Логовище дракоптицы (сборник, том 2)

ИЗЫСКАТЕЛЬ

Маккензи исследовал низменные подступы, ведущие к Холмам Низких Сосен в Южной Дакоте, стране урана. Это была пустынная равнина, унылая, грязная, лишенная растительности. Местность, по которой шел Маккензи, была изрыта извилистыми оврагами и поперечными каньонами. Маленький компактный счетчик Гейгера, висевший у Маккензи на плече, уютно насвистывал неторопливую мелодию, вечно грозя взорваться яростной какофонией тресков, указывающих на залежи радиоактивных элементов, но никогда не выполнявший своей угрозы.

Похоже, еще один день прошел впустую. Маккензи уже неделю бродил по Бесплодным землям, спал в изодранном спальном мешке в маленькой палатке, а все приготовление еды состояло из разогревания консервов на костре. Трейлер свой он оставил в Северной Дакоте возле Биллион Бьютта и с тех пор путешествовал пешком, надеясь, что в Бесплодных землях уж точно отыщет залежи урана.

Международные отношения постоянно балансировали на кончике иглы, так что военным требовались все новые и новые запасы урана, вот Маккензи и решил рискнуть своим невеликим состоянием и отправиться в Дакоту на изыскания. Уран где-то прячется в этих равнинах еще с каменноугольного периода, и если бы Маккензи сумел разыскать настоящие залежи, то был бы обеспечен до конца своих дней.

Была лишь одна помеха. Он ничего не находил.

Гейгер, висящий на кожаном ремне, продолжал мирно потрескивать. Нужно использовать гамма-детектор, уныло подумал Маккензи, бродя по отдаленному холму, который он выбрал для остановки на ночь. Гейгер давно устарел. Но на что купить новое оборудование?

Это главная проблема в данном бизнесе, продолжал развивать свою мысль Маккензи. Оборудование устаревает с ужасающей быстротой, чуть ли не сразу после покупки, и если вы не находите достаточно часто новые залежи, то не можете позволить себе заменить его.

Километра через три Маккензи остановился и сел под высоким камнем, торчащим прямо из земли. Раскурил трубку и стал посасывать ее, глядя как расплываются в воздухе облачка голубоватого дыма. Потом осмотрелся, изучая окружающую местность.

Занятие он себе выбрал такое, что приходится бродить по нежилым местам. Например, по Аляске, хотя 61-ый был прекрасным годом — Маккензи нашел тогда жилу, которая вполне компенсировала ему тоскливое одинокое лето. Но тут оказалось еще хуже. Пройдено больше сотни километров, и не маячит впереди ничего хорошего. Маккензи уже начинал подумывать, что он просто спятил, приехав сюда.

Покурив, он встал и прошел еще один бесплодный километр, затем вдруг ошеломленно остановился, провел грязной рукой по грязному лицу и встревоженно нахмурился. Или у него начались галлюцинации, или впереди и вправду дом, сомнительно торчащий на низком холме впереди?

Но это действительно оказался дом, небольшой, криво построенный, с коричневым лишаем, опоясывающим покосившуюся крышу. Маккензи долго смотрел на него, в замешательстве размышляя, кто будет строить дом здесь, в Бесплодных землях Дакоты?

Существовал лишь один логичный ответ: отшельник. По всей вероятности, самое антиобщественное, неприятное, скрюченное существо, вполне способное встретить незваного гостя выстрелами из ружья, заряженного солью.

А может, и нет. Этого Маккензи не знал, но он вообще уже неделю не видел людей. Побуждаемый наполовину любопытством, наполовину прирожденным и обычно подавляемым желанием общаться, он поднялся по извилистой тропинке на вершину холма.

Дом выглядел неважно. Его явно строил какой-то неумеха. Несколько секунд Маккензи с сомнением разглядывал дубовую парадную дверь, затем громко постучал.

— Привет вам! — крикнул он. — Я геологоразведчик, провожу тут поиски. Вы не станете возражать, если я войду?

Не последовало никакого ответа, и стоящему в тишине Маккензи показалось, что он слышит гул каких-то механизмов. Затем дверь распахнулась, и на пороге появился человек.

Был он среднего роста, немного за сорок, очень загорелый, с ярко-голубыми глазами, седеющими волосами и короткой, неопрятной, светло-каштановой бородой. Но улыбался он широко и обезоруживающе.

— Заходите, незнакомец, — сказал он. — Вы первый человек, которого я увидел за последние два месяца.

Не дожидаясь повторного приглашения, Маккензи вошел внутрь и оказался в комнате, такой же неестественной, как и пустая равнина снаружи.

По потолку проходила дуга светящейся неоновой трубки, бросая вниз нежно-оранжевый свет. Кроме нее в комнате были и обычные настенные светильники, но они не горели. У левой стены была странная путаница какого-то машинного оборудования, выглядевшего так, словно различные устройства раздербанили и свалили там кучей. Маккензи даже заморгал при виде ее.

В остальном комната была вполне стандартная: армейская раскладушка, книжный шкаф, сооруженный из старых ящиков из-под апельсинов, где стоял пяток толстых книг и стопка журналов без обложек, а так же коротковолновое радио и выключенный телевизор. (Какие же каналы тут можно поймать? — ошеломленно подумал Маккензи). В дальней стене комнаты виднелась еще одна дверь, ведущая во второе помещение.

Отшельник ткнул рукой в перевернутый некрашеный ящик и усмехнулся.

— Вот, дружище, мое гостевое кресло, — сказал он.

— Не возражаете, если я сяду? — спросил Маккензи и осторожно уселся, ящик заскрипел под его весом, но выдержал. — У меня был тяжелый день... В общем-то, можно сказать, тяжелая неделя. Здесь на самом деле пустынно.

— Вы ищите уран? — спросил хозяин дома, кивнув на Гейгер, свисающий с плеча Маккензи.

Маккензи кивнул.

— Ага, — буркнул отшельник. — Каждое лето тут появляется парочка разведчиков. С тех пор как пошла молва, будто в здешних холмах есть уран, вечно находится кто-то, готовый протопать сотни километров в его поисках. А где ваш джип?

— У меня не джип, — проворчал Маккензи, не желая признавать, как низко пало его финансовое положение. — У меня «студебеккер», но он не очень-то подходит для здешних мест. Я оставил его на севере и сюда пришел пешком. В этом-то и проблема, что если бы я нашел здесь хоть немного урана, то смог бы купить джип и тогда бы принялся искать уран, как надо. Вот и получается замкнутый круг.

— И единственный выход из него — внезапно разбогатеть, — кивнул хозяин дома. — Мне знакомо все это. Одно расстройство, верно? — Не дожидаясь ответа, он вскочил и исчез в дальней комнате. — Я сварю вам кофе, — крикнул он оттуда.

— Прекрасно, — с облегчением сказал Маккензи.

«Отшельник» оказался вполне цивилизованным человеком.

Через полминуты хозяин появился снова, неся две чашечки кофе.

— Меня зовут Колвилл, — сказал он, ставя чашки на второй ящик, служащий столом. — А вас?

— Маккензи.

Несколько минут они сидели молча, затем Макензи огляделся и сказал:

— Надеюсь, я не слишком назойлив, но...

— Я понимаю, — сказал Колвилл. — Вы хотите спросить меня, какого черта я делаю здесь, один, в этой пустыне? Ответ очень прост, и я могу вам сказать. Я здесь для того, чтобы мне никто не мешал. Так сказать, ушел от городской суеты. Я работаю над одним проектом, и для успешного его завершения мне нужно, чтобы никто не мешал. Поэтому я приезжаю сюда каждое лето — а остальное время занимаюсь преподаванием. Техасский технологический университет.

— О-о... — протянул Маккензи. — Занимаетесь исследованиями, да?

— Ага, — кивнул Колвилл. — Исследую пси-частицы... Это называется псионикой. Я профессиональный псионик.

Чтобы скрыть свои чувства, Маккензи сделал большой глоток кофе. Затем глянул на странную кучу машинерии и снова нервно на Колвилла.

— Псионика, говорите? Вы что, имеете в виду нечто вроде телекинеза? Пытаетесь приводить в движение силой мысли машины и всякие аппараты?

— Ого, я ощущаю определенный здоровый скептицизм, — сказал Колвилл, допил кофе и поднялся на ноги.

— Вовсе нет! — оборонительно воскликнул Маккензи. — Я только...

— Не волнуйтесь, — сказал Колвилл. — Подобной реакции я ожидал. Вот почему я приезжаю сюда, где меня не могут достать мои коллеги. Здесь легче работать. К тому же я еще и геолог-любитель, а с геологической точки зрения эта местность весьма интересна.

Маккензи встревоженно побарабанил пальцами по высоким голенищам своих сапог.

— Я не хочу мешать вам работать своими глупыми вопросами, но... но псионика всегда казалась мне просто сказками.

— Совершенно верно, — серьезно согласился Колвилл. — Это и есть сказки. — Он махнул рукой на свою кучу оборудования. — Если я вам расскажу, что могут делать некоторые из этих вещей, то вы просто поднимете меня на смех. И даже хуже. Вы можете попытаться запереть меня. Так что я не стану вам ничего говорить.

— Я приму ваши слова на веру, — сказал Маккензи. — К тому же, у меня сейчас нет настроения спорить о псионике.

— У вас свои проблемы, да? — сочувственно спросил Колвилл.

— Да, проблемы, — ответил Маккензи.

Полчаса спустя, когда Маккензи закончил рассказывать о своих трудностях в поисках урановых жил, они снова вернулись к псионике.

— Все равно я в это не верю, — упрямо сказал Маккензи.

Его все больше раздражало упорное нежелание Колвилла начать отстаивать какую-либо точку зрения, против которой можно привести сокрушительные доводы. На любые его слова отшельник просто мягко говорил: «А мне кажется, что это будет работать...» и резко менял тему.

— Я в это не верю и никогда не поверю, — повторил Маккензи. — Машины просто не могут работать так.

— Как так?

— Без управления, без смысла... Без энергии, наконец. Вот посмотрите, — Маккензи снял с плеча счетчик Гейгера. — Вот машина — обычная машина. Когда она находится рядом с радиоактивными элементами, то начинает быстро и громко щелкать. Когда удаляется от них, то щелкает все реже и тише. И она всегда работает именно таким образом. Вы можете рассчитывать на это.

— Однако она принесла вам в последнее время мало пользы, не так ли? — улыбнулся Колвилл.

— Виноват в этом не счетчик, — парировал Маккензи. — Просто я не попал в нужное место.

— Угу... — задумчиво протянул Колвилл. — А предположим... только предположим, что я мог бы создать для вас машину, которая приведет вас в нужное место. Которая сама найдет вам уран. Вы ведь говорите, что здесь непременно где-то должен быть уран?

— Где-то должен быть, — сказал Маккензи. — Другие разведчики говорили, что находили его следы. Очень рассеянные следы, но современная горная промышленность умеет добывать уран даже из бедных руд.

— Прекрасно, — сказал Колвилл. — Так позвольте мне сделать для вас псионическую безделушку. Затем мы выпустим ее отсюда и посмотрим что будет.

Маккензи начал было сердито отказываться, но тут же сообразил, как глупо все это звучит, и расхохотался. Что если у отшельника действительно получится хоть что-то? Это казалось невероятным, но было неправильно заранее отказываться. Никогда ведь нельзя все знать наперед. А если «безделушка» не сработает, то, по крайней мере, уладит спор о псионике или хотя бы даст Маккензи неплохие очки.

— Ладно, — сказал наконец Маккензи. — Вы делаете свою штучку, я пробую ее. Но до того времени буду пользоваться старым надежным Гейгером.

Маккензи продолжил работать и за два дня обследовал местность дальше на юг, к Холмам Низких Сосен, но так и не нашел ничего стоящего.

На третий день, как было уговорено, он вернулся в лачугу Колвилла. Тот его уже ждал. На нем была прокопченная лабораторная блуза, а в комнате пахло канифолью.

Маккензи принюхался.

— Вы что используете в качестве паяльного флюса? — спросил он. — Гнилые морские водоросли?

— Одно из моих изобретений, — ответил Колвилл, подошел к стене и достал из кучи наваленного барахла длинный тонкий стержень.

— Вот он, — сказал Колвилл. — Настоящий, с гарантией самодельный псионический прут для поисков подземных вод. Приспособленный для поисков урана.

Маккензи осторожно взял у него прут и осмотрел со всех сторон.

— Довольно хорошая проволока, — наконец прокомментировал он.

— Спасибо, — сказал Колвилл.

Маккензи уставился на него и долго смотрел, не отрываясь.

— Да бросьте, Колвилл. Вы ведь не ожидаете, что я попадусь на эту удочку?

— Конечно же нет, — пожал плечами Колвилл. — Я не жду, что вы тут же поверите мне. Тут дело вовсе не в вере. Почему бы вам просто не испытать его и не увидеть, работает ли он?

— Вы серьезно думаете, что... — начал было Маккензи, затем замолчал, чувствуя себя идиотом.

Колвилл был прав. Нет никакого смысла спорить, работает это устройство или нет. Нужно просто попробовать его. Колвилл явно хотел над ним подшутить, так что единственное разумное поведение в данной ситуации — просто подвергнуть прут серьезному испытанию.

— И как он работает? — спросил Маккензи. — Если предположить, что он действительно как-то работает. Чисто теоретически.

— В местных равнинах есть уран, — сказал Колвилл, — рассеянный на ложе лигнита. Прут может обнаруживать его чисто псионическими методами с такой же, если не большей, точностью, как и ваш счетчик. Можно сказать, что все на свете излучает псионы, чтобы обозначать свое присутствие. Проблема в том, что человеческий разум не настолько чуток, чтобы улавливать эти сигналы, потому что уровень шума в наших головах слишком высок. Вот тут-то и нужен прут. Можете называть его преобразователем. Он снижает шум и повышает сигналы так, что вы способны их принимать.

Маккензи громко кашлянул.

— Вы говорите чертовски серьезно.

— Да, — просто сказал Колвилл.

Маккензи покачал головой.

— Ну, я не знаю. Вы похожи на нормального. Ну предположим, мы испытаем эту штуку. Давайте пойдем и поглядим, способна ли она отыскать уран.

Они вышли из хижины.

— В здешней жизни есть свои преимущества, — заметил Колвилл, пока они спускались по склону холма. — Здесь все не так, как в цивилизованных местах. Например, не надо запирать двери, когда уходите.

— Это да, — согласился Маккензи, оглядывая раскинувшуюся впереди пустошь. — А также нет излишне любопытных соседей. Да и вообще никаких соседей.

— Иногда ко мне заходят изыскатели, — сказал Колвилл, но вы первый, кто остался дольше, чем на чашечку кофе. Кажется, все они считают меня безумным ученым и бегут, как только позволяет приличие.

— Я тоже думаю, что вы безумный ученый, — сказал Маккензи.

— Я знаю. Но вы еще можете изменить свое мнение. Вы достаточно гибкий, а остальные — нет. Они уверены, что я безумен, и их с этого не столкнешь. А если этот прут заработает, то вы перестанете так думать.

— Вовсе я в этом не уверен, — проворчал Маккензи. — Может, я подумаю, что тоже спятил?

— Возможно, — сказал Колвилл. — Ну вот, мы пришли. Вы готовы?

Схватив за середину прута, Маккензи поднял его и подозрительно покосился на Колвилла.

— Ну и что теперь делать?

— Для начала возьмите его за ручку, а не за середину. Держите так, словно этот теннисная ракетка.

Маккензи провел рукой по прохладному металлу, пока его пальцы не наткнулись на толстую резиновую рукоятку на конце.

Он перехватил прут.

— Удобно? — спросил Колвилл.

— Нет, — огрызнулся Маккензи. — Нет равновесия. Он не лежит спокойно у меня в руке. Наверное, рукоятка слишком велика для меня.

— Вы в этом уверены? Попробуйте подвигать прутом.

Маккензи пошевелил им и помотал головой.

— Нет, все еще неудобно.

— Ладно, — сказал Колвилл. — Давайте начнем. Попробуйте указать прутом в разных направлениях, думая при этом об уране. Возможно, вы нащупаете нужное направление, и тогда прут сам подскажет вам об этом.

Макензи принялся махать прутом в разные стороны.

— Так можно проторчать тут всю жизнь, — заворчал он. — Он... Он... — Внезапно Маккензи уставился на тонкий прут так, словно тот превратился в его руках в живую гадюку. — Он... Ладно, теперь он в порядке.

— А вы мне не верили, — захихикал Колвилл.

Маккензи вытянул прут перед собой и смахнул бусинки пота со лба. Действительно, прут теперь лежал у него в руке вполне удобно. Он соответствовал его руке, как обувь правильного размера или как шляпа, подходящая для его головы. Что-то изменилось в пруте. Ощутимо, бесспорно, явно, невозможно изменилось.

— Давайте же, — сказал Колвилл. — Руководствуйтесь своим чутьем.

Ни слова не говоря, Маккензи пошел вперед. Прут привел его вниз, в ущелье, на стенах которого явно виднелся темный слой лигнита, словно толстый черный поток, текущий под породами, из которых состоял холм. Затем прут повел его по извилистому каньону мимо худых елей с мягкими, серыми от недостатка питательных веществ иглами, а затем по сухому ложу, состоящему из вулканической породы.

Прут действительно вел его. Всякий раз, когда Маккензи отклонялся от правильного пути, он чувствовал тонкие изменения в положении рукоятки, а когда возвращался на нужный курс, рукоятка снова удобно ложилась в ладонь. Молча улыбаясь, Колвилл шел за ним, ничего не говорил, лишь порой задумчиво почесывал бороду. Маккензи понял, что ему позволили самому решать, психом ли был псионик.

— И когда нужно остановиться? — спросил Маккензи после того, как они прошли еще пару сотен метров.

Солнце стояло уже высоко, и Маккензи обильно потел — причем не только от жары.

— Остановитесь, когда это скажет прут, — ответил Колвилл.

Некоторое время прут ничего не делал, только вел Маккензи все вперед и вперед. Затем, внезапно, он извернулся в руке и указал Маккензи под ноги.

— Он указал вниз! — воскликнул Маккензи.

— Он указал вниз, — согласился Колвилл. — Вот оно, нужное место. Теперь послушайте свой счетчик.

Устремив все внимание на прут, Маккензи совсем забыл, что на плече у него висит Гейгер, и не слушал его щелчков.

Но после слов Колвилла прислушался.

Счетчик словно взбесился.

Спустя шесть недель, когда Маккензи застолбил участок, оформил все бумаги, привлек химиков-лаборантов, после чего продал участок за кругленькую сумму, когда было точно доказано, что тут богатые урановые залежи, Маккензи вернулся в неуклюжую лачугу на вершине холма.

Он энергично постучал в дверь.

— Колвилл?

— Входите, — послышалось из-за двери.

Маккензи открыл дверь и увидел, что Колвилл упаковывает вещи. Куча машинерии у стены исчезла, а вместо нее посреди комнаты появилась не меньшая груда картонных коробок.

— Лето кончается, — сказал Колвилл. — Пора возвращаться домой.

— Вы забираете с собой все ваши «безделушки»?

— Конечно, — сказал Колвилл. — Я сделал все, что мог. Теперь нужно возвращаться и завершать исследования так, как положено. — Он помолчал. — Вы уже подписали контракт с горнодобывающей компанией? — спросил он чуть погодя, опутывая толстой веревкой хлипкую коробку с радиолампами.

— Потому-то я и вернулся к вам, — серьезно сказал Маккензи и присел на край какого-то ящика. — Я хочу задать вам кое-какие вопросы.

— Так спрашивайте, — сказал Колвилл.

— Послушайте, — начал изыскатель, — я сделал хорошие деньги на той жиле, что вы нашли для меня. Теперь у меня достаточно наличных, чтобы самому выбиться в люди и потащить за собой кого-нибудь еще.

— Рад слышать это, — усмехнулся Колвилл.

— Ну так вот. Я получил все эти деньги только потому, что вы разрешили мне воспользоваться вашей машинкой. — Он подался вперед. — Но мне хочется понять, какая вам от всего этого выгода?

— Выгода? — не понял Колвилл.

— Да, выгода, — повторил Маккензи. — Послушайте... Вы ведь — человек небогатый. Получаете, наверное, скудную зарплату в своем колледже, а на все ваши изобретения требуются деньги. Много денег. Больше, чем у вас есть. Верно?

Колвилл кивнул.

— Тогда пойдем дальше, — продолжал Маккензи. — Вы придумали штуковину, которая может делать вам деньги. Она умеет отыскивать уран — а на современном рынке это настоящие деньги. А вы что делаете? Кладете все эти деньги в мой карман вместо того, чтобы получить их самому. Я не понимаю этого, Колвилл. Почему вы такой альтруист, когда явно нуждаетесь в деньгах?

Псионик медленно повернулся и посмотрел на него.

— Альтруизм? Причем тут альтруизм? Послушайте, сынок, вы знаете, как работает этот прут?

Маккензи покачал головой.

— Если это и есть ваше объяснение, то я не понимаю его.

— Тогда послушайте. Для того, чтобы прут работал, нужны три условия. Можете догадаться, какие именно?

Маккензи на мгновение задумался.

— Ну, нужен выход урановой жилы, чтобы было что искать, — буркнул он.

— Верно. Это первое условие. Нам нужен уран где-то в пределах радиуса чувствительности инструмента, что составляет примерно десять километров. Второе условие, разумеется, сам прут.

— А третье? — спросил Маккензи.

Довольно долго Колвилл молчал, и Маккензи увидел странную усмешку, полунасмешливую, полупечальную, которая чуть приподняла уголки губ псионика.

— Третье условие, — сказал наконец Колвилл, — это то, что в глубине души вы сам страстно желаете найти, что ищете. Находка урана должна быть самым важным для вас на свете и концом всему... если вы понимаете, что я имею в виду. Именно это заставляет работать прут. Без него прут — просто набор микросхем.

Маккензи непонимающе обвел глазами комнату, затем снова уставился на Колвилла.

— О чем вы говорите?

— Прут не будет работать у меня в руках, — прямо ответил Колвилл. — У меня нет этого третьего фактора.

— Что? Но вы же хотите уран так же сильно, как и...

— Не так, — сказал Колвилл. — Это вы хотите уран. Я просто не стал бы отказываться от него, а это не одно и то же. Главное для меня — мое устройство. Я хочу, чтобы оно работало. Я концентрируюсь на том, чтобы заставить его работать. И, конечно, оно не работает.

— Потому что вы концентрируетесь на машинке, а не на уране, — сказал Маккензи.

— Совершенно верно, — кивнул Колвил.

— Гм-м... Но разве вы не можете попытаться не концентрироваться на пруте? — спросил Маккензи.

Колвилл хмыкнул.

— Предположим, я велю вам не думать о гиппопотаме, — сказал он.

— Я понял, о чем вы, — сказал Маккензи, встал и пристально посмотрел на псионика. — Выходит, ваша машинка не будет работать на вас просто потому, что вы хотите, чтобы она работала на вас. И не можете выбросить из головы мысли о ней.

— Я не могу фальсифицировать веру, — сказал Колвилл. — Так же, как и истинные стремления. Но я могу обмануть устройство, добавив четвертое условие.

— Четвертое условие? — с подозрением спросил Маккензи.

— Да, — сказал Колвилл. — Вас. Я не могу заставить прут работать. Но если я могу заставить работать вас, чтобы вы заставили работать прут, результат ведь будет не хуже? Таким образом, когда вы появились здесь, я устроил все так, что вы попытались заставить работать прут. И у вас все получилось.

— И я разбогател. Но все равно это альтруизм, не так ли?

— Нисколько. Я использовал вас ради своих целей. Я доказал, что прут отыщет залежи урана, хотя точно этого не знал, пока не провел опыт. — Колвилл улыбнулся. — Но вы именно тот человек, которого я искал.

— Что вы имеете в виду?

— Что бы вы сказали, если бы я сделал для вас еще более чуткое и лучше работающее устройство по обнаружению различных минералов? Вы бы использовали его, а прибыль мы разделили бы пополам — пятьдесят на пятьдесят.

— Вы хотите объединить наши активы на взаимовыгодных условиях? — спросил изыкатель.

— Что-то вроде этого, — сказал Колвилл. — Вы бы использовали никогда не ошибающееся устройство для обнаружения различных месторождений, а у меня был бы источник финансов для продолжения моих исследований. Что вы на это скажете?

Маккензи секунду смотрел на этого пожилого бородатого человека, изо всех сил пытаясь его понять.

— Но ведь вашей самой большой мечтой должна быть мечта о том, чтобы все ваши устройства работали на вас? — наконец спросил он.

Колвилл медленно кивнул.

— Только такого никогда не произойдет, — продолжал Маккензи. — Ваши машины могут работать только в руках других людей.

— Есть некоторое удовлетворение и в помощи другим людям, — ответил Колвилл.

Внезапно Маккензи почувствовал укол жалости к нему. Да, удовлетворение, подумал он, но не полное счастье от совершённой лично работы. Бедняга, он осужден быть альтруистом. Он не мог бы быть эгоистом, даже если бы захотел.

— Вы будете делать машинки, а я использовать их, — вслух сказал он, словно заключая соглашение. — Прибыль мы станем делить пополам и будем отвратительно богатыми. Мы могли бы начать с поисков в Бесплодных землях платины.

— Звучит превосходно, — кивнул Колвилл. — Вместе мы можем легко делать деньги.

Наверное, это ужасно тяжело, подумал Маккензи. У него такие мозги, а он не может заставить работать собственные устройства.

Он снова взглянул на Колвилла и не заметил на его лице ни малейших следов горечи или разочарования.

И внезапно Маккензи понял, что Колвиллу не в чем разочаровываться. Сама природа того, что делал Колвилл, противоречила любому прямому, личному успеху, и Колвилл понимал это. Это просто недостаток, свойственный природе его исследований. Поэтому Колвиллу не о чем было горевать. Придумывать обходные пути — да, но горевать — нет.

— Прекрасно, — сказал Маккензи, наконец решив, что понял его до конца. — Конечно, я буду счастлив стать вашим партнером.

Sourdough, (Astounding, 1956 № 11).