Эпитафии

Эпитафии



Умер Владимир Иванович ФИРСОВ , поэт, преподаватель кафедры литературного мастерства Литинститута. Он учил студентов писать стихи больше 30 лет. Он и сам писать начал рано, чуть ли не со школы. Студентом Литинститута выпустил свою первую книжку, потом этих книжек было больше тридцати. В юности его опекал Твардовский, земляк. Несколько слов о Фирсове сказал М. Шолохов. О его даре говорить о родине. Поэзия Фирсова была традиционной, простой, очень русской. В антологии "Русская поэзия. ХХ век", составленной Вл. Костровым, четыре стихотворения Фирсова. В 1960 году Фирсов писал:

Когда умрёт последняя берёза -

Умрёт последний русский человек -

Заплачет небо!

И, как ливни, слёзы

Обрушатся в проёмы мёртвых рек!

И тишина расколется от грома,

Накроет травы чёрная вода,

И медленно закружатся вороны

Над горьким прахом нашего труда.

И жизнь славян покажется вопросом,

Который никому не разрешить,

И вряд ли вспомнят нас, русоволосых,

Великих, не умевших дружно жить.

Предвидел?

В антологии русской поэзии "Строфы века", составленной Евгением Евтушенко, Фирсова нет.

Последние годы поэзия Фирсова была маловостребована. Но стихи он писал, переводил; до перестройки вёл русско-болгарский журнал. В последних стихах Фирсов часто обращается к православной тематике. Жизнь уже была на исходе[?]

В.И. Фирсов преподавал у заочников. Ему было тяжело подниматься по лестнице на второй этаж. Но он приезжал, поднимался, как-то бочком проходил через кафедру в аудиторию. Студенты его любили, он обладал даром объяснять всё сложное очень просто, был доброжелателен и отзывчив. Таким он и запомнился и будет помниться. Вот ещё две строчки из его стихотворения: "Над грозою торжествует радуга, над бедою торжествует жизнь". Наверное, это так, но очень грустно[?]

Сергей ЕСИН, профессор Литинститута



Юрий КАРЯКИН принадлежал к числу тех, говоря словами Достоевского, "русских мальчиков", для которых главное дело - "мысль разрешить". Именно этим он занимался всю свою долгую жизнь - учась на философском факультете МГУ, работая в журнале "Проблемы мира и социализма", сидя сиднем в своей малогабаритной московской квартирке, поднимаясь на трибуну съезда народных депутатов, обретаясь последние годы в Переделкине. Он был человеком духа - в самом высоком смысле этого слова.

Я помню, какое впечатление произвела на всех нас его работа "Самообман Раскольникова", вышедшая в "глухую пору листопада", помню, насколько она отличалась от всего того, что тогда выходило о Достоевском. Юрию Карякину удалось проникнуть в самые глубины текста, убедительно доказать, что художественные открытия Достоевского ещё далеко "не открыты" нами и что потенциал русской классики воистину неисчерпаем. Он продемонстрировал это и в других своих трудах - о том же Достоевском, Пушкине, Гойе[?]

Юрий Карякин был непростым человеком. Он умел ссориться и мириться - и я, в частности, испытал это на себе. Ныне всё это не столь важно. Остались его книги - его мужественное и всегда честное слово. Остался он сам, так совпавший с образом эпохи, что их уже не различить.

Игорь ВОЛГИН

Загрузка...