Лишняя душа

Глава 8

Среда, 25 января – на рассвете

Снегопад наконец прекратился. За последние двадцать лет такого никогда не случалось. Предвестие климатических изменений?

Все бело. Насколько бело снаружи, настолько же черно в человеческих сердцах… Серая белизна, потому что только-только начало светать. Приглушенный шорох машин. Вращающийся фонарь мусоровоза освещает окошечко ванной. Желтый – серо-желтый.

Такой снегопад большая редкость, по местному радио только об этом и говорят. Люди выходят на улицу, чтобы сфотографировать пальмы под снегом, пляж под снегом… среду, 25 января под снегом.

Есть даже туман, почти настоящий английский туман, настоящий туман с призраками. Настоящий уайтчепельский туман. Просто находка для Маню Потрошителя, если только он спрятался где-нибудь здесь.

Потрошитель.

По словам Кью, убийца поступает как Потрошитель. Из желания подражать или по естественному побуждению? Может быть, убийц, принадлежащих к одному типу, возбуждают одинаковые бредовые фантазии, потому-то они и совершают одинаковые преступления? Одинаковые причины, одинаковые результаты? Если принять во внимание все кровавые преступления, то мрачные видения повторяются, видимо, довольно часто. Есть такие убийцы, которые, набросившись на жертву, стервенеют (пятьдесят три удара ножом, восемнадцать ударов молотком и т. д. и т. д.), они хотят оставить от жертвы мокрое место, словно давят таракана или паука, а есть такие, которым хочется, чтобы жертва страдала, им хочется резать свою жертву на части.

Наш убийца принадлежит ко второму типу. В детстве он отрывал крылья мухам, отрезал хвосты кошкам. Истязатель.

И в этот бледный предрассветный час он бродит, может быть, по моему садику.

Я прижимаюсь лицом к стеклу. Туман повис в лавровых кустах изгороди, он ползет по нетронутому снегу. С трудом могу разглядеть свой гибискус. Я люблю этот куст: он не требует никакой заботы и весь год цветет красными и желтыми цветами; он немножко приземистый и узловатый и выглядит крепким и веселым. Полная моя противоположность.

Признаюсь, что за всеми этими событиями я немного позабыла про Рэя, этого доблестного рыцаря лжи. Если он послал мне сообщение вчера в 13 часов, то оно было стерто, как и все остальные. А потом я уже не смотрела.

С опаской снимаю чехол со своей зверушки. А вдруг там сообщение от убийцы? Стоит только представить себе ложную подпись Katwoman7, как в животе появляются судороги. Да нет же, Эльвира, там ничего нет, это было бы для него слишком опасно.

Вперед!

Три сообщения. Кишки узлом. Начинаю наобум.

Первое сообщение от туристического агентства, где я когда-то заказала каталог, теперь они предлагают мне свои потрясающие весенние скидки.

Второе – опять от этого магазина Sex Shop он-лайн, который предлагает новую линию sexy-toys. Попадись мне только тот мерзавец, который толкнул им мой адрес!

Третье – от Рэя. Сообщение датировано вчерашним вечером, 19.10.

– Ну где же ты, милашечка? Ты меня позабыла? А я только о тебе и думаю. С каждым днем я все больше приближаюсь к тебе, моя нежная. Я поглощаю километры на своем старом Россинанте, и ты – мой компас, моя роза ветров.

Вот именно, катись по ветру! Ты никогда в жизни не работал на фирму «Браун-Берже». Или тебя зовут не Рэймон. Но зачем ты мне лжешь? Все ясно: потому что ты женат. Потому что тайком, с бьющимся сердцем ты петляешь по жизни, как тысячи тебе подобных, а в это время твоя жена готовит жратву и детишки обмениваются тумаками. Может быть, это как раз ты, дорогой Рэй, сунул свой толстый носище на sex-cyti.com. и оставил им мой адрес. В надежде, что я закажу бюстгальтер, обнажающий грудь вот здесь, или колготки, с разрезом вот там. Рэй, Рэй, Рэй, мой виртуальный жених, ну почему тебе надо, чтобы мы непременно обрели плоть и кровь?

Эта странная заснеженная тишина, словно дом укутан в ватный кокон, и свет с трудом в него проникает. Холодное покрывало, оно скрывает, но не защищает.

Туман поредел. Интересно, надо ли отряхивать гибискус от снега? Не могу вспомнить, снег защищает от мороза или может поломать ветки? Честное слово, я мало что смыслю в садоводстве. И не очень-то хочется выходить на холод. Стоять в моих золотистых домашних туфельках на белесом нетронутом снежном ковре. Брр!

Да не такой уж он и нетронутый: там полно следов. Это белка совершала свой footing вокруг моего гибискуса? Или крысы? Крысы, с писком гонявшиеся друг за другом, весело топотавшие и лепившие снежки проворными маленькими лапочками? Но мне кажется, что в такую погоду крысы предпочитают оставаться в тепле, укрывшись в мусорных контейнерах.

Кошка?

Кошка, любительница поскользить в снежных отблесках? Точно нет. Кошки и мои золотистые туфельки с одинаковым отвращением относятся ко всему холодному и мокрому.

Остается голодная бездомная собака с оскаленными клыками, так сказать, переносчик бешенства. Это особое везение, бешеная бродячая собака в моем садике. Хватит шуток, Эльвира, умница моя, на этом прекрасном свежем снегу полно всяких следов.

Птицы! Они прилетели сюда в поисках зернышек, что-нибудь поклевать. Ну да, птичьи лапки, прыг-прыг-прыг, они прыгали туда-сюда, как попало, и написали «SALE».

«SALE»?! Почему это милые воробышки написали на моем снегу «SALE»?

Стоп! Стоп, Эльвира, ничего здесь не написано, это просто световой оптический обман.

Нужно посмотреть поближе. Ну, мои туфельки, запасемся мужеством. Где же пальто? Вот оно. И перчатки, у меня такие нежные ручки.

Приоткрываю стеклянную дверь, и холод охватывает лицо, проникает в ноздри, пытается прорваться в рот, я крепко сжимаю губы, ненавижу холод, запах холода, утреннюю серую мглу, скрип снега под ногами, капанье – кап-кап – из водосточной трубы, я ненавижу эту зиму, заблудившуюся в географических широтах.

Ну ладно, так что же это за птички-писатели?

Прыг-прыг-прыг – получилась змейка; прыг, прыг, прыг – вот перевернутое V с перекладинкой посередине; прыг-прыг-прыг – теперь это L; прыг, прыг, прыг – вот и грабли. SALE.

Корявые черточки, образующие слово SALE. Возле корней моего гибискуса, да-да, господа хорошие, почтеннейшая публика, подходите полюбоваться волшебным гибискусом и выводком его воробышков-писателей!

А это что за ерунда? Это Стивен Чистюля пробрался ночной порой в мой садик, написал «Грязная», а потом вернулся к себе и стал исступленно мыть свою штуку?

Или же…

Порыв сквозняка, я оборачиваюсь, стеклянная дверь хлопает, я подпрыгиваю, – нет, только не это! – эта дурацкая дверь захлопывается у меня на глазах и…

Она захлопнулась. А я, дура, осталась на снегу в мягких туфельках. Со всеми этими птицами из Хичкока. Мне придется позвать Стивена. Вот нелепость.

А сама ли она захлопнулась?

И кто написал на снегу «Грязная»?

Не забрался ли кто-нибудь ко мне в дом? Кто-то, кто, прижавшись к стене, следит за мной сквозь занавески? Поднимаю голову и смотрю на окно Стивена в четырех метрах надо мной. Да, именно это и привлекает в старинных домах, высота потолков, 3,80, ощущаешь кубатуру, н-да.

– Стивен! Эй, Стивен!

Никакого движения. Ни лучика света. Вдруг он спит с затычками Quies в ушах или ушел на работу, я не помню, что он про это говорил. Пробую докричаться еще и еще раз – все безрезультатно. Черт подери. С другой стороны садика – бетонная стена, общая с конторой, которая занимается страховками в сельскохозяйственном секторе, секретарша там появляется не раньше девяти часов.

Стена высотой три метра, не представляю, как я на нее влезу в ночной рубашке. А если быть честной, то не влезу и без рубашки.

А если по водосточной трубе добраться до окна гостиной Стивена?

Ну конечно, дорогуша, вообрази себя висящей на этой старой прогнившей трубе, особенно если учесть, что в лицее ты никогда не могла вскарабкаться по канату, вспомни, как орал на тебя физкультурник, пока ты позорно болталась на этой неподвижной ненавистной веревке…

Окошечко в ванной комнате.

Может быть, я достаточно худенькая и пролезу между прутьями решетки?

Ладно, молчу.

Холод начинает студить мои прелестные ножки. Прижимаюсь ухом к стеклянной двери, вслушиваюсь. И в то же время я боюсь, что дверь откроется и рука, блестящая от крови, втянет меня в комнату. Никакого шума.

Дверь захлопнулась из-за сквозняка, вот и все, и кончай свой цирк, Эльвира.

Ну ладно, но тогда, может быть, это я сама написала «Грязная» под кустом гибискуса?! Нет, это, конечно, сумасшедший Стивен, мечтавший о своей Мамулечке. «Паршивец с грязными мыслишками, бегом голышом на снег!»

А как он попал на десять квадратных метров твоего садика, Эльвира? Выпрыгнув из своего окна? Как взломщик, соскользнув вдоль этой мерзкой водосточной трубы? Стивен – Человек-Паук?

Полоумный Маню. Запасным ключом он открыл дверь и вошел ко мне ночью, потом бродил по саду, трогал своими крючковатыми пальцами стекла и, ухмыляясь улыбкой кровавого психа, выводил буквы на свежем снегу. А теперь он бродит по моей квартире и, обнюхивая мои трусики, ищет в кухне острый нож.

Мне холодно. Мне суперхолодно и суперстрашно. Я чувствую себя супернезащищенной. Ладно, у меня нет выхода, разобью стекло. Нет никакого желания окончить жизнь скульптурой в Palais des Givres. А если и правда внутри кто-то есть?

С домашней туфлей в руке я размышляю, подпрыгивая на одной ноге. Еще два-три раза я, надрывая горло, кричу: «Стивен». Тем хуже. Начинаю. Золотистая домашняя туфелька против двойного остекления. Матч обещает быть жестким. Черт возьми, почему этот балда Стивен поставил двойное остекление?! Ладно, допустим, что так надежней для стеклянной двери, которая может сильно хлопнуть от порыва ветра, ну а что теперь могу сделать я этой туфлей, которая весит не больше 3,8 г?

Так ничего не выйдет, мне начинает это надоедать!

Гибискус, ну-ка, вот эта ветка, трах о колено! Поцарапалась, тем хуже, кровоточит, потом поглядим. Ну, стекло, теперь не так уж смешно, да?!

Хлоп! Хлоп! Хлоп! Маленькая трещинка. Я задыхаюсь, я взмокла, несмотря на мороз, на шее холодный пот. Колочу с удвоенной силой по трещине. Она разбегается звездочкой. Отлично, последнее усилие, Эльвира, умница моя, разбей ему морду, этому поганому стеклу.

Тра-а-ах. Обожаю треск стеклянной двери на рассвете. Немного подталкиваю веткой, и куски стекол сыплются на ковровое покрытие гостиной. Удаляю острые осколки, осторожно просовываю руку, поднимаю защелку.

Наконец-то! Спасена! Вымокшая, затравленная, растрепанная, одна нога отморожена, ампутированный гибискус, стекло надо вставить, а это влетит в копеечку, но спасена!

Опустить пластиковую занавеску, чтобы не поступал холодный воздух. Вызвать стекольщика. Но сначала…

Горячий чай, хороший глоток коньяка.

Кто включил на кухне свет? Я уверена, что погасила, когда приготовила кофе. Откладываю ветку, хватаю один из больших кухонных ножей, оглядываюсь, прислушиваюсь.

Тихо, но это ничего не значит.

Щелчок.

Очень тихий щелчок, почти беззвучный. Щелчок, когда вы даже сомневаетесь, слышали ли вы щелчок. Но я знаю, что это такое. Щелчок ручки входной двери. Я выскакиваю в коридор с ножом в руке – следов не видно, никого нет, дверь аккуратно закрыта. Что это? Неужто я сама перед сном закрыла задвижку? Вероятно, но… Пытаюсь вспомнить. Не могу, ничего не поделаешь.

Удерживаю дыхание. Прижимаюсь левым ухом к деревянной филенке. Не слышно, чтобы кто-то поспешно убегал из коридора, не слышно хлопка тяжелой входной двери. В двухэтажном мавзолее стоит гробовая тишина. И я вместо мумии.

Продолжая сдерживать дыхание, силюсь поднять голову. Глазок. Я должна посмотреть в глазок. Лицо должно придвинуться к маленькой дырочке со стеклышком. Ну же, Эльвира, посмотри! Ну что с тобою может случиться?

Да что угодно. Я достаточно насмотрелась фильмов ужасов, чтобы знать, что случиться может все, что угодно. Даже иголку могут всунуть вам в глаз.

Но не через глазок же с толстой лупой вместо стекла.

Ну же, посмотри, посмотри, кто затворил за собою дверь, кто прячется в прихожей, кто написал в твоем садике «Грязная», посмотри на негодяя, Эльвира, и быстренько вызови фликов!

Осторожно делаю глубокий вдох, мое сердечко отсчитывает 180 ударов в минуту, на руке отпечаток от ветки гибискуса. Прижимаюсь глазом к глазку.

И вижу.

Я вижу глаз, который смотрит на меня.

Закусив губу, сдерживаю вопль. Глаз. Большой круглый карий глаз. Сердце хочет выпрыгнуть. Может, привиделось? Нужно взглянуть еще раз. Не могу. Слишком страшно.

А-а-ах! Звонок! Резкое дребезжание звонка. Отскакиваю одним прыжком, спотыкаюсь о гватемальский ковер, ухватываюсь за полочку из «Икеа», задыхаюсь.

– Есть кто-нибудь? – Грубый, хриплый мужской голос.

Снова звонок.

– Это месье Моран, – говорит мужчина, – надо забрать сумку с инструментами, Маню, кажется, забыл ее у вас.

Месье Моран. В семь часов утра? Верно, голос похож. Конечно, я разговаривала с ним только по телефону, но… что это за история с сумкой? Я не видела сумки с инструментами. Не знаю, что делать. Ответить? Не отвечать? А если это ловушка?

– Черт возьми! – бормочет голос за дверью. – Меня это уже достало, мало мне этого идиота Маню, так здесь еще этот псих не открывает… В сумке лежит дрель, вы понимаете?! – орет он.

Дрель? В сумке с инструментами дератизатора? Ну и ну, какая же здесь связь?! И что этот Маню хотел просверлить? Что именно он хотел продырявить? Я вжимаюсь в сервант в деревенском стиле, надеясь, что через этот чертов глазок ничего не видно. Нет, это невозможно.

Звонок. Разъяренные удары по двери.

– Черт подери!

Шаги удаляются. Рискую взглянуть одним глазком: квадратный силуэт в синей спецовке идет к выходу.

Это настоящий месье Моран? Колеблюсь, не побежать ли за ним. Эльвира, девочка моя, нерешительность тебя погубит. Ладно, он перезвонит. Если бы эта сумка была здесь, ты бы ее уже нашла. Кладу нож в карман, гораздо спокойнее, когда чувствуешь себя вооруженной.

Заварю японский зеленый чай с крохотной капелькой кальвадоса. Немножко чая в суповой миске кальвадоса.

Холодно.

Я дрожу, как листочек гибискуса.

Пока кипит вода, роюсь в «Желтых страницах» в поисках стекольщика. Первый – в очередном отпуске, у второго – автоответчик, третий придет на следующей неделе – ну, вот зуб дает, что придет. Мы договариваемся на понедельник, 30-е.

Мягкий диван. Теплые диванные подушки. Обжигающий глоток. А-а-ах! Я даже не сняла свое темно-синее пальто, жду, пока хорошенько согреюсь. Еще чуточку кальвадоса.

Сумка с инструментами? Для каких надобностей?

Мужчинам, дорогая моя, всегда требуются отвертки, плоскогубцы, всякие штучки. Чтобы обнаружить гнездо тараканов за стиральной машиной, или под раковиной, или за вентиляционной решеткой… всякие такие вещи.

Плоскогубцы – ладно. Но…

Дрель? А может быть, он говорил о дрелях-отвертках, я видела такие в рекламе по телику. Минимальные размеры, максимум эффективности. Вроде штучек хай-тек, когда телефон и факс вместе. Но совершенно точно, этой сумки здесь нет.

А вдруг он оставил ее в ящике под моими трусиками? Свой грубый инструмент среди моих кружев?

Нет, здесь нет сумки, нет дрели, нет лобковых волосков и нет окровавленного скальпеля.

Чай. Кальвадос. Кальвадос. Чай.

Шаги?

Крадущиеся шаги на лестнице? Наверняка это Стивен вернулся. Не стоит вставать, чтобы проверить.

Но я встаю, пробираюсь к двери, прижимаюсь глазом к дырочке. Вижу ногу, обутую в грубый башмак; она пропадает на лестнице. Уж очень ты медлительна, девочка моя. И потом, как ты думаешь, кто это может быть, кроме Стивена? И эти грубые кожаные башмаки как раз в его стиле.

Наверху звонит телефон. Бросаюсь к камину. Три звонка. Четыре звонка. Пять звонков. Ну же, Стивен, ты что, оглох? Включается автоответчик.

– Это месье Моран, там, это, мой рабочий, он, видно, позабыл сумку с инструментами у вашей жилички, но никто не отвечает…

Звук такой ясный, словно он здесь, на лестнице! Стивен Глухня все так же молчит, папаша Моран вздыхает, нервы явно на пределе:

– Это была его последняя работенка, и вернулся он уже без дрели; ну, я сразу, в ту же в пятницу, послал его за ней и с тех пор больше его и не видел, понятно? Ну так вот, поищите с вашей жиличкой, потому что я берегу свои инструменты!

Дверь открывается, голос Стивена:

– Вы хотели поговорить со мной?

– А-а, так вы дома, а я думал, что…

– Не волнуйтесь, я скажу ей.

– А я вот хотел поговорить с вами о посудомоечной машине…

Дверь закрывается.

Слышу, как они разговаривают, но не различаю слов. Во всяком случае, ничего примечательного, пытаюсь сконцентрироваться на себе, на своих личных проблемах, например на ночном визите этого писаки на снегу. Серия расслабляющих вдохов-выдохов. Считаю не менее чем до ста. Вот, я их больше не слышу. Видно, Моран закончил.

Он ведь сказал, что уже в «пятницу» отправил Равье, значит… Пятница – это было двадцатое? Это ведь как раз тот день, когда я поняла, что в моих вещах копались! Значит, этот мерзавец все же приходил в тот день, и он… хм-хм!

Но зачем было прятать эту дрель, почему не унести ее с собой?

Чтобы иметь повод прийти еще!

Утром в пятницу 20 числа Мелани Дюма нашли мертвой. Просверленной?

О-ля-ля, у меня так разболелась голова, не могу дальше думать, я совсем разбита. Болит спина, болят плечи, я, наверное, напичкана токсинами, немедленно очистительный травяной чай.

Сейчас приму горячую ванну. Желание очиститься. И вычистить это пальто, а о ночной рубашке нечего и говорить! Все, все пойдет в стирку!

Как же я люблю тебя, моя маленькая ванная комнатка. Истинная правда. Она у меня просто конфетка, с таким овальным умывальником, встроенным в столешницу розового искусственного мрамора, большая ванна обложена плиткой цвета нефрита, а на полу – мягкий пушистый темно-синий коврик, и повсюду мои любимые флакончики с ароматами, любимые баночки с кремом и притираниями. Ну кто наконец расскажет о безграничной любви женщины к Храму своей Красоты?!

А как я люблю плавать в горячей воде! Ну, согласна, я не плаваю, я такая тяжелая, что не могу плавать, но в своих ощущениях я плыву, такой маленький кораблик из живой плоти на волнах ароматных масел. Я говорю «кораблик», но это что-то вроде лодочки с косым парусом, а не какой-нибудь там танкер, готовый слить нефть.

Не могу думать об этом мерзавце, который оставил презерватив в моей аптечке! Надо бы поискать и в других местах. Какая гадость.

Снова оглядываюсь.

Где можно что-то спрятать?

Внизу за щитом? Я наклоняюсь, нет, на нем ржавчина, значит, его давно уже никто не трогал. Хм. Инсектициды – плинтусы. Но и на глаз видно, что их не снимали.

Вентиляционная решетка? Вентиляционная решетка – это да. Достаточно вспомнить Пришельца.

Представляю себе такую сцену. Длинный и тощий тип, кожа да кости, жирные черные волосы свисают вдоль лица, узкого как лезвие ножа, толстые красные губы оскалены над неухоженными, очень острыми зубами… Он отвинчивает решетку, впрыскивает средство от тараканов, засовывает туда пачку использованных кондомов, снова завинчивает, а я здесь сижу, наряжаюсь, спокойно принимаю ванну, и это всего в нескольких сантиметрах от его мерзких гнусных штучек.

А вдруг он установил мини-камеру, чтобы шпионить за мной? В газетном киоске была такая реклама: мини-камера слежения, размером с пачку сигарет, никаких проводов, дистанционное управление…

Возможно, как раз сейчас я появляюсь на экране его домашнего телевизора, голая, едва прикрытая бледно-голубой пеной, смотрю прямо в камеру, спрятанную за этой решеткой!

Стоп, непреложных неприятных фактов и так хватает, поэтому нечего еще что-то выдумывать. Не драматизируй, Эльвира.

Надо выяснить, что там, за этой решеткой.

Ой, край ванны такой скользкий, надо придерживаться за умывальник, а вдруг там полно огромных тараканов? Перед моим носом, возле рта будут шевелиться их усики… Во всяком случае, то, что я вижу и что выделяется, как таракан на белой скатерти, это просто отпечаток пальца, ну да, черный отпечаток огромного большого пальца руки на белой решетке, значит, этот негодяй трогал ее!

Отвертка. Да где же у меня отвертка? В кухонном шкафу.

Накинуть розовый пеньюарчик, пробежаться, вернуться к ванне. Сохранять равновесие, одна нога на ванне, другая на унитазе. Отвинчивать совсем не просто, уверена, что волшебная дрель-отвертка Морана могла бы помочь. Напрягись немного, Эльвира, у тебя ведь сильные руки! Потом у меня будет волдырь.

Ну вот. Два винта откручены, решетка висит, за ней черная дыра. Я хватаю свечу с успокаивающим запахом корицы, зажигалка в кармане халатика и fiat lux! Да будет свет!

Дрожащее пламя освещает темный узкий проход. Два дохлых таракана лежат на спине. Черные блестящие мастодонты. На мгновение закрываю глаза, дрожь отвращения, опять открываю глаза. А что там, сзади? Крыса? Огромная коричневая крыса?

Я опускаю руку, глубоко вдыхаю, пытаясь в то же время не соскользнуть, обретаю устойчивость.

Если это крыса, то она совершенно неподвижна.

Дохлая крыса? Снова стараюсь осветить отверстие. Восхищаюсь своей смелостью.

Пытаюсь не замечать тараканов. Сосредоточиться на крысе. Которая вовсе и не крыса. Или же крыса без головы. И без шерсти. Крыса – коричневая сумка. С ручкой.

Крыса – сумка для инструментов.

Та, которую позабыл Полоумный Маню.

Если только… Как это возможно – забыть за вентиляционной решеткой, которую только что снова привинтил, ту сумку, в которой лежит то, чем привинчивают? Улавливаете? Он кладет сумку, этот мужик, привинчивает, и на тебе: черт подери, куда же он кладет дрель-отвертку, если сумка осталась за решеткой? Так вот, значит, в этом случае невозможно забыть сумку.

Он ее спрятал. Он спрятал эту сумку за вентиляционной решеткой. Намеренно. Заметь, Эльвира: никогда не бывает, чтобы прятали ненамеренно. Ладно, ладно, оставим это, подберем сумку, косметическим карандашом столкнем тараканов вниз, я не могу прикоснуться к их хитиновым панцирям, указательным и большим пальцами осторожно захватим кожаную ручку.

Дохлые тараканы упали в ванну, какая гадость! Но я не сдаюсь. Знаменитая сумка от месье Морана.

И теперь я должна еще позвонить этому Морану и сказать, что он был прав, что сумка действительно была у меня, – просто живот сводит от этого!

Эльвира, остановись и открой сумку, посмотри, что там внутри.

Застежка-«молния».

Высыпаю содержимое на мраморную поверхность.

Инструменты. Набор гаечных ключей, пассатижи, катушка нейлоновых ниток, мини-дрель-отвертка.

Наклоняюсь над дрелью. Она из темно-зеленого пластика, покрытого черными пятнами. Леопардовая дрель.

Беру дрель в руки: довольно легкая, шероховатая. Кладу ее обратно.

Темные пятна на моей влажной от пота руке.

Снова беру инструмент, чтобы рассмотреть его получше. Это не крапинки. Это брызги. Чего-то темного и густого. Я соскабливаю их ногтем и уже заранее все знаю. Знаю, что они отпадут как засохший лак и упадут в умывальник, приоткрою воду – вода станет темной, темно-красной. Знаю, что это кровь.

Пятна крови. На темно-зеленой дрели. Спрятанной за вентиляционной решеткой моей прелестной ванной.

Боже мой! Как кружится голова. Быстро, положить дрель, пустить холодную воду на кисти рук. Холодную воду, которая кружится водоворотом, прежде чем уйти в сифон, красная, красная, красная, как в фильме Хичкока, я закрываю кран, промокаю виски, где же это моя антистрессовая холодящая маска? И где мой противомигреневый карандаш с ароматными маслами?

Диван. На лице маска. Карандаш попеременно ласкает то один, то другой висок. Вышитый красно-белый плед на коленях. Успокоиться. И вызвать полицию. Вот наконец и недостающее доказательство. Доказательство, что Маню Равье и Маню Ривера – одно и то же лицо. Доказательство, что это псих и убийца.

И что у него есть мои ключи.

Дрожащей рукой хватаю телефон. Теперь уже никто не будет надо мной смеяться! Спелману или Альваресу? Начну с Альвареса.

У него автоответчик. Черт, черт, черт. Тогда Спелману.

Та же история. Когда тебе нужны флики… Хорошо хоть, что эта дрель никуда не денется…

Меня тошнит, стоит только о ней подумать.

И я ее трогала! Я ее трогала! Я трогала главную улику голыми руками! Мои отпечатки пальцев смешались с отпечатками Риверы. Может быть, я все испортила! Может быть, я смыла каплю крови, которая содержала ДНК Натали!

Подожди минутку, Эльвира, поразмысли. Натали умерла позавчера. Позавчера? А мне кажется, так давно! Так о чем я? Ах да, Натали, – да упокоится ее душа в мире – умерла позавчера – все-таки позавчера?! – а Маню Ривера-Равье приходил с дезинфекцией в понедельник, значит, он не мог убить Натали этой дрелью.

Дрожь по телу, тошнота.

Но он ведь мог воспользоваться этой дрелью, убивая Сандрину Манкевич и Мелани Дюма.

Отличный вопрос, Эльвира: каким орудием были совершены преступления?

Ответ: холодным оружием вроде скальпеля, никто не упоминал дрель! Минуточку, минуточку, Альварес упоминал скальпель, говоря о Сандрине. А про Мелани я ничего не знаю, и если принять во внимание все, что случилось потом… могло быть и холодное оружие, и дрель.

Не кровь ли Мелани я видела на своих руках?

Я опять набираю номер Альвареса.

Опять автоответчик. Может быть, они сейчас вместе со Спелманом у Кью. Я не могу сидеть вот так и бездействовать. Тогда Селина!

Не отвечает. А ведь она на дежурстве. Отправляю ей текст: «Позвони мне. Срочно».

В течение десяти минут шлифую ногти, и вот раздается звонок.

– Ало-о-о? – произносит она слабым голосом.

– Селина, ты знаешь, где Альварес? Это очень срочно.

Сдержанное сопение.

– Послушай… ты понимаешь… сейчас он очень занят, я хочу сказать, что с этой чередой убийств у него очень мало времени, ты согласна…

– Селина, я разыскиваю его не для того, чтобы пригласить на партию пинг-понга, а как раз по поводу этих убийств!

– Ха-ха-ха, как смешно! Да, ну ладно. Должна признаться, что у тебя склонность сходить с ума по пустякам.

– По пустякам? Убийца Натали шлет мне послания, а я, значит, схожу с ума по пустякам?!

– Да, но ведь эти послания…

– Мануэль Ривера, прикинувшись дератизатором, проникает ко мне в дом, а я схожу с ума по пустякам?!

– Но ведь нет уверенности…

– Уверенности, что дератизатор приходил?! – взрываюсь я.

– В том, что это был Мануэль Ривера, ты понимаешь? – лепечет она.

Провались ты пропадом, хотелось мне заорать в ее огромное ухо, утыканное пирсингом.

– Ну, а как насчет похорон? – меняет она тему. – Сколько ты даешь на венок? Двадцать, тридцать или пятьдесят евро? Большинство дают пятьдесят евро.

– Ладно, отлично, я тоже пятьдесят. Так что, Альварес где-то там?

– В прозекторской, там Кью и Спелман, – прошептала она таким сокрушенным тоном, словно сообщала размер трусов Папы Римского.

– Угу, понятно. Ты можешь с ним связаться и сказать, чтобы он мне срочно позвонил?

Я словно вижу, как она поджимает рот куриной гузкой и дергает свои кудряшки.

– Да, ко-о-не-е-чно.

– Ну, полагаюсь на тебя!

Мы кончаем разговор, недовольные друг другом. И я забыла ее спросить, говорил ли что-нибудь Альварес о том, каким предметом или предметами была убита Мелани Дюма. Но, конечно, я не стану ей перезванивать, ни за что не доставлю ей такого удовольствия.

Стивен. Может быть, он в курсе дела? Месье Всезнайка, коронованный в нашей больнице Месье Совершенство. Звоню ему. Не отвечает. Включается автоответчик. Он, конечно, уже спит… Похрапывает! Оставляю текст на его мобильнике.

Еще раз звоню Спелману. О чудо, он отвечает!

– Лейтенант Спелман у аппарата, – звучит его вежливый голос.

– Лейтенант, это Россетти, у меня есть кое-что для вас!

Вздох.

– Да? И что это?

– Орудие убийства.

Покашливание.

– Вы можете выражаться яснее? Только быстро, потому что у меня здесь люди.

– Результаты вскрытия Натали Ропп?

– Черт возьми, но откуда вы зна…

Он замолкает, откашливается.

– Все всегда выходит на свет, – говорю, чтобы его успокоить. – Так вот, вы помните наш разговор об этом рабочем, имя которого – почти точная анаграмма имени Ману Ривера? Ну, тот тип, который копался в моих вещах?

– Э-э, да, да, конечно… Да-да, уже иду! – бросает он невидимому собеседнику.

– Он забыл, а вернее, спрятал дрель в моей ванной. Дрель-отвертку, всю заляпанную кровью.

– Кровью? Что вы говорите?

– Кровью! После двадцати двух лет работы в больнице я в состоянии даже по пятнам тотчас определить кровь!

– И вы говорите, что этот тип, этот, как его…

– Эмманюэль Равье.

– Да-да, его имя вертелось у меня на языке. И вы говорите, что Равье забыл у вас дрель, заляпанную кровью?

– Вот именно.

– Ммм…

– Вы должны кого-нибудь прислать за ней, возможно, это и есть орудие преступление!

– Какого преступления?

– То есть как это – «какого преступления»? Разве у вас на руках нет трех нераскрытых преступлений?

Я почти слышу, как он размышляет.

– Ну, этот парень мог пораниться…

– Но вы ведь должны знать, пытали одну из жертв дрелью или нет!

– Учитывая, в каком состоянии их нашли, можно только сказать, что их пытали до смерти, – замечает он, словно размышляя. – Не хватает слишком многих… кусков, чтобы можно было с уверенностью перечислить все возможные орудия пыток, – объяснил он, выдувая воздух через нос. – Нет внутренностей, нет вагины, нет ануса… Ладно, я все передам капитану.

– И это все? У меня в ванной лежит дрель, покрытая кровью, которую наверняка спрятал Ривера и…

– Ривера уже арестован, – сухо прервал он меня.

Едва не роняю трубку.

– Что?!

– Ривера был арестован сегодня вечером в Барселоне. Драка в баре педиков, он размахивал разбитой бутылкой и клялся, что изнасилует ею патрона.

– Вот, вы сами видите, что он опасен.

– Мы никогда в этом не сомневались. Но дело в том, что это не ваш Равье.

– Откуда вы знаете?

– Потому что мы нашли в центральной картотеке отпечатки пальцев Равье, он был задержан несколько лет тому назад за кражу мотороллера. И его отпечатки не совпадают с отпечатками, которые прислали нам по факсу испанцы. А отсюда следует, что Равье – это не Ривера.

Я только и сумела что выдавить из себя, запинаясь:

– Но…

– Весьма сожалею, но именно сейчас (он особо подчеркнул «сейчас») я не в состоянии направить весь наш немногочисленный контингент на поиски дератизатора, который поранился дрелью…

– Но он ведь пропал!

– Россетти, этот Равье, возможно, извращенец и любит помастурбировать в трусиках своей клиентуры, но на сегодня он не является подозреваемым в тройном убийстве, тогда как Ривера – да! И Риверу мы поймали! Простите, – закончил он разговор и повесил трубку.

Они поймали Риверу. Подожди, Эльвира, сядь и поразмысли.

Эмманюэль Равье – не Мануэль Ривера. И что же отсюда следует?

а) Либо Ривера точно является убийцей, а Равье просто мелкая сволочь.

б) Либо Ривера невиновен, он просто жертва цепочки совпадений – психиатрическая больница, мерзкая рожа, сумасшествие, а вот Равье – настоящий виновник, и доказательством служит эта дрель, спрятанная за моей вентиляционной решеткой!

Я так орала, что вполне могла бы разбудить Сурка Стивена. У меня разболелась голова. Быстренько, принять две таблетки. И чего-нибудь расслабляющего. Где же коньяк? Болит голова, болят виски, сухость во рту. Неужели этот кошмар никогда не кончится?

Цепляюсь за нить рассуждений, как альпинист за конец веревки, как сказал бы Декарт. На самом деле за две перекручивающиеся нити. Красная нить серии убийств. Черная нить череды недоброжелательных поступков, совершенных против моей маленькой, но очень для меня ценной личности. Я их переплетаю, но, возможно, они совершенно не связаны друг с другом?

Если Ривера – который оказывается все же не Равье – был арестован вчера вечером, то он не мог сделать надпись на снегу в моем садике.

Возвращаюсь к Эмманюэлю Равье. Ведь это он рылся в моих вещах, мастурбировал в моей ванной, выпил мой коньяк, уничтожил мои мэйлы, спрятал у меня свою дрель.

Но все это только доказывает, Эльвира, что этот тип просто зациклился на тебе.

Он не серийный убийца.

Вот только кровь на дрели. И то, что он как бы случайно исчез… Три смерти за неделю, а Эмманюэль Равье исчезает в тумане моря голубом, оставив в моей ванной забрызганную кровью дрель… Как ни верти, подозрительное совпадение!

Но если Равье убийца, то кто же Ривера? То есть убийц двое?

Ну конечно, мирный южный городок наводнен убийцами, в это так легко поверить!

Остановись на существенных моментах, на фактах, не подлежащих сомнению:

1) Ты общалась в Интернете с убийцей Натали Ропп.

2) Мануэль Ривера – это психический больной, который подозревается в убийстве и с которым ты также переписывалась, когда он использовал свой ник Latinlover.

3) Эмманюэль Равье – который вовсе не Ману Ривера – спрятал у тебя окровавленный инструмент.

4) Рэй – лгун.

Ну ладно, ладно, на это плевать! И все же…

Нет, забудем на минуту о Рэе и о его заморочках и не будем связывать его с этим делом.

Жуткие убийства. Факты устрашения. И единственное общее звено между обоими направлениями – это то, что я переписывалась с Latinlover (интернетовский ник Риверы, предполагаемого убийцы). Остальное – это роковые случайности.

Бэбифон вызванивает «Get The Party Started» группы «Пинк Флойд», и я подскакиваю от неожиданности. Включаюсь с быстротой кобры, бросающейся на добычу.

– Дорогуша! – звучит пьяненький голос.

Че собственной персоной.

– Я раздобыл для тебя информацию… – шелестит его голос.

Информацию? Я уж и не помню, о чем его просила.

– Твой Lonesomerider…

Рэй! Помянешь волка…

– Тебе ни в жизнь не догадаться…

Ну, нет! Он просто злит меня, совсем как Селина. И я ненавижу, когда меня называют то милочкой, то дорогушей, это вульгарно!

– Он вовсе не представитель фармацевтической фирмы, – тянет он.

Да разродись же ты наконец, черт тебя возьми!

– Он работает в сфере информатики, – неожиданно заканчивает он.

Вот те на!

– Откуда ты это знаешь?

– У каждого свои секреты! Я же говорил, что у меня есть чудо-дружок, он вкалывает на фирме, предоставляющей ADSL – высокоскоростной Интернет. Он сумел выследить передвижение Lonesomerider. Фиксируя путь его машины. И, ты не поверишь, он вышел на компьютерную контору!

– Как это?

– Говорю же тебе, что твой Lonesomerider горбатится на фирме, которая сотрудничает с фирмой, где трудится Большая Ива.

– Рэй называет себя Большая Ива? – прокричала я, передернувшись от отвращения.

– Ой-ой, дорогуша, знаешь, так и оглушить можно! Большая Ива – это мой дружок. А Lonesomerider зовется Антони Ламарк.

Антони Ламарк.

Меня осенило:

– Так твоя Большая Ива и мой Lonesomerider работают в одной области?

– Молодец, вы выиграли флюоресцирующий презерватив со вкусом банана! Твой Lonesomerider горбатится на фирму «FreeX Computers», они находятся в Лавера́.

В двух сотнях километров отсюда.

Леонардо продолжает:

– Он их представитель, объезжает все заведения района и сбывает им модемы и абонементы. Правда, смешно, что твой неврастеник горбатится на «FreeX»?! Ха-ха-ха.

Я вежливо хмыкаю и благодарю, а он вновь напоминает об ужине. Мы неопределенно договариваемся на будущую неделю, и я отключаюсь, а он, довольный собой, напевает «Vinceremos».

Антони Ламарк.

Несколько раз повторяю это имя, перекатываю его на пересохших губах. Антони. Одновременно вспоминаются «Антони» Дюма и Антони Делон.[21] Этот обормот Рэй солгал мне! Он – дурацкий поставщик интернет-услуг!

Но зачем ему превращаться в представителя фармацевтической фирмы? Патологическая потребность врать? Или он приравнивает информатику к наркотику? Ты уж слишком далеко заходишь, душенька моя Эльвира Фрейд. Но кем бы ты ни был, мой дорогой Lonesomerider, твой кредит доверия только что рухнул сразу на двенадцать пунктов!

Я кровожадно кликаю и открываю свой электронный почтовый ящик. Смотрите-ка, действительно пришло сообщение от очаровательного Рэя-Антони.

– Где же ты, малютка? Мне так тебя не хватает. Ты помнишь, что уже завтра я приеду к тебе? У меня в машине припасена бутылочка шампанского двухтысячного года. Ах! Пить наконец с твоих губ, глядя тебе в глаза…

Трепло! Быстро отстукиваю:

– Шампанское! Как это романтично, Антони! Выпей же его за мое здоровье и утрись своим псевдонимом!

И – оп! – отправлено. Ненавижу, когда меня дурачат. Чувствую себя грустной, раздосадованной, покинутой.

И не потому, что он скрыл свое настоящее имя, что он неоткровенен. Существует масса людей, которые скрываются в Сети за чужими, заимствованными жизнями. Робость, стыдливость, осторожность и т. д. Этот распрекрасный Антони, может быть, всю жизнь мечтал быть представителем фармацевтической фирмы!

Тройная порция коньяку, полплитки черного шоколада. Рэй – компьютерщик по имени Антони Ламарк. Который работает в двух часах езды от меня. И, безусловно, отлично может меня вычислить. Или, точнее, идентифицировать человека, который подписал этот высокоскоростной абонемент и использует этот компьютер. То есть Святошу Стивена. Нужно его предупредить, чтобы он прогнал Антони, если тот сюда заявится.

Звоню ему. Автоответчик. Сколько часов в день спит этот мужик?!

– Стивен, это Эльвира, у меня маленькая проблема: возможно, некий тип явится меня искать. Это один из тех, с кем я переписываюсь в Интернете, ему удалось локализовать меня или, вернее, – я очень сожалею, – локализовать ваш абонемент, а значит, и ваш адрес. Во всяком случае, я не хочу его видеть. Поэтому скажите ему, пожалуйста, что вы просто не понимаете, о чем идет речь. Он решит, что ошибся, и пусть скорей убирается. Заранее благодарю вас тысячу раз и еще раз приношу свои извинения.

Надеюсь, что не очень запутанно. Мне неприятно просить Стивена, он месяцами будет к этому возвращаться, но что делать?

Компьютерщик. Это слово связано с дополнительными неприятными ассоциациями: кто-то влез в мой компьютер и кто-то другой угрожал, воспользовавшись компьютером женщины, которую он в тот самый момент убивал.

Довольно, Эльвира, это не Рэй-Антони спрятал у тебя дрель, понятно?! Не он, а Полоумный Маню, которого замели в Барселоне, значит, он не Latinlover. Рэй-Антони и есть Рэй-Антони, один из тысяч мужиков, которые, придумав себе имя, порхают по жизни в поисках свеженьких плотских удовольствий или родственных душ.

Положу дрель обратно в тайник, предварительно завернув ее в герметичный пластиковый пакет, которые я таскаю из больницы: они очень удобны для заморозки.

Коньяк, шоколад. Неясное ощущение тошноты. Даже не знаю, который час. Чувство голода. Пицца. Микроволновка. Снег уже не падает. Тяжелые черные облака. Проблески молний. Потребность в тепле, в любви, в нежности. Пицца, я укуталась и лежу на диване, под шотландским пледом, горят свечи-дзен, по телику чемпионат по фигурному катанию, большой разделочный нож на низком столике. Оцепенение. Уснуть.