Литературная Газета 6461 ( № 18 2014)

Танго судьбы

Людмила Максимовна, бабушка моего мужа, при первой же встрече поразила меня своей бодростью духа. Запыхавшаяся, хрупкая, она вошла в дом с двумя большими пакетами и помощь категорически отвергла: "Я сама, ничего страшного".

В тот день она впервые вспомнила при мне блокаду, опустив все страшные подробности, о которых я позже узнала от мужа. Зато рассказала мне о своей первой любви и первом поцелуе, случившемся на крыше, с которой они сбрасывали зажигательные снаряды, «зажигалки». Тогда ей было всего 13. Людмила Максимовна не рассказала мне о том, как им, трём слабым девушкам, не удалось поднять с пола умершего брата. Его тело несколько дней пролежало в ожидании «могильщиков». Не рассказала о том, как их привязывали к станкам, чтобы они не упали от слабости. И вообще со временем я поняла, что о плохом она говорить не любит. Бабушка Люда всё принимает с каким-то внутренним смирением.

Она - человек, который живёт так, как должно в данное время и в данных обстоятельствах. Просто так сложилось, что обстоятельства, в которые она была помещена, оказались очень непростыми. Такие люди привыкли мыслить так, как велено. Ведь у них не было времени предаваться размышлениям о самоопределении, переоценивать ценности, размышлять о тщетности бытия. Они мыслят категориями пользы и полезности. Верят в нашу власть, в её обещания, в репортажи по ТВ. В то, что от каждого должен быть толк. Они помыкались по коммуналкам, чтобы к пенсии заслужить своё жильё, и считали, да и по сей день считают, что так и надо. Всё нужно заслужить, заработать, отпахать. И вроде бы работает философия, отпахала бабушка 30 лет в детском саду, с декретом длиною в две недели, и получила квартиру.

Ей повезло в отличие от тех, кого поставили в очередь тремя годами позже. Пришли 90-е, и за «отпаханное» они уже ничего не получили. Эти годы перевернули мир многих, ужаснув своими новыми стандартами морали и нравственности. И снова нужно привыкать, переучиваться, переламывать себя изнутри. Кто-то сдался, спился, ушёл. Более сильные выжили.

Размышления бабушки о том, что от каждого должна быть польза, привели её на курсы скорняков. Именно этот навык и нерегулярные подработки её дочери и прокормили семью в те голодные годы.

Меня поражает феномен этой удивительной жизнерадостной женщины, которую никогда не покидает надежда на лучшее. Почему она не сетует на свою сложную судьбу? Почему даже о муже, с которым прожила пять отвратительных лет, она отзывается с добротой и состраданием? Как ей удаётся всегда радоваться и улыбаться? Вышагивать в свои 86 лет от Лиговского до Дворцовой на Параде в честь Дня Победы, а потом вместе с другими бабушками пускаться в пляс?! Я помню, как мы бежали сквозь густую толпу на Невском, чтобы не потерять бабушку из вида. В районе канала Грибоедова сдались и свернули в переулок, а юные защитники блокадного Ленинграда (именно так называется организация, в которой состоит бабушка) в свои совсем не юные годы продолжили шагать дальше. Более того, позже они ещё и покутили на устроенном в их честь ужине. Лица этих стариков запомнятся мне навсегда. Это был их день. Момент их славы. Они чувствовали себя особенными, важными и нужными.

Утром Людмила Максимовна позвонила поблагодарить нас за то, что мы пришли на парад. Попросила отыскать в интернете фотографии и видео с её участием. Для неё особенно важно, когда показывают по телевизору. «Я видела, нас много фотографировали, когда мы танцевали». Каждую «победную» неделю бабушка Люда «уходит в загул». Концерты, подарки, приглашения на различные мероприятия – сколько детской радости в глазах этой взрослой, повидавшей жизнь женщины. Как ни страшно звучит, но 900 дней ужаса, случившиеся в Ленинграде десятилетия назад, преследуют её всю жизнь. И сейчас, когда лицо её покрыто морщинами и удалена половина желудка, они продолжают играть свою важную роль.

Это чересчур совестливое, чересчур наивное, простое в своём чёрно-белом восприятии мира племя с такой же простой, но нечеловечески жестокой судьбой. Судьбой, которая научила про запас сушить сухари, использовать старую швейную машинку в роли тумбочки, хранить целые сервизы неиспользованной посуды и плакать, когда кто-то из членов семьи выкидывает старую, поеденную молью, но дорогую сердцу шаль. Вот тут и улетучивается весь оптимизм и проявляется самая суть всё ещё кровоточащего, блокадного, святого, ранимого. Раны, полученные в юности, имеют свойство никогда не затягиваться, лишь покрываются тонкой корочкой, которая так и норовит вновь обнажить пульсирующую болячку.

Не так давно бабушка перенесла ещё одну полостную операцию. А через неделю вскапывала грядки на своём участке в Левашове. «Ерунда, заживёт». Тогда мы очень сильно ругали её. Зато позже наслаждались домашними кабачками, огурцами, тыквой и зеленью. Сейчас же она вновь пропадает на собраниях ветеранов. Готовятся к предстоящим праздникам. И если присмотреться к ней, такой живой и простой, понимаешь, что ей сильно повезло. Ведь у неё редкий дар – уметь быть счастливой.

Амина ВЕРЕЩАГИНА, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Теги: Великая Отечественная война