Литературная Газета, 6587 (№ 07/2017)

Актриса

АктрисаВыпуск 6 (15)

Спецпроекты ЛГ / Муза Тавриды / Проза

Галина Грановская

Одно из самых ранних воспоминаний – заросший травой склон горы, высокие-высокие сосны над головой и тающий в голубизне далёкий край земли. Что за ним? Ему хочется добраться туда. Нет, смеётся отец, даже если будем идти туда много-много дней, мы никогда не дойдём до края. Почему? Потому, отвечает чей-то нежный весёлый голос позади, что горизонта нет. Почему же его нет, если я его вижу? Вырастешь – узнаешь.

И вот он давно вырос, но так ничего и не узнал. И теперь никогда не узнает.

Вечерние новости.

Внезапно ушла из жизни… выдающаяся… блистательная… Гражданская панихида состоится в театре завтра.

Нина, сидевшая рядом на диване, искоса взглянула на мужа.

– Пойдёшь?

– Не знаю, – нахмурился Игорь.

– Надо бы пойти, – нерешительно произнесла она.

– Посмотрим.

Ещё некоторое время они молча сидели рядом, делая вид, что смотрят фильм, потом Нина отправилась в спальню, а Игорь ещё долго тупо пялился в телевизор, не в силах разобрать того, что творится на экране, не в силах осознать того, что произошло.

Косой осенний дождь, дробно стучавший в стекло, был под стать его состоянию.

Он многое о ней знал, не прикладывая для того никаких усилий. Город небольшой, хотя и областной центр. Все у всех на виду. А уж она-то умела быть на виду так, как никто другой. Интерес к её личности никогда не падал. Наверное, с тех самых пор, как она впервые появилась на сцене городского театра. О ней постоянно судачили и сплетничали, на неё ходили посмотреть – какую бы роль она ни играла. Потому что она была не такая как все, потому что поступала всегда как того душа желает. Хищница, но… талант, обронил как-то отец, всегда поступавший насколько возможно правильно, и, несмотря на обиду, старавшийся даже по отношению к ней быть объективным.

Наверное, ей нравилось быть в центре внимания. Как-то Игорь пролистал подшивки старых газет в городской библиотеке. В провинции мало пишут о театрах, а здесь – статья за статьёй. Впрочем, писал о театре всегда один и тот же человек. Иногда, правда, внизу стояло другое имя, но стиль был тот же – восхищённо-торжественный, как только он начинал писать о ней. «Талант в постоянном развитии», «неустанное движение вперёд», «новые, яркие грани молодого дарования» – их было много, этих газетных штампов посредством которых писавший, как мог, помогал ей делать карьеру. Всё кончилось известно чем…

Поклонники её таланта, затаив дыхание, следили за развитием бурного театрального романа. Однажды Игорю даже показали объект её «страстной любви», той самой, что разломила его жизнь надвое. Пожилой человек в клетчатом пиджаке с длинными редкими волосами нёс старомодную авоську, в которой лежали булка хлеба и какой-то свёрток. Провинциальный писатель. Из тех, которых почти никогда не печатают, а потому они вынуждены зарабатывать на хлеб журналистикой.

Как и следовало ожидать, «страстная любовь» продлилась недолго – всего пару театральных сезонов, – она действительно была своевольным и непостоянным человеком.

После нового развода некоторое время жила у своей матери, а потом снова вышла замуж. На одной из актёрских тусовок в Ялте познакомилась с известным актёром кино, завязался новый роман, и, бросив свой театр в середине сезона, она уехала к нему в Москву.

Она больше не была актрисой городского театра, но не давала забыть о себе. О её замечательной игре в одном из столичных театров время от времени писали теперь московские критики в «Литературной газете», которую, будучи учителем литературы, выписывала Нина.

Одна из главных ролей в телевизионном сериале «Голубые города» принесла ей всесоюзную известность. Её стали приглашать сниматься в кино – Москва есть Москва. Игорь видел все фильмы с её участием. Главных ролей больше не было, но даже самые маленькие роли она играла замечательно.

А в личной жизни опять не сложилось. О новом разводе он узнал из какой-то бульварной газетки, которые тем и существуют, что печатают светские новости и сплетни о жизни звёзд театра и кино. Позже в такой же газетёнке он прочёл, что она уехала за границу. Как почти все актёры, ездила с концертами по стране, бывала и за рубежом. Где-то в одном из таких путешествий познакомилась с французом и снова вышла замуж.

Казалось, вот теперь-то её личная жизнь устроилась. Но нет, прожив несколько лет во Франции, она снова вернулась в Москву! «Я актриса, – сказала в одном из интервью, – я должна играть». То есть не могла она жить в тени, не могла приспособиться к замкнутой семейной жизни. После возвращения в одном из телевизионных фильмов сыграла разъезжающую по заграницам холёную жену нового русского. Посмотреть его посчастливилось только Нине. Хорошо выглядит, сказала Нина, молодо.

Как-то отец пришёл к нему на работу и принёс два билета в театр.

«С чего это вдруг?» – спросил Игорь, в недоумении разглядывая билеты.

«Вернулась, – хмыкнул отец. – Сходите, посмотрите».

Он не поверил. Как же её взяли обратно?

«Талант», – сказал отец.

Он пошёл. Правда, один, без Нины.

И действительно увидел её на сцене местного театра – пополневшую, постаревшую и неотразимо убедительную в своей роли.

Слухами земля полнится. Всё было просто. За эти годы не только в Москве, но и в стране всё переменилось. Предложений сниматься или играть в театре, видимо, не последовало. Жить в Москве было негде, всё это и заставило её опять приехать в родной город, вернуться в дом своей матери. Здесь её снова взяли в тот самый театр, где она когда-то, много лет назад, начинала.

Играла она, наверное, даже лучше, чем в юности. В свои за пятьдесят прекрасно пела и была настолько эффектной на сцене, что рядом с ней серыми мышками смотрелись молодые красивые актрисы.

Городское телевидение показало о ней сюжет. Талант вернулся на родину, напыщенно провозгласил ведущий в начале передачи.

У нёе появилось немало поклонников. Как в юности. И каждый из них был ближе к ней, чем он, Игорь. Каждый мог запросто подойти к ней после спектакля, попросить автограф, переброситься парою фраз. Он – нет. Он был лишён этого права. Может быть, он сам себя его лишил, но в любом случае это было величайшей несправедливостью.

Итак, она вернулась после многих лет отсутствия и стала снова играть в своём старом театре. И он снова начал ходить на её спектакли. Ему хотелось узнать о ней как можно больше. Как она жила все эти годы – вдали от города, в котором он прожил всю жизнь? Вдали от него. Вспоминала ли о нём?

Наверное, не только он думал о ней.

Когда она первый раз позвонила, он не взял трубку, которую, с испуганным видом, протягивала ему Нина. Он просто не смог бы с ней говорить. Да и о чём?

Она позвонила ещё раз, когда его не было дома. «Может, перезвонишь? – спросила Нина. – Она оставила номер телефона». «Нет», – упрямо ответил он. Вдруг поднялась, вскипела та жгучая обида и боль, с которой он жил многие годы, и он повторил: «Нет!» «Почему?!» – Анька, дочь, смотрела враждебно. Сын, казалось, понимал его.

В конце концов спустя какое-то время через сестру отца они всё-таки договорились о встрече. В театре после спектакля. Но именно в тот день он пришёл с работы с тяжёлой головой и едва добрался до кровати, свалила двусторонняя пневмония.

Больше приглашений встретиться не последовало. И он не сделал попытки объясниться, почему не пришёл. Жизнь текла своим чередом – работа, дом, дети с их проблемами. У неё тоже жизнь текла своим чередом, она играла свои роли в Русском драматическом.

Иногда он ходил туда, часто один. Это было нетрудно, Нина писала диссертацию и была постоянно занята. Иногда он даже не говорил, что был в театре. Не желал Нининого, даже молчаливого, сочувствия. А главное – не хотел делить эти вечера ни с кем.

Посмотрел все спектакли с её участием.

Особенно ему понравилась её роль Памелы в спектакле «Дорогая Памела». В последней сцене у него в горле стоял ком. Были и другие замечательные спектакли с её участием, на некоторые из них трудно было купить билет. Но ему запомнилась именно Памела. В «Дорогой Памеле» она играла себя сегодняшнюю.

Утром пришёл отец.

– Звонил тебе на работу, сказали, что тебя сегодня не будет – вот и зашёл… – он запнулся, – по пути…

По пути! Родители жили на другом конце города. Игорь не стал выяснять, куда же это отец направлялся в такую рань, чтобы ему было «по пути». Да ещё в слякотную осеннюю непогоду. Оба они уже в том возрасте, когда без особой нужды из дому не выходят. Надо бы чаще навещать их.

– Как мама?

Отец махнул рукой.

– Да ничего, помаленьку. Давление вот только. Но это у неё всегда на погоду. Уже знаешь?

– Да, вчера по телевизору передавали.

– Надо пойти проститься, – сказал отец. – Если хочешь, вместе сходим.

– Пойду. Но только если один.

Отец вздохнул.

– Ты должен простить её.

Игорь высоко поднял брови – кто кого должен простить?

Отец покачал головой.

– Похожи, похожи... такой же упрямый!

Сколько раз он представлял, как войдёт в этот дом! Как поднимется по лестнице. Как войдёт в квартиру. Непринуждённо улыбаясь, начнёт разговор. И вот он здесь. Какая-то обыденная нереальность. Или нереальная обыденность. Деревянная лестница на второй этаж. Дверь открыта. Чьи-то голоса, какие-то люди. Он перешагнул порог, держа в руках красные гвоздики. И попал в мир окружавших её, служивших ей вещей.

Неожиданно оказалось, что это был очень маленький и очень скромный мирок. Старые вещи. Мебель каких-то бабушкиных времён. Разномастные вазы и чашки в серванте. Похоже, у неё не было потребности украшать свою жизнь. Э т у жизнь.

Потому что у неё была и другая, всегда более важная для неё и – каждый день разная. Жизнь на сцене. Слабый отсвет той жизни падал и на эту, неяркую сторону её существования. Её здесь уже не было. И она всё ещё была здесь, смотрела на Игоря со всех сторон.

Убогий быт и – роскошные фотографии на стенах. В разных ракурсах, в разных костюмах. Молодая, красивая и действительно очень похожая на него. Иначе и быть не могло, эта женщина дала ему жизнь. Хотя он не знал её ни молодой, ни старой, поскольку по-настоящему встретился с ней только сейчас.

Какая-то старуха, взглянув на его лицо, принесла Игорю стакан:

– Выпей, сынок.