Литературная Газета, 6599 (№ 21/2017)

Искусство должно облагораживать и возвышать души людей

Искусство должно облагораживать и возвышать души людей

Искусство / Штрих-код / ПЕРСОНА

Владимир Путин с художником Александром Шиловым в зале боевой славы галереи, 2013

Теги: Александр Шилов

31 мая Государственной картинной галерее народного художника СССР А. Шилова исполняется 20 лет

Когда увидишь его на телеэкране, на фото, сразу обратишь внимание. Одет элегантно, даже ярко. Часто в бабочке или с изящным дорогим галстуком. И очень живые глаза.

В день, когда мы встречались, он был как раз в ярком галстуке, хотя иногда забрасывал его за плечо, будто тот чему-то мешал. Увидел я и его руки, пальцы. Это были совсем не руки художника, какими они могут представляться. Это были крепкие, натруженные руки – руки рабочего. Позже и я, и вы поймём, почему.

Наш собеседник – народный художник СССР, член президиума Российской академии художеств Александр Шилов, его именем названа планета.

– Александр Максович, годы быстро летят. Кажется, недавно ждали события – открытия вашей галереи. А двадцать лет позади… Только за первые четыре года её посетили полмиллиона человек.

– Эту цифру приводят. Но она не точна. В начале второго года работы я дарил альбом миллионному посетителю.

– Всё врут календари! Тогда уж сами говорите, как было.

– У меня часто проходили персональные выставки – в ЦДРИ, в Манеже, на Тверской, на Кузнецком Мосту. И всегда – письма недовольства в адрес Государственной Думы, Министерства культуры и руководства страны: не успеваем посетить! Продлите! Не раз это делалось. Обращались «наверх» и с просьбами – сделать выставку постоянной.

Тогда в моей семье случилась трагедия, не стало дочери. Я на какое-то время ушёл от работы. Друзья поддерживали, говорили: теперь ты все картины должен отдать стране, это придаст сил.

Я пошёл в Госдуму, к её тогдашнему председателю Геннадию Николаевичу Селезнёву и честно сказал, что не знаю, что со мной будет дальше, но хочу все работы передать стране. Я не фараон, чтобы их с собой под землю брать.

Селезнёв сказал, что сам вопрос решить не может, поставит его на пленарном заседании Думы. Через неделю позвонил: «Могу тебя поздравить. Все фракции единогласно решили, учитывая востребованность твоего искусства, любовь к нему людей, его воспитательную часть, принять дар, поблагодарить за него и обратиться к руководству страны с просьбой выделить под картинную галерею строение в центре Москвы».

– Потом слухи пошли, что Шилову с барского плеча обломился особняк у Кремля…

– Ну да. Хотя и сейчас забывают, что изначально картинная галерея – государственная. Просто носит моё имя, так как в основе коллекции мои работы. Это не личная собственность. А насчёт Кремля – могло и случиться.

Вскоре после решения Госдумы меня пригласили туда к управделами администрации президента Павлу Бородину. Он предложил место под галерею – три зала – в самом Кремле. Сослался на разговор с Ельциным. Я возразил – да, честь высокая, но это ж режимный объект, а хочется, чтобы люди могли свободно приходить. Пришлось отказаться.

Не буду вдаваться в детали, но руководство Госдумы обратилось в правительство Москвы. И оно выделило под галерею это здание на Знаменке 1830 года постройки. Архитектор – Евграф Тюрин, который известен и своей Елоховской церковью. Потом я узнал: когда он строил этот дом, то мечтал, что здесь будет картинная галерея.

Автограф президента Побывав впервые в галерее А. Шилова, президент России написал красивым и отчётливым почерком в книге отзывов: « С благодарностью и восхищением. Успехов. В. Путин. 23.09.2008»

– Сбылось через полтора века.

– Да... Когда стали обживаться, сделали косметический ремонт и заметили – нет хранилища. Но что уж поделаешь?.. 31 мая 1997 года мэр Москвы Юрий Лужков открыл галерею. Я на церемонии дал слово, что всё, что буду делать не на заказ и так, чтобы не было стыдно, стану дарить городу и стране.

За это время безвозмездно передал 1350 работ живописи и графики. Каждый год в День города пополняю коллекцию. Подарю более пятидесяти работ живописи и графики и в день 20-летия галереи.

В 2003 году, когда у меня принимали новые картины, мэр неожиданно объявил: с учётом, что хранилища здесь нет, а число работ растёт, принято решение за счёт привлечённых инвестиций выстроить новое здание дополнительно к галерее.

Сейчас все мы, коллектив, гордимся, что, несмотря на занятость, к нам дважды приходил президент В.В. Путин. И каждый раз Владимир Владимирович в первую очередь посещал зал боевой славы, где собраны портреты людей, которые воевали. Это и деятели церкви, а среди них были разведчицы и пулемётчики, это и фронтовики – деятели искусства, например, Евгений Матвеев, Виктор Розов, Сергей Бондарчук, Владимир Этуш… А главное – простые солдаты, ленинградские блокадники, солдатские матери и вдовы, врачи – все, кто хлебнул войны полной чашей.

– Кстати, продвигался и такой миф – Шилов пишет одних начальников, верхний слой. Кто хоть раз бывал здесь, знает: это чушь.

– Я недавно ездил в Саратов. Там живёт прожектористка (так это называлось) – в 18 лет она освещала немецкие самолёты, а другие девушки, зенитчицы, их сбивали. У неё руки как… у мужчин таких не встретишь. Она шестерых детей воспитала. Я после того как посмотрел на её лицо (мне её фото показали) помчался в саратовскую глухомань и восемь дней её писал. Думаю, это одна из лучших моих работ.

Или другие люди. Например, разведчик Геворк Андреевич Вартанян, который, можно сказать, спас Тегеранскую конференцию. А ему тогда было 19 лет! Он Герой Советского Союза, вдова его ещё жива... Говорю вот – и мурашки по телу. Изумительный был человек – интеллигентный, образованный.

Кстати, наш президент провожал его в последний путь до самой могилы…

Так что в зале боевой славы Владимир Владимирович видел лица тех людей, многих из которых знал и знает лично. Когда Путин пришёл во второй раз – в канун 70-летия Победы, он поблагодарил нас и сказал: «Хорошо бы портреты этих великих людей провести по городам-героям и городам боевой славы». Мы отобрали 40 работ и за два года показали их в семнадцати городах – в Брянске, Курске, Орле, Великом Новгороде, Пскове, Твери, Коврове, Смоленске, Белгороде, Воронеже, Ельце, Архангельске, Минске, Волгограде, Туле, Севастополе. Последним был Мурманск. И продолжаем это.

– У нас страна героев, хотя кто-то сомневается.

– В числе героев наши разведчики. Я писал портреты генерала Сергея Николаевича Лебедева, Джорджа Блейка, Алексея Ботяну, который недавно отметил столетие, – он прообраз майора Вихря. Писал портреты контрразведчиков, например, Л. Иванова, И. Устинова, пограничников. За серию работ получил премию ФСБ, чем очень горжусь.

Я люблю, уважаю людей в погонах, считаю: они уникальны. Мы им обязаны всем. Беседуя с ними, я понял, если вести речь о сотрудниках служб безопасности, что они приблизили конец войны, а, значит, уменьшили число человеческих жертв.

На их подвигах – и это не красивые слова – надо воспитывать детей, молодёжь. Я об этом прежде не думал, но когда узнал близко, то понял, что их следы надо целовать, а им ставить памятники.

Недавно, в канун Дня Победы, с помощью мэра Москвы и Департамента культуры мы открыли выставку на старом Арбате – представлены именно образы героев. В самой галерее проводим патриотические вечера – всегда с охотой выступали перед кадетами и суворовцами Алексей Ботяну и, пока был жив, Геворк Вартанян.

Катя, 2015

Ветеран спецслужб И.Д. Барилович, 2017

– Галерея ваша – давно культурный центр.

– У нас есть цикл концертов «Звёзды классического искусства в гостях у галереи Шилова». Не раз выступала Елена Образцова, давала мастер-классы. После её ухода из жизни другие мастера Большого театра, например Тамара Синявская, продолжают проводить мастер-классы в память о ней. Всегда аншлаги, когда приходят Юрий Башмет, Игорь Бутман, Михаил Козаков, Валентин Гафт, Тамара Гвердцители, Александра Пахмутова, Виктор Третьяков, Владимир Маторин, Иосиф Кобзон, Светлана Безродная со своим «Вивальди-оркестром». Этот коллектив выступит и 31 мая. Такие концерты – всегда фейерверк, пища для души.

А зачем вообще искусство, если не для того, чтобы облагораживать души? Ещё Платон задолго до нашей эры писал, что, если песни перестали звучать в воспитательном смысле для масс народа, а просто развлекают, гибель Рима неизбежна. Так и произошло. Рим пал.

Антиискусством можно уничтожить целые страны. Посмотрите, что сейчас с Европой! А когда искусство сродни иконе, человек, соприкасаясь с ним, очищается, его тянет к прекрасному.

– Вы сказали, что знакомство с разведчиками многое перевернуло. Но что-то было и раньше?

– Моё поколение многим обязано фильмам. «Подвиг разведчика» мы смотрели по нескольку раз. И, конечно, живые люди, фронтовики. Если видели на улице офицера с кортиком, бежали за ним! Когда учился в институте на втором курсе, один товарищ сказал, что знаком с полярным лётчиком Михаилом Водопьяновым, у которого, кстати, Звезда Героя была под номером шесть. Спросил, хочу ли его написать? С удовольствием!

Я поехал в Купавну, где Сталин после полярных перелётов предоставил семьям лётчиков по гектару земли. Это была моя первая картина ветерана войны. Конечно, не прошло мимо души.

– А в семье?

– Мы росли без отца. Брат Сергей на шесть лет моложе, сестра – на два года старше, две бабушки и мама. Жили в одной комнате в коммуналке. Какая живопись?

Но я верю, что человек, как только рождается или ещё в утробе мамы, запрограммирован. Иначе на Земле был бы хаос. А всё распланировано. Никому не навязываю, по жизни пришёл к такому выводу. Кому-то суждено быть слесарем, кому-то журналистом, кому-то инженером… Всё распределено квалифицированно. Кем – не знаю.

И я родился таким, каким родился.

Мой брат записался в семь лет в изостудию Октябрьского дома пионеров. Однажды лежим в своей комнате, кто где, бабушка под столом – шесть человек на тринадцати метрах. Вдруг по радио – такая чёрная бумажная тарелка – объявляют: «Московский школьник Серёжа Шилов получил первую премию на Всемирном конкурсе детского рисунка в Австрии».

Мы, голодные, а тут такое – брат победил! В Австрии!..

Вскоре соседи стали мне говорить: «Ты ж тоже хорошо рисуешь. Запишись в кружок!» Я записался. Брат бросил ходить в студию, а я продолжал. И вот, даю слово, стал плохо учиться в школе, всё неинтересно – только бы гипсы рисовать, натюрморты. Я в это вошёл и этим жил.

– Сколько же лет было?

– Тринадцать. И во мне тогда появилась начинка смысла жизни. А параллельно, чтобы помогать семье, пошёл работать. Записался в школу рабочей молодёжи, пошёл сначала на швейную, потом на мебельную фабрику № 2 рядом с нами, где платили не 70, а 80 рублей. И там три с половиной года…

Всё время было стыдно внутри себя. Думаю, мне уже 17, 18 лет, а я ничего собой не представляю.

Когда, таская брёвна, ухайдакаешься за день, то вечером, голодного, тянет спать. Но я всё равно брался за мольберт. Покемарю немножко, сидя за ним, и берусь рисовать.

Эти рисунки сейчас выставлены в галерее.

А тогда они, уже скоро, сыграли свою роль. Я рисовал головки разные с натуры – обычных людей. Однажды пошёл на выставку со своим первым преподавателем из Дома пионеров. Он подвёл меня к художнику Александру Ивановичу Лактионову, академику: вот Саша Шилов хочет показать свои работы. Лактонов без всякой фанаберии: «Пусть зайдёт ко мне». Я вскоре пришёл с рисунками. Он не поверил, что я, грузчик, делаю такие вещи. Такие головки сделать, говорит, – это не просто чик-чик, всё очень тонко… Сказал: «Ты должен бросать эту работу. Иначе себя изуродуешь».

Вскоре он познакомил меня со знаменитыми художниками Грицаем, Щербаковым. Повели и к президенту Академии художеств Владимиру Александровичу Серову. Тот посмотрел мои маленькие головки и взял к себе в мастерскую, где я ему позировал и рисовал под его наблюдением. Через год я поступил в Суриковский художественный институт, куда дважды безуспешно прорывался. Ректор Николай Васильевич Томский, посмотрев работы, удивился: «Странно, что вас не принимают. Пишите заявление».

– Да, это именно то, что и есть судьба!

– Наше нутро нас ведёт. Если что-то в тебе сильно сидит, оно и будет тобой руководить...

В Суриковском я продолжал знакомство с Лактионовым. Ему поручили тогда писать портреты космонавтов, он успел до своей смерти написать два или три. Меня познакомил с космонавтом Владимиром Шаталовым. Тот сказал, что есть много предложений от художников, но когда посмотрел мои работы, сказал: «Вы нам подходите, продолжаем эту серию».

Я стал писать, и за серию портретов через несколько лет получил премию Ленинского комсомола. Сам-то я не был комсомольцем, не состоял ни в каких политических рядах, кроме пионерских, но лицо художника – его работы.

– Такая премия – известность, легче дальше идти.

– Да. Но легче-то легче, а я всегда работал как вол, сил хватало и хватает. В 1985 году стал народным художником СССР.

А вы говорите, кто вёл, кто помогал?!

– Сами назвали – Лактионов, Грицай, Томский… Я же не говорю, что они за руку вели. Мы выяснили, что это может только рука судьбы, но нужно было вас разглядеть!

– Конечно. Им всем большое спасибо!

Однажды я принёс Лактионову натюрморт, сделанный цветными карандашами. Он говорит: «Всё хорошо, но лучше работать пастелью, у неё больше возможностей». И подарил большой французский набор пастели, который тогда у нас купить было невозможно. Шёл 1971 год. Этой коробкой с его дарственной подписью до сих пор пользуюсь и горжусь!

– Самый момент вернуться в наши дни. Когда открывали галерею, предполагали, что тут будут не только картинные залы?

– Нет, всё постепенно. Люди советовали, сам прикидывал. Традиции вспомнили. Передвижники по средам собирались, скажем, у Крамского и проводили музыкальный вечер – играли скрипки, виолончель. А я сам тоже музыку обожаю. Поэтому и появились Образцова, Башмет… Субботы часто отдаём малоизвестным или почти неизвестным музыкантам.

Проводим вечера для детей-инвалидов, детские конкурсы – всё выстраивается, если любить то, что делаешь.

– Увы, помимо любви, в нашей славной культурной жизни бывают скандалы. Кто-то недоволен финансированием, кто-то жалуется на цензуру... Вопрос: каково, по-вашему, предназначение творцов в такое переломное, опасное время, как наше?

– Миллион раз согласен – время опасное. И взрывоопасное изнутри в первую очередь, а не снаружи. Хочу вспомнить известные предложения Даллеса президенту Трумэну – ещё война шла. Он вопрос задал Трумэну, что дальше делать с самым непокорным народом – советским? И сам же предложил подменить духовные наши завоевания ложью, развратом, насилием. И никаких денег не жалеть. И делать в том числе руками русской интеллигенции. А кто поймёт, что делаем, с помощью русских же средств массовой информации, превратим таких в посмешище. Это поныне работает…

Так вот роль искусства не в том, чтобы навязывать точку зрения, а – и я тут тривиален – давать пищу сердцу и душе благородную. Жизнь полна страданий, смертей, болезней, переживаний. Избыток негатива. Искусство должно давать глоток чистого воздуха. Чтоб человек что-то посмотрел, прочитал, послушал и дальше жить хотелось и созидать.

Вспоминаю, как, бывало, бабушка возьмёт гитару и запоёт русскую песню или романс. И наша жизнь преображалась – хоть на мгновение. Бабушка согревала своим добрым сердцем...

Искусство должно быть возвышающим, но это не значит, что должно врать. Взять, скажем, живописца Василия Перова. Он писал что-то с позиций, как говорится, критического реализма. Но делал это ради добра, чистоты – чтобы освободить людей от скверны, показывая даже тёмные стороны жизни. И мастерски, с помощью великого исполнительства. Когда смотришь на картины Перова, голова кружится. Бог творил или художник кистью?

Я за искусство, которое понятно людям независимо от образования и прочего. Видел, когда первый раз попал в Третьяковку, как у «Вечного покоя» Исаака Левитана (теперь мой любимый пейзаж) бабушка деревенская стояла и плакала.

У настоящей картины голос искусствоведа лишний. Не нужно пояснять настоящую музыку. Всё проникает в сердце. Меня возмущает, когда берут великое произведение классического писателя и дают, так сказать, его новое видение, искажают смысл и великое исполнение, пользуясь, что бессмертный автор не может себя защитить из-под земли!

– Не могу не спросить о культуре вне столиц. Вы многое видели в ходе выездных выставок. Какова картина маслом?

– Увы, сталкивался даже с тем, что в некоторых музеях Поленов, Шишкин или Левитан на полу лежат в запасниках.

Не поверите – приезжаю в большой город, город-герой, а в художественном музее нет штор на окнах, ужасное освещение. Самим приходится всё за собой везти. Спрашиваю: почему так? Ответ ясен: денег нет. Но, честное слово, надо быть настойчивее, ставить во главе галерей людей, которые полностью осознают идеологическую составляющую искусства. Ведь каково оно – такова душа человека. Поэтому, повторюсь, с древнейших времён умные правители уделяли громадное внимание службам безопасности, армии и искусству, поскольку оно формирует человека, в том числе воина, защитника.

– В заключение вопрос, без которого никак, – о планах.

– Мне важно чувствовать, что в сердце не угасает огонь, без чего всё мертво. Есть силы. Хочется от работы к работе чуть подниматься и в мастерстве, и в содержании. И ещё. Репин говорил: чтобы создать что-то хорошее, смотрите на самое великое. Я постоянно вечерами смотрю альбомы – Лувр или Уффици. Вживаюсь, воспитываю глаз. Иначе перестанешь видеть свои недостатки и превратишься в нарцисса, будешь подражать самому себе, а потом – гибель. И конечно, рисование. Ведь рисунок – фундамент всех искусств.

Раньше критерий мастерства ставился очень-очень высоко. В 13–14 лет Брюллов или Иванов так рисовали в Императорской академии художеств, как у нас иные академики не рисуют. Но после учёбы их посылали в Италию на шесть лет за счёт государства для оттачивания мастерства. Без этого ни чувства, ни мысли выразить не сможешь. Сможешь только каракули на холсте чертить, называя их инновациями, аппликациями и чёрт знает чем. Великий Крамской говорил: искусство либо есть, либо его нет. Нет понятия современное искусство. Есть просто искусство настоящее или его нет. Искусство – превратить краски в жизнь, заключённую в раму, заставить говорить глаза, душу. Искусство художника должно быть нужным людям, обогащать, облагораживать сердца.

Что касается работы галереи – наши двери открыты и для людей, и для новых чистых ветров. Приходите!

Беседу вёл Владимир Сухомлинов

Артист и художник

Гафт давал вечер в галерее Шилова. Минут за пять до начала Александр Максович постучался в дверь комнаты, которую предоставляют артистам, чтобы переодеться. Художник сказал ему спасибо, что нашли время, чтобы прочитать свои потрясающие стихи, пронзающие души людей! Потом сказал:

– Валентин Иосифович, пять минут до начала. А вы ещё не переоделись.

– Я не могу, – сказал Гафт.

– Как? В чём дело?

Ироничный Гафт обернулся и обвёл рукой стены:

– Не могу. Они пронзают меня своими глазами.

На стенах были развешаны работы Шилова. Гафту было неловко переодеваться на глазах у людей, которые казались ему живыми... «Теперь меня никто не восстановит против вас и вашего искусства. Это не просто портреты, а говорящие люди!» – сказал артист.

После концерта по дороге домой он прямо в машине написал стихотворение и потом по телефону прочитал Шилову:

Здесь в лицах боль и сила духа,

Вся дурь и мудрость человека.

Здесь плачешь, глядя на старуху,

Здесь полон мужества калека.

Здесь, глядя на лицо Владыки,

Захочешь каяться в грехах.

Здесь миллионы пятен, бликов,

Как отблеск слёз в твоих глазах.

Здесь слышишь, как портреты дышат,

Здесь тихо, как у алтаря.

Портреты видят всё и слышат,

В молчанье с Богом говорят.

Нет, здесь не кистью и не краской –

Нутром рисуется портрет.

Здесь честно пишут даже маски,

Когда лица под маской нет.