Литературная Газета, 6590 (№ 11/2017)

Личное дело генералиссимуса Сталина

Личное дело генералиссимуса Сталина

Искусство / Искусство / Театральная площадь

Есин Сергей

Теги: искусство , театр

О громкой премьере в Ростовском академическом театре драмы им. Максима Горького

Можно сказать, что спектакль «Сталин. Часовщик» начался даже экстравагантно. Не каждый раз, когда только раздвигается занавес, ты сразу начинаешь думать о смерти.

Собственно, всё по телевидению и старым киносъёмкам знакомо. Приглушённый свет, справа и слева на стульях с прямыми спинами сидят родные и близкие… Правда, ни «Реквиема», как тогда, ни траурной музыки. Я сразу вспомнил, как было тогда.

В давку на Трубной площади я не попал. После того как отца по известной статье 58 пункт 10 посадили в Щербаковские лагеря и нас с матерью выселили из квартиры, мы жили у её тётки на тогда Советской площади, напротив здания Моссовета, ставшего ныне мэрией. Если пройти дворами, минуя патрули и огромные военные машины, стоявшие у каждых ворот, в проезд Художественного театра, ставший нынче снова Камергерским переулком, а потом нырнуть под грузовик, то сразу примазываешься к очереди, идущей по бульварам, по бывшей Дмитровке, от Трубной прямо к Колонному залу.

Уже на входе в Колонный зал на повороте собиралась и готовилась стать в почётный караул целая группа. Сразу бросилось в глаза лицо знаменитого актёра Бориса Андреева, всё залитое слезами…

Удивительный спектакль, где всё время говоришь: «здесь» и «тогда». Впрочем, слова плохо объясняют всё, что ты видишь. Во всю ширину сцены – планшет, а под углом, над ним, – или стальное небо, которое всё видит, или широкое зеркало, которое для зрителей всё отражает. И пока на этом зеркале идут всполохи кумачового, красного, революционного. Я сразу вспомнил, что больше всего меня тогда поразило и запомнилось. Крупные, чуть вспухшие руки Сталина. Руки, которые тогда держали полмира.

Я вряд ли поехал бы в Ростов-на-Дону смотреть спектакль о Сталине, если бы не два обстоятельства. Первое – если бы полтора-два года назад ростовчане не привезли свой «Тихий Дон», который с блеском был сыгран в филиале Малого театра, и если бы – это уже второе – автором пьесы «Сталин. Часовщик», как, впрочем, и инсценировки шолоховского «Тихого Дона» не был мой товарищ по кафедре литературного мастерства в Литинституте Владимир Малягин. Качество в обоих случаях гарантировалось: и знаменитый драматург, и ученик Виктора Розова.

Что же, у меня всё так и пойдёт в долгих отступлениях? Но не описать этот театр тоже нельзя. Недаром макет театра вместе с макетом храма Василия Блаженного выставлен в Музее архитектуры в Лондоне. И что рядом с этой театральной громадой, с этим зданием, построенным в виде огромного танка, какой-то там Сити-холл или Крокус-холл?! Московские небоскрёбы, конечно, выше пирамид в Гизе, но разве с ними могут они сравняться? Ещё только поднимаясь по парадной лестнице в театр, я подумал, глядя на две танковые башни-гусеницы, внутри которых в открытом солнцу стекле бродили пассажирские лифты: вот он, памятник культурной политике 30-х, социализму и лично товарищу Сталину!

Но красно-траурный свет на экране-зеркале как-то растаял, определились детали интерьера со старинными кабинетными в деревянных чехлах часами по бокам помоста и персонажами, сидящими на стульях по правую и левую сторону. Персонажей, пожалуй, стоит перечислить, но никакого портретного сходства здесь нет, фамилии и имена говорят сами за себя: Молотов, Жуков, Берия, Василий (сын Сталина), Светлана (дочь), Надежда Аллилуева (вторая жена). Была ещё когда-то первая, мать Якова, старшего сына, погибшая от туберкулёза.

Ещё одна, последняя деталь экспозиции – это кресло, стоящее почти на авансцене, на спинке которого висит белый парадный китель с погонами генералиссимуса со Звездой Героя Советского Союза. Сталин, как известно, в отличие от Брежнева и Хрущёва, Героем Советского Союза награждён лишь единожды. Может быть, это и крепче, и запомнилось сильнее.

Актёр, играющий Сталина, надевает этот китель на несколько секунд только в конце спектакля. Звания, звёзды, ордена – это не самое главное. Легенды, апокрифы и возникшие мифы намного плотнее держатся в сознании.

Спор о сталинском мифе и о составляющем его. Об ответственности лидера перед народом, о личном и общественном, о государстве и служении, о слове и поступке – это и есть и тема, и содержание спектакля. Жена, сын, дочь, военачальники и соратники получили возможность спросить. Сталин отвечает, зрители этого своеобразного диспута – собственно, зрители – судят. Ах, этот вечный спор либеральных исторических предпочтений и народного понимания! Час сорок пять минут – столько длится спектакль. Молодые и старые, помнящие, как это было и происходило, как радовались и страдали знающие не понаслышке и знающие, как им кажется, абсолютно всё по книжкам и учебникам, не шелохнувшись, до последних, возникающих внезапно, как буря, аплодисментов слушают и следят за происходящим.

Сталин тоже вопрошает своих оппонентов. А как бы поступили вы? А что бы сделали на моём месте?

Сталин на сцене – это не тот огрузневший, уже больной, каким многие видели его в конце жизни, и не тот канонический герой в маршальском мундире, которого помним по парадным портретам, печатавшимися миллионными тиражами. Весь спектакль Сталин совсем молодой, почти ровесник играющего его актёра, похожий модной нынче небритостью на молодого чеченца, приехавшего покорять Москву. Но там, за порогом истории, мы ведь не меняемся и все остаёмся в выбранном нами возрасте. И разве не продолжаем задавать уже «оттуда» свои вопросы нашему времени?

Первой спрашивает мать: почему сын не стал, как хотела она, мать, священником?

Это легендарная мать Сталина Кеке Джугашвили, жена сапожника, битая мужем смертным боем, на похороны которой сын так и не приехал – «её хоронил весь состав НКВД Грузии».

Задают ли все персонажи собственные вопросы? Персонажи знают ответы, потому что они уже прожили жизни и уже мертвы. Вопросы по поводу разных обстоятельств, историй и догадок, которые у них накопились. Отвечают Сталин или Малягин?

– Почему перед войной оказалось расстрелянным созвездие маршалов?

– Готовились ли мы и как мы готовились к войне?

– Почему бывшие друзья оказались врагами?

Но основной оппонент вечно молодого Сталина – Надежда Аллилуева. У домашних больше всех накопившихся обид, и своих легче всего обидеть. Почему молодая женщина покончила жизнь самоубийством?

Ещё в юности мы осторожничали у того места на Новодевичьем кладбище, где была похоронена жена Сталина. Высокая стела с мраморной головой и одинокая роза у подножия. Ходили рассказы, что иногда ночью вождь приезжал сюда и сидел возле надгробья. Услышать бы те диалоги!

Дети тоже задают свои вопросы. И драматург Малягин, и постановщик спектакля Александр Пудин обошлись без расхожей патетической фразы: «Я солдата на маршала не меняю». Это уже попавший в плен Яков, старший сын. В спектакле есть свои ответы.

Не так просты были эти дети, и не так ясно складывались судьбы и у дочери, и у сына. Не станем ворошить юношескую влюблённость дочери в писателя более чем вдвое старше её. В своё время об этом говорили обе столицы. Писателю не по доброй воле пришлось пере­ехать много севернее Москвы. Отец был суров и к собственным детям. Блестящего полковника и лётчика освободили от командования авиационным полком. В наше время, конечно, мажорам живётся вольготнее. Но и тогда были трофейные очень быстрые машины. Актёр, играющий Сталина, во время семейной разборки употребляет деликатное слово «дебош». Дети Сталина, дети Хрущёва, внучка Горбачёва, живущая в Германии... На них – отблеск знаменитых родственников, иногда через них и их судьбы мы пытаемся разгадать, кем же были знаменитые отцы и деды. Иногда всё это выше рационального.

Знает ли что-то ещё, кроме того, что ему показывают на сцене, молодой и не очень молодой зритель, внимательно следящий за перипетиями государственной и личной истории? Брат кричит на сестру, отрёкшуюся от родного отца. Как же сложна и многомерна человеческая жизнь!

Главная тема спектакля – это, конечно, война. На подиуме, ставшем экраном, на небе-зеркале, отражающем то, что происходит на земле, всё время идут сполохи военной кинохроники. «Александр Матросов – тоже мой сын!» – кричит дочери и сыну Сталин.

Он был внимательным человеком, понимавшим сложные увязки и расстановки в жизни. Он знал, как одно завязано с другим и как претензии маршала могут оказаться роковыми для дела. Может быть, он даже считал, что Бог и судьба поставили его следить за Россией. Об этом чуть ниже, пока о слове «часовщик», которое стоит в названии спектакля. Часовщик, который даёт импульс заводу и который следит, чтобы все колёсики в сложном ли механизме времени, в сложном ли организме страны крутились, жили и взаимодействовали друг с другом. Человек миссии. Эти и подобные рассуждения, произнесённые со сцены, конечно, принадлежит не Сталину, но ведь достаточно точно. Слово «паранойя», которое вписал в «историю болезни» Сталина знаменитый русский психиатр Бехтерев, в спектакле тоже не звучит. И слава богу.

Теперь о Боге. Зритель помнит, конечно, что матушка генералиссимуса говорила, что хотела бы, чтобы её сын стал священником. Мог ли этот рассказ об одном из героев нашей русской истории обойтись без рассуждений и мыслей о Боге, христианском Боге, в своё время сплотившем Россию? И обойтись без разговоров об открытии церквей во время войны и вновь утверждённом патриаршестве? А ведь начиналось всё с того, что ребёнок кричит: «А почему Бог позволяет отцу бить тебя, мама?» Всё уживалось в не окончившем семинарию человеке. Одна краска здесь не подходит. И здесь почти последнее.

Мы так долго молчали, так долго отказывались говорить об этом человеке как о герое отечественной истории со многими лицами, но продолжавшем жить в сознании народа, что накопилось, возникло, как народная демократическая воля, – разобраться! Разве только высокий лоб имеет право на свою аргументацию? Театр в России всегда привык прислушиваться к тому, о чём говорят не только в царской ложе, но и на ярусах, и на галёрке. Театр говорит, зритель смотрит, слушает и решает. Знаменитый театр в Ростове-на-Дону решил сказать об этом, пожалуй, первым. Честь ему и хвала! Вариант пьесы, кажется, ещё с двухтысячного года лежал в Малом театре. В театре всё непред­сказуемо.

P.S. Сугубо театральное. О двух героях этого спектакля – режиссёре и драматурге – я уже сказал. Великолепен художник. Это Виктор Герасименко. Сталина играет молодой премьер театра Вячеслав Огир (на снимке) . Молодёжь, а не в возрасте солисты, близкие по возрасту к историческим героям, – это счастливая находка режиссёра и времени. Огир на сцене свободен, доказателен, сдержан, идёт навстречу тайным пожеланиям зрительного зала, на скорее не трагический, режиссёрский, а победный, как и в жизни, финал. Все остальные актёры, как и предполагается в театре такого калибра, на профессиональной высоте. Браво!