Лирика

О переводе

Работа над переводом поэзии Хафиза на западно-европейские языки имеет более чем столетнюю давность. Немецкие и английские переводчики создали несколько образцов, пользуясь различными способами передачи поэтических форм персидской лирической поэзии. Особенность этих форм — неизменная монорифма (сквозная рифма в целом произведении), часто к тому же сопровождаемая рефреном (припевом, по-персидски редиф). Передать эти формы по-русски чрезвычайно трудно. В переводной литературе Запада были попытки полной их передачи и частичного подражания им, но чаще всего прибегают к замене их обычными европейскими формами стихосложения.

Немногочисленные переводы Хафиза, как и других персидских лириков, на русский язык исполнены в свободной форме (Ф. Корш, А. Крымский), — за исключением 4—5 стихотворений, перевод которых сделан в форме оригинала.

Мы поставили себе целью дать лирику Хафиза в наиболее близком к оригиналу переводе, дающем возможно полное представление о ее облике. Мы ограничиваем свою задачу этими рамками, так как считаем, что дать точное воспроизведение формы — невозможно.

Литературные образы, сложившиеся в условиях совершенно чуждой нам культурной формации, возникшей на основе восточного феодализма, плохо поддаются художественному переводу. Точная их передача возможна лишь в форме громоздкого подстрочника; замена их свободно усвояемыми русскими выражениями не могла бы считаться даже пересказом, так как совершенно исказила бы лицо оригинала. Перевод в форме, обычной европейскому стихосложению, хотя и позволяет более свободно распоряжаться средствами языка, но совершенно изменяет внешнее лицо оригинала. Дать газель — утвердившуюся классическую форму персидской лирики — в виде двустиший (т. е. в совершенно иной форме) или в виде обыкновенных четырехстрочных строф европейской лирики, не говоря уже о каких-либо иных строфических построениях, — значит, вовсе не дать перевода газелей.

Эти соображения в особенности относятся к лирике Хафиза. Ни остроты переживания, ни движения образов мы у Хафиза не встречаем. Философское остроумие и изящно-вычурные словесные сочетания — вот отличительные черты его газелей. Иногда он даже непосредственно «обыгрывает» форму, построенной на рефрене «где» (в оригинале коджа и бе-коджа — где и куда). Все почти газели с рефреном подчиняют свое содержание этому формальному заданию.

Имея перед собой произведения, исполненные художественными приемами в высшей степени искусственными, мы сочли нужным пойти по линии наибольшего сопротивления, давая лирику Хафиза в форме оригинала. При этом мы заботились и о точной передаче строя образов оригинала, прибегая лишь к редким и незначительным отступлениям — по соображениям техническим или при полной непереводимости персидского выражения.

Конечно, система перевода, сохраняющая форму произведения и строй его образов, не дает возможности передать третий элемент оригинала — его благозвучие (эвфонию) и легкость стиха. Но отступления здесь неизбежны.

Передать звучание стихов Хафиза — задача невозможная тем более, что ритмика персидского стиха совершенно не имеет себе замены в русском стихе.

Мы свели, таким образом, свою задачу к тому, чтобы дать советскому читателю наиболее близкое понятие о данном литературном явлении, мало известном ему до сих пор. Если это начинание откроет путь к дальнейшим опытам в этой области, мы впоследствии встретимся, вероятно, и с иными способами передачи классической персидской поэзии в переводах. Работа в этом направлении может иметь не только «археологический» интерес, так как формы персидской поэзии до самого последнего времени оказывали значительное влияние на поэзию народов СССР, находившихся в кругу влияния иранской культуры.

При ознакомлении с поэзией Хафиза читателю следует иметь в виду одну характерную особенность.

Развитие образа, дающее определенный порядок течения мысли, — то, что называлось в персидской поэзии назм, — у Хафиза часто почти вовсе отсутствует. Во многих газелях в сравнительно однородную ткань вплетены строчки, не связанные с остальными ничем, кроме рифмы (так, например, в газели «Когда та милая турчанка», стих о Юсефе и Зелихе). Газели, подобные — «Мой скудный жребий тяжек», — и знаменитая газель о розе и соловье, где выдержана единая тема, совершенно не характерны для Хафиза. Как на очень типичную для Хафиза можно указать на известную газель (обычно помещаемую в рукописных диванах на первом месте). В этой газели можно найти и намеки на личные обстоятельства поэта — его неудачную поездку в Индию, окончившуюся в самом начале морского пути, которого он испугался, и чисто суфийские элементы. Характерно определение, которое дал своим газелям сам поэт, говоря, что он стихи «нанизывает, как жемчуг». Они именно нанизаны на нить формы, без которой рассыпались бы на несвязанные элементы.