Ловцы снов

Глава 10

Егор нашел меня на балконе.

Не знаю, сколько я там простояла, да и вообще события после слов Гоши о гибели Юли как-то раскололись на мелкие осколки. Помню, как напирала на него на площадке, пыталась выпытать подробности, а он мямлил что-то, пятился, а потом как побежит… Помню, как подавила в себе порыв рвануть следом. А ведь он мог и убить с перепугу. Гоша, конечно, забитый, но все же стрикс. Но во мне тогда будто взорвалось все.

Виктор убил.

Виктор.

Убил.

Это не подозрения – свершившийся факт. И у события этого есть свидетель. И если так, то… что дальше? Что делать дальше?

– Ты совсем, что ли, раздетая на балкон?!

Меня по шею укутали пледом, развернули, впихнули обратно в комнату, заглянули в лицо.

– Ты чего, Валевская? – испуганно спросил Егор. И уже тише: – Яна?

– Там… – Я указала рукой на стол, где все еще стояли наши чашки, сахарница и пакетик сливок. Рядом со сливками на протертой клеенке лежала флешка, которую отдал мне Гоша. Наверняка с какой-нибудь важной информацией, обличающей Виктора.

Рука предательски дрогнула. Не хочу смотреть. Не сегодня.

– Что это? – Егор, похоже, был настроен решительнее. И к доказательству моего облома прикоснулся бесстрашно.

– Там о клубе и о погибших донорах, – спокойно сказала я. – Во всяком случае, так сказал Гоша. Посмотри, возможно, это тебе поможет.

– Кто такой Гоша?

– Георгий Алмазов. Сын Виктора.

– Хочешь сказать, сын Алмазова нам весточку принес? – скептически уточнил Егор. – Птичка из совета – информацию на крылышках? Попахивает троянским конем.

– Гоша боится, – бесцветно пояснила я. – Боится отца.

Пауза несколько затянулась – похоже, Егор пытался переварить полученную информацию. С открытого балкона в комнату тянулись запахи весны – прелых листьев, влажной земли, вспухших почек, что вот-вот выпустят на волю свежие листья. Плавно качалась занавеска.

– Он видел, как Виктор убил Юлю…

Едкий взгляд, недоверие, завуалированная радость – надо же, как подфартило, что доказательства сами в руки прыгнули. Еще и свидетель слабый духом – чуть поднажми, и расколется. И какое Егору дело, что радость эту я с ним не разделю?

Справедливо, все по чести. Только от справедливости этой горло пережало – не вдохнуть. И скребется что-то в груди, будто выдирает себе путь наружу. Глазам больно, и потому они слезятся. С каким удовольствием я сейчас просто упала бы на кровать и уснула.

Спать было нельзя, потому я отвернулась и сделала вид, что меня мало волнует произошедшее. Пусть Егор лучше считает меня бесчувственной сукой, чем размазней.

– Где твоя добыча? – поинтересовалась я буднично. – Макароны, пельмени или какую еще вредную гадость ты притащил?

Егор молча указал на два пакета у двери. Вот и отлично, займу чем-то руки, которые предательски дрожат. Я выскользнула из кухни, переоделась в шорты и рубашку – все же я решила оставить кое-что из одежды Алисы до тех пор, пока не доберусь до магазина и не куплю то, в чем не стыдно показаться на людях.

В пакетах пельменей не отыскалось, однако я нашла филе индейки, пачку нешлифованного риса, оливковое масло, сливочный сыр, две бутылки натурального йогурта, овощи, фрукты и много зелени. Должна была признать, что Егор не так уж безнадежен, во всяком случае, с этим можно работать. Картину портила лишь притаившаяся в углу большая упаковка желейных мишек.

В одном из навесных ящиков я нашла коробку со сваленными в кучу пакетиками специй, сняла со стены разделочную доску, включила духовку. Память заботливо подкинула пару рецептов запеченной птицы, руки привычно принялись за дело, а мысли… От мыслей я старалась избавиться.

Егор приволок на кухню ноутбук и, казалось, полностью погрузился в изучение Гошиных материалов, а я изо всех сил старалась не зацикливаться на этом. Вскоре кухня наполнилась ароматами запеченного мяса, на плите на медленном огне доходил до кондиции рис, а я вымыла и нарезала овощи в салат.

Развернулась и натолкнулась на пронизывающий взгляд Егора. Так смотрят на приговоренных к казни – одновременно с жалостью и ужасом.

– Что?!

– Это правда, что ты убила отца?

Опять двадцать пять! Сколько ни закапывай секреты из прошлого, кто-нибудь обязательно захочет посадить на этом месте картошку. Не то, чтобы мне было неприятно вспоминать… Я смирилась как-то быстро, гораздо хуже пришлось бы, останься он в живых.

Я не злорадствовала тогда. Было страшно, и я хапнула больше, чем следовало. От испуга. А потом обморок, запах серы, тогда еще непривычный, растерянность матери, скорая, больница. Его пытались откачать около часа, а потом остановилось сердце. Бывает. Лето, жара, гипертония, удар – несложно найти объяснение, на самом деле. Сердечный приступ не такое уж редкое явление…

Я хорошо помню охватившее меня тогда оцепенение. И пристальный взгляд высокого сероглазого мужчины, прожигающий кожу. Его я выдержала почти легко.

Гораздо сложнее было потом, когда мне велели приехать в офис совета. Вот там началась настоящая жара.

– У подростков такое случается в период полового созревания.

– Да, с такими же подростками. Обычно при первой близости, когда стрикс еще не умеет сдерживать голод.

– Ну вот и я… не сдержала.

Я научилась нормально реагировать на такого рода взгляды. После того случая все представители совета удостоили подобными. Выдержала. А сейчас вот не вышло, и я отвернулась к плите, якобы чтобы проверить рис.

Егор молчал, и молчание, кажущееся звенящим, угнетало. Холодно стало, надо бы закрыть балкон. Не лето все-таки. Как же хочется сейчас проснуться в собственной постели, рядом с сопящим Русланом, нелюбимым, но таким привычным. И улыбнуться от осознания, что вся эта история – лишь отголосок безумного кошмара.

Но я была реалисткой и понимала, что подобные мечты неосуществимы.

– В ваших архивах этого нет, – глухо произнес Егор.

Он прав, нет. Виктор позаботился.

– Мама не знает, – спокойно ответила я. – Я не хотела ее расстраивать, она и так натерпелась. От него в том числе. Запись в архивах – риск, что все это выплывет.

– И Алмазов подтасовал записи, – догадался Егор.

– Просто не стал акцентировать внимание… на причинах. Ты сам сказал, у подростков такое бывает. Совет не карает непредупрежденных.

Балкон я все же закрыла. Выключила плиту, с помощью прихваток отставила рис, вынула мясо из духовки.

От запаха еды мутило.

– Знаешь, – задумчиво сказал Егор, когда я принялась сервировать стол, – вот читаю я это все: досье на вас, связи с погибшими донорами, их привычки, любимые места, и все меньше верится в первоначальную теорию. Будто неудобные события скрыты, а удобные – выпячены наружу. Сдается мне, кто-то настойчиво подставляет твоего Алмазова.

Я даже замерла от неожиданности, вот уж не ожидала подобных выводов. Мне казалось, Егор ухватится за эту информацию, как за последнюю надежду утопить Виктора. Даже показалось на секунду, что он так зло надо мной подшучивает.

Егор не шутил. Наоборот, был очень серьезен.

– То есть как – подставляет? – задала я глупейший из вопросов. И добавила тот, на который ответа у Егора скорее всего не было. – Кто?

– Это ты мне скажи, кто. Сынок его, например.

– Гоша?! – прыснула я. Более нелепого предположения и придумать сложно.

– Или кто из совета вашего. У влиятельных людей, знаешь ли, гораздо больше врагов, чем кажется на первый взгляд.

– То есть ты считаешь, что Виктор невиновен? Но Гоша сказал, что видел, как… – Я запнулась. Сказать это означало признать окончательно. Убедиться. Увериться.

– Он мог видеть кое-что. Возможно, Алмазов даже увлекся, и Юле стало плохо. Не стоит также отметать возможность, что ее смерть не связана со смертями других доноров, просто мы связали. Ее, если помнишь, в отличие от остальных, нашли далеко не в собственной кровати.

– То есть Виктор все же виновен? – озвучила я собственные мысли, которым лучше было бы остаться мыслями. Не следует играть с Егором в дружбу. Он и так знает обо мне непозволительно много, не нужно давать повод узнать еще больше. Приблизиться – одно, но сближаться по-настоящему чревато последствиями. И очередным разочарованием.

Разочаровываться я не любила.

– Я не знаю, Яна, – устало ответил он, не замечая, видимо, моих душевных терзаний. – Чем больше сведений по этому делу, тем больше вопросов.

– Что там с голландскими экспериментами? – поинтересовалась я, взяла стул и придвинула его ближе к стулу Егора, а подбородок положила ему на плечо. Так видно лучше. Он сначала напрягся, но тут же расслабился и щелкнул мышкой, открывая нужную папку. На экране возникли десятки пестрых плиток, скролл тут же уменьшился до пяти миллиметров.

Чтобы это все просмотреть, не хватит и ночи! Наисследовали они. Лучше бы за стриксами своими следили.

– Может, поедим? – мучительно попросил Егор, глядя на обилие информации на экране. – Так пахнет – сил нет терпеть!

Это он только что меня похвалил? Или просто настолько голоден, что готов съесть даже тарелку слизней?

Ноутбук был помещен на холодильник, я поставила на стол тарелки – самые приличные из тех, что вообще были на этой кухне. Столового серебра не подвезли, но, пока готовился рис, я успела несколько отмыть вилки, и теперь они выглядели почти по-человечески. Столовых ножей у Алисы не нашлось, пришлось обходиться ножами для чистки овощей, салфетки заменили бумажные полотенца, а в навесном ящике над мойкой отыскались ароматические свечи. Как раз то, что нужно, чтобы немного расслабиться и сбросить стресс.

Егор на сервировку стола реагировал странно: хмурился, молчал и пристально следил за моими перемещениями по кухне, будто так и ждал, что следующей на столе появится гремучая змея. Не удивлюсь, если меня он также считает ядовитой – не зря же так шарахается.

Когда стол, наконец, был накрыт, и я собиралась присесть на стул, Егор жестом остановил меня и сказал:

– В большой комнате в серванте есть бокалы.

Затем встал, открыл дверцу холодильника и выудил оттуда бутылку вина. Ну ничего себе, «Фраголино бьянко», именно то, что нужно для полнейшего расслабления. Правда, не очень подойдет к мясу, но я переживу. Как-никак мой любимый сорт. Интересно, Егор угадал, или это тоже отмечено в моем «личном деле»? Впрочем, какая разница?

В большую комнату я заходить не любила. Захламленная мебелью, увешанная пыльными коврами, с выставкой хрусталя в серванте – она безумно угнетала. Большие окна, раскрывшие веки-шторы, слеповато пялились на пустырь, заканчивающийся бетонным забором какого-то полузаброшенного завода. Забор щетинился колючей проволокой и заслонял широкие ржавые трубы, периодически плевавшиеся сизым дымом. Мрак.

Окна спальни и балкон на кухне выходили во двор, не особо ухоженный, но во всяком случае не такой мрачный.

В серванте собралось миллиметра три пыли, в том числе и на хрустале – Алиса явно не отличалась чистоплотностью. Я взяла два бокала, закрыла стеклянную дверцу, вернулась на кухню и отмыла их как следует. Егор тем временем откупорил вино.

Ели мы в полной тишине. Мне хотелось просто насладиться передышкой, а Егор, видимо, настолько проголодался, что уминал за обе щеки. У меня же с аппетитом были явные проблемы, потому я вымыла свою тарелку, обновила вино в бокале и поставила перед собой ноутбук. Не нужно отворачиваться от правды, это признак трусости, а я никогда не была трусихой. К тому же, Егор теперь знает обо мне непозволительно много, не мешает и мне восполнить пробелы.

Вино расслабило, пламя свечей умиротворяло. Я подтянула колени к подбородку, устраиваясь поудобнее, и нашла файл с нужным именем. Ожидаемо компромата там не нашлось. Даже как-то скучно. Единственный сын любящих родителей, отличник, спортсмен, подающий надежды экономист. Региональный менеджер крупной дистрибьюторской компании, название которой было на слуху. Скорее всего, я слышала его от Руслана.

В организацию стриксов его пытались завербовать трижды, и все три раза он упорно отказывался, предпочитая «свободную жизнь жестким рамкам». Законов не нарушал, лишнего не брал, судя по записям, за все это время сотрудничал лишь с двумя донорами, одной из которых была Алиса, а второй….

Я даже поперхнулась вином. Подняла глаза, встретилась с изучающим взглядом Егора.

– Вычитала что-то интересное? – иронично спросил он.

– Ты… женат?

– Тебя это удивляет? – усмехнулся он. – Ты сама замужем, да еще и любовник есть. Один, Яна?

– А ты не спишь с донорами, – язвительно напомнила я. – Но, наверное, эти правила не касаются твоей жены.

Егор сцепил зубы и промолчал. Кажется, я снова нарушила хрупкое перемирие. Упс…

Лучше всего в подобных ситуациях не провоцировать. Особенно, когда тебе нужно с этим человеком общаться… хм… достаточно тесно. В мои планы явно не входило злить Егора, по сути, кроме него, мне и помочь-то некому, а теперь еще выяснилось, что я – не единственная его возможность подкрепиться. Есть жена, которая, конечно, не шкаф, но учитывая обстоятельства, подвинуть ее будет сложно. В любой момент он может встать и уйти, бросив меня разгребать одну. Я просто не могу этого допустить.

Я закрыла пресловутый файл, вернулась в папку с материалами по голландским экспериментам, слезла со стула и, прихватив бокал, вышла на балкон. Нужно было проветриться и дать возможность Егору остыть, пока он не сорвался. Я всегда умела чувствовать такие моменты и удаляться раньше, чем ситуация могла измениться в нежелательную для меня сторону.

Егор, похоже, совершенно не преуспел в этой области. Скрипнула балконная дверь, на плечи мне снова лег пушистый плед, а Егор устроился рядом, положив локти на перила. Вино он прихватил с собой, чему я несказанно обрадовалась.

Отчаянно хотелось напиться.

– Все сложно, Яна, – сказал он тихо, глядя перед собой. – С моей… женой.

– С супругами всегда все непросто, – согласилась я, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально.

– Ты любила мужа?

– Забыл? Я вообще не умею этого делать – любить, – усмехнулась я.

– Не ерничай. Я серьезно.

– Нет, не любила. Руслан был мне удобен. Как и Денис. Как и все остальные – до них.

– Не все…

Я резко повернулась к нему, не в силах сдержать злости. Опять?!

– Не злись, – примирительно сказал Егор и улыбнулся как-то по-мальчишески задорно, без присущей ему хмурости. – Я не о ней. Вот Алмазов, например… Ты была с ним близка.

– Он мне жизнь спас, – напомнила я. – Дважды. Но я с ним не спала, если ты об этом.

– Почему ты все всегда опошляешь? – искренне возмутился Егор.

Я пожала плечами и промолчала, не желая больше развивать тему моих мужчин. Или женщин. Егор принял правила игры и решил сменить тему.

– Варя больна, – сказал он спокойно. – И не может больше быть моим донором.

– Мне очень жаль.

Жаль мне, конечно же, не было. Не то, что бы я не сочувствовала этой Варваре, но… я ее не знала. И считала притворством сочувствовать незнакомым людям. К тому же, ее болезнь привязывала Егора ко мне, что бесспорно радовало.

– Мы поженились из-за ее финансовых проблем с квартирой. Там сложная ситуация, не думаю, что тебе интересно…

Он прав, мне неинтересно. Вообще не пойму, зачем он это рассказывает? Ситуация все больше напоминала некую сопливую мелодраму, участвовать в которой совершенно не хотелось. Говорить о личном – тем более.

– Может, продолжим? – предложила я. – Нас там голландцы ждут.

Егор помолчал несколько секунд, вглядываясь в темноту апрельской ночи, а затем кивнул. Дело важнее сантиментов.