Литературная Газета, 6602 (№ 24/2017)

И откуда взялось столько силы?

И откуда взялось столько силы?

Общество / Общество / Пережитое

Теги: история , воспоминания

Те страшные будни не забыть никогда

Летом 1941 года мы (мой муж, четырёхлетний сын Светик и я) жили на даче под Москвой. Утром 22 июня я поехала в столицу за продуктами. Когда пришла на московскую квартиру, мама рассказала, что только что по радио объявили о начале войны с немцами. Едва дослушав мать, я взяла сумку, пошла в продовольственный магазин и почти автоматически стала скупать всё подряд: сахар, крупы, муку, макароны, консервы. Вернувшись и выложив покупки на стол, вдруг забеспокоилась, что купила мало, и снова пошла в магазин. Прилавки и витрины были пусты… Всё приказали убрать в подсобку до особого распоряжения. Больше до начала 1948 года продуктов в свободной продаже не было.

Вместе с тем первые дни войны мы ощущали как-то опосредованно. События стали развиваться стремительно осенью. Вечером 16 октября приехал с работы муж и сказал, что вопрос с эвакуацией ЛИИ, где он работал, решён, их отправляют в Новосибирск. Начались сборы в дорогу. Но неожиданно заболел Светик, и никакие уговоры не могли поколебать моё решение остаться в Москве и не везти больного ребёнка неизвестно куда.

Муж уехал, через неделю проводили брата на танковый завод в Челябинск, и мы остались одни: мама, Светик, собака Туки и я. Жизнь потекла тихая и грустная, наполненная тревожным ожиданием надвигающейся катастрофы. На детскую карточку давали хлеб, крупу, сахар, 400 граммов сливочного масла на месяц; на мою, иждивенческую – хлеб, соль и спички. Но голода в полном смысле этого слова, как в блокадном Ленинграде, в Москве не было.

В Москве осталось очень мало жителей, в основном русские. Троллейбусы и трамваи ходили редко, только метро работало как часы. Жёстко соблюдался комендантский час, редкий вечер не приходил участковый с требованием улучшить светомаскировку окон. Настроения в городе были самые разнообразные. Помню как-то столкнулась в подъезде со стариком Клейманом, соседом по дому.

– Вы, Любовь Ивановна, совершенно правильно поступили, оставшись в Москве. Вот придут немцы, и появятся продукты, начнётся мирная жизнь.

Бедный старик Клейман! Он не мог себе даже представить, какой ужас ждал бы нас всех и его, в частности, с приходом немцев. Ещё никто не знал об Освенциме и Майданеке, Бабьем Яре…

Наступила зима. К утру температура в доме опускалась до нуля, а вода в чайнике покрывалась ледяной коркой. Как всегда в критические моменты, заболел Светик. Но Бог нас не оставил. В тот же день вечером позвонила приехавшая с фронта моя любимая подруга Ольга. Выслушав меня, предложила:

– Едем ко мне.

Через час пешего хода по Сретенке и Первой Мещанской мы оказались в тёп­лой квартире. Дом возле Ржевского вокзала, сохранившийся до наших дней, принадлежал Наркомату путей сообщения. В квартире было три комнаты, в одной жила Людмила, в другой – Ольга и Борис, в третьей, в которой поселились мы, до войны жил сын Ольги от первого брака Игорь, студент третьего курса филфака МГУ, проходивший подготовку в спецшколе для работы в немецком тылу.

Вскоре Ольга уехала во фронтовую бригаду в Подмосковье, Борис, ожидая отправки на фронт, слонялся по квартире, изнывая от безделья и постоянного недоедания. Это чувство гнало его на улицу в надежде отоварить продуктовые карточки. Однажды ему повезло, он пришёл в магазин, когда туда привезли продукты, и ему удалось полностью отоварить свои и Ольгины карточки.

– Смотри, какая удача! – вывалил он на кухонный стол целую гору великолепных сосисок. – Теперь до моего отъезда мы обеспечены продовольствием.

Однако Борис ошибся. Спустя некоторое время раздался звонок и на пороге появился высокий красивый брюнет в форме курсанта военного училища. Это был сын Ольги Игорь. Обедали все вместе и съели почти все купленные утром сосиски. В тот же день Игорь уехал, и больше никто из нас его не видел. Спустя много лет выяснилось, что весь отряд студентов МГУ был несколькими самолётами заброшен в немецкий тыл в Белоруссии. Самолёт, на котором летел Игорь, попал под обстрел немецких зениток, был подбит, и дальнейшая судьба десантников и членов экипажа неизвестна.

В конце ноября стали ходить упорные слухи о том, что наступление немцев под Москвой захлебнулось. Вскоре эти слухи получили официальное подтверждение – Красная Армия отбросила немцев от ближних подступов к Москве и продолжает успешное контрнаступление.

У всех на устах были имена военачальников, непосредственно участвующих в сражениях под Москвой. Особенно была популярна фамилия командующего 16-й армии генерал-лейтенанта К.К. Рокоссовского, и я решила ему написать. Откуда узнала адрес полевой почты, не помню. Скорее всего, писала «на деревню дедушке». Но однажды я получила письмо прямо с фронта. Каково же было моё удивление, когда, вскрыв конверт, я прочла следующее:

Здравствуйте, тов. МЧЕДЕЛОВА.

Получил Ваше письмо и искренне благодарю за поздравление и хорошие пожелания в разгроме немецких захватчиков. Можете быть уверены, что коварный враг будет разбит и уничтожен. Русский народ никогда не был и не будет порабощён захватчиками.

Желаю Вам и вашему любимому сыну Светику быть здоровыми и жизнерадостными.

Я часто ходила в церковь. С молитвой появлялась уверенность, что мы, русские, всегда побеждали, переживём и это лихолетье. И мы действительно пережили и это. «Что гадать! Был и есть у России / Вечной прочности вечный запас», написала Юлия Друнина. Как она была права!

Лидия Мчеделова (на фото)