Лотос на ладонях

Индуизм в XX веке

«В Индии человек дышит воздухом религии». Не знаю, кому принадлежит это изречение, но, думается, оно метко характеризует ту духовную атмосферу, которая на протяжении веков царила здесь. Вся жизнь человека, от рождения до смерти, его отношения с внешним миром регулировались предписаниями и нормами вероучения.

И сегодня религиозная паутина лишь прорвана, но не уничтожена окончательно, она по-прежнему опутывает индийца, не давая ему возможности всей грудью вдохнуть свежий воздух прогресса.

Раннее утро в Бангалуре — столице южного штата Майсур. К мандирам, расположенным близ одной ив городских площадей, вереницей тянутся верующие. В руках у них лепестки цветов, плоды бананов, у некоторых подносики с ритуальными принадлежностями — мисочкой для сандаловой пасты, краской, растертой на растительном масле, металлическим сосудом с водой, сандаловыми ароматическими курительными палочками и т. д. Большинство совершают пуджу — богослужение — на ходу, явно торопясь на работу или по делам. В соответствии с предписанием они должны были бы несколько раз обойти вокруг храма, произнося про себя священные магические стихи — мантры, но обряд упрощен, и теперь индусы два-три раза кружатся на месте, быстро шевелят губами и, сложив ладони в прощальном жесте, удаляются.

Подобную уличную сцену можно увидеть в Индии повсюду. Мандиров здесь не перечесть. Часто они стоят прямо на проезжей дороге, там, где полагается быть регулировщику. Обычно это маленькие строения (нечто вроде часовен), в которых едва умещаются изображения одного или нескольких божеств. Иногда каменные изваяния, увешанные цветочными гирляндами, обмазанные жертвенной пищей, сгруппированы вокруг священного для индусов дерева пипал, или ашваттха, прямо на открытом воздухе.

Много тут и больших храмов. В Южной Индии они имеют форму усеченной пирамиды и богато украшены скульптурой. Рассматривая запечатленные в камне мифы и религиозные сцены, убеждаешься в бессмысленности попытки определить число божеств индуистского пантеона. Их столько, шутят индусы, сколько’ верующих.

Главные боги индуизма. Обширный пантеон индуизм-унаследовал от более древних религий народов страны. Наиболее почитаемыми богами являются Вишну и Шива. Они, а также Брахма олицетворяют три основные функции всемогущего Верховного Существа: созидательную, охранительную и разрушительную.

Брахма, символизирующий творческое начало в природе, считается автором вед — священных «книг знания», самых ранних письменных источников древней религии индийцев — ведийской. Известны четыре веды: «Ригведа» — сборник гимнов, «Самаведа» — песнопений, «Яджурведа» — жертвенных формул, «Атхарвавсда» — заклинаний, магических формул, Брахма изображается иногда в виде четырехрукого божества, держащего в, каждой руке одну из вед.

В современном индуизме самостоятельный культ Брахмы по сути дела отсутствует, и ему поклоняются лишь как составной части «тримурти» — триады главных; индуистских богов.

Возможно, объяснение этому надо искать в происхождении самого культа, возникшего, по всей вероятности, из поклонения Брахманаспати, божеству жертвоприношения. Последнее занимало центральное место в ритуале религий, предшествовавших индуизму. В брахманизме самые угодные богам жертвоприношения могли-совершать лишь представители высшей сословной группы— жрецы-брахманы. Поэтому культ Брахманаспати носил специфический жреческий характер. Напротив, Шива и Вишну — трансформированные племенные божества— оказались близкими, доступными рядовым верующим.

Почитатели этих богов — вишнуиты и шиваиты составляют две основные группы индусов.

По мнению некоторых ученых, Вишну в какой-то степени идентичен Нептуну. Хотя он в отличие от Нептуна не имеет трезубца и не окружен тритонами, поклоняющиеся ему носят на лбу напоминающий трезубье знак намам (красная вертикальная черта и две белые наклонные), а на плечах у них иногда выжжено каленым железом изображение морской раковины.

Можно полагать, что в представлении древних индийцев земля была источником всякой жизни, ибо все либо вырастало из нее, либо обитало на ней. Но земля бесплодна без воды, которая одна только способна поддерживать, сохранять ее созидательную силу. Не исключено, что Вишну, называемый богом-хранителем, олицетворял собой второй элемент природы. В индуизме этот бог принимает множество обликов и десятки различных имен. Очень распространенным является имя Нараяна, что означает «Тот, кто пребывает в водах». В этом случае он изображается спящим на драконе Шеше, или Ананте, плывущем по волнам океана.

В небольшом, но посещаемом храме в деревне Рэлли (штат Андхра Прадеш) Вишну представлен в виде каменного во весь рост четырехрукого человека, держащего морскую раковину (сенкха, или панчаджания), диск (метательное кольцо — шударсана, или ваджранабха, — полученное в награду от бога огня Агни за победу над богом атмосферных сил Индрой), булаву (каунодаки, полученную по тому же поводу) и лотос (падма), символизирующий жизнь, любовь и божественную принадлежность. Каменная фигура обрамлена серебряными изображениями десяти аватар, земных воплощений бога.

Идея божества-хранителя на протяжении столетий получила оформление во множестве мифов, в которых Вишну в разных образах действовал как защитник истины и справедливости, отождествляемой с религией. «Каждый раз, когда религия в опасности и торжествует зло, выступаю я во имя защиты добра и подавления зла; во имя утверждения справедливости заявляю я о себе время от времени»^{1},— говорится в «Бхагаватгите».

Единой точки зрения относительно того, почему индуистские боги, и прежде всего Вишну, принимают многие обличья, нет. Некоторые считают, что в этом можно проследить влияние зороастризма. Существуют и другие мнения. Но несомненно, что представление об аватарах возникло позднее, чем само понятие бога Вишну, в ведийской религии относимого к солярным божествам. Появление этой идеи, очевидно, было обусловлено объективными причинами, необходимостью приспособить индуизм к местным условиям. Не исключено, что мифы о воплощениях Вишну были заимствованы брахманами из племенных верований, чтобы облегчить распространение вишнуизма, вытеснить бытовавшие объекты поклонения. Можно допустить, например, что первые четыре аватары, когда Вишну выступает в образе животных[1], вышли в конечном счете из легенд, связанных с ранними тотемическими верованиями. В настоящее-время эти аватары, за редким исключением, служат объектами самостоятельного культа. Основных воплощений Вишну 10, хотя иногда называют 12, 22, 24, 28 и т. д.

Третий член тримурти, Шива, нередко изображается в так называемой позе лотоса (см. далее), типичной для йога в состоянии медитации. Подобно другим индуистским богам, он многорук, а лицо его имеет голубоватую окраску (отличительная примета небожителя). Лоб перечеркнут тремя горизонтальными линиями, выше которых расположен полумесяц, с головы льется поток и свисают змеи, обвивающие затем его тело, живот покрыт пеплом. По индуистской символике, горизонтальные линии обозначают три божественных атрибута, или гуны, субстанции материи — пракрити (саттва — проявленное сознание, раджас — проявленная энергия, тамас — проявленная масса); луна — разум, а змеи — чувства. Все это должно указывать на то, что Шива обладает способностью полностью контролировать разум и эмоции. Пепел служит признаком святости и свидетельством отказа от мирских благ, наконец, поток — это вода священной реки Ганги, якобы дарованной им людям.

Иногда Шива изображается в виде танцующего бога-(Натараджа). Он исполняет космический танец разрушения старого и сотворения нового, символизирующий вечное движение мироздания по неизменному круговому циклу (поэтому фигура обычно заключена в круг).

Шиваиты склонны приписывать своему богу все основные атрибуты тримурти, и порой Шива предстает перед нами трехликим, как, например, в знаменитом храме на о-ве Элефанты близ Бомбея.

Очень распространено в стране почитание лингама, цилиндрической формы предметов, олицетворяющих мужскую силу Шивы. В пуранах, древних эпических сказаниях индуизма, подробно рассказывается об истории происхождения этого культа. В «Линга-пуране», например, повествуется о том, что однажды Брахма, Вишну и другие боги пришли к Шиве и застали его с женой в минуту интимной близости, Шива был пьян и не обратил на их появление никакого внимания, продолжая предаваться чувственному наслаждению. Боги возмутились и прогнали его. Когда, придя в себя, Шива узнал, что случилось, он и его супруга от стыда и горя скончались. Но при этом Шива предписал поклоняться лингаму как своему второму «я».

С данным культом связан один из главных праздников шиваитов — Шюваратри, или ночь Шивы, отмечаемый в месяц пхалгуни (март). В «Сканда-пуране» излагается следующая легенда. Раз член охотничьей касты бойя охотился в лесах близ Варанаси (г. Бенарес). Он подстрелил так много дичи, что едва волочил тяжелую ношу и часто останавливался передохнуть. Ночь (то была ночь рождения луны) застала его в лесу. Чтобы укрыться от зверей и холода, он взобрался на дерево (оказалось, что это билва, или margosa). Пытаясь поудобнее устроиться, охотник долго ворочался, и несколько листьев, цветов и плодов упали на лингам, который находился под деревом. Растроганный Шива сразу простил человеку его грехи. Через несколько дней после возвращения домой охотник скончался. Яма, властитель преисподней, отправил за ним своих посланцев, но Шива не позволил забрать его в ад. Яма удивился, что Шива защищает человека, всю жизнь убивавшего живые существа. Тогда Нанди, бык Шивы, всегда лежащий у врат его царства, объяснил, что бог простил охотнику его грехи за то, что он, пусть невольно, принес жертву лингаму в ночь Шивы.

В канун праздника мужчины-шиваиты постятся «сутки не спят. Они приносят в дар богу листья билвы, которые после поста сами же съедают.

Несомненно, культ лингама ведет свое происхождение от древнего культа плодородия. В современных шиваитских храмах можно наблюдать ритуал, когда над каменным лингамом на треножник ставится глиняный кувшин с плодами и листьями растений. И, как и тысячелетия назад, человек верит, что благодаря этому обряду он может обрести благополучие.

Воинственные богини. На ранних стадиях развития у народов, населяющих Индостан, существовали верования, близкие к тантристским. Слово «тан», по свидетельству ранних индийских источников — «Хариванши». «Бхагаваты-пураны», «Айтарейи-брахманы, «Махабхараты» и др., означает «размножение». Для тантризма характерно подчеркивание сексуального элемента, что обусловлено космогонией этого учения (так называемая деха-дева). В понимании его последователей мир возник в результате соединения мужского и женского начал, его первопричина — любовное влечение (кама). Природа вселенной и природа человека отождествлялись; считалось, что они развиваются по одним и тем же законам и что процесс воспроизводства животных и растений полностью идентичен человеческому воспроизводству. Отсюда и специфика тантристских ритуалов. Сохранившийся до сего дня обряд жертвоприношения коровьего топленого масла (гхи) и рисовых зерен идет от ритуала, символизировавшего совокупление женской крови и мужского семени. Подобная жертва призвана была обеспечить хороший урожай и большой приплод скота.

В тантризме акцент делался на женском начале, ему отдавалась ведущая роль в мироздании. Возможно, «женский принцип» в этом учении был своеобразным философским выражением доминирующего положения женщины в жизни общества.

Известно, что в индийском пантеоне первоначально главное место занимали женские божества. При раскопках Мохенджо-Даро и Хараппы, древнейших на территории Индии цивилизаций, датируемых III–II тысячелетиями до н. э., найдено много женских терракотовых фигурок, напоминающих статуэтки, которые обнаружены в районах других древних цивилизаций — в Месопотамии, Египте, на Кипре, на Балканах и т. д. Эти фигурки рассматриваются учеными как объекты поклонения.

Поскольку земледелие своим возникновением обязано женщинам, постольку и обряды тантризма, представлявшие, по существу, совокупность земледельческих магических ритуалов, совершались первоначально также только женщинами. В древности люди не знали, как в действительности происходит рост растений. Они отождествляли плодоношение их с процессом рождения детей. Производительную активность природы они пытались стимулировать магическими действиями.

Элементы земледельческой магии сохранились и в некоторых современных религиозных обрядах, например в ритуале Дургапуджи. Этот праздник, приходящийся на дни урожая, отмечается во всей Индии, но особенно широко в Бенгалии. Изображения воинственной Дурги, восседающей на тигре в окружении двух сыновей — Ганеши и Картика, а также Лакшми и Сарасвати — жен Вишну и Брахмы, украшаются цветами и гирляндами и устанавливаются в разных местах. Три дня верующие совершают пуджу, вечерами же устраивают самодеятельные концерты, поют и танцуют. Праздник закапчивается торжественной и веселой церемонией, сопровождающейся барабанным боем, музыкой и пением. Потом изображение Дурги отвозят к реке и после богослужения погружают в воду.

Сама пуджа в наши дни, как и раньше, совершается перед глиняным сосудом, наполненным водой и творогом, смешанным с рисом. Горлышко обвязывают красной ниткой и покрывают листьями пяти видов. Поверх них кладут глиняную тарелку с рисом, плодами бетеля и какой-либо плод, чаще всего незрелый кокосовый орех, окрашенный киноварью. На поверхности сосуда рисуют детскую фигурку.

Сосуд со всеми перечисленными атрибутами (пурна гхата) ставят на подставку из куска глины квадратной формы, на который нанесена одна из магических диаграмм, так называемый янтр. Все это — и сосуд, символизирующий лоно женщины, и фигурка ребенка (зародыш в чреве матери), и киноварь (менструальная кровь), и, наконец, диаграмма — преследует цель с помощью женского начала стимулировать произрастание сельскохозяйственных культур.

В ведийской религии богини находились на втором плане. Развитие пастушеского скотоводства (занятие мужчин) привело к ликвидации господствующего положения женщин в обществе, а это в свою очередь отразилось в религиозных верованиях ведийских народов. Однако земледелие все еще играло чрезвычайно важную роль, что способствовало сохранению обрядов земледельческой магии. Люди по-прежнему были убеждены в неразрывной связи естественного воспроизводства с человеческим, хотя теперь они стали уже делать упор на мужское начало. Так появился культ мужской силы и почитание лингама.

В эпоху вед культ женских божеств продолжал занимать значительное место в верованиях земледельческих племен, коренных жителей страны. Позднее в несколько трансформированном виде он вошел в индуизм. Здесь богини часто выступают в роли «жен» главных богов: Сарасвати — Брахмы, Лакшми — Вишну, Махадеви — Шивы. Последняя известна под разными именами — Парвати, Дурга, Кали и др.

Парвати, по легенде, сестре Ганги и дочери Гимавана, бога Гималаев, в настоящее время как самостоятельной богине поклоняются немногие. Иное дело Дурга или Кали. Они до сих пор продолжают оставаться вполне независимыми от Шивы объектами религиозного почитания.

Облик Дурги, десятирукой женщины желтого цвета, восседающей верхом на тигре, Махадеви принимает тогда, когда она призвана карать. Она родилась из языков пламени, исторгаемых Брахмой, Вишну и Шивой, специально для того, чтобы убить демонов, и прежде всего демона-буйвола Махишу. В каждой руке Дурга держит предмет, символизирующий могущество богов: диск — Вишну, трезубец — Шивы, раковину — Варуны, дротик — Агни, лук — Вайю, колчан со стрелой — Сурьи, железный жезл — Ямы, гром — Индры, дубинку — Куберы, клубок змей — Шеши.

Имя свое она получила после того, как одержала победу над демоном Дурга, который вытеснил с небес Индру и других богов, отменил религиозные церемонии и чтение вед, заставил небожителей и людей поклоняться, себе. Демон выставил против богини 100 миллионов колесниц, 120 миллиардов слонов, 10 миллионов лошадей и бесчисленное войско. В ответ она выпустила из своего тела 9 миллионов воинов и у нее выросла тысяча рук с оружием.

Еще более воинственной и устрашающей считается Кали. Она изображается черным чудищем с тремя глазами, с окровавленным, высунутым наружу языком. В одной из своих четырех рук она держит оружие, в другой — окровавленную голову демона, третья и четвертая— подняты в знак благословения верующих. Ее украшают серьги из тел младенцев, ожерелья из змей и черепов, пояс из рук демонов.

Культ Дурги и Кали более всего распространен в Западной Бенгалии и Ориссе, эти богини популярны и в других районах страны. В Бихаре, в сельской местности, местные жители отмечали последний день праздника богини— матери-земли. Машина, на которой мы ехали» с трудом продвигалась по дороге: навстречу шли бесконечные процессии. Казалось, все без исключения жители окрестных деревень приняли участие в этом религиозном шествии. Нас удивило, что обвешанные гирляндами, подсвеченные электрическими лампочками фигуры из папье-маше изображали женщин двух противоположных типов — чудовищ черного цвета и прекрасных золотистых или белоснежных фей на лотосе. Оказалось, что эта ночь посвящалась шакти — воспроизводительной энергии бога. Шиваиты в связи с этим совершали пуджу в честь Кали, а вишнуиты — в честь жены, или шакти, Вишну — Лакшми.

В далекие времена в жертву богине-матери приносились человеческие жизни. В наши дни верующий обычно ограничивается подношением риса и гхи, фруктов и цветов. Впрочем, садху, живущий в Дели, при небольшом храме Кали на берегу Джамны, рассказал мне, что он регулярно два раза в месяц вскрывает себе вены и своей кровью обмазывает изображение Кали. Так поступают «святые» и в некоторых других храмах.

Известны факты и пострашнее: в течение 1968–1969 годов в индийской прессе было опубликовано несколько сообщений о принесении в жертву людей, чаще всего детей. Так, в 1968 году в дистрикте Деория штата Уттар Прадеш в дар богине был принесен двенадцатилетний мальчик; в одной из деревень близ Удайпура (штат Раджастхан) контрактор убил мальчика, чтобы богиня помогла сооружению плотины. Жертвой варварского обряда стала четырехлетняя девочка из деревни Серади дистрикта Пхульбани в Ориссе. Несколько случаев человеческих жертвоприношений связывалось с поиском клада, который-де можно было обнаружить лишь с помощью богини матери-земли. С этой целью в Баста-ре (Мадхья Прадеш) родители убили пятилетнего сына; в деревне Оад близ Ахмадабада хозяева умертвили своего повара, в Байранге (Раджастхан) односельчане зарезали пятидесятилетнего ткача и т. п.^{2}.

Безусловно, такого рода факты единичны, но они свидетельствуют о том, что иногда еще сохраняются крайне примитивные представления о взаимоотношениях человека и божества.

Семейные божества. Огромное многообразие индуистских богов позволяет индусу выбрать для поклонения, наиболее близкого. В выборе играют роль национальная принадлежность верующего, его каста, семейные традиции и т. д. В домашнем алтаре моего знакомого — Джу-неджи, занимающегося бизнесом по закупке и эксплуатации тракторов, в том числе и советских, главное место принадлежит Ганеше — пузатому богу с головой слона, покровителю торговли. Каждое утро, как объяснил Джунеджа, прежде чем приступить к очередным делам, а также перед важной торговой сделкой он обязательно совершает в честь него пуджу.

Господин Сетти, крупный торговец из Бангалура, тоже почитает Ганешу. Человек богатый, он отдает часть своих доходов городским мандирам, один даже полностью построен на его средства. В доме, где расположены его мастерские, специальное помещение отведено для домашнего алтаря. Есть у него и свой жрец. Из уважения к г-ну Сетти жрец проявил внимание и ко мне — подал на большом листе банана несколько плодов, кокосовый орех, лепестки роз и налил в ладони немного святой воды. Далее он поднес г-ну Сетти невзрачные на вид камни. Тот притронулся сначала к ним, а затем к своим векам — обычное движение индусов, когда они прикасаются к чему-то божественному. Я тоже хотела потрогать камни, но брахман не позволил мне этого. Индусы могут терпеть присутствие в своих храмах людей других вероисповеданий или даже атеистов, жрецы за деньги могут окропить вас святой водой или одарить священными фруктами и цветами, но прикоснуться к этим камням ни в коем случае не разрешат. Дело в том, что шалатрамы — амониты овальной формы с орнаментом естественного древовидного образования, добываемые в реках Непала, — символизируют Вишну и, кроме того, по представлению верующих, содержат в себе существо всех прочих индуистских богов. Эти семейные реликвии передаются из поколения в поколение. В «Атхарваведе» сказано, что дом брахмана, где нет шалаграма, так же нечист, как и кладбище, а пища, приготовленная в нем, подобна собачьей блевотине. Считается, что даже вода, в которой лежали шалаграмы, очищает от грехов.

Домашние алтари имеются у всех индусов. Мне приходилось видеть их у людей высокообразованных и, как мне казалось, нерелигиозных. Возможно, это была дань традиции или уважения к набожности членов семьи. Вполне вероятно, что, воздерживаясь по тем или иным причинам от отправления религиозного культа в храмах, многие тем не менее испытывают необходимость в «контакте» с богом и поклоняются ему в уединении без лишних условностей, без вмешательства брахмана и т. д.

Вообще открыто в неверии индийцы признаются крайне редко. Помню, в день заключительного заседания сессии Индийского философского конгресса (1966 год), буквально за два часа до моего отъезда ко мне подошел знакомый профессор философии Джодпурского университета и неожиданно спросил: «Верите вы в бога?» Услышав ответ, которого ожидал, он стал упорно добиваться от меня объяснения, как я могу обходиться без бога. Очевидно, эта проблема мучила его и он оттягивал беседу до последних минут. Мне подумалось, что, споря со мной, он спорил с самим собой.

Даже те, кто осмеливается не совершать пуджи, кто не ходит в храмы, соблюдают религиозные предписания, касающиеся основных событий семейной жизни. Я присутствовала однажды на свадьбе дочери крупного делийского врача. Он (и его жена) получил образование в Англии, человек весьма прогрессивных взглядов, неверующий. Дочь и будущий зять — тоже медики и тоже наверняка неверующие. И все же церемония проходила в соответствии с нормами индуистской религии — специально приглашенный брахман совершал пуджу. Жрец сидел под шатром из живых цветов вместе с женихом;и невестой и… смущенным отцом невесты, явно неловко чувствовавшим себя. Брахман бросал жертвенный рис, цветы и плоды в огонь и читал мантры. Что руководило хозяином дома — боязнь бросить вызов привычным установлениям или уважение традиции? Видимо, и то и другое.

Праздники. Для многих индусов религия — неотъемлемая часть, более того — основа национального духовного и культурного наследия. Индийские праздники, например, в большинстве своем имеющие религиозное происхождение, в сегодняшней Индии отмечаются как подлинно национальные фестивали, в которых принимают участие не только индусы, но и вообще индийцы независимо от вероисповедания. Это относится, в частности, к трем праздникам, связанным с аватарами Вишну.

Миф о карлике Вамане, пятом воплощении этого бога, единственный ведет свое начало от ведийского мифа о Вишну. В несколько измененном виде он распространился по всей Индии, но очень популярен па Юге, «особенно в Керале.

Правитель по имени Даитья Бали долго и славно правил царством. Народ был доволен им и жил счастливо. Одно было плохо — Бали присоединял к своему государству все новые и новые земли и уже готовился посягнуть на небесные владения. Тогда по решению совета богов Вишну принял образ карлика Вамана и обратился к Бали с просьбой выделить ему участок земли, равный трем шагам. Тот дал согласие. Каково же было его удивление, когда карлик на глазах вдруг превратился в великана, шага которого хватило, чтобы замерить все царство Бали. Шагнув второй раз, Ваман достиг неба, а сделав третий шаг, наступил на голову царя, покорно склонившегося перед богом, прежде чем уйти в подземное царство. Известие о судьбе Бали так опечалило его подданных, что они стали молить Вишну разрешить царю хотя бы раз в год посещать их и вместе с ними радоваться их благополучию. Вишну согласился, и с тех пор Бали каждый год возвращается на землю, где царствовал две тысячи лет назад. Это «событие» отмечается как праздник онам.

Он приходится обычно на время полнолуния самого ясного месяца чингам — первого месяца малайаламского года, начинающегося в середине августа, в период между юго-западным и северо-восточным мансунами (сезонами дождей), и длится четыре дня. Но к подготовке приступают дней за десять: расчищают заросшие деревенские тропинки и дорожки, заново покрывают коровьим навозом полы, начищают до зеркального блеска медную утварь, украшают узорами, выложенными рисовой! пудрой, окна и двери. В двориках домов раскладываются ковры из свежих многокрасочных и необыкновенно» ароматных цветов, любовно создаваемые руками керальских женщин.

В праздничные дни мужчины надевают мунду — набедренную повязку типа юбки желтого или шафранного» цвета. Старшие дарят новые одежды младшим. Все, даже самые бедные, стараются есть дома в эти дни. Никто не просит милостыни. Керальцы хотят показать великому Бали (Махабали), что страна, которой он правил, как и прежде, — страна изобилия и благоденствия.

Во время онама устраиваются лодочные состязания — валломкали. Для жителей района Алеппи, местности, пересеченной реками и каналами, плавание и лодочные гонки являются единственными, по существу, видами» спорта. Лодки здесь самых разнообразных форм, но наиболее распространены так называемые снейк-боутс, или змеиные лодки. Мне кажется, название это они получили не случайно: скольжение их по извилистым керальским лагунам действительно напоминает движение змеи, а удлиненная форма с резко задранным носом — змеиное туловище с поднятой маленькой головкой.

В 1952 году Джавахарлал Неру совершил прогулку по лагунам в снейк-боут. Она произвела на него столь сильное впечатление, что он предложил проводить лодочные состязания на приз премьер-министра. В 1967 году я присутствовала на праздновании онама в Керале. В тот год соревнования на приз проходили в Аранмуле, местечке, находящемся в трех часах езды на автомашине от столицы штата — Тривандрума. Мы приехали в Араимул, когда все уже было готово к началу состязаний. На одном берегу лагуны под специально сооруженным навесом расположились гости, на другом — под кокосовыми пальмами, на фоне синего неба, — тысячи керальцев из близлежащих деревень.

И вот настал долгожданный миг. Справа, подбадриваемые криками возбужденных зрителей, ринулись вал-ломы — небольшие лодки. Гребцы дружно налегали на весла, множество людей, разместившихся тут же, пели и били в барабаны. Каждая новая тройка, четверка лодок размерами превосходила предыдущие. Заключали соревнования огромные чандалы, в которых па веслах сидело по сотне гребцов.

Зрелище гонок поражало не столько красочностью, сколько, пожалуй, неудержимым весельем, в котором выражался народный дух, здоровый и бодрый, несмотря на жизненные тяготы.

Победителям главный министр штата вручил различные призы, в том числе зеркала, на вид не отличающиеся от обычных. Я, естественно, полюбопытствовала, чем определяется выбор столь странного приза. Мне объяснили, что зеркала эти не из стекла, а из металла, и рассказали следующую историю.

Триста или четыреста лет назад настоятель храма в деревне Аранмула заказал ремесленникам необходимую для храма утварь. По каким-то причинам те не смогли выполнить заказ, и это грозило им изгнанном. Тогда они обратились с молитвой к богу, чтобы он помог им сделать специальную корону для храмового божества. Жены ремесленников сорвали с себя оловянные украшения и бросили их в котел с расплавленной медью. В результате получился необыкновенно блестящий металл, точно отражающий все предметы.

Его и использовали для широкого производства зеркал («аранмула канади»), специально предназначенных для храмов. Однако позднее, когда появились зеркала из стекла, производство «аранмула канади» пришло в упадок, и в настоящее время только несколько семейств в Аранмуле хранят секрет их изготовления.

Не менее красочен праздник душеры, посвященный седьмой аватаре Вишну, Раме, популярнейшему герою индийского эпоса, олицетворяющему воинскую доблесть, и благородство. В Индии можно часто услышать, как люди вместо привычного «намаете» приветствуют друг друга словами «Рам, Рам».

Фестиваль душеры, падающий на месяц ашвин индусского календаря (15 сентября—15 октября), связан с поклонением богине Дурге. В Северо-Западной Индии он отмечается главным образом как праздник, знаменующий победу Рамы над Раваной, торжество добра, над злом. Эта победа оказалась возможной благодаря, помощи Дурги. Чтобы добиться поддержки последней, Рама должен был совершить в честь нее пуджу и принести в дар 108 цветков голубого лотоса. Коварная богиня выкрала один из с таким трудом добытых цветков, и тогда Рама стрелой из лука выбил себе глаз и принес-его в жертву вместо недостающего цветка. Дурга благословила Раму и дала ему силу.

На протяжении многих столетий индусы во время душеры собирались по вечерам во дворе самого большого-храма, чтобы послушать знаменитую «Рамаяну», повествующую о подвигах Рамы. Брахман читал несколько стихов на санскрите, а затем вновь повторял их на местном разговорном языке, делая акценты на тех отрывках, которые несут особую смысловую нагрузку. Слушатели чутко отзывались на это, восклицая: «Боло, Раджа Рамчандер ки джае!» («Скажи, будь благословен Раджа Рамчандер!»). В наши дни история Рамы излагается в форме народной драмы. В представлении участвуют как профессиональные актеры, так и любители.

В Дели, на границе между Новым и Старым городом, находится площадь Рам Лила. Здесь обычно устраиваются народные гуляния. Но особое оживление царит на ней в дни Рам Лилы (отсюда и ее название). Девять, дней идет бойкая торговля, шумят карусели, скрипят качели, а по вечерам даются спектакли.

По традиции женские роли, в том числе и жены Рамы — Ситы, исполняют мужчины. Но в 1968 году эту роль исполняла девушка по имени Монгала — учительница музыки из Морадабада. Случилось так, что она и актер, игравший Раму, влюбились друг в друга на первой же репетиции. Родители дали согласие, ну а устроители- постарались сделать рекламу обручения самодеятельных артистов.

В последний, десятый день фестиваля народ празднует победу своего героя. На площади устанавливают огромные, высотой в 80–90 футов, чучела из бамбуковых палок и папье-маше, начиненные бомбочками, шутихами и т. п. В центре фигура главного врага — царя Ланки, злого демона Раваны, которого иногда изображают в виде десятиголового чудовища, рядом с ним два других демона — Мегхнад и Кумбхкаран.

Часам к пяти вечера на площади собираются тысячные толпы. С наступлением темноты множество стрел Рамы и его братьев пронзают чучела демонов, они ярко вспыхивают, выбрасывая снопы огней наподобие бенгальских. Затем вся площадь озаряется разноцветным пламенем — это горят сотни фейерверков, шутих, хлопушек. Более впечатляющее зрелище вообразить себе невозможно.

На Рам Лилу граунд ежегодно приезжают президент и премьер-министр. Помню, в 1962 году на открытой машине приехал Джавахарлал Неру с неизменным бутоном красной розы в петлице. В минуты народного праздника он хотел быть вместе со своими соотечественниками.

Веселым праздником джанам аштами отмечается в Индии день рождения восьмой аватары Вишну — Кришны. Имя его впервые упоминается еще в ведах, где он предстает учеником мудреца. Начиная со II века до н. э. история Кришны становится темой драматических представлений, причем образ его во многом сроднил греческому Гераклу. Некоторые ученые полагают, что первоначально Кришна был независимым божеством — куладевата, т. е. племенным богом мощной конфедерации, кланов Раджпутаны. Окончательное отождествление его с Вишну произошло в «Махабхарате».

Вишну принял облик веселого пастушка, чтобы спасти, людей от жестокого и несправедливого правителя Камсы, насильственно захватившего престол своего отца Уграсены. Земля, стонущая от тирании Камсы, превратилась в корову и пошла искать справедливости у богов. Тогда Брахма признался Вишну и Шиве, что он ранее оказал Камсе милость, пообещав, что никто не сможет лишить последнего жизни, кроме его племянника. Брахма посоветовал Вишну проникнуть в чрево сестры тирана, дабы родиться в облике Кришны и убить Камеу. Вишну так и поступил. Но правителю стало известно о замысле богов, и он решил уничтожить младенца, как только тот появится на свет. Все же сестра Камсы Деваки и ее муж Васудева сумели спрятать сына в другом, городе, подменив его родившейся одновременно с ним дочерью пастуха Нанды. Кришна вырос в семье пастуха, а затем убил тирана, вернув престол Уграсене.

Мне посчастливилось присутствовать на фестивале джанам аштами 16 августа 1968 года. В Дели центральным местом празднества был храм Бирла темпл (построенный одним из крупнейших индийских монополистов — Бирлой), или Лакшми Нараян темпл, посвященный богу Нараяну (Вишну) и богине Лакшми. Сотни тысяч верующих с утра шли поклониться Кришне. Вечером у храма была настоящая ярмарка («мела»): весело кружились специально установленные карусели, визжали на все голоса дудки всевозможных форм и расцветок, зазывали торговцы, шипели и издавали аппетитные ароматы «походные кухни». В самом храме было не менее шумно — огромная масса людей время от времени провозглашала здравицу в честь бога («джае!»), непрерывно звенели бубенцы и раздавался ритмичный бой барабанов— это играли музыканты, разместившиеся на мраморном полу в зале Гитабхаван. Здесь стояла фигура Вишну, увешанная золотыми и цветочными гирляндами.

Среди собравшихся в храме отнюдь не все производили впечатление глубоко верующих. Молодежь явно привело сюда любопытство и желание повеселиться. Те, кто действительно пришел поклониться Кришне, несли в руках завернутые в большие листья лепестки роз и бросали их в нишу, где находилось изображение этого бога.

Кульминационный момент должен был наступить в полночь. По случайному ли совпадению или по каким-то вполне объяснимым причинам индусы празднуют рождение Кришны, как и христиане воскресение Иисуса Христа, в 12 часов ночи. И те и другие до приближения радостной минуты соблюдают пост.

Индуизм и искусство, В фестивалях, подобных онаму, душере или джанам аштами, с очевидностью проявляется связь народного искусства с мифологией. На протяжении столетий индийцы воспринимали окружающий мир сквозь призму религиозного сознания, и это не могло не отразиться на их литературе и искусстве. И в современной литературе, особенно в поэзии, часто встречаются религиозные темы и сюжеты. Даже в гражданской лирике нередко используются образы индуистских божеств: мужественного и справедливого Рамы, карающей Дурги, воинственного Индры, покровительницы искусств и просвещения Сарасвати, разрушителя и творца Шивы и т. д.

Эти строки принадлежат перу популярного в Индии поэта, пишущего на хинди, Сурьякант Трипатхи Ниралю. Он, как и другие поэты, привлекает близкие и понятные каждому индийцу образы, чтобы лучше донести до своих соотечественников идеи нового времени.

Религиозная мифология дает сюжеты и современному индийскому танцу. Любое хореографическое представление начинается со своеобразной молитвы в честь Шивы Натараджи. Обычно на сцене в углу ставится изображение бога, исполняющего космический танец: ладонь правой нижней руки поднята и слегка наклонена, что означает покровительство верующим; левая рука опущена вниз, указывая на ноги Шивы как на единственное их прибежище. Правая верхняя рука держит маленький барабан, символизирующий первичный творческий звук, которым начиналась вселенная, левая — все испепеляющий огонь. Под левой ногой бога — поверженный, но еще живой демон-карлик, олицетворяющий злое начало. Натараджу окуривают ароматическими палочками, в честь его зажигают светильник. Танцовщик делает несколько движений, прославляя бога, и просит благословения, складывая в покорном жесте ладони.

В репертуаре индийских танцовщиков много танцев на темы «Рамаяны». Представление длится часами, а иногда и днями. Я видела его в исполнении актеров классической школы Катхакали. Танцоры — исключительно мужчины — были одеты в очень яркие костюмы, нижняя часть которых напоминала юбки русских кукол— «баб на чайниках». Лица спрятаны под густым слоем краски. На головах — красочные уборы. Движения медленные, на наш взгляд неловкие, иногда с резкими поворотами и прыжками. Главный акцент делается на жесте, мимике.

Еще один тип классического индийского танца, бхаратнатьям, почти целиком основывается на ритуальных танцах. Известно, что в прошлом в религиозных обрядах участвовали храмовые танцовщицы — дэвадаси. Очевидно, что первоначально эта система была связана с магическими ритуалами. Ее сохранение в более позднее время, возможно, объяснялось не только традициями, но и причинами экономического порядка. Постепенно, однако, храмовой танец отмирал. Особое осуждение система дэвадаси вызвала у христианских миссионеров. В начале XX века она подверглась запрещению. Прекраснейшему виду национального искусства грозило полное забвение. Но он сохранился благодаря индийским мастерам, запечатлевшим его в камне.

В штате Орисса_; который славится своими храмами— Джаганнатха в Пури, привлекающим множество паломников, величественным храмом Лингараджа в Бхубанешваре и поразительным по красоте комплексом Конарака, посвященным богу солнца Сурья, находится небольшой, очень скромный на первый взгляд храм Раджарани (в Бхубанешваре). Он принадлежит к числу самых ранних памятников средневековой Ориссы (ок. IX века). Это — своеобразный музей древнего индийского танца. Скульптура воспроизвела характерные его движения, по ней можно было восстановить даже весь рисунок. Казалось, зазвучи музыка — и камень оживет, представив нашему взору поразительное по красоте, неповторимое зрелище.

Утверждают, что бхаратнатьям — корень, ядро индийских танцев. В настоящее время он возродился и в значительной степени обязан этим удивительной женщине, имя которой Рукмини Деви.

Она живет в хМадрасе и возглавляет знаменитую Калакшегру — Академию искусств. В 1926 году на пароходе, плывшем в Австралию, Рукмини познакомилась с великой русской балериной Анной Павловой. Несмотря на разницу лет, они подружились, и, вернувшись в Европу, Рукмини начинает учиться в балетной школе под непосредственным наблюдением Павловой.

Поначалу индийская танцовщица произвела впечатление женщины очень сдержанной, даже немного замкнутой, но стоило заговорить с ней о русском балете, как она сразу преобразилась. Рукмини показывает фотографии тех лет и дорогие реликвии, две фарфоровые фигурки — автопортреты прославленной русской балерины, ее балетные туфельки. Она вспоминает, что перед отъездом в Индию получила от Анны Павловой подарок: коробку с белыми цветами, под ними пачка и балетные туфельки, в которых Анна Павлова танцевала Одетту в «Лебедином озере». На санскрите «Анна» означает «лебедь». Такой и запомнилась ей навсегда русская балерина.

В 30-х годах Руюмини Деви решает посвятить себя возрождению индийского классического танца. В 1936 году состоялось ее первое публичное выступление в Бомбее. Успех был потрясающий. Актрисе удалось продемонстрировать чистоту и подлинную красоту танца, детого считавшегося в высших кругах низменным и непристойным танцем баядер.

В том же году она основала Калакшетру, цель которой— вдохнуть новую жизнь не только в бхаратпатьям, но и в другие индийские танцы, а также содействовать возрождению классической музыки, живописи (прежде всего росписи тканей) и кустарного производства. Я неоднократно бывала на выступлениях балетной труппы Калакшетры, и всякий раз меня покоряли мастерство и безукоризненный художественный вкус постановщика и исполнителей.

В знак признания выдающихся заслуг Рукмпни Деви президент Индийской республики дважды (в 1952 и 1956 годах) назначал ее членом Верхней палаты парламента. Она — лауреат высшей государственной премии Иадма Бхушан, член Индийской комиссии по сотрудничеству с ЮНЕСКО.

Свою деятельность, направленную на развитие национального танца, Рукмини Деви считает неразрывно связанной с задачей укрепления в соотечественниках веры в бога. По ее мнению, религия и искусство неразделимы и последнее призвано способствовать духовному очищению людей, постижению ими Верховного Духа.

Память о прошлом рождении. Безусловно, не все индийские интеллигенты разделяют подобные взгляды, однако в целом большинство из них в той или иной мере по-прежнему испытывают на себе влияние религиозных представлений, предрассудков и суеверий. Многие отрицают идолопоклонство, не признают необходимости молитвы и жертвоприношения, скептически относятся к религиозным праздникам, но не в состоянии избавиться от подчиненности религиозной этике, ибо не мыслят морали без религии, без высшего идеала. Проблемы добра и зла, правильности или ложности поведения индивида рассматриваются ими с позиции традиционного вероучения.

Если, скажем, христиане или мусульмане, страдающие от несправедливости земной жизни, утешаются идеей загробного мира с его адом и раем, то для индусов утешением служит идея кармы — веры в то, что будущее существование их зависит от поведения и поступков в нынешнем рождении. Зло, страдания в настоящей жизни логически оправданы греховностью, недостаточной набожностью в предыдущем рождении. Индусы и сегодня верят, что когда-то они были змеями, обезьянами, птицами, а возможно, имели другой человеческий облик. Любопытно, что, согласно преданиям, Будда в прошлых жизнях 85 раз был царем, 83 — брахманом-отшельником, 5 — рабом, 3 — парией, 4 — змеей, 10 — львом, 18 — обезьяной, 2 раза — боровом.

В газетах нередко встречаются сообщения, что кто-то неожиданно вспомнил и восстановил все подробности своего предшествующего существования. Вот, например, что говорилось в небольшой заметке в газете «Патриот» от 11 декабря 1967 года: «Лудхиана, 10 декабря. Онкар Натх, пятилетний сын здешнего врача, рассказывает подробности о своем прежнем рождении. Мальчик утверждает, что его звали Каши Дев и он жил со своей семьей в деревне Барари близ Дели. Отец взял сына в названную деревню, и тот узнал многие места. Его семья по прежней жизни не найдена. Отец ищет семью в других районах».

В 1969 году в Симле я познакомилась с молодой парой и была приглашена к ним. Она — дочь видного индийского дипломата, бывшего посла в Канаде, ныне находящегося на пенсии; ее супруг — американец из очень состоятельной семьи, инженер — конструктор вертолетов. Они женаты более десяти лет, у них сын и дочь. За ужином выяснилось, что хозяева мои — вегетарианцы, что они ежедневно занимаются йогой, причем не только физическими упражнениями, но и медитацией. Естественно, дальше разговор зашел о религии, вере в верховное бытие и т. п. И тут они мне поведали удивительную историю. Два-три года до того их дочь (ей было тогда семь лет) как-то за завтраком неожиданно заявила, что она жалеет, что не поехала с отцом в очередную его поездку в США и из-за этого не смогла побывать на могиле своего дядюшки. Мать удивленно спросила дочь, какого дядю она имеет в виду. Девочка ответила, что того, который был ее опекуном после смерти ее родителей в прошлом существовании. Мать стала бранить дочь за пустую болтовню. Девочка заплакала, но продолжала настаивать на своем. Она рассказывала, что жила с дядей в Бостоне, что ее потрясло известие о совершенном тогда убийстве президента Линкольна, что погибла она в возрасте 21 года во время кораблекрушения. Никакие уговоры взрослых, пытавшихся доказать, что все это выдумка, что ничего подобного на самом деле не было и быть не могло, на ребенка не действовали. И родители решили провести эксперимент. Отец взял дочь в США, привез ее в Бостон, и она, никогда здесь ранее не жившая, указала на улицы и дома, которые помнила по прежнему рождению. Причем, по словам отца, сопровождавший их архитектор подтвердил, что все отмеченные ею здания действительно были построены в XIX веке.

Девочку показали психологу — профессору Баннерджи из Джайпурского университета, который зарегистрировал более 800 таких случаев. В газетах писали, что чаще всего подобные явления наблюдаются у девочек, не достигших половой зрелости. Обычно предыдущие существования кончались якобы не естественной смертью, а прерывались в результате несчастного случая.

Думается, что эти явления могли бы стать предметом специального изучения психологии. Пока же наука не дала своих объяснений, многие индийцы удовлетворяются религиозным толкованием, которое укрепляет их в сознании истинности одного из главных принципов индуизма— кармы, учения, служащего также оправданием социального неравенства и узаконивающего деление людей на замкнутые касты.

«Дважды- и однорожденные». Кастовая система — наиболее тяжкое наследие прошлого. Само слово «каста» (португ.) означает «вид, качество, порода». В литературе об Индии оно начало употребляться только с XVI века применительно к группам, характеризовавшимся общностью происхождения, профессии, положения по отношению к другим социальным группам. В индийских источниках фигурировал термин «джати», считавшийся более правильным и точным.

Вопрос о происхождении кастовой системы до сих пор остается нерешенным. Ортодоксальные индусы верят, что основные четыре касты, именуемые варнами, произошли от различных частей тела мирового творца. Так, в самом древнем источнике, упоминающем о варнах, в «Пурушасукте» («Ригведа») говорится, что брахманы возникли из его уст, кшатрии — из рук, вайшья — из бедер, шудры — из ступней. В более поздних источниках конкретизируются принципы деления на варны и социальные функции каждой из них. В знаменитых «Законах Ману», составление которых традиция приписывает мифическому прародителю людей Ману, но которые сложились, очевидно, во II веке до н. э. — II веке н. э., определялось общественное положение каждой варны. «Вследствие происхождения из наилучшей части тела Брахмы, вследствие первородства, знания веды, брахман по праву господин всего этого творения»^{3}. Только шесть занятий достойны его: «обучение [веде], изучение, жертвоприношение для себя, жертвоприношение для других, приношение даров и получение [их]» (X, 75). Кшатриям законы предписывали «охрану подданных, раздачу [милостыни], жертвоприношение, изучение [веды] и неприверженность к мирским утехам» (I, 89), вайшьям — «пастьбу скота и раздачу [милостыни], жертвоприношение, изучение [веды], торговлю, ростовщичество и земледелие» (I, 90). Что касается самой низшей варны — шудр, то им предлагалось лишь одно — служение другим варнам со смирением (I, 91).

По мнению ряда ученых, в том числе и советских, варны отражали сословно-классовую организацию древнеиндийского общества, в рамках которой началось становление каст, представлявших сословноклассовое деление более позднего, средневекового периода^{4}.

По мере исторического развития и роста общественного разделения труда увеличилось число каст… К XX веку их насчитывалось более 2 тысяч. Члены тех из них, которые произошли от брахманов, кшатриев или вайшьев, считаются «дваждырожденными» («двиджа») в отличие от шудр, имеющих одно рождение. «Второе рождение» связано с обрядом посвящения (упанаяна), который для брахмана должен быть совершен на восьмом году от зачатия, для кшатрия — на одиннадцатом, для вайшья — на двенадцатом^{5}. Как и в других религиях, в индуизме посвящение относится к числу важных обрядов жизненного цикла. Оно проводится торжественно и с соблюдением всех предписаний: мальчика стригут, купают, облачают в одежду шафранного цвета, затем приносится жертва, читаются мантры и т. д. Завершается обряд привязыванием шнура из трех хлопковых нитей, который не должен сниматься до конца жизни. Хотя кшатрии и вайшьи считаются «дваждырожденными», за ними в настоящее время право ношения священного шнура не признается, это является привилегией исключительно брахманов.

Для кастовой системы характерна замкнутость каждой общины, выражающаяся прежде всего в запрещении смешанных браков и совместных трапез с представителями других каст. Положение той или иной касты на иерархической лестнице определяется тем, какую пищу от них может принять брахман.

После «дваждырожденных» идут касты, члены которых могут предложить пищу типа «пакка» (т. е. приготовленную на топленом коровьем масле), потом — касты, члены которых могут предложить лишь воду, еще ниже располагаются касты, от представителей которых брахман не примет ни воду, ни еду, и, наконец, касты, само прикосновение к представителям которых считается оскверняющим^{6}.

Вспоминается рассказ видной общественной деятельницы, жены министра центрального правительства госпожи Лакшми Рагурамайи. В мае 1969 года в районе Гунтура — Виджаявада (штат Андхра Прадеш) произошло наводнение. Тысячи людей остались без крова, железнодорожная связь нарушилась, несколько пассажирских составов оказались окруженными водой. Пакеты с едой сбрасывали с вертолетов. Среди пассажиров находилась мать Рагурамайи. Дочь тревожилась за ее судьбу, но более всего волновалась, что старая женщина предпочтет скорее умереть с голоду, чем возьмет пищу и воду из рук людей неизвестно какой касты.

Каждая каста предписывает своим членам особые правила поведения. И сила традиций так велика, что им вынуждены следовать даже высокообразованные люди, лишенные каких бы то ни было предрассудков. Профессор истории международных отношений, директор крупного научно-исследовательского центра доктор Раджан говорил мне, что, вернувшись на родину после нескольких лет жизни в США, он поехал повидать мать. При встрече она подала ему стакан воды, и он поймал себя на том, что подсознательно стал пить ее в соответствии с нормами своей брахманской касты — не прикасаясь губами к стеклу стакана, хотя многие годы вдали от дома не делал этого. В ортодоксальной среде индусы не решаются нарушать вековые, пусть абсурдные, установления.

Нарушение тех или иных кастовых правил рассматривается как осквернение, требует очищения и в крайнем случае может даже повлечь изгнание из касты. Известно, например, что М. К. Ганди был исключен панчаятом Бомбея за то, что вопреки обычаю отправился за границу.

Системой максимальных ограничений регулируются отношения кастовых индусов с неприкасаемыми[2]. Положение последних было и в определенной степени остается наиболее приниженным. К ним относятся главным образом люди, выполняющие «грязную», преимущественно физическую, работу, — мусорщики, скорняки, кожевники, прачки и др. Они не должны совершать совместную трапезу с членами других каст, пользоваться общим колодцем, водоемом, посещать общественные места — гостиницы, столовые, магазины, — входить в храм, носить украшения, нарядную одежду и т. п.

Возникновение неприкасаемости относится к глубокой древности. Предполагают, что первоначально это связывалось с представлениями о ритуальной «нечистоте», об осквернении в результате прикосновения к мертвому телу, падали, некоторым животным и т. п. Постепенно понятие «нечистоты» расширялось, оскверняющим считалось нарушение принятых обрядов и традиций. В качестве одного из самых тяжелых проступков рассматривался брак, при котором муж по варне был ниже жены. Некоторые утверждают, что именно люди, пренебрегшие подобного рода запретами, становились отверженными. Однако, бесспорно, не смешанные браки были главной причиной возникновения института неприкасаемых. Она коренилась в социально-экономических условиях существования индийского общества.

Джавахарлал Неру справедливо считал проблему неприкасаемых «великой социальной проблемой». Высказывая свое мнение по этому вопросу, он писал в 1932 году, что в основе явления «лежит экономическая эксплуатация, и, если она не исчезнет, угнетенные классы останутся угнетенными»^{7}.

Лидеры национально-освободительного движения видели в неприкасаемости серьезную помеху коренным социальным преобразованиям. Активно против нее выступал Махатма Ганди. Он называл неприкасаемых хариджанами («божьими людьми»). По его инициативе было создано общество «Хариджан севак сангх», издававшее с 1932 г. еженедельник «Хариджан». Деятельность общества носила просветительный характер и была направлена на борьбу за поднятие статуса неприкасаемых.

За годы независимости немало сделано для устранения самых диких проявлений кастеизма. В настоящее время многие из названных выше ограничений не соблюдаются. Конституция Республики Индии, а затем закон 1955 года запретили кастовую дискриминацию (ст. 17) и приравняли всякое ее проявление к уголовному преступлению. Более того, для членов так называемых регистрируемых, т. е. низших, каст[3] конституция предусматривает резервирование мест в Народной палате парламента (ст. 330) и в законодательных собраниях штатов (ст. 332) пропорционально их численности. Неприкасаемым должны предоставляться льготы при поступлении на государственную службу (ст. 16 и 335).

Но проблема каст не может быть решена, пока сохраняются социальные и экономические основы ее существования. На пути ее решения, кроме препятствий объективного характера стоят факторы субъективные, связанные с психологией людей.

В Найнитале, курортном местечке в Уттар Прадеше, я разговорилась со стариком, который выполнял обязанности кастеляна в гостинице. Он был очень бедно одет и по внешнему виду выглядел ничуть не лучше, чем сидевшие тут же на корточках подметальщик или чистильщик обуви. Выяснилось, однако, что он брахман и, несмотря на свое нищенское материальное положение, вовсе не считает подметальщика равным себе. Он сказал, что, хотя вынужден работать в гостинице с хариджанами, никогда не ест вместе с ними, не принимает от них пищу или воду. По его словам, так же поступают все его односельчане. Я напомнила ему о законе, запрещающем дискриминацию по отношению к неприкасаемым. «Ну что же, — возразил старик, — эго закон, а жизнь и наши обычаи изменить сложно; закон уравнивает хариджана и брахмана, но для меня тот остается таким же «грязным», как и для моих праделов».

Такова, к сожалению, психология и многих образованных людей. Большинство коллег моего знакомого — талантливого индийского физика, доктора наук — старается контакты с ним свести до минимума только потому, что он из касты неприкасаемых^{8}[4].

Индийские газеты время от времени публикуют материалы о фактах дикого фанатизма. Так, в сентябре 1962 года в одной из деревень Раджастхана было убито 4 и тяжело ранено 18 неприкасаемых, осмелившихся войти в деревенский храм. В марте 1963 года толпа в 500 человек напала на квартал, где жили хариджаны, избила женщин и детей, разграбила и подожгла их дома. Причиной нападения было «прикосновение хариджан к кастовым индусам»^{9}. В марте — июне 1962 года внимание индийской общественности было привлечено к открытому публичному заявлению джагадгуру[5] Шанкара-чарьи из Пури. На Международном конгрессе по индуизму, проходившем в Патне, он сказал, что институт неприкасаемости — это неотъемлемая часть религии индусов, и Конституция Индии, отменив его, вступила в противоречие с принципами индуизма.

Заявление Шанкарачарьи вызвало возмущение в Индии, что получило широкий отклик в печати, в запросах в парламенте и т. д. Прогрессивно мыслящие индийцы требовали привлечь джагадгуру к суду за пропаганду кастовой дискриминации, квалифицируемую законодательством страны как уголовное преступление. Шанкарачарья перед судом не предстал. Комиссия по расследованию, созданная в связи с этим инцидентом, пришла к выводу, что он не подлежит осуждению, поскольку отдельные индивидуумы вправе «практиковать неприкасаемость в своей личной жизни»^{10}.

Шанкарачарья сделал свое заявление накануне сессии Национального конгресса в Фаридабаде. Желая подчеркнуть позицию Конгресса, осуждавшего неприкасаемость, министр туризма, бывший махараджа Кашмира Каран Сингх предложил, чтобы пищу для участников Фаридабадской сессии готовили хариджаны. Никто официально не возражал против данного предложения, но никто и не поддержал его. Боюсь, многие конгрессисты восприняли его как слишком уж революционное!

На кастовые различия делают ставку отдельные партии, продолжающие в данном вопросе политику колониальных властей. В период избирательных кампаний они ведут пропаганду с учетом кастового состава населения своих избирательных округов.

Проблеме каст отведено важное место в программах ряда партий Юга, для которых характерна антибрахманская направленность. Так, в разгар борьбы, вызванной-заявлением Шанкарачарьи, правительство «Дравида мунетра кажагам» в Тамилнаде (бывший штат Мадрас} издало указ о награждении золотыми медалями тех молодых людей, которые решатся на смешанные браки. По сообщению центральных газет, несколько браков, было зафиксировано, однако пришлось констатировать, что золотые медали не смогли перевесить груз многовековых традиций.

Чем объяснить столь поразительную живучесть религиозных и кастовых предрассудков, страшных обычаев, элементов примитивных верований и связанных с ними варварских ритуалов? Дело, видимо, не только в общей экономической и культурной отсталости страны, но и в особенностях индийской социальной системы, сохранившейся почти неизменной с глубокой древности до первого десятилетия XIX века. Специфику ее составляли самодовлеющие сельские общины, «полуварварские полуцивилизованные», которые, по словам К. Маркса, «ограничивали человеческий разум самыми узкими рамками, делая из него покорное орудие суеверия», «превратили саморазвивающееся общественное состояние в неизменный, предопределенный природой рок и тем создали грубый культ природы»^{11}. Современное развитие Индии ведет к разрушению сельских общин, но процесс этот не закончен, и потребуется еще немало времени и усилий, чтобы окончательно исчезли условия, питающие суеверия и традиционные представления о человеке и его месте в мире природы.