Литературная Газета, 6531 (№ 44-45/2015)

Стихи приходят, как молитвы

Стихи приходят, как молитвы«Учеником я доволен...»

Литература / Поэзия

Ахмедов Магомед

Теги: поэзия , Магомед Ахмедов

Народный поэт Дагестана Магомед Ахмедов, празднующий сегодня 60-летие, поистине поэт, и поистине народный. А главное – истинный патриот своей страны.

Сегодня, когда переводческое дело по многим причинам переживает кризис, Магомеда Ахмедова переводят довольно активно, доказывая вопреки всему, что национальная поэзия востребована, что дружба народов – не пустые слова, а та спайка, которая сохраняет народы России в целостности, самобытности и духовной крепости.

«ЛГ» поздравляет нашего давнего друга и автора с юбилеем и представляет его подборку в разных переводах, а также высказывания о нём собратьев по перу, начиная со слов его знаменитого учителя и выдающегося поэта Расула Гамзатова.

♦ Магомед Ахмедов считает меня своим учителем. Я не знаю, насколько он доволен учителем, но учеником я доволен.

Расул ГАМЗАТОВ

♦ Магомед Ахмедов, сколько лет я его знаю, из «золотого запаса» моих друзей, товарищей по жизни и по литературе. Мы с ним почти ровесники. Между нами давно установились такие отношения, имя которым – задушевность. Он – аварский горец, я – русский, северянин. Он – лицо ярко выраженной кавказской национальности. Я – лицо ярко выраженной славянской национальности. Оба мы – люди ярко выраженной любви к Родине, литературе, культуре. Он – ещё и к русской. Я – ещё и к аварской.

Андрей ДЕМЕНТЬЕВ, поэт

♦ Магомед Ахмедов уже давно живёт с открытой определённой позицией. Он любит Россию, любит русскую культуру, на которой вырос в большого поэта. Он любит традиционное братство всех российских поэтов – и русских, и башкирских, и якутских, и чувашских, и всех поэтов Кавказа… Конечно, прежде всего и пронзительнее всего он любит всё своё родное – аварское, дагестанское, но без такой изначальной любви вообще не бывает поэтов. Это основа основ.

Геннадий ИВАНОВ, поэт, первый секретарь Союза писателей России

♦ В лице Магомеда Ахмедова аварская, многоязычная дагестанская литература обрела поэта интеллектуального склада.

Камал АБУКОВ, народный писатель Дагестана, доктор филологических наук, профессор

♦ Магомед Ахмедов непременно россиянин! Но гражданин этой страны с особой – кавказской – закалкой, статью, чеканкой. Боли былых сражений и тяжб в отсветах сегодняшнего, думается, не совсем простого времени по всей России и особенно в самом многострадальном Дагестане – всё это ни на минуту не даёт ему покоя.

Муталип БЕППАЕВ, поэт, главный редактор балкарской республиканской газеты «Заман» (Кабардино-Балкария, г. Нальчик)

♦ Звезда любви, не угасая, озаряет всё творчество Магомеда Ахмедова. И даже в его яростных публицистических стихах, клеймящих зло и безнравственность современной эпохи, всё же главным мотивирующим чувством является любовь – любовь к человеку, ко всему лучшему, чем наделил его Всевышний. Вера в светлое начало человеческой души и в неизбежное торжество этого начала является лейтмотивом поэзии Ахмедова и определяющим качеством его лирического героя…

Иван ГОЛУБНИЧИЙ, поэт, заслуженный работник культуры Республики Дагестан

НА ГРАНИЦЕ СОВЕСТИ

На границе совести, правды и огня

Вновь слова бесстыдные целятся в меня.

Красными от крови, от людских грехов

Сделались страницы раненых стихов.

Некому беречь их, пламенных, живых,

Пулями, картечью убивают их.

Жизнь – живые слёзы, коли в горький час

Окружён я теми, кто меня предаст.

Есть граница совести, правды и огня,

Можно перейти её – лишь убив меня.

Имя моё – чисто, нет на нём вины,

Хоть и изменились абрисы страны.

На её границе, честью дорожа,

Ходит моя совесть по лезвию ножа,

Не боясь властителей, горя и молвы,

Не склонив пред ними буйной головы.

На границе этой сам себе судья,

Сам себе и стража, и наказанье я.

И пускай предатель близко подойдёт,

Госграницу совести он не перейдёт.

ЭЛЕГИЯ ОДИНОЧЕСТВА

Сам не знаю, что стало со мною...

Больше знаний – обманчивей жизнь.

И от прошлого нет мне покоя,

Одиночества бремя земное

Надо мною кружит.

И толпятся ушедшего тени.

Бывший друг стал в предательстве – ас.

Он теперь в своей зависти с теми,

Кто бездарен в бездарное время,

Здесь и сейчас.

Как мы счастливы были когда-то,

Торопившие времени бег, –

Ожиданья, победы, утраты

Нам дарил наш совместный, двадцатый,

Неуступчивый век.

Я понять не могу, что случилось.

Как – убить? Как оставить в живых

Наше прошлое – высшую милость! –

Чтобы сердце в груди не томилось,

Как от ран ножевых?

Я словами лечу свои раны,

Я черчу одиночества круг,

Сквозь который ни поздно, ни рано

Не войдёт в мою дверь долгожданный,

Изменивший мне друг.

ДВА АНГЕЛА

На плечах моих

Два ангела сидят.

Крыльями шуршат,

В душу мне глядят.

Первый счёт грехов ведёт,

А второй – добра.

И теперь они со мной –

До смертного одра.

Только вряд ли мы с тобой

Думаем о том,

Что по жизни мы бежим,

Обнявшись с грехом.

Ангел на плече – один,

На другом – другой.

А пред ними – жизнь моя,

Дар мой дорогой.

Я Всевышнего прошу,

Чтоб меня простил,

Чтоб по списку все грехи

Щедро отпустил.

Я ночами иногда

Плачу, мал и сир,

Что завлёк, что обманул –

Этот страшный мир.

И душа горит от слёз,

И глядят в огонь

Ангел на плече – один,

На другом – другой.

* * *

Башня годов моих – выше и выше.

Осень – на убыль, зима – впереди.

Дни волшебства, вы всё дальше, всё тише.

Время идёт, заметает пути.

Слышатся скрипы предзимнего леса,

Как в конце света – отчётливо, зло.

Солнце и то полуслепо от стресса.

Лишь от молитвы, как прежде, тепло.

* * *

Зло забывал я и не мстил врагам.

Смотрел на небо и молился Богу.

И дождик шёл, как слёзы по щекам,

Средь слов моих прокладывал дорогу.

Он душу отмывал от нечистот,

От липкой грязи, льющейся повсюду...

Он вёл рассвет с собою, дождик тот,

И знал, что я с рассветом – лучше буду!

* * *

Здесь морская волна, как живая,

Из глубин подаёт голосок,

И хоронит её, отпевая,

Осторожный каспийский песок.

Точно так же стихов моих волны

Бьются в грудь, собирая улов,

И становится жизнь моя полным,

Полным морем бушующих слов.

И не чудо ли – волны морские,

Что поют и поют впереди,

Умирают у ног, как живые,

И в моей оживают груди?!

* * *

Матушку на мачеху сменили.

Обманули. Родину украли.

Но меня враги не изменили,

Хоть обворовали.

* * *

В доме жизни своя страда –

Двери ходят туда-сюда.

Дверь закрыта – считай, открыта,

Дверь открыта – считай, закрыта.

Остальное всё – ерунда.

ЛАСТОЧКА

Ласточка, мечта моя, летает,

На весеннем небе точкой тает,

И летит ко мне свобода – сны

Той былой, разрушенной страны.

Ласточка, не бойся, дорогая,

Среди строчек о любви витая.

Ненависть полёта не даёт,

Лишь любви доступен твой полёт.

Тот полёт – от танцев многоликих

Среди дагестанских гор великих.

Он – автограф под стихами – слепо,

Как письмо, отправленное в небо!

* * *

Мы стали даже привыкать к убийцам,

И жизнь теперь – как рана немоты.

В глаза не смотрим или прячем лица,

Сердца ослепли и закрылись рты.

И выстрелы почти что у порога

Теперь людей не будят ото сна,

И нищего с сумою – встретят строго! –

Такая, мол, эпоха нам дана.

Такое время! От аплодисментов

В честь киллеров, известных всем, увы,

Вдруг руки стали чёрными моментом, –

И как теперь смотреть в глаза вдовы?!

Могильные надгробья. Вдовьи лица.

Горбатым стало время потому,

Что плачет надо всеми, кто к убийцам

Привык в отчизне и в своём дому.

* * *

Бежит предо мною дорога,

А горы окутал туман.

И лодка – мечта, недотрога,

Ведома добром в океан.

Растает туман – и вершины

Видны будут даже во мгле.

Не так ли уходят мужчины,

Оставив стихи на земле...

* * *

Давно дуэли отменило время,

Не подойдёт к барьеру дуэлянт.

Но подлость, зависть, зла дурное семя

Легко убьют и славу, и талант.

В стране теперь идёт война иная,

Иные правят бал свой, оттого

Мне кажется, я той страны не знаю,

Где мёртв язык народа моего.

ТАЙНОЕ

Нынче тайною стало – иное.

Даже сердце не рвётся в груди.

Человеку ни сна, ни покоя,

Жизнь без жизни – одна впереди.

Близость есть, а любовь – умирает,

Друг приходит, а дружбе конец.

В клятвах – ложь, а в богатствах без края –

Только бедность и душ, и сердец.

С колыбели о славе мечтая,

Человек в повседневье – забыт.

И таинственность нынче иная,

И от слов иностранных знобит.

Вот и смотрятся здесь чужаками,

Те, кто родину любят, как мы.

И осмеян мудрец – дураками,

И отец поучаем детьми.

Нынче тайною стало простое:

Вечно жить собираются те,

Кто забыл про родное, живое,

Кто предателем стал в суете.

Охраняют меня эти волки.

Только всё же на этой войне

В стоге счастья нашёл я иголку,

В шалаше я был счастлив вполне!

ЭЛЕГИЯ

Вряд ли скажет «родная!» тебе кто-нибудь,

Если я постарею, родная...

Лишь любовь освещала нам жизненный путь

И погибла, его защищая.

Вряд ли, воздух хватая иссушенным ртом,

Тебе кинется кто-то навстречу,

Если я постарею – нет странного в том,

Что веду эти горькие речи...

Не замрёт его сердце, коль мимо пройдёшь –

Век другой и ментальность другая...

Без меня – позабудут стихов моих дрожь,

И любовь, и тебя, дорогая!

Только я всё равно сквозь невидимый свет,

Сквозь руины времён и усталость

Проберусь и вернусь в то сияние лет,

Где любовь сиротою осталась.

О любовь-сирота! Да хранит тебя Бог!

Ты одна была сердцем любых моих строк.

В моей жизни седой, средь усталых тенёт,

Смерти нет для тебя и забвения – нет!

Перевела Надежда КОНДАКОВА

Строка

Не за столом

Я сложил эти строки,

Не в тишине

Я нашёл своё слово, –

Я услыхал его

В гуле эпохи,

Нас за собою

Влекущей сурово.

Не был я радостью

Буйной охвачен,

Не ликовал я,

В удачу не веря,

Но ощутил вдруг,

Что кровно причастен

И к обретеньям её,

И к потерям.

Словно в мгновенье

Единое вырос,

Дней постигая

Кипящую лаву,

Словно бы горе

Тяжёлое вынес,

Радость воспеть

Мне дающее право!

Время!

Я сын твой!

А сын твой любую

Ношу – клянусь я! –

Осилить сумеет,

Только не дай

Написать мне такую

Строчку,

Которой

Никто не поверит!

Перевёл Геннадий ФРОЛОВ

Двадцатый век

Прости меня, двадцатый век,

Прости меня, прости!

Хотел я, глупый человек,

Свободу обрести.

Прости меня, двадцатый век,

Что душу осквернил.

Я, человек, творивший грех,

Тебя в грехах винил.

Прости меня, двадцатый век,

Я был наивный человек.

Считал тебя бедой.

Но двадцать первый новый век

Упал на голову, как снег,

И я стою седой.

Молитва

Когда душа, как поле битвы,

Солдаты – мысли и слова.

Стихи приходят, как молитвы,

И предъявляют нам права.

Стихают мелкие обиды.

Сияет правда бытия.

Мои слова – мои мюриды,

Склоняюсь перед вами я.

Когда страна, как поле битвы,

Я становлюсь мюридом сам.

Мои стихи – мои молитвы

Возносит время к небесам.

Перевёл Евгений СЕМИЧЕВ

* * *

Я вышел на станции тёмной

в чужой и родной стороне.

Остатки перрона в позёмке

сгорали, как будто в огне.

А в сердце о жизни бродячей

влетает колёс перестук.

Я выиграл! Всех одурачил,

сорвался, отбился от рук.

Всё побоку: беды, обиды,

случайной любви маета…

Шарахнулся, скрылся из виду,

как вырванный с корнем состав.

И новые люди сновали,

просили во тьме прикурить…

И мне среди них предстояло

прижиться. И выжить. И жить.

И нет у меня талисмана

и камня за пазухой нет.

Остатки перрона в тумане

поджёг запоздалый рассвет.

Уже не хватает терпенья

стоять на скрещенье дорог.

И падает в трёх направленьях

судьбы одинокий гудок.

Все три обещают удачу.

Все три упираются в смерть.

Так пусть маневровый, горячий

мне в сердце ударится свет.

О воле, о жизни бродячей.

О правильной жизни, поэт!

Перевёл Александр ЕРЁМЕНКО

* * *

Я научился молча жить

Среди чужого пустословья,

Которое, как шмель, жужжит,

То надоедливо, то злобно.

Туманом даль заволокло

И разогнать его нет силы…

Я имя вытру, как стекло,

Чтобы звезда в нём отразилась.

Пусть век изменчив и болтлив,

И время противоречиво…

О, жизнь, молчание продли,

Что слов иных красноречивей!

Я научился молча жить

И только с Богом говорить.

* * *

Хотел бы я, мой Дагестан,

Воспеть судьбу твою,

Но от хвалебных слов устал

У жизни на краю.

В горах теперь иная жизнь,

И слышен вздох скалы:

– Орлы, покинувшие высь,

Уже вы не орлы.

Хотел бы я, Страна вершин,

Такую песнь сложить,

Чтоб все эмиры и паши

По правде стали жить.

Но неожиданно с небес

Раздался Божий глас:

– Правители, скажу тебе,

Похожи все на вас.

Перевела Марина АХМЕДОВА-КОЛЮБАКИНА

ПРИВЕТ, ГУНИБ!

Привет тебе, Гуниб, – судьбы моей опора!

Здесь каждая скала – моих основа дней.

Здесь девушка глядит на утренние горы

И, улыбнувшись мне, скрывается в окне.

Улыбка говорит, что молодость воскреснет,

Что негасим её непобедимый свет,

Что первая любовь прекрасной первой песней

Сверкает до сих пор росою на траве,

Что счастье, словно тур над серебром потока,

По зелени холмов летит за окоём,

Что вслед ему мои признаний давних строки

Берёзы шелестят на языке своём.

Благодарю, Гуниб, за сказочное чудо,

Которое с душой моею совершил,

За то, что сердцем вновь я прикасаться буду

К букету звёзд твоих над башнями вершин!

За то, что с небом здесь готов навеки слиться,

За то, что дни мои здесь горы сберегли!

Привет тебе, Гуниб, заветная столица

Любви и красоты моей родной земли!

Перевёл Юрий ЩЕРБАКОВ

НОЧНОЙ ЦВЕТОК

День сгорел и угас,

И уснули цветы.

На земле в этот час

Только сны и мечты.

И один лишь цветок,

Что сквозь камень пророс,

До рассвета цветёт

Средь полуночных грёз,

Как на небе звезда,

Как во мраке свеча,

И поёт он, когда

Все другие молчат.

И от той красоты

Средь видений и снов

Все земные цветы

Пробуждаются вновь.

– Кто же этот цветок?

Эй, поэт, отвечай!

– Эта песня моя,

Что цветёт по ночам.

Ведь поэту нужна

Только песня одна,

Вдохновенья исток –

Полуночный цветок.

ДВОЕ

1.

Ребёнок резвый по дороге мчится,

Смеясь от счастья.

Какая радость нынче у мальчишки,

Чтоб так смеяться?

Старик седой над посохом склонился,

Рыдает глухо.

Какой печалью он отяготился,

Упавший духом?

Смеюсь и я порою, как ребёнок,

Во дни удачи.

Как старец, сединою убелённый,

Порою плачу.

2.

Бежит мальчишка, горестно рыдая

На всю округу.

Кто смог обидеть юное созданье?

Кто поднял руку?

Спешит старик, и ласково лучатся

Улыбкой очи –

Что за мгновенья призрачного счастья

Она пророчит?

Порой и я, как мальчик, от обиды

Глотаю слёзы,

И улыбаюсь, как старик забытый,

От сладкой грёзы.

Перевёл Иван ГОЛУБНИЧИЙ