Лотос на ладонях

Религиозные меньшинства

Пожалуй, ни одна страна мира не была колыбелью столь большого числа религий. Особенность индийской земли не только в этой необыкновенной религиозной плодовитости, но и в том, что, однажды породив вероучение, она на тысячелетия удерживала в себе его корни.

История развития индийских религий напоминает единственное в своем роде дерево — баньян. Ветви его образуют воздушные корни, которые, достигнув земли, укрепляются в ней и быстро превращаются в мощные стволы, доходящие в окружности до 6 метров. (Самый древний баньян в стране — ему около 3 тысяч лет — растет в гуджаратской деревне Сукал; крона его занимает 600 кв. м).

Буддизм, джайнизм, индуизм, сикхизм имеют общего «прародителя» — религию вед. Каждое из вероучений пережило в свое время период расцвета, но самым сильным на земле Индии оказалось древо индуизма. Его корни раскинулись шире и ушли глубже, хотя и не задушили полностью корни религий-собратьев.

Чужеземные завоеватели, заморские торговцы, миссионеры и колонизаторы занесли в Индию семена своих религий, и некоторые из этих семян по тем или иным историческим причинам дали хорошие всходы. Сегодня 83,5 % населения страны составляют индусы, 10,7 % — мусульмане, 2,44 % —христиане, 1,79 % —сикхи, 0,74 % — буддисты, 0,46 % — джайны^{24}. Свой рассказ о религиозных меньшинствах я начну с самой маленькой из перечисленных общин.

Джайнизм. Неподалеку от столицы Раджастхана — Джайпура находится известный в этом районе джайнский храм. Меня привезли к нему друзья-индийцы, и я воспользовалась удобным случаем, чтобы познакомиться с религиозным ритуалом джайнов. При входе пришлось снять обувь и отдать сторожу фотоаппарат (футляр был кожаный, а все, что сделано из кожи, вносить в джайнский храм запрещено). Заминка произошла из-за сумки; ушло не менее пяти минут на объяснения, на доказательство того, что сделана она из пластика. Мне поверили скорее всего потому, что доказывала я на хинди.

Стоявшие рядом женщины очень обрадовались, что иностранка знает их язык, они сразу перестали стесняться, закрывать лица концом сари, ласково трогали меня за руки, за плечи. После того как мы вместе обошли храм, они, посовещавшись между собой, вдруг объявили, что поведут меня к муни (святому). Им оказался полный мужчина средних лет, сидевший со скрещенными ногами в окружении женщин. Я не сразу сообразила, что он совершенно наг. Мои спутницы по очереди подходили к нему, склонялись в низком поклоне, обеими ладонями прикасались сначала к его лоснящимся на солнце коричневым ляжкам, а затем к своим векам и устраивались тут же на земле. Все молча и, как мне показалось, любовно разглядывали муни. Он же был лениво-спокоен. Что-то мелькнуло на его лице, когда ему сказали, что русская говорит на хинди. Он величественно чуть-чуть повернул голову в мою сторону. Неожиданно мимо нас прошествовало человек пять голых мужчин, женщины невозмутимо смотрели на них, и я поняла, что здесь подобное явление в порядке вещей. Так состоялось мое знакомство с одной из двух основных сект джайнов — дигамбаров («одетых в воздух»)[9].

Индийская традиция связывает возникновение джайнского религиозного учения с именем Махавиры, известного как джина («победитель»). Согласно мифологии джайнизма Махавира был двадцать четвертым тиртханкаром (букв, «тот, кто нашел брод через поток мирского существования»), т. е. пророком, а его предшественник, двадцать третий тиртханкар, жил за 250 лет до него. Это и, главное, наличие анимистических культов в джайнизме позволяет некоторым историкам утверждать, что он намного старше буддизма^{25}.

По мнению других исследователей, джайнизм вообще не является оригинальным учением, а представляет собой секту буддизма^{26}. Сторонники данной точки зрения опираются на факт удивительного сходства биографий и учений Будды и Махавиры. Совладают годы их жизни, места рождения и многие события в истории их бытия, иногда идентичны имена их родственников и учеников, упоминаемых в легендах. Районы, считающиеся священными для последователей одной религии, почти всегда священны и для адептов другой (в Бихаре, Гуджарате, на горе Абу) и т. д. Допускают, что Будда и Махавира были одним и тем же историческим лицом, полагают также, что последний явился основателем джайнизма как буддийской секты.

Этот сложный вопрос продолжает быть предметом споров и дискуссий историков. Обыкновенным же джайнам главным представляются моральные предписания Махавиры. Верующим мирянам надлежит соблюдать пять заповедей: не причинять вреда ничему живому (ахимса), не говорить обидных и злых слов (сатья), не красть (астья), не прелюбодействовать (брахмачарья), не стяжать (апариграха).

Особый акцент в этике джайнизма делается на ахим-се. Принцип ненасилия был известен и раньше. В брахманах, своеобразных комментариях к ведам, он упоминался, однако не распространялся на жертвоприношения. Насилие, совершенное во имя бога, не считалось грехом. Основной религиозной заповедью ахимса стала в учении джайнизма. Если в индуизме она связана преимущественно с аскетической традицией (большинство ее приверженцев были последователями учений санкхьи и йоги), то здесь она приобретает универсальный характер, становится обязательным предписанием не только для аскетов, но и для мирян. Смысл ее в религиозном источнике раскрывается следующим образом: «Я никогда не убью живое существо, начиная с обладающего одним органом чувств и кончая обладающими пятью органами чувств, будь эти существа ничтожно малыми или безмерно большими. И я никогда не заставлю и никогда даже не подумаю убить живое существо. Я никогда ни мыслью, пи словом, ни телом не соглашусь c убийством живого существа кем-либо другим».

В литературе джайнов понятие ахимсы разрабатывается в целую систему: к актам насилия причисляются 108 типов действий. В повседневной жизни приверженность этому принципу выражается в сложной системе запретов и ограничений, касающихся пищи, утвари и т. п. Однажды в поезде, направлявшемся из Джодпура в Дели, моими соседями по купе оказалась супружеская пара джайнов. Как это принято повсюду во время железнодорожных путешествий, мы вытащили свои припасы и принялись угощать друг друга. И тут выяснилось, что мои попутчики не просто вегетарианцы, они не едят также клубневых растений, например картошку, свеклу, лук и т. п. Еще большую осторожность соблюдают аскеты. Боясь наступить при ходьбе на мошку или насекомое, они пользуются специальным опахалом.

Подобно индуистам джайны верят, что спасение человека заключается в освобождении от кармы, которая толкуется как материальная сила, препятствующая душе (джива), в принципе абсолютно совершенной, проявить себя в полной мере. Душа постоянно «обременена» деятельностью разума и тела, и это оскверняет ее, препятствует отысканию истинного пути, заставляет проходить через бесконечную цепь перерождений.

Чтобы освободиться от кармы, необходимо не только приостановить приток к душе новых «порций» грубой материи, но и уничтожить ту карму, которая «прилипла» к ней ранее, еще в прошлых существованиях.

Уничтожение аккумулированной кармы достигается в результате совершения 4 актов медитации, 12 видов созерцаний, в наложении 12 типов эпитимий (тапас) и т. д.

Тапас (букв, «жар») означает религиозное рвение, истовость. Первые упоминания о нем встречаются еще в ведийской литературе, в частности в «Ригведе». Аскет, принявший обет такого рода (он называется «тапасья»), может целый день в самое жаркое время года стоять под палящим солнцем, в кольце из костров или же, наоборот, пребывать обнаженным на холоде и т. д.

В Ришикеше я имела случай наблюдать несколько тапасьев. Впечатление они производили жуткое. В тени большого дерева на страшно распухших синих ногах стоял человек. Лица его не было видно, так как голова и плети рук бессильно свисали с веревочной петли, переброшенной через дерево до уровня его плеч. Этот человек дал обет быть на ногах 14 лет; говорят, в таком положении он находится уже 7 лет. Живет тапасья подаянием. На дощечке, прибитой к дереву, указано, что ест он только фрукты, овощи и молоко.

Там же, в Ришикеше, мне попался мужчина с «пришитым» к губам языком — он дал обет молчания в течение, кажется, 10 лет.

Конечно, число тапасьев очень незначительно. Но они все-таки существуют. Индийцы между тем спокойно взирают на то, как рядом с ними бессмысленно мучается человек. Более того, в глазах многих из них подобное поведение служит признаком особой святости, верности религиозному идеалу.

Джайнская община в Индии насчитывает более 2 миллионов членов, обитающих преимущественно в Махараштре, Раджастхане, Гуджарате. В политической жизни они не проявляют большой активности. У них в отличие от индусов, мусульман или сикхов нет собственной политической организации. В джайнизме отсутствует воинственный дух «борьбы за веру», присущий, скажем, исламу, христианству, сикхизму и т. д. Было бы ошибочно, однако, полностью исключать джайнов из сферы политики.

В связи с необходимостью передать поступившее от русской православной церкви приглашение на Международный конгресс религий в Загорске мне представилась возможность познакомиться с одним из главных джайнских святых — Муни Сушил Кумар Джайном.

Муни принял меня в так называемом Доме джайнов, расположенном в центре Дели. Передо мной на кушетке, поджав ноги, сидел человек средних лет, седой, но с необыкновенно молодыми глазами. Тело его было завернуто в легкую белую ткань, рот прикрывала марлевая повязка, дабы никакая мошка не влетела туда и не погибла там. Муни Кумар оказался живым собеседником, успевшим за полчаса рассказать мне о многом, в частности о том большом впечатлении, которое оставили у индийцев визиты руководителей Советского правительства в их страну, о своем понимании марксистского определения религии и т. д. Он объяснил, что не сможет принять участия в Загорском конгрессе, потому что не ездит ни на каком виде транспорта: должен всю жизнь ходить пешком и без обуви. Запрет этот продиктован опять же боязнью принести гибель живому существу. По той же причине муни не покидает помещение в сезон дождей, когда потоки воды выносят на улицу из всех щелей и канавок червяков, насекомых, мошек.

У гуру немало учеников и последователей. И, несомненно, религиозные лидеры его типа имеют довольно большой общественный вес. Примечательно, например, что доктор Захир Хусейн сразу после избрания его президентом Республики Индии, счел нужным нанести визит Муни Сушил Кумар Джайну.

Джайны, как, впрочем, и приверженцы других вероучений, стремятся показать, что их религия не чужда современному миру с его бурным, стремительным развитием науки и техники, кардинальной ломкой старых общественных отношений. Мне не раз приходилось слышать от них весьма модернизированную интерпретацию ряда положений джайнизма, и прежде всего обета ахимсы. По их мнению, соблюдение этого принципа могло бы служить гарантией устранения угрозы войны, установления классового мира, утверждения подлинной демократии, ибо ахимса отвергает насилие и в вопросах, касающихся свободы мысли, высказываний и пр.

История индийского национального освободительного движения, практика борьбы против национальной и расовой дискриминации, например в Южной Африке или в США, подтвердили возможность использования этого принципа в политической борьбе. Вместе с тем тот же опыт свидетельствует, что ненасилие весьма часто оказывается отнюдь не самым эффективным и бескровным средством.

Буддизм. В одном из районов Дели, где сосредоточены посольства большинства стран (отчего он стал называться дипломатическим), разбит парк. Еще недавно здесь был каменистый пустырь, населенный шакалами и змеями.

Теперь же сюда по воскресным дням приходят гулять дипломаты с семьями, приезжают индийцы даже из дальних мест города. Так приятно почувствовать под ногами мягкую землю, покрытую свежим травянистым ковром, полюбоваться поразительным многообразием и яркостью цветов, выращенных среди камней заботливыми руками садовников (мали).

Красота природы дополняется живописностью групп индийцев, разбросанных подобно цветочным клумбам по зеленому полю. Смотреть, как они радуются свету и воздуху, как читают друг другу стихи, слушают музыку или пение, как они (взрослые и дети) резвятся, играя в «прятки», «третий лишний», доставляет удовольствие и помогает лучше понять их национальный характер.

В парке не много высоких деревьев: каменистая почва и отсутствие воды не способствуют их росту. Потому и заметно хилое деревцо, одиноко стоящее на небольшой поляне. Возможно, никто бы не обратил на него внимания, если бы не развевающийся над ним флажок и вбитая в землю дощечка. Надпись на последней гласит, что это свежая посадка привезенного премьер-министром Цейлона г-жой Бандаранаике черенка дерева Бодхи[10], объекта поклонения буддистов. Согласно легенде, после четырех недель размышления под деревом пипал возле Бодх-Гаи (юг Бихара) Гаутама[11] постиг высшую истину и превратился в Будду («Пробужденного», или «Просветленного истиной»).

По буддийской легенде, дочь и сын императора Ашоки в 251 году до н. э. привезли ветвь Бодхи в древнюю столицу Цейлона Анурадхапуру. С того времени на острове началось распространение буддизма, ставшего государственной религией. Спустя много столетий индийской земле была возвращена частица священной реликвии. Акция С. Бандаранаике символизировала желание буддистов видеть свое вероучение возрожденным в той стране, где оно возникло. Место для посадки было выбрано не случайно. Парк этот, носящий название «Буддха Джаянти», был заложен в честь 2500-летия со дня рождения Гаутамы.

Буддисты всего мира праздновали его в мае 1956 года, в пурниму — полнолуние. Этот день считается самым священным в буддийском календаре, потому что в соответствии с традицией в полнолуние месяца ваишакха (май) произошло три главных события в жизни Будды: рождение, просветление и паринирвана[12].

В настоящее время число индийских буддистов ненамного превышает 3 миллиона. Они сосредоточены главным образом в Махараштре, Бенгалии и Мадхья Прадеше, тем не менее Будда и его учение очень почитаемы в стране. Индийцы всегда помнят, что они дали человечеству одну из мировых религий, и гордятся этим. Хотя буддизм был вытеснен индуизмом, он не рассматривается как враждебное или чуждое вероучение. Более того, Будда причислен к аватарам бога Вишну, и индуисты видят в нем такое же воплощение верховного существа, как Рама или Кришна. Они охраняют священные места буддизма — Лумбини, где родился Гаутама, Бодх-Гая, где произошло «просветление», Сарнатх, где Будда произнес первую прошоведь, Кушинагара, где он достиг нирваны, — и стремятся совершить к ним паломничество.

Мне удалось побывать в Сарнатхе, расположенном около Варанаси. Легенда — а многие полагают, что это подлинная история, — сообщает: Махамая, жена вождя племени шакьев Суддходана — правителя одного из индийских государств, когда приблизилось время родов, покинула столицу Капилавасту и отправилась к родителям в Дебагаху. Она, однако, не успела добраться до дома и родила сына в Лумбииском лесу между двумя высокими деревьями^{27}.

Спустя семь дней королева скончалась, и мальчика воспитала ее сестра по имени Махараджапати Гаутами. Принц Гаутама вырос веселым, беззаботным и женился на красавице Яшодхаре. Но случилось так, что в какой-то день он увидел сначала дряхлого старца, затем измученного болезнью человека, наконец, похоронную процессию, направлявшуюся к месту кремации. Эти встречи произвели на него чрезвычайно сильное впечатление; он впервые задумался над бренностью существования, понял, что человек подвержен старости, болезням, смерти. И Гаутама решил искать путь к избавлению от этих страданий. Он покинул дворец и в течение шести лет жил как аскет, подвергая себя всевозможным лишениям и пыткам. Истинное знание не пришло к нему, и он отверг физическое самоистязание в качестве средства познания. В тот день Гаутама взял миску молока, предложенную преданной ему Суджатой, дочерью одного торговца, и сел под деревом пипал. Здесь, как уже говорилось, ему открылась истина, он превратился в Будду — того, кто познал Бодхи, или, иначе, высшее знание.

Он отправился в Варанаси к своим друзьям-аскетам и в парке произнес им проповедь. Пять аскетов стали после этого первыми учениками Будды. Так было запущено «колесо» дхармы, «праведного закона».

Буддийская формула, символически изображаемая колесом, называется «пратитья самутпада» и составлена из замкнутой цепи 12 причин и следствий, порождающих страдание («невежество; свойства разума, определяющие наши действия; сознание; индивидуальность; чувственность; соприкосновение чувств с объектами; ощущение; желание, или страсть; привязанность к жизни; рождение; старость; смерть, или страдание»^{28}). Буддисты верят, что в своей первой проповеди пророк раскрыл прежде всего четыре благородные истины (арья сатья): 1) жизнь есть страдание, 2) причина страдания— неосуществленные желания, 3) страданию можно положить конец, 4) существует «восмеричный» — путь к прекращению страдания.

Учение Будды не просто констатировало неустройство общества в период крушения племенной социальной организации и возникновения первых государств в Северо-Восточной Индии, оно как бы намечало путь избавления от него. Но в этой метафизической системе конечная причина реальных страданий была вынесена за пределы реальности. Страдание оказывалось в конечном счете результатом незнания. Преодолеть первое — значило положить конец невежеству, заключающемуся в жажде рождения и бытия.

Будда имел в виду не самоуничтожение, ибо он был против аскетического истязания, бесплодность которого испытал на себе, не отказ от жизни, как таковой, а уход от нее в реальном обществе, где царило неравенство и насилие, уход в сангху — монашескую организацию, построенную по образцу племенного общества. Сангха давала, таким образом, иллюзию избавления от страдания.

В раннем буддийском искусстве фигуры самого Будды не встречаются, их заменяют изображения различных предметов, связанных с историей жизни или учения Гаутамы, например дерева Бодхи, символического колеса, лотоса и т. п. Для периода расцвета древнеиндийского государства Маурьев (III век до н. э.), в котором буддизм получил большое распространение, характерны памятники в виде мемориальных колонн, увенчанных скульптурой.

Одна из знаменитейших колонн царя этой династии Ашоки (всего их насчитывают около 36) сохранилась в Сарнатхе. Капитель ее находится в расположенном здесь же небольшом археологическом музее. Она представляет собой стилизованное изображение четырех львов, несущих на спинах колесо. Ниже рельеф — бегущие животные и чередующиеся с ними вращающиеся колеса. Вся композиция базируется на лотосе лепестками вниз (по толкованию ряда искусствоведов) или же колоколе (по мнению других). Если львы выражают идею власти, то вращающиеся колеса указывают на неразрывную связь ее с религией буддизма. Капитель относится к одним из наиболее ранних (после Хараппы) уцелевших памятников и, возможно в качестве символа древней культуры, а также в качестве эмблемы могущества и власти, стала национальным гербом современной Индии.

Сарнатх замечателен также памятниками буддийского культа, относящимися к разным периодам истории этой религии. Здесь наряду с ранними вихарами — комплексом сооружений, где жили и совершали религиозный обряд буддийские монахи бхикху, — имеется построенная в новое время так называемая Мулангандха-кути Бихара. Есть тут и чайтья — храм-молельня, в котором содержится какая-либо реликвия, — продолговатый по форме зал, разделенный внутри колоннами и закругленный в торце апсидой.

В том же Сарнатхе сохранились развалины ступ — Джагат Сингх, которая была воздвигнута якобы на месте первой проповеди, и Дхамекш, возможно заложенной во времена Ашоки, но несомненно позднее перестроенной заново. По легенде, на этом месте 500 буддийских монахов впали в нирвану.

Ступы, куполообразные здания, базирующиеся на квадратном постаменте, ведут свое происхождение от могильного холма. Они сооружались на местах, связанных с жизнью Будды или историей его учения, и предназначались также для хранения реликвий (кости, зубы, волосы Будды, зола от его погребального костра, посуда, одежда и т. п.). Маленькие ступы ставились внутри чайтьи, только при Ашоке их насчитывалось, по традиции, 84 тысячи. Позднее стали строить большие здания, которые обносили оградой с четырьмя воротами (по странам света).

Эти замечательные памятники Сарнатха в недалеком прошлом находились в заброшенном состоянии; территория его, как свидетельствует Анагарика Дхармапала, буддист с Цейлона, посетивший Сарнатх в 1891 году, использовалась под пастбище для свиней. Дхармапале принадлежит инициатива но восстановлению и организации охраны буддийских памятников в Индии. Он основал общество Маха Бодхи, целью которого было возрождение буддизма, привлечение паломников к священным местам религии Гаутамы. Общество издает ежемесячник «Дхармадута» (на хинди), журнал и выпускает различную литературу.

Буддизм в современной Индии не играет большой роли в политической и идеологической борьбе. Малочисленность его приверженцев не дает оснований думать, что он может возродиться в полную силу на своей родине. Тем не менее исключить его как фактор политической жизни страны было бы неправильно. За последние годы число индийских буддистов значительно увеличилось[13].

Ряды их пополнили, во-первых, тибетские беженцы (около 100 тысяч), во-вторых, отрекшиеся от индуизма хариджаны.

Религия Будды не отрицает кастового деления, но утверждает, что истинное брахманство приобретается не рождением, а праведной жизнью. Буддизм уравнивает людей в духовном плане, что привлекает отверженных, ибо позволяет им надеяться на равные с другими возможности спасения от земных страданий.

В 1956 году, в год 2500-летия со дня рождения Будды, лидер неприкасаемых Амбедкар призвал их последовать его примеру и перейти в буддизм. В ответ примерно 100 тысяч неприкасаемых приняли веру Гаутамы. В этом акте сказались разочарованность и пессимизм низших слоев индийского общества, отчаявшихся и в условиях независимости обрести равноправие и подлинное гражданство.

Переход хариджан в буддизм продолжается, однако вряд ли он примет массовые формы. Изменение религиозной принадлежности не влечет изменения их экономического и социального статуса.

Сикхизм. В воскресное утро 6 апреля 1969 года возле здания посольства, вернее, представительства Великобритании в Индии, проходила несколько необычная демонстрация. У всех ее участников-мужчин на головах красовались разнообразной расцветки тюрбаны. На женщинах были не сари, а типичная одежда жительниц Панджаба — паджам и камиз с длинными легкими шарфами, перекинутыми за спину. По этим внешним признакам легко было узнать сикхов. Что привело их сюда, в район дипломатических миссий и посольств? Оказалось, администрация одной из транспортных компаний Англии[14] приняла решение, что работающие в ней сикхи должны сбрить бороды и при исполнении служебных обязанностей не носить тюрбаны. Протест возмущенных сикхов выразился не только в демонстрациях. Лидер их общины в Англии Сохан Сингх Джолли заявил, что сожжет себя 12 апреля, если администрация компании не отменит решения. Он предупредил также, что редактор одной из индийских газет в Лондоне Джарман Сингх Пармара последует его примеру спустя 15 дней.

Запрет на бороды и тюрбаны был снят, сикхи добились сохранения важного признака своей религиозной принадлежности. Всего таких признаков-символов у них пять: качх — набедренная повязка, кача — железное кольцо на запястье правой руки, знак непреклонной решимости и дисциплины, сабля-кирпан — эмблема власти и достоинства, длинные, в течение всей жизни не отрезаемые волосы, как у индийских святых — риши, наконец, гребень-нанга. Для удобства волосы укладывают на макушке «в пучок и прячут: мужчины — под тюрбан, мальчики — под квадратный кусок белой ткани, перехваченный шнуром. Бороды чаще всего убирают в тонкие под цвет волос сетки и подтягивают плотно к подбородку. Настоящие сабли носят редко, вместо этого их изображение из металла прикрепляют к деревянному гребню.

Общепринятого объяснения происхождения сикхских символов, или обетов, нет. Некоторые считают, что они были введены из стремления подражать первому сикхскому гуру — Нанаку, который был воинствен и в то же время праведен, как отшельник-риши.

Сикхизм (сикх — искаженная форма санскритского слова shishya «последователь») — религия молодая, возникшая в конце XVI века в Панджабе. Советские историки^{29} видят в нем «ересь индуизма», носители которой первоначально выражали настроения ремесленных и крестьянских масс, выступивших на борьбу против мусульманских и индусских феодалов. Многие индийские историки полагают, что сикхизм был своего рода реформацией индуизма, имевшей целью воспрепятствовать массовому переходу индусов в мусульманство, создать религию, которая сочетала бы в себе и черты индуизма и прогрессивные, демократические элементы ислама (прежде всего отрицание кастовой системы)^{30}.

Отделение сикхской религиозной общины происходило постепенно и завершилось в 1699 году, когда было объявлено о разрыве с индуизмом и об образовании хальсы[15]. В конце XVII века сикхизм оформился в самостоятельную идеологию, имевшую явно антифеодальный характер.

В отличие от индуизма, но подобно исламу эта религия монотеистична, отрицает всякое идолопоклонство, провозглашает равенство верующих перед богом, т. е. отказывается от признания кастовой иерархии. В сикхизме отсутствует вера в пророка (в противоположность исламу), но зато в нем есть напоминающий пророчество институт гуру — духовных наставников и вождей. Первым гуру, о чем уже говорилось, был Нанак (1469–1539) — основатель учения, последним, десятым, — Говинда Сингх (1675–1708). Гуру призваны нести верующим истинное слово божье и своей праведностью служить примером для них. Как и в мусульманской мечети, в сикхской молельне — гурдваре — отсутствуют изображения божеств. Предметом поклонения здесь является священная книга «Грантх Сахиб»[16], торжественно возлежащая в центре зала под балдахином. Ее открывают ежедневно по утрам и закрывают вечером. Обращаются с ней чрезвычайно бережно, обязательно обмахивают опахалом, очевидно для того, чтобы защитить от мух и прочих насекомых.

В гурдваре запрещено звонить в колокольчик (как это делают индусы, джайны и буддисты), зажигать светильник, жечь ароматические вещества и т. п.

При входе в нее снимают обувь, обмывают ноги и накрывают голову. В делийской гурдваре, расположенной около Канат Серкоса, я видела, как служитель — высокий старик при всех сикхских регалиях, в том числе и при огромной сабле, — давал верующим четырехугольные желтые платки. Прихожане сначала кланяются книге, затем, сложив ладони на манер индийского «намаете», восклицают: «Вашигуру джи ка кхалса, вашигуру джи ки фатек!» («Привет хальсе бога, который всегда победоносен!»). После этого они рассаживаются на полу, слушают чтение книги и сами произносят молитву.

В гурдваре меня не раз угощали карах прасадом, своего рода пудингом, приготовленным в железной посуде из муки, сахара и топленого масла (гхи). Верующие приносят его с собой, здесь его освящают — читают стихи из сикхской молитвы «Ананд» — и перемешивают кирпаном-саблей, а потом раздают присутствующим.

Раздача карах прасада, введенная гуру Нанаком, должна была подчеркнуть равенство сикхов, несущественность кастовых ограничений, прежде всего связанных с приемом пищи.

Ту же цель преследовал и сохранившийся со времен Нанака обычай организации свободной кухни (гуру ка лангер) у входа в гурдвару. Тут все, а не только сикхи могли участвовать в приготовлении пищи, в мытье посуды и распределении еды прихожанам. Легко себе представить, какое революционизирующее значение имело это в XVI веке, если даже теперь ортодоксальные индусы ни за что не возьмут пищу из рук членов низших каст.

Подобно всякой религии, сикхизм требует от своих последователей соблюдения определенных правил поведения. Четыре основных табу его (курахт) распространяются на стрижку волос, употребление мяса птицы или животного, забитых не с одного удара, курение табака и прелюбодеяние. Запрещается также получать выкуп за жениха или невесту. Обрядовая сторона сикхизма проще и демократичнее, чем индуистская. Пожалуй, наиболее показательна в этом смысле брачная церемония у намдхари — одной из сикхских сект. По существу, устраивается коллективная свадьба сразу нескольких (иногда до сотни) пар. Вместе со своими родственниками и близкими они собираются на площади или в открытом поле. Женихи и невесты одеты в белое (отличительный цвет намдхари, символизирующий чистоту их веры в учение гуру). Концы длинных шарфов будущих мужа и жены связываются узлом. Пары собираются у зажженного священного огня и делают четыре полных круга, после чего брак их считается действительным. Вся церемония обходится каждой паре в несколькорупий.

Другое наиболее значительное в жизни сикхов событие — рождение ребенка и связанный с этим обряд. Над новорожденным кто-нибудь из родственников или друзей произносит стихи во славу бога и, смочив кончик кирпана-сабли в меду или подслащенной воде, прикасается им к языку младенца. Затем мать, совершившая первое омовение, и все близкие поют гимн и читают «Грантх Сахиб». Тогда же решают, как назвать ребенка, причем к имени мальчика обязательно добавляют слово «сингх» («лев»), а к имени девочки — слово «каур». В заключение зачитывается молитва «Ананд» и раздается карах прасад.

Сикхизм в целом тесно сосуществует с индуизмом. Их сближение обозначилось со второй половины XVIII века, после того как сикхи, одержав победу над Моголами, образовали независимый Панджаб (1765) с хальсой во главе. С этого времени начался бурный процесс феодализации у сикхов, что повлекло за собой изменения и в сфере идеологии. Сикхские феодалы, преимущественно военачальники — сардары, были заинтересованы в отказе от демократических принципов первоначального учения и возрождения традиций индуизма, закрепляющих классовое неравенство и социальную иерархию. Постепенно были восстановлены кастовое деление в среде самих сикхов (беди, сидху и др.) и даже институт неприкасаемых. Сардары стали носить знаки кастовых различий, возродился запрещенный гуру Нанаком обряд сати (самосожжение вдов), в гурдварах появились изображения индуистских богов. Все это в свою очередь вызвало к жизни движение за возврат к ранней идеологии, за чистоту веры, движение еретических сект ниранкари и намдхари.

В наши дни, как и в прошлом, антииндуизм сикхов проявляется только тогда, когда приходят в столкновение классовые или национальные интересы. В таких случаях их вероучение выступает в качестве идеологии панджабского национализма.

Сикхи, пожалуй, самая активная, если не считать мусульман, община религиозного меньшинства. Сосредоточенность в одном штате позволила им консолидироваться. Их религиозно-политическая партия «Акали дал» («Армия акали») существует с 20-х годов. В свое время Говинд Сингх учредил особый военный орден, члены которого назывались «акали» (бессмертные). С победой хальсы орден превратился в привилегированную группу, по традиции считавшуюся хранительницей чистоты сикхизма.

В 1920–1924 годах началось движение акали, имевшее антиимпериалистический и отчасти антифеодальный характер. Оно было направлено прежде всего против махантов — сикхского духовенства, открыто поддерживавшего английские колониальные власти. Окончание борьбы против махантов и проведение реформы управления гурдвар в 1925 году завершились образованием «Акали дал», партии сельской верхушки, мелкой и средней буржуазии. В национально-освободительном движении эта партия сотрудничала с Индийским национальным конгрессом. После 1947 года классовый характер ее стал несколько меняться.

Отстаивая интересы правящих кругов Панджаба, «Акали дал» до ноября 1966 года требовала реорганизации штата. Поскольку для достижения чисто политической цели использовалась коммуналистская (религиозно-общинная) пропаганда, постольку это приводило к обострению взаимоотношений между сикхами и индусами, которых в свою очередь подстрекали организации типа «Джан сангх».

После раздела Панджаба по языковому признаку на Панджаб и Хариану «Акали дал» сконцентрировала свои усилия на захвате власти в штате. Религиозные различия, как и следовало ожидать, были преданы забвению, и бывшие враги («Акали» и «Джан сангх») оказались союзниками, когда встал вопрос о том, чтобы сбросить правительство Национального конгресса[17].

Христианство в Индии. В частных гостиницах Дели, Бомбея, Калькутты и других городов Индии я часто находила на тумбочке или столике рядом с кроватью Библию. Очевидно, хозяева гостиницы привыкли к тому, что приезжие иностранцы — обычно христиане, и старались сделать им приятное, тем более что это не требовало лишних затрат: христианские миссии никогда не скупились на издание и распространение религиозной литературы. Библия и Новый завет опубликованы на 50 языках народов страны. Библия в гостинице — как бы визитная карточка миссий, напоминающих о своем существовании.

Христианство в Индии получило распространение прежде всего на Юге, особенно в Керале, где его исповедуют 38 % населения. Вдоль шоссейной дороги, соединяющей столицу штата — Тривандрум с самым крупным городом Кералы — Кочином, как сторожевые башни высятся часовни с божьей матерью или распятым Христом. В утренние часы то и дело попадаются группы женщин возвращающихся из церкви. Они в белых сари либо в длинных юбках и в белых же облегающих коротких кофточках. Блестящие черные волосы слегка распущены и заплетены в косу лишь на концах. На шее у большинства — цепочка с крестиком или медальоном. Позже появляются вереницы ребятишек с грифельными досками в руках — школьники. В Керале самый высокий по стране процент грамотности, и это многие связывают с деятельностью христианских миссий. Они действительно уделяли и до сих пор уделяют огромное внимание школам. Объясняется это не столько христианским «состраданием» и «любовью к ближнему», сколько пониманием пропагандистского значения подобного рода учреждений. В учебном пособии по Индии, подготовленном неким Сурендра Кумар Даттом в 1909 году в помощь миссионерским обществам Великобритании, говорится, что строительство школ и больниц может быть, использовано в качестве главного и наиболее эффективного средства для преодоления недоверия и враждебности индусов, для привлечения их сердец к учению Христа.

И сегодня функции миссионерских учебных заведений остаются теми же. Учебные программы и вся система воспитания в них подчинены определенным целям и задачам, за которыми нередко скрываются небескорыстные интересы той или иной западной капиталистической державы. О любопытном факте рассказал мне мой тривандрумский знакомый господин Наир. Его сын учится в миссионерской школе, ибо отец, как и многие, полагает, что в ней дети получают хорошее знание английского языка и современное образование. Учитель однажды попросил ребят принести для школьной филателистической коллекции марки. Наир — секретарь местного отделения Общества индо-советских культурных связей, естественно у него в доме оказались советские марки. Сын принес их в школу, но учитель в коллекцию их не включил.

Разумеется, не всем христианским колледжам свойствен откровенный антисоветизм. В той же Керале, недалеко от города Куилона, я присутствовала на митинге по поводу открытия нового отделения индо-советского общества. Он состоялся в христианском колледже в присутствии самого директора.

Фанатизм свойствен в основном католикам и протестантам. Представители же тех христианских общин, возникновение которых не связано непосредственно с колонизацией Индии и с проникновением сюда иностранного капитала, более терпимы. Такого рода общины образуют, например, малабарские христиане (самые ранние христиане на индийской земле).

По преданию, их церковь, именуемая Малабарской или Сирийской православной, имеет апостольское происхождение; они утверждают, что ученик Иисуса Христа св. Фома, пройдя с проповедью Евангелия до Палестины, Сирии, Месопотамии и Аравии, достиг Индии и основал в 52 году в Малиапуре первую христианскую церковь^{31}. Он обратил многих людей в свою веру, воздвиг семь церквей во имя Девы Марии и рукоположил священниками членов четырех принявших христианство семей из высшей касты намбудри: Пакаломатам, Калли, Калиянкал и Санкарапури. Затем апостол отправился на восток и дошел до Восточного Китая, но вернулся в Индию и в 72 году близ Мадраса, у горы, носящей теперь его имя, «принял мученическую смерть» от руки фанатичного индусского брахмана. В 385 году (по другим источникам — в 165 году) мощи св. Фомы были перенесены в месопотамскую Эдессу. Эти сведения малабарские христиане почерпнули из якобы составленных св. Фомой «Деяний», устного предания и древних церковных писаний Григория Назианзина, св. Григория Великого, блаженных Иеронима и Феодорита.

О древнем происхождении Малабарской церкви свидетельствуют и более достоверные источники. Так, под актами первого Вселенского собора (325 год) стоит подпись Иоанна, «епископа всей Персии и Великой Индии»^{32}.

В 1547 году на «горе апостола Фомы» (близ Мадраса) был найден черный каменный крест, увенчанный рельефом с изображением голубя. Крест покоился на плите, по краям которой была высечена надпись. Она оставалась непрочитанной почти 400 лет. Только в 1928 году на Международном съезде востоковедов в Оксфорде археологи с помощью иранских специалистов расшифровали ее. Написанная на пахлевийском наречии времен Сасанидов (226–661), она гласила: «Господи Иисусе Христе, помилуй Афраса сына Кахербухта сирийца, который сохранил этот крест». Находка креста и расшифровка надписи надгробья подтверждают обоснованность предположений, что юго-западное побережье Индии с середины IV века становится прибежищем христиан, спасавшихся от гонений Сасанидов. Считают, что в 345 году в Кранганоре на Малабаре поселились первые 400 человек. Пришельцы ввели сирийский язык при богослужении, родственный тому языку, на котором будто бы говорил Иисус Христос, и создали здесь особый архитектурный стиль местной церкви (сирийский тип)^{33}.

Европейцы узнали про небольшую христианскую общину в далекой стране от знаменитого венецианца Марко Поло, вернувшегося на родину в 1293 году. Вскоре в Индии появились францисканские и доминиканские монахи, а в 1333 году папа Иоанн XXII официальна заявил о притязаниях на главенство над христианами Индии. В 1542 году в столицу Португальской Индии — Гоа прибыл францисканский монах Франциск Ксавье, с именем которого связано основание здесь католической миссии. Католики попытались обратить в свою веру малабарских христиан. Началась упорная борьба, завершившаяся учреждением в конце XVI века инквизиции… Иезуиты уничтожили церковные книги сирийских христиан или переписали их в соответствии с учением римской церкви, сожгли архивы Малабарской общины, запретили совершение местных обрядов и т. п.

Вслед за португальцами в страну проникают голландцы и англичане. Деятельность католиков и протестантов приводит к расколу в среде исконных индийских христиан. В настоящее время они делятся на пять групп: сирокатолики, признающие авторитет римской церкви и придерживающиеся латинизированного ритуала, сиро-униаты, выполняющие древний сирийский обряд, мартомиты, или церковь Мар-Фомы, находящаяся с XIX века под влиянием протестантов, яковиты, подчиняющиеся: монофизитскому (яковитскому) сирийскому патриарху, и сироправославные, или православная сирийская восточная церковь Южной Индии. Последняя (350 тысяч членов) очень близка ко вселенской церкви. Зимой 1953/54 года богослов Н. М. Зернов и православный английский архимандрит Лазарь (Мур) вели в Индии частные переговоры с епископами сирийских христиан о возможности воссоединения их с православной церковью. Главное расхождение заключается в том, что сирийские христиане признают только три первых вселенских собора.

Но вернемся к вопросу о христианизации колониальной Индии. Наибольшие возможности открылись после того, как в 1813 году под нажимом английских религиозных деятелей, подавших в палату общин 800 петиций, был пересмотрен устав Ост-Индской компании, ранее ограничивавший активность миссионеров. Правда, нельзя сказать, чтобы усилия миссий увенчались очень уж заметными успехами. К началу XX века при населении примерно 300 миллионов человек христиан здесь насчитывалось 2 923 241, из них протестантов местного происхождения — 978 936. Впрочем, дело даже не в численности, а в социальном положении обращенных. Ими становились главным образом представители низших каст, самых бесправных и униженных. Их привлекали не проповедь Христа, не высокие религиозные идеалы, а чисто земные цели: «Те, кто хотел поднять свой общественный престиж, принимали христианство. Тем самым они надеялись не только добиться равного к себе по сравнению с другими отношения, но и получить защиту от правящей расы через их миссионеров»^{34}. Последние столкнулись в Индии с рядом трудностей, не встречавшихся им в других странах. Эти трудности были обусловлены психологией индусов, стойкостью их традиций. Индуизм не признает «обращения»: индусом нельзя стать, им рождаются. Потому сама возможность перехода в ту или иную веру рассматривается с неодобрением, как действие, противное истине и извечно установленному правопорядку. Решиться принять христианство может лишь тот, кто доведен до отчаяния своим приниженным положением в обществе, кому нечего терять. Самое страшное для индусов — оказаться вне касты, что равносильно полному исключению из общественной жизни. И если они все же решались переменить веру, то делали обычно это не индивидуально, а коллективно, всей общиной.

Так, христианами становились чамары (кожевники), чухра (подметальщики, уборщики), шананы (сборщики орехов и сока кокосовых пальм) и т. п. Согласно свидетельству одного миссионера, в Бенгалии «в большинстве деревень люди думают, что христианство — религия только свиперов (подметальщиков)»^{35}. По статистике, около 90 % индийских христиан принадлежит к зарегистрированным кастам и племенам.

Однако сила кастовой системы столь велика, что «индусы из низших каст, принявших христианство, не подняли себя тем самым на более высокую ступень, а, напротив, свели религию до уровня собственного понимания»^{36}. Их соотечественники по-прежнему относились к ним как к лицам, низким по происхождению. Более того, кастеизм привносился новообращенными в новую для них идеологию. Это выражалось в требовании выходцев из разных каст отводить им места в церкви в соответствии с их кастовой принадлежностью, они приходили на богослужение в такое время, чтобы не встретиться с прихожанами из более низких каст и т. д.

Нирад Чаудхури в своей книге приводит следующий факт. Сын известного в Калькутте человека (христианина) хотел жениться на девушке-христианке из низшей касты. Отец был против этого брака, и сестра юноши тоже. Она заявила: «В конце концов мы же брахманы»^{37}.

Миссионеры, безусловно, стремились и продолжают прилагать усилия к тому, чтобы их религию принимали представители влиятельных слоев индийского общества, имеющие социальный, экономический и политический вес. При этом преследуются, конечно, корыстные цели. Тем не менее надо признать, что христианизация сыграла и некоторую положительную роль в общественной и культурной жизни страны. Просветительская деятельность миссионеров в какой-то степени способствовала развитию реформаторского движения. «Английское образование в школах и колледжах, созданных британскими и христианскими миссиями… — писал один из видных общественных деятелей, активный участник национально-освободительного движения, Ладжпат Рай (1865–1928), — открыло массе образованных индийцев доступ к западной мысли и западной литературе. Некоторые из английских преподавателей и профессоров сознательно или бессознательно внушали своим ученикам идеи свободы и национализма»^{38}. Эти идеи подрывали общественные устои и традиции, подкрепленные религией, в результате чего новая система образования порождала инакомыслие и в вопросах религии.

Рост национального самосознания был неразрывно связан с развертыванием движения за социальное переустройство индийского общества, что в свою очередь требовало пересмотра религиозных принципов, освящавших такие институты, как кастовая система, полигамия, обычай самосожжения вдов, детские браки, идолопоклонство, человеческие жертвоприношения и т. п.

В индуизме идеи реформации сложились под некоторым влиянием христианства и в особенности его этики. Бенгальский просветитель Рам Мохан Рай (1772–1833), основавший в 1828 году общество «Брахмо иамадж» и ратовавший за социальные преобразования с помощью реформированной религии, выступал против индуистского политеизма и пропагандировал христианский монотеизм. Родоначальник реформаторского просветительства в индийском исламе Сайид Ахмад-хан (1817–1898) тоже испытал воздействие христианской идеологии. Он хотел примирить ее с исламом, показать наличие общих в них положений.

Вместе с тем в XIX веке начинают развертываться религиозно-политические движения, имевшие целью возрождение индийского общества путем восстановления чистоты его религиозного учения. Так называемые ревайвалисты-индусы призывали к возврату к ведам, а мусульмане — к исламу периода первых четырех халифов. Для тех и других характерно враждебное отношение к христианству как к вероучению колонизаторов.

Своеобразной реакцией на активизацию христианства в Индии явилось движение ахмадие, или кадиани. Очевидно, что возникновение этой мусульманской секты, созданной Мирзой Гулямом Ахмадом Кадиани (1838–1908) в 1889 году, было обусловлено стремлением главным образом помещиков и купечества Панджаба добиться благосклонного отношения английских властей проповедью лояльности к ним со стороны мусульман и в то же время сохранить религиозную исключительность своей общины, отразить наступление христианства, противопоставив ему по-иному интерпретированный ислам. Центральные положения учения ахмадие сводились к следующему: 1) неверие в окончательное пророчество Мухаммада и провозглашение Ахмада Кадиани новым пророком; 2) неприятие джихада — священной войны против неверных; 3) отрицание смерти Христа на кресте.

В Кашмире мне показали место, где якобы был захоронен Христос. Предание гласит, что после воскресения он бежал сюда и здесь близ Сринагара умер в возрасте 120 лет. Иисус Христос предсказывал появление нового мессии на Востоке в начале седьмого тысячелетия после рождения Адама. Именно таким мессией и объявил себя Гулям Ахмад Кадиани. Стараясь упрочить влияние ислама в стране, он провозгласил себя также аватарой бога Вишну.

В независимой Индии позиции христианской церкви заметно ослабли. Если раньше, пользуясь поддержкой колониальных властей, ее проповедники действовали активно, наступательно, то теперь, лишившись этой поддержки и чувствуя недоверчивое, а часто и отрицательное отношение индийцев, в представлении которых миссионерская деятельность обязательно связана с политикой того или иного западного государства, они видят свою задачу в том, чтобы удержать «занятые рубежи», не допустить исчезновения христианских общин.

В г. Найнитале я как-то разговорилась со священником местной католической церкви, пожилым грузным итальянцем. Он приехал в Индию еще в 20-е годы, но после 1950 года принял гражданство республики (дабы не быть изгнанным из страны и пользоваться большим доверием индийцев). Постоянно он проживает в Лакхнау, столице штата Уттар Прадеш, где готовит священников из местных христиан. Итальянец признал, что сейчас подготовка ведется ускоренными темпами, потому что антимиссионерские настроения усиливаются и неизвестно, как сложится судьба европейских миссий в ближайшем будущем.

Подготовка священников из местных жителей — часть общей программы «индианизации» христианской церкви. Именно этот вопрос обсуждался на воеиндийском национальном семинаре в Бангалуре, организованном римской католической церковью в мае 1969 года. На семинаре присутствовали 65 епископов и еще 600 делегатов. Участники его выдвинули ряд конкретных предложений, и среди прочих следующие: строить церкви по типу индуистских храмов, использовать для декорирования интерьеров традиционные мотивы, вести богослужение на индийских языках, вместо свечей употреблять светильники, вместо вина — сок кокосовых орехов и т. д. Было предложено создавать обители наподобие индусских ашрамов «в качестве центров медитации». Суммируя подобного рода рекомендации, один из выступавших на семинаре сказал: «Не следует дальше отыскивать индусов и мусульман для веры Христовой, давайте учиться открывать спрятанного Христа в индуизме и исламе»^{39}.

Более консервативная часть делегатов высказала опасения, что в результате индианизации христианская церковь может утратить свое «собственное лицо» здесь.

Волнение миссионеров небезосновательно. В стране все чаще раздаются голоса, требующие изгнания иностранных христианских миссий. Причем голоса эти принадлежат не только нехристианам, но и самим собратьям по религии. Подобные требования выдвинула, например, первая сессия Национальной христианской демократической партии, состоявшаяся в Симле в августе 1969 года. Архиепископ так называемой индийской национальной церкви Атанасиус Джоел С. Вильямс призвал индусов и мусульман помочь индийским христианам освободиться от иностранных миссионеров, которые «под видом проповедников занимаются шпионской деятельностью»^{40}.

Объясняется такая позиция индийских христиан, пожалуй, главным образом желанием доказать, что они не менее лояльны и патриотичны, чем индусы, буддисты, сикхи или мусульмане, что их принадлежность к христианской общине не означает соучастия в прошлой или настоящей деятельности португальцев, французов, англичан, американцев.

В Найнитале я видела христианское кладбище. Дорогие надгробные плиты из мрамора указывали, что под ними покоятся останки прежде богатых, имевших власть людей. Сегодня только мрамор напоминает об их былом могуществе. Кладбище заросло, памятники покосились или рухнули на землю. Заброшена и стоящая рядом церковь — двери заколочены, стекла разбиты. Она, как и плиты на могилах, напоминает о временах, когда эти люди жили, верили в своего бога и старались приобщить к своей вере других. Но ушли из жизни и из страны чужестранцы, и захирел их храм. Их религия так и не пустила глубоких корней на индийской земле.

Ислам в Индии. 1947 год явился для народов Индийского субконтинента годом освобождения от английского колониального гнета. Но радость победы была омрачена страшными и трагическими событиями, сопровождавшими раздел страны на два государства: Индию и Пакистан.

«15 августа 1947 года Амритсар стал свободным… Воздух сотрясали крики и лозунги в честь свободной Индии. Индусы, мусульмане и сикхи — все, как один, были счастливы. Вечером, когда зажглись огни иллюминации, к перрону вокзала подошли два специальных поезда из свободного Хиндустана и свободного Лакистана. В поезде, пришедшем из Пакистана, находились индусы и сикхи, а поезд, прибывший из Хиндустана, привез мусульман. В каждом поезде было по 3–4 тысячи человек. Ню среди этих 6–8 тысяч человек с трудом можно было насчитать 2 тысячи живых. Трупы были обезглавлены, головы нанизаны на копья и выставлены в окна вагонов. На пакистанском поезде была сделана жирным шрифтом надпись на языке урду: «Учитесь убивать у Пакистана!» На другом поезде было написано на языке хинди: «Учитесь мстить у Хиндустана!»

Приведенный отрывок принадлежит перу одного из лучших современных писателей Индии, Кришан Чандру (рассказ «Амритсар»). Пожалуй, ни в Индии, ни в Пакистане нет писателя или поэта, который не откликнулся бы в своих произведениях на несчастье, постигшее народы в связи с разделом страны.

Лидеры движения за сепаратное государство индийских мусульман обосновывали идею создания последнего необходимостью решить так называемую индусско-мусульманскую проблему — противоречия между представителями двух религиозных общин в экономической и общественно-политической жизни страны. Колониальные власти провоцировали и всячески разжигали религиозно-националистические настроения, поддерживали сепаратистские устремления.

Однако еще до 1947 года и среди мусульман и среди индусов были люди, выступавшие против раздела. Они полагали, что подобное решение проблемы приведет лишь к дальнейшему обострению взаимоотношений между двумя религиозными общинами и вызовет серьезные осложнения на международной политической арене.

Образование Пакистана не сняло с повестки дня вопрос о противоречиях между индусами и мусульманами. И те и другие по-прежнему должны были жить в Пакистане и Индии, при этом в одном случае первые из них составляют религиозное меньшинство, в другом — большинство.

В Индии, по данным 1966 года, насчитывалось около 48 миллионов мусульман, рассредоточенных практически по всем штатам. В Конституции сказано, что Индийская республика — секулярное государство, в котором все граждане независимо от своей религиозной принадлежности равны. В центральном правительстве Индии имеются министры-мусульмане. На протяжении более двух лет президентом республики был д-р Закир Хусейн — мусульманин. В стране функционируют мусульманские религиозные организации, центры по изучению и пропаганде ислама. И все же противоречия между двумя основными религиозными общинами не только сохраняются, но с годами усиливаются. Самое тревожное подтверждение тому — увеличивающееся число столкновений между ними. Если в 1960 г. было около 26 подобного рода инцидентов, то в 1964 г. — 1170, в 1965 г. — 676, в 1966 г. — 133, в 1967 г. — 209, в 1968 г, — 346, а в 1969 г. — 2225^{41}.

25 ноября 1968 года в Каттаке (Орисса) столкновение прекратилось только после вмешательства армии. В результате 40 человек получили серьезные увечья, было сожжено 106 магазинов и лавок, 59 домов, всего уничтожено собственности мусульман на 10 миллионов рупий^{42}. Такие факты, к сожалению, не единичны. Религиозные конфликты становятся все более насильственными, приводят к увеличению числа смертных случаев. В столкновениях в первом квартале 1966 года не наблюдалось ни одного такого исхода, за тот же период в 1967 году их было 15, в 1968 поду — 41, а в 1969 году — 51^{43}. Только в Ахмадабаде, столице Гуджарата, за две недели сентября 1969 года число убитых достигло 500^{44}.

Чем же вызвано обострение противоречий между индусами и мусульманами в независимой Индии? По этому поводу можно услышать различные мнения. Некоторые возлагают вину на индусских фанатиков, возбуждаемых коммуналистскими организациями типа партии «Джан сангх», подчеркивают, что правительственные круги попустительствуют националистам и проводят дискриминационную политику по отношению к мусульманам. Указывается, например, что лишь единицы их представлены в органах министерства внутренних дел, полиции, армии, на государственной службе^{45}.

Другие перекладывают ответственность за нынешнее положение вещей на мусульман, которым ставят в вину общую политическую пассивность, безразличие к успехам страны в целом, замкнутость, отрицание достижений современной науки и социального прогресса, противодействие осуществлению программы семейного планирования и принятию прогрессивного семейного законодательства и т. д. Их часто подозревают в нелояльности, в симпатиях к Пакистану.

Очевидно, обе точки зрения не лишены определенного основания. Однако, думается, ни одна не раскрывает первопричин напряженности. Нынешнее состояние имеет свои исторические корни. Нет сомнения, что главным виновником обострения вражды между двумя религиозными общинами, достигшего кульминации в год раздела страны, был британский колониализм, заинтересованный в разжигании индусско-мусульманской розни в целях ослабления освободительного духа народа. В то же время следует иметь в виду, что англичане использовали реальную сложность взаимоотношений, сложившихся в-индийском обществе. Общинные столкновения происходили и до прихода англичан. Примером тому может служить серьезный религиозный конфликт в Дели в 1727 году в период правления Мохаммеда Шаха. Ислам пришел в Индию как религия завоевателей, а затем правителей; естественно поэтому, что обострения отношений между победителями и побежденными, между правящими и подчиненными принимали нередко форму религиозной вражды. Различия между религиозными общинами тесно переплетались с социально-экономическими и политическими противоречиями. Колонизаторы умело использовали эту социальную функцию религии, доведя вражду между представителями двух общин до наивысшего накала.

Понятно, что в период борьбы за независимость и после 1947 года сторонники национального единства Индии, в отличие от тех, кто доказывал необходимость создания Пакистана существованием двух наций, справедливо акцентировали внимание на том, что объединяло индусов и индийских мусульман. Многие искренне верили, что с достижением независимости и уходом англичан индусско-мусульманская рознь исчезнет. Действительно, после изгнания колонизаторов был ликвидирован основной катализатор межобщинной напряженности. Однако оставалось классовое и социальное деление общества со всеми присущими ему противоречиями, которые рано или поздно должны были проявиться в традиционной и привычной для этой страны форме — в форме конфликта религиозных общин.

Новая волна индусско-мусульманских конфликтов стала нарастать спустя десятилетие после приобретения независимости. Что было причиной тому? Видимо, прежде всего неудовлетворенность мусульман своим положением. После 1947 года наиболее зажиточная часть их оказалась в Пакистане, в Индии же осталась главным образом экономически, а следовательно, политически и культурно отсталая мусульманская масса. Сотрудничество с правящей партией Национальный конгресс не дало ожидаемых результатов, социально-экономический статус мусульман радикально не изменился, что вызвало в их среде разочарование и возрождение на время утихшего, но вновь поднявшего голову так называемого религиозно-общинного мусульманского национализма.

Этому способствовало еще одно обстоятельство: мусульманская верхушка — помещики и мелкая буржуазия — обнаружила, что ее классовые интересы ущемляются растущим индийским национальным капиталом, преимущественно индусской средней и крупной буржуазией. Отсюда антикапиталистическая направленность пропаганды ряда мусульманских партий и организаций (например, «Джамаат-и ислами»), идеализация средневековья, попытка сохранить некоторые институты феодализма.

Обострение индусско-мусульманских противоречий в-немалой степени определяется усилением индусского национализма, активизацией религиозно-коммуналистских организаций индусов «вроде «Джан сангх», «Шив сена» и усугубляется действием внешнего фактора, каким является постоянная напряженность в отношениях между двумя государствами.

В беседах с индийцами мне нередко приходилось слышать мнение, что До тех пор, пока останутся неурегулированными и не улучшатся индо-пакистанские отношения, мусульмане в Индии и индусы в Пакистане будут вызывать недоверие и рассматриваться как элементы, симпатизирующие враждебной стороне и потому потенциально опасные для общества.

Как изменить создавшееся положение? Что нужно сделать, чтобы положить конец вспыхивающим время от времени религиозным столкновениям? Ответы даются самые разнообразные. В среде самих мусульман одни (к ним относятся, например, «Джамаат-улема и хинд» и богословы школы Деобанда) видят выход в активном участии своей общины в жизни нации в целом при сохранении за ней ее религиозной специфики[18]. Другие («Джамаат-и ислами», «Маджлис иттихад-ул-мусли-мин») занимают позицию крайнего религиозного сепаратизма и фанатизма, выражающегося в агрессивных лозунгах борьбы за установление господства ислама в Индии. Третьи полагают, что проблема может быть решена с помощью «модернизации» ислама, через принятие мусульманами западного образа жизни, отказ от сознания своей религиозной исключительности (представители группы «культурной свободы» — А. Б. Щах, Хамид. Дальваи, М. Р. Карандикар и др.).

Сегодня проблема национального единства и «сосуществования» различных религиозных общин находится в центре внимания. В стране создаются и функционируют многочисленные организации и комитеты, ставящие своей задачей борьбу за национальную интеграцию. Эти организации включают индусов и мусульман, сикхов и христиан, буддистов и джайнов — всех, кто независимо от своей религиозной принадлежности осознает необходимость объединения усилий для преодоления ненависти, разжигаемой религиозными фанатиками.

В 1961 году по инициативе правительства в стране был создан Совет национального единства, куда вошли главные министры штатов, министры центрального правительства. лидеры политических партий и профсоюзов, общественные деятели. Рекомендации Совета должны были носить обязательный характер. Однако он в течение, семи лет фактически бездействовал. Лишь в. 1968 году, после того как произошло несколько массовых кровавых столкновений между индусами и мусульманами, Совет возобновил свою работу.

Самую серьезную угрозу идеям секуляризма, положенным в основу индийской Конституции, представляет деятельность коммуналистов индусского религиозного большинства — партии «Джан сангх» и военизированной организации «Раштрия сваям севак сангх» (РСС). Рано утром и вечером в различных местах Дели (около 300 пунктов) проходят занятия членов РСС. Мальчишки с пяти лет и мужчины средних лет одеты в одинаковую форму — шорты цвета хаки и белые майки или рубашки. Под руководством «тренеров» сначала проводится часовая физическая подготовка: маршировка, изучение приемов борьбы и т. п. Затем все рассаживаются, поджав-ноги, на земле и слушают «лекцию». О чем рассказывают своим слушателям «лекторы», не кончавшие университетов, а может быть, и полного школьного курса? Думаю, о том же, о чем говорят открыто лидеры «Джан сайг», о чем пишут ее печатные органы вроде газеты «Органайзер». В головы юнцов и малограмотных отцов семейств систематически вбиваются идеи превосходства индуизма, необходимости борьбы за установление в Индии хинду раштра (государства индусов), в котором «неиндусы должны принять культуру и язык индусов, почитать и благоговеть перед индуизмом… полностью подчинить себя индусской нации, не требуя никаких привилегий и даже гражданских прав»^{46}.

В статье, помещенной в «Органайзер» от 26 мая 1968 года, предлагалось, например, убрать из знаменитого Тадж Махала гробницу Шах Джехана и его жены и считать Тадж индусским памятником.

Многие индийцы с нескрываемым беспокойством и неодобрением наблюдают за тренировками РСС, понимая, что эта организация сеет на индийской земле семена фашизма. В парламенте порой выдвигаются требования запретить ее. Но есть люди, утверждающие, что фанатичные молодчики из РСС нужны стране, ибо могут быть использованы в случае — внешней угрозы и — но об этом открыто говорить не принято — для подавления выступлений «черни».

Распространение «коричневой» заразы не только усложняет индусско-мусульманскую проблему, но и угрожает демократии, прогрессу, всем передовым людям страны. Фанатизм той или иной религиозной общины, пытающейся навязать свою волю, свою идеологию инаковерующим, ведет к еще большему накалу межобщинной борьбы, усиливает взаимную неприязнь и ненависть. Так называемая религиозная проблема может быть снята с повестки дня лишь тогда, когда реальные социально-экономические противоречия перестанут подменяться национальными или религиозными.