Лишняя женщина

Глава 50. Анна

Паника накатила резко и стремительно. Я сказала себе — не хочу, как в прошлый раз. Не хочу позволить панике завладеть мною полностью. Я контролирую ситуацию. Тогда, несколько недель назад, срок был мал, мои дети бы не выжили. А сейчас я еду не просто на операцию, я еду на встречу со своими малышами. Да, она состоится немного раньше срока, но они справятся. А я буду рядом с ними.

Меня готовили к операции. Я выворачивала голову, мешая персоналу — искала глазами Язгулова. Его все не было, пришлось вновь бороться с паникой. Он был нужен мне. Он, мой исполин, мой личный гарант спокойствия. Тем временем мне поставили капельницу, присобачили что-то к животу и пальцам, я повернулась на бок, позволяя работать анестезиологу. Наркоз воспринимался уже спокойнее — я это проходила. И ширма установленная перед моим лицом уже не так пугала. Но...

— Мы готовы начинать, — раздался голос Веры Викторовны. — Я успела, я приехала.

— Нет! — горячо воскликнула я. — Мы не начнем до тех пор, пока здесь не будет мой муж!

Мой муж все еще звучало несколько дико и непривычно, но зато, как правильно...

— Я здесь, — сказал Марат. — Можете начинать.

Он взял меня за руку и я стиснула его пальцы. Схваток у меня не было, но я вся сконцентрировалась на дыхании. Спокойные, мерные вдохи и выдохи позволяли концентрироваться на ситуации и побороть панику. А еще — рука Марата. Я не видела, что происходит на ширмой. Как и в прошлый раз — какие-то неясные манипуляции, прикосновения и давление. А Марат выглянуть за ширму мог, чем и пользовался.

— Тебя вскрыли, — сообщил он мне.

— Что???

— Прости, Ань. И честное слово, у тебя самая красивая матка, из всех, что я видел. Но смотреть я больше не буду.

Я еще раз стиснула его пальцы, он склонился и поцеловал меня в руку. Я прислушивалась к разговорам врачей — они звучали буднично и спокойно. Это успокаивало.

— Первый, — сказала Вера Викторовна.

Марат позабыл про свое обещание не выглядывать за ширму. Потянулся и замер. В его взгляде растерянность и благоговение.

— Что там? — не выдержала я.

— Там ребенок, — прошептал он. — Из тебя достали ребенка...

Мое тело было обездвижено, но я все равно попыталась потянуться вперёд, чтобы увидеть самой. Хотелось выбросить эту чертову ширму, чтобы не мешала.

— Отец, вы будете перерезать пуповину?

Я испугалась, что он ляпнет — дети не мои. Но больше пугало то, что малыш не кричал. Он же должен кричать, да?

— Да, конечно, — ответил Марат. Наклонился ко мне, словно угадывая мои мысли. — С малышом все хорошо, он жив и ерзает, как червячок. Просто кричать не хочет.

Он отпустил мою руку. Я вывернула голову. Теперь я могла видеть происходящее рядом со мной, но не в полной мере. Медицинская сестра держала на руках кулек, Марату вручили специальные ножницы, перед этим наложив зажим на пуповину. Ребенка я разглядеть не могла. Марат не паниковал. Не истерил. Он отрезал пуповину, затем бережно принял ребенка и повернулся ко мне.

— Поздравляю, — сказал он. — Ты стала мамой. Мамой сына.

Он опустил мне ребёнка на грудь. Он был еще не завернут в пеленку, а просто прикрыт ею, и сейчас она расползлась по сторонам, показывая тонкие маленькие ножки и ручки, щекастое, недовольно сморщенное, самое прекрасное в мире лицо.

— Держи крепче, — шепнул Марат. — Я пошел перерезать пуповину второму.

Я поцеловала своего сына в мокрый лоб. Прислушалась, хотя этого не требовалось. Второй — верещал. Обиженно и сердито, он громко заявлял о своем прибытии в этот мир. Несколько минут спустя Марат опустил мне на грудь второго ребенка.

— Твои сыновья, — благоговейно сказал Марат. — Нет, наши сыновья.

Я не сразу поняла даже, что плачу. С моим животом что-то делали — зашивали, наверное. Ничего не имело значения, только дети на моих руках. Я не хотела отдавать их медицинской сестре, но Марат сказал, что нужно.

— Два двести, — в голосе Марата звучала гордость. — И два килограмма пятьдесят. Восемь по Апгар сразу и девять через несколько минут. Мы с тобой славно постарались, Аня.

— Хочу своих детей, — жалобно ответила я.

Знала — нельзя. Вера мне все объяснила. Дети недоношенны, пусть и здоровы, но ночь их будут наблюдать в реанимации. Я понимала, что это правильно, но мне так не хватало их тяжести, руки казались пустыми.

— Тебе нужно отдохнуть.

Ночь я тоже провела в реанимации, Марата отправили домой. Живот тянуло болью, в три часа пришлось попросить укол. Уснуть я не могла. И боль, и мыслей миллион. Утром я покряхтывая поднялась, покрепче затянула бондаж на животе и попросилась в обычную палату. Вышла сама — кто бы меня остановил? Дошла до отделения новорождённых, помялась у запертой двери, и так же аккуратно и медленно, по стенке, вернулась в свою прежнюю палату.

Время тянулось невыносимо медленно. Заскочил Марат. Принес мне комплект — вызывающе роскошное ожерелье, серьги и браслет. Я боялась бы даже носить на себе такое — не дай бог нечаянно потерять сразу стоимость квартиры.

— В нашей семье положено, — строго сказал Язгулов. — Дарить на рождение ребенка золото. Носи.

— А если потеряю?

— Носи не бойся, оно застраховано, куплю новое.

Детей принесли только в десять утра, я уже сотни раз измаялась от нетерпения и десяток раз выглянула в коридор. Сначала в палату установили две колыбельки и тут я поняла — скоро принесут. Марат находился рядом и в офис уходить не планировал.

Медсестра вошла лихо держа обоих младенцев сразу. Я нетерпеливо протянула руки.

— Сейчас будем прикладывать их к груди, — улыбнулась она. — Сначала будем учить вас по одному, затем обоих разом.

Один спал. Второй кряхтел. У них разные характеры, это я поняла сразу. Спящего уложили в колыбельку, а торопыжку планировалось кормить.

— У меня молока нет, — обеспокоилась я.

— Придёт, не волнуйтесь. Сейчас у вас идет выработка молозива, а это самое важное для младенца.

Торопыжка не сразу понял, что от него требуется. Возмущался. Ворочался. Вертел головой. Хватал сосок, жадно присасывался, затем выплёвывал и снова хныкал. Я не жаловалась — я была в блаженстве. Я справилась. Я привела в этот мир двух здоровых сыновей. А уж кушать мы их научим.

Наконец первый малыш успокоился — я так и не поняла, поел он или нет, но уснул. Решила, что прикладывать к груди буду часто — чтобы молоко скорее пришло. Мне дали второго. Он открыл глаза. Такие же, как у брата, сине-голубые, еще не понятно, какими станут. Плакать не стал. Почувствовал сосок и присосался сразу — да так, что мне немного больно стало.

— Обстоятельный товарищ, — заметил Марат.

Я подняла на него взгляд и поняла, что в глазах моего мужа блестят слезы. Нет, он не плакал обливаясь слезами, но вид кормящей меня его тронул. Я потянулась к нему и поцеловала в губы. Дети теперь были со мной и хотелось одного — домой. Чтобы вся моя семья была дома.

Второй малыш сосал так активно, что на него отреагировал мой организм — матка стала болезненно сокращаться и я почувствовала, как из меня толчками течёт кровь.

В обед Марата выгнали из клиники. Малыши спали, но я не могла уняться, брала на руки то одного, то второго. Приходил педиатр. Сказал, что за ночь малыши потеряли немного веса, но это считается нормой. Выпишут нас, когда они начнут уверенно набирать вес, скорее всего до наступления нового года.

Через три дня ко мне пожаловала гостья. Римма Павловна собственной персоной. Я даже пожалела немного, что не лежу в государственной клинике, где гости вовсе не разрешены. А тут — сдай анализы и флюорографию, надень стерильный халат и приходи себе. Но конфликтовать со свекровью сейчас, у колыбелек детей, мне не хотелось.

— Я стараюсь принять решение моего сына, — после недолгого молчания сказала она. — И детей, как внуков.

— Вам придётся очень сложно, — с сарказмом произнесла я.

Римма Павловна хотела что-то ляпнуть, но сдержалась. Возможно, мы с ней все же поладим. Пусть и не будем дружить, но хотя бы хранить нейтралитет.

— Придумали имена? — спросила свекровь.

— Самого спокойного назову Михаилом. Мне кажется, у него характер моего деда. Второй очень активен и точно будет заводилой. Хотелось бы, чтобы имя имело отношение к семье моего мужа, но я не определилась.

Свекровь снова поджала губы — наверное, не хотела, чтобы какая то из глубинки, своих нагулянных детей называла их личными именами.

— Можно я подержу на руках?

— Там как раз заводила просыпается, возьмите.

Я не боялась, что она уронит ребёнка или как-то специально напакостит. Отказывалась верить, что взрослый адекватный человек может сознательно так поступить. И потом — она же воспитала такого чудесного Марата, значит она была прекрасной матерью.

Малыш и правда хныкал. На звуки его возни в колыбельке у меня немного закололо в груди — похоже, скоро молоко придёт в полную силу. Свекровь склонилась над ребенком взяла его на руки и присела на стул. Маленький подумал, что ему сейчас дадут грудь и завертел головой, пытаясь её отыскать.

Свекровь долго и внимательно смотрела на ребёнка. Потом подняла взгляд на меня.

— Они же... наши, — растерянно сказала она. — Язгуловы.

Я и не надеялась, что она поймет так сразу. И не думала об этом. У Марата таких мыслей не возникало, да и вообще все младенцы похожи между собой.

Меня тянуло сказать — я же говорила. Я говорила десяток раз. Мне никто не верил. Но я сдержалась, не буду мелочной.

— Не говорите Марату, — попросила я. — Не хочу, чтобы он узнал от вас.

Свекровь кивнула. Затем подтянула вторую колыбельку к себе ближе. Смотрела то на одного младенца, то на второго, которого я назвала Мишей.

— Искандер, — сказала она. — Мой свекор прожил долгую и счастливую жизнь, именно в его семье я поняла, что значит по настоящему быть частью семьи.

Прислушалась к своим мыслям и снова кивнула, уже сама себе. Я усмехнулась — по-моему меня приняли.