Пятый акт «Аиды» для Марии Гулегиной

Фото: Наталья РАЗИНА

Под занавес ХХII музыкального фестиваля "Звёзды белых ночей" Мариинский театр преподнёс петербургским зрителям редкий подарок: в операх «Аида» Верди и «Турандот» Пуччини главные партии исполнила одна из лучших певиц современности Мария Гулегина, которую в мире называют русской певицей с вердиевской музыкой в крови.

Пригласив Марию для участия в двух ярких традиционных спектаклях, почти последних из могикан, чудом сохранившихся в его осовремененном оперном репертуаре, Мариинский театр, видимо, решил некоторым образом загладить гадкий осадок, оставшийся у зрителей от недавней премьеры «Войны и мира» (подробно о ней «ЛГ» писала в № 29).

«Аиде» повезло особенно. Во-первых, эта замечательная режиссёрская работа Алексея Степанюка идёт в дивной сценографии Петра Шильдкнехта (9 декабря 1892 (С.-Петербург) - 24 мая 1967 (Мадрид), возобновлённой Вячеславом Окуневым, он же художник по костюмам. Здесь и настоящий дворец фараона во всей роскоши и красе, и дивная природа – берег Нила с пальмами, серебрящейся под луной водой, и склеп, откуда ушла в вечность любовь Аиды и Радамеса. Раньше было принято аплодировать художнику, но последние два десятилетия, взгромоздившие на оперные сцены бессмысленные фотографии, ящики и щиты, отучили публику от этой прекрасной традиции.

Во-вторых, дирижировал спектаклем Кристиан Кнапп (США), сразивший наповал и публику, и участников спектакля тонкостью восприятия и глубиной интерпретации музыки Верди. Когда звучала увертюра к первому действию, заполненный до отказа зал исторического здания Мариинского театра замер: тишина стояла такая, казалось, что в данный момент в мире не существует ничего, кроме этой музыки – нежнейшей, чуть тревожной и льющейся, льющейся, льющейся из оркестровой ямы в зал, в души слушателей. Занавес ещё закрыт, но Верди уже ведёт свой рассказ об эфиопской царевне-пленнице Аиде (Мария Гулегина), которая через несколько минут появится на сцене, чтобы остаться в сердцах публики навсегда. Примерно в середине увертюры усилием духовых звук взлетает в небо, потом снова «возвращается» в нежность, но уже громче, громче, громче – оркестр набирает звук, извещая, что нам предстоит стать свидетелями трагедии.

Во время исполнения влюблённым в Аиду Радамесом (Ахмед Агади) арии «Небесная Аида[?]» пришло осознание того, что Верди написал эту музыку, так как знал, что тенор будет петь её Марии Гулегиной. Высокий, представительный Агади спел признание в любви Аиде-Марии радостно и упоительно нежно, по максимуму используя всю палитру своего замечательного голоса. И услышала его чувства не только Аида, за чьими присгорбленными плечами и рабской походкой чувствовались стать, сила и гордость царевны, но и дочь фараона Амнерис (Надежда Сердюк), которая так и будет страдать до конца оперы, не сумев ни завоевать любовь Радамеса, ни купить её.

После исполнения арии-мольбы «Боги мои, сжальтесь…» Кристиан Кнапп вынужден был остановить оркестр, чтобы дать публике возможность выразить аплодисментами сопереживание Аиде в её горе. Только певица с душой размером со вселенную может так петь. А в финальной сцене, когда в склепе звучит дуэт Аиды и Радамеса «Нам отворились небеса, и души летят к лучу немеркнущего дня…», веришь безоговорочно: да, от такого пения – отворятся.

За всю свою жизнь я не видела и не слышала Аиды более настоящей, более искренней, трепетной и пронзительной. Я сидела в театре и не верила своим глазам: живая Аида из дальней дали веков каким-то чудом оказалась на мариинской сцене, чтобы рассказать людям другой цивилизации о своей Родине и своей любви. Так сыграть Аиду невозможно, даже перевоплотиться в неё невозможно, в такую Аиду можно только превратиться, что Мария Гулегина и совершила. Или даже нет, это Аида превратилась в Марию, чтобы мы прочувствовали всё, что она хотела нам поведать.

По окончании спектакля публика не вставала со своих мест, просто не вставала – и всё, и даже риск опоздать на метро не поднял никого с кресел, во всяком случае, партера. Аплодисменты не стихали минут пятнадцать, и Мария Гулегина, едва удерживая множество огромных букетов, всё выходила и выходила на поклоны в компании солистов и дирижёра. Наверное, Верди был бы счастлив, увидев пятый – аплодисментский – акт своей «Аиды».

«Турандот» шла на Новой сцене Мариинского театра, хотя в своё время, лет 10 назад, была поставлена на исторической. Постановщики – французы: режиссёр – Шарль Рубо, декорации Изабели Парсьё-Пьери, костюмы Кати Дюфло. Не сказать, что суперпостановка, но без извращений и других современных режиссёрских ухищрений, что по нынешним временам уже хорошо. За дирижёрским пультом стоял Валерий Гергиев.

Мария Гулегина (Турандот), конечно, была центром спектакля, но и Ахмед Агади исполнил Калафа на славу, а Татьяна Павловская оказалась трогательной Лиу. У Тимура, свергнутого татарского правителя, отца Калафа, партия небольшая, однако Геннадий Беззубенков сделал её очень заметной.

Китайская принцесса Турандот, не знавшая любви и боявшаяся её, слыла очень жестокой: по её указанию отрубались головы принцам уже нескольких стран, посмевших предложить ей руку и сердце, но не отгадавших её загадки. Загадки, конечно, были уловкой – она просто не хотела становиться ничьей женой. Загадки три, а смерть одна, но – для каждого, не разгадавшего их. Любовь к Турандот придаёт Калафу смелость, он видит ситуацию иначе: загадок – три, а жизнь одна. Турандот сопротивляется до последнего, но в итоге Калаф всё-таки покоряет её сердце. Правда, это стоило жизни преданно и безответно любившей его Лиу…

Красавица Гулегина играла красавицу Турандот в роскошных костюмах, очень ей идущих. А в остальном певица и её героиня – антиподы (но не на сцене). Да, по сюжету жертвенная любовь Лиу зародила ростки любви в душе китайской принцессы, а в спектакле горячее сердце Марии Гулегиной растопило ледяное Турандот. Принцесса и актриса (Гулегина называет себя поющей актрисой) преподнесли зрителям выстраданный урок обретения любви. А великий Пуччини помог им в этом.

Теги: искусство , музыка

Загрузка...