Лишняя женщина

Глава 33. Марат

Самолет, подумал я. Снова лететь. Теперь я летал так часто, что начал воспринимать перелеты частью своей повседневной жизни. Набрал помощницу. Теперь часть билетов на единственный из Москвы рейс до комбината была постоянно зарезервирована для моих сотрудников, так что проблем не возникло.

Прилетел поздно. В Москве не то, что бабье лето — еще осень толком не началась. Здесь же мокро и сыро, начали облетать листья. Написал Ане сообщение, но она не ответила и не прочла. Наверное, спит. В больницах я толком не лежал, пару раз от силы, и мне времяпровождение там казалось невероятно унылым и скучным, спать самый лучший выход, так что набирать я ее не стал. Открыл поисковик. Оказалось вообще несложно — на небольшой город всего четыре поликлиники, две из которых детские, и две больницы. Одна для взрослых и одна детская. Поэтому выбора передо мной не стояло, поехал в единственную взрослую больницу.

Вспомнил свое последнее времяпровождение в больнице. Было это в Европе, когда ногу распорол на горнолыжке. Полный ол ин клюзив. Здесь же, на пороге тундры, в бескрайних просторах, наверное, иначе. Поэтому я заехал в магазин и скрупулёзно затарился, не поленившись подойти к консультанту.

— Не подскажете, что больше всего нужно женщине, попавшей в больницу?

Девушка на мгновение задумалась.

— А какое отделение?

— Гинекология.

— Прокладки, — уверенно сказала она. — Много. Даже если сама не закончит, другим пригодится, там всегда это нужно. Прокладки и одноразовые пелёнки.

В общем вез я два огромных пакета. Больница, которая на карте значилась одной точкой, на деле оказалась целым больничным городком. Гинекология занимала отдельное здание. Мне попытались было сказать, что время посещений окончено, но моя фамилия и две купюры быстро решили дело.

— Ожидайте, узнаю, в какой палате, — велели мне.

Я сел на длинную жёсткую лавку и вытянул ноги — устал. Мимо провезли каталку со старушкой, обнажённой, прикрытой лишь простынью, и я отвёл взгляд. Тёмные стены больницы давили. Мне не хотелось, чтобы Аня была здесь. Никто в здравом уме не остался бы здесь добровольно. Про меня словно забыли ожидание действовало на нервы, ждать я не привык и не любил. Я оставил пакеты на лавке и прошел немного вперёд, к кабинету, в котором скрылась медсестричка, которая обещалась меня сопроводить до палаты.

— Так и не скажешь, — говорила она. — Ходит, чисто королевна. Словно мы никто, так, ее рабы. Это ее дед еще приучил, что она особенная. Обиднее всего, что заводские на нее молятся. Что она сделала им? Если бы не она, тот Андрей вовсе бы у руля не встал, все знают. А от него ничего хорошего не было. Вот и не пойму, почему они любят ее так? Недотрога, блин. У самой за сутки второй мужик уже. Что первый, что второй глава комбината. И что в ней такого, что только с директорами спит? Пизда золотая…

У меня вскипело. Отчасти из-за того, что они говорили о ней. О моей Ане, которая не была моей. И догнало, обухом ударило — Андрей здесь уже был. Даже вперёд меня. Если он так к ней привязан, почему не женится на ней и не даст ребенку свое имя?

Бояться и прятаться я не был приучен, поэтому толкнул дверь.

— Добрый вечер, — сказал я. — Может, вместо того, чтобы обсуждать пациентов, вы займётесь своими прямыми обязанностями?

— Сейчас, — покраснела девушка.

Выйдя из кабинета она не смотрела мне в глаза — только в пол. Шла, позади я с пакетами. Больница еще не спала, но все равно казалась тихой и покинутой. С каждым шагом я все больше и больше себя накручивал. Меня съедала ревность. Если бы мне сейчас попался в руки Андрей, я бы разбил его лицо в кровь, получая удовольствие от каждого удара. Ревность закипала и бурлила грозя вырваться наружу. Она была тесно замешана со злостью, я внезапно остановился посреди коридора подумав — мне лучше не видеть ее сейчас. Я слишком зол. Я могу нагрубить ей, сорваться.

— Вы идёте? — спросила медсестричка сплетница.

И я понял, насколько нелепо выгляжу, взбешённый нагруженный покупками и разозлился уже сам на себя. Мне не обязательно с ней говорить. Отдам купленное, заберу кота, раз обещал и все.

— Иду.

— Пятая палата дальше по коридору, — отмахнулась девушка на этаже.

Возле дверей палаты я чуть помедлил. Со злостью совладать было сложно. А потом толкнул створку. Аня спала. Рядом с кроватью капельница, тонкая трубка тянется к откинутой руке и лекарство капает так медленно, что становится ясно — лежит она так уже давно. Я тихо опустил пакеты, чтобы не хрустели, не разбудили. Посмотрел на ее лицо. Осунувшееся. Под глазами тени. Кажется, все углы ее лица обострились, выступили скулы, подаренные ей бабушкой якуткой. Красивая. Уставшая. И понял вдруг — не злюсь. Ревную, да, перестать ревновать не могу, но хотя бы на куски от злости не рвет.

Один из пакетов все же предательски хрустнул, из него на пол выпала бутылка йогурта. Аня вздрогнула и открыла глаза.

— Привет, — сказала она.

— Привет. Давно лежишь?

Кивнул на капельницу.

— Часа два. Еще столько же лежать, а то и больше. Чертовски медленное лекарство.

Попыталась принять удобную позу, но боялась задеть систему и наверное уже все отлежала. Я сбросил пальто на стул, сел на кровать рядом. Взял ее тонкую руку. Аккуратно, чтобы не сместить катетер капельницы и принялся осторожно разминать руку. Аня сначала напряглась, затем расслабилась. Я решил не говорить ей про Андрея ничего. Не сейчас. Потом.

— Это ананас? — спросила Аня глядя на пакет. — Что же вас так на экзотику то тянет.

Вас? Надо полагать меня и Андрея. Напомнил себе — не сейчас.

— Он просто такой…праздничный. Радостный фрукт. Тебе не помешает, здесь так серо. И холодно. Хочешь, обогреватель притащу?

Она снова чуть подвинулась и тонкое больничное одеяло чуть сместилось показывая ее животик. Он у нее уже был. Я прекрасно помнил ее гибкое худое тело. Сейчас ее живот уже стал округлым и это естественное изменение вдруг до глубины души меня потрясло, делая все происходящее невероятно реальным.

— Ты кота покорми, главное. Я со вчера уже тут, боюсь Люкс голоден и очень зол.

Свободной рукой взяла ключи от квартиры с тумбочки и положила на кровать передо мной.

— У тебя…хорошие прогнозы?

Осторожно, словно взглядом можно было сделать больно, посмотрел на ее живот.

— Если плацента поднимется, все будет хорошо. Надежда есть.

Взглядом и правда можно было сделать больно. Только самому себе. Я впервые осознал сколького лишен. Я хотел, чтобы мой ребенок так же зрел в женском теле. В ее, Ани, теле. Женя так много лет мечтала о ребёнке, для меня же это было просто уступкой ей. У всех есть дети, значит и нам можно бы завести. Просто этап.

А сейчас…сейчас я впервые хотел ребёнка. Именно этого ребёнка от этой женщины. Я хотел, чтобы он был моим. Я хотел иметь право касаться женского живота и чувствовать как упруго бьётся дитя внутри. То, что я ощущал сейчас было почти болью, настолько острой, что она отодвинула и ревность и ненависть к Андрею, который не ценил доставшееся ему.

— Там трусы, — показал я на пакет. — Что-то еще женское. Завтра еще привезу. И пижаму. И одеяло. Я поеду кота кормить, ты спи.

Встал, с сожалением выпуская ее руку. Напоследок, в дверях уже, оглянулся. Одна рука Ани все ещё в плену капельницы, а вторая аккуратно обнимает, словно прячет живот и того, кто в нем растёт.