Теневая фигура


Теневая фигура

Общество / Гуманитарий / К доске!

Попов Вадим

Теги: проблемы образования , реформа , общество



Откуда есть пошла вариативность

В России привыкли связывать проблемы в образовательной сфере с фигурой профильного министра. Долгое время мишенью для критики выступал Фурсенко, позже – Ливанов. Им адресовались претензии, их увольнения требовали. В обществе сложился стереотип, за которым приверженцы теории заговора могли бы усмотреть изощрённую психологическую манипуляцию. Ведь дискуссия о первопричинах кризиса была, по сути, подменена «персональным делами» тех, кто лишь внедрял вполне определённую концепцию. Кого же считать настоящей движущей силой, идеологом «образовательной реформы» в постсоветской России?

Если говорить о некой символической фигуре, характеризующей нынешний упадок образования, перед нами предстаёт вовсе не образ эффективного менеджера, холодного и расчётливого. Ретроспективный взгляд возвращает нас к временам перестройки, когда на телеэкранах и в газетах возникла поистине романтическая личность. Страна отрекалась от тоталитарного прошлого, и в рамках этой кампании как нельзя кстати оказался красноречивый психолог, рассуждающий о гуманизме и одарённых детях. Власть судорожно пыталась понравиться, предъявить «человеческое лицо» социализма. Так на должности главного психолога Гособразования СССР возник выдающийся антисоветчик Александр Григорьевич Асмолов (на фото) . Политическая ориентация Асмолова имела решающее значение для будущего отечественного образования. Именно болезненно-эмоциональное неприятие советской системы стало своеобразным ядерным реактором, энергии которого хватило на десятилетия «реформ».

Доктор психологических наук Асмолов рассуждал об ужасах тоталитаризма без лишних академических условностей, что называется, языком плаката. Его инвективы о миллионах жертв, психологически задушенных в идеологических газовых камерах обыкновенного социализма , – яркая иллюстрация пропагандистских методов конца 80-х.

Асмолов сумел продемонстрировать изощрённый ум и в октябре 93-го. Во время кровавых событий учёный применил свои познания на практике – разработал для Ельцина «Программу первоочередных социально-психологических мер «Белый дом»:

1. Обращение патриарха к бывшим депутатам Верховного Совета, собравшимся в Белом доме, с просьбой о предотвращении войны в России, дальнейшего наращивания конфликтной ситуации.

2. Средствами массовой коммуникации создать видеоряд по схеме «обыкновенный фашизм – коммунизм – Белый дом».

Первые ходы: демонстрация фильма М. Ромма «Обыкновенный фашизм»; повтор майских плёнок с демонстрациями и жертвами.

3. Лично о спикере. Несколько раз прокрутить по телевизору программу Л. Радзиховского о Хаcбулатове.

4. Просьба к Д.С. Лихачёву с предложением о выступлении перед интеллигенцией России в данной ситуации (сегодня).

5. Провести беседу с Сергеем Адамовичем Ковалёвым: прогнозы о ситуации в Белом доме. Перед беседой несколько фотографий заставки: Ковалёв – Сахаров…

Приёмы, с помощью которых следовало обманывать население, исходили от человека, который сделал карьеру на разоблачении тоталитаризма. У Асмолова к тому времени уже сложилась репутация тонко организованного интеллигента, близкого к писательской среде и не чуждого творчеству:

Всё можно увидеть,измерить и взвесить,

Лишь Душу нельзя просчитать.

Веками бессилье психологов бесит

И ночью мешает им спать…

Оказалось, что за милой графоманией и поклонением Окуджаве скрывается мрачная и деятельная личность, явно нуждающаяся в психологической реабилитации. Выяснилось, что за образом душевного, немножко неловкого педагога-новатора прячется образцовый демагог. «Я предлагаю формулу, что не ребёнок должен готовиться к школе, а школа должна готовиться к ребёнку!» – заявлял Асмолов и делал паузу в ожидании оваций.

С 1992 по 1998 год Асмолов работает заместителем министра образования России, по сути, являясь идеологом нового курса, активно внедряя принципы «вариативности», «толерантности», «деидеологизации». Деидеологизация коснулась литературы, истории, других гуманитарных дисциплин и обернулась тотальной идеологизацией российского образования в соответствии с антисоветскими догмами.

Вот как характеризуется деятельность Асмолова на его персональном сайте (по всей видимости, это сам Асмолов рассуждает о себе в третьем лице):

«Впервые идея вариативности, как и само понятие «вариативное образование», было предложено А.Г. Асмоловым в 1991 году. В период с 1991 по 2011 год понятие «вариативное образование» прочно вошло в лексикон российского образования, закаляясь в дискуссиях со сторонниками безликого командно-административного унитарного образования и авторитарной педагогики…»

Этот приём Асмолов использует постоянно – он обязательно должен представить себя и свои идеи альтернативой тоталитарному злу.

«Дискуссия о роли школы идёт постоянно. Одни считают, что её роль – формовка личности, когда из людей делают солдат Урфина Джюса. Я же считаю, что школа должна быть институтом поддержки человечности в человеке, который помог бы индивидуальности отстаивать себя…»

С такой немудрёной аргументацией при Асмолове-замминистре школу и разрушали. Её коммерциализировали с ложным пафосом и во имя человечности. Разгром системы государственного образования, появление тысяч сомнительных «лицеев» и «университетов» проходили параллельно с воплощением ключевой асмоловской концепции – внедрением института психологов. (Сам Асмолов важнейшей своей заслугой считает «формирование запроса на практическую психологию в системе образования» ).

В результате миссия воспитания, по сути, была подменена функцией психологической помощи. Существует ли причинно-следственная связь между таким подходом и статистикой подростковых самоубийств? Сегодня Россия занимает первое место в Европе по этому показателю.

И ещё вопрос: какого качества специалистов-психологов могли подготовить коммерческие вузы 90-х? Да и вообще, насколько научно обоснована ставка на «практическую психологию»? В какой степени уместен, исторически состоятелен «культ психолога» в российской школе?

Все эти вопросы скорее для специалистов, которым ещё предстоит реанимировать «реформированное» российское образование. Обывателю остаётся обсуждать случай в школе № 57, где школьный психолог оказывал помощь девочке, подвергшейся домогательству со стороны учителя. «Я пытался сказать, – объясняет психолог, – что за его таким сексуальным запросом надо увидеть и чисто человеческий. И гораздо легче будет ввести их отношения в нормальное русло, и естественно, полностью отказывая ему в этих домогательствах, попробовать ответить на его чисто человеческий запрос. Запрос о человеческом внимании, о дружбе…»

Асмолов утверждает: «По сути, практическая психология замахнулась на роль социального архитектора доктрины либерального вариативного образования, превращения образования в институт социализации индивидуальности». Получается, что «интересы индивидуальности» – главное?

Очевидно, что для Асмолова «коллективизм», да и «соборность» – категории глубоко чуждые. В советском опыте он видит «пугающую логику «культуры полезности», где человек рождается не просто так, а для чего-то, ради выполнения тех или иных общественных функций…» А что, общественные интересы, защита Родины, самопожертвование отменены учением о «практической психологии»?

Конечно, забота об одарённых детях необходима, безусловно, ребёнок вправе рассчитывать на индивидуальный подход, несомненно, инклюзивное образование гуманистично. Но, может быть, ещё стоит подумать о большинстве – обычных детях из обычных семей?

«С девяностых годов, – говорит Асмолов, – мы поддерживали появление лицеев, гимназий и предлагали даже называть подобные заведения «школьными лабораториями». Всё это появлялось. И есть много удивительных сильных школ, где одарённый ребёнок начинается с одарённого учителя, где ребёнку даётся возможность самореализации, где на него не идёт каток формальности…»

И сразу представляешь 57-ю московскую. А вот сельскую, провинциальную школу почему-то представить трудно. Столичный учёный из хорошей семьи ориентирован на свой круг, где читают писателей Стругацких, почитают философа Мамардашвили, восхищаются гением психолога Выготского. Дети большинства в асмоловской концепции теряются где-то в неохваченном пространстве между вундеркиндами и аутистами. Асмолов встревожен: отказ от вариативности сулит им судьбу солдат Урфина Джюса.

Вспоминая себя в конце 80-х, Асмолов с фирменной патетичностью заявляет: «Я сравниваю тот период с путём на Голгофу» . Однако сегодня Александра Григорьевича трудно назвать жертвой. Он спокойно работает, заведует кафедрой в МГУ, возглавляет Федеральный институт развития образования. То есть готовит кадры, формирует образ будущего. Разумеется, основанного на ценностях «либерального образования» по-асмоловски. Тут – никакой вариативности.

Загрузка...