Разрез 10

Сжимаются тиски. Сжимают, тискают, впиваются

Накрашенные когти подобно хищной птице,

Что клюет мне душу. Лишь газонокосилка

Меня защищает, птиц рассекает.

И я кружусь вокруг Нее. Я замыкаю круг. Ее смерть –

Мое избавление. Она – сотворение Ада. Смраду

И тленью подобен сладковатый запах ее тела.

Ее размалеванная кожа – лишь лохмотья,

Прикрывающие внутренности. Надо все проветрить,

Все отмыть, все отскоблить, все вычистить, выбросить,

Санировать, дезинфицировать.

Всегда уничтожать грязь.

Она не знает, что часы ее сочтены

И минуты вычислены точно.

Порочность

Затягивает прочно

Петлю на ее шее.

Босыми ногами она отплясывает

Тарантеллу на убежище моих тарантулов.

Я убью ее, сниму с нее мягкую кожу так же нежно,

Как с персика. Я разрежу ее на части, истекающие

Кровавым соком. Она предстанет очищенной

Перед входом в мое жилище.

Глава 10

Суббота, 28 января – днем


Резкое пробуждение, мне снилось, что какой-то тип с резиновым лицом насильно целовал меня, и его резиновый язык погружался в мое горло, и я понимала, что это что-то вроде хобота, который стремится высосать мои внутренности, высосать мои кишки, опустошить меня. Неужели это галлюцинации!

Какая отвратительная ночь, состоящая из пробуждений и кошмаров, я заснула только около шести часов! Ощущаю себя совершенно измученной, во рту горечь, и такое ощущение, что я старая половая тряпка, повешенная на гвоздь для просушки. Усталая и обескураженная.

Рожа омерзительно жеманной «Бетти» сообщает, что сейчас 13.30, суббота, 28 января. Когда-нибудь я отправлю ее в мусорное ведро. Чувствую себя злющей и угрюмой.

Колющая боль при выдохе. Постепенно осознаю, что меня разбудило чириканье Бэбифона.

На экране появляется «Селина».

– В чем дело? – откликаюсь не очень любезно.

– Они вот-вот его арестуют! – задыхаясь, отвечает она.

– Кого арестуют? – бормочу я ошеломленно.

– Да убийцу, шляпа!

– А мне казалось, что Ривера…

– Это не Ривера, относительно убийства Сандрины у него алиби.

– Да он и глазом не моргнет, наплетет что угодно!

– Здесь все не так: он был в кутузке за нарушение общественного порядка.

– Что? Ну просто комедия! И никто не проверил раньше его передвижений?

– Несогласованность работы сотрудников, – усмехается она. – В тот день, когда поступило объявление о розыске, оперативный дежурный был выходной, и только сегодня утром до него дошло, что разгулявшийся пьянчуга, запертый им на ночь в кутузку, соответствует приметам Риверы. Я думала, Рики его расстреляет!

Значит, со сцены преступления сходит Ривера, но тогда…

– Но если это не он, то кто же? – пролепетала я.

– Вот это-то я и пытаюсь тебе втолковать! Тебе ни в жизнь не догадаться.

Пыхчу изо всех сил. Муж Натали Ропп? Антони-Рэй? Эмманюэль Равье? ЭмМЭНюэль Равье?

– Мадзоли! – орет она торжествующе.

Я застываю с открытым ртом.

– Мадзоли! Но…

– Помнишь, в машине Мелани Дюма нашли вещи, принадлежавшие трем врачам, – выкладывает она с уверенностью великого репортера.

Я поддакиваю.

– Так вот, вчера днем Рики приказал обыскать все три соответствующие машины…

«Соответствующие»… Совершенно очевидно, что общение с Альваресом благотворно сказывается на ее словаре.

– Подожди-ка… зачем было обыскивать машины врачей, если они думали, что виноват Ривера?

– Как говорит моя матушка: «Никогда не клади все яйца в одну корзину». Рики никогда не был убежден в виновности Риверы, он его не чувствовал. Ну ладно, могу я продолжать?

– Я тебя слушаю.

– Так вот, они обыскали тачки и… в точку! В багажнике Мадзоли, под запаской, они нашли белый халат, весь залитый кровью.

– Ну и что?

– Как «ну и что»? – возмущается она. – Ты что, знаешь многих врачей, которые держат в своем багажнике халаты, залитые кровью, вместо того чтобы оставить их в бельевой? Халат отправили в лабораторию для анализа ДНК, так вот, это совершенно точно он, и сейчас он находится под надзором, а Рики и Спелман как ненормальные ждут результатов, они просто копытом бьют от нетерпения.

Мадзоли. Немыслимо. Он отличный малый, счастливый отец семейства. Обожает своих детишек. Нет, наверняка не Мадзоли.

– Он что-нибудь объяснил про халат?

– Он говорит, что это не его, что он не знает, как он там оказался, – в общем, классический набор. Пока никто ничего не знает, они не хотят сеять в больнице панику и опасаются совершить ошибку. Ну, я закругляюсь, Рики звонит мне по стационарному телефону.

Совершенно опешив, вешаю трубку.

Это не лезет ни в какие ворота.


Даже если Мадзоли – садист-извращенец, то почему он должен быть настолько глуп, чтобы прятать в багажнике своей тачки залитый кровью халат? Мадзоли совсем не дурак-садист-извращенец, наоборот, он вовсе не дурак, начитан, как все люди, ходит в кино, а в любом полицейском романе или фильме вам растолкуют, что следы преступления нужно уничтожать. Меня просто удивляет, что Альварес клюнул на такую подставу. Совершенно очевидно, что этот халат подложил в багажник Мадзоли настоящий убийца.

А отсюда следует, что этот убийца бродит вокруг больницы и что он сверхпредусмотрительный.


Спрятанный в машине халат…

Чтобы навести подозрения на Мадзоли?

У Симона и Даге места на парковке рядом с Мадзоли. Даге… никогда о нем не думала. Я зациклилась на Ривере-Latinlover, который, кажется, просто опасный шизик – да-да, знаю-знаю, – но он не убийца, а я не обращала до сих пор внимания на ближайшее окружение жертвы, как сказал бы Альварес.

Три жертвы, связанные с больницей.

Молодая женщина, влюбленная в одного из наших врачей.

Пациентка-токсикоманка, проходила у нас курс психотерапии, любовница этого самого врача.

Заведующая психиатрическим отделением.

Хм.

Продолжая лихорадочно размышлять, мисс Эльвира Марпл в медицинских целях наливает себе немного коньяку.

Ривера – одновременно пациент и психиатрического отделения, и доктора Симона. Буйный, опасный, безумный. Но он не мог убить Сандрину.

Хм.


Коньяку на палец.

Что вовсе не означает, что не он убил Мелани и Натали. Мы уже видели таких подражателей.

Мм-м. Малоубедительно.


На ноготь коньяку.

Ривера был идеальным подозреваемым. Может ли такое быть, что убийца организовал все это лишь для того, чтобы навести подозрения сначала на Риверу, а теперь на Мадзоли?

И что поэтому отсюда вытекает, что на 99 % это кто-то из персонала.

Хм.


Коньячку на указательный палец.

Подожди немного, Эльвира, твоя теория состоит в том, что истинный убийца постарался навести подозрения сначала на Риверу, а потом на Мадзоли. Отсюда следует, что, когда истинный преступник узнал, что у Риверы есть алиби, он решает бросить тень на Мадзоли. Понятно, но ведь о том, что Ривера просто не мог убить Сандрину, стало известно только сегодня утром, когда все мы были на похоронах. Так вот, дорогая Эльвира, это означает:

а) убийца тоже об этом узнал, но от кого? От Спелмана, от Альвареса, от Селины, от кого угодно, кто причастен к расследованию;

б) он действовал молниеносно, спрятав халат, заляпанный кровью, в машине Мадзоли;

в) этот халат был у него под рукой.


Глоточек коньяку.

Просмотрим timing.

Вернувшись вчера утром с похорон, Альварес узнает, что Ривера невиновен. Он откровенничает с Селиной, которая всем об этом рассказывает? В общем, убийца слышит об этом и отправляется на розыски машины Мадзоли. Нет, не так, он вычислил ее еще раньше. Потому что он-то знает, что версия Риверы – ложная. Он знает, потому что… потому что… СТОП!

Буйабес из нейронов дошел до точки кипения. Неминуемый перегрев. Это как с модой: если придерживаешься основ, то не совершишь ошибки. Итак, вернемся к исходным данным. М-да, но к каким? Что непреложно, кроме того, что совершены три убийства и существует сумасшедший убийца?

Связь с больницей.

Связь со мною.

Не очень-то мне это нравится.

Кто же связан и с больницей, и со мной? Кроме Селины и Стивена, конечно. Врачи? Рэй-Антони, поставляющий интернет-оборудование? Рэй-Антони. Аутсайдер, вырезавший статью об убийстве Натали.

Снова задумчиво беру вырезку из газеты, внимательно в нее вглядываюсь. Смотрите-ка, я и не заметила, что на фотографии есть и Селина, я узнала ее толстый зад и перманент.

А вот здесь доктор Симон. А это Софи. Забавно. А вот это – Стивен Крахмальный Халат! Групповая фотография, снятая, должно быть, во время какой-нибудь прощальной вечеринки или по поводу нового назначения в тот день, когда меня не было. А куда это смотрит Симон? Где моя лупа? Ах, в комоде. Как трудно передвигаться, согнувшись в три погибели. Ну, теперь поглядим.


Мм-м, он разглядывает кого-то сбоку, но видно только оголенную руку и часть юбки. Женщина в обычной одежде, не в больничной. И у нее витой браслет. И татуировка… Мелани Дюма! Симон смотрит на Мелани Дюма, на свою любовницу. А она благоразумно ждет его в отдалении. Жаль, что на фото нет даты.

Но если учесть, что Селина распрямила волосы в декабре, то, значит, это было раньше. Думаю, в ноябре. Ну да, у Софи серьги «Хэллоуин». Но какой же мрачный вид у Стивена. А это что? Словно над его головой какая-то метка. Словно полустертая карандашная линия. Стрелка? Уже то странно, что Рэй вырезал статью о Натали Ропп, но зачем было еще и Стивена выделять?

А вдруг Рэй – частный детектив? Ну, да-да, конечно, а Стивен – тайный брат Альберта Монакского.

Великолепный компьютерщик, задумавший ряд безупречных преступлений в некоем микрокосмосе – в больнице – и навлекающий подозрения на работающих там сотрудников? Рэй-Антони-Люцифер?

Каким образом сумел он украсть ключи у Мадзоли, да так, что тот ничего и не заметил?

Машинальный взгляд в окно. Не может быть! Машина Люцифера все еще здесь. Неужели он ночевал в гостинице на углу! Черт подери, да пусть он сдохнет, этот псих ненормальный! Я хватаю его пластиковый бумажник для банковских чеков, швыряю его через всю комнату, снова подбираю и нервно проглядываю его чеки. Словно «боковая проекция» его повседневной жизни.

Ресторан, дорогой, мы ни в чем себе не отказываем, шмотки – фирменные, магазин «Fnac» – книжки, CD и самые высококлассные компьютерные программы, бензин… что дальше, BP[24] в Шанопосте, 15,01 евро, 22.05, 22 января, то есть воскресенье.

А что он делал в Шанопосте? А главное, где это? Я подползаю к книжному шкафу, вытаскиваю атлас дорог. Шанопост… это не ближе чем в четырех часах отсюда. Вероятно, он ездил туда по работе. Или же изводить другую несчастную, соблазненную его мэйлами. Воскресенье, воскресенье… В тот вечер, когда Натали…

Ой, Рэй, это точно не ты! Ты не мог убить Натали здесь, если находился на расстоянии четырех часов дороги отсюда. Ты просто обычный честный мерзавец!

Менее чем за сутки оправданы два потенциальных обвиняемых, ты отметаешь их одного за другим, Эльвира Пуаро!


Телефон. Опять Селина. Я отвечаю шепотом, потому что вдруг Рэй все еще здесь.

– Да?

– Ты спишь?

– Нет-нет, говори.

– У тебя горло болит?

– Да, знаешь ли.

– Сейчас все больны, это какой-то вирус гуляет.

– Да мне, Селина, на это плевать, просто плевать!

– Кровь на халате – это кровь Натали. И это еще не все. Ты там сидишь?!

– А что?

– Они нашли глаз.

– Что ты сказала?

– ГЛАЗ! В кармане халата. Левый глаз Мелани Дюма, тот самый, которого не хватало…

– Какой кошмар…

– Н-да уж, конечно, и это сделал Мадзоли, ты понимаешь! Кто бы мог подумать?! – продолжает она.

– Кто-то мог спрятать халат в его машине, – почти против воли возражаю я.

– Можешь поверить, что Рики уже подумал об этом! Но для этого необходимы ключи. А багажник не взломан.

– Он ведь мог их кому-нибудь одолжить?

– Ой-ой-ой, вспомни-ка хорошенько, он всегда их носит на поясе на карабинчике с брелоком «бэтмен», который ему подарили детишки. Подумать только, у такого чудовища есть дети! – добавила она со смаком.

– Но все-таки… Мадзоли… Ты веришь в это?

– О-о, черт возьми, кончай придираться, у тебя это просто мания! Словно старая дева! Ну ладно, привет!

Мне хочется ей заорать: «Да я и есть старая дева!»

Ключи от машины. Мне не пришло это в голову. Я их так и вижу, они висят у пояса. Однажды я его спросила, не мешают ли они ему. А он отвечает: «О, я их уже и не замечаю. Я такой рассеянный, что предпочитаю держать их здесь».

Ну ладно, пьеса сыграна, месса отслужена, e finita la comedia. Надо привыкать к мысли, что Мадзоли психопат. Что Ривера ни в чем не виноват. А Равье, вероятно, просто садист-насильник. Насильник с дрелью. Потому что она ведь все-таки покрыта кровью!

Кровью или краской?

Нет, при двадцатилетнем стаже работы ты ведь в состоянии понять, что это кровь! Значит, задачка с Равье все еще остается.

А он, вероятно, просто ранился, работая. Как трудно произнести «ранился работая», ранился работая, рабился… Хватит забивать голову этим Равье. У него же, конечно, тоже железное алиби.


На ковре остаются бедняга Мадзоли, половина больницы и распрекрасный доктор Симон.

– Ибо, ваша честь, почему мы должны исключать Симона? – произношу я напыщенным тоном, мысленно облекаясь в черную мантию адвоката.

– Потому что ничто не говорит о преступности его действий, – отвечает мне ваша честь, которого я представляю себе в образе старого строгого лорда в седом парике с буклями.

– О'кей, но ничто не говорит о вашей невиновности только потому, что вы не выглядите виноватым, – продолжаю я настаивать, сопровождая свои слова красивым жестом руки.

– О'кей, но, честно говоря, кровь Натали и глаз Мелани, найденные в машине Мадзоли, это более серьезные улики, чем простые предположения, – возражает мне ваша честь, переходя в наступление.

– Возражение, ваша честь! Я подозреваю здесь некую инсценировку.

– Так опровергните ее, мэтр! Скажите, как можно без ключей открыть багажник?

Когда не знаешь, что сказать, лучше всего отвечать вопросом на вопрос:

– А почему Равье, если он просто поранился этой проклятой дрелью, спрятал ее, я повторяю, спрятал ее у мадемуазель Эльвиры?

Ну что, ваша честь, теперь-то ты заткнешься! А действительно, почему?

Вернем Равье в список подозреваемых.

Медленно сажусь, удерживая дрожащей рукой мою драгоценную нить рассуждений. Чувствую, что мигрень возвращается. Нужно принять пару таблеток. И глоточек коньяку.

Два, поскольку таблеток две. Коньяк приятно обжигает горло… Меня гнетет тишина, но я не решаюсь включить музыку. Мой маленький приемник с наушниками! Он на низком столике из «Икеа». Вот оно, мое радио, уютно умостилось среди диванных подушек.

«Бывает, наши мечты разбиваются, бывает, наши желания сбываются», – поет мне голос молодой женщины.

А бывает, что все разбивается, ничто не сбывается, и падаем «лицом об землю, лицом в море», без надежды на возвращение, без надежды на отдых, как эти три похороненные женщины.


Ну-ка, встряхнись, Эльвира, глотни еще коньячку, это улучшает настроение. Пока по радио идет прогноз погоды и дурацкие игры, я приглушаю звук и глубоко дышу, пытаясь освободиться от всяких мыслей. Вдох, выдох – почувствовать, как жизненные силы наполняют все тело. Мне трудно дышать. «Расслабьтесь», – твердят нам глянцевые журналы. Ну да, очень легко. Достаточно это произнести. Как будто мы сами этого не хотим. Не хотим похудеть (просто ешьте поменьше), не хотим быть активными (просто двигайтесь побольше), не хотим найти взаимопонимание с близкими (просто проконсультируйтесь у психолога), не хотим бросить курить (здесь нужно просто услышать в себе «щелк»! А потом – пластырь, и готово), не хотим не болеть раком (ну, просто не курить, или чтобы твоя мать не была больна раком, или выявить его вовремя – даже если не ясно, что это может нам дать, – или не дышать автомобильными выхлопами, и т. д. и т. п., список столь же длинный, как и история развития промышленности), не хотим оставаться незамужними (просто перестаньте ждать сказочного принца или просто вообще перестаньте ждать), короче говоря, не хотим быть человеческими существами, требующими внимания, нежности и любви.


Жаль, что эта речь ничего не проясняет. Почему я не могу согласиться с тем, что Мадзоли действительно виноват?

Почему я упорствую в поисках убийцы среди самого близкого моего окружения?

Неужели у меня острая форма синдрома жертвы?

Вопросов много, а коньяку мало. А главное, еще и этот Рэй сюда нагрянул!

Окно. Машина. Да почему же он не уезжает? Могу ведь я не хотеть его видеть! Я очень злюсь, когда меня принуждают. Возможно, я и упряма, как ослица, но терпеть не могу, когда меня принуждают.

О-ля-ля, голова разрывается! Такое впечатление, что казаки, обутые в «казаки», наполненные коньяком, танцуют «казачок» прямо у меня в голове. Надо бы немного поспать. Обычно это успокаивает казаков.


И вдруг меня поражает мысль: ведь Рэй-Антони не может уехать без прав. Как только он заметит, что потерял их, так сразу вернется сюда. А если я подсуну их под входную дверь дома? Там их могут украсть. Я такая добрая, что отнесу их Стивену, пусть вернет их ему.

Стивен не подходит к телефону, должно быть, он ушел, а я и не слышала. Подсуну права ему под дверь.

Взбираюсь по лестнице на четвереньках. Вежливо тихонько стучу в дверь, на случай, если он вдруг… Никто не отвечает, прислушиваюсь: кажется, кто-то бормочет. Приглушенные отдельные звуки, может быть, это включенное радио. Немного выжидаю. Что-то стукнуло, наверняка плохо закрытое окно. Ладно, ясно, что его нет дома. Подсовываю права и спускаюсь.


Ой-ой-ой! Забыла вложить чеки в бумажник. Да ладно, они не нужны ему, брошу их в мусор.

А если они ему нужны для отчета по служебным тратам?

Ну, это уж не твои проблемы, моя дорогая, не забывай, что этот тип – просто подлец! Озабоченный бабник, вот и все.

Возлюбленный.

Мой возлюбленный.

Ну-ка, снова наверх. К счастью, один из пластиковых уголков торчит снаружи, тяну за него. Ничего не выходит. Снова тяну. Не поддается. За что-то зацепилось. Мое особое везение. Окно все стучит.

Или дверь, похоже на дверь, стук, словно кто-то бьет ногой по полу. Подталкиваю чеки под дверь. Возвращаюсь в свои пенаты.


Ну вот, опять! Я же не оставила Стивену записки, чтобы объяснить, что это бумаги Рэя-Антони. Ведь Стивен не знает, что Рэя на самом деле зовут Антони Ламарк, и он будет ломать себе голову, чьи это права! Написать коротенькое объяснение. Только все это довольно запутанно. «Стивен, пластиковый бумажник и чеки принадлежат тому типу, который недавно искал меня, спасибо, что вернете их ему, если он вновь появится, он потерял их на лестнице, и еще раз спасибо за ваше успешное вмешательство». Никогда не мешает немного польстить. Ну а кроме того, перед ордами варваров он действительно оказался решительным, этот Стивен Грозный.

Я все думаю, куда же мог пойти Рэй-Антони. Гуляет по кварталу? В такой-то холод? Прогуливается по торговому центру? Пытается разыскать меня в больнице? Да, это более вероятно. Он мог подумать, что я сегодня работаю, и отправился туда.

Во всяком случае, ясно, что он не дежурит под дверью, оттуда не слышно ни звука, и он ничем не проявил себя, когда я поднималась к Стивену. Итак, я иду еще раз, чтобы отнести записку, и конечно, опять крадучись.

Осторожно стучу. Все так же никто не отвечает. Радио больше не слышно, и дверь уже не стучит. Снова хватаюсь за торчащий уголок и резко дергаю. На этот раз он поддается, потом вдруг останавливается, зацепившись уголком за раму двери. Дело не в том, что я упряма, но… Я наклоняюсь еще больше, чтобы посмотреть, что там держит под дверью.

Узенькая полоска света, загороженная чем-то темным как раз в том месте, где зацепился уголок. Да брось ты, Эльвира, Стивен и так его найдет. Рядом с бумажником подсовываю и записку. Опять спускаюсь.


А-что-делать-теперь? Умираю от голода, а вместе с тем испытываю легкое чувство тошноты. Со всеми этими делами я даже не позавтракала утром! Топ-топ-топ, бегу в кухню, хватаю плитку низкокалорийного шоколада – на девять калорий меньше, чем в такой же, но не облегченной, – зубами разрываю упаковку, топ-топ-топ – гостиная, представляю себе, что окружена индейцами, и не хочу окончить свою жизнь скальпированной.

Потягивая коньяк и перебирая события последних дней, грызу свою безвкусную плитку. Убийства, Latinlover, диалог по электронной почте с убийцей Натали Ропп, арест Мануэля Риверы, темные делишки Эмманюэля Равье, возможное обвинение Мадзоли, похороны Натали и неожиданное появление Рэя-Антони Ламарка. И все это в какие-то две недели.

Это чересчур много для одной женщины, а особенно для женщины одинокой. Одинокой перед враждебностью и грозными вызовами судьбы.


Две недели. Три жертвы.

Похоже, что убийца пристрастился к крови, как те тигры, которые, однажды попробовав человечины, начинают охотиться на людей. Но что-то ведь должно было спровоцировать кризис, подтолкнуть к действиям. Какая-то особенность, присущая Сандрине Манкевич, потому что она была первой, – и эта же особенность была и у всех остальных. Помимо их внешности: высокие, полноватые, блондинки. Как я. От таких мыслей пробуждается жажда. Вернемся к Сандрине.

Какая-то ее черта спровоцировала неистовство психопата-убийцы. Если бы речь шла только о внешности, то он убил бы еще кучу женщин. Почему же перешел он к действиям именно в тот момент своей жизни и выбрал именно эту женщину? Тебе, Эльвира, могла бы помочь Натали Ропп, у которой был за плечами двадцатилетний опыт работы в психиатрии. Горькая ирония.


А если он следил за Симоном? И потому вышел на Сандрину и Мелани Дюма. Нет, это подошло бы, если бы убийцей был Ривера: он следит за врачом, которого обвиняет в том, что тот завладел его разумом, возбужденное состояние при виде горничной той гостиницы, в которую вышеупомянутый доктор приходит вместе со своей любовницей, убивает обеих, а потом принимается за смотрительницу того отделения, куда он был госпитализирован. Безупречное построение.

Да, но вся прелесть в том, что у Риверы по первому убийству есть железное алиби. Что, впрочем, не помешало бы ему совершить два других. В полицейских романах мы постоянно находим таких подражателей.

Но, черт побери, Эльвира, ведь сказано же тебе, что виновник – это Мадзоли! Можешь зарубить это себе на носу!


Кто мог бы незаметно стянуть ключи от его машины? Или, вернее: когда? Когда Мадзоли находится на операции в асептической блузе и штанах, а его личная одежда повешена в шкафчике при входе, в раздевалке хирургов. Будем рассуждать по порядку.

Допустим, что Мадзоли стал жертвой интриги, подстроенной для того, чтобы заменить им Риверу – идеального экс-подозреваемого. Убийца обнаруживает (или знает?), что у Риверы есть алиби, и как только узнает, что Альварес собирается обыскать машины врачей, то действует очень быстро. Был ли вчера Мадзоли на операции? Это должно быть записано в больничном перечне планируемых операций. Снова радуюсь, что на всякий случай скопировала код доступа Элизабет. Вот как раз сейчас и есть этот «всякий случай»…

Шлеп-шлеп-шлеп, спасибо, Интернет, осуществляется соединение, ввод пароля бла-бла-бла, ну вот: отделение А, хирургическая операция, доктор Симон – панкреатит 26.01, 17.30, Даге – желчный пузырь 26.01, 12.15; Мадзоли – мастэктомия 27.01, 13.30, то есть сразу после похорон. Кто был вчера в это время в больнице? Даге был на большом обходе, Симон давал частные консультации. Дежурная бригада: на первом этаже – Селина, Софи, Аннаелла; на втором этаже – Элизабет, Огюстен, Стивен. И Старая Карга Элизабет – старшая над обоими секторами. Хм.


Честное слово, Даге предстает как идеальный конкурент. Он все время был там, а в то же время его никто не видел. Брр… я чрезвычайно взволнована. У Стивена звонит телефон. Камин. Включается автоответчик:

– Ку-ку, это Селина! Ты дома? Мадзоли утверждает, что ключи могли у него «позаимствовать», пока он был в операционной…

Когда сходятся великие умы! В динамике молчание Селины, как будто она выжидает, что Стивен снимет трубку.

– Ладно, тебя, кажется, действительно нет дома, – продолжает она. – И представь себе, он считает, что это мог сделать только кто-то из дежурной бригады! То есть Старая Карга, Софи, Огюстен, Аннаелла, я и ты! Да. Ты! Знаю, что это нелепо, но вот так! Просыпайся и позвони мне.

В отношении Мадзоли все ясно. Но из этого не следует, что это кто-то из дежуривших! Сомневаюсь, чтобы Альварес поверил этой смешной гипотезе. Потому что человек, который «позаимствовал» ключи, сделал это не ради шутки, а чтобы спрятать следы преступления в машине подозреваемого. Следовательно, тот, кто «позаимствовал» ключи, и есть убийца. Но если учесть, что в этой больнице кто угодно может болтаться где угодно, то нельзя обвинять de facto присутствовавший тогда лечебный персонал.

Не считая уважаемых коллег Мадзоли.


Даге.

Даге, злой дар, спрятанный в потемках? Хм, совсем не блестяще, Эльвира. И Мад-золи, который убивает всех из «мав-золея»? Нет, это я становлюсь ненормальной. Ненормальной, ха-ха-ха. Успокойся, девочка моя. Основное, это… а что именно «это»?

Если это не Мадзоли, то убийца все еще разгуливает.

А если убийца все еще разгуливает, то ничто ему не мешает догулять и до тебя.

Я только надеюсь, что все подозреваемые лица находятся теперь под тщательным надзором и что ангелы-охранники следят за нашими дорогими врачами.

Остается Эмманюэль Равье, растворившийся в окружающем мире.


Но вот что странно. Почему этот тип сначала прячет дрель в моей ванной комнате, а потом вдруг бросает работу и больше не подает признаков жизни? Равье не мог украсть ключи у Мадзоли, если только он не переоделся в фельдшера. Ну вот, Эльвира, теперь ты исследуешь самые причудливые версии. Черт возьми, вернется ли когда-нибудь Рэй за своей колымагой?! Мой пузырек риветрола почти пуст, мне надо бы сходить в аптеку и купить по рецепту еще. Я ведь не смогу без него заснуть.

Но как выйти на улицу? Рэй-Антони наверняка стоит на углу улицы, покуривая свою цигарку, и его растрескавшиеся от холода губы кривит сардоническая ухмылка. Да-да, я чувствую, что скоро взорвусь. Я не создана для полицейских романов. Дайте мне какую-нибудь love-story, это мне подходит.


Вот именно, а доказательством служит фиаско Рэя-Антони.

Я действительно создана для жизни теле-шардоннэ-нембутал, растительной жизни по доверенности. И желаю только одного: чтобы меня оставили в покое.

Хожу по кругу, как жаждущий шакал, – я предполагаю, что шакалы бывают жаждущими? Жизнь в пустыне и все такое… а что пьют шакалы? Из грязных луж, полных мошкары? К черту проклятых шакалов!

Кончился риветрол. И я уже удвоила дозу нозинана. Где-то еще оставалась старая упаковка стилнокса. Он, конечно, послабее, но на войне как на войне.

Гм, в нижнем ящике, как раз под нижним бельем, я нахожу красивую плакетку, давай-давай, иди сюда, дорогая. Дозировка: 10 мг/в день, то есть одна таблетка вечером перед сном. Ну, чего там, вполне можно и две, я себя хорошо знаю. Маленькие хорошенькие таблеточки, мы вас проглотим с хорошим глоточком коньяка, с двумя хорошими глоточками, у меня ведь очень-очень сильный стресс, блуждающая стрессовая бомба, от меня зазвенят любые рамки металлоискателей.


Теперь лучше, я немного расслабилась. Наушники, диск. Что-нибудь спокойное, какой-нибудь хороший ремикс «Юритмикс», «Sweet Dreams», закрыть глаза, пусть ритм бьет по нейронам, вспоминать, что вы под нее танцевали, будучи на двадцать лет моложе и на десять килограммов легче, бессонные ночи под действием амфетамина, прекрасные времена. «Playing with my heart». Кто же играет с моим бедным сердцем? «There must be an angel», нет, я не верю, что это должен быть ангел, это совершенно точно демон, демон в человеческом обличье.


Покой, расслабленность, ровное дыхание, слушать только музыку, усыпить внутренний голосок беспокойства, среди этого кошмара, когда убиты уже три женщины, дать себе несколько минут передышки.


Бум!

Я так хорошо расслабилась, что, должно быть, слегка задремала. И этот шум заставил меня подскочить. Это грохот двери. Наверно, Стивен вернулся. Он скоро позвонит мне и скажет, что нашел права и т. д.

Ужасно, зеваю без остановки. Ну, что он там делает, верхний жилец? Где же мой телефон? Ах, я же на нем сижу. Звоню ему. Не отвечает. Но не приснилось же мне, я точно слышала, как хлопнула дверь.

А нельзя ли предположить, Эльвира, что Стивен Загнанный просто не хочет отвечать, потому что ты постоянно тянешь его за яйца – если они у него, конечно, есть.

Он слишком труслив, он не посмеет не ответить на звонок.

И значит, Стивен еще не вернулся.


Ну а кто же тогда пришел к нему сейчас? Рэй-Антони? Фу, я действительно сыта всем этим по горло.

Неожиданно завибрировал Бэбифон. SMS, набранная заглавными буквами.

– САМКА. САМАТВОРИШЬ. ТВОРИШЬ СРАМ. НО ТЕПЕРЬ НЕНАДОЛГО.

У меня онемели пальцы. Номер отправителя не высвечивается. Звоню дрожащей рукой.

Автоответчик.

– Бип-круик, ваш корреспондент не может сейчас вам ответить, круик-бип-бип.

Телефон отключен или где-то лежит. Но я ведь могу узнать, кто его купил, ведь номер определился. Да здравствует техника!

Молниеносно записываю номер на бумажке, этот шутник будет сейчас пойман, я отправлю его Альваресу, а здесь, это вам не компьютер, здесь, негодяй, они быстренько до тебя доберутся.

Сказано – сделано, но натыкаюсь на автоответчик Альвареса. Оставляю ему сообщение и номер телефона. Который я попутно вновь набираю.

Автоответчик говорит примерно то же самое по-английски. Пока я надрываюсь с переводом, бип предупреждает, что я только что получила сообщение. «Альварес», высвечивается на экране. Я так быстро схватила трубку, что едва не сломала ноготь.

– Спасибо за горячую информацию, – звучит ленивый голос, словно ему совершенно нечего сейчас делать, – мы немедленно бросимся на поиски отправившего SMS.

Каким дураком можно быть при желании! Я снова звоню ему. И, чудо, он отвечает.

– Вы просто не понимаете, что…

– Лейтенант Спелман у аппарата.

– Ах, здравствуйте! Это Россетти, мне нужно поговорить с капитаном Альваресом.

– Он занят.

– Это очень важно, соедините меня с ним.

– Никак нельзя, он не может взять трубку.

– Почему? – не могу удержаться от вопроса.

– Потому что он сейчас мочится, – шепчет мне Спелман.

Я чувствую, что краснею, а он бесстрашно прибавляет:

– А по какому поводу?

– Ну-у, я только что получила странное текстовое сообщение, и я сообщила ему об этом, – завершаю я, чувствуя себя и разъяренной, и смешной…

– Мм-м. Так что же?

– Там говорится о «самке, которая сама творит срам, но теперь ненадолго».

– Послушайте, я знаю, что вы хотите помочь, но мы проводим допрос, сейчас у нас перерыв, и мы должны продолжить. Вам позвонят позднее, спасибо.

Ну почему они такие тупые?! О, идея, я соединюсь со службой поиска. Что-то вроде «а чей это номер?».

Смешно, мой почтовый ящик совершенно пуст, если не считать спама: два-три информационных письма и обычные сообщения с просьбой посылать-дальше-чтобы-не-прерывать-живую-цепь. Баста, сейчас не время для грусти.

Выбираю сайт, ввожу таинственный номер, запускаю поиск. Как всегда, когда торопишься, доступ не состоялся.

Начинаю снова.


Смотри-ка, почтовый ящик мигает. Открываю его.

El Commandante.

– Ну как? Крутим большую любовь? Большая Ива сообщил, что Ламарк отсутствовал сегодня на утреннем брифинге. Уж не заперла ли ты его, негодница?!

Ну вот. А я предпочла бы, чтобы он находился в своем паршивом бюро, и пил бы целые литры кофе, и отбивал бы сотни сообщений для несчастных одиноких идиоток. Я просто не отвечаю.

Возвращаюсь к сайту.

Они нашли его! Номер незнакомый! Имя абонента высвечивается на моем экране, и я едва не падаю со стула.

Мобильный, с которого мне послали сообщение, принадлежит Рене Морану.

Это меня огорошило! Папаша Моран! Нужно чего-нибудь выпить.

Но какого черта папаша Моран посылает мне подобное сообщение? Он явно ошибся адресатом. Но все же… Я поклялась бы, что он неспособен на игру слов. «Самка, сама творишь срам», это для дедули слишком вычурно. «А все-таки она крутится!» – как сказал синьор Галилео. Итак, если эта SMS-ка была послана с мобильного месье Морана, законно предположить, что послал ее сам месье Моран. Образец добродетели. См.: Католический защитник республиканских способов сообщения / Le defenseur catholique des canalisations republicaines. P.201.


Минуточку, Эльвира, минуточку. Сними ножку с акселератора. Рассмотри внимательно пейзаж, проплывающий за твоими синаптическими окнами. Что ты видишь там, сокрытое темнотой?

Да, моя умница, это называется гипотеза. Ну-ка иди сюда, моя маленькая гипотеза, дай-ка мы пропустим тебя через лазер дедукции.


Потому что, рассуждая строго, Эльвира, каковы у тебя доказательства, что это Эммануэль Равье марал твое белье? Конечно, кроме слов папаши Морана: «Это не я приходил, это мой рабочий».

И если идти дальше, то кто тебе сказал, что дрель, которую Моран так хочет заполучить обратно, действительно принадлежит Равье?

Равье-исчезнувший, которого его патрон считает исчезнувшим? Работай, работай, мой доблестный паровоз рассуждений: кто хоть раз, один-единственный раз общался с Эмманюэлем Равье? Никто. И вот струя пара: а существует ли он вообще?!!

Если Равье не существует, то все прекрасно объясняется. Упорство Морана, его гнев, выдуманный рабочий – все это, чтобы скрыть, что грязный извращенец – это он сам! Он посылает какого-то выдуманного рабочего к одиноким женщинам, чтобы рыться на свободе у них дома и – хуже того! – шарить в их трусиках.


Все складывается, но вот только Моран не может быть убийцей, если, конечно, он, переодевшись в медсестру, не выкрал в операционной ключи у Мадзоли.

Даже при всем желании, это маловероятно, Эльвира, он – ха-ха-ха – не похож на Селину.

Ну, шутки в сторону, почему Моран не боится посылать мне со своего мобильника такой обличающий текст? Почему он, прежде чем послать SMS, не изменил свой номер? Он что, хотел, чтобы я поняла, кто это посылает?

Неужели и он теряет голову? Все слетают с катушек? Убийца, выстраивающий свои жертвы как на стенде тира, Latinlover, несущий вздор по телефону, Рэй-Антони, примчавшийся в моему порогу, папаша Моран, не стесняющийся изводить меня, – и только ты, Эльвира, остаешься невозмутимой и стойкой, как скала во время бури, как маяк, который заливают волны, как Наполеон на Аркольском мосту, ты, Эльвира, мишень всех психов по эту сторону океана, совершенно одинокая в своей очаровательной гостиной цвета слоновой кости с золотом, как в шкатулочке, крышку которой ради развлечения приоткрывают какие-то психопаты, чтобы смотреть, как ты мечешься во все стороны. Ты, в своем дивном атласном халатике, как прелестное блестящее насекомое во власти огромных жестоких мальчишек.


Снова завибрировал мой мобильник. Опять текст.

Взираю на свой Бэбифон, как на гремучую змею, свернувшуюся кольцом в моей руке, и с нехорошим предчувствием нажимаю на кнопку «прочесть».

– Я ЗДЕСЬ.

Где это «здесь»? Я верчу головой, словно она на пружине. Ну конечно, комната совершенно пуста. Так что это значит, «Я ЗДЕСЬ»? Смотрю на номер отправителя. Номер какой-то другой. Это не номер Морана. Это другой, неизвестный мне номер. Сегодня, вероятно, день анонимных звонков. Я снова открываю «Чей это номер», но на этот раз поиск ничего не дает. Этот пользователь не зарегистрирован в их базе данных.

Я знаю, что сейчас позвоню по этому номеру, но совсем этого не хочу. Ну же, давай, набирай номер. Мой палец дрожит. Меня свело от страха. Получить менее чем за десять минут два таинственных текстовых сообщения – можно ли объяснить это чистой случайностью? Но ведь случайность не поддается объяснению, в рулетке один и тот же номер может выпасть и десять раз подряд. Правда, этого еще никогда ни с кем не случалось. Почему теория и практика так редко совпадают? Эльвира, хватит вилять и волынить и выискивать все подобные слова из словаря, просто набери этот новый проклятый таинственный номер!


Звонок, другой, третий. У меня сердце выскочит из груди. Таблетки, принять еще таблеток.

– Здравствуйте, я сейчас занят, пожалуйста, оставьте сообщение.

Мужской голос. Красивый баритон. Спокойный. Интеллигентный. И все же в нем проскакивают вульгарные нотки, хотя бы когда он орет под вашими окнами: «Есть кто-нибудь? Э-эй, ответьте!»

Красивый баритон Рея-Антони Ламарка. Lonesomerider, самый надоедливый на всей пла-Нет-е.


Так, значит, это Рэй-Антони посылает мне свои загадочные сообщения. «Ззззагадоччччные Ссссообщщщщения», вот те на, это шшшипит и сссвиссстит, как мерзссская гремучччая зззмея.

Да, но совершенно очевидно, что месье не желает отвечать. Пошлем текст:

– Оставь меня в покое. Я не хочу тебя видеть.

Ответа не последовало. Перечитываю его SMS. И вдруг замечаю, что она была послана почти час тому назад. Мой мобильник так запрограммирован, чтобы каждые полчаса сообщать мне о поступлении полученных и непрочитанных или непрослушанных сообщений. А сообщение Морана? Послано еще за четверть часа до сообщения Рэя. А чем же я занималась час тому назад? Слушала музыку через наушники, а потом задремала. Поэтому и не услышала. Но это ничего не меняет. Все равно, Моран – старая свинья, а Рэй – зануда.


И наоборот, как раз это и объясняет, почему Рэй не отвечает. Он просто устал ждать и уехал.

Без машины. И без документов.

А если он вернулся за ними, пока я спала? Я снова звоню Стивену, и опять безуспешно.

Кажется, день будет бесконечным, особенно если я все так же буду ходить по кругу. Возвращаюсь к своему компьютеру – и чтобы ответить Леонардо, и просто чтобы чем-то заняться. MSN Messenger сообщает, что он включен. Удачно. Быстренько печатаю:

– Ламарка удалось отшить, но, кажется, он ничего не понял! Его машина все еще здесь, и он забыл свои документы. Не знаю, что делать.

Тотчас получаю ответ:

– Он пропустил, должно быть, нарвался на лихой прием, потому что сегодня утром сверхважное собрание всей группы. Поэтому-то Большая Ива и узнал, что он прогулял.

– Час тому назад он прислал мне сообщение, но теперь не отвечает.

– Думаю, что вчера вечером ему набили у вас морду, и теперь, чуть живой, он где-нибудь отлеживается. Надо бы поискать под его тачкой! Ха-ха-ха! А что он написал?

– «Я здесь».

– Ну прямо фильм ужасов. «Яяя ззздессь», и голова улыбающегося мужика, которая крутится на 180 градусов.

– Спасибо большое, очень успокоил.

– Брось, не переживай, он в конце концов уберется, как только успокоится и поймет, что его хлеб под угрозой. Да, кажется, твои друзья флики нашли серьезного подозреваемого… подозреваемого в белом халате…

Поразительно, как быстро все становится известным! Решаю прикинуться дурой.

– Так это уже не Latinlover?

– Latinlover уходит со сцены. У него алиби. И добро пожаловать, мистер Доктор.

– Доктор?

– Ага, если верить слухам. Наверняка один из твоих любимых начальников. Представляешь скандальчик? «Днем – хирург, ночью – мясник». Как Потрошитель. Если только, исходя из последних теорий, он не врач, а художник. И не какой-нибудь там маляр, а художник, рисующий картины. Ну ладно, до скорого, у меня звонок. See you later, baby.

Конец разговора. Потрошитель, художник. Адепт кровавых перформансов и смертельных концовок. Но как сказал бы Альварес: какое это имеет значение? Самым смешным – ну, это, конечно, просто фигура речи, – самым смешным будет, если убийца вдруг окажется подражателем Потрошителю, думающим, – как и все остальные, – что это был врач, тогда как это был художник.


Но совершенно очевидно лишь одно: Леонардо – истинная кумушка. Причем изумительно хорошо осведомленная, и раньше всех. Леонардо… absolutely смешно, я даже одного нейрона не потрачу на разработку этой версии.

Но вот мысль о мертвецки пьяном Рэе-Антони кажется мне вполне правдоподобной. Это могло бы объяснить, почему он еще не вернулся. Когда я вспоминаю, до какого состояния доходят иногда мои коллеги… Огюстен, например, признался, что иногда он не протрезвляется весь уик-энд. Он просыпается в какой-то комнате или оказывается на какой-то улице и не помнит, как он туда попал. Он записался в общество анонимных алкоголиков, но забыл пойти на собрание, потому что хватил через край. Да, но Огюстен – это завзятый алкоголик, в двух сантиметрах – пастиса[25] – от цирроза печени, а Рэй-Антони совсем не таков. Рэй-Антони занят работой, которая требует определенной ясности мышления, он совсем не похож на старое дрожащее пугало. Но это, конечно, не помешает ему хватить лишнего.

Чтобы утешиться, после того как ты оттолкнула его, Эльвира-роковая-женщина.


В конечном счете – это даже лестно.

Мне требуется расслабляющая хвойно-левкойная ванна с пеной с огромными пузырями и плавающими свечами с жасмином.

Загрузка...