Логовище дракоптицы (сборник, том 2)

О КАПИТАН, МОЙ КАПИТАН (под псевд. Ивар Йоргенсен)

Капитану Мартелло был известен каждый квадратный сантиметр своего корабля. Прослужив на корабле двадцать лет, думал капитан, расхаживая взад-вперед по маленькой каюте и стискивая в руке радиограмму, прослужив двадцать лет, вполне можно узнать все особенности своего корабля. А также и себя самого.

С Юпитера на Землю. Длина маршрута — 370300000 километров. Капитан снова взглянул на депешу. Двадцать лет туда-сюда, с Юпитера на Землю, с Земли на Юпитер, и каждый полет длится 370300000 километров, а теперь вдруг — все. Капитан глубоко вздохнул и пошел к дверям каюты (краска на стенах которой давно уже начала отслаиваться, а скудная старая обстановка давным-давно устарела и требовала перемены), думая о том, что скажет экипажу.

— Доброе утро, капитан.

Мартелло поднял взгляд. Это был Салливан — один из старых членов команды, который был принят на борт корабля одновременно с тем, как Мартелло занял пост капитана (20-го мая 2079 года, прошептал Мартелло внутренний голос), и все еще оставался на своем посту. Как и прочие члены команды, Салливан был невысоким, коренастым, широким, почти что квадратным, лысым и с неизменным космическим загаром. На нем была одна лишь набедренная повязка, но при жаре в носовом отсеке ничего другого и не требовалось. Салливан отлично приспособился к космосу: крепкий, несгибаемый, мощный автомат, словно созданный самой Природой для работы в «жарких» отсеках. На земле он был бы всего лишь жалкой обезьянкой, уродцем, подумал Мартелло, но здесь, на Корабле (когда-то давно у корабля было название, но за двадцать лет курсирования между Юпитером и Землей оно было всеми забыто, так что звали его теперь просто Корабль), он отлично вписался в окружающую среду.

Теперь же все кончено, подумал Мартелло. Меня отправляют в отставку. Я должен провести свой последний рейс и навсегда остаться на Земле.

— Соберите команду, — сказал Мартелло Салливану. — Давайте сюда всех как можно быстрее. У меня важное сообщение.

— Будет сделано, кэп, — сказал Салливан (все формальности давным-давно исчезли, капитан и команда слились в единый механизм, бесперебойно перевозивший товары между Юпитером и Землей).

И Салливан исчез в слабо освещенном коридоре, ведущем в машинное отделение.

Мартелло расхаживал взад-вперед. На Земле никого из команды ничего особенного не ждало, с космосом будет покончено, и все это тут же поймут. Нет там местечка для потрепанного капитана космического парома, мрачно подумал Мартелло, такого, как я.

— Что случилось, кэп?

— Да, что произошло? — один за другим спрашивали появляющиеся члены экипажа, и Мартелло пристально разглядывал их.

Большинство из них, как и Салливан, прослужили на Корабле с самого начала, еще даже до Мартелло, и за это долгое время люди стали просто продолжением дюз и прочих корабельных устройств и механизмов. Салливан оттрубил в Космическом Паромном сообщении более сорока лет, причем все это время на борту Корабля. А это означало несколько часов во время загрузки на Юпитере, затем десять дней пути до Земли, потом несколько часов разгрузки-загрузки на Земле и снова десять дней на обратный полет. Теоретически, после каждого перелета команде полагался двухдневный отпуск, и Мартелло вначале настаивал, чтобы весь экипаж пользовался им. Но людям это явно не нравилось, и спустя какое-то время Мартелло понял, почему. Корабль был их миром. Вне Корабля они были лишь кучкой уродцев, над которыми смеялись и на Земле, и на Юпитере. Кроме того, паромов вечно не хватало, а команде некуда было податься на время отпусков. Поэтому они перестали брать их, и постепенно двухдневные отпуска после рейсов стали лишь воспоминаниями, а потом и они стерлись из памяти. Корабль для экипажа был Миром, и ни у кого не возникало желания его покидать. Их жизнь состояла из загрузки, десяти дней полета, разгрузки и еще десяти дней на обратный путь, и никто не хотел никаких изменений.

Но теперь, подумал Мартелло, настало время перемен. Обычная жизнь подходит к концу. Капитан смотрел, как экипаж стоит и терпеливо ждет, что он скажет. Постороннему возможно показалось бы, что все они на одно лицо и похожи, точно горошины из одного стручка, но только не Мартелло. Двадцатилетний опыт службы на Корабле напоминал ему, что шрам над правым глазом принадлежит Стевелмену, а длинный, глубокий рубец через грудь — Келлеру.

— В чем дело, капитан Мартелло? — слились воедино их голоса.

— Боюсь, у меня дурные вести, — сказал Мартелло звучным, насколько у него получилось, голосом. — Надвигается нечто очень серьезное.

В голове у Мартелло мелькнула мысль, что будет делать экипаж, когда по прилете на Землю Корабль поставят на вечный прикол. А скорее всего — он просто пойдет на переплавку. Все эти уродцы, коротышки, лысые, продубленные космосом, некоторые совсем нагие и постоянно потеющие от тяжелой работы возле камер сгорания, как смогут они выжить в мире, который вообще не знают и в котором нет для них места? И для меня там нет места, мысленно добавил Мартелло, но тут же оборвал эту мысль.

— График, капитан, — тихонько шепнул Салливан, и Мартелло сообразил, что экипаж весь в сборе, все покинули рабочие места и уже пять минут ждут, что он скажет. Пять минут, оторванных от Священного Графика работ. Мартелло чуть улыбнулся. Что ж, он должен сказать им все.

— Мое сообщение будет коротким, хотя и не приятным, — сказал Капитан, не сводя глаз со своего экипажа. — 25 августа 2099 года паром Земля-Юпитер будет заменен передатчиком материи. И это означает, что всех нас уволят.

Мартелло увидел, как по лицам команды пробежала волна гнева вперемешку со страхом. Все что-то забормотали, и их бормотание слилось в сердитый, монотонный гул.

— Тихо! Это еще не самое плохое. Все мы знаем, что рано или поздно это должно было случиться, с паромом Земля-Марс это произошло еще несколько лет назад. Но, по крайней мере, марсианским паромщикам дали другую работу.

— А с нами что будет? — выкрикнул Келлер.

— Хороший вопрос, — сказал Мартелло, с тревогой глядя на взволнованные лица людей.

Он почувствовал укол жалости, жалости к членам своего экипажа, настолько приспособленных к жизни на корабле, насколько же беспомощных во внешнем мире, которому они не нужны.

— Мы должны доставить Корабль на Землю и разгрузить. Это будет наша последняя разгрузка. Корабль будет списан — я думаю, его просто разберут и отправят в переработку, а мы все станем пенсионерами Паромного сообщения. Для управления на обоих концах передатчика материи требуются всего четыре человека, и мы там не нужны. Тем более что Земля собирается заменить все космические маршруты этими передатчиками, как только будут установлены их полюса на всех планетах. Так вот обстоят дела, люди.

— Но мы не согласны с таким положением! — закричал Салливан, и басистый голос его загрохотал в тесной кают-компании. — А что если мы откажемся садиться на Землю? Мы могли бы навсегда остаться на Корабле, а в случае необходимости стали бы пиратами.

Даже сквозь густой космический загар на его лице проступила багровая краска гнева, а шрам, который он получил во время взрыва дюзы в 84-ом, сделался ярко-белым на фоне кожи.

— Нет, — тихо сказал Мартелло. — Не считая того, что я не хочу разрушать репутацию нашего Корабля и всей Паромной службы, ничего подобного не получится. Может, сейчас идея пиратства кому-нибудь и понравится, но вы попытайтесь отыскать корабль в космосе. Во-первых, легче иголку найти в стоге сена, а во вторых, вскоре в космосе вообще не останется никаких кораблей, так кого же будут грабить пираты? Невозможно же взять на абордаж луч передатчика материи.

Салливан тут же утих. Слишком долго он был лоялен к Мартелло, чтобы теперь пытаться спорить с ним, но Капитану было очевидно, что старый паромщик рассержен и очень опасен. Мартелло взглянул на висящий на стене большой хронометр.

— Наступает время начать торможение. Салливан, возьмите своих людей и начинайте работать, а с остальными я хочу еще поговорить.

И капитан Мартелло шагнул к ним.

— Таково положение вещей. Так что вы будете делать — разумеется, в рамках закона?

— А почему бы не попросить, чтобы они продали нам Корабль, капитан? — раздался голос у него за спиной.

Это был Бэннемен, самый младший из экипажа, появившийся на борту лет десять назад. Он еще не совсем облысел и почернел от космических лучей, прорывающихся сквозь экранирование.

— Смотрите, мы не хотим остаться на Земле, а они не хотят видеть нас там. Мы не приспособлены к жизни на Земле. Некоторые из нас не были за пределами космопорта двадцать лет с лишним. Так почему бы нам не купить Корабль у правительства и остаться жить в нем? Мы могли бы тратить наши пенсии на еду и топливо.

— Да, — добавил Стевелмен, и Мартелло тут же вспомнил, что Стевелмен первым перестал брать отпуска, предпочитая вместо этого оставаться на Корабле. — Мы могли бы даже организовать собственное частное паромное сообщение, — продолжал Стевелмен. — Например, для тех, кто не доверяет передатчикам материи.

Мартелло прислонился к стене. На секунду это предложение даже показалось ему вероятным. Но только на секунду.

— Не думаю, что правительство пойдет на это, — сказал он. — Они хотят выжить нас из космоса, и им не понравится, что мы будем летать, куда захотим. Еще ни одному кораблю никогда не позволили этого. Так почему же позволят нам? Нет. Послушайте меня: все вы взрослые люди, мужчины, и должны принять это, как мужчины. Мы приведем Корабль на Землю, разгрузим, а затем передадим его кому нужно. А затем выйдем в мир, которому придется слегка потесниться, чтобы освободить для нас место. Вам еще не поздно забыть Корабль и спокойно жить на планете.

Мартелло внимательно оглядел их. Все были явно недовольны, но все любили и уважали своего капитана и привыкли ему подчиняться.

— А теперь возвращайтесь по рабочим местам. Давайте заставим наш старый ящик прибыть на Землю в рекордные сроки.

Все разошлись. Капитан Мартелло вернулся в свою каюту и запер за собой дверь. Теперь никто не будет беспокоить его.

Прекрасный совет, подумал Мартелло, перебирая длинную шеренгу вахтенных журналов, стоящих на полке, журналов, накопившихся за двадцать лет курсирования по космосу. Все вы взрослые люди. Так я сказал им. Я разговаривал с ними, как отец. Да, как отец.

Капитан Мартелло взял наугад один из вахтенных журналов и полистал его, рассеянно улыбаясь. Двадцать лет я вел свой экипаж за ручку, я нянчил и лелеял их. Но кто поведет за ручку меня? Что я собираюсь делать, когда мы вернемся на Землю? И если на этот вопрос не может ответить капитан, то чего тогда ждать от сопливого юнги?

В зеркале — единственная уступка Мартелло своему врожденному тщеславию — отражалось крепкое, как железо, мускулистое коренастое тело и блестящая лысина. 30 августа 2088 года у меня выпала последняя прядка волос. Выпала прямо сюда, на вахтенный журнал.

Мартелло полистал страницы журнала и нашел эту запись: «Сегодня остатки моих волос пали жертвой космических лучей. Теперь я знаю, что покинул Землю навсегда. Они должны меня понять». Страницей далее была одна из бесчисленных записей о прошедшем полете, заполняющих все журналы Мартелло. «Сегодня сели на Юпитере, разгрузили десять ящиков. Я понятия не имею, что в них. Может, во всех них респираторы. А может, зеленая помада — я слышал, что у земных женщин за последний год возник на нее жуткий спрос. Конечно же, юпитерианки не хотят отстать от этой моды. Экипаж снова проголосовал за то, чтобы отказаться от двухдневного отпуска, так что сегодня вечером загружаемся — и в обратный путь. В среднем, за Земной год мы делаем больше тридцати перелетов, это стоит записать. Возможно, я попрошу за это медаль».

Мартелло поставил журнал обратно на полку и, сев, чуть повернул регулятор, повышая в каюте уровень кислорода. Каюта давно уже казалась ему домом. На Корабле Мартелло был боссом, мудрым, уважаемым, непогрешимым лидером. Даже больше, чем просто боссом, — Богом. А на Земле?

Как давно это было. Возможно, самоубийство (он думал о нем в двадцать лет) было бы лучше, чем бесконечные перелеты между Юпитером и Землей. Но можно привыкнуть и к ним, привыкнуть и даже полюбить их. Только, в конечном итоге, безопасности ради придет конец кораблям и полетам, и вот теперь настало это время... Осталось лишь вернуться на Землю. Вот только там, подумал Мартелло, я уже никогда не буду Богом, а стану просто смешным уродцем.

С экипажем все будет в порядке. Они не такой чувствительный народ, чтобы заранее беспокоиться о том, что и как там будет. Но их положение отличается от моего, думал Мартелло, откинувшись в гамаке и прикрыв глаза. Завтра разомкнется замкнутый цикл полетов, и капитан с экипажем будут выброшены на Землю. Остается лишь одно: смириться и постараться привыкнуть к этой перемене.

Кто-то забарабанил в дверь. Громко и настойчиво.

— Проснитесь, капитан! Мы садимся!

Мартелло вскочил с гамака. Впервые за двадцать лет капитан проспал и не смог лично проконтролировать посадку Корабля на Землю. Разумеется, Салливан мог пустить Корабль по спирали приземления не хуже, а может, даже лучше него, но Мартелло всегда присутствовал при посадке. До сих пор. А теперь установленный Порядок уже начал ломаться.

Мартелло выбрал самую красивую форму из трех, висящих в шкафу, и переоделся. Каждые десять дней он надевал парадную форму, наблюдая за разгрузкой. Корабельные влагопоглотители давно уже не работали как надо, и Мартелло обливался потом, но упрямо надевал форму лишь затем, чтобы подчеркнуть разницу между капитаном и его экипажем. У экипажа не было вообще никакой нужды носить что-либо в жаре тех отсеков, где они работали. Но привычка ходить раздетыми вступала в свои права постепенно, нерешительно, примерно через пять лет после того, как капитан занял свой пост.

Одевшись, капитан вышел из каюты и стал наблюдать за разгрузкой — очередная рутина. Салливан уже расставил всех по местам, так что Мартелло не было никаких причин вмешиваться. Салливан проследил, чтобы все люди были должным образом одеты перед тем, как они вышли из Корабля, и чтобы каждый ящик был проверен, как положено. Мартелло, внезапно почувствовав, что ему слишком тяжело поддерживать стальной, непреклонный внешний вид космического капитана в порту, опустился на выступ переборки и стал наблюдать за разгрузкой.

— Разгрузка закончена, капитан, — доложил Салливан и, чуть помолчав, добавил: — Снаружи собралась целая толпа.

— Вероятно, охотники за сувенирами, — проворчал Мартелло. — Каждый из них хочет оторвать себе кусочек Корабля на память.

Салливан ничего не ответил на это.

— Какие последуют приказы?

Мартелло почувствовал сильное желание остаться одному, один на один с Кораблем, и чтобы никого не было рядом.

— Выведите экипаж наружу и закройте за собой люк.

— Вы остаетесь? — спросил Салливан, все еще стоя на пороге шлюза.

— У меня еще остались кое-какие дела, так что мне потребуется еще несколько минут, — буркнул Мартелло, страстно желая, чтобы Салливан наконец ушел.

Но коротышка продолжал упрямо стоять на пороге шлюза.

— Выйдите, — сказал Мартелло, сидя ссутулившись на выступе.

— Я могу что-нибудь сделать, капитан?

— Выйдите!

Салливан отступил на пару шагов, затем вновь подошел к Мартелло.

— Капитан... Я понимаю, что вы сейчас чувствуете. — Он протянул руку и тронул запястье Мартелло. — Но пойдемте... Пойдемте со мной...

Неожиданно придя в бешенство, Мартелло ударил Салливана тыльной стороной ладони. Салливан отлетел, стукнулся о стенку и медленно поднялся на ноги. Мартелло глядел на него. Впервые за двадцать лет капитан ударил члена команды, не считая инцидента на следующий день после того, как Мартелло принял под свое командование Корабль.

— Я знаю, что вы сейчас чувствуете, — тихонько повторил Салливан, повернулся и ушел, а Мартелло остался в полумраке, уставившись в пустоту.

Проплыло, казалось, еще двадцать лет. Весь золотистый ореол, окружавший капитана Мартелло, вся его власть, достоинство и непогрешимость — все, казалось, обратилось в шлак и пепел. Все, что было у него в душе, что наполняло его все эти годы, внезапно исчезло, и внутри осталась лишь пустота.

Открылся люк, это вернулся Салливан. А снаружи капитан Мартелло услышал шум огромной толпы.

— Все ждут вас, капитан. Вы должны выйти.

Медленно, нехотя капитан Мартелло встал и вслед за Салливаном переступил порог люка. Впервые со времени получения звания капитана он встал на твердую почву Земли, впервые за двадцать лет. И он не чувствовал радости от возвращения.

Снаружи ждала огромная толпа, и она взревела, когда Салливан, а следом за ним и капитан Мартелло появились из корабельного люка. Впереди их ждала небольшая группа офицеров в великолепной парадной форме. Мартелло узнала среди них генерал-майора, который в 2079 году дал ему должность капитана на Корабле. И еще он был изумлен тем, что приходится на должность капитана корабля ставить женщину, но она отвечала всем требованием, прошла все тесты и проверки, заслужила высшие баллы на экзаменах, так что у него не было другого выбора. Генерал-майор — она давно уже забыла его имя — был в великолепной парадной форме маршала и поспешил к ней навстречу с микрофоном в руке.

Он что-то говорил о ней, но она не могла связать его слова во что-то внятное. Он говорил о ее беспрецедентном подвиге, о том, что эта женщина-капитан пробыла в космосе больше двадцати лет, о ее несгибаемой воле, о том, что ее паром, летавший по маршруту Земля-Юпитер-Земля побил все рекорды, что имя ее овеяно славой и что книга, которую она теперь, несомненно, напишет, сделает ее еще более знаменитой во всем мире, и еще много чего другого, в то время как радостный, приветственный рев толпы становился все громче и громче. Толпа снова и снова ревела ее имя.

В толпе было много женщин, и капитан Мартелло посмотрела на них. Это были высокие, стройные, длинноволосые, симпатичные женщины. Настоящие женщины. А капитан Мартелло перестал считать себя женщиной и даже мысленно думал о себе в мужском роде. Маршал все продолжал говорить, а Мартелло увидел, что его — ее! — экипаж стоит неподалеку, сбившись в кучку, и выглядит пораженным, донельзя изумленным.

В толпе были настоящие женщины, и они превозносили ее за то, что она тоже была женщиной — женщиной, несмотря на мышцы, ум и лысину, как у любого мужчины, долго пробывшего в космосе. И когда закончил свою речь маршал, начали говорить они, эти женщины, и они говорили, что она — герой, о котором никогда не забудут. А Мартелло невольно отметил — отметила! — что даже сейчас они то и дело сбивались и говорили о ней как о мужчине.

Но внезапно она поняла, что все ее недавние страхи не обоснованы. Не будет она пенсионером, над которым все станут смеяться и которому не найдется места на Земле. Нет, ведь она уже стала героем. Героиней! Конечно, она никогда не сможет занять свое место среди других женщин, но это еще не причина для страхов, скорее — это весьма веская причина для торжества.

На китель ей нацепили медаль, но она едва заметила это.

Двадцать лет назад она сделала выбор. Она бросила Землю и образ жизни земной женщины и приняла решение всегда вести себя так, словно она была мужчиной. Теперь она поняла, что это было единственно возможным для нее шаблоном поведения. Если бы она осталась на Земле, то со своим небольшим ростом и некрасивым лицом просто стала бы очередным гадким утенком, который никогда не превратиться в лебедя. Но она нашла иной путь и превратилась в нечто уникальное.

Салливан подошел к ней и преувеличенно четко отдал честь.

— Я никогда не мог сказать вам это на Корабле, — сказал он, — но я думаю, что вы прекрасны, капитан.

И по его тону капитан Мартелло поняла, что он имел в виду не ту красоту, которую мужчина находит в женщине, а красоту, которую можно найти лишь в богине.

— Пока мы еще не демобилизованы, мистер Салливан, вы должны обращаться ко мне «капитан» или «сэр», — холодно сказала капитан Мартелло.

Но на глазах у нее были слезы, и она даже попыталась улыбнуться — давно забытое умение, — когда приветственные крики стали еще громче.

О captain, му captain.