- Как рубль? Он же писал, что полтинник.
- Нет. Он же сам подтвердил делом, что рубль. В Америке он дал Марусе серебряный рубль - на память о тех рублях. Вот этот рубль".
Маруся показала его. Он у нее на одной цепочке с солдатским номерком сына времен войны. Она хотела подарить эти дорогие реликвии Л.Ю., но та не взяла.
Бурлюк живет живописью. У него дом на берегу океана под Нью-Йорком, масса картин и 10 000 книг. Сейчас они построили специальную галерею, чтобы посетители не толклись по всему дому. У них двое взрослых сыновей, один из них архитектор.
- Он талантлив? - спросила Л.Ю. Марусю.
- Да.
- Как отец? Кто талантливее?
- О, Давид гениален, - ответила она тихо.
Бурлюк подписал мне свою репродукцию - вид Нью-Йорка.
6 мая. Приехали с Юрой Серовым в Нальчик. Цветет все, что может цвести. Одноэтажные мазанки, потом вдруг высокий "ампир во время чумы" и - снова мазанки. Экзотики, кроме ишаков, нет. Магазины бездарны, гостиница пугающе роскошна типа "все в бархате, а руки вымыть негде". Огромный парк, который хорош тем, что к нему мало приложили рук, если не считать гигантской фигуры Сталина.
8 мая. Селения большие и чистые, ограды из палок, которые воткнули в землю, а они зацвели. Про Кызбуруны Тиунов все наврал, и снимать ничего нельзя. Плохо я его учил!
Ездили в МТС - чисто, спокойно, ни одной душе на свете неинтересно. Из чего делать картину? Все хорошо и ненужно.
16 мая. Кое-что: город Тырнауз. Ехали по горной дороге, и вдруг из-за поворота открылся совершенно современный город с архитектурой стиля "излишество". Обогатительная фабрика. Вся прелесть в том, что все это высоко в горах, за облаками. Выходишь из гостиницы и упираешься в гору, в стену, которая тянется до неба.
25 мая. Прочел, что покончил с собою Фадеев. Оставил письмо, которое никто не читал. Одни говорят, что из-за угрызений совести, другие - что из-за утраты власти.
Мама сказала по телефону, что была на похоронах. Когда-то они дружили.
27 мая. Вернулся в Москву, подготовительный период, смета. Гастроль Александринки - "Пучина" Островского. Замечательные артисты - Толубеев, Лисянская, Рашевская, но особенно, конечно, А.Борисов - актер трагический. Очень здорово.
Летом и осенью у меня были съемки в Кабарде, а у Элика полным ходом шла работа по "Карнавальной ночи". Работа и у меня, и у него не ладилась, было не до писем.
В сентябре приходит письмо от Зои в Нальчик:
"Представителю государства "Я и моя Кабарда"! Королевство "Карнавальная мать" и объединенный синдикат "От мала до велика" в связи с датой противостояния Марса желает восстановить дипломатические отношения, прерванные в июле сего года.
Король Эльдар Хаям продолжает заниматься съемками.
Героиня создаваемого произведения Люся 1 Касьянова заменена Люсей 2 Гурченко. Замена произведена была ко всеобщему удовольствию. И что самое приятное было в этом деле, по словам оператора Кальцатого (им тоже в свое время заменили Гулидова), - не нужно было привыкать к новому имени.
Синдикат "От сю-сю до жрам-ша-ша" занимается выпуском очередной "Пионерии" и созданием боевика "В интернате".
Наследная принцесса, подстриженная под принца, перевезена в зимнюю резиденцию и находится на попечении королевы-матери.
Итак, надеюсь, что мое послание послужит началом восстановления добрососедских отношений между нашими государствами.
Бьем Вам челом.
Зоя.
P.S. Съемка - один из высших видов самодеятельности".
6 сентября 1956. Из письма Л.Брик:
"...Живем на даче, работать не мешают и воздух... А насчет моих воспоминаний и Володиных писем я в полном смятении и решила довериться редакции Литнаследства. Завтра и Вася, и я отдадим им то, что сделали, и я буду счастлива, если моего не напечатают. Если б могла, то даже не показала бы им. Но они так рассчитывают на этот материал... Надо было отказаться, когда затевался этот том, а не сейчас, когда он уже на колесах.
Майя хворает, температура, и кроме того она наделала бестактностей из-за Алика, которого не берут в поездку. Теперь, конечно, раскаивается, но у нее масса неприятностей, - потому и не пишет. Я к ней заходила. Очень ее жалко, хотя она сама кругом во всем виновата. А теперь еще к тому же больна, когда перед поездкой надо работать вовсю и сгонять лишние два-три кило.
Собираемся сходить послушать Бостонский оркестр и ждем театр Вилара.
Когда ты приедешь? Мы уедем к Эльзе в начале ноября.
Пиши. Целую крепко.
Лиля".
[28 октября. Экспедиция протекала довольно мучительно из-за брака, который в каждой съемке порол Придорогин. Зол я был страшно. Но теперь с материалом все утряслось, все на месте, всего много. Снято в общем неважнец.
"Сахалин" получил первую премию в Брюсселе.
7 декабря вылетел в Нальчик и вечером уже показывал картину - ни жив ни мертв. Смотрели какие-то люди плюс Бабич (1-й секретарь), высказался всецело "за".
9 декабря. Прилетел в Симферополь-Ялту. Снимал сюжет для "Пионерии". В Москве стал чухаться с "Пионерией", сдал ее 29-го, получилось интересно.
В Москве в это время гастролировал Монтан. Это талантливо сделано, он хорошо двигается. Но не заслуживает того ажиотажа, какой творится вокруг. Ничего нового, невиданного, Вертинский и Шульженко абсолютно не хуже.]
1957
24 февраля. В феврале переименовали Кабарду в Кабардино-Балкарию. По этому поводу была масса волнений из-за картины, но кончилось все вводной надписью.
У Ирки Чистяковой рак. Был у нее в больнице, держится молодцом.
Смотрел выставку молодого художника, выпускника-ленинградца, Глазунова. Очень и очень своеобразно. Великолепные портреты.
Интересная выставка работ Эйзенштейна в ЦДРИ. Какой великолепный рисовальщик, выразителен до предела.
С 9 по 28 апреля был в турпоездке - Румыния-Болгария.
18 июня. На той неделе снимал для фильма "Сергей Эйзенштейн" рассказ Григория Александрова о съемках в Мексике с Сергеем Михайловичем. Дело было у него на даче, которая меня поразила роскошью и вкусом убранства. У нас таких дач не строят. Это вилла по голливудскому образцу. Выход из обширного холла прямо на аккуратно подстриженную лужайку, это как бы продолжение пола никакого крыльца. На лужайке Любовь Орлова что-то ворошила оранжевыми пластмассовыми граблями - мы таких отродясь не видали. В окнах между рамами, на стеклянных полочках, как в горке, стояла красивая посуда. В кабинете Александрова на втором этаже среди всяких редкостей в рамку вставлена детская книжечка Льва Толстого. На ней - надпись: "Дорогой Любочке от Льва Толстого". И дата.
Когда Любовь Петровна была малюткой, к ним в дом ходил Лев Толстой, и родители попросили его надписать девочке книжку.
После съемки Любовь Петровна пригласила нас к столу, мы пили чай с маленькими красивыми бутербродами, которые она сделала сама. Среди общего разговора Григорий Васильевич явно для нас обратился к Орловой (он ее звал Чарли, и они были на "вы"):
- Чарли, как вчера прошел концерт? Что вы пели?
- Романсы. И, конечно, классику.
Я подумал - интересно, что? Гаданье Марфы или арию Далилы? И Любовь Петровна внесла ясность:
- Тики-тики-ду!
Иного и быть не могло.
8 сентября. Только что вернулся из Киева, где закончилась эпопея "В Москве фестивальной". О Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве. На студии делали несколько картин. Кармен снимал для синерамы, Слуцкий - полнометражный, Дербышева - об искусстве на фестивале, Ованесова - о чем-то детском, сюжеты в "Новостях" - словом, вся студия работала только на это. Мне же поручили сделать пятичастевый фильм на английском языке(!) с тем, чтобы копии вручить нескольким делегациям перед их отъездом. Таким образом и снимать, и монтировать, и озвучивать нужно было во время фестиваля, причем включить и закрытие. Так пожелал Комсомол. Он и будет вручать подарок делегациям.
Взяться за это можно было только по молодости лет, моей выносливости и легкомыслию, ибо в случае провала мне головы не снести бы. Операторов дали первоклассных - Ошуркова и Русанова, иногда они подключали еще кого-нибудь. Свет, звук, переводчики, редактор Немковская, звукооформитель - неотказная Заира Алимова. Текст (Веня Горохов) сочинялся часто во время озвучания ночью, тут же переводился и нигде не утверждался - невиданное в нашей практике.
Работа шла так: с утра все съемочные группы смотрели программу: где, что и кто - а мероприятия шли по всему городу, как на натуре, так и в залах, до поздней ночи - намечали кто куда едет и разъезжались в 8 утра. Иногда возникали трения, все хотели снимать самое интересное, но мне конкуренция не мешала, ибо я снимал для зарубежных зрителей. Очень нервно вела себя Ованесова, она постоянно зловещим шепотом говорила на летучках: "Воруют. Мысли воруют", - это когда кто-нибудь ехал на тот же объект, что и она. (Например, велогонки.) Михаилу Слуцкому надоели эти ее штучки, и он воскликнул: "Какие мысли? Ты что, Флобер, что ли?" А узнав, что кто-то тоже будет снимать открытие памятника Зое Космодемьянской, она зарыдала и воскликнула: "Это я, я придумала!" - "Что именно ты придумала? Саму Зою или памятник ей?" - "Все!" Вот так проходили летучки - и смех и грех.
В первую половину дня я со своими операторами ездил снимать в три-четыре места. Затем мчался на студию, где ассистенты показывали мне материал, снятый накануне, я его вчерне монтировал, отдавал текстовику и редактору, сам уезжал еще на какой-нибудь объект.
Часов в 20 возвращался, смотрел сделанное, окончательно монтировал, уточнял текст и отдавал переводчикам, на музыку и в негативную монтажную для переписи номеров планов. Счастье, что картина была черно-белая и все моментально проявляли и печатали.
Часов с 23 до 2 ночи я мог прерваться - мне разрешили спать на диване у замдиректора в кабинете. В два ночи начиналось озвучание, и с 5 утра до 8 меня отвозили домой принять душ и переодеться.
Конечно, дело шло не так гладко, все время бывали накладки, путаницы и срывы. Тем не менее через день после закрытия фестиваля картина была готова! И меня тут же послали в Киев под ручку с ЦК ВЛКСМ - дарить руководителям делегаций копии. Они поехали туда смотреть Киев. Картина им очень понравилась - я еще следил за тем, чтобы каждая делегация (что-то около 130) была показана или хотя бы названа, иначе были бы обиды и мне не поздоровилось. Все они сердечно обнимались с комсомольцами, а в мою сторону даже не взглянули. Я же мечтал об одном - подняться наверх в номер и спать сутки, не просыпаясь. Что мне наконец и удалось. Такова схема. А что же запомнилось?
Первый день, наверно, не забуду никогда. До этого я не видел ничего подобного. Наш открытый "ЗИЛ", где сидели операторы и мы с Немковской, стоял наизготове у начала проспекта Мира - если смотреть от ВСХВ. Там выстроились украшенные грузовики с участниками "шествия на колесах". А на тротуарах, крышах и всех балконах по всему проспекту, Садовой и Пироговке до входа на стадион в Лужниках - это километры! - стояли толпы москвичей с цветами, флажками, нарядные, возбужденные. Как только машины двинулись - все закричали, замахали, запели, заиграли оркестры, люди кидали в машины цветы, пускали воздушные шары, протягивали руки, обменивались рукопожатиями... Шествие длилось два часа, и все два часа нас сопровождал этот радостный, непрекращающийся, ликующий крик. У многих на глазах были слезы - и в толпе и на машинах, - и это удалось снять. Никто такого не ожидал, мы были потрясены. Когда наша машина сворачивала на параллельные улицы, чтобы догнать кого-то, кого не успели снять, то мы оказывались на абсолютно пустых улицах, без единого прохожего среди бела дня: кто не вышел приветствовать шествие, тот сидел у своих КВН.
А когда мы заворачивали с проспекта Мира на Садовую, у нас на глазах стал трескаться двухэтажный дом - под тяжестью стоящих на крыше людей. Дом медленно оседал, и люди успели спастись, но крику было много, хотя шествие и не остановилось. Это был Щербаковский универмаг. Вообще-то было страшно, хотя обошлось без жертв. Потом магазин выглядел так, словно в него швырнули бомбу.
Затем на стадионе в Лужниках были парад участников и физкультурные выступления, это уже было обычнее. Во время парада мы сняли делегата из Африки, который приехал один-одинешенек и нес флаг своей страны.
Всех нас поражало, как непринужденно вели себя гости - ходили обнявшись и целовались прямо посередь тротуара. Девушки в брючках - невиданно. Джинсы мы тогда узрели впервые. Мне в прошлом году отец привез джинсы из Парижа и сказал, что в них ходят все молодые, но я не решался быть первым в Москве, да еще работая на правительственной студии. А тут увидел их на многих иностранцах и тоже надел, чем вызвал шок у замдиректора Шумова, который следил за нравственностью и целомудрием своих подчиненных... Кстати, о брюках. В последнее время ведется борьба с узкими брюками и восхваляются широкие, которые раздуваются, как паруса. А тут понаехала масса народу - все сплошь в узких, и наша пропаганда поутихла, и теперь ребята на студии храбро ходят в узких, не опасаясь, что их вызовут на бюро комсомола.
Многое увидели впервые: и негров, которые ходили в пестрых тканях, словно в занавесках; и голландцев, которые танцевали на Манежной в сабо, страшный стоял грохот; и англичанок, которые показали в Колонном бальные танцы в пене нейлоновых юбок, а волосы у них были подкрашены в розовое или в голубое, под цвет платья; и живопись абстракционистов на выставке в ЦПКиО... И еще впервые я увидел Шелепина. Дело в том, что дирекция решила, что все части должен посмотреть ЦК ВЛКСМ, прежде чем озвучивать. И решил смотреть сам Шелепин. Дирекция струхнула, и послали меня одного на заклание. Зарядили изображение первой части, еще не озвученное. Вошел, не здороваясь, мрачный Шелепин с кем-то, сел, я сел позади и стал читать текст под изображение. Он сразу меня прервал:
- А где музыка?
- Это еще не озвучено. Дирекция просит просмотреть изображение с текстом, не нужно ли чего изменить или добавить?
В ответ он поднялся и, ни слова не говоря, ушел. За ним свита. И я уехал, не солоно показавши. Дирекция решила - будь что будет.
У меня был пропуск на все представления в театрах. Приехала Чилийская пантомима, про которую сказали, что надо обязательно посмотреть. Я подговорил Элика и Зою пойти прорваться, я со своим пропуском помогу. Это было в Центральном детском театре. В дверях давка, толпа, я прохожу и уговариваю контролерш: "Ну пожалуйста, вы же смотрели "Карнавальную ночь", это режиссер с женой..."
- Какую ночь, о чем вы говорите? Проходите, видите, какая толпа!
- Ну вы же помните, там такая песенка: "Пять минут, пять минут"...
Зоя потом говорит: "Мы смотрим - в дверях давка, Васька упрашивает билетерш, они огрызаются, потом он встал в позу, руки в боки и что-то запел. Вокруг свалка - что это с ним? Но билетерши рассмеялись и пропустили нас".
Пел я не зря: пантомима оказалась замечательной. Особенно одна, где дети наблюдают, как вешают преступника. И, играючи, повторяют действия взрослых, но повторяют всерьез...
Интересно, как будет смотреться фильм годы спустя? Наверно, то, чему мы здесь поражаемся, станет нормой, и фильм будет вызывать в лучшем случае ухмылку.
P.S. 1997. С тех пор "В Москве фестивальной" я не видел, не знаю, как он смотрится нынче. Куски из него я иногда вижу по ТВ в каких-то передачах... А Шелепин как ушел тогда из зала, так я его больше никогда и не видел.
[5 декабря. Открылся Дом кино. Меня приняли в Союз кинематографистов. Сейчас заседаю в новогодней комиссии.]
1958
В конце ушедшего года, 22 декабря, в Большом была гастроль французских этуалей Лиан Дейде и Мишеля Рено. Старушка "Жизель" зазвучала совсем по-иному. Молоденькая Дейде танцевала отточенно, изящно, виртуозно, красиво, музыкально, но актерски не ахти как. Впервые мы увидели ослепительно белые, в голубизну тюники из нейлона! В первом акте Дейде появилась в коротенькой юбочке, у нас же всегда танцевали в длинной, как у вилиссы, плюс фартучек. И уже на следующем спектакле наша Жизель тоже выскочила из домика в коротенькой юбочке. Дейде и Рено Майе понравились очень.
[2 февраля. Новый год встречал в Малеевке. Приезжали Элик с Зоей, катались ночью на розвальнях. После отпуска делаю "Новости дня" и приступаю к картине про Эйзенштейна.
15 апреля. Делаю "Эйзенштейна". Сценарий пишет Юренев, довольно плохо.
Прошел конкурс Чайковского, и всех буквально свел с ума Ван Клиберн. 18-го иду его слушать.]
4 июля 1958. Весь июнь прошел под знаком балета "Гранд-Опера".
"Видения" Сержа Лифаря с Ивет Шовире, Мишелем Рено и Клод Бесси. Этот философский балет произвел на меня большое впечатление и драматизмом и блестящим исполнением.
"Хрустальный дворец" Баланчина на музыку Бизе. Какой виртуозный балетмейстер! Исполнители были одеты в костюмы четырех цветов, и на сцене висели огромные сверкающие люстры, что придавало балету праздничность и нарядность, плюс декорации Л.Фини, которые являли собой обобщенный образ Версаля. Мне так понравилось, что я смотрел три раза.
В антрактах балетоманы с удивлением говорили друг дружке: "Подумайте, оказывается, за границей тоже умеют танцевать классику! А нам-то внушали, что только русские в состоянии стоять на пуантах и делать перекидное жете".
Дейде и Рено показали очаровательный балет Лифаря "В музее". ...Ночь в музее искусств. После первого обхода ночного сторожа очаровательная танцовщица с картины Дега выходит из рамы. Она восхищается мраморной красотой статуи Аполлона. И вот статуя оживает и сходит с пьедестала. В большом классическом дуэте как бы соединяются герои современного искусства и искусства классического. Но наступает утро и все возвращается на круги своя. Это был как бы разговор между классическим искусством и импрессионизмом, а если брать шире - вечная проблема взаимоотношений канона и авангарда.
Небольшой балет имел успех оглушительный. А кстати (вернее - не кстати), постановщика этого шедевра и главного балетмейстера Сержа Лифаря наши в Москву не пустили - эмигрант.
И огромное впечатление произвели на нас "Этюды" Харальда Ландера. (Вольная обработка этюдов Черни.) Меня прежде всего восхитила выдумка, сам принцип балета. "В балете "Этюды", - говорится в буклете, - зрители знакомятся с тем, как в ежедневном упорном труде совершенствуется мастерство балетного артиста, вырабатывается его блистательная техника. Балет не имеет сюжета, он состоит из ряда танцев, показывающих этапы обучения танцевальному искусству. От простейших упражнений - к самым сложным хореографическим фигурам".
Говорят, что в тридцатых годах нечто подобное поставил Асаф Мессерер. Очень может быть.
15 сентября. Снимаю Робсона в Ялте. До этого были безумные съемки в Ташкенте, на которые наслоился Первый кинофест. стран Азии и Африки. Приехала делегация из Москвы, в том числе Элик. От страшной жары все москвичи залезли в пруд, а Пырьев бегал по берегу с палкой и загонял их в душные залы смотреть индийские фильмы, дублированные на узбекский язык.
Сегодня получил сюда письмо от Рязанова:
"Здравствуй, Васенька!
Как ты там со своими друзьями Полем и Эсландой? Пора бы тебе и возвернуться домой. У меня нет никаких новостей. Сценария нет. Мне предлагают сделать первый синерамный художественный фильм. Это, по-моему, интересно, но сценария нет. Буду искать автора, может, что и выйдет. С квартирой дело двигается медленно, только сегодня вывесили списки. Осталась одна инстанция райисполком, - и, если все будет в порядке, вселение состоится числа 20-22 сентября.
Зоя делает сентябрьскую "Пионерию", и то, что обычно снимает каждый год начало учебного года, - пришло к нам в семью. Ребенок пошел в школу. Дома был большой шухер несколько дней. 1 сентября в школу ее повели все - и Анна Васильевна, и Зоя, и я, и Тоня. Вернулся ребенок в первый же день с двумя огромными чернильными пятнами на белом переднике. Все вошло в норму.
Из-за квартиры наша с Зоей поездка на юг сорвалась.
Вот и все наши новости. Если увидишь Эрну, привет ей.
Приезжай, Васек. Целую тебя.
Элик.
Зоя кланяется".
22 сентября. За это время:
В конце мая сдал "Эйзенштейна". Получилось хорошо, нравится всем без исключения. Только Пера* фыркает, неизвестно, что ей нужно. С Юреневым я сработался, хотя текст он написал неинтересный. Эйзен оказался презанятной фигурой, сложной, умной и не очень человечной. Что-то есть садистическое. Много зауми. И масса обаяния. Во время работы над фильмом реабилитировали вторую серию "Ивана".
1959
[9 февраля. Робсоны приехали в конце декабря. Я снимал Поля на студии, записывал его. 12 января он должен был давать концерт, но у Эсланды обнаружили рак матки и Поль так расстроился, что концерт отменили. Оба легли в Кремлевку, вместо того чтобы лететь в Индию. Поль вчера вышел и отправился в Барвиху. Были с ним у Лили. Он абсолютно интеллигентный, умница.
17 марта. "Поля Робсона" сдал всем на свете, без единой поправки. Всем нравится. Мне нравится меньше, чем "Эйзенштейн". Эйзен теплее, человечнее. 5 марта была премьера в Доме кино, с огромным успехом. Поль видел впервые, ему очень понравилось, даже поразило. Благодарил, сказал, что "это самое большое сокровище, которое он увезет отсюда".
Про Робсона: он абсолютная умница, по-настоящему образованный человек, эрудированный, тонко разбирающийся в музыке и хорошо ее знающий. Помешан на народной музыке, на теории пентатоники. На сохранившемся у меня автографе фрагмент сонаты Баха, над которой он что-то мудрил, это он набросал в самолете.
Он не имеет ничего общего с экзотическим негритянским певцом, этаким "большим бэби". Не без хитрецы. Но обаятелен до предела, очень непосредственен в жизни, эмоционален, легко возбудим. Ослепительно смеется. Элегантен от природы. Эсланда умница, интеллигентна, с огромным чувством юмора. Тонко хитра, охраняет его изо всех сил. Очаровательна, красива, вся сделана.
Сейчас лежит в больнице, ее вроде подлечили. 26-го должна лететь в Лондон к Полю, он там репетирует "Отелло" в Мемориальном театре.
16-17 марта на студии была творческая конференция, на которой Кристи вознес меня до небес. Головня сказал, что мы уже не молодежь, а основной режиссерский костяк студии.
Перед отъездом Эсланда смотрела фильм. Она в восторге.]
12 апреля. Съемка круговой кинопанорамы "Дорога весны". Делаем с Леней Махначем. Скорее, скорее, чтобы успеть к Американской выставке на ВДНХ. Американцы привезут свою кругораму - а мы что? Хуже людей? Когда они приедут, мы должны будем сказать: "Подумаешь! У нас эта кругорама уже спокон века. Это здание - чуть не единственное, уцелевшее от наполеоновского пожара в Москве..." Так как времени мало, то мы бросились на юг, где что-то цветет и можно снимать. Тбилиси, Сухуми, Баку, Ашхабад, потом поедем в Ленинград...
Съемка одиннадцатью камерами одновременно, и как получится и получается ли вообще - никому не известно, так как посмотреть негде, кинотеатр (уцелевший от пожара Наполеона) еще и не начали строить, а проекция из одиннадцати аппаратов одновременно будет только там. Снимаем буквально вслепую.
24 апреля. Из Баку прилетели со своими 11 камерами и кучей механиков и ассистентов в Ашхабад на военном самолете, я всю дорогу над Каспием проспал в бомболюке на каких-то брезентах. Такой был усталый после жутких съемок на нефтепромыслах, что согласился стать фугаской, лишь бы уснуть. "Назвался бомбой - полезай в бомболюк", - сказал штурман, задвигая какую-то щеколду...
В Ашхабаде нет той ужасной жары, что в Баку, а должна бы быть. Будем снимать скачки - сто лошадей с джигитами в костюмах, взятых напрокат в оперном театре. Но можно передохнуть три дня, и еще не прилетел Леня Махнач.
Утром в буфете встретил Миронову и Менакера, они здесь на гастролях. Мы с ними здороваемся, но они, верно, не помнят, где мы познакомились и кто я, просто видят - знакомое лицо и отвечают на поклон, улыбаясь, особенно Менакер. А я их снимал для капустника в ЦДРИ где-то в 53-м и потом сидели там за одним столиком, встречая Новый год. Но, как говорится в анекдоте, "это не повод для знакомства". А тут в буфете разговорились с Александром Семеновичем, и я напросился поехать с ними вечером на концерт, поскольку люблю их слушать.
Им подали автобус (на двоих), и мы поехали в Фирюзу. Дорога была чудовищная, в автобусе швыряло, и Миронова, сердитая, двумя руками держалась за спинку переднего сиденья. А мы с Менакером разговаривали, и я вспомнил, как он впервые выступал в Москве. Но до этого рассказал, как я мальчишкой ходил на концерты и там видел Миронову, она читала монологи с Капой, один даже я запомнил, это было в клубе Кухмистерова, году в 38-м. Она была в черном длинном платье, и меня удивили серебряные браслеты на двух руках, их было много-много.
- Золотые, - сказала вдруг Миронова. Ее хоть и швыряло, но она все услышала.
- Но ведь на двух руках?
- На двух, на двух.
Монолог (телефонный разговор) был про обмен квартиры, и она говорила: "Я живу в самом центре. Что значит - где? Вот центр, а вот мой дом. Что, адрес? Пишите - Сокольники..." Сокольники были тогда далеко, это меня рассмешило и запало в молодые детские мозги, которые в то время я не очень-то утруждал... Тут Миронова обернулась и посмотрела на меня внимательно, а Менакер спросил ее:
- Почему же я не знаю этот монолог?
- Да потому что тебя тогда еще не было. Был Миша.
И я вспомнил, что Мария Владимировна была когда-то замужем за нашим режиссером Михаилом Слуцким. Он потом шутил, что служил у Мироновой шофером каждый вечер возил ее с концерта на концерт...
А в 1939-м, кажется, открылся в Москве, в помещении только что задушенного театра Мейерхольда Театр эстрады и миниатюр, который давал два представления в 7 и в 10 вечера. В труппе тогда были Миронова, Рина Зеленая, Нурм, Бельский - остальные в памяти не остались. Я любил ходить в этот театр. В одной программе была поставлена одноактная опера "Граф Калиостро", кажется, с либретто А.Толстого, и Миронова там пела, она была в белом серебристом платье с фижмами, с голыми плечами, в белом парике, и до сих пор помню мушку над губой. Вот западают же в память такие подробности - и на много лет!
- Что было - то было, - сказала Миронова, усмехнувшись.
В программках театра всегда стояло три знака вопроса - "???", и нам представляли то Тамару Церетели, то Смирнова-Сокольского, то молоденького Райкина, а однажды - не менее молоденького Александра Менакера, ленинградского гастролера.
- Вы, Александр Семенович, сидя на авансцене за роялем, пели пародию на романс "Я помню день"! Там были такие слова: "Я помню день, да, это было счастье, Бог в этот день эстраду создавал". Пели?
Они засмеялись, и я тоже.
- И потом там были такие слова, на мотив "Ну, улыбнись, милый, ну, не сердись, милый"... "Ну, улыбнись, Ева, ну, не сердись, Ева, и плод запретный с древа ты сорви". Так, мол, появилась первая эстрадная пара.
Или вот я еще помню про вас, шла война, это уже пятилетний юбилей Театра миниатюр, и играли вы в помещении Клуба милиции. Все нарядные актрисы сидели на сцене, входила Татьяна Пельтцер и говорила: "Пришла Изабелла, на ней такая накидка из выдры!" "Даже непонятно, где она - где выдра", - замечала Миронова.
Потом вы играли скетч, как Миронова приходит на прослушивание, а Менакер аккомпаниаторша. Он (она) снимал боты, ставил их на рояль и начинал лупить по клавишам. Миронова его останавливала: "Тише, ты что, капусту рубишь, что ли?" Пела она плохо, в театр ее не приняли, и, уходя, она сказала: "Ну что ж. Пойду наниматься семьдесят шестой ассистенткой к Кио". По молодости лет это тоже меня смешило.
Вот такие были осколки воспоминаний, вынырнувшие из облаков памяти.
После концерта ужинали у них в номере, холодный варенец с чуреком, дыня. Это был конец гастролей, и они были усталые, какие-то озабоченные. Александр Семенович показался мне более общительным, и с ним я чувствовал себя свободнее. Уезжали они на следующий день.
- До Москвы цветы не доедут, возьмите их себе, здесь они еще поживут, сказала Мария Владимировна. Я поблагодарил.
[9 июля, Болшево. 15 июня сдали кругораму. Выстроили огромный кинотеатр о двадцати двух экранах. Михайлову показывали в недостроенном здании, сами все увидели впервые.]
23 июля. Приступил к фильму о Международном кинофестивале в Москве. Он считается первым, но все забыли про Международный кинофест., что был в Москве в начале тридцатых и где показали мультипликации Диснея - "Кукарачу" и "Вива, Вилья". Я назначен режиссером полнометражного фильма, совместно с "Мосфильмом". Почему? Министр Михайлов хочет, чтобы была полуигровая картина. После "Робсона" он меня запомнил и лично назначил.
На фестивале все неотработанно, люди не знают, как это бывает, неразбериха, то кого-то не встретили, то некуда селить, то не знают, кто это такая, то картину привезли в другой кинотеатр и т.п. А главное, основное, о чем говорят все, о чем пишут, по поводу чего собирает Михайлов совещания, о чем устраивают пресс-конференции делегации - это о газированной воде. Жара, все хотят пить, теплый нарзан можно получить бутылку на двоих только во время обеда, а купить, конечно, ничего нигде нельзя. Меня вызвал Михайлов в министерство для указаний, и, пока я поднимался, мне навстречу спускался цвет советской кинематографии - Юткевич, Строева, Райзман, Макарова, Бондарчук, Чухрай, Урусевский, Головня - и до меня доносилось: "Но если каждому давать по стакану... Бутылки можно держать под столом... Почему обязательно газированную?.. А вы пробовали это говно без газа?.. А что пить во время просмотра?.. Я предлагала боржоми, но со мной не считаются... Три бутылки на человека - и никаких гвоздей... Почему три? А если я не выпью?.. Михайлов сошел с ума - откуда лед?.." Строева ковыляла позади всех и стонала: "Пить, пить..." Я понял, что закончилось очередное совещание по творческим вопросам относительно утоления жажды.
Конкурсные просмотры шли в Кремле, все плохие картины. А внеконкурсные три были первоклассные. "Хиросима, любовь моя" Алена Рене - психологическая драма, снята по-новому - воспоминание, мышление, отрывочное, беспорядочное, переведенное в зрительный ряд, неожиданный монтаж. Поначалу непонятно, а потом не оторваться. С Эйдзи Окада и Эмманюэль Рива.
"Ночи Кабирии" Федерико Феллини - поразительно, с феноменальной Джульеттой Мазиной.
"Путь в высшее общество" - вполне банальная английская любовная история, но сильная и страстная игра Симоны Синьоре делает картину выдающейся.
Зачем какие-то игровые сцены? С кем? Так интересно, что происходит на самом деле, а не придумывать то-се, тем более что сценаристы С.Нагорный и И.Склют сочинили примитив, а худсовет утвердил - фестиваль-то был уже на носу и мне деваться было некуда и придумывать игровые сцены нужно будет на ходу. А тут еще "Мосфильм" - огромный, неповоротливый, незнакомый, громоздкая и несмазанная машина.
5 августа. Гости смотрели нашу с Махначем "Круговую кинопанораму" на ВДНХ и пришли в неописуемый восторг. Особенно Абель Ганс, который когда-то снимал еще немое трехпленочное кино о Наполеоне (а тут 11 пленок!). Я думал, что его уже давно нет на свете, а он разъезжает по фестивалям. Словом, тут же мы оказались в каком-то узбекском ресторане с ним, Николь Курсель и оператором "Мы - вундеркинды". Абель Ганс расспрашивал меня, как снималась кругорама, Николь Курсель больше интересовалась оператором и пловом. Потом нас забрало ТВ, и Николь Курсель на вопрос, что ее больше всего поразило в Москве, ответила: "Огромная очередь в Мавзолей. Неужели там так интересно?" Манана Андроникова, которая ведет эти репортажи, сказала мне: "Видите, как опасны прямые репортажи". Для тех, кто ведет, - да. А для зрителей - чего тут страшного?
30 сентября. Сдавал картину на двух пленках, руководство "Мосфильма" ее даже не посмотрело, просто оформило акт - им надо выполнять план. Технология такая - я по графику должен сдавать 14 октября, но картина Пырьева "Белые ночи" не успевает и решили мною заткнуть дыру. Меня не слушают, что текст не дописан, что эпизоды не смонтированы, что рыхло и т.п. Выполнить план! На мои угрозы, что я не пойду сдавать, раз у меня не смонтировано и срок не подошел, мне передали ответ Пырьева (он худрук объединения): "Ну что ж! Дадим Лихачевой приказ склеить, протянуть музыку и примем". И приняли то, на что глаза мои не смотрели бы, и выдали премию, в том числе и Тане Лихачевой, а она купила тахту в новую квартиру. Это как раз хорошо. А потом Пырьев позвонил в монтажную: "Василий Васильевич, не сердитесь, вы спасли студию. А теперь можете доделывать картину, как хотите, мы вас не торопим!"
28 октября. Картину закончил, надо бы на одну часть меньше, но нельзя план. Лежит у Михайлова, я лежу без сил дома.
30 ноября. "Звезды встречаются в Москве" Михайлов принял с комплиментами. Сделали два плаката, на одном Марина Влади, Джульетта Мазина, Николь Курсель и Марк Бернес. Картина выпускается первым экраном, как художественная. В Доме кино было две премьеры (15.11 и 29.11), и повезут 13 декабря в Ленинград. Ну ладно.
1960
18 января прилетели Робсон с Эсландой из Лондона, встречал их во Внуково в страшную метель. Он с бородой из "Отелло", которого играет в Стратфорде. Эсланда еле ходит, больна, приехали они из-за ее болезни, она будет облучаться в Кремлевке. Долго сидели с Борисом Полевым у них в "Национале", Поль обо всем расспрашивал. Они усталые.
Работаю над "Вишневским", очень не мой автор, но его военные, блокадные дневники замечательно интересные.
25 января. Осматриваю в Ленинграде места, связанные с Вс.Вишневским. Все глубоко чуждо.
Н.К.Черкасов пригласил на дачу в Комарово. Провел там целый день, место очень живописное. Дом западного типа, масса левой живописи и антикварных вещей - это уж идет от Нины. Сам Николай Константинович очень славный, любезный и веселый, Нина - суше и саркастичнее. К обеду был Райкин, который там отдыхает, он мне очень понравился, какой-то смущающийся, милый. Обед подавала прислуга, ели на старинных тарелках, и вся посуда очень изысканная. Выпили немного водки, красная икра, селедочка, свежий огурец, суп с клецками, судак по-польски и кофе. Потом долго гуляли, провожали Райкина в дом отдыха.
Через день смотрели с Ниной Черкасовой спектакль Райкина "Любовь и три апельсина". Сидели в первом ряду, Нина не улыбнулась, а я покатывался. В одном месте Райкин вставил фразу "Не верите? А вы спросите Нину Николаевну, уж она-то знает точно!" и кивнул в нашу сторону. Думаю, что никто не обратил внимания, но я заржал, а Нина все же ухмыльнулась. Потом она говорит: "Что же мы ему скажем? Вам понравилось, вы умный армянин - вы и выпутывайтесь". Зашли за кулисы, и мне нетрудно было сказать восторженные слова, ибо я обожаю Райкина.
10 февраля. Работаю над Вишневским, а вдова его, Вишневецкая, работает надо мной и сживает меня со свету своей энергией.
4 марта. Купили телевизор "Рубин". 1 марта бросил курить, был у гипнотизерши - всего один сеанс. Старая женщина, которой после сеанса стало плохо и я ей капал что-то из пузырька. А курить я начал в 1942 году на заводе в Омске, чтобы заглушать голод. Огромные самокрутки из махорки и газеты, а огонь высекали кресалом. Я курил 18 лет, а сейчас врачи запретили из-за сердца. У этой гипнотизерши за один сеанс бросили курить папа и тетя Лиза.
6-23 марта. Турпоездка от Союза кинематографистов в Норвегию и Швецию. В группе Райзман с Сюзанной, Борис Волчек, Кулиш, композиторы Левитин и Зив, Галич с Аней, Рожков, Долли Феликсовна Соколова, Магдалина Атарова, Миллер и еще 2-3 человека.
Очень понравилась Норвегия, а Швеция - меньше. Достопримечательности не буду описывать - они все в привезенных проспектах и открытках.
Когда нас привезли в первый отель в Осло, все столпились в рецепции, распределяясь по двое по комнатам, а я задержался у цветочной витрины, залюбовался невиданными букетами из живых цветов среди зимы. И когда я вошел в вестибюль, то наш "сопровождающий стук-стук" говорит мне, что все определились, кто с кем в номере, остались только мы с ним и не возражаю ли я, если мы поселимся вместе? Что мне было ответить? Так мы и проехали обе страны, иногда даже спали в огромной супружеской кровати, но, к счастью, под разными одеялами. Аня Галич говорит:
- Ужас! Все время у тебя в номере раздается стук-стук!
А я ей:
- А мне что? Я ничего незаконного не везу, чего мне его опасаться? Наоборот, он мне сказал: знаете, В.В., наши некоторые торгуют с прислугой водкой - и такой-то, и такой-то (ну, у вас водки не было), а вот такая-то продала и коньяк. Ага, значит, он рылся в моем чемодане, ну и хорошо, я спокоен, что он меня не подозревает, ибо знает, что там нет ничего недозволенного, а вот вы все у него под подозрением. Так что мне еще очень повезло!
- А ты не можешь посмотреть у него в чемодане, что он на нас написал?
- Ну, мать, ты меня путаешь с ним.
30 марта. По приезде был в Ленинграде, снимал ночью в Александринке сцены из "Оптимистической трагедии" с Лебзак, Толубеевым и Горбачевым. Откуда такой шум вокруг этой пьесы и почему вдруг ее ставит вся страна? В Александринке постановка Товстоногова интересна и хорош Босулаев. Я еще до войны видел "Оптимистическую" у Таирова с Коонен.
Ездил в Кронштадт, который не произвел впечатления.
Смотрел "Русский сувенир" Гр.Александрова. Как можно такое снимать?
Замечательно поставлен "Голый король" в "Современнике". Режиссер Мара Микаэлян, которую я знаю с далекого детства, она дочь красавицы Лизы Крон. Спектакль идет легко, в хорошем темпе. Из актеров лучше всех Ефремов и Волчек.
Концерт Клаудио Вилла - приятная манера петь и держаться, популярный репертуар. А малиновый с черным пиджак?!
23 мая. Вечер Касьяна Голейзовского "Хореографические композиции". Интересно и современно, но современность хореографии в стиле начала тридцатых, а не нынешнего шестидесятого. Любопытно, но лучше всего: "Три настроения". Исп. В.Молодцова и М.Тихомирнов (сын Ирины). Красивые костюмы А.Судакевич.
"Лирический этюд". Исп. К.Слепухина и Аз.Плисецкий.
"Нарцисс" в исполнении Володи Васильева - замечательно.
Теперь у нас вместо Н.Михайлова министр культуры Е.А.Фурцева.
3 июня. Сдали "Вишневского", но Вишневецкая меня не оставляет, хочет делать про Коненкова. Только через народный суд!!!
Должен был делать 3 части о гастролях Вана Клиберна, но за два дня до начала последовала отмена из Министерства культуры.
В конце мая открылась молдавская декада, приехал Жорж Геловани, он худрук. От двух спектаклей отбрыкался, но на балет "Сломанный кнут" пришлось пойти, насели еще и знакомый балетмейстер Серафим Дречин, и композитор Эдик Лазарев. Оказался неплохой балет с молодым танцором В.Тихоновым, хорошей музыкой и ужасными декорациями.
P.S. 1997. Владимир Тихонов сразу обратил на себя внимание, его пригласили в Большой, он много танцевал - в том числе и с Плисецкой. Он живет в одном доме с нами на Икше, мы с ним в дружеских отношениях. Давно уже на пенсии, страдает болезнью ног. Сын его в хореографическом.
7 июня. Зяма Гердт полон всяких историй, и с ним всегда интересно. Приходит он недавно на встречу однополчан. И видит знакомое, такое милое лицо, старый фронтовик! Он его обнимает, смотрит в глаза, спрашивает: "Ну как ты?" "Да ничего, живу!" "Надо бы нам чаще видеться", - говорит Зяма. "Да куда уж чаще, - отвечает фронтовик. - Ведь каждый день встречаемся!" - "Как так?"
Выяснилось, что фронтовик-то работает в театре вахтером! И Зяма два раза в день ходит мимо него.
10 июня. В начале июня, в пятницу вечером, когда я уходил со студии, меня схватил в вестибюле Ешурин (он стоял и караулил, кого бы поймать, кто еще не ушел домой) и со скандалом обязал снять выпуск о первом московском празднике песни. Со скандалом - так как все уже смотались на дачу и как сформировать группу вечером, чтобы утром снимать? С истерикой и матом наскребли кого попало и на следующий день на тридцатиградусной жаре снимали на площадях хоры - тело к телу, сопрано к сопране! Жалкие кучки москвичей, что не сбежали за город, в истоме слушали громкое фальшивое пение. Возился две недели и сдал две части, нужные только администрации праздника. Больше никому.
В театре Советской Армии смотрел новую пьесу Зорина в постановке Львова-Анохина "Увидеть вовремя". Замечательная Фетисова, особенно в монологе о телефоне. Интересный спектакль.
Идет "Русский сувенир" Александрова, от которого у всех волосы дыбом и дух вон.
Был на ужине у Райзмана, Сюзанна очень гостеприимная и забавная, говорила и смешно показывала, как ее знаменитые партнеры жулят в карты. Юлий Яковлевич ироничен, интересно говорил о будущем фильме, куда пригласил писать музыку Щедрина.
Из письма Л.Ю. 18 июня 1960. Париж.
"...Идем сегодня в Оперу смотреть три балета Равеля, из коих один в декорациях и костюмах Шагала - "Дафнис и Хлоя", а завтра на пьесу Ануя "Беккет", где, говорят, очень хорошо играют. Живем потихоньку, соскучились по москвичам, но если удастся продлить фр. визы, то задержимся недели на две дольше, чем думали, чтобы пожить с Арагонами в их новой квартире, которая еще не готова. Они измучились с ремонтом, покупкой мебели, книгами. Эльза еще, кроме того, лечит ноги, и лечение очень утомительное. Оба они горячо тебе кланяются. Вася уже купил тебе две рубашки...
Привет всем хорошим людям, целую.
Лиля".
17 июля. Две недели отдыхал под Ригой, несколько дней гостил у Брюханенко-Успенских в Меллужи. У них дача одной стороной выходит на море, а другой - на кладбище. Вид, как во втором акте "Жизели", спать очень хорошо (если не вечным сном...). Тихо.
2 августа. Показали нам уже знаменитую и нашумевшую "Сладкую жизнь" Феллини. Мне не понравилось. Впечатление, что картина в целом не смонтирована, композиционно не сложена. Она интересна жанрово, интересны все эти вечеринки, рестораны, платья, машины... Но о каком обличении пишет пресса? Видели мы такие вечеринки и светскую жизнь уже много раз, ничего нового. Каждый эпизод безбожно затянут, и к концу сцены становится просто скучно. Мастроянни выбран неудачно: инертный, слабый и неубедительный актер.
На мой взгляд, это наименее удачная картина Феллини. Она не эмоциональна, не трагична - как "Дорога" или "Кабирия", она как-то размазана. Козинцев пишет, что "Феллини говорит о неминуемой гибели общества, к которому принадлежит". В картине я этого не увидел.
P.S. 1997. Как глупо, что я тогда ничего не понял в картине! Какие наивные и нелепые рассуждения. Проморгал, просмотрел и новую драматургию, и новую стилистику... Не увидел привычного и отвернулся. Кретински "оценил" Мастроянни.
Думаю, незачем писать, что "Дольче вита" со второго просмотра стала моей любимой картиной, что сегодня она у меня на кассете и я часто смотрю ее. Интересно, что такая же история произошла со мной с фильмом "Смерть в Венеции". После просмотра - полное неприятие (хуже мне, а не Висконти). И вскоре: "Боже, где были мои глаза?!" Раза два в году обязательно смотрю ее. Вот ведь как бывает.
22 августа - 2 сентября. Турпоездка в Италию на Олимпийские игры. Что же писать про Италию, если про нее все написано? Скажу только, что буквально потрясло меня - "Моисей" Микеланджело, Сан-Пьетро, "Страшный суд" в Сикстинской капелле и... ночное "представление звука и света" в развалинах Форума.
Хотя поездка была на Олимпийские игры и нам ежедневно давали дефицитные билеты, я ни разу не был на соревнованиях. С нами в группе была Ольга Лепешинская, на другой день она натерла ногу и, отпросившись у руководительницы, попросила меня проводить ее в наше посольство к врачу. Таким образом я попал на знаменитую виллу Абамелик, которая лежит вне туристских троп. Мы как-то сразу сконтактовались с Ольгой Васильевной, она стала звать меня "мой чичероне", мы вместе проводили время, что мне было гораздо интереснее, чем смотреть стометровки на стадионе...
Советник по культуре познакомил нас с Ией Русской, директрисой академии танца, и она тут же пригласила нас на представление. Вечер балета шел в развалинах Палатина, очень живописно подсвеченных оранжевым, а кусты-кулисы зеленым. Исполнители произвели скорее хорошее впечатление, танцевали классику, слегка модернизированную. Перед началом танцовщицы преподнесли О.В. черные орхидеи - страшно дорогие, изысканные цветы в целлофановой коробке.
Ужинать мы поехали в какой-то загородный дворец, принадлежащий знакомому Русской американцу. Это было похоже на эпизод из "Сладкой жизни" - и залы и публика. За ужином мы познакомились с Грантом Мурадовым, армянским эмигрантом из Тифлиса, который танцевал еще в труппе Кшесинской, а потом у Баланчина. В Риме он держит балетную студию и попросил Лепешинскую посмотреть его учениц и дать класс. Договорились, что он заедет за нею ("И моим чичероне", - добавила она кокетливо), а после класса повезет нас смотреть Рим.
Жили мы в "Луиджи монти" - общежитии семинаристов-иезуитов на далекой окраине, в том месте, по-моему, где промышляла Кабирия. Келья на двоих, сортир на всех, завтрак в трапезной - булочка-просвирка с прозрачным кофе (усмирение плоти), которые подают иезуиты в белых рясах. Ольга Васильевна до завтрака всегда делала "станок", держась за перила лестничной площадки.
Частная школа помещалась в особняке, директор, ассистент и уборщица - жена Мурадова. Сам он - педагог-балетмейстер. Ученики самые разные - танцор Римской оперы, какая-то молоденькая англичанка с макароновидными ногами и строгим отцом, две девицы, что хотят стоять на пуантах, молодая дама, кривоногий скульптор и бывший партнер Берил Грей... "Кто нам платит, того мы и учим", сказал Грант. Лепешинская смутилась - прима-балерине Большого как-то не по рангу эта любительщина. Но все же дала класс, скорее для Мурадова, он все подробно записал и упросил О.В. приехать еще один раз. Мурадовы оказались милейшими людьми, много с нами (без меня О.В. - ни на шаг) цацкались показывали город и всякие закоулки, возили в Ассизи, угощали, развлекали... Грант рассказывал кучу всяких историй про Кшесинскую, Иду Рубинштейн и других актрис.
"Ида была баснословно богата. И когда у нее был роман с маркизом де Куэвайсом, она могла оплатить игру Яши Хейфеца, он музицировал для них, пока они в соседней комнате ужинали с маркизом. Представляете?"
"Подумать только!" - качали головами мы с Лепешинской, не то восторгаясь Идой, не то осуждая Яшу.
"А этот знаменитый случай? Приехав в Швейцарию (вскоре после России), Феликс Юсупов с женой видят на горе прелестный замок и спрашивают: "Чей он?" "Юсупова", - отвечают".
Мы с Лепешинской только цокали языками...
"Уже в старости, в двадцатых годах, Элеонора Дузе появилась на сцене в "Даме с камелиями". Увидев ее, уже сильно немолодую, зал зароптал. Она переждала, когда стихнет шум, и сказала: "Я знаю, что я стара, но я должна играть, чтобы есть!""
Так рассказал Грант, но я думаю, что она сказала: "Я должна играть, чтобы жить".
У нас на студии работала ассистенткой очень красивая девушка Люда Блат-Санпитер (ни более, ни менее). Приехала итальянская группа, у нее завязался роман с молодым сценаристом Орлорио, они поженились, но ее не выпускали. И наша парторг Ведрова - страшная кривоногая мымра из приамурских партизан (а Люда - беспартийная), все стращала ее: "Да он женился на тебе, чтобы там издеваться. И хочет тебя туда вывезти, чтобы ты им мыла полы!"
Но все же выпустили ее. И в Риме мы бурно встретились и весело колбасились. А потом собрались с Сашей Рыбаковой и Юрой Леонгардом, которые от студии снимали Олимпийские игры, и Орлорио повезли нас на виа Венета (опять же из "Сладкой жизни"), и в роскошном ресторане мы пировали. Люда абсолютно счастлива с мужем и во время десерта, когда нам подали молотый кофейный лед со взбитыми сливками, говорит: "Увидишь там Ведрову, не забудь рассказать ей, как я здесь, не разгибаясь, мою полы!"
P.S. 1997. В 1995 году мы с Инной были в Италии, и я увидел снова "Страшный суд". За эти годы фреску реставрировали, и она преобразилась. Тогда это было серое, грязноватое изображение, которое тем не менее потрясало поколение за поколением. Теперь мы увидели ее в первозданном виде - свежие яркие краски, и фигура Христа оказалась неожиданно человечной, он такого типа, как Натан Федоровский* - мощный, красивый... Незабываемо покрывало Мадонны.
21 сентября. Снимаем "Пионерию" в Ленинграде. Вечером возвращаемся в гостиницу усталые, голодные, администраторша и говорит: "Утром освободите номер. Приезжает немецкая делегация". Мы возмущаемся, пытаемся сопротивляться, куда-то звоним. Тщетно.
- Это, наверно, потому, что немцы проиграли войну, - говорит Юра Серов, оператор, внук того самого Серова, живописца. Родители его погибли в блокаду в Ленинграде.
А я в сотый раз подумал - почему никому из власть имущих не пришло в голову (а надо это было сделать сразу же после войны) - за всю бесчеловечность, за трагедию блокады ЗАПРЕТИТЬ немцам въезд в город на сто лет! Как было бы справедливо - чтобы нация помнила! Ведь нынешние не знают, что творили их отцы и деды, память стерта, полное неведение. И когда они будут спрашивать - почему нам нельзя? - давать им читать про блокаду и показывать кинохронику.
Я об этом всегда думаю, когда читаю про те годы. Недавно неопубликованный дневник Н.Н.Пунина*. Как страшно!
Это, правда, не имеет никакого отношения к выселению из отеля. Вместо немцев приехали бы англичане или нигерийцы, и нас выгнали бы с таким же успехом. Но ЗАПРЕТИТЬ ВЪЕЗД НА СТО ЛЕТ было бы справедливо.
18 октября. В Доме дружбы был прием в честь Белафонте - знаменитого негритянского певца. Он очень молод и красив. Показали его телефильм, где он в паре с певицей Одеттой. Поет он великолепно - музыкально и артистично.
Новая пьеса Саши Володина "В гостях и дома" интересна, но поставлена Эфросом у Ермоловой вполне тускло.
Гастроли "Американского театра балета". "Сильфиды" Фокина ("Шопениана") с Марией Толчиф - она громоздкая, неартистична, нетанцевальна. "Матросы на берегу" - модерн, три эксцентричных танца матросов. "Па-да-де" из "Дон Кихота" исполнили выдающиеся Люп Серрано и Эрик Брун. У него замечательный апломб. "Синяя борода" Фокина - очаровательно, весело, легко, пародийно. Замечательные декорации и костюмы Марселя Вертеса.
4 декабря. Вожусь с какой-то непонятной картиной о Латинской Америке времен Боливара. И для нее снимал Иму Сумак, которая удачно подвернулась приехала с концертами. Сам концерт скучен и тягуч из-за фольклорного репертуара. Но отдельные вещи, когда она оперирует своими пятью октавами, производят большое впечатление. Красивые платья. Я снимал после концерта, она сама яркая, эффектная, крупная.
"Балет республики Куба" Алисии Алонсо. Видел ее в "Коппелии" - она хорошая балерина, но очень уж урод.
1961
Новый год встречали у Мары Черновой с Зоей и Эликом, Риной Зеленой. Король и королева комедии, а особенного веселья не было. А на Старый Новый год были в ВТО с О.Лепешинской, там были веселый капустник и ужин при свечах.
5 января. Сдал "Страницы великой борьбы" (Боливар), всем не понятную и никому не нужную картину. Как вспомнишь, так вздрогнешь. И тут же приступил к трехпленочной синераме для Франции. Дело в том, что в Париже месье Маклер выстроил синерамный кинотеатр и решил заказать нам фильм о России. Это должны быть достопримечательности Москвы с интуристским уклоном плюс балет - чего же еще? Два режиссера - Кристи и я. Я делаю документальную часть, он танцевальные эпизоды.
...Влюбленные юноша и девушка ходят по зимней Москве, купаются в открытом бассейне, что вырыли на месте Храма Христа Спасителя, без передыху ездят в метро, заходят в церковь, делают прически в парикмахерской, что-то жуют в ресторане и мечтают об оленьих бегах! А потом в новом университете, где по лестнице почему-то спускается хор студентов с громкой песней, вдруг выясняется - какой сюрприз! - что герои - молодые танцоры Большого театра Максимова и Васильев. И тут уж без дураков начинаются танцы на целый час - и Уланова, и Плисецкая, и Чабукиани, и все те, кто еще держался на ногах. Все это кое-как, а иногда и вовсе никак пытался связать в беспомощном сценарии Сакко Рунге. Так что мне опять приходилось импровизировать на ходу.
Звоню Максимовой, прихожу знакомиться. Живет она в Брюсовском, в доме, который я прозвал "Здравствуй, Вася!". Это один из первых кооперативных домов в Москве, там построили себе квартиры артистические знаменитости. И теперь там тесно-тесно висят мемориальные доски. Как-то мы ехали с Козловским на съемку мимо этого дома, и он попросил остановиться, вылез из машины, начал креститься на доски, кланялся и приговаривал: "Здравствуй, Вася" - это он с Качаловым здоровался, потом "Здравствуй, Леня" - это с Леонидовым и т.д. И пока со всеми не перездоровался, не сел в машину. Очень это меня тронуло.
Так вот, в "Здравствуй, Вася" Катя и живет. Огромная коммуналка, старомодная обстановка, безалаберно. Она выглядит очень юной, простой, но на самом деле уже с капризами. Мне сказали, что роман с Васильевым у них еще со школьной скамьи, но они не женаты.
Мы договорились о съемках и вышли на улицу вместе. Я обратил внимание на ее шубку: "Это норка?" - "Что вы! Я не могу купить себе даже норковую шапку, а вы - шуба!" Всю картину она так и снималась в этом нейлоне "под норку".
"Повесть пламенных лет" Довженко-Солнцевой. Красивы широкий формат, оператор, пейзажи, массовки. Сценарий, постановка, актеры - жуть, фальшь, ходульность, пафос, символятина.
Каждый день слушаем записи Окуджавы.
24 февраля. Трудно снимать синераму, ибо действие происходит в заснеженной Москве (суровая русская зима), а снег в этом году отсутствует, черные тротуары. И мы ежедневно отменяем съемки. Снимаем в интерьерах - то Катя покупает в Мосторге себе платье (свое же, привезенное из Канады). То ездил в Питер и снимал во дворце бракосочетания свадьбу с перезрелой невестой (уж какая была в тот день, ту и снимали) - это Васильев мечтает, что он когда-нибудь тоже встанет под венец с любимой. Оригинальный полет мысли Рунге, утвержденный французским продюсером!
Приехал из Парижа г-н Верне работать над синерамой, а по-моему, просто прокатиться в Москву с великовозрастной дочкой. Он противный и спесивый, а его фильм "Граф Монте-Кристо" первостатейная лабуда.
На английском кинофестивале мой фильм "Сергей Эйзенштейн" получил приз, о чем я получил уведомление и диплом.
Из фильмов:
Прелестный "Шумный день" с Олегом Табаковым.
"Истина" Клузо с ББ*. Она очаровательна и вполне драматична.
Изумительная картина Висконти "Рокко и его братья" - история семьи, приехавшей из деревни в Милан. С великолепными актерами Аленом Делоном (дебют), Анни Жирардо и Ренато Сальватори. Грандиозное впечатление.
Луи Дакен показывал своих "Авантюристов" по роману Бальзака "Баламутка". Среднекостюмная картина. Я был у Райзмана на суаре в его честь плюс Габрилович с Ниной. Дакен интересно рассказывал о Бальзаке, а Габрилович еще интереснее об Эйзенштейне.
"Зази в метро" - французская комедия абсурда, ужасно смешная, и ее интересно смотреть и разгадывать. Масса выдумки.
23 марта. Кончаем снимать синераму и снег для улиц привозим из-за города на грузовиках и раскидываем по мостовой к изумлению прохожих - я люблю такое документальное кино. Вчера смотрел материал г-н Маклер, впечатление благоприятное. Все успокоились.
Элик сдал наконец свою картину, теперь она называется "Человек ниоткуда". Эксцентрично, весело, с выдумкой. Очень удачный герой - Юрский. Премьера прошла с большим успехом.
"Бульвар заходящего солнца" с Глорией Свенсон и Эриком фон Штрогеймом любовная драма состарившейся актрисы. Свенсон отвратительна.
"Каса маре" - пьеса молодого драматурга Друцэ, поставлена Львовым-Анохиным. Любовная история в молдавском селе. Очень хороший спектакль, в главной роли Любовь Добржанская, она всегда интересна.
9 апреля. Вчера снова прилетел Маклер с актерами, которые будут озвучивать картину для Франции. Ив Робер и Софи Демаре. Босс все принял, и завтра начинаем озвучание.
В понедельник 2 апреля у мамы был приступ, вызвали "неотложку", и ее уложили на несколько дней.
12 мая. В конце апреля сдавали картину Фурцевой, с нею два заместителя. Просмотр в НИКФИ, они сели в первом ряду, она оглянулась и говорит: "Что ж вы так встречаете?" Как, думаю, ее надо встречать, гимном? Но дирекция сразу все поняла, запустила картину, и в темноте внесли маленький столик с коньяком и апельсинами. Я подумал: "Ай да министерша, не постеснялась! Ну, с такой мы не пропадем". Приняли картину очень хорошо и велели озвучивать на русском. Фурцевой представили Володю и Катю, и, поскольку они в картине женихаются, она спросила их, а в жизни они тоже муж и жена? Они замялись, а я сказал: "Вы знаете, Екатерина Алексеевна, им все никак не дают квартиру". Фурцева, криво усмехнувшись, посмотрела на меня и погрозила пальцем. Мы потом все долго гадали, что сей жест должен был означать. Вскоре им дали малюсенькую, с проходной комнатой квартирку на Грузинской независимо от Фурцевой.
Картину назвали "СССР с открытым сердцем", и 16 мая в Париже премьера с Максимовой и Васильевым.
"Генерал Делла Ровере" с Де Сика в постановке Росселлини. Замечательно.
В Большом премьера Лавровского "Ночной город" с Тимофеевой и Лиепой. Какая-то мура: рабочий парень спасает девушку из рук банды, любовь, но парень гибнет. А девушка впервые отказывается идти на панель... Это вместо знаменитого балета на ту же музыку Бартока "Чудесный мандарин". Мандарина заманивает в притон девка, он пылает, ее сообщники его связывают и грабят, он освобождается от пут, опять бросается к девке, тогда его душат, он оживает и снова хватает девку, его режут, но он все же снова - к ней, тогда в него стреляют, но он бросается на девку и, только поимев с нею любовь, умирает. Так по всему миру, а у нас - "любовь торжествует". Впрочем, и в "Мандарине" тоже торжествует, но по-другому.
3 июля. Я назначен делать выпуски по второму Международному кинофесту в Москве. Один - к открытию, второй к закрытию. Неизвестно, из чего делать первый, ибо картины на конкурс - одна хуже другой. Я уже видел шесть - уныние. Но говорят, что японская картина "Голый остров" - замечательная. Ее еще нет в Москве.
9 июля. Сегодня открытие в новом кинотеатре "Россия". Самый большой в Москве. Я был на ПЕРВОМ сеансе. Открывала Фурцева. Показали "Голый остров", действительно, очень интересная картина, но масса неполадок при проекции. Кинотеатр великолепный.
10 июля. Сегодня организовали киноинтервью с Канэто Синдо, постановщиком "Голого острова".
Интересная мексиканская одночастевая картина "Грабеж". Крестьянин приходит к помещику требовать свое, тот выходит на крыльцо и стреляет в него. Крестьянин падает, но замирает в стоп-кадре, не коснувшись земли. И перед ним проносится вся его жизнь с бедностью и унижением... И вот он продолжает падение от стоп-кадра, падает на землю и умирает. Конец.
16 июля. Мы договорились с Лоллобриджидой об интервью, но набилось столько репортеров, что получилась пресс-конференция и такая свалка, что наш микрофон повернули в сторону стрекочущей камеры и он записал не ответы Джины, а пулеметную очередь. Лоллобриджида красива необыкновенно, застенчива, в розовом платье с изумрудами. Настоящими?
Снимали Лиз Тейлор, она одна из звезд живет в "Советской". Ездит со своим знаменитым парикмахером Александром и каждый раз появляется с невиданной поэмой на голове, иногда с цветами. На ночном приеме в "Москве" Тейлор была с огромной зеленой розой в волосах. На шее у нее шрам от операции, который она никак не скрывает. Ее окружили официантки, и она долго и любезно с ними разговаривала.
Днем завтракали у Володи Лифшица с Кеном Хьюзом (постановщик "Оскара Уайльда"), Питером Финчем (главная роль) и Ширли Анн Филд (героиня "В субботу вечером..."). Переводила Рита Райт. Ширли умница, Хьюз очень остроумен, Питер Финч много смеялся и в восторге от Москвы. Я никак не могу взять в толк, почему это все было у Володи и Ирины?
3 сентября. В начале августа состоялась в кинотеатре "Мир" премьера цветного панорамного фильма "СССР с открытым сердцем". Все время полные сборы - привлекают и нового типа зрелище, и громкие имена в фильме: Уланова, Плисецкая, Чабукиани, Лиепа, Максимова и Васильев, Игорь Моисеев... А 1 сентября в Ленинграде, когда я там был по съемке делегации Венесуэлы, тоже была премьера панорамы и тоже полно народу. Прессы много, и вся восторженная.
"Самсон" Анджея Вайды. Талантливый режиссер, интересно поставлено, но сценарий слабый. Такая же история с фильмом "Мир входящему" Алова и Наумова по сценарию Л.Зорина.
В августе же была Французская национальная выставка, много интересного. Во французском ресторане изумительное вино "Барсак", но блюда приготовлены халтурно. Правда, огромный кусок лангуста под майонезом - объедение.
Был два дня подряд на концертах Марселя Марсо, гениально. Я так смеялся, что слезы лились на лацканы пиджака.
Французский широкоформатный фильм-балет "Раз, два, три, четыре". Балетмейстер Ролан Пети, прима - Зизи Жанмер.
"Пожирательница бриллиантов" - так себе (и другим).
"Сирано де Бержерак" - прекрасные платья Роксаны сделаны Диором. Интересное па-де-труа, снятое чуть замедленно, - "Балкон Роксаны".
"Траур в 24 часа" - оригинальная декорация свалки, где идет странная дуэль.
"Кармен". Очень хороша Жанмер. В таверне кавалеры танцуют со стульями, а дамы, наоборот, стоят вдоль стен. Эскамильо подан пародийно, как душка-тенор.
И все вместе взятое - хорошо поставлено и красиво.
13 ноября. Должны открыть Дворец съездов в Кремле, сначала там будет съезд, а потом концерт. Для концерта мне поручили сделать помпезный ролик, иллюстрации к трескучим стихам, которые будут читать ведущие. Отказаться не мог - ничем не занят. Репетиции идут по ночам, я сидел три ночи, держал в объятиях ролик с вечным хором Александрова и "Березкой", но для разнообразия Захаров поставил балет - разумеется, "Путь к звездам" с Васильевым. Жуть собачья, одни жесты и прыжки, зато все в серебряных комбинезонах. В результате забраковали многие стихи ведущих и мой ролик даже не зарядили (хотя сам по себе он был принят режиссером концерта на студии). Балет Фурцева не разрешила ("мы тут посоветовались"). Новый дворец огромен и отличается тем, что никто никого не может найти и нельзя самостоятельно открыть ни одну дверь.
Отец и Л.Ю. слегли с сердечными приступами, и я три ночи ходил к ним ночевать.
"А если это любовь?" Райзмана - очень хорошая картина, которая почему-то вызвала ненависть его друга Юткевича, в Союзе кинематографистов устроили даже обсуждение.
Издали у нас Цветаеву. Изумительные стихи, особенно ранние. А поздние великолепны по изобретательному слову. (Кстати о брюках* - ранние стихи почему-то почти всегда великолепнее поздних...)
17 декабря. Вернулся из Челябинска и Магнитогорска, смотрел объекты для съемки альманаха "СССР сегодня". Все не подошло, удручающе неинтересно.
Был на Всесоюзной художественной выставке. Огромный контраст в лучшую сторону по сравнению с пятидесятыми годами. Много свежего, условного, почти нет натурализма. Много "широкоэкранных" композиций. Очень хороши армяне.
"Океан" Штейна у Охлопкова. Неплохо. Почему-то эту пьесу ставят во всех городах...
22 декабря. Генеральная оперы "Не только любовь" Щедрина, либретто отца по мотивам рассказов С.Антонова. Кто ругает, кто хвалит. Л.Ю. подошла к двум полузнакомым дамам, которые фыркали, и спросила: "Что, скучно без бояр?" Это, конечно, пощечина общественному вкусу, все непривычно. Но музыка прелестна, особенно хоры и сам частушечный прием, декорации Тышлера для Большого новы, но со вкусом. Голоса хорошие, Майя танцевала соло - "Девушка с веткой черемухи". Но все, повторяю, непривычно.
"Мы помним заветы Сары Бернар, - писал Мейерхольд, - предостерегавшей художников театра от таких спектаклей, которые бы всеми принимались. Актеры и режиссеры должны торжествовать, только когда зрительный зал раскалывается"*.
28 декабря. Майя впервые станцевала Джульетту, которую она добивалась годами. Успех огромный. Выглядит прекрасно, позы - как с картин Ренессанса. Но некоторые вещи, которые ставились на Уланову, ей не идут, верно, будет менять их, делать по-другому. Сам балет - скучища адова, декорации хлам, а когда-то казалось все новым и свежим. Видно, приелся.
Новый год буду встречать у Руфины с Рязановыми, Лифшицами, Гребневыми и Бахновыми.
1962
19 февраля. Работал над картиной о пионерской организации. Смотрю то-се, хожу туда-сюда. Один сплошной зевок. С 20 января ездил во Львов, останавливался в отеле "Жорж" - там снимали "Мечту". Город красивый и скучный. Оттуда в Киев - видел Параджанова, совсем с ума сошел. На праздники его балкон украсили Ворошиловым, и он иногда отодвигал панно и кричал "УРРРА!" Меня успокаивал - я же не кричу "долой"! Действительно.
Из Индии вернулась группа туристов, где кто-то заболел чумой, был большой шухер, и решили на "Мосфильме" делать кино. Меня Толя Рыбаков загримировал индийским принцем, которому делают педикюр. Говорят, получилось интересно. Посмотрим.
Видел "Виридиану" - испанский фильм, получивший премию в Канне и запрещенный Франко. "Дольче вита" наоборот.
"Малегот"* в Кремлевском дворце показал:
"Петрушку" Стравинского - замечательно.
"Цветы" Шостаковича - срамотища.
"Болеро" Равеля хорошо танцуют, но глупо.
"Болеро" видел во Львове в постановке Дречина - гораздо лучше.
Вышел замечательный альбом рисунков Эйзенштейна.
29 марта. Сегодня скоропостижно умер кинорежиссер Толя Рыбаков. Это ужас. 42 года. От второго инфаркта. Бедная Саша!
За время моих разъездов умерла Софья Вишневецкая. Славная была тетка, интересная, умная, невыносимая. Хоть я и ругался с нею на чем свет стоит. Жаль ее очень. И Сережа Гуров, наш режиссер, умер скоропостижно. Очень по-настоящему интересен фильм М.Ромма "Девять дней одного года". С умными, оригинальными героями. (Посмотрел второй раз - и абсолютно не понравилось.)
4 августа. "Юных ленинцев" сдали благополучно-тускло на студии. Дали первую категорию. В Главке - вторую. В Министерстве - третью. Вот тебе и мерило, неизвестно кого слушать. Денег - гроши. Сейчас начинаем волынку с пересмотром категории, думаю, что впустую. (Получилось, и нам доплатили!)
Ездили в Вильнюс с И.Копалиным и Каравкиным, чего-то обсуждали, тратили государственные деньги. C утра до вечера чего-то смотрели и без передыху выступали. Шикарная гостиница размодерн, предельно неудобная, вход в спальню только через уборную. Копалин, наша гордость и оплот, все время говорит о еде и пересчитывает суточные.
Впервые увидел Чюрлениса, много-много, но он мне совсем не понравился, символизм мне чужд.
С 7 июня по 10 июля отдыхал в доме отдыха в Ялте, в Литфонде. Все время проводили с Виктором Некрасовым, очень ироничный.
24 октября. Начались гастроли "Нью-Йорк сити балле". Программа очень разнообразна. Есть вещи восхитительные, есть скукотища. Но нет безвкусицы. "Отсутствие денег спасает нас от безвкусицы", - сказал Керстайн, руководитель балета. Я начинаю снимать Жоржа Баланчина и его балет, хотя договоренности у Минкульта с американцами нет - возьмут ли они с нас валюту? Если потребуют мы закроем картину. А пока что я прихожу вечером к Пере Аташевой и она, глядя на буклет, спрашивает:
- Кто это такой с огромным носом, даже страшно?
- Линкольн Керстайн - финансовый директор и хозяин труппы.
- Уж не тот ли, кто дружил с Эйзенштейном в Америке и был потом с ним в переписке? Узнай!
Я узнал и выяснил, что это тот самый Керстайн, ценитель и знаток искусств, автор нескольких книг о балете. Услышав о вдове Эйзенштейна, он захотел с ней повидаться. Не могу ли я этому содействовать?
Вчера я заехал за ним в "Украину" и, ни слова не говоря (я по-английски, он - по-русски), привез его к Пере. Тут уж все в порядке, так как она в совершенстве владеет языком. Пили крепкий чай с клюквой в сахаре и долго дружески разговаривали. Керстайн вспоминал всякие подробности пребывания Эйзенштейна в Нью-Йорке, в каком отеле он жил, как однажды на сутки исчез Александров и сколько было волнений, как он устроил ланч и были приглашены Робсон с женой, Эйзенштейн и Тиссэ. "Я знаю, об этом мне потом рассказал Робсон", - засмеялась Пера. Потом они что-то уточнили с ним в рукописи Сергея Михайловича и в какой-то открытке. Они очень понравились друг другу, Керстайн осматривал библиотеку Эйзенштейна.
Затем Пера без обиняков сказала ему о нашей проблеме с валютой, и он все решил в одну минуту: "Ну конечно, о чем речь?" И послезавтра я начну снимать картину - благодаря Пере! Вот удивятся-то в Минкульте.
Перед уходом я попросил прочитать босса инструкцию на перцовом пластыре против радикулита - Пера не могла осилить такой мелкий шрифт. Он вздел очки и громко прочитал все дословно, а Пера переводила - что, куда и как надо прикладывать.
P.S. 1997. Они подружились и переписывались. Он даже сочинил поэму в ее честь, начертал ее на клыке какого-то животного и с кем-то послал ей, но клык кто-то зажухал... А может быть, таможня не пропустила.
За это время к нам приезжал Стравинский, который мне ужасно понравился - и как дирижирует и, главное, музыка.
На днях ездили с Гребневыми и Анной Ахматовой гулять в Переделкино. Она очень грузная, хвалила Стравинского. Сказала, что прочла его воспоминания, где он удивительно верно вспоминает Петербург - и по цвету и по запахам. После этого она перестала писать свои воспоминания, так как ее ощущения абсолютно совпадают с ощущениями Стравинского. "А переписывать его - это не моя очередь". Надписала мне свой портрет. Она абсолютно гениальна и несгибаема.
В последних числах октября Гребневы устроили вечер в честь Анны Андреевны. Были Арсений Тарковский, Татьяна Озерская и я. Ахматова сидела величественная, в светло-фиолетовом платье и белой шелковой шали - какой ее описывают современники в последние годы. Пили чай и, поскольку я приехал из Большого театра, то разговор зашел о балете. И, хотя танцевала Уланова в "Ромео", я ушел в антракте, предпочтя Ахматову. "Трудно было смотреть", - сказал я, не объяснив, что стоял на одной ноге в дальней неудобной ложе. "Что же трудного, - резонно заметила Анна Андреевна. - Смотреть на танцоров и слушать музыку? По-моему, одно удовольствие".
Говорили о приближающемся Дне поэзии, о поэтических вечерах. Гребнев сказал, что лишь недавно увидел стенограмму последнего выступления Маяковского перед студентами Плехановского института.
- Я читала эту стенограмму в его музее. Молодые негодяи просто глумились над больным Маяковским, приехавшим к ним на вечер. Это было за пять дней до его гибели. Разумеется, он не мог этого выдержать - он же мужчина!
Естественно, вскоре попросили Ахматову прочесть стихи. Перешли в другую комнату, ибо маг был огромный, одна из первых моделей и таскать его было невозможно. Анна Андреевна читала охотно и много. Низким голосом, неторопливо, нараспев. Спросила: что еще? Арсений Тарковский, который сидел закрыв глаза, попросил - "Без героя". Так я впервые услышал отрывок из этой поэмы.
1963
[Новый год встречали у меня 16 человек - Бахновы, Гребневы, Гердты, Рязановы, М.Львовский с женой, Клара, Руфина, Мара с Павлом. Было очень мило.
Еще в том году:
Был вечер Евтушенко в Зале Чайковского. Великолепно он читает.
Под самый Новый год были мы все, кинематографисты, приглашены в МК, и т.Поликарпов рассказал нам о встрече т.Хрущева с интеллигенцией.
27 января. 17 января был вернисаж выставки Леже, Нади Леже и Бокье. Очень пышно. Леже яркий, интересный, увлекательные огромные керамики, красивые витражи. У Нади Леже понравился автопортрет, таджикская картина и еще что-то. Бокье не произвел впечатления.
22/I - Выставка Пиросманашвили. Изумительно.
10 марта. Все возимся с "Кино". Съезд откладывается и откладывается, а с ним и сдача картины. Вчера наконец был худсовет и порешили, чтобы все кончал Кармен с Новогрудским - у нас уже сил нету с этим Новогр. спорить.
Было мое рожденье, бутерброды и масса народу.]
6 апреля. Радостнейшая дата, как писал Маяковский. В 3 часа расписались с Инночкой в загсе и потом дома устроили свадебный обед. Были Элик с Зоей, Наташа Давыдова с писателем Анатолием Рыбаковым, Клара Лозовская с Леночкой. А вечером еще приехала Катя Вермишева с Леней Махначем.
Разве нужно что-либо добавить к этому?
9 апреля. Сегодня Инна рассказывала Лиле Юрьевне:
- Мне очень понравилась обстановка в загсе. Все строго, без завитушек, никаких там фикусов - только портрет Хрущева над столом.
- По-моему, фикус был бы уместнее, - заметила Л.Ю. - Правда, я не хочу этим сказать, что нами правит фикус...
12 апреля. [С 25-31 марта были с Оксаной Головней и Васей Киселевым в Алма-Ате. Возили наши картины и ругали их продукцию. Там плюс 24, а в Москве все еще минус 10. Из мороза в жару и обратно. Пера второй месяц лежит в больнице.
Майя переехала на ул. Горького.]
10 мая. Вчера была кузина Леля, они с Инной долго перебирали семейные фото, вспоминали многочисленных теть, дядь и племянников. Инна начала рассказывать про папину библиотеку, да так интересно, что я включил маг. Потом взял с нее слово, что она расшифрует пленку и запишет, иначе все забудется. История-то эта поразительная.
12 июня. Инна все увиливает от расшифровки пленки с папиной библиотекой. Правда, времени у нее нет. Но клятвенно обещала заниматься этим хоть по полчаса в день.
[6 июля. С 23 по 29 апреля был с Мжедловой в Вильнюсе по съемкам Межелайтиса. Очень понравился он и Красаускас, который сделал восхитительные иллюстрации, гравюры на дереве.
В конце мая переехали на дачу, там было восхитительно.
У Элика был сердечный приступ.
Папа и Л.Ю. 20 мая уехали в Париж.]
12 августа. Живем в Кратове, идет дождь, и тут уж я умолил Инну закончить "Библиотеку". И вот 10 августа (всю неделю лило) история закончена! Вклеиваю ее в дневник:
"Папа родился в маленьком университетском городе Тарту, в Эстонии. Он был хорошим семьянином, очень любил маму, но главной его страстью была библиотека. И все же первый том своих "Заметок библиофила" он предварил надписью "Посвящаю жене, книжной пыли не боящейся".
До войны он работал в качестве директора эстонского филиала шведской фирмы по производству спичек. Поскольку шведы платили хорошее жалованье, то материальные возможности помогали ему реализовать страсть к пополнению своей библиотеки. Она росла упорно, став одной из крупнейших и наиболее полных библиотек по искусству в Прибалтике.
Мои детские годы прошли в Тарту, и я хорошо помню большой отцовский кабинет, стены которого сплошь состояли из книжных стеллажей. Когда в 1934 году мы перебрались в Таллин, то помню, что главной проблемой, связанной с тем, какую снять квартиру, были стены. Я только и слышала, как папа ходит по сдававшимся в аренду квартирам и мерит сантиметром длину стен. И, действительно, наша квартира в Таллине из-за нужд библиотеки была огромной. В ней была большая, метров в тридцать пять, передняя. И она оказалась вся в книгах. Отцовский кабинет был и того больше. И всюду были книги!
Собрание отца было посвящено преимущественно книгам по искусству, справочной литературе по библиофильству и библиографии, иллюстрированным изданиям и книжным редкостям. Каждая книга снабжалась экслибрисом и соответствующей каталожной карточкой. Он не чурался покупать книгу и из-за исключительной выделки переплета, из-за гравюр, украшавших ее страницы, ради удивительной широты полей или качества бумаги. Он признавался, что самыми интересными часами его жизни были те, когда, сидя за чашкой кофе, он просматривал последний полученный номер библиофильского журнала "Philobiblon".
С приходом советской власти нас тут же уплотнили. Библиотека частично оставалась в комнатах, в которых жили жильцы. Отец поступил научным сотрудником в Художественный музей и впервые в жизни был по-настоящему удовлетворен работой. Но в воздухе пахло войной и репрессиями. К лету 1941 года начались массовые депортации эстонской буржуазии в Сибирь. При этом делалось все не только жестоко и страшно, но и нелепо - могли выслать семью владельца маленькой лавчонки - буржуй-кровопийца! Нашу семью спасло то, что в собственниках наше обширное семейство не числилось. Было ясно, что с прежней жизнью покончено навсегда.
В начале войны, 2 июля, папа пришел домой и объявил, что мы завтра уезжаем. Укладывала вещи я, 12-летняя девочка. Мама находилась в полной прострации, так как Лева, ее обожаемый сын, за день до этого ушел в армию, а отец бегал, оформляя документы на отъезд. Он понимал, что мы уезжаем если и не навсегда, то, случись вернуться, мы вряд ли найдем что-нибудь в целости.
Он вспоминал, как перед отъездом заглянул в кабинет и решил забрать на память по одной книге каждого народа. Забрал инкунабулы - библию Кобергера и книгу, изданную Альбрехтом Дюрером; английскую "Жизнь Нимрода" с 35 акватинтами художника Элькина; басни Лафонтена 1762 г. издания. Из русских басни Крылова, знаменитое миниатюрное издание, для которого был отлит специальный диамантовый шрифт. Взял с собой эстонское издание с гравюрами Айно Бах и три еврейских. Захватив эти несколько книг, отец вышел из квартиры, не обернувшись. Что он при этом испытывал, остается только догадываться. И мы втроем, мама, папа и я, с небольшим багажом - будто едем на дачу - отправились к эшелону. (Некоторые эти книги из-за нужды мы продали в эвакуации.)
Что же касается библиотеки, то она была перенесена друзьями отца в подвал Дома искусств, на хранение. Оттуда Эстонский Художественный музей забрал для себя много редких справочных изданий во временное пользование и поставил на них штампы музея.
Как только прибалтийские республики были захвачены, штаб оккупационных войск расположился в городе Тарту. Возглавлял его один из идеологов фашизма Альфред Розенберг. Уроженец Прибалтики, он получил юридическое образование в Юрьевском университете почти одновременно с отцом, знал про его коллекцию и сразу же заинтересовался местонахождением Генса. Ему сказали, что Генс уехал. А где его библиотека? Спрятать или скрыть ее было невозможно, слишком много людей знали о ней и о том, где она находится. И Розенберг потребовал библиотеку к себе в штаб. Все книги, в том числе несколько сот редких справочных изданий, необходимых музейным работникам и ими временно взятых в музей, были отправлены в Тарту. Там же оказалась большая коллекция графики из собрания отца. Как потом рассказывали люди, заглядывавшие в штаб, они видели, как в холодную зиму сотрудники штаба топили печи отцовским собранием экслибрисов. Ведь каждый экслибрис был наклеен на толстый лист картона, который замечательно горел.
Когда мы вернулись в декабре 1944 года домой, квартира была разорена, а библиотека вывезена в Германию. Потом наступили трудные времена - борьба с космополитизмом, у папы два инфаркта, затем арест, а после тюрьмы существование инвалида. У него развилось тяжелое сердечное заболевание, зрение еще больше ухудшилось, читать он мог всего несколько часов в день. В эти годы он стал писать мемуары, что давалось ему нелегко, но я никогда не слышала, чтобы он жаловался. Всегда чем-то интересовался, вел активнейшую переписку с друзьями-коллекционерами, среди которых были Павел Эттингер, Илья Зильберштейн, Сергей Варшавский.
И вдруг... Погожим сентябрьским днем 1955 года Сергей Петрович Варшавский, писатель и талантливый коллекционер, добрый знакомый отца, направился, как всегда, по Невскому проспекту в Книжную лавку писателей. Рядом с ним какой-то молодой человек показывал своей девушке книги по искусству. И вдруг Варшавский слышит: "Да не показывай мне книги по искусству, ты меня ничем не сможешь поразить. Когда я была на библиотечной практике, я заносила в инвентарную книгу библиотеку некоего Генса и после этого меня удивить книгами никто не сможет!" Сергей Петрович как лев накинулся на молодую девицу, выспрашивая подробности. Оказалось, что она училась в библиотечном техникуме и была на практике в Вильнюсе, где разбирался эшелон с трофейными библиотеками.
Сергей Петрович хорошо знал цену отцовского собрания и понимал, что если библиотека найдется, то и ему достанется что-то из этого сокровища. Он тут же связался с еще одним фанатичным московским книжником и собирателем Игорем Васильевичем Качуриным, и оба Шерлока Холмса срочно поехали в Вильнюс на поиски библиотеки. По некоторым намекам они поняли, что искать следует в городе Минске. Куда они и направились. Вслед за Публичной библиотекой, где они ничего не нашли, они посетили библиотеку Академии наук Белорусской ССР. Но решили не раскрывать карты, а искать исподтишка.
Тут следует отметить следующее. Сразу после войны, когда начался поиск пропавших во время войны культурных ценностей, библиотека Генса была включена в число разыскиваемых. Отец в то время еще не был персоной "non grata". Однако никаких следов библиотеки тогда, будто бы, не было обнаружено.
Итак, Сергей Петрович и Игорь Васильевич пошли в читальный зал и выписали несколько заявок на редкие книги по искусству, о которых знали, что они были у отца. Увы, отказ. Еще раз попробовали что-то выписать. Результат тот же. Разочарованные и растерянные шли они по коридору библиотеки, где столкнулись с сотрудницей, оказавшейся заместителем директора. Она увидела двух чем-то огорченных мужчин явно столичного вида. Обратившись к ним с вопросом, не может ли она им быть полезной, и узнав, что они интересуются книгами по искусству, она пригласила их в свой кабинет. Там она вытащила из шкафа несколько каталожных ящиков, и потрясенные ищейки увидели карточки, написанные от руки знакомым почерком Юлиуса Генса. Так они набрели на каталог библиотеки моего отца.
Не подав вида, они пошли разыскивать директора библиотеки. Сказали, что он скрывает в своих фондах библиотеку советского гражданина. Директор тут же стал все отрицать. Тогда они потащили его в кабинет обескураженного замдиректора и показали ему каталог отца. После малоприятного обмена "любезностями" стало ясно, что надо разговаривать с начальством.
И 20 сентября 1955 года зазвонил телефон. Сергей Петрович Варшавский из Минска сообщил, что напал на след отцовской библиотеки и требуется нотариально заверенная доверенность на ведение поисков. Мы были потрясены!
Нотариальную доверенность тут же отправили. Надо сказать, что отец воспринял эту весть довольно спокойно. Он внутренне настолько распрощался с библиотекой, что, видимо, сил волноваться или радоваться уже не было. Я же была вне себя. Мы вели очень скудную жизнь. Я работала в библиотеке, а, как известно, зарплата библиотечных работников очень маленькая. Отец, как социально вредный элемент, пенсии вообще не получал. Когда после войны подсчитывался ущерб, нанесенный Эстонии немецкими захватчиками, библиотека отца была оценена в один миллион золотых рублей. Мне виделись бутерброды с сыром и шпротами, которые я обожала, но позволить себе тогда не могла. Кроме того, радовалась за Леву - искусствоведа, для которого библиотека отца могла стать важным подспорьем для научной работы.
И тут заварилось... Из Минска шли телеграммы. Президент Академии наук Белоруссии заявил, что, если будет доказано, что библиотека принадлежит советскому гражданину Генсу, книги будут возвращены, но одновременно минское библиотечное начальство приняло хитрые контрмеры. Как уже было сказано, на нескольких сотнях книг была печать библиотеки Эстонского Художественного музея, поскольку работники музея во время войны ими пользовались. Вот только эти книги Белоруссия и была готова вернуть Эстонии. Но не нам! А - по ведомственному принципу - их решили переслать в... Библиотеку Академии наук ЭССР. И вскоре туда прибыли ящики, содержащие только 780 книг из папиной библиотеки, которые были снабжены штампом библиотеки Эстонского Художественного музея.
Тогда было решено подать одновременно в суд и на библиотеку Академии наук Белоруссии, и на библиотеку Академии наук ЭССР с требованием вернуть книги владельцу. Мы обратились к одному из лучших адвокатов республики. Дело слушалось в таллинском городском суде. Прибыл сам директор библиотеки из Минска - Степанюк. Выступали свидетели - из тех, кто перетаскивал отцовскую библиотеку в подвалы Дома искусств, сотрудники Музея, временно заимствовавшие справочные издания в Музей для работы. Всем было ясно, что все доказано, и хотя бы те несколько сот книг, снабженные печатью музея, будут нам тут же возвращены. Степанюк, понявший, что сохранить библиотеку ему не удастся, даже не дождался судебного вердикта и покинул зал заседания.
Итак - "Суд идет". Все торжественно встали, и... судья объявил, что семьсот восемьдесят книг являются собственностью Генса, но в иске Генсу отказать, так как обе Академии наук являются добросовестными владельцами. О добросовестности минских библиотечных работников, которые скрывали книги от читателей, уже было сказано. Даже наши противники были ошарашены таким решением. Впоследствии я узнала от своей подруги юристки, что прокурор, ее приятельница, была вызвана в ЦК КПЭ, где было сказано: книги Генсу ни в коем случае не возвращать.
Мы, наивные люди, верящие в закон, подали апелляцию. Она рассматривалась в Верховном суде Республики. Там ответ был другой. Там нам отказали под предлогом того, что свидетельские показания, прозвучавшие на суде, были будто бы "неконкретными".
Мы продолжали упорствовать и подали жалобу в Верховный суд СССР. Оттуда пришел ответ - поскольку Эстония является суверенным государством, Верховный суд СССР в дела суверенного государства не вмешивается. Когда пришел этот ответ, папа засмеялся и сказал, что готов им подарить библиотеку за весть, что Эстония является суверенной.
В феврале 1957 года, не дожив до 70 лет, мой папа умер. Вскоре после его смерти пришло письмо из Минска, на конверте которого было написано "Эстония, знаменитому художнику Юлиусу Генсу". В письме (оно у меня хранится до сих пор), написанном явно искаженным почерком, честные работники библиотеки Академии наук Белоруссии просили Юлиуса Генса затребовать свои книги. Они писали, что директор Степанюк заставляет их с мясом вырывать экслибрисы из книг. Что они не могут пережить такого варварства и умоляют Генса сделать все, что в его силах, чтобы получить книги обратно. И что они не подписывают письмо, так как боятся директора, который их может уволить.
На этом все и закончилось.
Папа всегда говорил, что суть коллекционерства в том, чтобы посвятить свою жизнь собиранию книг или картин с тем, чтобы потом они оказались в какой-нибудь библиотеке или музее. Наверно, это правильно. Но это должно делаться по доброй воле, а не способом грабежа, как это было с папиной библиотекой. Ведь одну и ту же библиотеку ухитрились украсть дважды - один раз немцы, другой раз белорусы".
P.S. 1997. Воз и ныне там.
Из письма Л.Ю. от 10 июня 1963.
"Письмо с чужой мельницы
...Мы живем тихо-тихо. Тем не менее видели очень интересный балет на музыку Orff'a "Carmina-Burana", под магнитофонную запись - оркестр и хор, дирижер Стоковский. Здорово, по-новому и народно. Без декораций. Костюмы чудесные. Вместо декораций только задник зеленовато-голубой, на котором проступают, в зависимости от содержания сцены, то колесо пыток, то рука, кот. держит розу, то дама червей, то Адам и Ева... Непонятно? Приедем - расскажем подробно. Смотрели три спектакля у Барро. Видели "West Side Story". Синематека обещает показать "Леопарда".
Ждем Театр Сатиры. Студенты готовят огромный вечер памяти Маяковского. Читать стихи будут Арагон, Бельмондо, Вилар и еще и еще... Вилар, возможно, поставит интермедию из "Бани" со своими актерами. В "Lettrеs" в трех номерах пойдет статья Плучека. Июльский № целиком будет посвящен Маяковскому. Городской Муниципалитет разрешил сделать доску на гостинице "Istria", где всегда останавливался Вл.Вл., но владельцы дома не согласились!!!"
[28 октября.
За это время:
В июле проходил третий Международный кинофестиваль. Сделал два выпуска: "Флаг кинофестиваля поднят" и "Огни кинофестиваля". Фестиваль снимать надоело очень: однообразие материала, повторение. Из картин: изумительно "Восемь с половиной" Феллини. Все остальное далеко от искусства.
После этого делал "Мы с тобой, Куба", очень намучился.
12 декабря. 7/ХII состоялась премьера "Спящей красавицы". Красиво, со вкусом, хороша Майя, но музыка - тощища.
В театре Моссовета смотрели "Милый лжец". Орлова великолепно выглядит, но не больше.
Закончил "Пионерию" 11, начал делать "Нашу Ярославну", две части о Терешковой, все на монтажном материале. Завтра уезжаю в Ленинград по съемкам "Дня поэзии".]
1964
[7 марта. Новый год встречали в Доме кино, было очень хорошо.
Весь январь возился с "Москва. День поэзии". Снимал массу поэтов. Картинку сдал благополучно и без скандалов, что неожиданно.
Теперь вплотную приступил к "Плисецкой". Идут съемки, монтаж. Сценарий пишет Комиссаржевский, мне с ним интересно.
С 23/II по 28/II был в Таллине на пленуме кино, что неинтересно. И, кроме того, перезнакомился со всеми родственниками. Их оказалось не так много, как Инна пугала. И премилые люди.
Вышел первый том собрания сочинений Эйзенштейна, изумительно интересно.
4 апреля. Работаю над "Плисецкой", очень увлекательно. Она сидит в монтажной, все смотрит и разрешает и не разрешает. Очень требовательна к себе. Непосредственна, жизнерадостна, весела, но характер вспыльчивый.
Как-то она сказала: "Уланова что-то делает лучше меня, что-то хуже. Мне, например, никогда не удавалось достигнуть легкости, воздушности, "духа", который есть у Улановой. Я очень земная баба".
31 мая. С 19 апреля по 5 мая Майя была в Милане, а по возвращении состоялось вручение Ленинской премии. Вскоре Майя устроила банкет, на котором было 120 человек.
Она по-прежнему сидит в монтажной и без нее не делается ни один танцевальный кусок.
19 августа.
За это время:
30 июня сдали худсовету и всему на свете "Майю Плисецкую". Получилось хорошо, даже мне почти все нравится. Весь июль я его подчищал, дорабатывал текст и переделывал Сен-Санса.
Улучшив картину, везу ее в Дилижан (под Ереван) показывать Майе, прежде чем сдать ее на копирфабрику.
В доме творчества композиторов картину смотрела масса народу - Шостакович, Бабаджанян, Пахмутова и т.д. Всем очень понравилось, несмотря на ужасную проекцию и чудовищный звук. Все говорили всякие хорошие слова, только М. все время вякала про какие-то мелкие недочеты. Ни слова благодарности ни мне, ни Хавчину, никаких комплиментов - только выискивание блох. Просто диву даешься!
Мне жаль, что "эта лошадь кончилась". Было очень интересно работать. Приятным и способным оказался Комиссаржевский, просто повезло, что он согласился. И нет в нем той пошлости, о которой все говорили вокруг. Немного красивости.]
С 24 августа по 11 сентября был в турпоездке Польша-Чехословакия.
12 октября. Однажды в коммуналке умерла одинокая старушка, и ее сосед обзванивал ее старых знакомых. Каждый раз он набирал номер и говорил: "Картина, детка моя, такая"... А дальше о похоронах.
Так и я - картина, детки мои, такая:
Летом 1964 года, закончив фильм "Майя Плисецкая", я полетел на две недели отдохнуть в Сочи, куда раньше не ездил и которые мне не понравились. Но дело не в этом. Сижу я на пляже, и кто-то принес газету "Правда", а там небольшая заметка. В Италии, в городе Бергамо, состоялся первый международный фестиваль фильмов об искусстве, и главный приз получила советская картина "Майя Плисецкая". Опускаю эмоции.
Вернувшись, я начал искать - кто ездил, какой приз, где он? И вышел на работника Совэкспортфильма Александра Борисовича Махова.
- Понимаете, Василий Васильевич, ни вас, ни Плисецкую не могли найти и на фестиваль попросили полететь меня.
- Гм-м. Странно, ведь я каждый день хожу на студию, и Плисецкая аккуратно вешает табель в Большом театре, так что найти нас было бы не трудно.
- Ну, этим не я занимался, а ЦК и могу вам сказать, что фильм прошел с большим успехом и завоевал первый приз. Поздравляю!
- Спасибо. Мне интересно, кроме приза, было денежное награждение?
- Да, мы получили миллион лир - это около тысячи долларов.
- И где же эти деньги?
- Сдали в казну.
- А мне ничего не полагалось?
- Ну, это надо обратиться в Министерство финансов, и они решат.
- А сам приз? Его-то хоть можно получить?
- Конечно. Обратитесь в Главк. Кстати, хорошо бы, если вы и Плисецкая напишете в дирекцию фестиваля письмо с благодарностью. Так принято.
И весь разговор.
Я растерялся и не спросил, а принято ли скрывать приглашение на фестиваль, зажухивать деньги, не уведомлять режиссера и студию, что картина награждена, не вручать приз группе и т.д.
Потом знакомые сказали мне про Махова: "Ну, это большое КГБ, он ездит на фестивали по заграницам, это его специальность, и врет он, что не могли найти вас с Майей. Сам себя командировал, так было удобнее".
Тут я его проклял и начал выцарапывать приз и добиваться денег, ибо сидел в долгах по поводу строительства кооператива. Долго я ходил по Главку из кабинета в кабинет и наконец нашли и приз и все документы где-то на шкафу и сунули мне в полутьме коридора. А в торжественной обстановке все это получил дорогой товарищ Махов в далеком итальянском городе Бергамо. И, привезя в Москву, швырнул куда-то в пыльный кабинет Главка.
А когда я пришел в родимое Министерство финансов, то там чиновник вышел в проходную (меня не пустили дальше) и сказал: "Ну вы и насмешили меня, дорогой товарищ - пришли в Министерство финансов просить денег!"
"Какие они, однако, здесь смешливые", - подумал я. Но все же через несколько месяцев отвалили мне месячный оклад в 200 рублей за картину, которая принесла им тысячу долларов.
А проклятье мое подействовало: вскоре Махов, сопровождая каких-то иностранных кинематографистов в квартиру-музей Пушкина на Мойке, не удержался и украл миниатюру со стены.
Был пойман с поличным. На этом карьера его кончилась. И по фестивалям стали ездить другие чиновники, а не Александр Борисович.
24 сентября у папы случился инфаркт.
После Сочи приступил к "Дебюту молодых".
[27 ноября. В Доме кино премьера "Плисецкой", которая прошла с большим успехом. А потом все поехали к нам, где был глинтвейн с бутербродами.
21 декабря. Приехали Эльза и Арагон. Смотрели мою картину. Арагон сказал: "Мне предложили представить группу "Гамлета" на премьере в Париже. Я согласился, но, увидев картину на предварительном просмотре, отказался. А если мне предложат представить ваш фильм, я это сделаю с удовольствием".]
1965
15 января. Плисецкая получает кучи писем от поклонников. Среди них есть просто идиотские. Сегодня выкидывала.
"М.М., мы видели по ТВ, что у вас под мышками нет волос. А у нас все время растут. Почему так?" И подпись - ученицы 7 класса из Тобольска.
Или: "М.М., я хочу сделать сюрприз Улановой, станцевать перед ней "Умирающего лебедя". Но я никогда не танцевала и прошу вас прислать мне балетные туфли. Оля, 14 лет".
Майя: "Да, это действительно будет сюрприз для Галины Сергеевны".
[24 января. Снимал Бессмертнову на репетиции и в "Жизели". Она восхитительна. Прекрасные данные. Снимал ее дома. Скромно и безвкусно.
С 10 по 17 января ездил в Ригу и Вильнюс с картиной "Майя Плисецкая". И там и там прошло хорошо. В Риге в это время повесился Барнет. От старости и усталости.
Приезжал Параджанов с картиной "Тени забытых предков". Скорее интересно, чем здорово. (Через год посмотрел снова и пришел в неописуемый восторг.)]
12 марта. У нас есть знакомый Александр Македонский. Но в отличие от того, он имеет отчество Борисович и архитектор. Пошел он недавно на выставку и встретил там свою давнюю знакомую, даму лет под восемьдесят. И сказал: "Ах, Верочка, как я рад вас видеть, вы так хорошо выглядите!" "Ну что вы, Шура, ответила она, - страшно на себя в зеркало посмотреть, все лицо в морщинах и морщинищах, под глазами мешки..." И кокетливо взглянув на него, добавила: "А ведь тело - как у шестидесятилетней..."
Апрель. Пера больна.
[30 июня. В середине июня сдал "Когда поют солдаты...", вполне ничего. Но ПУР разругал картину и заставил вставить всякие дерьмовые номера. Я был у генерала Востокова, он синим по белому написал, что выкинуть, что вставить и никаких разговоров! Все это я и переделывал во время Фестиваля. Сейчас приступаю к 4-му кинофестивалю, который откроется 5 июля.]
13 августа. Отшумел Фестиваль. Я очень устал. Сделал один двухчастевый выпуск "Репортаж с фестиваля", который показывали на закрытии и который привел в восторг Романова. Выпуск вполне так себе - хроника и хроника.
Изумительная, очаровательная Софи Лорен. Простая, покладистая с корреспондентами. Очень высокая. Ее секретарь, который великолепно говорит по-русски, рассказал нам, что она необыкновенно работоспособна и работать готова с утра до вечера. Сейчас она снимается в Лондоне, в фильме она играет женщину от 20 до 80 лет, и грим восьмидесятилетней занимает у нее 3 часа. Вот как она провела последние дни:
17 июля. Лондон. Встала в 7 утра с тем, чтобы в 8 сесть за грим. Затем съемка до вечера и отлет в Париж. В Париже министр культуры устроил в ее честь прием и, в связи с этим, легла в 3 часа ночи.
18 июля. С утра на ногах, так как отлет в Москву. Перелет. В Москве прямо из Шереметьево поехала смотреть город (ее уговорила Галя Монгловская), гуляла по Кремлю и даже осмотрела Успенский собор внутри. Гостиница, переоделась, чуть развела руками и поехала на прием, который затянулся до двух часов ночи.
19 июля. С 10 утра - встреча с фотокорреспондентами в вестибюле отеля и поездка с ними по городу (вместе с Закариадзе). Визит в посольство. Приехала в отель, переоделась и поехала в Большой театр на один акт "Золушки". Оттуда во Дворец спорта на встречу со зрителями, а из Дворца спорта в Дом дружбы на прием - до поздней ночи.
Во Дворце спорта я ее снимал. Сначала приехала машина с сопровождающими итальянцами, министерскими и Александровым. Затем на "Чайке" Романова приехала сама тетя Соня с Карло Понти. Она в меховой накидке и в зеленом платье с голой спиной.
Тринадцать тысяч зрителей просмотрели до этого две серии кошмарной картины студии Довженко и в исступлении ждали Софи. И вот прервали "Брак по-итальянски", зажгли свет. Стоя за кулисами, Лорен буквально дрожала от волнения и мелко крестилась, а переводчица приводила ее в христианский вид. Когда же она увидела эту огромную толпу, она просто остолбенела и на следующий день говорила, что "никогда еще ее не приветствовало столько людей сразу". Александров разливался соловьем, представляя Софи, а я вылез на сцену с громадным букетом оранжево-красных лилий. Потом она сидела за кулисами в темноте, глядя сбоку на огромный экран, и никто не решался ее потревожить.
Я думаю, что она не столько прислушивалась к реакции публики, как думали окружающие, сколько просто отдыхала в темноте и приходила в себя от всей этой суматохи. Мы попросили у нее автограф, и она укатила на прием.
На следующий день была пресс-конференция. Страшная свалка.
На приеме в Кремле было много нарядных актрис в длинных вечерних платьях, красивых, элегантных. Только наши бабы были тусклые и неэлегантные. Встретили Люду Блат и Джорджи, которые познакомили нас с Домингином и Лючией Бозе. Он очарователен, в белом смокинге, похож на балетного. Она несколько увядшая, не столь красивая, в шикарном вечернем платье с черными кружевами. В разговоре Лючия поведала нам, что сделала два аборта (речь зашла о детях) - впервые видя нас в глаза! И удалилась, шурша кружевной шалью.
24 сентября. С 25 августа по 15 сентября отдыхал в Сочи. По возвращении:
мама лежит с давлением и стенокардией,
Инну приняли на работу в Институт!!!
Суматоха предквартирная,
Лиля упала на даче и выбила зубы,
Майя приехала из Лондона и вставила зубы (себе).
23 сентября умерла Пера. Я был за два дня до этого у нее, она меня узнала. Она уже заговаривалась, бредила, но были и проблески. Я посидел с нею два часа, она забылась...
Это была замечательная женщина.
Писать мне о ней пока трудно.
24 декабря. Переехали на новую квартиру 10 октября. Была серия новоселий, которая нас уконтрапупила вконец.
Ездил в октябре-ноябре в Ужгород. Снимал там талантливую девочку 10 лет, Юдит Левенберг. Художница, папа-мама из гетто.]
1966
[30 января. Новый год встречали в Доме кино с Эликом, Успенскими, Матусовскими. Мне понравилось.
7 марта. 5 марта умерла Ахматова.
Были у Рошаля и Строевой на вечере памяти Вишневских. Многолюдно, вкусно, симпатично.
Элик купил дачу на Пахре.
Начал делать картину о Райкине. Организуется со скрипом. Что-то мнется, колеблется, мямлит. То ли боится, что спектакль, перенесенный на экран, примет масштабы атомной бомбы, то ли не хочет возиться, не пойму. Договорились с Ромой, что она примет участие в работе. Видел их спектакль "Волшебники живут рядом". Мне очень понравилось: смело, остроумно, талантливо.
13 мая. Вчера вернулся из Баку, где снимали Райкина. С Ленинской премией его - увы - прокатили. Ужасно несправедливо.
В Баку Райкин играл "Избранные страницы". Актер он изумительный. Играет каждый день с такой отдачей, как будто это премьера или гала-спектакль. Вдохновенно, не считаясь с усталостью. Видно, что играть любит. Я не видел ни одного актера столь популярного и так любимого народом. Именно народом, а не публикой!
Как только он появляется, еще не говорит ни слова - просто стоит - и весь зал уже любовно улыбается.
Он в жизни довольно вял, бестемпераментен, но на шутку реагирует безошибочно. Любезен, хорошо воспитан. Замечательно элегантен. Франт.
Рома умна, несобранна, очень радушна. Таково первое впечатление.
Насчет "сниматься" в нашей картине - Райкин то хочет, то финтит. Но потом выяснилось, что хочет за свой труд и талант не те тысячу, которые мы можем дать, а четыре-пять тысяч.
Я считаю, что он прав. Интересно, как посмотрит на это руководство? Если не согласится, то картина лопнет. Завтра начну хлопоты.
За это время видел:
"Берегись автомобиля" - замечательно.
"Чистые пруды" - понравилось.
"Гадюка" - так себе, актриса красивая.
12 июня. С Райкиным подписали договор на съемки за четыре с половиной. Со мной и с Ромой подписан договор на сценарий за тысячу двести на двоих. Работаю я один.
Похоронили Перу на Новодевичьем. Рядом с Эйзенштейном.]
14 июля. Ехали в дневном поезде целый день в Ленинград по "Райкину", а Нина Мжедлова, директор картины, рассказывала про свою коммуналку:
- У нас живет полоумная старуха, которая приходит в кухню, включает газ и начинает долго искать спички, иногда даже идет за ними в комнату... Однажды мы все взлетим на воздух из-за нее. Ну хорошо, если я буду в это время дома и тоже взлечу. А если нет? Что же я - за два года до пенсии останусь без единой простыни?
Чтобы не ударить лицом в грязь, я тоже рассказал какую-то историю про своих бывших соседей. Но Нина выложила козырь:
- А у вас жила, например, детская писательница, которая валит?
- Кого валит?
- Не кого, а что! Она подходит к уборной и если та занята, то она тут же и валит!
Н-да...
Возвращались из Ленинграда в разных купе. Утром спрашиваю:
- Как вы спали?
- Это вы спали, а я всю ночь дрожала от страха и думала: "Лучше в голову, чем в позвоночник".
Я, подавленный несообразительностью, молчу. Потом все же спрашиваю:
- Почему в голову лучше?
- А вам кажется, что лучше в позвоночник?
Ничего не понимаю. Постепенно выясняется: ночью Нина услышала через стенку, как в соседнем купе ссорились офицеры и один крикнул: "Я тебя сейчас застрелю".
- И я подумала, Вася, он выстрелит, промахнется, пуля пройдет сквозь стену и попадет в меня. Если попадет мне в позвоночник, я останусь парализованной, такой ужас! Уж лучше в голову - и дело с концом. Право же, лучше.
Тут уж не поспоришь.
21 сентября. Разговор с Л.Ю. о Татьяне Яковлевой; Л.Ю. интерпретирует это так:
"Она была красивая, высокая, звонкая. Их познакомила в Париже Эльза. М. влюбился, и завязался бешеный роман. М. вернулся в Москву, затем снова поехал в Париж, любовь продолжается, хотя М. и видит охлаждение, он "застукал ее в подворотне с этим маркизом"... Но роман все-таки идет, она даже делает аборт от М., Эльза ей в этом помогает. И вот однажды я получаю письмо от Эльзы и по привычке читаю его вслух - не помню, кто сидел у нас, М. был тут, он собирался в этот вечер в Ленинград. Эльза писала в письме о свадьбе Яковлевой с маркизом, свадьба была в церкви - флердоранж и т.д. М. в отчаянье выскочил из дома, обругал шофера ни с того, ни с сего (в чем потом извинился) и вне себя укатил в Ленинград. Утром я позвонила ему в гостиницу, и он попросил меня приехать к нему. Я в тот же вечер выехала, и мы очень мило там проводили время. Там был Барнет, и они много играли на бильярде. Вскоре у М. начался роман с Полонской. М. играл в это чувство с Яковлевой, слова были ненастоящими... Потом Нора Полонская прочла письма М. к Яковлевой и говорила мне, что он писал Яковлевой те же слова, что говорил Норе, те же мысли, обещания и т.д. Он уже был помешан на своем возрасте, на старении и проверял силу своей молодости... Он, например, звонил Зине Свешниковой и спрашивал: "Зина, поедешь со мной в Ленинград, я куплю отдельное купе..." - "Нет". - "Ну, я куплю вагон..." - "Нет!" - "Ну, тогда я куплю весь поезд..." Он очень болезненно воспринимал возраст, ему казалось, что он стареет... Он хотел жениться на Яковлевой, она будто бы была согласна, я ему говорила: "Да это она просто болтает, зачем ты ей - нищий!" Он даже строил квартиру, чтобы жить рядом с нами, на этаже (мы должны были жить в том доме, где Светлов, но потом стали жить на Арбате). Я не знаю, с кем он собирался там жить - с Яковлевой, с Полонской или еще с кем.
Яковлева вышла замуж за атташе французского посольства в Польше. В войну он погиб. Она вторично вышла замуж за еврея-американца, издателя. Она по-прежнему моделирует шляпы. Настроена очень антисоветски. Оглохла. Сейчас это огромная баба, похожая на Брюханенко, очень орет. Письма М. к ней опубликовал в Америке Якобсон - с ее согласия, когда она увидела, что М. знаменит".
Так все это выглядит в рассказе Л.Ю.
5 ноября. Были в "Иллюзионе" на вечере памяти Эйзенштейна, где показывали и мою картину. Первое, что мы увидели, была Вера Павловна Строева, которая почему-то принимала гостей, как хозяйка вечера. Выступил Кулешов, сказав, что, говоря о Сергее Михайловиче, он испытывает такое волнение, что вынужден читать по бумажке. И, вздев очки, прочел что-то очень правильное, известное и скучное. Затем Александров, как обычно, нес несусветную хлестаковщину. Хорошо говорил Штраух. А под конец выступил старейший японский режиссер, который безбожно говорил 40 минут, из них 35 про Валю Мильман (журналистка, дальняя знакомая Эйзенштейна), какая она необыкновенная и как она на редкость хороша собой (что сильно гипертрофировано). Вознаграждены мы были тем, что показали невошедшие куски "Ивана Грозного", неизвестные съемки самого Сергея Михайловича и запись его голоса.
В конце октября летал в Томск на съемку Университета. В Университете уникальная коллекция английских гравюр и один из лучших в мире гербариев. Было очень интересно. Привез из Томска стерлядь, которую мы ели, по-моему, впервые. Инна приготовила ее кольчиком, что нам показалось скорее явлением русской литературы, чем деликатесом. Но, в общем, конечно вкусно.
16 декабря. Наконец-то началась нормальная зима: намело снегу и идет дождь. В Ленинграде в Кировском смотрел "Шопениану" (снимал Наталью Макарову), "Седьмую симфонию" Шостаковича и "Гаянэ". Все вместе взятое и исполненное страх божий (кроме Макаровой). Снимал класс солистов, который ведет Дудинская. Очень интересно она это делает, мила и любезна, а я ожидал увидеть злодейку и деспота.
У Райкина масса старой мебели и красиво, как в квартире Пушкина на Мойке.
Звонила Вера Павловна Строева, которая начала за здравие, а кончила "Хованщиной" и буквально битый час говорила про Досифея и раскольников, а для вящей убедительности даже одну фразу пропела. Но меня она не убедила, поскольку в своей экранизации опустила "Исходила младешенька" - куда же это годится?
19 декабря. Позвонил Виктор Комиссаржевский, который написал о Плисецкой какую-то статью и просит срезки от нашей картины. Я заехал к нему в Ермоловский театр и, когда входил, сообразил, что это бывший театр Мейерхольда, и затрепетал... Мы сидели в кабинете Мастера, там еще сохранилась лепнина на потолке и замысловатые оконные переплеты. Комиссаржевский провел меня в зал - я сразу узнал его и вспомнил и узкое фойе, по которому мы шли, а потом он показал и гримуборные и сказал, что они почти не перестроены, и я вспомнил те незабываемые спектакли, которые видел мальчиком - "Ревизор" и "Горе уму". (О них я вспоминаю в записях 1946 года.)
1967
[11 марта. Накануне был Параджанов, который очень интересно рассказывал о съемках своего фильма "Киевские фрески". Фильм ему закрыли. Теперь он снимает "Саят-Нова"* в Армении. Сергей необыкновенно яркий, интересный, самобытный, оригинальный.
С 19 февраля по 22 февраля снимал в Ленинграде Райкина. Снимали всякие игровые вещи - специально. Днем или ночью после спектакля. Работоспособность у него поразительная. Память тоже - все свои монологи, даже игранные давно, он помнит наизусть - только пхни его. Артист он удивительный.
Был у Нины Черкасовой. Интересный она человек. Рассказывала про Эйзенштейна и показывала его письма. Одно письмо - он пишет Нине, почему он хочет пригласить Н.К. на роль Грозного (перечисляет достоинства Ч.), - и просит благословения Нины, с мнением которой, как это видно из письма, он считался.
Вот один из ее рассказов:
"Когда мы прочли сценарий "Александра Невского", я сказала Серг. Мих.: "А ведь роль Александра получилась голубая, теноровая... Она повлечет за собою девочек-поклонниц". С.М. со мною спорил, но я осталась при своем мнении. И вот мы поехали к Ламановой, которая занималась костюмами для картины. Примеряли плащ Невского. Он был ярко-синий, бархатный. Ламанова очень красиво приспособила его на Черкасове. Вошел Эйзенштейн, посмотрел, сделал две-три складки, по-другому застегнул его, и сразу все изменилось - плащ, фигура стали изумительными...
Потом С.М. стал шарить по углам мастерской, что-то выискивая. На мой вопрос он ответил: "Ищу, где тут поклонницы. Что-то их не видно..."
Он помнил все, всегда".
Понравилось в музее-квартире Некрасова.
В Музее Бродского. Бездарный художник. Но в коллекции есть интересные Шагал, Кустодиев.
Сейчас мусолю рекламный "Кинофестиваль".
Инна в Таллине.
Элик поменял квартиру.
Майя репетирует "Кармен".
23 апреля. С 19 марта по 20 апреля были в Ленинграде по "Райкину". Райкин репетирует очень ярко - фантазирует, импровизирует, меняет, загорается, придумывает бесконечно.
"Мещане" у Товстоногова. Тоска смертная, но играют очень здорово.
Концерт Лусены Теры, испанской танцовщицы. Мы в восторге.]
8 мая. Вдруг ужасная жара - плюс 29!
27 апреля Инуся защищала кандидатскую диссертацию. Все было здорово, быстро и единогласно!!! Все говорили только хорошее. Потом все пошли в "Арагви" (двадцать два - двадцать четыре человека), а потом у нас дома было девять человек. 29-го мы устроили бал дома, где было восемнадцать человек - то есть, короче говоря, с нами пировало пятьдесят человек! Несколько дней мы не могли прийти в себя!
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги