была еще хуже. Моторизованные части немцев рвались вперед, как проклятые. Несмотря на огромные потери уже к 6-му ноябрю их передовые подразделения оказались от предместий столицы в пятидесяти километрах – по-хорошему, на расстоянии одного броска.
… Говорят, они уже Елизарово, а там до Клина рукой подать. А мы тут маршируем. Смотри, сколько войск нагнали. Сейчас бы эту силищу туда…
Слушая это, Мишка, и в самом деле, замечал большое число сводных полков, рот и частей, много самой разной техники: танки, зенитные установки на полуторках, тяжелые трактора с монстрообразными гаубицами на прицепе. Войск и техники, действительно хватало для небольшой армии, которая очень нужна на фронте, а не здесь.
… Словом, червячок сомнения продолжал его грызть все время, пока они шли до места сбора. И лишь, когда до Красной площади осталось перейти пару улиц, он понял: история повторяется, параду в честь 24-ой годовщины Великой Октябрьской революции быть.
- Рота, стой! - дал команду сопровождавший их майор, едва они уперлись в другую часть. - Можно перекурить, хлопцы. Будем ждать.
Мишка сразу же пристроился на крыльце одного из домов, портянка сбилась и ее срочно нужно было перемотать. Уселся на ступеньку и с трудом стянул валенок. Зимняя портянка, и правда, в комок сбилась, оттого и шагать было несподручно.
- Черт, с летними вроде проще, они потоньше будут. Намотал, и порядок, - бурчал он себе под нос, аккуратно наматывая толстую ткань. - С этими же…
Уже обувая валенок и пристукивая им по снегу, он что-то услышал. Вроде бы чей-то негромкий разговор совсем рядом. И все бы ничего, но что-то парня насторожило.
- … Одень, я тебе сказала! Христом Богом прошу, одень! - чуть не плача, просил женский голос. - Возьми, одень…
- Не буду. Я же говорил уже, что буду его одевать, - отвечал упрямый почти мальчишеский голос. - Что я ребятам скажу, если они увидят?
- А ты ничего не говори, - продолжала уговаривать женщина. - Это же бабушкин еще, а ей ее мама передала. Что ты упрямишься?
Не скрывая любопытства, Мишка подошел к углу здания и осторожно выглянул. Но в открывшейся его взгляду картины не оказалось ничего странного - мама, невысокая женщина в пальто и пуховом платке, прощалась с сыном, бойцов в шинели пехотинца и винтовкой за плечами. В ладошке, что протягивала ему, лежал небольшой серебряный крестик. Вот, получалось, и вся загадка: она уговаривала его одеть крестик, а он упрямился.
- … Мама, я же комсомолец, - мотал головой боец. - Никак мне нельзя, понимаешь?
- Сынок, возьми, прошу тебя, - она то и дело вытирала глаза платочком, зажатым в другой руке. - Он заговоренный, самолично его к Марковне носила. Возьми, я же спать не смогу, если он у тебя не будет. Хоть в нагрудный кармашек положи, к сердечку поближе…
- Мама…
Все же спрятал в нагрудный карман гимнастерки, как заметил Мишка. При этом боец быстро оглянулся по сторонам, вдруг кто-то это заметил. Комсомолец, что тут сказать.
Большего Старинов уже не увидел, прозвучал приказ «строиться». Их соседи, сводная часть какого-то полка, уже начала движение. Значит, сейчас и их черед придет.
Выходит, начался парад.
- Крестик… Заговоренный крестик…
А у Мишки никак не выходил из головы разговор, который он случайно подслушал. Слишком уж много очень интересных и далеко идущих мыслей он рождал.
- Обычный крестик не хочет брать… Стыдно ему перед товарищами, видите ли, - еле слышно бормотал парень, снова и снова вспоминая плачущую женщину. Столько отчаяния и тоски было в ее взгляде, обращенном на сына, что сердце сжималось. - Надеялась, что крестик и ее молитвы уберегут сына от смерти… Мама, ведь…
Неожиданно вспомнилась и его мама, мама из прошлого, ее ласковый взгляд, добрый немного уставший голос. Перед дальней дорогой, старенькая уже, она всегда усаживала его рядом с собой и читала молитву, в которой просила Бога о хорошем пути.
Не ожидая от себя, Мишка улыбнулся. От добрых воспоминаний сразу же стало тепло, спокойно. Появилась уверенность, что все у него обязательно получится.
- Спасибо, мама, - прошептал одними губами. - А я бы крестик точно взял…
И тут его осенило. Мишка сразу же сбился с ритма, но, к счастью, быстро исправился и вновь зашагал в ногу со всеми.
- Вот! За этими стихами, песнями и плясками о самом главном забыл! - даже по лбу себя ладонью хлопнул.- Вера…
Будь он хоть трижды прожжённый циник и побитый жизнью скептик, но не признавать огромную роль веры в жизни людей никак не мог. Как бы здесь и сейчас не запрещали любые проявления религии, не закрывали храмы, не преследовали священнослужителей, вера в Бога все равно оставалась в сердцах людей. Идейных, искренних перед собой атеистов, конечно, хватало, особенно среди подрастающей молодежи, но остальных все равно было больше. Простые люди продолжали верить, скрывая это от власти, чужих. В городах молились перед иконами, заботливо заворачивая их потом в чистую тряпочку и пряча подальше. В селах и деревнях собирались в домах у богомольных бабушек и дедушек, где совершали церковные требы, проводили обряды крещения и отпевания. Про крестик и говорить было нечего. Можно было не сомневаться, что у каждого второго на шее он висел.
- В этом же настоящая сила… Как там говорилось, кажется, в Евангелии? В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог… Только у нас это Вера… Да, именно так…
Конечно, Мишка сейчас смотрел на религию, как нечто практической, как на очень эффективный инструмент крепости и даже подъема народного духа, и не видел в таком взгляде ничего зазорного. Продукт совершенно другой эпохи, практик до мозга костей, веру и религию он мыслил совершенно иными категориями, которые современнику показались бы циничными, механистичными, и может даже нечеловеческими по своей холодной логике. А почему нет? Разве в его рассуждения вкралась ошибка или неточность? Ведь, искренне верующий человекболее стоек, чем неверующий, так как верит в Божье провидение, в Силу Бога и его милосердие. С Богом в душе человек сможет выстоять там, где другой уже давно побежит или просто свалится от страха на землю. Он будет стоять на смерть на рубеже обороны, вгрызаясь в землю. Не доедая, замерзая, будет сверлить метал за станком или рубить уголь в шахте.
- Да, религия и вера - это тот нематериальный ресурс, про который я совершенно забыл… Хм, я? А они?! - его взгляд непроизвольно остановился на мавзолее, на котором выстроилось почти все руководство Советского государства. Стояли, махали руками, не понимая, что долгое время упускали из виду одного из самых эффективных оружий, оказавшихся в распоряжении человечества. - Другого такого, пожалуй, и не было еще…
Если призадуматься, то даже разрушительная мощь атомного оружия покажется детской шалостью. Достаточно вспомнить средневековую мантру о войне за Гроб Господень, которую несколько веков повторяли сотни и сотни тысяч жителей Европы. В результате Крестовых походов произошли просто титанические изменения на политической карте мира, в мировоззрении, культуре и даже науке многих народов.
- … Хотя, конечно, большевики тоже не спали, придумав свою религию. Корявенько, правда вышло, немного нескладно, как у троечника, списавшего контрольную у отличника. А вот если все объединить вместе?
Если бы не парад, то Мишка точно бы заорал от возбуждения и понесся бы на поиски блокнота и карандаша. Приходящие в голову идеи требовали немедленной фиксации, грозя самым натуральным образом взорвать его мозг.
- Все же близко, родственно. И там, и там религия со своим Богом, своими святыми и священными книгами. Только все называется по-разному.
Неужели никто этого не видит, удивлялся Мишка. Есть православная церковь и институт священнослужителей, которым в Союзе условно соответствует так же жестко структурированная коммунистическая партия со тысячами секретарей и политруков. Есть Десять заповедей, а есть очень близкий по духу Моральный кодекс строителя коммунизма. Насколько он помнил, в его время, в 90-х годах, кажется, кто-то из политических деятелей, вообще, Иисуса Христаназвал первым коммунистом в земной истории. Мол, главный лозунг коммунизма «Кто не работает, тот не ест» практически без изменения отражен в послании апостола Павла фессалоникийцам.
И так эти все мысли запали ему в душу, что парад одним махом пролетел мимо него. Конечно, атмосферу Мишка успел прочувствовать, вдохнул, так сказать, полной грудью. В некоторые моменты, вообще, плотно накрывало какое-то мистическое чувство единения с чем-то огромным, невероятно великим, безразмерным. Растворяешься в этом ощущении, начинаешь себя чувствовать крошечной песчинкой, едва заметной мошкой на фоне грандиозных событий. Но преобладающие эмоции все равно схлынули, едва только их сводная рота замедлила шаг возле конечного места сбора.
- Старинов! Старинов, Михаил?! - внезапно чей-то зычный командирский голос вырвал Мишку из раздумий. Кто-то из пионеров, стоявших рядом, даже хлопнул парня по плечу, привлекая внимание. Мол, не спи, тебя зовут. - Старинов, к командиру!
Опомнившись, Мишка сразу же подорвался. Рысью подбежал к черной эмке, приткнувшейся к углу здания. Оказалось, это был майор из охраны Сталина. Коренастый командир с чугунным непроницаемым без лишних слов взял его в оборот.
- Едем. Вызывают, - вот так емко, двумя словами он и объяснил суть вопроса.
Оказавшись у Кремля, парня попросили пересесть уже в другую машину. В ответ он лишь пожал плечами. Как говориться, какая разница на чем ехать уставшему человеку, главное - ехать, а не идти.
- Здравствуйте, товарищ Старинов, - до Мишки, успевшего только приоткрыть заднюю дверь автомобиля, донесся голос с характерным акцентом. - Как вам парад?
Вопрос был, что называется прямо в лоб. Мишка даже не сразу нашелся что ответить. Не говорить же, что почти все время он размышлял над одной мыслью.
- Э… Хорошо, хотя и рисково, конечно. Получилось очень воодушевляющее зрелище. Тысячи солдат, сотни единиц техники прошли по Красной площади. Целая армия, брусчатка под ногами аж тряслась, - попытался передать те ощущения, что накатывали на него. - Теперь все увидят, что нас ничто и никогда не сломит.
Едва заметная улыбка тронула губы Вождя, хоть за усами этого и не было особо заметно. Доволен эффектом.
- Только вот…, - в самом конце буквально вырвалось у Мишки. Рот он с хлопком закрыл, но было уже совсем поздно. Слово не воробей, вылетит - не поймаешь, короче.
Сталин тут же повернул голову. Напомнило, если честно, поворот танковой башни. Такой же оставалось ощущение, как от взгляда в зрачок танкового орудия.
- Почему вы не договариваете, товарищ Старинов? - в голосе Старина послышалась сталь. Видать, задело его, что было еще какое-то мнение, отличное от положительного. - Я жду. Что же вам не понравилось в нашем параде?
Даже каким-то неприятным холодком повеяло. Мол, что же тебе, сукин сын, не понравилось? Страна в смертельной опасности, замерзает, голодает, напрягая сила провела парад, а ты рожу кривишь? Примерно такой посыл читался.
Струхнул Мишка немного, чего скрывать-то. Против него похоже сыграло и то, что прямо с мороза в теплое нутро автомобиля залез. Расслабился, потерял осторожность, болтать языком лишнее стал.
- Все понравилось, - собрав в кулак всю свою решимость, парень начал разговор заново. - Парад организован и проведен выше всяких похвал. Уверен, его эффект еще долго будет ощущаться. Но я не про парад хотел сказать.
Прервавшись на мгновение, он расстегнул верхнюю пуговицу полушубка. От жары его начинало клонить ко сну и не давало сосредоточиться, что не ускользнуло от взгляда Верховного.
- А давайте-ка, товарищ Старинов, немного прогуляемся, - Сталин легонько похлопал по креслу водителя, давая знак остановиться. - Вы все мне как раз обстоятельно и расскажите, а то, вижу, в машине для вас температура не подходящая.
Скрипнули тормоза, и эмка застыла у тротуара пустынной улицы. Лишь где-то вдали исчезала одинокий грузовик, мерно вышагивал рабочий патруль с красными повязками. Больше никого.
- Я слушаю вас, товарищ Старинов, - дохнуло табачным запахом. Значит, закурил. - Что вы еще такого хотели сказать?
- Разрешите сначала рассказать об одной картине, которую я совсем недавно наблюдал?
Сталин, выпуская из рта дым, кивнул.
- Когда наша сводная пионерская рота стояла на сборочном пункте, то я случайно подслушал разговор бойца с матерью…
Собственно, историю и выдал со всеми подробностями и своими комментариями. Не поскупился и на детали из своей памяти, выбрав самые красочные и яркие. Хорошенько копнулся в истории, добавив немало «перчинок» для размышления.
- … Пусть я еще много и не понимаю, товарищ Сталин, и опыта у меня с ноготок, но некоторые вещи просто сложно не замечать, - Мишка не забывал и про осторожность, стараясь то и дело кивать на свою неопытность. Мол, я же не против генеральной линии партии и советского правительства выступаю, а только лишь на проблемы указываю. - В нашем селе, если посмотреть, то многие бабушки и дедушки, что тайком молятся и в разрушенную церковь по праздникам ходят, почти все свои накопления в фонд обороны отнесли. Говорят, с божьей помощью и без денег проживут как-нибудь. Хочу сказать, что нельзя сейчас, как раньше. В такое время нужно всем вместе держаться. А церковь очень много может сделать…
Верховный шел рядом и его недовольство особенно хорошо чувствовалось. Уже не курил, трубка нервно подрагивала в его руке. Сопел, покашливал в усы.
- Очень странно такое слышать именно от вас, товарищ Старинов, - глухо произнес Сталин, резко останавливаясь на месте. – Вы пионер, орденоносец, активист и общественник, и вдруг рассказываете о важности религиозного дурмана. Утверждаете, что чуть ли не каждый человек скрывает, что он верующий. А давайте спросим… хотя бы его!
Сталин вытянул руку и ткнул трубкой в сторону ковылявшего в их сторону инвалида. Без одной ноги, тот живо перебирал костылями. На груди поблескивала медаль за отвагу. Фронтовик, значит.
- Эй, товарищ! – Верховный махнул рукой, привлекая внимание прохожего. Из-за спины Сталина уже сорвался один из бойцов охраны, чтобы препроводить товарища. – Можете подойти?
Вскинувший головы, инвалид замешкался. Растерялся, наверное. Не каждый день вот так запросто встретишь самого Сталина на улице. Застыл на месте с открытым ртом.
- Товарищ! Подойдите!
Наконец, инвалид «очнулся». Схватился за костыли и поковылял к ним. Ловко получалось, словно родился с одной ногой.
- Спросить у вас хоте…
Но не доходя десять – пятнадцать шагов до них, мужчина вдруг вытащил из-за пазухи темный предмет, похожий на массивную трубку с набалдашником, и выставил его перед собой. Через мгновение дернулся и из трубки тут же вырвался сноп пламени.
- Диверсант! – с перекошенным лицом заорал Мишка. Не думая ни о чем, рванул с места и со всей силы толкнул Сталина, отбрасывая его с линии стрельбы. – Дивер…
Миниатюрный гранатомет, техническое чудо немецкого гения, бил без промаха. Граната взорвалась ровно там, где мгновение назад находился Верховный.