Литературная Газета, 6522 (№ 34/2015)

Фоторобот с чертами Наполеона

Алексей Колобродов. Захар. – М.: АСТ, 2015. – 590, [3] с. – 4000 экз.

Как отметил сорокалетие Захар Прилепин, неизвестно. Наверное, собрал многочисленных друзей в своем доме на Керженце, потчевал их, слушая приличествующие событию здравицы, радовался подаркам, вручались, должно быть, и открытки, но по рукописной части уж точно перещеголял всех саратовский журналист Алексей Колобродов – выпустил о юбиляре книгу. Сказать, что что это нескромно, значит ничего не сказать. Это просто неприлично: ни одному из наших классиков и в голову бы такое не пришло. Представьте себе Бондарева или Распутина, которые к своему сорокалетию (!) заказали бы этакий парадный портрет. И даже если Прилепин ничего специально не заказывал и данная инициатива исходит исключительно от его почитателя Колобродова, то всё равно – и не остановил ведь, не сказал, что, дескать, неловко как-то, я же не классик всё-таки...

В своё время Прилепин выдвигал дебютную вещь Колобродова – провокативный центон «Культурный герой. Владимир Путин в современном российском искусстве» – на премию «Национальный бестселлер». (Тогда не вышло, лауреатство отхватила «темная лошадка» Фигль-Мигль с «Волками и медведями».) Теперь из творческой лаборатории сбежал еще один спекулятивный нон-фикшен.

Работа внушительная, в «Захаре» 500 страниц, перемежаемых фотографиями из личного архива героя текста. Автор уверяет, что ему хотелось написать не биографию, а литературный портрет. Получилось ли?

Едва ли, жанр оказался травестирован. Видимо, слишком долго находился автор под излучением своего героя: задумывалось одно, а вышел панегирик. Помимо понятной пристрастности «портретиста» удивляет безнадёжная казённость «полотна» – так режут глаза постановочные снимки на агитках кандидатов в депутаты. Ничего нового о писателе поклонники не узнают, лишь то, что он сам решит прояснить и сочтёт нужным поведать, – книгу открывает анкета из семи пунктов, где сам Прилепин коротко рассказывает о крестьянском своём происхождении и деревенском детстве-отрочестве. Затем Колобродов, пользуясь положением демиурга, удаляет Захара за кулисы, впрочем, в финале вновь даёт ему слово – в приложении помимо библиографии и дискографии героя (дань его многочисленным творческим ипостасям) немалое место занимают интервью с ним, где он высказывается о времени и о себе; в них злободневности куда больше исповедальности. Остальное – творимая легенда, камлание над прилепинскими текстами. Особое внимание уделяется крайнему роману – масштабной «Обители», – который изнуряюще долго препарируют, не жалея читательского вкуса: хвалебная циклопическая рецензия на три четверти заполнила книгу, выдавив прочие художественные произведения – о них сказано бегло, «штрихпунктирно» (любимое словечко Колобродова), разум и сердце отданы соловецкому modus vivendi Захара.

Структура у книги запутанная, а язык заплетается. Колобродов щеголяет витиеватостью слога и множит словесные загогулины с единственной целью: не дать читателю заметить отсутствие фактологии. Ещё во вступлении помимо прочих туманных оговорок сообщается: «У меня не будет выстроенной хронологии – я пытаюсь связать смыслы, а это – шкала нелинейная. Мне очень хотелось дать среду, время, запах эпохи – именно поэтому в книге немало отступлений, импрессионистских вставок, желаний поймать сущность, может, напрямую с героем и не связанную, ибо Прилепин живёт не на облаке, и оторвать его от контекста – невозможно, только выкорчёвывать, и то центнеры земли останутся на корнях». Там, где для заполнения сюжетных лакун авторского красноречия не хватает, на подмогу вызываются друзья и коллеги Захара – писатели и музыканты, и у каждого помимо дежурных комплиментов находится какая-нибудь «пацанская» байка.

Критический анализ у Колобродова не в чести, а всякий, кто выбивается из общего хора доброжелателей, кто скупится на елей, кто в своих заметках оставляет хоть гранулу скепсиса, зачисляется в ренегаты: «Необходимая оговорка: как правило, сегодняшние «недруги» – они не у романа «Обитель»; это – оппоненты самого писателя Захара Прилепина. Претензии к роману лишь камуфлируют неприязнь к автору», – в общем, кто не с нами, тот против нас. Более того, Колобродов пускается в конспирологию: согласно его теории заговора зоилы, усомнившиеся в гениальности Захара, работают на проект «Антиприлепин». Поэтому в книге и появился одноимённый раздел, в котором каждого хулителя автор пылко и многословно опровергает, доказывая, что «сам ты дурак».

Защищая честь короля, отважный мушкетёр Колобродов призывает в союзники ни много ни мало главу государства, разбавляя квазилитературоведческое полотно лёгкой фантазией на тему «Путин и Прилепин», но президентом не ограничивается, а рекрутирует ещё и классиков русской литературы: Достоевского, Горького, Солженицына и Есенина – все-то они чем-то близки Захару, особенно рязанский самородок. «Бывают странные сближенья», но подобное навязчивое стремление приватизировать великих в качестве литературных предков походит скорее на апологию самозванства.

При чтении «Захара» нет-нет да и вспомнится шварцовский первый министр с его знаменитой репликой: «Позвольте мне сказать вам прямо, грубо, по-стариковски: вы великий человек, государь! <…> Простите мне мою разнузданность – вы великан! Светило!» По части славословий Колобродову нет равных, на любом керженецком застолье роль тамады должна принадлежать ему по праву. Этому литературному Бояну мало привычных метафор и эпитетов, его сравнения достигают местами гомерических размахов. «Иногда кажется, будто «Санькя» и «Обитель» – это наши, случившиеся наконец русские «Илиада» и «Одиссея», о которых воспалённо мечтал Николай Гоголь», – на полном серьёзе пишет Колобродов.

К слову, о Гоголе. Персонажи колобродовской книги напоминают чиновников из «Мёртвых душ». В десятой главе поэмы они гадают, кто же такой этот Чичиков – делатель государственных ассигнаций, сотрудник генерал-губернаторской канцелярии, замаскировавшийся разбойник или же капитан Копейкин, в итоге их «фоторобот» вовсе становится похож… на Наполеона. Но «скоро, однако же, спохватились, что воображение их уже чересчур рысисто». В случае автора книги такой само­острастки ждать не приходится.

Теги: Алексей Колобродов , Захар