Литературная Газета, 6543 (№ 08/2016)

«Я мир услышал как благую весть…»

«Я мир услышал как благую весть…»

Литература / Литература / Поэт о поэте

Красников Геннадий

Теги: Александр Сенкевич

К 75-летию Александра Сенкевича

Александр Сенкевич в жизни человек стремительный, увлекающийся, артистичный. Мне он всегда казался человеком мира, бесконечно оказывающимся в самых разных точках земного шара. То он в Индии, то в Париже, то в Риге, то ещё бог знает где… И круг его знакомств – крупные учёные, философы, художники, писатели, переводчики, артисты, путешественники, православные, буддисты, индуисты, иудеи, мусульмане, всё люди энциклопедических знаний, культуры… И знание языков европейских, а также экзотических для нас, вроде хинди… Одним словом, всё это казалось чем-то авангардным, оригинальным, из формального регламентированного ряда вон выходящим. Такими – до знакомства с поэтическим творчеством Александра Сенкевича – представлялись мне и его стихи, во всяком случае, это должны были быть – ни больше ни меньше – замысловатые верлибры в современном их европейском звучании, филологические головоломки (А. Сенкевич филолог по образованию), своего рода артхаус для посвящённых, не стихи, а тексты, как теперь принято говорить… И вдруг – мне открывается изящная, стремительная, лёгкая, в строгой классической форме традиционная русская поэзия, в той её внутренней свободе и формальном совершенстве, которого добивались от своих стихов поэты Серебряного века, а в близкие нам времена Николай Заболоцкий, Новелла Матвеева, Семён Липкин, Арсений Тарковский, который, к слову сказать, одним из первых высоко оценил поэзию Александра Сенкевича. И главное – это поэзия живая, ироничная, по-своему страстная, то обнажённо лирическая, исповедальная, то философская, памятливая на детали, жесты, запахи, краски, урбанистические и сельские пейзажи, голоса, в ярких вспышках перекликающихся, отзывающихся друг другу в диалоге культурных реминисценций, ассоциаций…

За последние годы поэтические книги небольшими объёмами и тиражами, в прекрасном полиграфическом и художественном исполнении у Александра Сенкевича выходили одна за другой. Уже в самих названиях этих книг запечатлена некая эстетика, красота и даже некая непозволительная драгоценная роскошь, словно в дорогом ювелирном магазине, стоящем посреди убогого современного мира, где, увы, ценятся сегодня лишь пустота и дешёвые стекляшки и подделки…

Вот некоторые из этих названий: «Случайная игра», «Чувство бытия», «Мерцающая тьма», «Предвестие», «Западание клавиш», «Скользящие тени» и – последняя по времени выхода – «Неоконченное прошлое» (2015)… Так говорят, так видят, так чувствуют, на таком языке думают в наше время последние из могикан, уходящая натура, последние русские интеллектуалы, творцы, сохраняющие ещё уровень и воспоминание о золотом ли, Серебряном ли веке отечественной культуры, о «неоконченном прошлом», словно град Китеж, стремительно уходящем на дно времён, где их не достанут ни современная катастрофических масштабов пошлость, ни всемирные сумерки богов… И в этом смысле такие стихи – при всей их кровной связи с сегодняшним временем, при всей их наполненности реалиями, словарём, дыханием настоящего – порою кажутся древними амфорами с непонятной клинописью и рисунками с танцующими фигурками, с тёмными и светлыми скользящими тенями неоконченного прошлого. В том прошлом ещё помнят слово «раскаяние», с которым идут к оставленной женщине. Помнят слово «разлад», в котором эхом отдаётся и разряд, и разрыв, и ад:

Жара спадала, и с покатых гор

клубилась вниз туманная прохлада,

а ты смотрела на меня в упор,

и было жутко от прямого взгляда…

В том, неоконченном прошлом, можно найти такое слово, «что не старо и не ново, а разрубит все узлы»; там «вдохновение хрупче стекла»; там «земли родимой пядь палестин чужих просторней»; там «того, что быть не дóлжно, всё же было»; там метафизика любви явное делала тайным, там «трава мерцала в утренней росе, день начинался и душа кричала»; там, почти как в тихоновском «Я прошёл над Алазанью…», всё сияет влажными красками под весенним дождём, и поэт подобно Пигмалиону со своей юной Галатеей переживает новую весну своей жизни, как бриллиант оправляя юную душу в блестящую поэтическую оправу:

И смотрелись как-то странно

под огромнейшим зонтом

я и радостная Анна

в платье сине-золотом.

В этом царственном наряде

в дождь войдя, как в тронный зал,

она пела, в небо глядя,

чтобы Бог её признал.

И как всё в «Неоконченном прошлом», как во всём поэтическом творчестве Александра Сенкевича, рядом с подобной лёгкостью и вольностью идут строгие классические строки, ирония, весёлость сменяется печалью, тем удивительным чувством бытия, которым вот уже десять веков живёт русская поэзия:

…Не надо

мне чуда ждать. Смиряюсь с тем, что есть.

Того, что есть, – отпущено сверх меры.

Я мир услышал, как Благую Весть.

О, дай мне, Господи, терпения и веры.

Александр СЕНКЕВИЧ

ЦАРИЦА САВСКАЯ

Среди незнакомых святынь

ты ступаешь слегка неуклюже.

Так идут караваны верблюжьи

сквозь пески аравийских пустынь.

До чего же хитёр Соломон,

от его не укрыться прищура.

Ты в ручищах царя-самодура,

словно выжатый грубо лимон.

И загадки твои разгадав,

что пустяк для царя-златоуста,

он тебя обовьёт, как удав,

и сожмёт до смертельного хруста.

Почему же ты, словно раба,

покоришься безвольно и слепо?

Засмеётся вокруг голытьба,

потемнеет от ярости небо.

Но ни этот заносчивый люд,

ни небесные силы тем более,

никогда, ни за что не поймут,

что такое блаженство и воля

и к чему этот твой приворот,

заурядный, вульгарный и грубый, –

не затем же, чтоб царственный рот

смял в мгновенье бесстыдные губы?

Лучше уж показаться срамной

и продажною девкой-шалавой,

чем великой царицей земной,

кто своей поступилась державой.

15 августа 2013 г.